Антология абсурда

АЛАДДИН

И если это сон, то что же явь?
Подсчитывая сдачу, послюнявь
края зеленых замусоленных кредиток —
ведь в жизни всё — доход или убыток.
Ты в этой жизни или барин, иль лакей,
и каждой твари здесь по паре... Всё О'Кей!
"In God we trust" * — таков ориентир.
Для точности не нужен транспортир,
измерить угол чтоб, в который этот тип
согнулся, ожидаючи свой свой "tip"...**

И если это явь, то что же сон?..
Лакей благодарит. Я вышел вон.
На набережной волны вперехлёст.
Блестит на небе мишура из звёзд.
Вдоль дебаркадера бреду я подшофе,
хромая, словно дактиль во строфе.
А ночь опять бессмысленно нежна,
и некому сказать: «Ты мне нужна»...

Всё спуталось во мне — и явь, и сон,
каким сюда я ветром занесён?
Как парусник разбитый, я шальной
на дикий берег выброшен волной...
Столкнувшись с фонарем, меняю галс,
луна сияет, как подбитый глаз —
я тру фонарь — как лампу Аладдин.
Но джин ее покинул. Я один.

_________
* "In God we trust" (англ.) — "Мы верим в Бога", надпись на американском долларе
** Tip (англ.) — чаевые

2015

* * *

DIE SCHLECHT UNDENDLICHE

Ночь... Дома
перестали светиться окнами.
Я, кажется, сошел с ума,
порезавшись бритвой Оккама:
«Не следует множить сущность
без необходимости»…
Или: «Меняю национальность (пропущено)
на две судимости».
А это уже – Спиноза,
«Богословско-политический трактат».
Желудочно-кишечный тракт
Забивает глюкоза.
В сердце заноза –
моя возлюбленная сделала на нем операцию без наркоза…
Проза
жизни совсем заела,
верней, зае…
Мой сосед сверху вернулся с бала –
землетрясение в четыре балла
по шкале Рихтера,
(Аппассионата в исполнении Святослава Рихтера).
Стук дурацких подкованных чоботов
вызывает невольное пожелание: «Чтобы ты…»
Кто-то ставит на мне свои опыты!
Душа опять конфликтует с телом…
Не помогает гимнастика йогов –
когда запиваешь сардельки квасом, наступает изжога…
Где же ты, моя недотрога?
Ну, вот и вышло то, чего ты хотела,
вот она – твоя любовь без секса…
(вспомни, чем закончилось у Вашти с Артаксерксом).
Надо принять таблетку «Омепрадекса»…
«"Дурная бесконечность" – философская регулярность, представляющая собой
пару взаимодополнительных категорий» …
Нет, все-таки прав был отец Георгий* (для рифмы – Грегорий),
в своих наездах на Гегеля…  Полный отстой.
О том же писал и граф Толстой...
Ну вот, я опять холостой!
Уж какие мы с тобой «категории»,
а, тем более – пара!
А всего-то и надо было – выпустить немного пара
«взаимодополнительных» телодвижений…  Вечно влипаю в истории…
Вот такая выходит у нас с тобой диалектика –
начиталась ты книг эпилептика,
а на поверку выходит эпигонство и сплошная эклектика...
Лучше уж ты почитала бы Гоголя –
ты б поняла, насколько я харизматичнее Вия.
Я-то назавтра совсем протрезвею – опа ля! –
а ноги твои – они навсегда кривые…
Если бы я тогда женился на однокласснице,
у меня уже подрастал бы внук.
Надо ж было всю жизнь мне колбаситься
с кандидатом философских наук,
PhD...
Жизнь прошла... А что впереди?
Дожди...
(Снова вспомнилась, почему-то, Вашти).
Помимо искривления позвоночника,
у тоски моей – три источника,
так сказать, три составные части марксизма:
1. Боли в области мочеточника
2. Полное несварение желудка
3. Полная (или частичная) потеря рассудка.
Ставлю диагноз: сердечная аневризма
на почве несчастной любви пароксизма...
Вот такие выходят «Апрельские тезисы»…
Хрен докопаешься тут до генезиса!
Не вернешься ко мне – повешусь на петле Гистерезиса…


Die Schlecht-Unendliche (нем.) – Дурная бесконечность (по Гегелю)
PhD – Philosophy Doctor (анг.) – Доктор философии

* Георгий Васильевич Флоровский (1893–1979) — православный священник русского происхождения, протоиерей; религиозный мыслитель, богослов, философ и историк.

2014

* * *

ПОТОК ОСОЗНАНИЯ

И когда понимаешь, что не будет «потом»,
Вдруг хватаешь, как рыба, ты воздух ртом…
Воздух прозрачен – и ты невидим –
Так во мраке глубин скопления мидий
Не отличишь от подводных камней.
Жизнь в тебе. Только ты не в ней.

Круг людей, для которых еще ты значим,
Сводится в точку – и ты прозрачен.
Ты становишься как бы частью пейзажа,
Как не востребованная пропажа
На складе давно забытых вещей.
Жизнь с тобою. Но ты не с ней.

Хоть и связан ты с нею множеством нитей,
Весь в плену ожиданий, открытий – Овидий,
Свои сочиняющий «Метаморфозы»…
Неутешительные прогнозы
Оставляешь за скобками вчуже.
Жизнь прекрасна. Ты ей не нужен.

