Сила слова во благо и на гибель - часть 3

1я публикация 3й части Стихи ру 2017 12 13
(1й и 2й частей – 2017 12 11 и 12)

Если вы читаете текст повторно,
он может быть уже немного другим -
т.е. точечно или фрагментарно
изменён, дополнен, сокращён,
найденные ошибки исправлены и т.д.
См. выше дату "ближайшей редакции".



))))))) Повторю
"предварение" из частей 1й и 2й –
для тех, кто их не видел. 


___Начало: вступление, объяснения –
в трёх предыдущих публикациях: 

*«Автор Галина Гостева - тема Тотальный диктант-2017
(1я публикация на Проза и Стихи ру 2017 03 17)
и

**«О тотальном диктанте 2018 – и не только – 1»    

***… и     2
 
(1я публикация частей 1 и 2 на Проза и Стихи ру 2017 12 09)


___ Название:
из моего этовогоднего рифмованного опуса
«Пейто – богиня убеждения».
Текст с комментариями есть на странице,
здесь - в примечаниях.

___Содержание:
произвольная

подборка «о языке»

(не только миницитат – но фрагментов, отрывков, а коротких произведений и целиком),
интересных мне лично
+ факты, рассказы, мнения, «умозлоключения» (не только мои).
От анекдотов и прочих забавностей – до…
Планирую несколько «частей».
Сегодня третья - №№ 11 – 20.
Посмотрим, что дальше… 



___Решила не ждать новых писем от организаторов ТД - как повода:
материал есть, мариновать его незачем.
Ничего разособенного:
многое вы знаете, конечно –
но кое-что, возможно, забыли,
а то и прочтёте впервые.
 

___Ключевые слова:
интерес, инфо, раздумья.


____Помещу всё «наэтотемное» в отдельную папку. .



___Материал в предлагаемой форме –
на любителя, да.
Пожалуйста, если такая «подача» вам не по вкусу – просто не читайте. )))))))




                Лидия Кузьмина-Сапогова

                СИЛА СЛОВА ВО БЛАГО И НА ГИБЕЛЬ – часть 3



============= Подборка 2017 12 13


№№11 - 20


              Сегодня – Тэффи.


Наде;жда Алекса;ндровна Ло;хвицкая
(по мужу Бучи;нская).
В этом году – 145 лет со дня рождения и 60 лет…
Люблю её.
Она прекрасна.
(Кстати, была красавицей.)
Говорят, что считала себя в первую очередь поэтессой.
Но я – за её прозу в ту же очередь.

Хотя, например,
очень хороша песня Вертинского
«О всех усталых
(его исполнение и музыка)

«К мысу ль радости,
К скалам печали ли,
К островам ли сиреневых птиц -
Все равно, где бы мы ни причалили -
Не поднять нам усталых ресниц.

Мимо стеклышка иллюминатора
Проплывут золотые сады,
Пальмы тропиков, солнце экватора,
Голубые полярные льды...

И все равно, где бы мы ни причалили:
К островам ли сиреневых птиц,
К мысу ль радости,
К скалам печали ли -
Не поднять нам усталых ресниц».


_______Её рассказы –
добрые, умные, ироничные, «познавательные», «на раздумье», смешные и грустные –
современны удивительно.

И – вне времени –
                она МАСТЕР слова.

Читать и перечитывать – юным и седовласым.
Ни по чьему там не велению – но по своему хотению.

___Сегодня подбирала отрывки
 только по своей теме –
«о языке»,
И чуть не забыла, «зачем пришла» - зачиталась.


___Для начала – цитата в два предложения.
«Кроткая Олечка служит в банке.
Она так скромна, что краснеет даже при слове «омнибус», потому что оно похоже на «обнимусь».
(«Жизнь и воротник»)



___________ № 11


___Из рассказа «Взамен политики»:


…   «В комнату влетел краснощекий третьеклассник гимназист, чмокнул на ходу щеку матери и громко закричал:
— Скажите: отчего гимн-азия, а не гимн-африка.
— Господи, помилуй! С ума сошел! Где тебя носит! Чего к обеду опаздываешь? Вон и суп холодный.
— Не хочу супу. Отчего не гимн-африка?
— Ну, давай тарелку: я тебе котлету положу.
— Отчего кот-лета, а не кошка-зима? — деловито спросил гимназист и подал тарелку.
— Его, верно, сегодня выпороли, — догадался отец.
— Отчего вы-пороли, а не мы-пороли? — запихивая в рот кусок хлеба, бормотал гимназист.
— Нет, видели вы дурака? — возмущался удивленный капитан.
— Отчего бело-курый, а не черно-петухатый? — спросил гимназист, протягивая тарелку за второй порцией.
— Что-о? Хоть бы отца с матерью постыдился?!..
— Петя, постой, Петя! — крикнула вдруг сестра. — Скажи, отчего говорят д-верь, а не говорят д-сомневайся? А?
Гимназист на минуту задумался и, вскинув на сестру глаза, ответил:
— А отчего пан-талоны, а не хам-купоны!
Жилец захихикал.
— Хам-купоны… А вы не находите, Иван Степаныч, что это занятно? Хам-купоны!..
Но капитан совсем растерялся.
— Сонечка! — жалобно сказал он жене. — Выгони этого… Петьку из-за стола! Прошу тебя, ради меня.
— Да что ты, сам не можешь, что ли? Петя, слышишь? Папочка тебе приказывает выйти из-за стола. Марш к себе, в комнату! Сладкого не получишь!
Гимназист надулся.
— Я ничего худого не делаю… у нас весь класс так говорит… Что ж, я один за всех отдувайся!..
— Нечего, нечего! Сказано — иди вон. Не умеешь себя вести за столом, так и сиди у себя!
Гимназист встал, обдернул курточку и, втянув голову в плечи, пошел к двери.
Встретив горничную с блюдом миндального киселя, всхлипнул и, глотая слезы, проговорил:
— Это подло — так относиться к родственникам… Я не виноват… Отчего вино-ват, а не пиво-ват?!..
Несколько минут все молчали. Затем дочь сказала:
— Я могу сказать, отчего я вино-вата, а не пиво-хлопок.
— Ах, да уж перестань хоть ты-то! — замахала на нее мать. — Слава Богу: не маленькая…
Капитан молчал, двигал бровями, удивлялся и что-то шептал.
— Ха-ха! Это замечательно, — ликовал жилец. — А я тоже придумал: отчего живу-зем, а не помер-зем. А? Это, понимаете, по-французски. Живузем. Значит «я вас люблю». Я немножко знаю языки, то есть, сколько каждому светскому человеку полагается. Конечно, я не специалист-лингвист…
— Ха-ха-ха! — заливалась дочка. — А почему Дубровин, а не осина-одинакова?..
Мать вдруг задумалась. Лицо у нее стало напряженное и внимательное, словно она к чему-то прислушивалась.
— Постой, Сашенька! Постой минутку. Как это… Вот опять забыла…
Она смотрела на потолок и моргала глазами.
— Ах, да! Почему сатана… нет… почему дьявол… нет, не так!..
Капитан уставился на нее в ужасе.
— Чего ты лаешься?
— Постой! Постой! Не перебивай. Да! Почему говорят чертить, а не дьяволить?
— Ох, мама! Мама! Ха-ха-ха! А отчего «па-почка», а не…
— Пошла вон, Александра! Молчать! — крикнул капитан и выскочил из-за стола.

