Мой серебряный век...

ГОЛОС

Вначале был вселенский Хаос —
и лишь затем явился Логос —
но то, что таковым казалось,
то был еще не звук, не голос.

Лишь Слово, став предтечей жизни,
миротворения основой,—
от первых бесхребетных слизней
и до венца всего живого,—

вселенской правит оболочкой,
движеньем звёзд, планет, галактик,
являясь порами и почвой,
трагедией, где в первом акте

сюжет заложен той интриги,
чей смысл — и присно, и поныне —
подобен поиску в ковриге
того, что не было в помине.

Так театр, с вешалки начавшись,
рождает в пьесе неполадки.
Вино порой дороже чаши,
а драп пальто ценней подкладки.

Судьба — она всего лишь сводня,
и то, что кажется великим
блаженной публике сегодня,
является всего лишь бликом,

игрою света, отраженьем...
У Вечности не та основа —
она наполнена движеньем,
зане — "Вначале было слово".

Я знаю, мой не слышен голос,
живым дыханием рождённый —
судьёй последним станет Хронос
стихов схоластике подённой.

2018

* * *

ПОРОЮ СЛОВО ДЕРЗНОВЕННО

Порою слово дерзновенно —
и в демонических устах
оно расцветшею вербеной
диктует жизненный устав.

И в вулканической оплётке
под дрожь земли и неба гул,
как в ювелирной обработке,
дробит алмаз под скрежет скул —

как будто кто-то острым ногтем
черкнул по грифельной доске...
И вновь бежит по Малой Охте
в гиперболической тоске

через пустырь подросток рыжий,
и, как в горячечном бреду,
пылают окна, стены, крыши
в заката пламенном аду.

А город — как актёр без грима,
в каменно-угольном дыму
прощался с тенью пилигрима,
что вмёрз легендой в Колыму.

Он, словно ветхие обноски,
под звуки старых увертюр
ловил в далёком отголоске
цивилизаций и культур

ту кристаллические ноту,
в которой строгий пилигрим
первоначальную немоту
обрёл — и пал, как Вечный Рим.

А варвар, не поведши бровью,
назначит день, и час, и срок —
и всё дышавшее любовью,
взовьётся дымом горьких строк...

_____
* Здесь использованы строки из стихов Мандельштама, Пастернака и Бродского

2018

* * *

НЕВРАСТЕНИЯ

О, сладкая неврастения,
испариной покрытый лоб...
Лелею в собственной тени я
свой поэтический апломб —

пломбиром тает и стекает
ручьями сладкими в рукав.
Над миром тайными стихами
вознёсся, вечер обокрав.

Я понял истину простую,
что явь — она всего лишь сон.
Лишь сон во сне. Но имя, всуе
произнесенно, мыслей сонм

рождает, разум будоража
тоской несбывшихся надежд —
как тонкий запах флер д'оранжа
или весенний бульденеж.

А вечер, лилию лелея
на нежном матовом плече,
льёт мёд словесного елея —
с мечтой о лилльском палаче.

2018

* * *

МУЗА

Спаси от хулы и поклёпа,
Зевеса премудрая дщерь —
мечтательница Каллиопа.
От чувства утрат и потерь

спаси, пышнотелая дева,
матрона премудрых наук.
Ты — плод мнемозинина чрева,
а, значит, и память, и звук

тебе подчиняются слепо —
забвения горький абрис
есть след узнаванья и слепок,
что снял с отраженья Нарцисс.

Предмету нелепого торга
эдейцев, ахейцев и Спарт
противу фивян без восторга
конец положил Каллистрат.

И мне ведь немногого надо —
обиды былые забудь,
воскресни, явись из Эллады
и ласкам раскрой свою грудь.

К сосцам припадая устами,
восторгом любовным упьюсь
и, гладя ланиты перстами,
навеки забуду про грусть.

Приди, о прекрасная Муза!
Я знаю, что стар для грехов,
и нету нелепей союза...
...Мне больше не нужно стихов.

2018

* * *

НУМИЗМАТ

А меж ладоней теплится рука —
воды прозрачней и белее воска...
И жизни нить, что тоньше волоска,
так схожая порой с картиной Босха.

И ранней осени не распознав примет,
ты, погруженный в сладкое "когда-то",
воспоминаний пригоршню монет
ласкаешь с вожделеньем нумизмата.

