О серьёзном несерьёзно

На погосте братья мамку поминали,
обновили крест, очистили траву.
Память в детство убегала по спирали.
Вспоминали дети бедную вдову.

Теснота привычна-холмики, ограды,
стелы памяти и ветхие кресты.
Город мёртвых не выходит на парады,
ни к чему им парки, скверы и мосты.

Старший брат прочёл десяток эпитафий
с плит, по кладбищу разбросанных, могил.
Он хотел спросить у старых фотографий,
он глазам не верил, слов не находил...

Старший младшему.
- Ты, братец помоложе,
растолкуй, родился парень - умер дед.
Сто годков прожил (мороз бежит по коже,)
а внизу строка; прожил двенадцать лет. ?

Вот ещё; в начале века вышли роды,
умерла старушкой, повидала свет.
Бабка крепкая была, стальной породы.
Снизу подпись; прожила пятнадцать лет. ?

Вот пацан, явился людям в прошлом веке,
на дуэли пристрелил его корнет.
Тридцать вёсен было в этом человеке.
Примечание; жил пять неполных лет. ?

Младший брат, подумав, отвечал с усмешкой.
- Знаешь, брат, не всем известен звон монет.
Жизнь до дна прожить, конечно, можно пешкой.
Только жизнь ли это? Я считаю, нет.

Дед провёл столетье дубом в дикой роще
и весна его ласкала раз в году.
Оттого котомка жизни стала тощей,
счастье капелькой висело на роду.

Из ста лет прожил он весело двенадцать.
Многим, этих лет резвиться, - не дано.
Можешь двести лет в нужде зубами клацать,
можешь пить из золотых рогов вино.

Старший брат, сутулясь, молвил. 
- Ты моложе.
Знать уйдёшь позднее, сколько ни молись.
Пусть напишут дети нам на смертном ложе,
что мы мёртвыми у мамки родились.