Как хотелось прожить нам ее иначе –
Вереницами лет, числами Фибоначчи,
Чтобы день предыдущие дни итожил,
Чтоб успех на удачу и время множил.
Чтобы нас понимали, и нас любили…
Жизнь – театр. Ты в водевиле.

Темен смысл, парадигма, посыл, идея –
«Завтра» боле не светит. «Вчера» не греет.
Еще менее ясности в настоящем,
Ты бредешь наощупь – ни слепым, ни зрячим,
И вздыхаешь тяжко о доле лучшей.
Жизнь – теорема. Ты частный случай...

2015

* * *

ЭККЛЕЗИАСТ

Со-бытие, лишенное событий,
Наития души, но без соитий —
Жизнь зиждется на призрачных болтах.

Круженье по заезженной орбите...
В движенье губ привычное "Уйдите!"
Хохлацкий говорок залётных птах.

Происходящее вокруг не в прок исходит.
Про исходящее во круг — как происк, вроде.
И обстоятельства, увы, не обстоят.

Светило то восходит, то заходит,
Круговорот свершается в природе —
Хоть бейся головою об стояк.

Бессмыслица по-прежнему горазда,
Бес смыл с лица черты энтузиаста,
Лишь без-образие на мутных образах.

И только у соседа-педераста,
Взгляд просветлен, как у Экклезиаста,
И мальчики кровавые в глазах...

2017

* * *

СВИДЕТЕЛЬ

— Простите, вызывали?
— Вызывал. Теперь вы наш единственный свидетель — там был другой еще, но в памяти провал.
А третий отдал душу в лазарете...
— Простите, вы сказали «Назарет»? Иль мне послышалось...
— Вы утром мыли уши? В больнице помер... Нынче на заре…
Нашли лежащим мертвым — прямо в душе…
— Какая жалость… Был женат? Семья?
Наверно, молодой, и были дети…
— Вопросы задаю здесь только я!.. Пока что я хозяин в кабинете!..

— Итак, фамилия…
— Наверно, Иванов…
— Наверное?! А если вспомнить точно?
— Мы с ним знакомы шапочно… Заочно…
— Я про твою фамилию спросил!
— Тогда, Петров.
— Как вас зовут, Петров?
— Пожалуй, Никодим… Да, Никодим Петрович Разгуляев…
— Ты издеваешься, иль дурака валяешь?!
— Я, извиняюсь, не совсем здоров…
— Скажите, где вы были в ночь на третье?
— В каком часу?
— Примерно, во втором…
— Так я же говорю вам — в Назарете...
— Ты выпил? Или тронулся умом?!
— Ни капли в рот! Ей Богу!
— Очень странно… Несешь сплошную чушь и жуткий бред…
— Там был один... назвался Иоанном, — он тоже направлялся в Назарет…
— Довольно, хватит, ты меня достал! Ты будешь говорить, иль отпираться?...
— Условились собраться у креста…
— В каком часу?
— По-моему, в двенадцать…
— Не понял я, что значит «у креста»?!
— Ну, там, где римляне его вчера распяли….
— Ты очумел?! Довольно зенки пялить! Изволь мне отвечать лишь «нет» и «да»!
Горбатого решил мне тут лепить — и думаешь, что я тебе поверю…
Где были накануне? — не шутить!
— Да так, по-дружески справляли мы вечерю…
— Опять мне заливаешь… Говори, кто был на вечеринке?
— Лишь ессеи:  готовились послать депешу в Рим… Но только вкруг стола мы все расселись — нагрянул караул… Всех под арест — запрет ведь на собрания был в силе. Вначале всех, конечно, допросили, — но лишь ему, как видно, выпал крест…
Его судили — был там прокурор: фамилия Пилат, а имя Понтий… Он раньше был префектом в Геллеспонте… Пришили шпионаж… или террор… Не помню точно… Приговор суров — «вышак»: то ли распять, то ли повесить…
— Довольно, хватит… Слушай, Иванов, — тебе не надоело куролесить?!...
— Я Разгуляев…
— Знаю, Никодим…  Не так заговоришь у нас под мушкой! Дежурный, в камеру!.. Кончай светить макушкой! Эй, что там у тебя?
— Наверно, нимб…

2016

* * *

ВЕСЕННЕЕ ОБОСТРЕНИЕ

Сидит на ветке разноцветная птаха,
Щебечет что-то, видимо, из Плутарха:
Похоже, трактат об Исиде, Осирисе,
Качаясь на ветке, как дьячок на клиросе.

Сыпет цитатами из Фалеса, Солона,
Излагает «Учение о душе» Платона:
Существует, мол, дуализм души и тела,
Ergo… Фырк! Кто-то спугнул – улетела…

Хочется выспаться – воскресенье…
Сизари разглагольствуют о Монтене.
Голова раскалывается от мигрени,
Равноденствия, гормонов и птичьей фени…

Жарко, душно… Должно быть, к дождю.
Время растягивается, как фандю…
Голубь страстно взывает к своей голубке…
Боже, что творится в моем желудке!

И мерзкий, видимо, изо рта амбре…
Пили-ели, как Лайза Минелли – из «Кабаре».
Дальше не помню – повысили градус.
Забыл, как оно называлось… Жуткая гадость…

Тоска заползает в душу змеёй подколодной...
Срочно нужно по делу в Париж. Лучше, – в Лондон:
Могу почти без акцента я вымолвить «виски».
Там даже дворники все говорят по-английски.