* * *
Жильцу долго не спалось. Он ворочался и все придумывал, что он завтра спросит. Барышня вечером прислала ему с горничной две записочки. Одну в девять часов: «Отчего обни-мать, а не обни-отец?» Другую — в одиннадцать: «Отчего руб-ашка, а не девяносто девять копеек-ашка?»
На обе он ответил в подходящем тоне и теперь мучился, придумывая, чем бы угостить барышню завтра.
— Отчего… отчего… — шептал он в полудремоте.
Вдруг кто-то тихо постучал в дверь.
Никто не ответил, но стук повторился. Жилец встал, закутался в одеяло.
— Ай-ай! Что за шалости! — тихо смеялся он, отпирая двери, и вдруг отскочил назад.
Перед ним, еще вполне одетый, со свечой в руках стоял капитан. Удивленное лицо его было бледно, и непривычная напряженная мысль сдвинула круглые брови.
— Виноват, — сказал он. — Я не буду беспокоить… Я на минутку… Я придумал…
— Что? Что? Изобретение? Неужели?
— Я придумал: отчего чер-нила, а чер-какой-ни-будь другой реки? Нет… у меня как-то иначе…лучше выходило… А впрочем, виноват… Я, может быть, обеспокоил… Так — не спалось, — заглянул на огонек…
Он криво усмехнулся, расшаркался и быстро удалился».



________________ № 12


Об «акулах пера»…
(Выражение заимствовано из иронической лексики И. Ильфа и Е. Петрова)
До чего ж знакомо…
Злободневнейше.
Вот и отзывы (отнюдь не только театральные)
 и сейчас пишут… порой очень похоже).

А «журналистов не пустили в Думу»?!
А во имя роста продаж…! О…


_____Из рассказа «Карьера Сципиона Африканского


«Театральный рецензент заболел. Написал в редакцию, что вечером в театр идти не может, попросил аванс на поправление здоровья и обстоятельств, но билета не вернул.
   А между тем рецензия о спектакле была необходима.
   Послали к рецензенту, но посланный вернулся ни с чем. Больного вторые сутки не было дома.
   Редактор заволновался. Как быть? Билеты все распроданы.
   -- Я напишу о спектакле, -- сказал печальный и тихий голос.
   Редактор обернулся и увидел, что голос принадлежит печальному хроникеру, с уныло-вопросительными бровями.
   -- Вы взяли билет?
   -- Нет. У меня нет билета. Но я напишу о спектакле.
   -- Да как же вы пойдете в театр без билета?
   -- Я в театр не пойду, -- все так же печально отвечал хроникер, -- но я напишу о спектакле.
   Подумали, посоветовались и положились на хроникера и на кривую.
   Через час рецензия была готова:
   "Александрийский театр поставил неудачную новинку "Горе от ума", написанную неким господином Грибоедовым. (Зачем брать псевдонимом такое известное имя?) Sic!.. {Так! (лат.).}
   -- А ведь он ядовито пишет, -- сказал редактор и продолжал чтение:
   "Написана пьеса в стихах, что наша публика очень любит, и хотя полна прописной морали, но поставлена очень прилично (Sic!). Хотя многим здравомыслящим людям давно надоела фраза вроде "О, закрой свои бледные ноги", как сочиняют наши декаденты. Не мешало бы некоторым актерам и актрисам потверже знать свои роли (Sic! Sic!)".
   "А ведь и правда, -- подумал редактор. -- Очень не мешает актеру знать потверже свою роль. Какое меткое перо!"
   "Из исполнителей отметим г-жу Савину, которая обнаружила очень симпатичное дарование и справилась со своей ролью с присущей ей миловидностью. Остальные были на своих местах.
   Автора вызывали после третьего действия. Sic! Sic! Transit! {Так! Так! Проходит! (лат.).}
Сципион Африканский".
   
   -- Это что же? -- удивился редактор на подпись.
   -- Мой псевдоним, -- скромно опустил глаза печальный хроникер.
   -- У вас бойкое перо, -- сказал редактор и задумался.


* * *


Наступили скверные времена. Наполнять газету было нечем. Наняли специального человека, который сидел, читал набранные статьи и подводил их под законы.
   "Пять лет каторжных работ! Лишение всех прав! Высылка на родину! Штраф по усмотрению! Конфискация! Запрещение розничной продажи! Крепость!"
   Слова эти гулко вылетали из редакторского кабинета, где сидел специальный человек, и наполняли ужасом редакцию.
   Недописанные статьи летели в корзину, дописанные, сжигались дрожащими руками.
   Тогда Сципион Африканский пришел к растерянному редактору и грустно сказал:
   -- У вас нет материала, так я вам приведу жирафов.
   -- Что? -- даже побледнел редактор.
   -- Я приведу вам в Петербург жирафов из Африки. Будет много статей.
   Недоумевающий редактор согласился.
   На другой же день в газете появилась интересная заметка о том, что одно высокопоставленное африканское лицо подарило одному высокопоставленному петербургскому лицу четырех жирафов, которых и приведут из Африки прямо в Петербург сухим путем. Где нельзя -- там вплавь.
   Жирафы тронулись в путь на другой же день. Путешествие было трудное. По дороге они хворали, и Сципион писал горячие статьи о способе лечения зверей и апеллировал к обществу покровительства животным. Потом написал сам себе письмо о том, что стыдно думать о скотах, когда народ голодает. Потом ответил сам себе очень резко и в конце концов так сам с собой сцепился, что пришлось вмешаться редактору, который боялся, что дело кончится дуэлью и скандалом. Еле уломали: Сципион согласился на третейский суд.
   А жирафы, между тем, шли да шли. Где-то в Калькутте, куда они, очевидно, забрели по дороге, у них родились маленькие жирафята, и понадобилось сделать привал. Но природа, окружающая отдыхавших путников, была так дивно хорошо, что пришлось поместить несколько снимков из Ботанического сада. Кто-то из подписчиков выразил письменное удивление по поводу того, что в Калькутте леса растут в кадках, но редакция казнила его своим молчанием.
   Жирафы были уже под Кавказом, где туземцы устраивали для них живописные празднества, когда редактор неожиданно призвал к себе Сципиона.
   -- Довольно жирафов, -- сказал он. -- Теперь начинается свобода печати. Займемся политикой. Жирафы не нужны.
   -- Господи! Куда же я теперь с ними денусь? -- затосковал Сципион с таким видом, точно у него осталось на руках пятеро детей, мал мала меньше.
   Но редактор был неумолим.
   -- Пусть сдохнут, -- сказал он. -- Мне какое дело.
   И жирафы сдохли в Оренбурге, куда их зачем-то понесло.


