2. Не отдай меня мать...

2. Не отдай меня мать...
Леонид Зенин
  Наташа ехала и думала, в какую авантюру она влипла с Гуловым, которым заинтересовался горбоносый полковник со жгучими серыми глазами. Какая у него болезнь? Паралич или что? Ей удивительно повезло с этим человеком... Даже дали целую неделю побыть в деревне и вернуться в военкомат, где обещали направить на лечение. Помогут ли они отыскать сына, или загонят туда, куда Макар телят не гонял, — удивилась она выражению мамы, когда-то сказанному при уезде в Белоруссию. — Это очень и очень далеко, — вспомнила с грустью Наташа голос мамы. Тоска о близких потянула из неё воспоминания о сыне и муже. Но потом весенняя природа отвлекла её и взбодрила. Она несколько часов не могла насмотреться из окна вагона. Зелень и зелень, да белые шапки весенних вишен были кругом. На полях также работали люди, как и перед войной, но только сегодня они не подымали головы и не смотрели на проходящий поезд: видимо их проезжало очень много. Перед своей станцией её охватило волнение. Знакомые места, всё было тихо, и ни какой войны. Всё те же темно-серые трехоконные домики с белыми полосками наклеенной бумаги, чтоб не разлетались стекла от взрывной волны. Печные трубы, крыши, крытые щепой или покрашенные коричневой краской.

  Поезд остановился на их станции, Наташа сошла с простой сетчатой сумкой в руке, что подарила ей Поля. Паровоз осыпал легким пеплом, дыхнул вонючим дымом на стоящую Наташу и тронулся, медленно набирая скорость — хвост поезда простучал колесами. Наташа, перейдя железнодорожную линию, направилась по прибитой колесами дороге к своему родному дому.
А вдруг, там, в доме живут уже Серёжа с отцом, может Коля — инвалид, но милый, милый человек. — Вдруг заработало её воображение. — Ведь прошло почти два года бродячей жизни, когда Наташа рассталась с семьёй. — Она прошла мимо пруда, за прудом их дом, старенький серенький с наклеенными на окнах полосками газеты, с покосившимся крыльцом. Одна кудрявая белая вишенка и отцветшая сирень росли в некрашеном палисаднике. Агрессивно настроенные петух и гуси, увидев незнакомого человека, подняли голову.

    Время уже было к вечеру. Коров пригнали. И мальчик, в котором она признала сына брата, остановился с бидоном молока, он шёл сдавать его на молокозавод. Мальчик криво улыбнулся ей и потом остановился в замешательстве:
  — Тетя Наташа! — произнёс он удивленно, узнав её. — Мама дома, — и они поднялись на крыльцо: она впереди с клюшкой, мальчишка с бидоном за ней. Наташа открыла дверь, шагнула в кухню через порог, стукнув клюшкой. Перед ней у печи стояла удивленная невестка в обычном платье и замасленном переднике.
— Наталья! — выдохнула она и тут же бросились в объятия. Клюшка упала и сумка с продуктами. Наташе показалось, что изба закачалась, они обнялись, платок у Наташи сполз с головы.
— Ой, Наталья! — рыдая, спросила невестка — Живы? Где сын?
— Потеряла я их всех, потеряла, — еле ответила Наташа, и они громко заплакали вместе с невесткой. Повязанный платок в косынку сполз с плеч на пол. Они вместе содрогались от слез так, что не могли остановиться, словно потеряли управление над собой, и даже не заметили, как посадили друг друга на скамейку у стола. И когда немного успокоились, невестка оглядела Наташу:
— Седая! — дотронувшись до бедра раненой ноги спросила.
— Болит!
— Да... немножко...
И со страшно выраженными глазами невестка спросила Наташу:
— Живы?
— Убили маму в бомбёжку. Я не видела её. Без меня похоронили. А сына увезли. Так сказали. О Николае не знаю. Я была в Минске, на учебе, — простонала Наташа, и, часто глубоко дыша, кратко рассказала убийственную историю...
— Земля пусть пухом будет маме, — всхлипнула невестка, не имея сил плакать, — а Серёжа и Коля найдутся. Горе у всех. Война.

