2. Перевалочная база

Оглавление:

2.1  – На крайнем юге.
2.2  – Горький.(про город).
2.3  – Офицерские сыновья.
2.4  – Первый прыжок.
2.5  – Дождик за окном.
2.6  – Караван.
2.7  – Офицеру НАТО.
2.8  – Белогвардейская.
2.9  – Курбаши.
2.10 – Дорога – это жизнь
2.11 – Самоволка в ад.
2.12 – Картинки чести.
2.13 – Жене Туркестанского офицера.
2.14 – Угол атаки.
2.15 – Постафганский вальсок.
2.16 – Офицерам.
2.17 – Перевалочная база.
2.18 – Эта короткая - длинная жизнь.
2.19 – Братишке.
2.20 – Краткосрочный отпуск.
2.21 – Монолог сержанта.
2.22 – 201 МСД.
2.23 – ПССный экипаж.
2.24 – Запасной.
2.25 – Экипаж.
2.26 – Звезда на погоне.
2.27 –  Собака.
2.28 – Жена-Война.


2.1  На крайнем юге.

Мы встретились с тобой на крайнем юге,
Под отблески малиновой зари,
О Волге говорим и Мише Круге,
Скучая с ним по мамам и Твери.

             Нас вела судьба с тобой злыми поворотами,
             Мы пропитаны с тобой  общими заботами,
             И сидим сейчас с тобой между пулеметами, -
             Нашими заставами и чужими ротами.
Как здорово негаданно - нежданно,
Вдали от дома встретить земляка.
Он тоже Саша, а жена Татьяна.
Жена. Наверно, вроде и пока.

             Как просто,  быстро, глубоко и сразу,
             Понять друг друга каждому из нас.
            Я злую "Перевалочную базу"
             Пою тебе за вечер пятый раз.

КАМАЗ  подкатит завтра   нам к порогу.
Григорий нас  поймет и все простит.
Вернутся каждый на свою дорогу,
Два друга Саши: врач и замполит.

              Расстались мы с тобой на крайнем юге,
              При свете новой утренней зари.
              В усладу, поболтав о Мише Круге,
              И поскучав о Танях и Твери.

             Нас вела судьба с тобой злыми поворотами,
             Мы пропитаны с тобой  общими заботами,
             Отсидели мы с тобой между пулеметами, -
             Нашими заставами и чужими ротами.

2.2  Горький.

Острый угол между Волгой и Окой
Раздвигает парапетом берега,
И склоненные над тихою водой,
Краны "Стрелки" замирают навсегда …

В памяти моей. Вереницы дней,
Имена друзей юности моей,
Зарево огней в сумраке ночей,
Эхо выпускных моих речей.

Красный Кремль, белый теплоход,
Окский мост и Кстовский поворот,
Парапет бетонных, белых плит,
Перерыва ферзевый гамбит.

Новых  лейтенантов первый строй,
Игроки "Торпедо" за игрой,
В парке Комсомола лыжный кросс,
Лестницы Чкаловской откос.

ГАЗа легендарные цеха,
Перекрест гитары и стиха,
Линда, Теша, Керженец, Уста,
Песни и ночевки у костра.

В памяти моей пелена дождей
Омывает грязь с ушедших дней.
В ней все чище, ближе и родней
Горький, - город юности моей.

2.3  Офицерские сыновья

Истоки наших дней зажаты в ДОСах.
Союз знаком нам из конца в конец.
Мы гордо отвечали при расспросах:
"Я буду офицером. Как отец".

И нахлобучив батину фуражку,
В казармах, где жаргон суров и крут.
Смотрели как армейскую упряжку
Отцы по жизни с хрипом волокут.

Мы узнавали дом из строк приказов,
Контейнер трамбовал уют квартир,
И гул прощальных дружеских наказов,
Гонял по лесу тишь армейских "дыр".

Познали с детства сборы и тревоги,
И повидали наяву и в снах,
Как танки месят траками дороги,
И бьют ракеты бреши в облаках.

Прошли года. Шинели трут нам плечи.
Все соки выжимая, словно пресс.
Мы здесь росли, и чужды нам те речи,
Где армию возносят до небес.

У двери ждет тревожная укладка,
Сирены рвут весеннюю капель.
А на коленях спит, зевая сладко,
Наследник мой, закутанный в шинель.