Ах, как славно сейчас в Альбионе –
Туманы, дожди... Адажио Альбинони
Звучит на площади Пикадилли…
…Да я отказывался, но они налили…

2013

* * *

НЕМНОЖКО ПОДШОФЕ

Когда ты есть немножко подшофе,
намного проще столковаться с музой —
так иногда квадрат с гипотенузой
рожадают теорему. Полифем

нас не страшит своей свирепостью — тем паче,
что одолев его, лукавый Одиссей,
глаз выколов циклопу, стал для всей
Эллады притчей во языцех. Фибоначчи

пошёл намного дальше — длинный ряд
слагающихся чисел бесконечен...
Не то, чтоб я настолько был беспечен,
чтоб верить всем гипотезам подряд,

но что мне очевидно — это то,
что есть у мира общий Архитектор —
Адмиралтейства лорд, а, может, лорд-протектор —
в его руках все числа Спортлото,

все номера джек-потов, лотерей —
и если ты свои настроишь чакры,
то счастья свет людского непочатый,
таинственный, как образ Лорелей,

польётся нескончаемым потоком,
и, вслед за Гейне, спросишь: "Что со мной?"
Вооружившись посохом, сумой,
ты вдруг почувствуешь себя так одиноко,

что выходом единственным петля
тебе покажется, рассудку вопреки.
Как тот, стоящий на брегу реки
и вопрошающий — во имя? ради? для? —

ответа не найдёт — поскольку низ
едва ль когда столкуется с верхами —
и всё реализовано в Верхарне —
единственно разумный компромисс

между бессмысленностью сущего и меж
трескучей парадигмой оптимизма —
когда весь мир — оптическая призма,
пустая аберрация надежд...

А что в итоге? Абсолютный ноль
по Кельвину — материи распад...
По Лафонтену — лишь лиса и виноград,
а в биллиарде — просто карамболь,

когда один закрученный удар
рождает распадение миров —
так в биллиардном расхождении шаров
скрыт Апокалипсиса будущий кошмар...

Но мой читатель сладостно зевнул —
его так нежно клонит в сон и в рай перин.
Да и меня давно заждался ... аспирин,
и да поможет мне Господь. Иль Вельзевул...

2018

* * *

ЦИКЛИЧНОСТЬ

Опять четверг... Уже писал. Цикличность.
То день, то ночь. И снова день и ночь...
Коль было б с кем — то перешёл б на личность,
сказал бы всё, что думаю, и проч.,
и далее по тексту. Вместо сносок —
какой-нибудь исчо ю-тьюбный линк,
где вновь хрипит какой-то недоносок,
и снова отдыхает Меттерлинк
с его давно забытой "Синей птицей"
(во время оно полный был аншлаг)...
Повеситься? Иль, может, застрелиться
и превратить башку свою в дуршлаг?
Да где уж нам — о, времена, о, нравы!
Не тот замес: увы, кишка тонка
нам выпить чашу, полную отравы,
нажать курок с "Лепажем" у виска...
Вот так живём — из трусости, от злости,
из зависти к тому, кто нас отверг...
И смерть из скупости не позовём мы в гости —
и кто же ходит по гостям — в четверг?

2017

* * *

ОНТОЛОГИЯ АБСУРДА

Опять четверг. Он топчется во мне,
как слон из басни — в лавочке посудной,
а жизнь — как изнутри, так и вовне,
чем далее, тем более абсурдной
становится... Из положенья "риз"
всё кажется бессмысленным спектаклем.
"Джек Дэниэлс" течет, как антифриз.
Как Попокатепетль с Истаксиуатлем
горит во мне прогнившее нутро,
и чёртики гуляют по карнизам.
Вновь выпало зеро... Подставь ведро,
воспитанный советским "Учпедгизом".
Труби победу, мой весёлый слон!
Мы выступаем — созывай же войско!
Прощайте! "Продаётся дом на слом".
Визжит слоном раздавленная моська.

2017

* * *

ИНВАРИАНТНОСТЬ

А если так: не в общем — вообще,
инфинитив без личностной привязки,
без вектора, без пункта А — вотще,
без трения с поправкою на вязкость,
без осознания — принять аперитив
и, буркнув про себя сухое "Прозит!",
свой нравственный заткнув императив,
принять на грудь — душа горит и просит.

Признав себя в единственном числе
величиною бесконечно малой,
смотреть — не уходящему вослед,
но восходящему на мрамор пьедестала:
маршрут такой до отвращенья прост —
в сопровождении классической латыни
он тянется сквозь тернии до звёзд,
до пункта Б, пропавшего в пустыне.

Но если вдруг сменить ориентир
и азимут движенья по наклонной —
ты попадаешь в странный микромир
подобием природы электронной:
являясь и частицей, и волной,
ты мечешься в межъядерном пространстве
безликости толпы и параной,
бессмысленных в своем непостоянстве.

Но тензор напряжения оков
лишил тебя — и выбора, и цели,
что если был когда, то, в общем, "был таков",
и был ли вообще на самом деле?..

2017

* * *

POST MORTEM

              Дано мне тело — что мне делать с ним
 
              Осип Мандельштам


Думал, дверь — оказалось, брешь...
Семь раз отмерь, один раз — отрежь.
А отрезав, спрячь поскорее нож.
И не трожь культю, кому говорю: Не трожь!
Корчась от боли, муку изобразив —
не щепотку соли насыпь — абразив...

