2. Вечер

2. Вечер
Леонид Зенин
Продолжение первой части.

К двадцати ноль-ноль веселая компания собралась к торжественному застолью, отметить день рождения маленького Сережи. Это был повод для необычных разговоров между мужчинами и секретами женщин, сплоченных прямотой характеров и великодушием трех семей: командира авиационной эскадрильи, капитана Николая Веринова, который нам уже знаком; его заместителя Петренко, любителя веселья и обожателя женщин, проникавшего со своим фотоаппаратом до недр интимной жизни; старшего техника эскадрильи Иванова, семья которого жила в одном подъезде с комэской. Он любитель игры на баяне. Все они были с женами. Средний возраст всей компании мужей и жен измерялся тридцатилетним плюс-минус три года, кроме старшего техника Иванова, опережавшего своих собратьев почти на десяток лет.
Жены, как это водится у военных, в большинстве своем, симпатичные крепкие создания, сумевшие несколько лет протащиться вместе с мужьями по огромной стране. Они перенесли много трудностей и жили небогато. Недаром кто-то заметил: — Три раза переехать — это одинаково, что один раз сгореть.
Наташе, жене комэски, принадлежала особая статья женской красоты, обаяние фигурой и лиричностью голубых глаз. Как детский врач, она была вся в нежности и культуре, несмотря на то, что её происхождение было деревенское... За время же учебы в медицинском институте, в Москве, ей удалось быстро войти в городскую жизнь.
Жена зам. комэски Петренко — полная русская натура, любившая поесть и обладавшая крепкой физической силой, что сквозило в её движениях и голосе, и в том, как она легко одной рукой подняла и переставила стул. К несчастью, у неё не было детей и она с грустью взглянула на двух детишек, Сережу и Таню, игравших на диване.
Худая, фигуристая Маша, жена старшего техника Иванова, вторая после смерти первой, была моложе своего мужа на восемь лет и отличалась такой веселостью и фантазией характера, и блеском одежды, что привлекала к себе мужчин внешностью и черными въедливыми глазами и сладкой лисьей разговорчивостью. Она тараторила, как пишущая машинка, обращая на себя внимание яркими словечками и нескромностью одежды для того времени: декольте на груди и вырезы платья снизу до колен. И когда, после переодевания Наташа вышла из спальни в зал в скромном, но приятно облегавшем фигуру, платье, Маша бросилась ей навстречу: — О! Мамочки! Настоящая невеста! Ох, замечательно! Редкостный фасон! Я его на тебе никогда не видела!
— Ну что ты. Оно давно у меня, — без смущения возразила Наташа. — Простое платье. Вечернее, серенького цвета, тонкая шерсть.
— Да... — согласилась Маша, взглянув на свое модное платье и вырезы в нем. Она подошла к старинному зеркалу в черной рамке, стоявшему рядом со шкафом, и с ревностью взглянула на Наташу, потом с любезностью на Николая, который ей нравился, но не отвечал взаимностью. Она даже тайно просила Николая, чтоб он отошел от пейзажей в своем художестве и что она даже согласна позировать ему. Но Николай на то рассмеялся. Он был поглощен делами военной службы, живописью, и семьей.
После неудачного разговора Маша с маленькой дочкой Таней уехала к матери и почти три месяца не появлялась в гарнизоне. Вот уже две недели она жила с мужем, частенько поглядывала на Николая, но ответа не поступало. И Маша, с неприязнью взглянув на него, села рядом с мужем, не довольная собой, но готовая ни с того, ни с сего совершить какой-либо трюк, наподобие того — прыгнуть на танцующего партнера и повисеть, как пушинка, на его плечах. Эту мысль о трюке она затаила в себе и сегодня. И как только Николай встал, чтобы что-то сказать, она улыбнулась ему.
— Сегодня, друзья, счастливый день в моей семье, — начал говорить Николай и взглянув на жену, сидевшую рядом, на сына и девочку, смиренно прижавшихся к бабушке на диване, и продолжил. — Сегодня день рождения Сережи, ему исполнилось три годика. Наполним бокалы. И... — Он сел, нагнулся и начал разворачивать сверток.
— И подарки, — поспешил успокоить сидевших Петренко. — Мы подарим обоим детям, а то они не поймут и обидятся. — И он нагнулся, и вынул из коробки коня и преподнес его мальчику.
— Я этого Казбека дарю Сереже. — Он опустил коня. — Может из него вырастит лихой буденовец?
— Мама, коняга! — закричал Сережа, а девочка схватила коня за хвост. Дети весело запищали.
— Боюсь, — сказал старший техник, поднося красивую куклу своей дочке Тане, — что этот буденовец завтра оторвет Казбеку уши. А вот женщинам надо защитников Родины растить. В это время отец поднес сыну большой игрушечный самолет.