И хоть счастливых дней наперечёт,
и каждый — окольцован и помечен —
что выпадет, загадываешь,— чёт?
иль, как всегда, — вновь несчастливый нечет?

Но полноте, откуда этот сплин,
ведь было в жизни всё — твои ладони,
летящий в небе журавлиный клин,
и этот взгляд, что омута бездонней

и зимнего ненастья холодней —
но потому так истово желанный,
и вереница одиноких дней,
и шепот твой: "Любимый... окаянный..."

2017

* * *

НАДЕЖДА

И.Н.

Ни бархат зелени, ни золото песка,
ни шелк небес, ни полночи парча —
но с голубой прожилкою рука,
вся в нежных поцелуях сгоряча...

А ты, а ты, — немой восторг души
в тунике греческой, спадающей с плеча...
Уста свои отверзнуть не спеши —
и обоюдоострого меча

прошу тебя, не вынимай из ножен,
пускай продлится заблужденья миг —
и верится, что мир еще возможен,
и кажется, что я тебя постиг...

2017

* * *

ВО ИМЯ ЧИСТОГО ИСКУССТВА

Во имя чистого искусства...
Но сон застыл у изголовья,
как изреченье Златоуста —
дыханье, смешанное с кровью.

Дрожащих век неслышный шелест
и пересохших губ шуршанье:
как будто ночь идет на нерест —
черно-небесная пиранья...

Земля, сокрытая покровом,
под звёзд бесшумное камланье
лежит, как жертвенник, готова
принять священное закланье.

Как воспреемница злосчастий,
душа во мне окаменела,
а ртутный столбик рвёт на части
изголодавшееся тело.

И так мучительно несходно
с мечтой случившееся в жизни,
что жаждешь скорого исхода —
при всей ее дороговизне...

2017

* * *

ГОЛУБАЯ ЗВЕЗДА

А в том году гудели провода,
и ветры дикие гуляли над страною.
И было весело и страшно мне тогда —
я словно был натянутой струною.

Тогда впервые ощутил я вдруг,
земного бытия великолепье,
когда за окнами вагона мой испуг
мололи жернова бескрайней степи.

На стыках рельсов перестук колёс
усиливал восторг сердечной мышцы:
как будто я судьбы каменотёс —
творения, достойного Уффици.

И «Голубой звезды» чудесный свет
струили пожелтевшие страницы —
в них прошлое, как золотая клеть
в воспоминаньях упорхнувшей птицы.

Вновь, как тогда, гудели провода,
и ветры дикие гуляли над страною.
Летели в неизвестность поезда
за голубой погасшею звездою...

2017

* * *

СОН

В васильковых глазах василиска
виден отблеск порока и скверны,
но завидев гранит обелиска,
словно в заводь зеленую, в сквер мы

заплывём и опустим неспешно
в злую тину ненужные вёсла,
ибо наша печаль безутешна
и кромешна, как талые вёсны...

Тонкой струйкой песок золотистый,
словно промельк пушистой ресницы
сквозь прозрачные нити батиста
нежно тает в глазах озорницы.

Мы постылые сбросим наряды,
ибо плоть в них позорно бесправна –
ты прекрасна в обличье наяды,
обнимающей юного фавна…

О, как сладко, сплетясь воедино,
наши души безгрешные стонут!
И печально взирает Ундина
на поросший кувшинками омут…

2017

* * *

НОППЕРАПОН

Качнулся маятник, чуть вздрогнул и затух...
Привычную утратив оболочку,
пустилось время дальше в одиночку,
едва переводя от спешки дух.

Лишенные опеки и препон,
ему навстречу движутся предметы,
теряя очертанья и приметы.
А бледный диск луны — ноппэрапон* —

клубком свернувшееся, спящее у ног,
мертвящим светом залил всё пространство.
Лишь звёзды, заблудившаяся паства,
мерцают светляками вдоль дорог.

Их факельное шествие в ночи,
как грешников толпа в преддверье ада.
В хрустальной тишине блестят фасады
застывших зданий блёстками парчи.

Уходит из-под ног земная твердь
оплывшего, как воск, пустого шара —
и соткана из сладкого кошмара
давно уже не жизнь, еще не смерть...