Несть боле боли — есть лишь покой.
Несть боле воли — а нам на кой?
Несть боле доли — долой печаль!
Несть боле дали — табань, причаль...

Повисших пауз, крутых цезур,
строфы пакгауз — фетиш цензур.
"Дано мне тело" — для амбразур,
а не для вашей, как бишь, "лямур"...

Читая "Веды", "Упанишады",
считая беды — не жди пощады,
не жди прощенья — там люд площадный
он жаждет мщенья — и гул нещадный:

распнут — раз плюнуть! — за Б-га ради.
Нет воскресения в полураспаде…

2017

* * *

КУЛЬБИТ

О, ты летящая со скоростью бекаса
мысль изреченная, римейк Торквато Тассо,
лишенная пера! — Лишь пух желтел
птенцов в гнезде, чей крик так оголтел...

Но там где пух, порой, сереет прах,
взметаемый наверх, на всех парах
несущимся "над пропастью во ржи"
дредноутом — но криками "Держи!"
не удержать нам вора, ибо вор
уже давно в законе: приговор
не подлежит отмене — dura lex...

Подстрочник, искажающий контекст,
верлибр эквилибристки, кульбит
схоластики... Гордынею убит,
лежу себе и пялюсь в небеса,
и ртом ловлю пустые словеса...

2017

* * *

ОЩУЩЕНИЯ ТРАВЫ

На дворе трава, на траве дрова,
на дровах, порою, сидит дрофа,
или местный символ живой природы —
разновидность пустушки или удода...

Здесь, у самой границы с пустыней,
истины могут быть лишь простыми,
ибо иных предикатов сложность
опровергает всю непреложность

закона джунглей, выживания вида —
направление вектора есть либидо
плюс восточная сладость рахат-лукума,
торжество желудка, пиры Лукулла,

при отсутствии прочих "во имя", "ради",
не отличить невесту, порой, от 6ляди,
не в смысле порочности, — в смысле взгляда,
в коем всегда читаешь "хочу" и "надо",

ибо разум затмили давно инстинкты:
из шестисот постулатов Септуагинты
лишь "плодитесь и размножайтесь" здесь актуален —
жизнь начинают с покупки спален,

в этом, собственно, смысл жизни:
самки практичны, самцы капризны,
главный вид спорта здесь — секс и шоппинг,
в этих широтах я нужен, как прыщ на ж*пе...

Я стою у воды с головой поникшей,
взгляд безумнее, чем у рикши,
мир не видит слез и не слышит воя
того, кто ощущает себя травою...

2017

* * *

ЧЕТВЕРГ

Немытое окно. А за окном четверг.
И ничего помимо четверга.
Постскриптум дня прошедшего: "Отверг".
Ночь за окном черней, чем кочерга.

Итак, четверг. Немытое окно.
А за окном реальность. И она
бессмысленна. Но суток волокно
всё тянется. Я вижу из окна

(немытого, напомню): человек
похож на муравья иль паука
телодвиженьями своими. А четверг
всё тянется и тянется, пока

не наступает пятница — и с ней
всё то же ощущенье пустоты,
бесцельности вперед летящих дней...
О, где ты, "гений чистой красоты"?

Где мыслей искрометных фейерверк,
где ты, любовь, забытая давно?..
А за окном по-прежнему четверг —
таращится в немытое окно....

2017

* * *

ДЕРЕВЬЯ

Кому это дерево машет веткой,
чьей завербованное разведкой
делает знаки, даёт наводку?
Кто ему дал на чай иль на водку?
Что мы знаем вообще о деревьях?
Даже те, кто живут в деревнях —
спокон веку, многие поколенья,
склонны видеть в них лишь поленья...
Чем деревья отличны от нас, двуногих,
если не сирых, то однозначно убогих,
траве уподобленных, или, верней,
мыслящему тростнику, корней
не имеющим, — нет ни ствола, ни кроны —
на нас не садятся даже вороны —
ибо мы, вероятно, страшнее пугал —
на какой ни станешь зрения угол:
ножки — спички, а ручки – крючья,
а у деревьев весной даже сучья
покрываются нежной листвой…
Дереву ты не скажешь: «Постой!»,
ибо деревья — синоним статики,
но отношения к математике
не имеют — корни их не квадратны,
их представленья вполне адекватны —
о мире, о Боге и о самих себе,
они не задумываются о судьбе,
их не мучают угрызения совести,
они не пишут стихи и повести,
они прозябают в черте осёдлости,
не завидуют, не совершают подлости,
они бескорыстно нас дарят тенью,
задних мыслей хитросплетению
они не подвержены, ненависти
ни к кому не испытывают, ни навести
им порчу на нас, ни нанести урон —
деревья в чести у лис, у ворон
(вернее, так: у ворон, у лис —
чтобы рифма крутая была: "Улисс")
Признаюсь, мне симпатичны деревья —
в отличье от бранжи людской, отребья —
меня раздражает вся эта биомасса,
не любитель я человечины, как Бокасса…
Это не сивый бред — это крик отчаянья,
а за окном под ветром во тьме качается
клён есенинский, — соглядатай,
у подъезда стоит, как всегда, поддатый…

2017

* * *

ВОСТОК

Прислушиваюсь к звукам за окном.
Истошный лай — бездомные собаки
вновь атакуют мусорные баки,
похожие впотьмах на Парфенон.

