5. Баня Гулова

5. Баня Гулова
Леонид Зенин
  Раненый командир отряда, с отрезанной ногой, после примитивной операции выжил. О Наташе понеслась слава, что она хороший врач-хирург. Никого не интересовало, что она врач-педиатр. Да и что говорить — слава всегда слепа. Главное — выжил человек. Землянку, где делали операцию, приспособили под лазарет для раненных и больных. Наташе и её медсестре — травнику выделили уголок. Там они жили после операции.

  Стоял вопрос — кого избрать командиром или начальником лагеря. Теперь в отряд влился Андрей, единственный в офицерском звании — лейтенант. Его решительность в действии при операции и других вопросах приводила к тому, что его могли избрать командиром отряда, как было сделано в других лагерях беженцев. Отдельным же нравился анархичный порядок в лагере. Но призывы по радио к партизанской войне настраивало большинство на боевой лад, а их лагерь никак не походил на партизанский отряд. Он больше был похож на анархическую разбойничью шайку. В порядке очереди группы делали вылазки и походы, чтоб добыть пищу, одежду, оружие. Возвращались с вылазок пьяными и учиняли между собой драки. Замещающий командира сам любил выпить. Однажды пьяные вошли в лазарет к Наташе, во главе с оголтелым пьяницей Корнауховым, который славился смелостью и удалью от выпитого вина. Они принесли еды женщинам и больным, потом ушли. В следующий раз Корнаухов пришел в лазарет с подарками, поводом послужил женский мартовский праздник. Наташа, несмотря на свою седину, очень нравилась многим.

 Гулов ревновал и каждый раз при встречах старался подчеркнуть, что хорошо знает Наташу и близко с ней знаком. Он старался запретить, чтоб без надобности не заходили в лазарет. Но его не слушали или он делал вид, что не замечает. Гулов часто навещал Наташу, но она, несмотря на некоторую благосклонность, в последнее время, к нему, не могла принять его сердцем, хотя вид обезображенного лица говорил ей, что он сражался и тоже потерпел. Гулов однажды кратко рассказал, как их лагерь окружили немцы и полицаи. Он попал в плен, где его избили, и он чудом спасся, сбежав из лагеря. Всё это было рассказано, в общем.

Но женское любопытство сидело в Наташе, как у большинства женщин и ей хотелось узнать, что произошло с ним, кто так изуродовал лицо? Ей было жалко его. И однажды она улыбнулась ему, просто показывая свою душевность. А Гулов всё понял по-своему, что ему открывают дорогу к любви. Хотя он заметил, что молодой лейтенант Андрей тоже переживал. Но Гулов свое сердце оценивал более горячим и любвеобильным: он не пропускал ни одной женщины, если она нравилась ему. Это благодаря многолетнему опыту, он умел скрывать свои чувства и действия. Гулов посчитал, что сближение с Наташей неотвратимо и надежды питали его воображение, ему хотелось ускорить свое проникновение в сердце Наташи.

  И случай в мартовский праздник ускорил их сближение. И вот повторяю, Корнаухов, после хищнецкой, боевой вылазки, пришел в лазарет пьяный с бутылкой хорошего вина, с закуской и духами. Он ворвался, как ястреб в гнездо неоперенных птенцов, ему всё было подвластно, вплоть до сердца женщины.
— С праздником Вас, дорогие дамочки! — заорал Корнаухов, ставя бутылку на стол и ложа сверток с закуской и флакон с духами. — Прошу за стол. — Потер он грубой мужской рукой черную бороду. Медсестра, готовившая настойку лекарств из трав, с притворным недоумением пожала плечами, а Наташа вообще не знала, как поступить. Пьяных она не допускала в лазарет, в котором на этот день был всего один выздоравливающий больной. Боец знал скандального Корнаухова, оделся и ушел. А Наташа не знала, как быть, когда сам предводитель пьяниц Корнаухов перед ней. Человек, убивший несколько немцев и полицаев и известный своей разбойничьей хваткой. Ему многое сходило с рук или, как говорится, просто везло.