_______
* Ноппэрапон — в японской мифологии оборотень, у которого вместо лица матовый светящийся шар

2017

* * *

КОГДА ТЫ ПЬЁШЬ ЧУТЬ ТЁПЛОЕ МЕРЛО

Когда ты пьёшь чуть тёплое Мерло,
а за окном весна... а, может, осень —
вдруг чувствуешь, как много умерлО
(иль Умерло) в тебе, а, может, вовсе

и не рождалось, не случилось, не пришлось,
не встретилось, иль пролетело мимо,
не дадено, не додано, иль врозь
с тобой существовало, иль незримо,

не ощутимо, не осознано, и не
тобою прожито, и не тобой любима
та, без которой истина в вине,
и не твоя печаль невыносима...

Когда поймешь, что всё давно прошло,
и ты в сердцах других немного значишь —
налей себе чуть тёплое Мерло
и не стыдись, когда ты вдруг заплачешь...

2017

* * *

ТРИ КРУГА СВЕТА

Три круга света. Строгая печать.
И перечеркнут век диагональю.
Но прожит день, и прежняя печаль
склонилась перед новою печалью

в поклоне молчаливом — дележа
не может быть у смертного порога...
И если здесь проложена межа,
она не отделяет слишком много.

Всё прошлое вместилось во "вчера",
но время не ослабило подпругу —
поднаторев в искусстве гончара,
оно бежит по замкнутому кругу.

Неважно, что вначале, что в конце —
помехой не является движенью
сознание того, что наша цель
становится бегущею мишенью.

Три круга света. Строгая печать.
Погибнет мир — и возродится снова.
И если я воскресну в нем опять,
Прошу лишь одного — пошли мне Слово!

2017

* * *

РАССВЕТ

Усерден ткач, но рвётся волокно,
и не связать разорванные нити
догадок смутных, призрачных наитий,
вплетая ночь в раскрытое окно

и слушая, как тихо по карнизам
крадется воровато новый день —
лучами раннего рассвета весь пронизан —
гуляка пьяный с тучей набекрень...

2017

* * *

КАНЦОНА

Ночь-орнитолог мне поет канцону,
не венчан Вечностью, но ею окольцован —
пространством концентрических кругов,
бездымных труб, холодных четвергов.

Хранилищем подспудных недостач
мне видится уставшее сознанье —
в окне полощется картина мирозданья,
и убиенного младенца слышен плач.

Тревожен неожиданный покой,
единственная радость иноверца —
когда от стука собственного сердца
прольется горечь пламенной строкой.

Во тьме диковинная стая черных птиц
кружит неслышно над уснувшим миром,
а строки тянутся невидимым пунктиром,
слова рождая взмахами ресниц...

2017

* * *

ПОЭТ

Святая блажь иль сладостная ложь,
что притворяется недугом или хворью...
И осознав неправедность, грядёшь
по мокрому осеннему подворью.

Подобием стихов бессонных строк,
поставленных зачем-то вертикально,
льет с неба дождь — а ты от слёз промок
хронически, пожизненно, фатально...

Как узник, заключенный в каземат,
ты ждешь напрасно дружеского слова...
А в мире снова царствует зима —
сезонов смена суть первооснова

вращения планет вокруг оси...
Живи единым днём, смотри на небо.
Не плачь. Не унижайся. Не проси —
ни сострадания, ни почестей, ни хлеба.

2016

* * *

АХ!

С мороза в салон ты вбежишь впопыхах,
И кто-то воскликнет восторженно: «Ах!»
И чёрные угли смеющихся глаз
Подёрнет дымок — голубой «Голуаз» …

Ах, беличьей шубки искрящийся мех!
Ах, девичьи губки, заливистый смех!
Ах, в чьей-то петлице твой алый цветок!
Ах, ревности злой электрический ток!
Ах, звуки рояля и стук каблучков!
Ах, крики «Эй, краля!» с лихих облучков!…

Ах, женщин наряды,
Ах, жемчуг наяды,
Цилиндры и фраки,
Любовников враки —

Мелькают, мелькают под звуки мазурки…
И снова пригрезится берег лазурный
Далёкой туманной Французской Ривьеры,
Букеты, шампанское после премьеры…

...Однажды, очнувшись от девичьих грёз,
Поймешь, что их ветер куда-то унёс,
И лишь лепестки от засушенных роз
На мокрой подушке — солёной от слёз...