2.4  Первый прыжок

Мы не Икары, но сродни Икарам,
Пришли сюда в погоне за мечтой,
Мы сами так хотим, и значит вправе
Считать, как распоряжаться нам судьбой.

Пристегнут карабин, прибор проверен,
Заходит самолет на первый круг.
Пристрелочный ушел, и ты уверен,
Что парашют твой самый лучший друг.

В тени широких парашютных классов
Ты про себя проклятия шептал,
Но верил, что, не сделав в небе галсов
Ты до конца себя не испытал.

Теперь белеет люк бездонной пастью
Твой взгляд скользит по белым облакам,
Ты над землею грешною вознесся,
Назло дремучим вековым лесам.

Назло своим суровым диким предкам,
Назло спиралям мудрых хромосом...
Приказ - «Пошел". Рывок. И белоснежный,
Вдруг расцветает купол под крылом.

2.5  Дождик за окном.

За окном закапал дождик
И размазал по стеклу,
С детства милый сердцу дворик,
И меня зовут к столу.
На бутылку самогона
Под соленые грибы,
И куда-то отступает
Чувство страха и беды.

Но пока верна мне память
Не сотрутся никогда,
Эти канувшие в Лету,
Вероятно навсегда,
Моей юности шальные
Туркестанские года,
Да последней нашей фляги
Чуть соленая вода.

Уходящие на север
Полнобрюхие борты,
Омываемые Пянджем
Рубежи родной страны,
И оставивший на юных
Наших душах грязный след,
Крайне южный и кроваво-ненасытный
Наш сосед.

Посеревшие от пыли
Лица верных мне ребят,
Гладиолусов букеты
На последний наш парад.
Злые южные бураны,
Зной и Кушки Южный Крест,
И окрестные барханы
И тоска безлюдных мест.

И когда я где-то слышу
Под печальный звук струны,
Наши песни, у которых,
Я уверен, нет цены.
Я спешу на них, я знаю
Это наши пацаны.
Это значит, что одной мы
Миром мазаны войны.

2.6  Караван

Течет песок. Растет бархан.
В нем тонет саксаула куст.
Лишь хруст песчинок на зубах,
И липкий, злой, холодный страх.

Нам дан приказ, и дан маршрут.
Уют забыт и нам поют
Пески. И в мареве тоски.
Нам кровь набатом бьет в виски.

Буран в стране песчаных дюн.
Наш командир горяч и юн.
Опять бичует Регистан
«Неверных». Как велит Коран.

А караван уходит прочь,
На плечи нам садится ночь,
И ждут сегодня псы войны
Дебош кровавой кутерьмы.

Мы смерть, которая ползет
За караваном и трясет
Пустой, пока ещё сумой,
Но ей в усладу будет бой…

Покой в стране песчаных дюн,
А командир все также юн.
Мой дом сегодня соберет
Опять наш поредевший взвод.

И память залита вином,
И снова пьет казенный дом,
За тех, кто с нами не дожил,
Не дострадал, не долюбил,
                не добежал,
                не досмотрел,
                и жить хотел,
                да не успел….

2.7  Офицеру НАТО.

Деретесь вы за доллары, а мы за ордена,
И не имеем с этого от жизни ни рожна,
Нас скифо-азиатские взрастили племена,
И в дикой нашей жизни есть один резон  - война.

Империя Российская опять трещит по швам,
Вам только б кашу заварить,- расхлебывать-то нам,
Но снова будет выхлебан весь котелок. До дна.
И вновь грядут голодные и злые времена.

Мы снова будем выяснять: кто прав, кто виноват,
Мы снова будем истово орать вождю: "Виват!"
И снова мы друг дружку будем вешать и стрелять.
Как встарь. За правду-матушку. Которой не сыскать.

Мы орды диких и дурных, немножко, мужиков.
Нам дров бы больше наломать да обломать рогов.
Но супостат - хамелеон на выдумку хитер:
Прикинулся девчоночкой, и лаской нас затер.

Друг друга мы в десятках стран долбали по зубам.
И я прошел Афганистан, и ты прошел Вьетнам.
Крестил один нас Бог - Войны, и мы почти родня.
Пока что по-хорошему прошу: « Не трожь меня ».