 В анархичном лагере сильно пьянствовали, командира или, как его называли, начальника лагеря, не было, и после операции его функции исполнял Андрей. Со дня на день должно пройти собрание. Гулов почему-то вел себя снисходительно к пьяницам и, в общем, был незаметным человеком: не проявлял воли для наведения порядка. Это Наташа заметила в последнее время. Но сегодня она была бы рада, чтоб именно сейчас пришел Гулов или Филак и выручил их в трудную минуту. Но они, видно, были заняты своим делом.
; Ну, за стол, — покачиваясь, решительно повторил Корнаухов. — Такое богатство. Богатых разграбили.
Медсестра взглянула на Наташу, но осторожничая, села на лавку за стол.
— Вы уже пьяный, вам нельзя пить, — возразила Наташа.
— А я не буду, — развел руками Корнаухов. — Я вас угощаю прекрасным вином в женский день. И не приневоливаю. Прошу пане. — Продемонстрировал он приглашение руками и шутливо, но приятно улыбаясь. Наташа восприняла непосредственное честное приглашение мужчины и, как-то невольно, что бывает, села за стол. Ей просто хотелось дать отдых душе. Корнаухов сел сам, развернул сверток с колбасой, сыром и салом. Пододвинул кружки и, оглядев темную бутылку, открыл её штопором ножичка. Налил.
— Это прекрасное вино! — воскликнул он. — Я чуть попробую сам, чтоб вас не отравить. Так делают разведчики... За вас, девчата!
Они подняли кружки. — Позвольте мне первому. — Он выпил и сказал: — Хорошее вино... Медсестра и Наташа выпили.
— Да, вино хорошее, — восхищенно улыбнулась Наташа. — Не наше.
— Так мы их на дороге, гранатой по машине, — похвалился Корнаухов.
—Теперь они будут искать, кто совершил это? — объяснила Наташа, прошедшая опыт встречи с немцами и полицаями.
— Борьба начинается. Радио слышала. Сталин, — подчеркнул Корнаухов взмахом руки и указательным пальцем.

  Наташа сама загорелась от его слов. Ей было очень хорошо, и она улыбалась всем и всему, особенно своей подруге медсестре Поле, очень любезно таращившей глаза на Корнаухова и с большим удовольствием уплетала колбасу, селедку, сало. Наташа после вина ела с большим аппетитом. Под предлогом запить водой, Корнаухов встал и шагнул к деревянной бочке, слегка дотронувшись руками до плеч Наташи и медсестры Поли, выразив этим прикосновением свою любовь и нежность к женскому полу. Здесь ничего не было плохого. Девчата, так называл их Корнаухов, сами предложили выпить еще по стаканчику вина. Они опрокинули еще по порции вина, словно боясь, что его отберут у них, и тихо запели песни. Корнаухов маслеными глазами смотрел на Наташу, на её седой волос и шаловливую детскую улыбку.

— Разрешите поцеловать в честь праздника весны, — сказал он, вставая и, слегка обняв медсестру, поцеловал её, потом нагнулся над сидевшей Наташей, дотронулся до плеч и прильнул губами к её щеке. Наташа не видела в этом ничего особенного, но, когда рука Корнаухова скользнула с плеча на грудь, и он прижал её сильно, Наташа вскочила и оттолкнула, громко крикнув: — Нахал! Прочь отсюда! — И она с такой силой толкнула Корнаухова, что тот упал, ударившись о стенку землянки. Наташа еще хотела что-то произнести злобное, но дверь открылась, и в землянку вошли удивленные  Андрей, Филак и Гулов. Они не смогли с первых секунд понять, в чем дело, Корнаухов пытался подняться, а Наташа с ненавистью прошипела: — Уберите эту пьянь и наглеца.
  Корнаухов встал, видя перед собой трех мужчин, поднял шапку, одел и молча вышел. Все проводили его недовольным взглядом. Видя на столе закуску и пустую бутылку, Гулов улыбнулся, а лица Андрея и Филака сделались суровыми.

— Пора с пьянством кончать, — сказал Андрей, садясь за стол. Наташа виновато смотрела на Филака, Андрея и Гулова. Разговор их был серьезным о борьбе с пьянством и укреплении отряда, о выборах командира и реальных боевых действиях в тылу врага. Они сообщили, что немецкие войска прочесывают леса в окрестностях города.

  На следующий день собрали весь лагерь, ибо пришел связной и сообщил, что немцы ищут партизан, совершивших нападение на склады и эшелон.