Мечты и надежды развеяны в прах,
Как эхо, забытое в дальних горах...
И, в зеркало глянув с испугом в глазах,
Ты вскрикнешь тихонечко: «Ах!..»

1913

* * *

ВНУТРИ И СНАРУЖИ

Зеленой шкуркой лягушачьей
валялось сброшенное платье…
Был бархат кресла молью трачен,
и пыль клубилась под кроватью.

А следом жалкое бельишко
летело на пол, со слезами, —
происходящее не слишком
напоминало о Сезаме.

Потом всё было, как обычно —
тоскливый вечер шел на убыль,
он ей в лицо дышал «Столичной»,
и на столе помятый рубль

лежал, как лист, опавший с клёна,
напоминая, что снаружи
уже вполне определённо
сентябрь сухие листья кружит…

1982

* * *

КОГДА-ТО

Когда-то убегал я к морю,
где волн шипели буруны,
и утлый парус, с ветром споря,
дрожал подобием струны.

Я на песке чертил фигуры,
писал любимых имена,
и птицы — серые авгуры —
мои читали письмена.

Но очень часто так бывало,
что с тихим шелестом волна
мои вокабулы смывала —
и забывал я имена...

А время шло неторопливо
под шепот волн иль ветра вой
и падало в часы отлива
на дно, покрытое травой...

2016

НЕМНОГО КРАСНОГО ВИНА

               Немного красного вина,
               Немного солнечного мая...

               Осип Мандельштам.


А комната полна покоем,
не нарушаемым ни в коем...
Я нежно кланяюсь левкоям,
что за окном.

Вкруг бабочки веселым роем...
Уже ль я стал твоим героем? —
Друг другу мы любовь раскроем,
как кимоно.

Как много солнечного света!
И как тепло — ведь скоро лето,
а ты едва-едва одета:
ведь мы в раю!

Трель соловья я слышу где-то,
и это добрая примета.
И постепенно все секреты
я узнаю!

Вот так случилось в одночасье
святое первое причастье, —
и разделенное на части,
слилось в одно!

Невыразимо наше счастье!
Не омрачит его ненастье —
и, как вино, безумной страстью
пьянит оно...

2016

* * *

НЕ СКАЖЕТ ОСЕНЬ СЛОВА В ПРОСТОТЕ

Не скажет осень слова в простоте —
безумствует и злит бюро прогнозов.
Деревья в первозданной наготе.
Прохожие — поэт или философ —

стихосложения постигшие азы,
слагают оды запустенью, захолустью,
и в мире нет отраднее красы,
созвучней с одиночеством и грустью.

И в незатейливости этих тихих слов
торжественность я слышу литургии:
хор ангельских небесных голосов, —
Божественной финал драматургии.

Когда ж на землю ляжет первый снег,
лес облекая в сан первосвященства,
наступит долгий и холодный век,
и смерть — апофеозом совершенства —

природу взяв под ледяной конвой
сковавши холодом пруды, озера, реки,
и лес, и дол, уснувшие навеки —
взовьётся над пустыней снеговой...

2016

* * *

ПРОЩАЛЬНАЯ СИМФОНИЯ

И вот опять от нас навек уходит лето,
и наступает время светлых, тихих дней.
Прими как данность окончанье жизни этой
и осознание себя в прощанье с ней.

Как расточительны мы были, как беспечно
себя транжирили и не щадили чувств, —
казалось нам, что впереди лишь вечность...
Но мы не донесли горящую свечу.

Как лихо мы расправились с любовью!
Валютой ненависти заплатив вдвойне,
ты, примеряя впрок порфиру вдовью,
едва ль с теплом вспомянешь обо мне.

Но не грусти, — уж сколько этих жизней
заложено в ломбард небесного рантье!
О, сколько мелодрам, судеб, коллизий
забвенью предано, ушло в небытие...

Горит последняя свеча и источает ладан,
и слышен в зале приглушенный плач...
Но время вышло — и маэстро Гайдн
знак подает: гаси свечу, скрипач!

_______
Симфония № 45 фа-диез минор (Прощальная симфония) — симфония Йозефа Гайдна (1772).

Особенность этой симфонии в том, что она исполняется при свечах, закреплённых на нотных пультах музыкантов. В финальной части симфонии музыканты по очереди гасят свечи и покидают сцену. Последним гасит свечу и уходит 1-й скрипач.

