Белый генерал

  Я рисовал твои портреты, запечатляя образ твой, от ревности ломал мольберты!, в ночи', с нетрезвой головой и сколько мне ещё осталось?!, разлуки не снесу с тобой!, от жизни той осталась малость!, и тяжелее, что живой...  Давно страдаю безвозмездно, давно обыденно не сплю!, и всё отдал бы лишь за место, тебя где встречу, наяву! На том краю чужого света я не надеюсь встречи с ней, корю себя за то, что где-то!,  осталась память, лучших дней! Всё сложно, всё так очень сложно!, есть объяснение всему, на сердце тошно и тревожно и голова буд-то в дыму'. Раскаяний не будет хлипких, я за Отечество служил!, и лозунгов никчёмных, пылких!, солдатам ложно - не трубил! 
И снова я тебя рисую, и вижу вновь твоё лицо, я так люблю тебя такую!, и может, свидимся ещё...
   Позорно, белым офицером искать убежище во мгле, запомнив командиром смелым, солдаты, что лежат в земле. Нам всем тогда досталось слишком, разбит последний эскадрон, что уводил поручик Тиш'вун и тот, был тоже обречён...  И пряча ценное в наградах и ярких, золотых погон, что так сверкали на парадах, где развернулся полигон.

   ... Россия захлебнётся в кро'ви!, вопрос лишь времени возник и дело ведь совсем не в троне!, а кто за ним всегда стоит... 
 
     О, Боже! Дай ума России! Обереги и сохрани!  И помогите все святые! И кара свыше - не сзайди! Мы не смогли сберечь каноны, мы обезглавились толпой, затянуты краснея своды, навязан людям строй иной. Россия!, ты опять пропала!, порушены церквей кресты!, судьбы страдальной ожидала в разгаре будущей войны.
В стране чужбинной прозябая, где свет к полудню в окна бьёт, жару и пекло в дом впуская, тревогу мыслям принесёт. Остались в недалёком прошлом Отчизны скорбные часы, пройдут и годы расставаний, судьбе никчёмной, вопреки. Трущёбы вдоль безликих улиц и закоулков пыльных стен, прохожены страдальцем беглым, обременённым в долгий плен. Возня от грязных беспризорных у выгребных, помойных ям отыщет толпами подобных, что стерегут скупой бедлам. Под крик протяжный из мечети заголосил опять мулла, голодные до-рвоты дети просили подань, как всегда. И ничего не поменялось и даже не произойдёт, с тоски предельно сердце сжалось и ще'мит душу, дико рвёт! Колчаковский, добротный китель за год посёкся, потускнел, не приняла' его обитель, с жары настойчивой подсел. Но форма до конца со мною!, пусть лоск утрачен от нужды, она останется святою!, и не допустит кабалы!
Найти себя с каким-то делом не дал далёкий Туркистан, восполнил брошенным уделом холодный, наградной наган. Вот здесь, в убогой комнатёнке, свой долг последний и отдал, застыл в промятой, грязной койке, забытый, белый генерал.