Вертер!

Мой дорогой Вертер,
На твои письма нашлись ответы,
И эти ответы – смерть.
Я слушал твои секреты
И в тайне писал сонеты —
Признанием стала плеть.
 
Я также распахивал душу,
Как окна в весеннюю даль.
Чтоб вывернуть чувства наружу,
Признаться вовсю, что не трушу,
Нам свыше дана печаль.
 
Я с миром пытался бороться,
Но так и не смог с собой:
Во мне погибало с мучением солнце,
Оно задыхается, громко смеется,
Оно обретает покой.
 
О да! Слабовольный! Негоже!
Ты разум убил красотой!
Но ты ведь не знаешь, прохожий,
Что лезет любовь через кожу,
Рассорив тебя с головой.
 
Задорен был в теплую пору,
Возвышен, когда таял лёд.
Ты мог покорить высочайшую гору,
Для Лотты подставить плечо, дать опору,
Но оттепель вскоре пройдет.
 
С мечтой начинается лето,
С касанья желанной руки.
И вздрогнет в душе живописца-поэта
То сердце, залитое призрачным светом,
В котором не сыщешь тоски.
 
Не сыщешь ты в нем больше гордость,
Она потеряла в нем власть.
В любви признают торжество и покорность,
В любви порицают страдание, твердость,
В ней можно тонуть и пропасть.
 
Но ждет наказание судей,
Коль с липы падет листва.
И ныть что-то там, в груди, будет,
И кровь закипает в сосуде,
И в яд превратится она.
 
О Вертер, не справиться с чувством,
Оно увлекает на дно.
Теперь не помогут пилюли, искусство,
Когда на душе безобразно и пусто.
Погибнуть тебе суждено.
 
Погибнуть душой или телом,
Но мгла настигает всегда.
И Бога ли, дьявола ли это дело -
Гадают повсюду весьма неумело,
Решая беда-не беда.
 
Ведь проблеск надежды однажды
Меняет житейскую суть.
И то, что казалось для Лотты неважным,
В секунду меняется стоном протяжным,
И силы нет больше вздохнуть.
 
О Юность, прекрасное время,
Но справиться нет наших сил.
Ведь сердце – не орган, а тяжкое бремя,
Его рвут на части, как дикое племя,
Когда ты кому-то не мил.
 
О Юность, играться не место
На струнах израненных тел.
От шрамов на них очень больно и тесно,
И как пережить – никому неизвестно.
Страдания – юных удел.