2016

* * *

ОТШЕЛЬНИК

Разбросал я весной россыпь диких семян
на засохшую почву ничейной земли...
Гладил русые косы царевн-несмеян,
в пояс кланялся: "Боже, понеже вельми!"

Морок пустоши манит. Осенняя стынь
покрывает туманом седые виски...
И взошли семена — лебеда да полынь —
вкруг ограды, скрывая отшельника скит...

Иже еси!.. Зане в небесах, слышь, "курлы"
журавлиного дальнего клина...
Несть печали... и днесь мои мысли светлы
и как девичьи слезы, невинны...

Горний ангел слетит с предзакатных небес,
взмахом крыл смежит сонные веки.
И печально вздохнет тихим шелестом лес
и листвою укроет навеки...

2015

* * *

ЭЛЛАДА

А ну, как возвратится твой Тесей?
Выходит, что плевала против ветра —
кромешным адом обернется Элизей
кровосмешения, о чувственная Федра!

Дался тебе блаженный Ипполит —
в нем ипохондрия, безжизненность кадавра...
С попутным ветром покидает Крит
супруг твой, укротивший Минотавра.

Его спасла не Ариадны нить —
его любовь вела по Лабиринту...
Ее любовь... Умеешь ль ты любить —
увядшее подобье гиацинта?

Но поздно — первородный грех
неведом вам, язычникам. Эллада
любовных не чуждается утех —
но за измену наказует ядом.

Зачем во мне срослись — Эллады власть
с убийственной аскезой фарисея?
И не спасут меня — ни чувственная страсть,
ни Б-жий лик, ни посох Моисея...

2016

* * *

ЗАЧЕМ Я ЗДЕСЬ?

Зачем я здесь? И что мне до Гекубы?
И что Гекубе той былые прыть и стать?
Едва шевелятся обветренные губы —
привыкшие шептать, не целовать...

Зачем я здесь? На перекрестке лета
и осени, на сретенье веков,—
стою немым вопросом без ответа
в безмолвии плывущих облаков...

Зачем я здесь? Давно мои объятья
в отчаянье сжимают пустоту —
лишь в снах я вспоминаю шелест платья,
поспешных поцелуев суету...

Зачем я здесь? Ведь тех, кого любил я,
давно уж приютили небеса, —
их ангелов с небес мне машут крылья,
и в высь зовут родные голоса...

Зачем я здесь? В чужом пиру похмелье
мне не грозит — я не был зван на пир.
Но слава Б-гу, мне хватает зелья,
чтоб сносным вновь казался этот мир.

Зачем я здесь? Пора мне делать опись,
имущества нехитрого реестр,—
вдыхать озон и выдыхать двуокись,
и слушать умолкающий оркестр...

2016

* * *

ИЗГИБ

Несносная... И руки вместо крыл.
Но сон подобен жизненной изнанке:
едва объятия навстречу я раскрыл, –
он тотчас упорхнул, мой нежный ангел.

В лучах рассвета растворился нимб,
и сброшенного платья очертанья
тепло утратили того, что я своим
считал уже до века окончанья...

Но я запомнил каждый твой изгиб
и терпкий запах жаждущего тела...
Зачем живу? Зачем я не погиб? –
ведь ты, наверно, этого хотела…

2016

* * *

СРЕДОТОЧЬЕ

Всё средоточье — на границе сред:
разлука, расставание, погоня...
Под огнеликим всадником  — «конь блед»:
сам Вельзевул скомандовал: «По коням!»

Смешались в кучу люди, кони — бой
кипел в тени седого эвкалипта,
невидимой, прозрачной бечевой
Господь связал изгнанников Египта...

И дольше века длился этот день,
закат был залит кровью Амалека…
А где-нибудь в провинции Чжан-Цень
пел соловей — под ним качаясь, ветка

раскрыла почки — нежный первоцвет
струил эфир сладчайшего дурмана…
Всё средоточье — на границе сред:
кровь, соловей, и вздохи богдыхана…

2016

* * *

КОЛОДЕЦ

В обхвате рук зияет пустота
заброшенного старого колодца,
где плещется далекая вода,
и скользкой рыбой чье-то сердце бьется.

Бревенчатый, поросший мхами сруб,
как рот покойника, который шевеленьем
от времени потрескавшихся губ
беззвучное творит благословенье...