  Наташа устало переводила дыхание, мальчик утирал слёзы и тихо рыдал.
— Не плачь, неси скорей молоко на завод, — сказала мать сыну, который стоял у бидона, придерживаясь за косяк двери.
— Иди и быстро приходи. Позови Наташу и Колю с огорода. Он вышел, унося бидон с молоком, а немного погодя появились дети. Видя, утирающих слезы мать и женщину они сморщили физиономии и неслышно заплакали, боясь спросить.
— Братья-то как? — переспросила Наташа.
; Лешка мой без вести пропал, Иван воюет... — И они снова, вдруг зарыдали так громко, что пришла соседка — старушка. Она поцеловала Наташу, при виде клюшки затряслась от волнения и сдерживаемых слёз, протерла глаза длинным концом платка.
— Дети не плачьте, — начала она уговаривать детей, — слез не хватит, полдеревни убито. От моих уж три месяца нет известий.

  Наплакавшись и наговорившись, перешли в переднюю часть избы. Окна затемнили грубыми бумажными шторами. Зажгли лампу. Пришел муж соседки — старик. Накрыли стол всем, что было припасено на черный день. Вареная картошка в мундире, яйца, сало, огурцы соленые, кислая капуста, немного колбасы из пайка Наташи, сухари, хлеб и мелкая нажаренная свежая рыбешка. Поставили бутылку самогонки, уселись все вместе с детьми и приступили к обычной крестьянской трапезе. Разговор шёл вокруг войны: о вероломстве и зверствах фашистов.
— Победим! — уверенно сказал старик, катая сало во рту. — Устроим им еще один Сталинград.
Настроение подымалось...
— Ну, споём что ли? — сказал старик, приободряясь и, делая движение подобно молодым.
— Не поётся, — ответила невестка. — Давайте ещё понемножку... И тогда уж рискнём.
— Давайте, — согласился дед, и первый опрокинул полную рюмку, занюхал кусочком хлеба... Следом выпили все...
— Начнем русскую, грустную... «Не отдай меня мать...»

  И невестка запела громким, немного хриплым голосом. Они пели с душой русскую народную песню, повторяя: «Не отдай меня мать... Не отдай меня мать...». И Наташа пела с обидой на самою себя, за то, что потеряла мать и сына. Выпустила их из рук с этой проклятой работой и поездкой, сыгравшей злую шутку с ними и дьявольским каламбуром происшествий с Гуловым.
— Это он, подлец, сделал всё, чтоб она покинула свою семью. Война... лучше было бы умереть всем вместе. Но если я встречу Гулова, я лишу его жизни — расплакалась она в мыслях. — Ворону должен быть вороний конец... Но ничего не доказано, — возражала она себе. — Зато сердце и душа не обманут, — твердила она в мыслях и пела всё громче и громче. Потом они затянули «тонкую рябину», так тоскливо и сердечно, что Наташа вдруг зарыдала — все смолкли и принялись её успокаивать.
Наташа после нудной дороги и вина крепко уснула. Соседи разошлись.

  На следующий день с большими головными болями Наташа написала письмо-треугольник отцу Николая, где просила сообщить, что-либо о Николае и сыне — Серёже. Мама погибла. Она просила невестку, чтоб она потом сообщила Наташе ответ.
Всю неделю Наташа помогала ходить за коровой, сажать картошку и овощи.Она усердно растирала ногу, чтоб ходить без клюшки, и готовилась к уезду на лечение. За неделю применения трав, по совету Поли, боли стали в ноге повторяться реже и тише. И это подымало дух.
— Я всё равно найду сына и Колю, — твердила она сама себе.

    Продолжение следует...