Роберт Сервис - Как МакФерсон заставил себя слушат

РОБЕРТ СЕРВИС
(1874 – 1958)

Из сборника «Bar-Room Ballads» (1940)

THE BALLAD OF HOW MACPHERSON HELD THE FLOOR
БАЛЛАДА О ТОМ, КАК МАКФЕРСОН ЗАСТАВИЛ СЕБЯ СЛУШАТЬ

Рек президент МакКонахи: «МакКолл, подумай сам,
На День Святого Эндрю волынщик нужен нам.
От скрипа саксофона меня всего трясет,
Меня тошнит от джаза, такой вот поворот».
«Увы, — МакКолл промолвил. — Но нынче молодым
Лишь подавай фокстроты, страспей не нужен им.
Нам нужен парень в килте, пропитанном росой
Шотландских гор, что знает волынки старой строй.
На Севере, в Клондайке, я слышал, есть один —
Джок МакФерсон, живет он средь сумрачных долин
У Боулдера-Крика, горняк простой вполне.
Играет на волынке он ночью при луне.
Его найду я точно, и в следующий раз
На День Святого Эндрю порадует он нас».

На День Святого Эндрю большой накрыли стол,
И самым развеселым был казначей МакКолл.
Когда джаз-банда Мэлони играла новый хит,
Он произнес с улыбкой: «Ваш шлягер будет бит».
И, опрокинув рюмочку, он весело взирал,
На молодых танцующих… Как только час настал —
В харчевню «Самородок» он двинулся тогда,
Где горец одинокий «светился» как звезда —
В тартане, волосатый… Сидел он в кабаке
С волынкой на коленях и с вискарем в руке.

«Мой друг, бокал свой допивай, — МакКолл ему сказал. —
Пришла пора тебе сыграть,  тебя ждет полный зал.
А ну-ка, парень, соберись. Пол-литра виски враз
Поможет вспомнить, не боись, все песни — в добрый час!
Пускай мелодии просты — играть не прекращай.
И помни, что шотландец ты, не опозорь свой край.
Хоть будут все шуметь вокруг, просить, чтоб замолчал —
Заставь, чтоб слушали тебя. Я, вроде, все сказал».

Танцоры ужинать пошли. Хватало всем питья.
Как вдруг МакКонахи изрек: «Мой Бог, что слышу я?
То звук волынки у ворот, он ближе и звончей!»
«О, это МакФерсон идет!» — воскликнул казначей.
«А мы не знали, — чей-то глас раздался за едой, —
Что есть на Севере у нас волынщик, парень свой!»
И зажужжала молодежь, как пчелы на лугу.
Тут показался МакФерсон с волынкой на боку.
Почти два метра роста, был с острова он Скай, —
Триумф в усах, вискарь в глазах, внушительный бугай.

У парня с гор был гордый взор; он взглядом всех обвёл.
«Ну, разве он не Рори Мор?» — рек казначей МакКолл.
Наш президент МакКонахи пылал как маков цвет,
И с ним пылал от радости Шотландский комитет.
Но были озадачены танцоры за столом,
На пищу налегая и чмокая притом.
Вдруг кто-то между кофе и тортом произнёс:
«Надолго ль здесь волынщик волынит? — Вот вопрос».
Но все, отведав выпечки, набив едой живот,
Смотрели на волынщика из северных широт.

Играл волынщик МакФерсон. Имел он гордый вид.
Его качался спорран и развивался килт.
И президент МакКонахи вовсю скакал блохой,
И был восторг в диаспоре шотландской день-деньской.
 «Он просто саксофоны затмил игрой своей,
Затмил волшебной музыкой», — воскликнул казначей.
Но в стороне танцовщики устроили совет.
И волновался Мэлони и с ним его квартет.
Однако сам волынщик играл с «душою в рай»,
Припомнив МакКриммона с холмов отрога Скай.