И если ты захочешь в летний зной
испить воды колодезной студёной —
услышишь, как скрипя за упокой,
заплачут цепи погребальным звоном...

2016

* * *

МИМО

Мимо радостей, мимо горестей,
пролетит ветерок-златоуст —
тем сильнее и тем напористей
раздаётся знакомый хруст:

не колени трещат, не косточки —
это время трещит по швам,
и распилен платан на досточки,
аккурат по размеру вам...

Мимо горестей, мимо радостей
проплывёт облаков гряда,
не проливши дождя — ненадобность
их оценит в полях скирда...

Коли зрячий — гляди воочию,
и тогда, может быть, узришь
за морями родную вотчину,
да высокий речной камыш...

Мимо памяти тихо, бережно,
ниспадает осенний лист,
над долиной глухой заснеженной
воет ветер, и воздух мглист...

Не ищи ничего — не обрящется,
ничего не желай, забудь
всё, что помнил: у настоящего
нет и прошлого — в этом суть...

2016

* * *

АХМАТОВА. 1913 ГОД

       И непохожа на полет
       Походка медленная эта,
       Как будто под ногами плот,
       А не квадратики паркета.

       Анна Ахматова. 1913
      

Багряный над Невой закат.
Санкт-Петербург. Начало века.
Мечтательно рассеян взгляд
У юной Анечки Горенко…

Так величава и нежна,
И так любима и желанна,
Стройна, как польская княжна,
И так загадочна... О, Анна!

Походка несколько странна,
И необычен профиль гордый…
Но есть стихи. И есть страна.
И этот вечный, вечный город…

Таким естественно простым
Казалось счастье в этот вечер:
Любимый муж, любимый сын,
Улыбки незнакомцев встречных…

А по Неве шел ледоход,
И в небесах зарниц сполохи…
И до беды – всего лишь год,
И через год – конец эпохи.

И непохожа на полет
Походка медленная эта –
Как будто шла на эшафот
Она по Невскому проспекту...

2015

* * *

НЕЗНАКОМКЕ КРАМСКОГО

Как прекрасно лицо незнакомки,
Гордо сидящей в двуколке,
А, может, в открытом ландо.
Шляпка, перья, бархатное манто...
Царственный головы поворот,
Тонких бровей разлет,
Взгляд немного надменный
Из-под полуопущенных век...
(Ах, изысканный, ах, нетленный
Этот позавчерашний век!)
В этих черных глазах – омут,
В котором уже более века тонут
Посетители галереи.
Мы живем, стареем
И умираем.
А она по-прежнему молода
И все так же горда –
Наперсница Дориана Грея.
Нежные руки греет
В бобровой думке,
Свысока на прохожих взирая.
(Город тает в морозной дымке).
Ах, как она стройна!
Ах, какая была страна!
Ах, какие прекрасные лица
Можно было встретить в обеих столицах!
Скорее, не лица – лики.
И таинственные блики
Играют на бледном челе,
Обещая райские кущи
Всем и поныне живущим
На этой грешной земле.

2014

* * *

ПОРТРЕТ ЕВЫ

Пробудившись, она предавалась грёзам
С непонятным самой предвкушением счастья...
Утро солнечно и морозно.
Тонкий лучик коснулся ее запястья,

Пробежал по белоснежной руке,
Оставив нетронутым след поцелуя.
Букетик фиалок в простом горшке.
Терпкий запах тревожит. И так волнует…

Любимый… Он уже встал
И колдует у окна над мольбертом.
Он болен. Он совсем не стар –
Но едва ль доживет до лета.

Единственный… От слез туманится взор.
Он когда-то мечтал о признаньи, о славе...
Но в удел получил лишь забвенье, позор.
Господи, лишь бы Ты его мне оставил…

Как он смотрит… Он полон огня.
Сколько во взгляде нежности, ласки…
Господи, пощади его и меня!
В его жизни есть только я. И краски…

В это утро он счастлив вдвойне.
Никогда он не был так близок к небу.
И, отвергнутый всеми, художник Мане
Взмахом кисти дарит Вечности Еву...



Ева была на 17 лет моложе Мане, однако она умерла через 5 дней после его смерти. Мане был сильно болен и умер в 51 год. Еве было 34.

* * *