* * *


Журналистов не пустили в Думу, и газета, в которой работал Сципион, осталась без "кулуаров".
   Настроение было унылое.
   Сципион писал сам себе телеграммы из Лондона, Парижа и Берлина, где сообщал самые потрясающие известия, и в следующем номере, проверив, красноречиво опровергал их.
   А кулуары все-таки были нужны.
   -- Сципион Африканский, -- взмолился редактор. -- Может быть, вы как-нибудь сможете...
   -- Ну, разумеется, могу. Что кулуары -- волк, что ли? Очень могу.
   На следующий же день появились в газете "кулуары".
   "Прекрасная зала екатерининских времен, где некогда гулял сам светлейший повелитель Тавриды, оглашается теперь зрелищем народных представителей.
   Вот идет П. Н. Милюков.
   -- Здравствуйте, Павел Николаевич! -- говорит ему молодой, симпатичный кадет.
   -- Здравствуйте! Здравствуйте! -- приветливо отвечает ему лидер партии народной свободы и пожимает его правую руку своей правой рукой.
   А вот и Ф. И. Родичев. Его высокая фигура видна еще издали. Он весело разговаривает со своим собеседником. До нас долетают слова:
   -- Так вы еще не завтракали?..
   -- Нет, Федор Измайлович, еще не успел.
   Едва успели мы занести это в свою книжку, как уже наталкиваемся на еврейскую группу.
   -- Ну что, вы все еще против погромов?
   -- Безусловно, против, -- отвечает, улыбаясь, группа и проходит дальше.
   Ожидается бурное заседание, и Маклаков (Василий Алексеевич), видный брюнет, потирает руки.
   После краткой беседы с социал-демократами мы вынесли убеждение, что они бесповоротно примкнули к партии с.-д.
   Вот раздалась звонкая польская речь, это беседуют между собой два представителя польской группы.
   В глубине залы, у колонн, стоит Гучков.
   -- Какого вы мнения, Александр Иванович, о блоке с кадетами?
   Гучков улыбается и делает неопределенный жест.
   У входа в кулуары два крестьянина горячо толкуют об аграрной реформе.
   В буфете, у стойки, закусывает селедкой Пуришкевич, который принадлежит к крайним правым.
   "Нонича, теперича, тае-тае", -- говорят мужички в кулуарах".


----------------------Примечания


--«О, закрой свои бледные ноги" -- нашумевшее стихотворение В. Я. Брюсова (1873-1924), состоящее из одной строки. Опубликованное в третьем сборнике "Русские символисты" (1895), было воспринято как чисто эпатажное и приобрело скандальную известность.


--"Кулуары" -- популярная газетная рубрика, в которой публиковались "неофициальные" сообщения о деятельности Государственной Думы.


--Прекрасная зала екатерининских времен, где некогда гулял сам светлейший повелитель Тавриды... -- заседания Государственной Думы проходили в Таврическом дворце, построенном в 1783--1789 гг. известным русским архитектором И. Е. Старовым (1745--1808) для фаворита Екатерины II генерал-фельдмаршала Г. А. Потемкина (1739--1791), получившего после присоединения Крыма титул Светлейшего Князя Таврического.


--Милюков П. Н. (1859--1943) -- один из организаторов партии кадетов, редактор кадетского печатного органа -- газеты "Речь", депута Государственной Думы.


--Родичев Ф. И. (1853--1932) -- земский деятель, юрист, один из лидеров кадетов, депутат Государственной Думы.
--Маклаков В. А. (1869--1957) -- адвокат, один из лидеров кадетов, депутат Государственной Думы.


--Гучков А. И. (1862--1936) -- лидер партии октябристов (Союз 17 Октября), депутат, а с 1910 г. -- Председатель Государственной Думы III созыва.


--Пуришкевич В. М. (1870--1920) -- крупный землевладелец, один из руководителей "Союза Русского Народа", "Союза Михаила Архангела", депутат Государственной Думы



_________________ № 13


___ «Из рассказа "Демоническая Женщина"


«Демоническая женщина отличается от женщины обыкновенной прежде всего манерой одеваться.
…
Демоническая женщина всегда чувствует стремление к литературе.
И часто втайне пишет новеллы и стихотворения в прозе.
Она никому не читает их.
– К чему?
Но вскользь говорит, что известный критик Александр Алексеевич, овладев с опасностью для жизни ее рукописью, прочел и потом рыдал всю ночь и даже, кажется, молился, - последнее, впрочем, не наверное. А два писателя пророчат ей огромную будущность, если она наконец согласится опубликовать свои произведения. Но ведь публика никогда не сможет понять их, и она не покажет их толпе.
– К чему?
А ночью, оставшись одна, она отпирает письменный стол, достает тщательно переписанные на машинке листы и долго оттирает резинкой начерченные слова: "Возвр.", "К возвр.".
– Я видел в вашем окне свет часов в пять утра.
– Да, я работала.
– Вы губите себя! Дорогая! Берегите себя для нас!
– К чему?»