Но музыканты Мэлони все были на местах,
И было удивление у Мэлони в глазах.
Он был уверен: музыки и впрямь прекрасней нет,
Решая взять волынщика в свой модный джаз-квартет.
Но строили гримасы танцоры у стены,
Они бурчали громко, смятения полны:
«Конечно, эта музыка прекраснее всего,
Но мы по горло сыты дудением его».
«Воистину проблема, — в ответ МакКолл сказал. —
Но в День Святого Эндрю волынщик правит бал».
МакКонахи продолжил: «Нам есть чего сказать.
Традиции священны, их нужно соблюдать.
Но скоро он устанет. Терпенье мой совет». —
«Все правильно», — промолвил Шотландский комитет.

Играл вовсю волынщик, а время все текло.
И в зале раздраженье по-прежнему росло.
И вдруг танцоры в ярости, кляня весь белый свет,
Призвали громко Мэлони и весь его квартет:
«Мы слишком долго ждали. Сыграй-ка, Майк, нам блюз».
Джазмен заколебался, но все ж вошел во вкус.
И фортепьяно, банджо, гитара, саксофон
Вступили в спор с волынкой, создав ужасный фон,
Что женщины оглохли, — но под гербом своим
В победу верил МакФерсон и был невозмутим.
Тут парочка танцоров приблизилась к нему,
Но МакФерсон отбросил их, как крыс, по одному.
Врата раскрылись гнева, — так славный музыкант
Себя заставил слушать, свой проявив талант.

Расхаживал, как прежде, он с гордой головой.
Глаза его сверкали, в них отражался бой.
Он был все тем же горцем, так что в один момент
К нему примкнули разом МакКолл и президент.
И тут же, негодуя и гневаясь в ответ,
Вступился за волынщика Шотландский комитет.
И, крепко стиснув зубы, сомкнув свои ряды,
Они всем показали, что будет вам кранты,
И тут же стали драться и стали всех швырять,
Но МакФерсон по ходу не прекращал играть.

Увы! Лихих поклонников набралось меньшинство,
И стали добиваться танцоры своего.
МакКонахи лишь встрянул, как тут же пал на пол,
И об него споткнулся наш казначей МакКолл.
Противники орали, сжимая кулаки.
Казалось, что берут вверх волынщика враги.
Он средь них, красноносых, вздымался, как скала,
И заставлял всех слушать, — такие, брат, дела.

Взирал на драку Мэлони, безмолвно, с хмурым лбом,
Пока квартет ирландский стоял особняком.
Конечно, парень злился и весь душой страдал,
Поскольку сам не дрался, а только наблюдал.
Вдруг он поднялся резко и рявкнул, как в набат:
«Нельзя смотреть, как терпит такое кельт-собрат!
Поможем музыканту, он наш, артист, родной!»
И вся команда Мэлони ступила смело в бой.

Был День Святого Эндрю — но люди разных стран
Собрались джаз послушать, устроив балаган.
Там были кто кричали «Йа! Йа!» и кто — «Так! Так!»
Латинос и голландец, швейцарец  и поляк.
Вся сборная солянка, какая может быть,
Ирландцам и шотландцам сумела уступить.
Хоть их ряды редели, и свежим был горох,
Победно взмыл Трилистник и с ним Чертополох.

Вы б зрели поле битвы в рассветной тишине,
И посреди Джок МакФерсон, как чайка на волне.
Хоть все в итоге пали, он озирал весь край,
Как будто бы стоял он на горной круче Скай.
Стоял он с мрачным видом, с высокой головой,
Хоть лёгкие устали и был бутыль пустой.
«Скажи, когда закончишь ты, наконец, играть», —
Спросил его противник, что продолжал лежать.
«Я только начал», — молвил ему в ответ герой.
Так МакФерсон заставил всех слушать танец свой.

И до сих пор в Клондайке, где пики вниз глядят,
О доблестном волынщике с восторгом говорят.
Как он явился в килте с волынкою в руках,
И как не умолкал он, где бились в пух и прах.
Об этой потасовке до утренней зари
Рассказывать вам будут с остротами хмыри, —
Как бушевала битва и развлекалась рать,
А доблестный волынщик не прекращал играть.
И у костра походного расскажут вам легко,
Как МакФерсон заставил, чтоб слушали его.
--

