Письмо в будущее

Я в год! две тысячи тридцатый
письмо решилась написать,
да только слог слегка предвзятый
боится прозе доверять.

Моё письмо стихами вьётся
так было ране и сейчас,
оно поэзией зовётся
богами данною на час.

Пускай поэзия скупа!
к письму лишенному интриги
и горе вроде от ума,
как Грибоедов, молвил в книге.

Но тем не менее письмо
мой ум стихами излогает,
оно не пишется само,
его поэзия слогает.

О том, что хочется узнать,
как в год! две тысячи тридцатый,
друг другу письма будут слать,
рифмуя век замысловатый.

И будут письма-ли вообще?
в эпоху нудных эсэмэсок,
и почтальон седой в плаще
не станет ли героем фресок?

Письмо напишется моё,
но кто его туда доставит?
где год шестнадцатый-быльё,
где человек машины славит.

Пишу письмо почтовику,
о том что мы когда то были,
его б отдать снеговику,
что детворой смеясь лепили.

И дед морозу написав,
ему послание вручали,
чтоб ночью вьюжною стремглав,
когда ветра пихту качали.

Посланье наше доставлял
тропой лесной до адресата,
иначе как мороз бы знал?
чего,кому и сколько надо.

Но детство кончилось давно,
к тому же лето розыгралось,
пожалуй взрослым не дано,
того что к детству прилагалось.

Однако я полна надежды,
что почтовик прочтёт письмо,
а для компьютера невежды
не напишу я ничего!

Куда ему понять поэта,
душа сложней чем алгоритм,
здесь тайна времени задета,
которой грусть благоволит.

Поверь читающий письмо,
что в год! две тысячи шестнадцать
работник почты сплёл его
в ночи седой минут за двадцать.

Какая ночь, какие звёзды!
сирень под окнами цветёт,
а грусть выкрикивает тосты
и торжество июня пьёт.

Июнь пленяет ароматом
семи полуночных цветов,
рукоплеская трём сонатам
далёких западных ветров.

Листвою вишни рукоплещут,
сирень, берёзы, тополя!
к утру тоску мою излечат
и унесут её в поля.

А как у вас с погодой нынче?
мой друг далёкий почтовик,
я не пророк и не ДАВИНЧИ
и мой расстаял снеговик.

Не угадать погоды вашей
мне нынче строчкою своей,
зато порадуюсь о нашей
вам пожелав хороших дней.