________________________ № 14 и № 15


О чём писать нынче модно?
Что «пипл»…? Ох…


___Из рассказа  «Французский роман»


«Нет, если у вас осенняя неврастения, -- сидите дома и читайте французский роман. Это единственное, что может вас спасти.
   Хороший французский роман среднего французского романиста.
   Наш русский роман очень беспокоен. То у нас "опрокидон", и "дьякон налил по третьей -- выпили", то вдруг изменившая мужу попадья стала зыбиться огненными столбами. Всего этого неврастенику безусловно нельзя. Он либо повесится, либо переколотит всю посуду в доме.
   Не таков французский роман. Он спокоен, длинен и хорош уже тем, что, при всей видимой простоте, ничего общего с действительной жизнью не имеет.
   Французский роман, как и все на свете, тоже эволюционирует.
   Прежде, лет двадцать тому назад, героине его было только сорок пять. "Прелестное дитя улыбалось цветам и птичкам" и изменяло своему мужу.
   Десять лет спустя прелестное дитя, оставаясь приблизительно в том же возрасте, увлекало читателей тонкой психологией своего двенадцатого адюльтера. Муж вообще не считался уже ни за что. Разбирался только вопрос, имеет ли второй любовник столь же прав на ревность, как и одиннадцатый.
   Теперь уже не то. Теперь берите шире. В новом французском романе героине или не более двенадцати лет (как "Claudine", "La petite Cady" {"Клодина", "Малютка Кади" (фр.).} и прочим их суррогатам), или не менее пятидесяти.
   Какова амплитуда! Каков размах!
   Хуже всех живется во французском романе молодой девушке. Единственная роль, которая ей отводится скупым на девические радости романистом, -- это делать к столу букеты и падать в обморок. Вообще же она скоро умирает или уезжает навеки к тетке в провинцию.
   Любить ее нельзя.
   Она, конечно, неравнодушна к материнскому Густаву или Адольфу, но для него-то она не представляет ровно никакого интереса.
   Молодая особа, которой, может быть, нет даже двадцати пяти лет, с хорошеньким личиком и кое-каким приданым.
   О, нет! Il en a soupe! {Надоело! (фр.).}
   И он бежит от нее к ее очаровательной матери, которая ждет его у окна, и "ее стройная шестидесятилетняя фигура изящно вырисовывается на фоне темной драпировки".
   -- Мадлена!
   -- Я твоя, но мне нужны деньги. Я люблю запах золота.
   Он понимает ее. Он сам всю жизнь готов нюхать золото.
   И вот они на пышном рауте (это все по роману Маргерита).
   Там присутствует еще одна красавица, уже несколько отяжелевшая (лет, вероятно, этак под девяносто). И красота Мадлены выделяется еще ярче. Два банкира, увидев все это, тут же разорились. Запах золота, густой и пряный, опьянял присутствующих.
   Мадлена торжествовала.
   Там, вдали, в провинции, у тетки, дочь ее лежала в обмороке. А она улыбалась улыбкой Артемиды, которая к шестидесяти годам только прочнее утвердилась в девственности своих очертаний.
   Fin.
   А вот роман другого полюса.
   Героине двенадцать лет.
   Чувствуется досада автора, что ей не три года. Но никак нельзя. Эти трехлетние девочки обыкновенно так еще плохо говорят, что толком и не разберешь, что им нужно.
   Итак, ей двенадцать лет.
   На совести ее несколько коротких романов и мимолетных связей. Она презирает мать за неумение пудрить затылок так, чтобы не было заметно.
   Она первая пустила в употребление голубую краску для нижних век.
   Она "уже" стыдится пошлой интрижки с молодым лакеем и любезна с ним только из-за выгоды: любит распить потихоньку бутылочку-другую шампанского.
   Гувернантку держит в страхе. Вместо уроков географии ходит в гости к знакомой кокотке, что тем не менее ничуть не вредит ее образованию.
   Если же она поступает в школу, то времяпрепровождение ее среди сверстниц принимает такой уклон, что романы с ее жизнеописанием строжайше воспрещаются к ввозу в Россию, Австрию, Германию, Италию, Румынию, Испанию и Португалию.
   Но ее редко отдают в школу. К чему? Да и некогда.
   Утром (она встает около двух, так как утомлена ночным кутежом) позирование у модного художника, затем несколько свиданий, поездка с подругами в кафешантан. Смотришь, и день прошел.
   Дома достаточно ей переступить без няньки за порог детской, чтобы тотчас же несколько министров, болтающихся всегда в коридоре, сделали ей бесчестные предложения.
   Со свойственным ей тактом она ставит министров на место.
   -- Через пятьдесят лет я буду вашей.
   -- Zut! {Черт возьми! (фр.).}
   И через пятьдесят лет, уже в другом романе, где крепкий запах золота ест глаза, все министерства падают. Так пожелала она, стоя в коротеньких панталончиках на пороге своей детской.
   О герое нового французского романа я не говорю ничего, потому что роль его вряд ли может утешить неврастеника-читателя.
   Герой французского романа так неопытен и невинен, что самая чистая лилия кажется, по сравнению с ним, бурой свиньей.
   Он всегда обманут, всегда несчастлив и всегда уважает волю своих родителей, живущих сельскими продуктами, где-то "там", среди ландышей и бузины.
   Не будем же говорить о герое. Ну его!
   Итак, господа осенние неврастеники, читайте французские романы.
   Читайте и оставьте вашу мебель в покое. Пусть стоит, как стояла в прошлом году. Нужно немножко переждать
   Вот стукнет вам шестьдесят лет, и все переменится само собою. Фигура ваша зазмеится в амбразуре окна; четыре Гастона, давя друг друга, бросятся к вашим ногам, и от терпкого запаха золота расчихается даже ваша старая, ко всему привычная кошка.
   А министерства! С каким треском они рухнут, если только вы этого пожелаете. Вы, в своих коротеньких панталончиках!
   Zut! «


-----------------Примечания


--Артемида -- греческая богиня, дочь Зевса и Лето, сестра-близнец Аполлона, почиталась, в частности, как богиня девственной чистоты и непорочности.



_____Из рассказа "Бабья книга"


«Молодой эстет, стилист, модернист и критик Герман Енский сидел в своем кабинете, просматривал бабью книгу и злился. Бабья книга была толстенький роман, с любовью, кровью, очами и ночами.
"-Я люблю тебя! - страстно шептал художник, обхватывая гибкий стан Лидии..."
"Нас толкает друг к другу какая-то могучая сила, против которой мы не можем боротся!"
"Вся моя жизнь была предчувствием этой встречи..."
"Вы смеетесь надо мной?"
"Я так полон вами, что все остальное потеряло для меня всякое значение".
О-о, пошлая! - стонал Герман Енский. - Это художник будет так говорить! "Могучая сила толкает", и "нельзя боротся", и всякая прочая гниль. Да ведь это приказчик постеснялся бы сказать, - приказчик из галантерейного магазина, с которым эта дурища, наверное, завела интрижку, чтобы было что описывать".
"Мне кажется, что я никого никогда еще не любил..."
"Это как сон..."
"Безумно!... Хочу прильнуть!..."
– Тьфу! Больше не могу! - И он отшвырнул книгу. - Вот мы работаем, совершенствуем стиль, форму, ищем новый смысл и новые настроения, бросаем все это в толпу: смотри - целое небо звезд над тобой, бери, какую хочешь! Нет! Ничего не видят, ничего не хотят. Но не клевещи, по крайней мере! Не уверяй, что художник высказывает твои коровьи мысли!
Он так расстроился, что уже не мог оставатся дома. Оделся и пошел в гости.