Жизнь оказалась проще, чем бином:
нет смысла в перемене мест, отечеств, —
всё та же отмороженная нечисть
торчит в подъездах, балуясь вином.

А на углу неистовый Кавказ,
сверля прохожих ненавистью лютой,
шуршит в потемках левою валютой, —
одетый в неизменный "Адидас".

Здесь дым отечества так едок и горяч,
что забываясь виски или снами,
наивными, как сценки Пиросмани,
непроизвольный подавляешь плач.

И лишь шеренга финиковых пальм, —
как будто их с утра построил ротный, —
напомнит лишний раз, в каких широтах,
тебя гнетут заботы и печаль.
 
Да, это дело тонкое — Восток, —
Так Верещагин поучал Петруху...
А я всё про старуху да проруху,
про то, что жизни пар ушел в свисток...

2017

* * *

НЕ ЖИЛЕЦ

В этом мире, где только трава и листья
нам являют пример бескорыстья,
где лишь воздух, небо и облака
пока бесплатны — полагаю, — пока —
всё рассчитано на жильца:
дом, крыльцо, ступеньки крыльца...

Быть жильцом — это значит иметь и желать
то, чего ещё не имеешь... И благодать
нас посещает редко — ибо,
попадая в плотских желаний иго,
мы пускаемся в тараканьи бега...
Да, пока бесплатны дожди, снега —
то, чего мы проходим мимо,
нас увлекает игра, пантомима,
которую мы называем «жизнь», «life».
Жизнь лишь средство. Цель — вечный кайф...

Я не жилец, наверно, в том смысле,
что не имею желаний... И в коромысле —
даже если оно и имеет виды
стать весами на службе Фемиды —
вижу лишь палку о двух коленцах...
Барин, прижавший служанку в сенцах,
мой идеал. Но удел мой жалок —
сенцев нет. Нет имения. Нет служанок.
Нет ни дома, ни крыльца, ни ступенек,
нет ничего. Нет даже денег...

Я не жилец, ибо мои желанья
имеют форму женского тела — Евланья,
Евфросинья, Евлампия, Евдокия.
Меня со свету сживут ... нагие
намеренья. Я давно в грязи по пояс, а локоть —
хоть и близок — но не укусишь. Похоть
давно заменила святое чувство
любви. Но боевое искусство
соблазненья забыто. Соблазны
вызывают лишь брожение протоплазмы...

На плечах коромысло с полными вёдрами —
Евфросинья качает крутыми бёдрами.
И дрожит в ознобе — не Ежи Лец —
то в бессильной злобе — мой не жилец...

2016

* * *

ПРЕМЬЕРА

Концерт для оскорбленного эго с оркестром...
В глубине мизансцены — природа. Трава и листья.
Дирижерская палочка мелькает в руках маэстро
наподобие розги. Объявляют номер. Солист — я.

Жидкие аплодисменты. Треск конфетной фольги. Чей-то кашель.
Зал затихает. Маэстро весь обращен в направленье кулисы,
из-за которой должен я появиться. Но просят каши
лакированные штиблеты. Возвращенье в Итаку Улисса

задерживается по причинам чисто техническим — но
номер объявлен, значит, должен свершиться акт появления.
Как всегда, артисточка в полураспахнутом кимоно
разряжает неловкость создавшегося положения.

И покуда, фальшивя, выводит рулады мадам Баттерфляй,
повествуя притихшему залу о доле японской гейши,
в театральном буфете, котлеткой насытившись ("де-воляй"),
развалившись, вонючей сигарой дымят унтерменши...

Театралы  расходятся, возмущенно твердя о провале,
кто-то требует в кассе возврата стоимости билета…
Только дама, которой в антракте колготки порвали,
неожиданно вспомнила – что-то, когда-то и где-то…

2016

* * *

В ЧЁРНОЙ ЯМЕ

Я взглянул на часы с четырьмя нулями:
неожиданно, вдруг, наступила полночь, —
ночь повисла, как старая помочь,
одинокая, словно кружок салями.

В этот час затихают: боль, звон тарелок,
угрызения совести, шум застолья —
тишина порой означает раздолье
и разгул стихии — часов без стрелок.

Но нули не столько примета полночи,
сколько то, что скрывается за нулями —
это крик одиноких душ: "Умоляем!",
на который им не дождаться помощи...

Это даже не безвременье, это —
просто попытка бездомной вечности
(время — бремя тяжелую вещь нести)
навязать нам иное, свое либретто.

Я смотрю на табло с четырьмя нулями,
рассуждаю об исчезнувшем времени
будто в тесном зиндане в далёком Йемене,
в никаком часу — словно в черной яме…

2017

* * *

СЛОВА... СЛОВА...