  Перед собравшимися выступил Андрей и сообщил о грозящей опасности и что лагерю надо быть готовым к боевым действиям. Командиром отряда был единогласно избран Андрей. В этот же день была создана партизанская группа, и её возглавил Филак, побывавший в одном из партизанских отрядов, где царил порядок и дисциплина.

  Немногочисленный отряд начал готовиться к передислокации в случае нападения немцев или полицаев. Готовились повозки, лошади, люди. Зловещее сообщение, что фашисты сжигают целые деревни, ускорило подготовку отряда к перемещению в другое место, где он должен влиться в состав другого головного отряда. Весенняя распутица была в это время в полной силе. Как только подсохнет, немцы начнут прочесывать их лес так предполагал каждый.

  Было решено, перед уходом отряда устроить банный день. Всем надо было помыться по расписанию в единственной бане — землянке. И тут совершилось то, что сердцем ожидала и боялась Наташа — насилие Гулова.

В весенний вечер, когда уже снег растаял, и ожили птицы, позеленела крапива, полезла травка, подошла очередь мыться в бане Наташе и медсестре Поле. Перед этим к ним зашел Гулов, как это бывало обычно. Он выбирал время передышек, когда Наташа и медсестра отдыхали, в это время он мог полюбезничать с ними. Гулов настолько тепло вел себя, что стал нравиться женщинам, он весело болтал, играл глазами и речью, так что в глазах Наташи он помолодел лет на десять, а она, видимо, по простоте женской забыла недавний инцидент с Корнауховым. Поля при Гулове волновалась, и Наташа, интуицией женщины подозревала её в любовной связи с Гуловым. Но она не заметила, как они втерлись в доверие и душевный интим Наташи. Но всё тайное всегда становится явью.

  Женщины должны были мыться последними, они не выдерживали жаркой напаренной бани, в которую с удовольствием рвались мужчины. После них, как обычно, Наташа и Поля решили помыться вдвоем. Они пришли в баню, разделись: теплый жар охватил их своим приятным томительным теплом. Было так хорошо, что Наташа позволила себе развалиться на широкой скамейке... Поля принесла ведро с холодной водой из предбанника, наполнила шайки ей и себе: смешала с горячей. Холодной воды больше не было. Медсестра напомнила, как бы невзначай, что холодной воды в ведре мало. А Наташа так увлеклась промыванием волос, что не придала значения сказанному.

— Ой, Поля, как я тебе благодарна, такая прекрасная водичка, — щебетала она, зажмурив глаза от пены хозяйственного мыла и растирая себя липовой мочалкой.
— А холодной-то на донышке, — вдруг обрушила Поля тихим голосом...
— Чего на донышке? — переспросила Наташа.
— Холодной водички... — ответила с улыбкой Поля, лицо которой было еле видно при горевшей семилинейной лампе.
— Посмотрю в предбаннике, — добавила она, отворачивая старое ватное одеяло, разделявшую баню. — Нету ни капли и бочка пустая, второе ведро тоже. — Громко ответила она из предбанника. И, возвращаясь, глухим голосом известила. — Мужики всё расплескали.
— Ну, хоть чуть, глаза-то промыть, — переспросила Наташа.
Поля поскребла корцом по дну ведра, так грубо, что звук словно резанул Наташу по сердцу.
— Глаза щиплет, — повторяла Наташа.
; Сейчас с горячей смешаю, — ответила Поля и полила из корца водой на руки Наташи. Та промыла глаза.
— Что делать? — улыбнулась Наташа. — Кто последний мылся-то?
— Не знаю... — пожала плечами полнотелая Поля. — Я думала, там, в ушате или в ведре есть вода, а они пустые, — сказала она, сделав глупое удивленное лицо и, рассматривая красивое тело Наташи. — Придется одевать пальто и идти просить нашего банщика, если он еще не пьяный.
— Придется, — засмеялась Наташа, — ты обмылась, а я в мыле.
— Так я думала, как всегда, что там есть в ведре в прозапас, — ответила Поля.
— Иди... — пожала плечами Наташа, не подозревая никаких неприятностей, — пусть кто-то из мужчин принесет воды, и мы домоемся.

