закулисье

кто-то ждет, что в лучшем завтра будет так же, как вчера.
кто-то любит неба запах, солнце цвета янтаря,
кто-то жаждет дождь в пустыне, явь проклятья миражей...
кто-то любит присно, ныне лики святости вождей.
и напрасны слом эпохи, душ крушенья, близость тьмы -
видно, пьют запоем боги спирт разбавленной зимы.
никаких забот на небе, звезд веселый хоровод,
белый конь и черный лебедь, за закатом вновь восход.
и неважно, что народец, грешным делом занятой,
землю слив в войны колодец, стал одной большой толпой,
в ожиданьи манны чуда избавленья от грехов,
каждый первый здесь иуда. жаль, не будет лишь волхвов.

закулисье этой драмы так же свято и черно,
не в чести у черта дамы, только карты и вино,
и распутица столетий, и забвение церквей.
сыплет ангел междометья божьей праведностью стрел -
все "увы" и "ах", и "ну их" в гул безверменья слились...
тайных слов весы качнулись в территорию кулис.
***
звезды далекой вечная печаль
паденьем снега землю освятила.
и будто неба мне немного жаль,
и будто сны все ж голову вскружили.
широким жестом радует зима -
мороз, луна, заснеженность аллеек.
на грани смерти серые дома,
за гранью тьмы безжизненность скамеек.
в пустыне парка так белым бело,
что можно ждать пришествия Христово.
паденьем снега душу замело,
и за душой ни духа, ни святого,
а только свет далеких странных звезд.
и отраженья города ночного.
здесь херувим не вьет надеждой гнезд,
здесь все по взрослому. последним было слово.
и тополя под слоем перьев птиц,
вот тех, ночных, что больше, чем начало,
кивали ветками распушенных ресниц
навстречу мне, распущенно устало.
калейдоскоп грядущих выходных
вращал меня по парковой спирали -
слепого дервиша в стране глухонемых.
паденьем снега звезды умирали.
***
на эшафот не ходят в ногу строем,
скользящим взглядом радуя толпу.
будь ты хоть трижды проклятым героем,
не погасить ни пламя, ни луну.
идешь одна по струпьям ржавых досок,
наверно пьян был старый дровосек.
вокруг бал шлюх и пьянство недоносков,
твои глаза, мишенями для всех,
законопатил беглый каторжанин,
когда в наперстки душу проиграл.
сейчас палач, наверное сусанин,
уводит в ночь, подняв на пьедестал
твои мечты о будущем без горя,
без песнопений воем на звезду.
ты с палачом могла б еще поспорить,
ну а с толпой...
и боги не поймут.
взошла.
одна.
за край огня и лилий,
за горизонт очерченных судеб.
и тишина, прибежищем идиллий,
и небеса, знаменье вешних скреп,
тебя пленили холодом пожарищ,
прорвавши плоть свечением ночИ...
и даже черт сегодня не товарищ,
и даже ангел.
сколько не кричи.
***
луны и снега приторный коктейль
лечил мой дух, расстраивая тело.
нагих деревьев замерший бордель
ласкал вновь взгляд...
таинственным ли,
белым?
и шум ветров холодною волной,
вспоров желаний жгучую нирвану,
вел сквозь метели вслед за снежной той,
что снам сшивает звездным светом  раны.
и легкий хмель морозной ностальжи,
перемежаясь тяжестью похмелья,
лепил снегами лета миражи,
закатный джаз, рассветное веселье...
я слышал сакс. и, дробью, барабан,
и медных труб прощальное стаккато.
коктейлем ночи был безумно пьян,
уснув в гостях у зимнего заката.
я не услышал звон колоколов.
лишь белый шум очнувшихся деревьев
заполнив память бликами костров,
сгорел звездою, павшею мгновеньем.
и так всю ночь. лишь шум. и снег. и сакс.
и лютый зверь январской непогоды...
зима по телу сотней страстных ласк
уводит в сны.
сквозь неба льды ли...
своды.