Я сижу, нахохлившись, как сова,
словно фокусник — из рукава слова
достаю — как краплёные карты шулер, —
и они шелестят, как листья, — в их шуме
можно услышать морской волны
тихий шепот: «Мы не вольны
в том, что потом назовём судьбой —
нами правит морской прибой…»

Волнам вторит сосновый лес:
«Жизнь — это нечто с приставкой «без»:
безысходность, безлюбье, бездарность — и
вечный повод кому-то сказать: «Прости…»
Хрупки души наши — и так нежны,
мы виновны во всем — и за тем нужны,
в Судный день чтоб ответить за всё, что Бог
сотворил — но виновных найти не смог…

Нам достались скрижали, кому-то — крест,
мы напрасно бежали из этих мест
в край мечтаний безумных, забытых снов,—
мы искали спасенья в потоках слов…
…И когда нас разденут — из рукава
будут сыпаться на пол слова… слова…

2017

* * *

БРЕД

Кто-то сходит с трамвая,
кто-то сходит с ума —
как повезёт кривая, —
если учесть, что ма...
...малое суть большое:
разница величин
есть лишь ничто иное,
как совокупность причин
в данной пространства точке,
в сей временной момент —
вектор сосредоточья...
Этот эксперимент
длится, по-моему, слишком
долго — мне не постичь
куцым своим умишком
весь этот бред и дичь.
Мне не дойти до сути,
и не постигнуть смысл,
ибо в пустом сосуде
не выживает мысль.
Чтобы понять основы
или постигнуть суть,
необходимо снова
вчуже на всё взглянуть
взглядом непринужденным,
как бы со стороны,
будучи отчужденным
охлосом от страны,
стороны чтоб пространства
запад, восток и юг,
север — с их постоянством —
чтобы исчезли вдруг,
ибо, идя по кругу,
снова приходишь в
место исхода — фугу*
хордою завершив.
Кончится всё погостом
(кто-то ляжет в апрош),
либо к ангелам гостем
против воли пойдешь…
В общем-то, все заляжем —
в эту эпоху иль ту,
смысла нет пред трельяжем
наводить красоту.
Если смотреть на звезды,
или помимо звезд,
кто же все это создал, —
возникает вопрос.
Если же всё случайно —
логике вопреки —
то положенье отчаянно,
ибо нас на мяки-
не кто-то провел однажды
и доказал опять,
следуя логике: дважды
два равняется пять.
Ибо природа стремится
к хаосу: беспредел —
то, что должно случиться,
если Б-г не у дел.
Если ж Творец при деле,
тоже встает вопрос —
снова о беспределе
(вспомним про Холокост
или про Хиросиму) —
логики рвется нить...
Жизнь невыносима —
некого в том винить:
снова гонит кривая
нас обратно в дома –
чтобы, сходя с трамвая,
тихо сходить с ума…
 
_____

* fuga (лат.) - бег

2017

* * *

ТОСКА

В этом доме сильно пахнет плесенью,
и в туманных высях потолка
вновь плывёт, как лебедь, "Песнь песнею" —
тихая вселенская тоска.

А душа — как род окаменелости —
превратилась в скучный экспонат:
ни полёта, ни любви, ни смелости —
лишь покой музейных анфилад.

Разум спит... И в этой зыбкой праздности,
словно в отражениях зеркал,
ты давно не ощущаешь разности
между сном и явью... Лишь оскал

пыльной лампочки, в обнимку с паутиною,
видимо, свою срывая злость,
освещает то, чему картиною
стать не захотелось, не пришлось...

2017

* * *

НА КРАСНЫЙ СВЕТ СВЕТОФОРА

Видно, в школе сейчас перемена —
и мальчик с признаками олигофрена
катит на велике по мостовой...
Деревья частично покрыты листвой,
но есть и деревья,
что не отличить от отребья —
не столько в смысле своей наготы,
сколько готовностью сразу переходить на "ты"
с теми, кто оказался случайно под сенью...
Дождь, начавшийся в воскресенье,
завершился во вторник —
на лобовом стекле резиновый дворник
грязь размазал и дождевые капли...
Светофор, стоящий наподобие цапли
на одной ноге посреди болота,
с одержимостью санкюлота
светит мерцающим треколором —
смешение снега с натрием-хлором
порождает неимоверную слякоть,
и ужасно хочется плакать и плакать —
лишь оттого,
что в графе "итого"
можно смело поставить прочерк...
Жизнь кончается, меняется почерк,
выраженье лица, походка, осанка,
и на завтрак, вместо бекона — овсянка,
а во взгляде сплошная тоска и обида,
и вечный вопрос "За что?"... Либидо,
увы, давно лишено объекта
любви, или хотя бы её объедка
в виде тАктильного контакта —
спектакль закончен — после третьего акта
занавес опускают. Аплодисменты
затихли... Ты живешь на проценты,
с давно растраченного капитала, —
а в теле, в котором когда-то любовь обитала,
нынче, как в доме, уже обреченном на снос,
где подушки ночами не просыхают от слёз,
обитает забытая Б-гом душа —
совершая нелепые антраша,
в бесполезных попытках вновь воспарить,
рвётся в бессмертье — откуда прыть? —
так ничего и не поняв, не осознав до сих пор,
что жизнь намного короче, чем выстрел в упор...

2017

* * *

AD ABSURDUM

              "Credo quia absurdum"
              Tertullian *


В догматы веры прячусь, как моллюск —
в пустую раковину... Словно ихтиолог,
над бездной моря истово молюсь —
но не в подмогу мне ни наш, ни их теолог...

Да, верую в Тебя, ибо абсурдно —
но проштудировав десятки инкунабул,
вновь наугад, как брошенное судно,
я пролагаю путь земных парабол...

Да, я отступник, еретик, сектант,
и весь покрыт сомнения коростой,
мой нравственный императив — секстант,
сквозь тернии меня ведущий к звёздам...