…

Он провожал ее домой, и все было решено. Завтра она придет к нему. У них будет красивое счастье, неслыханное и невиданное.
– Это как сон!...
Ей только немножко жалко мужа.
Но Герман Енский прижал ее к себе и убедил.
– Что же нам делать, дорогая, - сказал он, - если нас толкает друг к другу какая-то могучая сила, против которой мы не можем бороться!
– Безумно! - шепнула она.
– Безумно! - повторил он.
Он вернулся домой как в бреду. Ходил по комнатам, улыбался, и звезды пели в его душе.
– Завтра! - шептал он. - Завтра! О, что будет завтра!
И потому, что все влюбленные суеверны, он машинально взял со стола первую попавшуюся книгу, раскрыл ее, ткнул пальцем и прочел:
"Она первая очнулась и тихо спросила:
– Ты не презираешь меня, Евгений?"
"Как странно! - усмехнулся Енский. - Ответ такой ясный, точно я вслух спросил у судьбы. Что это за вещь?"
А вещь была совсем немудреная. Просто-напросто последняя глава из бабьей книги.
Он весь сразу погас, съежился и на цыпочках отошел от стола.
И звезды в душе его в эту ночь ничего не спели».



___________________ № 16


___Из рассказа «Блины»:

«Компания была смешанная - русско-итальянская.
Так как между нами не было ни чересчур близких друзей, ни родственников, то говорили мы друг другу вещи исключительно приятные.
В особенности в смысле международных отношений.
Мы, русские, восторгались Италией. Итальянцы высказывали твердую, ничем несокрушимую уверенность, что Россия также прекрасна. Они кричали, что итальянцы ненавидят солнце и совсем не переносят жары, что они обожают мороз и с детства мечтают о снеге.
В конце концов мы так убедили друг друга в достоинствах наших родин, что уже не в состоянии были вести беседу с прежним пафосом.
–- Да, конечно, Италия прекрасна, -  задумались итальянцы.
–- А ведь мороз, - он... того. Имеет за собой... - сказали и мы друг другу.
И сразу сплотились и почувствовали, что итальянцы немножко со своей Италией зазнались и пора показать им их настоящее место.
Они тоже стали как-то перешептываться.
–- У вас очень много шипящих букв, -- сказал вдруг один из них. -- У нас язык для произношения очень легкий. А у вас все свистят да шипят.
–- Да, - холодно отвечали мы. -- Это происходит от того, что у нас очень богатый язык. В нашем языке находятся все существующие в мире звуки. Само собой разумеется, что при этом приходится иногда и присвистнуть.
–- А разве у вас есть "ти-эч", как у англичан? -- усомнился один из итальянцев. -- Я не слыхал.
–- Конечно, есть. Мало ли что вы не слыхали. Не можем же мы каждую минуту "ти-эч" произносить. У нас и без того столько звуков.
–- У нас в азбуке шестьдесят четыре буквы, - ухнула я.
Итальянцы несколько минут молча смотрели на меня, а я встала и, повернувшись к ним спиной, стала разглядывать луну. Так было спокойнее. Да и к тому же каждый имеет право созидать славу своей родины, как умеет».



_______________ № 17


___Рассказ "О Дневнике"


«Мужчина всегда ведет дневник для потомства.
"Вот, думает, после смерти найдут в бумагах и оценят".
В дневнике мужчина ни о каких фактах внешней жизни не говорит. Он только излагает свои глубокие философские взгляды на тот или иной предмет.
"5 января. Чем, в сущности, человек отличается от обезьяны или животного? Разве только тем, что ходит на службу и там ему приходится выносить разного рода неприятности..."
"10 февраля. А наши взгляды на женщину! Мы ищем в ней забавы и развлечения и, найдя, уходим от нее. Но так смотрит на женщину и бегемот..."
"12 марта. Что такое красота? Еще никто до сих пор не задавался этим вопросом. А, по-моему, красота есть не что иное, как известное сочетание линий и известных красок.
А уродство есть не что иное, как известное нарушение известных линий и известных красок.
Но почему же ради известного сочетания мы готовы на всякие безумства, а ради нарушения палец о палец не ударим?
Почему сочетание важнее нарушения?
Об этом следует долго и основательно подумать".
"5 апреля. Что такое чувство долга? И это ли чувство овладевает человеком, когда он платит по векселю, или что-нибудь другое?
Может быть, через много тысяч лет, когда эти строки попадут на глаза какого-нибудь мыслителя, он прочтет их и задумается, как я - его далекий предок..."
"6 апреля. Люди придумали аэропланы. К чему? Разве это может остановить хотя бы на одну тысячную секунды вращение земли вокруг солнца?.."
–--
Мужчина любит изредка почитать свой дневник. Только, конечно, не жене, - жена все равно ничего не поймет. Он читает свой дневник клубному приятелю, господину, с котором познакомился на бегах, судебному приставу, который пришел с просьбой "указать, какие именно вещи в этом доме принадлежат лично вам".
Но пишется дневник все же не для этих ценителей человеческого искусства, ценителей глубин человеческого духа, а для потомства.
–--
Женщина пишет дневник всегда для Владимира Петровича или Сергея Николаевича. Поэтому каждая всегда пишет о своей наружности.
"5 декабря. Сегодня я была особенно интересна. Даже на улице все вздрагивали и оборачивались на меня".
"5 января. Почему все они сходят с ума из-за меня? Хотя я, действительно, очень красива. В особенности глаза. Они, по определению Евгения, голубые, как небо".
"5 февраля. Сегодня вечером я раздевалась перед зеркалом. Мое золотистое тело было так прекрасно, что я не выдержала, подошла к зеркалу, благоговейно поцеловала свое изображение прямо в затылок, где так шаловливо вьются пушистые локоны".
"5 марта. Я сама знаю, что я загадочна. Но что же делать, если я такая?"
"5 апреля. Александр Андреевич сказал, что я похожа на римскую гетеру и что я с наслаждением посылала бы на гильотину древних христиан и смотрела бы, как их терзают тигры. Неужели я действительно такая?"
"5 мая. Я бы хотела умереть совсем, совсем молоденькой, не старше 46 лет.
Пусть скажут на моей могиле: "Она не долго жила. Не дольше соловьиной песни".
"5 июня. Снова приезжал В. Он безумствует, а я холодна, как мрамор".
"6 июня. В. безумствует. Он удивительно красиво говорит. Он говорит: "Ваши глаза глубоки, как море".
Но даже красота этих слов не волнует меня. Нравится, но не волнует".
"6 июля. Я оттолкнула его. Но я страдаю. Я стала бледна, как мрамор, и широко раскрытые глаза мои тихо шепчут: "За что, за что". Сергей Николаевич говорит, что глаза - это зеркало души. Он очень умен, и я боюсь его".
"6 августа. Все находят, что я стала еще красивее. Господи! Чем это кончится?"
–--
Женщина никогда никому своего дневника не показывает. Она его прячет в шкаф, предварительно завернув в старый капет. И только намекает на его существование, кому нужно. Потом даже покажет его, только, конечно, издали, кому нужно. Потом даст на минутку подержать, а потом, уж конечно, не отбирать же его силой!
И "кто нужно" прочтет и узнает, как она была хороша пятого апреля и что говорили о ее красоте Сергей Николаевич и безумный В.
И если "кто нужно" сам не замечал до сих пор того, что нужно, то, прочтя дневник, уж наверно, обратит внимание на что нужно.
Женский дневник никогда не переходит в потомство.
Женщина сжигает его, как только он сослужил свою службу».