— Масына, масына, — произнес мальчик, бросая коня и цепляясь за самолет.
— Пусть дети играют, они накормлены. Прошу всех за стол, — сказал Николай, увидев, что худенькая Маша тоже встала из-за стола.
— Не спешите, — пропищала она тоненьким, но звонким голоском и вынула из сверточка две маленькие дудочки и, подойдя к детям, показала, как надо дудеть, и подарила им дудочки. Они тут же вместе начали издавать звуки. Бабушка и сидевшие за столом удивились.
— А, бабуся всё равно глухая, — развела руками Маша. — А я люблю музыку, — жеманно сказала она, — а у Сережи папа лиричный. Посмотрите, какое множество картин и этюдов, — обвела она взглядом комнату, увешанную картинами, написанными маслом. — Только вот женщин он позабыл. Сейчас вообще мужчины позабыли нас. Они заработались. Суток мало... А я ведь могу красиво позировать, — повела она плечами... Все улыбнулись, приняв сказанное за шутку.
Наконец, все притихли, только дети гудели дудочками в радостном восхищении, несмотря на строгое выражение лица бабушки.
За столом звенели рюмки, завязался оживленный разговор. Детям дали конфет и печенья. Потом старший техник Иванов заиграл на баяне вальс «Амурские волны». Маша пригласила Петренко.
— Я не возьму его, я чуть поиграю, жуть люблю мужчин, — оправдалась она перед женой Петренко, уплетавшую за обе щеки колбасу.
Наташа отвела детей в спальную комнату вместе с бабушкой, которая с удовольствием принялась пить чай с печеньем.
После вальса пели, потом плясали, где Маша затмила всех своей цыганочкой. Потом она во время танцев исполнила свой любовный трюк — повисеть на Петренко, потом на Николае, что и демонстрировала перед концом каждого танца. Наплясавшись и на обнимавшись вдоволь, она попросила своего мужа бросить играть на баяне, а завести пластинку на патефоне с медленным-медленным танго. Она обняла своего мужа и совершенно заснула на его плечах, неоднократно прося повторить успокаивающую музыку. Танго танцевали все. Бабушка с детьми уже уснули в закрытой спальне.
После танца Николай поцеловал Наташу очень мило, словно в молодости.
Вечер подошел к концу. Все вышли провожать Петренко с супругой. Шли обходной дорогой за военным городком: женщины отдельно, мужчины отдельно. Мужчины покуривали и вели разговор. Он был о том, что тревожно вокруг: частые инциденты с местным населением. Запад не спокоен и дьявольски медленно идет замена самолетного парка. Те, что есть, почти все поставили на ремонт, еле хватало самолетов на дежурные смены. Командира полка отправили на сборы и ждали замены.
— Черт знает что! — выразился эмоциональный Веринов. Он еще не знал, что Наташа скажет ему о своем уезде.
Проводив всех, они разнесли детей по своим местам и легли в постель. Это была прекрасная ночь. И Наташа ни в коем случае не решилась говорить неприятное до самого утра.
Наташа была той женщиной, которая окрыляла мужчину, как говорят, даже у мертвого появлялось желание овладеть этой женщиной. Такое было её сильное обаяние. Это приносило здоровье супругам, даже при тяжелых перипетиях жизни.
— Ласковый мой, — шептала Наташа, — сделай так, как я хочу. Он отрицательно качал головой, давая понять, что надо любить тихо и делал всё, что желала Наташа. И когда они отлюбили друг друга, приятная истома старалась повергнуть их в сон.
— Утром долго спим, — прошептала Наташа. Он качнул головой в знак согласия...
— Ты помнишь деревню, сеновал? — спросила она в счастливой ночной улыбке.
— Да... Очень... — ответил Николай, уже обеспокоенный мыслями об эскадрильи.
— Какими мы вольными были там, — шептала Наташа, — запах сена мне и сейчас чудится.
— Да... — ответил он, ласково поглаживая её. Они не заметили, как уснули.
Но утром Николая ждала неожиданность — признание Наташи в том, что на следующей неделе она уезжает на конференцию, и что она хотела отказаться, но решила посоветоваться с ним. При этом — это требование свыше. Не поехать, значит уйти с работы и не подтвердить свой диплом, свою профессию.
— Наверное, я откажусь? — тяжело вздохнула Наташа.
— Надо подумать, — ответил Николай. — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Время тревожное.
— И я не хочу, милый, что делать? Говори.
— Терять профессию обидно, — рассуждал Николай. — Мы с Сережей здесь справимся. Три дня с дорогой не так много. Заедешь к маме Ивановой, покажешь фото, привезешь краски. Вообщем, едешь, — твердо сказал Николай.
— Придется, — с грустью вздохнула Наташа. — А так не хочется...

                Продолжение следует...