The Ballad Of How Macpherson Held The Floor

Said President MacConnachie to Treasurer MacCall:
"We ought to have a piper for our next Saint Andrew's Ball.
Yon squakin' saxophone gives me the syncopated gripes.
I'm sick of jazz, I want to hear the skirling of the pipes."
"Alas! it's true," said Tam MacCall. "The young folk of to-day
Are fox-trot mad and dinna ken a reel from Strathspey.
Now, what we want's a kiltie lad, primed up wi' mountain dew,
To strut the floor at supper time, and play a lilt or two.
In all the North there's only one; of him I've heard them speak:
His name is Jock MacPherson, and he lives on Boulder Creek;
An old-time hard-rock miner, and a wild and wastrel loon,
Who spends his nights in glory, playing pibrochs to the moon.
I'll seek him out; beyond a doubt on next Saint Andrew's night
We'll proudly hear the pipes to cheer and charm our appetite.

Oh lads were neat and lassies sweet who graced Saint Andrew's Ball;
But there was none so full of fun as Treasurer MacCall.
And as Maloney's rag-time bank struck up the newest hit,
He smiled a smile behind his hand, and chuckled: "Wait a bit."
And so with many a Celtic snort, with malice in his eye,
He watched the merry crowd cavort, till supper time drew nigh.
Then gleefully he seemed to steal, and sought the Nugget Bar,
Wherein there sat a tartaned chiel, as lonely as a star;
A huge and hairy Highlandman as hearty as a breeze,
A glass of whisky in his hand, his bag-pipes on his knees.
"Drink down your doch and doris, Jock," cried Treasurer MacCall;
"The time is ripe to up and pipe; they wait you in the hall.
Gird up your loins and grit your teeth, and here's a pint of hooch
To mind you of your native heath - jist pit it in your pooch.
Play on and on for all you're worth; you'll shame us if you stop.
Remember you're of Scottish birth - keep piping till you drop.
Aye, though a bunch of Willie boys should bluster and implore,
For the glory of the Highlands, lad, you've got to hold the floor."
The dancers were at supper, and the tables groaned with cheer,
When President MacConnachie exclaimed: "What do I hear?
Methinks it's like a chanter, and its coming from the hall."
"It's Jock MacPherson tuning up," cried Treasurer MacCall.
So up they jumped with shouts of glee, and gaily hurried forth.
Said they: "We never thought to see a piper in the North."
Aye, all the lads and lassies braw went buzzing out like bees,
And Jock MacPherson there they saw, with red and rugged knees.
Full six foot four he strode the floor, a grizzled son of Skye,
With glory in his whiskers and with whisky in his eye.
With skelping stride and Scottish pride he towered above them all:
"And is he no' a bonny sight?" said Treasurer MacCall.
While President MacConnachie was fairly daft with glee,
And there was jubilation in the Scottish Commy-tee.
But the dancers seemed uncertain, and they signified their doubt,
By dashing back to eat as fast as they had darted out.
And someone raised the question 'twixt the coffee and the cakes:
"Does the Piper walk to get away from all the noise he makes?"
Then reinforced with fancy food they slowly trickled forth,
And watching in patronizing mood the Piper of the North.

Proud, proud was Jock MacPherson, as he made his bag-pipes skirl,
And he set his sporran swinging, and he gave his kilts a whirl.
And President MacConnachie was jumping like a flea,
And there was joy and rapture in the Scottish Commy-tee.
"Jist let them have their saxophones wi' constipated squall;
We're having Heaven's music now," said Treasurer MacCall.
But the dancers waxed impatient, and they rather seemed to fret
For Maloney and the jazz of his Hibernian Quartette.
Yet little recked the Piper, as he swung with head on high,
Lamenting with MacCrimmon on the heather hills of Skye.
With Highland passion in his heart he held the centre floor;
Aye, Jock MacPherson played as he had never played before.

Maloney's Irish melodists were sitting in their place,
And as Maloney waited, there was wonder in his face.
'Twas sure the gorgeous music - Golly! wouldn't it be grand
If he could get MacPherson as a member of his band?
But the dancers moped and mumbled, as around the room they sat:
"We paid to dance," they grumbled; "But we cannot dance to that.
Of course we're not denying that it's really splendid stuff;
But it's mighty satisfying - don't you think we've had enough?"
"You've raised a pretty problem," answered Treasurer MacCall;
"For on Saint Andrew's Night, ye ken, the Piper rules the Ball."
Said President MacConnachie: "You've said a solemn thing.
Tradition holds him sacred, and he's got to have his fling.
But soon, no doubt, he'll weary out. Have patience; bide a wee."
"That's right. Respect the Piper," said the Scottish Commy-tee.