Не отступлюсь, не разуверюсь, не согнусь
под жизненных невзгод тяжелым спудом —
пытай меня! — приму любую гнусь...
Я верую в Тебя — ибо абсурдно!

__________
* "Верую — ибо абсурдно"
  Тертуллиан

2016

* * *

ПСИХОТЕРАПИЯ

Ночь. Бессонница. Мое естество
принимает "на грудь" — это вместо того,
чтобы приняв, наконец, статус-кво,
радостно восклицать: "Ого!"

Мысли путаются, представляя собою смесь
ордоксальной доктрины и "Критики чистого разума",
"Carpe diem" Горация, присного "Здесь
и сейчас" — гештальт-терапия, порой, заразна...

Сомневаюсь в успехе, однако: польза
от нее не всегда, говорят, очевидна —
ибо очень трудно заставить ползать
летать рожденного индивида...

Надо что-то придумать, чтобы принять
эту действительность — со всеми ее потрохами,—
как некую данность, чтоб ощущать на ять,
радостно улыбаться, вспоминая о хаме,

быть толерантным, политкорректным,
ко всем относиться с любовью, по-братски,
а не кричать истошно, чуть что: "Карету!" —
стать, наконец, Молчалиным, а не Чацким!

Ох, нелегкая это работа —
бормотать "как я счастлив" на ужин, обед и завтрак,
чтоб однажды ворваться в прекрасное светлое завтра,
бесконечно сияя счастливой улыбкою идиота.

2016

* * *

НА РАЗВАЛИНАХ ДНЯ

На развалинах дня — осколки битого кирпича
планов, надежд арматура и горки пыльного щебня
несостоявшихся встреч... Ночь легла, как с чужого плеча
сброшенный плащ, и покрыла руины. Оттого ущербной
кажется эта луна — желтая, словно твоя просфора,
отражаясь в разбитых стеклах очков иллюзий —
ибо луне не важно, в чем отражаться — то ли в Босфора
заливе, сточной канаве, мазутной луже, — лишь в этом союзе
ночного светила с поверхностью, отражающей свет
есть гармония. Ветер обрывки души ворошит, словно мусор,
изучая клочки впечатлений ушедшего дня — на предмет
их пригодности в доме, которого нет, — но празднует труса
воспаленный разум — при мысли о том, чтобы покончить разом...
Ты один — в смысле, всегда один. Среди собственных руин.
Один, как обходчик путей, в песках затерявшийся бедуин,
как смертник, ожидающий казни, безнадежный больной,
как собственное отражение, как фраза: «Поговори со мной»…
И один засыпаешь, согнувшись в три погибели на оттоманке,
чтобы, проснувшись завтра, снова строить воздушные замки
и откликаться на имя, которым тебя назвали —
когда придут откапывать из-под развалин...

2016

* * *

НОЛЬ ЦЕЛЫХ ПО АЛЬЦГЕЙМЕРУ

 В моей жизни было больше машин, чем женщин.
И разлук в ней было гораздо больше, чем встреч.
Если корень квадратный из этих разлук мне извлечь,
А затем разделить на большее то, чего меньше,

В результате деленья получим ноль целых и ноль деся-
тых — дробь ассимптотически стремящуюся к нулю...
То есть, если и было когда-то кому-то сказать: "Я люблю",
То теперь тех "кого-то" с "кем-то" уже мне назвать нельзя —

Ибо, даже если память еще сохраняет их имена,
Их улыбку, глаза, декольте или длинную чёлку —
Но трава не запомнит зады всех садящихся на
неё. А цветок позабудет его опылившую пчёлку.

Чем быстрее теряем мы память, тем большим воображе-
нием нас наделяет великая сила природы.
И меня все обходят уже на крутом вираже —
Остаётся лишь, глядя им вслед, злобно сплюнуть: "Уроды!"

2016

* * *

ПРОБУЖДЕНИЕ

Я лежал на спине, вычисляя котангенс углов,
паутину и пыль потолка, пробудившись под утро
от кошмаров ночных, где чудовище в сорок голов
всё пыталось сожрать меня, словно та Глокая Куздра,

что штеко будланула бокра и курдячит бокрёнка.
Потолка изучая разводы и пятна, рисунок из трещин,
вспоминал я, что был пробуждён диким плачем ребенка,
вылезавшим на свет из утробы безумно хохочущих женщин.

Сорок женщин там было — их столько же, сколько голов
у чудовища, но почему-то на всех них — одна лишь утроба.
Большеглазая рыба на блюде поёт про удачный улов,
поправляя прическу из сельдерея, петрушки, укропа...

А за стенкой сосед новой дрелью крушил мой уют,
и Поэт на Васильевском падал меж выцветших линий.
Я с печалью подумал, что все на поэтов плюют —
даже в снах не приходят к поэтам блондинки в бикини...

2016

* * *

СТАРОСТЬ

Выдавливая скуку, словно прыщ,
я тщусь к привычке возвертать недавней
ко смене жен, отечеств и поприщ,
но прыть мне: "Не доплыть!", а плоть: "Куда мне!"

Осанка, став осадкою, скрипит
суставами и сухостью мениска,
а бесполезный детородный спит,
как в тесте запеченная сосиска...

Настольным чтивом стал философ Бокль,
включаю телевизор крайне редко --
есть интереснее кино: гляжу в бинокль,
как по ночам сосед ибёт соседку...

