По правде и совести

РАЗГУЛЯЛИСЬ НЕБЕСНЫЕ ЗВОНЫ
(трёхстишие)

1. ЯСТРЕБ
Разгулялись небесные звоны,
Распушились пером облака;
То теснятся, вздымая заслоны,
То ломает их ветра рука.

Загустели  небесною синью,
А под ними окрест деревень
На лугах разнотравья Подвинья
Меткой страха крылатая тень.

Это ястреб стремительной точкой, -
Пулей смерти всегда роковой, -
Мчится к жертве-пичуге под кочкой,
Рассекая и мир, и покой.

2. ДЕД
Дед Архип остарел и берданку
В сеннике схоронил под навес,
Ходит к речке тропой спозаранку
Да снимает рыбалкою стресс.

Был когда-то охотой отмечен,
За удачей гонялся, как мог,
Но медведь по весне покалечил, -
Присмирел запечалил дедок.

Расплескалась в нем струйка живая,
Растрепались над ним облака,
Неба синего клок закрывая
Да надменный полёт ястребка…

И тихонько звенит  поучение,
Посылает бессмертный  вопрос:
«Что там жизнь?  В чём её назначение? -
Облака, тишина и погост?»


3. ВОИН
Был не ястреб он, не голубь,
И не серый воробей, -
Правду сбросил в душу-прорубь,
Совесть спрятал от людей.

И -  шагнул за ветром в поле.
Дальше  стылый путь-настил -
Невеликий путь на воле
До свершенья грешных сил…

А потомок?  Дай Бог, годен
Крепкой жилистой рукой
Осветить наш Крест Господень
Огоньком за упокой.


УТРО
Морозный ветер щиплет щёки,
Ползёт за ворот холодок.
Я  воздух сдерживаю в лёгких,
Ногою пробую ледок.

Вот утро небо открывает,
Лениво проявляя мне,
Людей, томящихся в трамвае,
Лицо печальное в окне.

Уводит в день людские саги,
Но это всё потом-потом…
Ложится жизнь листом бумаги,
Ещё не тронутой пером.



ПОКА НЕПОДКУПНО НЕБО
1.
Всё глуше, реже правды всплески,
И совесть глохнет под замком.
Душа, как рваный стяг советский,
Кровит, избитая враньём.

Опора духу, где ты, совесть?
В какие дебри уползла? -
Ещё не омертвела повесть
Борьбы людской - добра и зла.

В ней лишь погнули стержень воли
Размазав правду по нутру,
И отпустили в чисто поле
Дрожать  былинкой на ветру.

Бредет скиталец. Хлябь-дорога
В безхлебье прямиком ведет.
В душе ни жалости, ни Бога -
А душу жжёт соленый пот.

2.
Пока неподкупно небо,
Реки голубая строка.
Пока мы с водою и хлебом,
Пока горяча рука,

Бери, молодой хозяин,
Просторы живых земель:
Бурьяны её и изьяны -
Владения тысяч емель,
 
Стряхни рукавами камни
С полей и дальних дорог,
Чтобы летели сани,
И правил санями Бог…

3.
Но рваный «бесик» на ветру
Прилип у фраерка к бедру,
А  взгляд упал на кобуру…
Так всё же «Но!»,
иль всё же «Тпрру!»,


Коль там, в кобуре, сверкает,
Ворует у взгляда даль,
В пустой наготе без края
Нагана холодная сталь.


ЖИЗНЬ МОЯ - ЧЕРТОПОЛОХ

Дайте хлебушка кусок –
Корочку сухую.
Я её припрятал впрок
На беду лихую.

Накормите душу мне,
Чёрным чёрствым хлебом,
Долг отдам всем по весне,
По дороге в небо.

Жизнь моя – чертополох:
Ни павлин, ни пава.
Так хорош я или плох
В сорняковых травах!

Я иду дорогой в ад
Небом, словно лесом,
И сухариком тем рад
Поделиться с бесом.

Только посох да сума,
Грусть в душе неспешной…
Белый свет сошел с ума
На Землице грешной.


О ЖАРЕ НА СЕВЕРЕ
( и не только об этом)

Жар стоит этим летом.
Жутко птице и стеблю
Под пылающим светом
Прилетевшим на Землю.

Сохнут бедные пчёлки,
Мрут козявки и слизни,
Города и посёлки
Человеческой жизни.

Как мифический Тартар
Небо жаркое ночью:
Уж не звёздная карта,
А глаза стаи волчьей.
 
Неужели греховен
Человече смышленый:
- Нам не нужен Бетховен
И Есенина клёны!?

От грехов избавленья
Не избыть через крики,
А мозоль на коленях
Испытаньем  великим.

Есть без смысла работа,
Где обидны и скрытны
Язва  Искариота,
Ядовитость Ехидны.

Жар стоит этим летом.
Жутко птице и стеблю
Под пылающим светом
Прилетевшим на Землю.

Обезвожены, скудны,
Чахнут поросль и семя.
Поцелуем Иуды
Испоганено время.


***
Хочешь - верь, а хочешь не верь,
Вновь колосится рожь, -
Силой жизни попрана смерть,
А правдой жизни – ложь.


Примечания:

ТАРТАР - в греческом мифотворчестве мрачное пространство, находящееся в самой глубине космоса; темная бездна, которая настолько же удалена от поверхности земли, насколько от земли небо.

ЕХИДНА – полудева-полузмея, дочь Тартара и Геи.

ИСКАРИОТ -  прозвище Иуды. Имя Иуды стало нарицательным для обозначения предательства. Иудин поцелуй стал идиомой обозначающей высшую степень коварства.