Воюешь ты за доллары, а я за ордена.
И нам друг друга не понять, не наша в том вина.
Так повелось у нас: раз нет врага на стороне,
Друг друга начинаем бить в родной своей стране.

2.8  Белогвардейская.

Я не поэт и не певец,
Я молодец против овец,
Против молодца и сам овца.
Овал знакомого лица,
Мне снится, снится без конца,
И заповедь прощальная отца.
Мне снова снится без конца,
Святая заповедь отца,
Что бог тоскою метит подлеца.

И ты, мой юный друг- корнет,
В свои неполных двадцать лет,
А кашу заварил,- не расхлебать.
Молчи, себе не надо лгать,
Да, воевать,- так убивать,
Но так, брат, чтобы честь не заплевать.
Да, воевать,- так убивать,
Но так, чтоб честь не заплевать,
И знать, за что в атаке умирать.

Я помню гимназисток круг,
В котором ты был лучший друг,
В душе, лелея пылкие мечты.
Ступай-ка, брат, проверь посты,
Спрячь, чтоб не звякали кресты,
До красных нынче менее версты.
Спрячь, чтоб не звякали кресты,
До красных менее версты,
Мне лень писать посмертные листы.

Так наливайте, капитан,
Вон штоф стоит, а там стакан,
Не жмись, на фронте пьянство не порок,
Наш полк уносит на восток,
Как ветром сорванный листок,
Ты одинок, а мир вокруг жесток.
Как ветром сорванный листок
Ты одинок, а мир жесток,
И каждому господь послал свой срок.

2.9 Курбаши.

Здесь зовут меня курбаши
А по - русски, так я – главарь.
На руинах своей души
Я пложу нынче мразь и тварь.

Закрутила меня беда
В хороводе дурной войны,
Оставляя мне навсегда
Только песни мои и сны.

Я и вправду давно мертвец,
И смотрю из пустых глазниц,
На покорных своих овец,
Что в пыли опустились ниц.

Кабы видел меня отец –
Пристрелил бы своей рукой.
Потому, что я стал подлец.
А задуман был как герой.

Бестолково прошел я путь
От поручика до попа,
И тоска не даёт уснуть,
Честь пропита, а жизнь глупа.

Всё равно где застанет смерть,
Если умер давно душой.
И не надо псалмы мне петь,
Я безбожник – так чёрт со мной.


2.10  Дорога – это жизнь.

С приказом отныне вся жизнь наша слита,
Команда "вперед"  значит  via est vita.
Нам снова придется прощаться с тобой,
Желанной всегда и безумно родной.

Тебе уготовано верить и ждать,
На бога и случай слепой уповать.
А мне по кровавой земной суете,
Идти со щитом, чтоб не быть на щите.

Испита до дна чаша слез и тревог.
И вновь в перекрестии наших дорог -
Манящие миги чарующих встреч,
И в них твой наказ мне: себя уберечь.

Наказ есть наказ, а приказ есть приказ,
Они исключали друг друга не раз.
Давили друг друга, и будут давить.
Приказ "умереть" и желание жить.

С приказом отныне вся жизнь наша слита,
Команда "вперед" значит via est vita.
Нам снова придется прощаться с тобой,
Желанной всегда и безумно родной.

2.11  Самоволка в ад.

Маки на горах опять красны,
Только невпопад.
Портя тонкий аромат весны,
Вьется гарь утрат.
Бывший лейтенантский гарнизон,
Старые друзья.
Только беспощаден мне закон,
И к живым нельзя.
Старенькими тропками пройду
Памяти назло.
Поищу любовь, но не найду,
Значит, повезло.
Я б опять чужую не признал
Над тобою власть.
И взыграла б в ангельской душе
Дьявольская страсть.
Содрогнусь от приступа тоски
И вздохну любя.
В некрологе памятной доски
Отыщу себя.
Превращусь в незримую струю
И вернусь назад:
Слишком порицательны в раю
Самоволки в ад.

2.12  Картинки чести.

Боец, закаленный в горниле атак,
В стране, где на армию травят собак,
И ты, да, ты, толстый, в помятых штанах, -
Мне плах не сули, в зале будет аншлаг.

Нам пухом дорогу мостят тополя.
И воля - для вольных, а нам - кителя.
Как тля тихо точит меня изнутри,
Смотри, как на нас заключают пари.

