родинки

Микеланжело с Богом стоят на балконе мастерской.
Кто из них кто совершенно не понятно. Оба лохматые, в рубищах.
Попивают винчик и беседуют.
- Глянь, Мишка. Задумал я на небе млечный путь нарисовать.
Где у тебя тут можно показать?
- Да вон, на ту стену набрасывай.
- Сначала созвездия будут. Медведицу, тэкс, вот здесь Водолея, Скорпиона ну и, ты понял, на все небо раскидаю. Потом всякие туманности. Блин, у тебя стена маленькая, всей грандиозности не покажешь. Ничего, что я вином крапаю тут?
- Да, норм, служанка приберет потом.
- Теперь всякие туманности. Это чтобы люди не видели ее, но знали, что она там есть. Понимаешь, точек на небе не видно, муть какая то, но красиво. Кстати винчик зашибэ, что за сорт?
- Да это я на рынке у Арсена беру. Он жук тот еще, то ли у молдаван берет, то ли - у грузин.
Стена вся утыкана точками и пятнами. Красиво, солнце сквозь арочку окна как раз этот кусок стены освещает.
Стоят любуются.
Микеланджело бьет себя по голове рукой и несется в комнату.
- Тереза, ты еще здесь? Девочка моя, я ж забыл совсем про тебя.
Подбегает к стене, одергивает драпировку и застывает в восхищении.
Вся эта карта ночного неба изящно легла на голое тело Терезы в виде брызг вина.
- Что ж ты молчала то?
- Вы сказали стоять молча, сеньор, я стеснялась подать голос.
- Тут такое дело, понимаешь... В общем брызгал то не я, а сама понимаешь кто. Теперь это все на тебе и останется навсегда. Зато, смею тебя заверить, восхищения мужчин у тебя будет немерено. Ну ты , это, иди что ль, завтра выходной тебе. К маме съезди.