Ах, старость, старость! Неизбежным злом
становишься ты в жизни человека.
Как горько сознавать себя козлом --
но нету сил с собой покончить, как Сенека...

2016

* * *

AB OVO

С чего начать? Начну, как встарь: ab ovo,
поскольку ничего давно не ново —
под солнцем? под луной? под звездами? иль под
там чем-то сверху: скажем, небосвод,
чья синь —  исток мигрени —  все же синь,
есть результат субстанции «раскинь»...

Итак, начнем сначала —  «от яйца»,
тем более, что и овал лица
имеет ту же форму... Аналитик
заметит сходство и с овальностью эклиптик...
А приглядеться — кольца аскарида
лишь эпигонство: из «Начал» Эвклида
выводим формулу окружности —  «пи эр»,
открытую, еще до наших эр...

И все-таки, с чего бы мне начать?
По недомыслию, я не учил матчасть —
и вот теперь, когда удар под дых
меня изгнал из сонмища святых
племянников внучатых Мнемозины —
мой образ обернулся образиной,
мое присутствие едва Предвечный терпит
средь коронованных избранников Эвтерпы —
чинов лишенный, звания, погон,
Понтийского пиита эпигон,
явившись на поклон к жрецам Изиды,
я заслужил их приговор: «Изыди!.. »

Уйти и сдаться? Черта с два!
Я остаюсь —  хоть не расти трава!
Не вам решать!..
            «Вначале было слово»
Я начинаю сызнова —  ab ovo...

2016

* * *

CARTHAGO DELENDA EST

В темноте едва различаю бутылки профиль...
Это значит, что я превращаюсь в профи,
наполняя золотистым виски стакан, не пролив
ни капли, и рука, словно в Бискайский залив
протянувшийся полуостров Бретань,
льет драгоценную жидкость в гортань,
и, обжигая сосуды, святая влага
по ним растекается, как раскаленная лава —
но страшней изверженья Везувия,
мое приближающееся безумие,
ибо рушит одну за другой череду Помпей...
Тихий голос во мне умоляет: «Не пей...»  —   
узнаю в нем свою обреченную душу...
Но Карфаген мой давно разрушен…

2016

* * *

ПОД ЛАМПОЮ С ЗЕЛЁНЫМ АБАЖУРОМ

Под лампою с зеленым абажуром
сижу и пью прокисшее вино,
что приобрел я в лавочке дежурной —
какую гадость пить — мне все равно...

Мне все равно, куда, в какие дебри
меня судьба-злодейка заведет —
поставив не на ту лошадку в дерби,
все проиграл... И кончился завод

у той игрушки, что зовется жизнью,
а ключ давно потерян — не найти...
И все равно мне — в Лоде, или в Жиздре
конечный пункт бесславного пути.

Зеленый круг во тьме — последний остров;
за окнами умолк привычный шум.
Как просто все... так горько, и так просто!
Я больше ничего не напишу...

2015

* * *

ТВОРЧЕСТВО

А.Л.

То ли на крыльев орлиных взмахе,
То ли в прыжке дикой росомахи,
То ли в полете белки-летяги,
К звездам – на реактивной тяге...

Улететь, оторваться от дней сермяги –
Жаль, что полеты лишь на бумаге…
А утро чахоткой едва забрезжит,
Бледнеет и тает словесная нежить –

Вязкие, словно вода в отстойнике,
Плывут одиноко слова-покойники…
И, от бессонниц тупо глазами лупя,
Строчки свисают с листа, как струпья…

Тихо стонут слова-калеки –
Жертвы тщеславия… И Амалеки
Крадучись, в спину нас бьют ножом –
Нет, не взлететь… И ползешь ужом…

2015

* * *

МУХА

Задерну шторы… Станут глуше звуки…
Пространство комнаты звенит полетом мухи –
Приняв за стороны квадрата стенки катет,
Она с жужжаньем измеряет на закате
Пустых углов квадрат гипотенузы,
Исчадье пифагорово… Мне в Музы,

Себя упорно предлагает муха…
Вибрации терзают орган слуха,
Держа его все время в напряженье –
Источник звука местонахожденье
Свое меняет с частотой картечи
Назойливости ложного предтечи…

Густеют сумерки, темна моя обитель…
Едва жужжит усталый истребитель:
Вдруг угодила в паутину, словно в лузу,
Не завершив свою гипотенузу…
Жужжи, жужжи, сердешная, пока
Не сомкнуты объятья паука…

В твоем жужжании слышна такая мука –
Твои страдания мне так понятны, муха!
Не лей же понапрасну горьких слез ты …
Летал и я… И мне светили звезды…
Но поздно, муха! Прошлое в помине –
И гибну, задыхаясь, в паутине…

2015

НЕ КОТОМКИ ШИТЬ

На тот свет идтить –
Не котомки шить.
Нам стишки кропать –
Лаптем щи хлебать.
Жизнь прожить –
Поле перейти.
А потом тужить
Нам на паперти –
Мол, подайте нам,
Ради Господа,
И пойдем стенать
Горше во сто крат.
А грехов у нас
То не меряно
И ревет Пегас
Сивым мерином.
Не поможет нам
Покаяние.
Нынче времена
Окаянные.
Времена теперь
Больно сирые,
Бьет копытом в дверь
Бурка сивая.
И стоят во мгле
За погостами
На сырой земле
Бабы с косами.
Среди них одна
Вся костлявая
И кричит она:
«Я тут главная!»

2014