И впрок не могу я сегодня учесть:
А есть ли у нас офицерская честь?
Уверен, что все вы ответите: "Есть!"
А я не уверен, и в этом я весь.

Я верой и правдой отчизне служу.
"Не надо мне ТЫкать, не я так сужу".
Межу между нами закладывал враг,
Нам крах, если в пропасть разверзнет овраг.

И штатских за что мне сегодня любить?
Скулить перед ними не буду ни в жисть.
И пить бесполезно, - не лезет уже.
Когда же успели мы стать на меже?

Всё. Я улетаю. Мне некогда ждать,-
Супруга вот-вот будет двойню рожать.
Бежать скоро кросс на зачёт в ОЗКа,
Квартиру найти, пристрелять свой АКа.

Дружка помянуть и успеть на прыжки,
Прививки всем сделать к сезону мошки.
Все краски реальны. Служу - не тужу.
Пашу на зарплату и этим дышу.

Возможно я глуп, и не то говорю.
Дарю вам помост: дайте речь главарю.
(Простите, я выйду пока, покурю),
Ведь речь, что я - мелкий армейский плебей.
Я знаю уже, он готовился к ней.

2.13  Жене туркестанского офицера.

Я не любитель громких фраз,
Меня сюда прислал приказ,
Но мир Востока, как экстаз,
В котором по уши увяз.

Я знаю: это тяжкий труд -
Создать в своей семье уют,
Когда то тут, то там снуют,
То черепаха, то верблюд.

Не надо мне твердить опять,
Что далеко отец и мать,
Не надо душу мне терзать -
Не повернуть судьбы мне вспять.

Мы воду привозную пьем,
Мы пот со лба ручьями льем,
Мы песни дикие поем,
И всем смертям назло  живем.

Пока мы юны и сильны,
И перед богом все равны,
Пока присяге мы верны
На южных рубежах страны.

Не уезжай, малыш, постой.
Ну а уедешь,- бог с тобой,
На это есть ответ простой.
В гостях ты здесь. А я здесь свой.

2.14  Угол  атаки.

Я захожу на цель. Она по курсу.
Пускай плюется ворохом помех.
Я летную давно закончил бурсу
И десять лет работал на успех.

Я - ас. Я - перехватчик. Я в полете.
Стряхнувший мишуру земных забот.
Я на свободной неземной охоте.
Я сам себе разведчик и пилот.

Я - перехватчик, и на этом деле
Я стаю съел собак, а не одну.
И стал как механизм в машинном теле,
А те, кто не успел, пошли ко дну.

Я выбираю сам углы атаки,
Мне солнца луч заглядывает в хвост.
И кратким резюме для этой драки,
Мне будет пьедестал, а ей погост.

Тропа войны извилиста и узка,
Я цель свою ракетами бодну,
Печать на реквиеме -  кнопка пуска.
Поставит навсегда и лишь одну.

Меня вдавила в кресло перегрузка,
Я вывел цель, дыханье затая...
И, не успев нажать на кнопку пуска,
Я понял то, что цель уже моя.

Я здесь живу и вам клянусь на хлебе,
Что точно знаю в жизни лишь одно:
Что счастье для меня живет на небе.
Земля мне - это просто неба дно.

2.15  Постафганский вальсок

Мне не надо гадать, я все знаю, и я не боюсь,
Что, однажды отсюда уйдя, я сюда не вернусь,
Что позарюсь на торную терну заморских дорог,
И забуду как дорог мне дома родного порог.

Только с каждым стаканом и днем все мелеет душа,
Без которой за всю свою жизнь я не дам ни гроша,
И пестреет стена идеалов заплатами дыр,
И тускнеет с годами бессмертный когда-то кумир.

И зарубки от прожитых дней паутиной морщин,
На лицо натянули соблазны, беда и года,
И когда истребляла война настоящих мужчин,
Я остался в живых. И жалею о том иногда.

И тогда я хочу оказаться опять "за рекой",
И оставив все распри и склоки родимой стране,
Вдалеке от родных мне пенат, со спокойной душой,
Вновь почувствовать нужным себя на ненужной войне

2.16  Офицерам.
(Моим друзьям офицерам... Уже погибшим, и еще живым..)