___________ №18


___ Из рассказа "Остряки"


«Hо есть еще один вид благотворителей, - тихих, незаметных, непризнанных, в большинстве случаев даже гонимых. Они служат человечеству самоотверженно и безвозмездно, и так самозабвенно предаются этому служению, что ни удары судьбы, ни удары озверевшего человека не могут сбить их с раз избранного пути. Я говорю об остряках.
Кому не случалось встретить в обществе человека, все время напряженно старающегося сострить. Раз не удалось - не беда. Он только слегка покраснеет, но не отступится. Придумает новую остроту, или с тем же самоотвержением повторит второй раз ту же самую. Результаты последуют такие же, как и в первый раз, но он не упадет духом и, отдохнув немножко, снова примется за то же со странным усердием, точно ему за это платят.
Окружающие относятся к остряку худо. Если знакомы с ним мало, то на его счет только переглядываются. Если он свой человек, то говорят ему прямо и жестоко:
– Hу, это вы, знаете ли, слабо!
Или примутся притворно стонать:
– Ох, убил! Убил!
– Ох, надо же было предупредить! Hельзя же так сразу!
– В другой раз осторожнее, молодой человек, вы этак людей искалечить можете!
Издеваются над ним долго, кто во что горазд, а он молчит, смущенно опускает глаза и только криво улыбается улыбкой нищего, которого попрекнули его рубищем.
И никто не понимает, что перед ними сидит и криво улыбается представитель самого самоотверженного и бескорыстного служения человечеству.
Посмотрите на такого остряка в тот момент, когда какая-нибудь неприхотливая душа усмехнулась на его шутку.
Он весь покраснеет, задрожит, заикается, и лоб у него вспотеет, и он несколько раз подряд повторит свою шутку, ожидая, что, мол, может быть, и еще раз вызовет она тот же эффект.
Корыстной подкладки здесь нисколько нет. Вы сами понимаете, что этими редкими, кислыми улыбками на щеках слушателей он семьи своей не прокормит. Да ему ничего и не нужно. Он живет для того, чтобы радовать окружающих. А разве это не высокая цель?
***
Остряки бывают нескольких категорий.
Одна - и это самая низкая, потому что элемент личного творчества отсутствует в ней совершенно - питается готовыми анекдотами.
Остряк такой категории остановит вас вдруг посреди серьезного разговора и деловито осведомится:
– Слышали вы новый анекдот про оконную раму?
– Я и старых-то про оконную раму не знаю!
– Hу, как же вы так? Вот слушайте.
И пойдет.
Если заметит, что анекдот не понравился, расскажет второй. А если заметит, что понравился, то, повторив его два раза, расскажет десять других, а остановить его сможет разве только вторжение какой-нибудь чрезвычайной силы, если на него, например, наедет мотор в сорок лошадиных сил.
Большинство остряков рассказывает анекдоты очень плохо. Вяло, длинно не поймешь, кончил он или еще тянет.
Или, напротив того, в самом начале принимается сам хохотать и подготовляет слушателя к чему-то необычайно смешному, так что тот непременно, узнав конец, разочаруется.
– Только-то и всего?
– Как только-то и всего? Да вы, верно, не поняли?
И он опять начинает.
Hекоторые добросовестные остряки, принимаясь за анекдот, сначала расскажут конец его и подробно объяснят, в чем дело, а потом уже отпрыгнут к началу и дадут вам вещь всю целиком.
Подготовленный таким образом, слушатель может засмеяться, только если он очень добрый человек, чувствующий благодарность за то, что его избавили от тяжелой работы самому разбираться в пластах анекдотической соли.
Остряки второй, более высокой категории придумывают остроты сами. Многие из них, положим, втайне принадлежат к первой категории, но тщательно это скрывают. Они питаются теми же общеизвестными готовыми анекдотами, только всегда уверяют, что приключилось это все с ними или с одним их товарищем.
Остряки второй категории любят советовать:
– А вы бы ему ответили: было светло потому, что ваша глупость сияла...
– А вы бы ему сказали...
– А вы бы ему отрезали...
Учат, учат от всей души, пыжатся, стараются... Hеблагодарный труд!
Есть остряки до такой степени заковыристые, что ни один человек никогда не доберется до смысла их выдумки. Они это и сами знают и, сострив, всегда делают паузу, выжидая объяснений.
– Hа этого господина совершенно не довольно простоты! - говорит такой остряк и лукаво щурит глаза, чтобы показать, что он сострил, а не просто ляпнул, сам не знает что.
– Что такое? - недоумевают слушатели, строят догадки, разводят руками и, в конце концов, смиренно просят объяснения.
– Это значит, - торжествует остряк, - что "на всякого мудреца довольно простоты", а на дурака, значит, не довольно.
И все жалеют, зачем расспрашивали.
– У этого человека никогда не будет грибоедовского произведения!
Снова все теряются.
– Очень просто! - потомив их, как следует, объясняет остряк. - У него никогда не будет "Горя от ума", потому что у него нет ума, ха-ха! Hеужели трудно было догадаться?
Эти остряки неприятны, потому что, беседуя с ними, кажется, будто долго и мучительно, с страшным напряжением раскупориваешь бутылку.
Последний, самый скверный, но и самый распространенный, вид остряков, это - остряки словами. Это те самые, которые, предлагая горчицу, говорят:
– Hе желаете ли огорчиться.
Вместо "я напился чаю" - "я уже отчаялся".
Или так:
– Если ты, Соня, так отчего же ты не идешь спать?
– Ваш брат разве очень колется?
– Что такое, ничего не понимаю!
– Hу, да ведь вы же сами назвали его "Коля".
– Вас зовут Маня, наверно, потому что вы так всех к себе маните.
– Вас зовут Вера, а вы меня надули!
Этих остряков часто бьют, невзирая на самые чистые и святые их намерения служить ближнему своему.
Встречаются остряки такие несчастные, такие забитые и разочарованные в своих способностях и, вместе с тем, с упорством поистине самоотверженной души не желающие сворачивать с своего тернистого пути, что не злобу и досаду должны они вызывать в собеседниках, а тихое умиление и восторг перед своим подвигом.
Я часто видела таких остряков.
Помню, как один из них, большой, толстый человек, входя в комнату, робко озирался, отыскивал кого-нибудь попроще, одетого похуже, с лицом подобрее, подсаживался к нему и без всяких предисловий говорил:
– У одного господина спросили: любит ли он детей... и т. д.
Окончив с этим анекдотом, принимался без всякой паузы за другой.
Он не ждал ни смеха, ни одобрения, говорил вполголоса, почти шепотом, чтобы его не услышали другие, злые и гордые, и не поколотили бы.
Бедный, кроткий, безыменный благотворитель. Я говорю "безыменный" потому, что даже хозяйка дома не помнила его имени, так как много лет подряд называла его просто "этот толстый дурак с анекдотами".
Теперь, когда я обдумала все, я даю торжественное обещание смеяться на все шутки, остроты и анекдоты, хотя бы это стоило мне здоровья и даже жизни.
И если разрешит начальство, осную общество покровительства неудачливым острякам, где будут выдавать пособия и страховать на случай переутомления и увечья этих великих духом и бескорыстных благотворителей».



