Мне нравились оскалы чёрных лун...

Мне нравились оскалы чёрных лун.
Молчал, глядел в туманное окно…
И прорезался постепенно слух, выносливость удваивалась ног. Я избегал открытого огня, боясь, что пламя спалит волчью шерсть. Мне истинно казалось, что броня – до дыр сквозных проржавленная жесть.
Такую силу боги не дают, она опасна даже им самим. Что говорить про сельский бедный люд? Ведь он и так легендами томим, боязнью древней, как соседний лес. Не зря в него так хочется сбежать – в чащобу самую, в болото влез, готовясь к серии кровавых жатв. Я чувствую, во мне звереет зло от ночи к ночи. Потеряв контроль над тем, как жутко изменилась плоть, вживаюсь до конца в чужую роль: сначала чувствую внутри тоску, затем я чую кровь за десять миль. Лоснится шкура волос к волоску, себя не помню – то аффекта миг. Из пасти льётся чёрная слюна, зрачки мерцают, разрывая тьму. Мне нипочем церковная стена, ручьёв холодных глиняная муть. Всё нарастает рокот под ребром. Себя сдержать – да есть ли в этом смысл? Я без добычи не уйду добром, и что с того, что мне грехов не смыть? Последний шаг, прыжок за темноту.
Смеётся дьявол, дико веселясь. Вот он пришёл за мной: сквозь раму – стук. Конечно, не молитвой исцелять…
Мне нравились оскалы чёрных лун, но если б мог, то всё б остановил. Лежу без сил на крашеном полу. Луна купается в расплёсканной крови.