Без зазрения совести души нам рвет,
Наша злая судьба и бросает вперед,
Мы по жизни летим и на этом пути,
Вехи наших дорог не ищи, - не найти.

Нашей жизни стальная, в зазубринах нить,
Вся в углах и узлах, но нам хочется жить,
И когда звонко лопнет она, как струна,
В этом будет одна только наша вина.

И вплетается стон в мерный топот копыт,-
Значит пулей шальной, кто-то с лошади сбит.
Он убит и стоит в горле горечь потерь.
Что без слез мы и нервов, в легенды не верь.

Мы в угаре хмельном псалмы им отпоем,
Залпы почестей в небо вобьем и уйдем,
В полыхнувшем рассвете, сжигая сердца,
Но решив свое бремя нести до конца.

Лишь стремленье «Вперед» нас по свету ведет,
Щедро сея в пути наших вдов и сирот,
Отбирает друзей и уводит невест,
И над нами заносит зловещий свой крест.

2.17  Перевалочная база.

Захрапел во мне мустанг вороной,
Снова с юга потянуло войной,
И привычно закусив удила,
Моя глупость меня вдаль понесла...

Перевалочная база - " Привет!"
Не ждала меня? Конечно же, нет!
Я навеки распрощался с тобой,
Обменяв на Таню, дом и покой.

Только предали меня, как щенка,
Задрожали кровь, душа и рука,
И опять пришел брататься с тобой,
Старый волк, просясь к тебе на постой.

Пересылку вечно помню такой:
Каждый первый - то подлец, то герой,
И развозят волчью стаю борта,
В немакаровотелячьи места.

Сколько волка не корми - все одно:
Чуть по морде - и опять понесло -
Цепь зубами перегрызть и уйти,
В темный лес, калеча всех на пути.

Коромыслом дым и пьяный базар,
Марки, баксы, человечий товар,
И стаканами стучат псы войны,
За несбывшиеся мирные сны.

Перевалочная база: « Прощай!»
Коль не свидимся, ну что ж, не серчай.
Значит снова утащила война
Ветерана святоблудного сна.

2.18  Эта короткая-длинная жизнь.

Выслуга год за три. Жизнь полтора за десять.
Старенькая душа просится на покой.
Но молодая кровь тянет покуролесить,
И затевает спор старый и непростой.

Мне б жизни последний сказать урок,
Пулю забив в висок.
Кровью по белой, по скатерти брызнь...
Эта короткая - длинная жизнь.

Сколько судьбу не рой, не докопать до сути.
Стала незримой грань памяти и мечты.
Время пришло сводить с жизнью долги и счеты,
Время любовь их рвать, и разводить мосты.

Жизни сказать, что пошла не впрок,
Бросив свинец в висок.
Кровью из раны по скатерти брызнь
Эта короткая - длинная жизнь.

Сгнили столпы веры в болотной жиже
Топь бытия и не таких сосет.
Телом не смог к господу стать поближе,
Нынче душе, может - быть, повезет.

Жизни скажу, что пошла не впрок,
Пулю загнав в висок.
Болью из раны по памяти брызнь...
Эта короткая - длинная жизнь.

2.19  Братишке.

Не ищи братан, войну, не спеши,
Коль написана она на роду,
То натешится с тобой от души,
И найдет тебя тебе на беду.

Потеряет наш отец свой покой,
Жены нас устанут, мучаясь, ждать,
Мы пойдем с тобой тропой, да не той,
О которой так пеклась наша мать.

Будут предки уповать в небесах
За отсрочку приговора судьбы,
Не простят нас не Христос, не Аллах,
За бои, победы, беды, гробы.

Посмотри на строгий вырез морщин,
И огонь всегда прищуренных глаз,
Да на руки, что порой без причин,
Выставляют свою дурь напоказ.

По ночам опять иду на Кабул,
Только снам таким давно уж не рад,
В тех краях не по годам стал сутул,
Я под тяжестью грехов и наград.

Не ищи братан, войну, не спеши,
Коль написана она на роду,
То натешится с тобой от души,
И найдет тебя тебе на беду.

2.20  Краткосрочный отпуск.

Я устал и отдыхаю в первоклассном кабаке,
Деньги потихоньку тают, - скоро буду налегке.
Косо смотрит вышибала, если пью я стоя.
Не замай меня, браток, - я вчера из боя.