And so MacPherson stalked the floor, and fast the moments flew,
Till half an hour went past, as irritation grew and grew.
Then the dancers held a council, and with faces fiercely set,
They hailed Maloney, heading his Hibernian Quartette:
"It's long enough, we've waited. Come on, Mike, play up the Blues."
And Maloney hesitated, but he didn't dare refuse.
So banjo and piano, and guitar and saxophone
Contended with the shrilling of the chanter and the drone;
And the women's ears were muffled, so infernal was the din,
But MacPherson was unruffled, for he knew that he would win.
Then two bright boys jazzed round him, and they sought to play the clown,
But MacPherson jolted sideways, and the Sassenachs went down.
And as if it was a signal, with a wild and angry roar,
The gates of wrath were riven - yet MacPherson held the floor.

Aye, amid the rising tumult, still he strode with head on high,
With ribbands gaily streaming, yet with battle in his eye.
Amid the storm that gathered, still he stalked with Highland pride,
While President and Treasurer sprang bravely to his side.
And with ire and indignation that was glorious to see,
Around him in a body ringed the Scottish Commy-tee.
Their teeth were clenched with fury; their eyes with anger blazed:
"Ye manna touch the Piper," was the slogan that they raised.
Then blows were struck, and men went down; yet 'mid the rising fray
MacPherson towered in triumph -  and  he never ceased to play.

Alas! his faithful followers were but a gallant few,
And faced defeat, although they fought with all the skill they knew.
For President MacConnachie was seen to slip and fall,
And o'er his prostrate body stumbled Treasurer MacCall.
And as their foes with triumph roared, and leagured them about,
It looked as if their little band would soon be counted out.
For eyes were black and noses red, yet on that field of gore,
As resolute as Highland rock - MacPherson held the floor.

Maloney watched the battle, and his brows were bleakly set,
While with him paused and panted his Hibernian Quartette.
For sure it is an evil spite, and breaking to the heart,
For Irishman to watch a fight and not be taking part.
Then suddenly on high he soared, and tightened up his belt:
"And shall we see them crush," he roared, "a brother and a Celt?
A fellow artiste needs our aid. Come on, boys, take a hand."
Then down into the m;l;e dashed Maloney and his band.

Now though it was Saint Andrew's Ball, yet men of every race,
That bow before the Great God Jazz were gathered in that place.
Yea, there were those who grunt: "Ya! Ya!" and those who squeak: "We! We!"
Likewise Dutch, Dago, Swede and Finn, Polack and Portugee.
Yet like ripe grain before the gale that national hotch-potch
Went down before the fury of the Irish and the Scotch.
Aye, though they closed their gaping ranks and rallied to the fray,
To the Shamrock and the Thistle went the glory of the day.

You should have seen the carnage in the drooling light of dawn,
Yet 'mid the scene of slaughter Jock MacPherson playing on.
Though all lay low about him, yet he held his head on high,
And piped as if he stood upon the caller crags of Skye.
His face was grim as granite, and no favour did he ask,
Though weary were his mighty lungs and empty was his flask.
And when a fallen foe wailed out: "Say! when will you have done?"
MacPherson grinned and answered: "Hoots! She's only ha'f begun."
Aye, though his hands were bloody, and his knees were gay with gore,
A Grampian of Highland pride - MacPherson held the floor.

And still in Yukon valleys where the silent peaks look down,
They tell of how the Piper was invited up to town,
And he went in kilted glory, and he piped before them all,
But wouldn't stop his piping till he busted up the Ball.
Of that Homeric scrap they speak, and how the fight went on,
With sally and with rally till the breaking of the dawn.
And how the Piper towered like a rock amid the fray,
And the battle surged about him, but he never ceased to play.
Aye, by the lonely camp-fires, still they tell the story o'er-
How the Sassenach was vanquished and - MacPherson held the floor.
==