приталю я талию-

Приталю я талию и выйду в Италии,
с порога отеля пошлю Риму я привет.
Где, небо расцвечено цветом азалии
и на долю Падуи баталии нет...

И в каком-то пьянящем хмель-ю бреду,
по солнечным улицам я Рима пройду.
Пройдусь до края вселенной карниза,
где на женский каприз нету сюрприза.

И на фимиамы Гераней дурманящий хмель,
по соцветью Гортензий
            сойду на прибрежную мель.
Где шепчутся волны тёплой струёй,
для избытка чувства занявшись зарёй.

То покину я берег и умчусь в Колизей
и гладиаторов Римских зайду я в музей.
В Ватикане для ПАПЫ я свечку зажгу
и для полного счастья поклониться могу.

Там во Флоренции, Венеции гондолы плывут,
там прелестные итальянки в храмах живут.
Под куполом сводов, там серенады поют,
если под солнечным светом находят приют.

Там крылатые статуи венчают дворцы,
смутно помня, кто их были творцы.
Там знойные полудни сойдут на покой,
весь мир обольщая зарёй золотой.

Горластые чайки кружат над водой,
где со сводов сошла я горной тропой.
И в мире лиры заблудившихся туч,
уж степенно блекнет тающий луч.

И представилось чудо мне вдалеке,
белый лайнер плывёт в парном молоке.
И в миражной дали его качает волна,
на вольную долю надежды полна.

И Венеция, Флоренция и Рим золотой,
стали погружаться в божий покой.
И невольные скалы вновь омрачены,
ночною негой на сон влечены.

И Везувий, грозно памятный вулкан,
и под его пятою, священный Ватикан.
Хранят безмолвно немощно молчанье,
минуя давность на воспоминанье.

И гондольеры причалили к мостам,
на покой почтивши по ночам.
И счастливый сон снедают их гребцы,
сведя на удачу сна (свои) концы.

И покойно спит властитель Рима,
забыв, что власть непоколебима.
(что страсть любви неумолима)
И крылатый лев, - надёжный страж,
он вновь воззрел на сон мираж....