В скучной суете столичной пью "Наполеон",
А позавчера, на тризне, пили самогон.
День сегодня пограничной полосой прибоя,
Между миром и войной, - я вчера из боя.

Будет завтра, будут встречи, слезы и друзья,
Жаль ее обнять за плечи больше чем нельзя,
Восвояси все вернется, и финал простой,
Послезавтра, как ведется, улечу я в бой.

2.21  Монолог сержанта

Прости сынок, но надо быть скромней.
Здесь каждый долг оплачивают сразу,
Здесь нет любви отцов и матерей,
И наглость не прощают здесь ни разу.

Запомни этот миг и эту боль,
Терпеть изволь, - здесь вас готовят драться,
И знать, что шанс из тысячи - не ноль,
И ад, пройдя, на базу возвращаться.

Растаять, словно дым, в отрогах гор,
И покорять скалистые вершины,
И знать о том, что смерть для нас - позор,
И золотой для нас нет середины.

Когда в тени полста, идти вперед,
Тащить друзей, которым не до жиру,
Жару глотать, и воду из болот,
И верить, словно Богу, командиру.

Ты должен жить, мой маленький ниндзя,
И чтить скупые строки из приказа,
Как чтят однополчане и друзья, -
Ребята из Чирчикского спецназа.

2.22  201 МСД.

Мы - производные войны,
Мы виноваты без вины,
Здесь мастера заплечных дел
Творят кровавый беспредел.
И нас прислали, чтоб опять,
Таких нежадно истреблять,
Тебе их резать, мне их шить,
Не знать, как дальше жить, но жить.
И пить, пока не проберет,
Парить незримый свой полет,
Над жарким маревом страны,
Погрязшей в месиве войны.
И сны лепить из небылиц,
И падать перед Богом ниц,
И лиц выстраивать парад,
В ночи на много лет назад.
Я рад себе, что не злодей,
Вовлекший мир в борьбу идей,
Где старых южных егерей
Прислали на отстрел людей.

2.23  ПССный экипаж.

Проклятая работа, под брюхом вертолета,
Сидеть и ждать, что снова где-нибудь.
В горах зажата рота, там умирает кто-то,
И без врачей их к жизни не вернуть.

А мимо нас спецназ уходит в ночь,
И мы привычно вскидываем руки.
Храни вас Бог. Мы рады вам помочь.
В злых катаклизмах нашей воинской науки.

В предгорьях Гиндукуша война нам крошит души
И жизнь штрихует в черно-белый цвет.
И нет мечты дороже, навязчивей и строже,
Чем встретить тех, которых больше нет.

В Баграме и в Кундузе мечтаем о Союзе,
Считаем годы, месяцы, часы.
Чтоб приласкать губами, шлифованный ветрами,
Бетон родной Тузельской полосы.

Ну а пока спецназ опять уходит в ночь,
И мы привычно вскидываем руки.
Храни вас Бог. Мы рады вам помочь.
В злых катаклизмах нашей воинской науки.

В предгорьях Гиндукуша война нам крошит души
И жизнь штрихует в черно-белый цвет.
И нет мечты дороже, навязчивей и строже,
Чем встретить тех, которых больше нет.

2.24  Запасной.

Я ухожу на запасной аэродром.
Меня на базу не берут по полосе.
И так всегда когда в родной стремишься дом,
Чужой встает во всей своей красе.

Меня болтало в грозах и в ветрах.
В регламентах все выбиты плюсы.
Работал я на совесть и на страх,
Вдали от кроков милой полосы.

Теперь винты молотят вразнобой,
И баки все почти уже пусты.
Но надо быть. И быть самим собой.
Швырнув за борт полетные листы.

Я небеса турбинами крошу,
Стараясь одолеть тоски заразу.
Метаюсь в координатах и ищу
Свою несуществующую базу.

2.25  Экипаж.

Двести на два. Косматая мокрая хмарь
Тянет руки дождей до земли.
И арыки текут, словно мутный янтарь
От прибитой дождями пыли.

За бортом бьет в кромешную тьму полигон.
По горам ярко-красными нитями трасс.
Самолет наш спешит свой занять эшелон,
И уходит на юг, выполняя приказ.

Замелькают внизу Ашхабад и Мары,
Кокайты, Ак-тепе, Андижан.
За рекой, подпирающий брюхо страны,
Наш родной и враждебный  Афган.