_____________ № 19


___Из рассказа «Как я стала писательницей»


«Как я начала свою литературную деятельность? Чтобы ответить на этот вопрос, надо "зарыться в глубь веков". В нашей семье все дети писали стихи. Писали втайне друг от друга стихи лирические, сочиняли вместе стихи юмористические, иногда экспромтные.
Помню как сейчас: входит самая старшая сестра в нашу классную комнату и говорит:
– Зуб заострился, режет язык.
Другая сестра уловила в этой фразе стихотворный размер, подхватывает:
– К этакой боли я не привык.
Тотчас все настраиваются, оживляются.
– Можно бы воском его залечить,
Но как же я буду горячее пить?
спрашивает чей-то голос.
– И как же я буду говядину жрать? - раздается из другого угла.
– Ведь не обязаны все меня ждать! - заканчивает тоненький голосок младшей сестры.
Стихи сочиняли мы все. Конечно, и я.
Но в первый раз увидела я свое произведение в печати, когда мне было лет тринадцать.
Это была ода, написанная мною на юбилей гимназии, в которой я в то время училась.
Ода была чрезвычайно пышная. Заканчивалась она словами:
И пусть грядущим поколеньям,
Как нам, сияет правды свет,
Здесь, в этом храме просвещенья,
Еще на много, много лет.
Вот этим самым "храмом просвещенья" дома донимала меня сестра.
– Надя! Лентяйка! Что же ты не идешь в свой храм просвещенья? Там сияет правды свет, а ты сидишь дома! Очень некрасиво с твоей стороны.
Допекали долго.
Таков был мой самый первый шаг на литературном поприще.
Второй шаг был таков: сочинили мы с сестрой пресмешную песенку о Фульском короле, пародию на песню Маргариты из "Фауста".
Решили ее напечатать.
Совсем сейчас не помню, что это была за редакция, куда мы пошли. Помню только, что над головой редактора висело на стене птичье чучело.
Это, поразившее наше воображение обстоятельство, отразилось в стихах:
Над редактором висело
Птичье чучело,
На редактора глядело,
Глаза пучило.
Стихотворения нашего редактор не принял и все спрашивал: "Кто вас послал?" А потом сказал: "Передайте, что не годится". Очевидно, не верил, что две испуганные девчонки, которых ждала в передней старая нянюшка, и есть авторы.
Таков был мой второй шаг.
Третий и окончательный шаг был сделан, собственно говоря, не мной самой, а если так можно выразиться, за меня шагнули.
Взяли мое стихотворение и отнесли его в иллюстрированный журнал, не говоря мне об этом ни слова. А потом принесли номер журнала, где стихотворение напечатано, что очень меня рассердило. Я тогда печататься не хотела, потому что одна из моих старших сестер, Мирра Лохвицкая, уже давно и с успехом печатала свои стихи. Мне казалось чем-то смешным, если все мы полезем в литературу. Между прочим, так оно и вышло. Кроме Мирры (Марии), другая моя сестра, Варвара, под псевдонимом Мюргит, помещала свои очерки в "Новом времени", а пьесы ее шли в "Кривом Зеркале", а самая младшая, Елена, тоже оказалась автором нескольких талантливых пьес, шедших в разных театрах.
Итак - я была недовольна. Но когда мне прислали из редакции гонорар это произвело на меня самое отрадное впечатление. Впечатление это я пожелала повторить и написала целый фельетон в стихах, в котором с веселой беззастенчивостью молодого языка хватала зубами за самые торжественные ноги, шествующие по устланному вянущими лаврами пути.
О фельетоне заговорили. Кто смеялся, кто возмущался, кто ликовал. Был "бум". Редакция попросила продолжать. Большая газета пригласила сотрудничать. Остальное ясно».