  Поля накинула на голое тело темно-синее пальто, на голову шаль, сунула ноги в ботинки и, взяв ведра, вышла, закрыв за собой осторожно, без скрипа дверь... Наташа, чтоб согреться, перелезла на полку рядом с печью.

  Прошло минут пятнадцать, а в землянке-бане была тишина. Вдруг послышался шорох, кто-то осторожно вошел, ставя ведра. Наташа обрадовалась, что кто-то из мужчин вместе с Полей принесли воды. В предбаннике незнакомец шарахался и медленно лил воду из ведра в бочку. Наташа улыбнулась в предчувствии продолжения приятного купания, встала и пересела на лавку.

  Вдруг одеяло отвернулось, и в баню вошел согнутый мужчина с ведром воды.
— Куда?.. Поля! — закричала Наташа, в смятении загораживая груди и не зная, что делать, — Поставь ведро и иди.
— Наташа, — произнес в ответ голос, похожий на голос Гулова, — какая ты красивая.
— Уходи, спасибо! — шикнула она, опуская руки на низ живота.
Человек, с нахлобученной на лоб шапкой, не пытался выпрямиться, он рассматривал тело Наташи из-под лобья и весь багровел, а Наташа видела перед собой шапку человека, его опущенное лицо и накинутое на тело пальто, и странное удивление огорошило её, когда вместо сапог она увидела босые мужские ноги и высунутое голое колено.
— Я люблю тебя, Наташа! — произнес громко Гулов. — Я схожу с ума по тебе. — Он, поставив ведро, сделал несколько шагов к Наташе, темное пальто, похожее на пальто Поли, сползло с плеч, шапка упала и совершенно голый человек, весь в напряжении, что увидела Наташа, вдруг обнял её, целуя лицо и ища губы и прижимая её тело к своему. Его цепкие пальцы скользили по бедрам, и что-то горячее обжигало её внизу, между ног. Она чувствовала упругость его тела и страсть обезумевшего человека.
— Наташа, — хрипел Гулов, целуя её, сцепив зубы и дыша запахом водки, и во всю действуя руками.

  Наташа дергала головой, отталкивая голое тело, пытаясь повторить, что она делала с полицаем. Она чувствовала, что еще чуть, и она сдастся усилиям мужчины. Но его грубые губы ползли по лицу, ловя её женские губы. Она приоткрыла рот и схватила обезумевшими зубами губы Гулова, что-то хрустнуло в зубах, Гулов вскрикнул, сваливая её на пол.
— Сука, — промычал Гулов, брызгая кровью.
Она оттолкнула его и безумным голосом крикнула: — Поля! — Но Поли не было. Гулов вскочил, обливаясь кровью, накинул пальто Поли и шапку и молча прыгнул в предбанник, сорвав угол одеяла, сунул ноги в сапоги и схватив фуфайку Наташи, выскочил и бросил фуфайку на улице. Наташа застонала: — Поля... Поля... Сережа... Сынок... — Она металась от печки к ведру с корцом, не зная, что делать, повторяя: — Надо обмыться, надо обмыться... Она, дрожа всем телом, налила горячей воды, смешала с холодной и облила себя, потом обмылась с мочалкой.

  Послышались шаги, появилась Поля, удивленно глядя на Наташу из предбанника с угла, где был оборван край висевшего одеяла.
— Ты что так долго? — возмутилась Наташа.
— Да никак банщика найти не могла. Пропал пьяница.
— Так ты бы сама почерпнула воды, — раздраженно сказала Наташа.
—Так я ведра оставила у землянки Гулова, — с пренебрежением ответила Поля, снимая пальто с голого тела. — Кто же принес воды? — переспросила Поля.
— Не знаю, — со злом ответила Наташа. — Я обмылась.
— И фуфайка на улице, — сказала Поля, цепляя одеяло за гвоздь.
— Не знаю, — ответила Наташа. — Буду одеваться.
— Я тоже всполоснусь по-быстрому, — грустно произнесла Поля.
Наташа заметила, что висевшее на гвозде пальто было таким, как пальто Поли. — Надо же, — подумала она во внутреннем смятении и страхе, — как всё тонко продумано. — И с печалью поняла, что стряслась большая беда, и Гулов этого не оставит.

     Продолжение следует...