Череду этих горно-пустынных полос,
В авиации пляжем зовут.
Как ответ на романтиков вечный вопрос
Наш тяжелый, обыденный труд.

Экипаж – это сжатый до боли кулак,
Кровью писан нам каждый закон
И канон безопасности ведает нам
Не носить на комбезах погон.

2.26  Звезда на погоне.

Соберу друзей за большим столом,
Песней напою, напою вином,
Отдавая дань службе и годам,
Охать перестань,- нас судить не нам.

На погон упала еще звезда.
Снова переезды и поезда.
Братцы во Христе, и полковой упряжке,
Дружно прокричат мне: «Долгие лета!»

О тостах заботиться нет причин.
Выпьем по стакану за нас, мужчин,
Выпьем за подруг, и за третий тост,
Про военно-бренный родной погост.

На погон упала еще звезда.
Снова переезды и поезда.
Братцы во Христе, и полковой упряжке,
Дружно прокричат мне: «Долгие лета!»

Долгие лета! Долгие лета!
На погон упала еще звезда.
Братцы во Христе, и полковой упряжке,
Дружно прокричат мне: «Долгие лета!»

2.27  Собака.

Пьяный ночной плагиат  на песню  про  Ил – 18 и рыжую собаку.
 (Для Ресси и Юстаса.)

Конец восьмидесятых. ТуркВО.  Аэродром.
Восьмерки боевые уходят на подъем.
Торчит в иллюминаторе овчарки голова.
Работа для собаки - не праздные слова...

Всегда ей в радость на спине сынишку потаскать,
Разнюхать мины, и горах пропавших отыскать.
А человекам невдомек, что радом не спеша.
Идет у ног широкая собачая душа.

Откуда есть, Бог знает,  что, в её собачьем теле.
Откуда знать она могла, что я уже в прицеле.
Когда в прыжке меня с тропы за камень убирала,
И девять грамм моих себе в лопатку принимала...

Я никогда не попаду в то горное ущелье.
И никогда не попрошу у псины той прощенья.
Меня по серпантину к врачам тащил КАМАЗ.
А псину у развилки, закапывал спецназ.

По ходу дела снайпера ребята отстреляли.
В распадке, у больших камней, собаку закопали,
Но перед тем как уходить туда, где их не ждут,
Над псиной тихо щелкнули спецназовский салют.

Прошли года,  и у ноги опять идет овчарка,
А он быстрей, чем пистолет, когда в делах «запарка».
И хвост его как вертолёт, когда шнурую берцы...
Понять хочу, но не могу его СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ !

Когда мы наливаем с друзьями третий тост,
Мне, иногда мерещится овчарки той погост.
Я помянуть хочу и тех, чья служба не видна…
Служебная собака. Реальная война.



2.28   Жена-Война.

Мужики созданы в том числе для войны, а война- это баба паскудная
Обвенчала она на себе пацана и накрылась судьба его юная.
Что война, что тюрьма выпивают до дна, чашу дней нам судьбой отведённую.
Утащила война за собой пацана в свою хату сурово-бездонную.

Суженый, осуженный, взрывами контуженный.
О жене своей Войне, думами загруженный.
Свято верит парень что, в день какой не ведаю,
Но жену мою Войну нарекут Победою.

Мужики созданы в том числе для семьи, а семья, - это штука серьёзная.
В вечных контрах по жизни семья и война, но вторая, та более злостная.
И тюрьма за спиной вроде жестью была, только воля здесь больше жестокая…
Вперед, сзади, слева и справа война, и какая-то жизнь однобокая.

Суженый, осуженный, взрывами контуженный
О жене своей войне, думами загруженный.
Свято верит парень что, в день какой не ведаю,
Но жену мою Войну нарекут Победою.

Мужики созданы в том числе для страны, а страна, - это штука сакральная,
У страны нашей тоже бывает судьба, и судьба орбитально-спиральная.
Для неё мужики лишь сыны и отцы и статистика эта печальная.
Век за веком волной набегает война и она каждый раз эпохальная…

Суженый, осуженный, пару раз контуженный
О жене своей войне, думами загруженный.
Свято верит парень что, в день какой не ведаю,
Но жену мою Войну нарекут Победою.