_____________ № 20


______Из рассказа «Псевдоним»


«Меня часто спрашивают о происхождении моего псевдонима. Действительно, почему вдруг "Тэффи"? Что за собачья кличка? Недаром в России многие из читателей "Русского Слова" давали это имя своим фоксам и левреткам.
Почему русская женщина подписывает свои произведения каким-то англизированным словом?
Уж если захотела взять псевдоним, можно было выбрать что-нибудь более звонкое или, по крайней мере, с налетом идейности, как Максим Горький, Демьян Бедный, Скиталец. Это все намеки на некие политические страдания и располагает к себе читателя.
Кроме того, женщины-писательницы часто выбирают себе мужской псевдоним. Это очень умно и осторожно. К дамам принято относиться с легкой усмешечкой и даже недоверием:
– И где это она понахваталась?
– Это, наверное, за нее муж пишет.
Была писательница Марко Вовчок, талантливая романистка и общественная деятельница, подписывалась "Вергежский", талантливая поэтесса подписывает свои критические статьи "Антон Крайний". Все это, повторяю, имеет свой raison d'etre. Умно и красиво. Но - "Тэффи" - что за ерунда?
Так вот, хочу честно объяснить, как это все произошло. Происхождение этого литературного имени относится к первым шагам моей литературной деятельности. Я тогда только что напечатала два-три стихотворения, подписанные моим настоящим именем, и написала одноактную пьеску, а как надо поступить, чтобы эта пьеска попала на сцену, я совершенно не знала. Все кругом говорили, что это абсолютно невозможно, что нужно иметь связи в театральном мире и нужно иметь крупное литературное имя, иначе пьеску не только не поставят но никогда и не прочтут.
– Ну кому из директоров театра охота читать всякую дребедень когда уже написан "Гамлет" и "Ревизор"? А тем более дамскую стряпню!
Вот тут я и призадумалась. Прятаться за мужской псевдоним не хотелось. Малодушно и трусливо. Лучше выбрать что-нибудь непонятное, ни то ни ее.
Но - что? Нужно такое имя, которое принесло бы счастье. Лучше всего имя какого-нибудь дурака - дураки всегда счастливые. За дураками, конечно, дело не стало. Я их знавала в большом количестве. И уж если выбирать, то что-нибудь отменное. И тут вспомнился мне один дурак, действительно отменный и вдобавок такой, которому везло, значит, самой судьбой за идеального дурака признанный.
Звали его Степан, а домашние называли его Стеффи. Отбросив из деликатности первую букву (чтобы дурак не зазнался), я решила подписать пьеску свою "Тэффи" и, будь что будет, послала ее прямо в дирекцию Суворинского театра. Никому ни о чем не рассказывала, потому что уверена была в провале моего предприятия.
Прошло месяца два. О пьеске своей я почти забыла и из всего затем сделала только назидательный вывод, что не всегда и дураки приносят счастье.
Но вот читаю как-то "Новое Время" и вижу нечто. "Принята к постановке в Малом Театре одноактная пьеса Тэффи "Женский Вопрос"".
Первое, что я испытала, - безумный испуг. Второе - безграничное отчаянье.
Я сразу вдруг поняла, что пьеска моя непроходимый вздор, что она глупа, скучна, что под псевдонимом надолго не спрячешься, что пьеса, конечно, провалится с треском и покроет меня позором на всю жизнь. И как быть, я не знала, и посоветоваться ни с кем не могла.
И тут еще с ужасом вспомнила, что, посылая рукопись, пометила имя и адрес отправителя. Хорошо, если они подумают, что это я по просьбе автора отослала пакет, а если догадаются, тогда что?
Но долго раздумывать не пришлось. На другой же день почта принесла мне официальное письмо, в котором сообщалось, что пьеса моя пойдет такого-то числа, а репетиции начнутся тогда-то, и а приглашалась на них присутствовать.
…
– Автора! - закричали из публики. - Автора!
Как быть?
Подняли занавес. Актеры кланялись. Показывали, что ищут автора.
…
На другой день я в первый раз в жизни беседовала с посетившим меня журналистом. Меня интервьюировали:
– Над чем вы сейчас работаете?
– Я шью туфли для куклы моей племянницы...
– Гм... вот как! А что означает ваш псевдоним?
– Это... имя одного дур... то есть такая фамилия...
– А мне сказали, что это из Киплинга.
Я спасена! Я спасена! Я спасена! Действительно, у Киплинга есть такое имя. Да, наконец, в "Трильби" и песенка такая есть:
Taffy was a wale-man
Taffy was a thief...
Сразу все вспомнилось. - Ну да, конечно, из Киплинга! В газетах появился мой портрет с подписью "Taffy".
Кончено. Отступления не было.
Так и осталось».



____ В заключение –
из рассказа "Ке фер?"

(От фр. "que faire?" – «что делать»?)


 «Посмотрел, значит, генерал по сторонам и сказал с чувством:
  - Все это, господа, конечно, хорошо. Очень даже все это хорошо. А вот... ке фер? Фер-то ке?
   Действительно - ке?»



_____Тэффи –
на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Уехала в 1919. Как многие – через Турцию в Париж.
 «Белой акации цветы эмиграции»… (с)

Увы…

=====================


_____________________________ ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА
 


------- 1


Мой опус «Пейто - богиня убеждения» (1й вариант).

1я публикация на Стихи ру – 2017 01 22;
На Проза ру - 2017 02 15 совместно с "Апостериори"



«Кто-то дуло наводит
На невинную грудь...
…
Кто-то злой и умелый,
Веселясь, наугад
Мечет острые стрелы
В воспалённый закат.
Слышно в буре мелодий
Повторение нот...»

Владимир Высоцкий «Оплавляются свечи»
1972



Кто умами владеет,
Не всесилен ли тот?
Говорят, что Медею
Уломала Пейто.

Для корысти, забавы?
Непокорная дочь
На беду и бесславье
Оказалась - не прочь.

Сила слова во благо
И на гибель дана.
Что до будущих тягот,
Коль в крови белена?

За любимым Ясоном -
Царских прав лишена.
Для других - вне закона.
И ему - не жена.

Век за веком проходит.
Не руно? – всё равно.
В том ли – этом ли роде -
То же крутят кино.

На пороге решенья,
Чьим итогом – судьба,
Быть бы нам мудренее…
Да натура слаба.

Искушенью поддаться, 
Верить в счастье и фарт...
Отступается «рацио» 
И довлеет азарт.

Как же самонадеян
искуситель - питон…

Ты подумай, Медея!
Отвечать - не Пейто…

2017

========================

Примечания автора

*Пейто (др.-греч. «убеждение») —
в древнегреческой мифологии богиня убеждения,
спутница Афродиты.

**Вернан видел в её божестве воплощение силы слов.

***Убедила Медею бросить родину.

****Эпиклеса Афродиты.

 

========================================================


===НЕВОЛЬНО ВСПОМИНАЕТСЯ...

На портале для пишущих
тема ответственности за (возможно?) силу своего слова - актуальнейшая.
"Слово не воробей;
что написано пером;
словом можно убить" и т.д.
               
Приведу басню целиком.


Иван Крылов
 
Сочинитель и Разбойник
 
В жилище мрачное теней
На суд предстали пред судей
В один и тот же час: Грабитель
(Он по большим дорогам разбивал,
И в петлю, наконец, попал);
Другой был славою покрытый Сочинитель:
Он тонкий разливал в своих твореньях яд,
Вселял безверие, укоренял разврат,
Был, как Сирена, сладкогласен
И, как Сирена, был опасен.
В аду обряд судебный скор;
Нет проволочек бесполезных:
В минуту сделан приговор.
На страшных двух цепях железных
Повешены больших чугунных два котла:
В них виноватых рассадили,
Дров под Разбойника большой костёр взвалили;
Сама Мегера их зажгла
И развела такой ужасный пламень,
Что трескаться стал в сводах адских камень.
Суд к Сочинителю, казалось, был не строг;
Под ним сперва чуть тлелся огонёк;
Но там, чем далее, тем боле разгорался.
Вот веки протекли, огонь не унимался.
Уж под Разбойником давно костёр погас:
Под Сочинителем он злей с часу на час.
Не видя облегченья,
Писатель, наконец, кричит среди мученья,
Что справедливости в богах нимало нет;
Что славой он наполнил свет
И ежели писал немножко вольно,
То слишком уж за то наказан больно;
Что он не думал быть Разбойника грешней.
Тут перед ним, во всей красе своей,
С шипящими между волос змеями,
С кровавыми в руках бичами,
Из адских трёх сестёр явилася одна.
«Несчастный! – говорит она, –
Ты ль Провидению пеняешь?
И ты ль с Разбойником себя равняешь?
Перед твоей ничто его вина.
По лютости своей и злости,
Он вреден был,
Пока лишь жил;
А ты… уже твои давно истлели кости,
А солнце разу не взойдет,
Чтоб новых от тебя не осветило бед.
Твоих творений яд не только не слабеет,
Но, разливаяся, век от веку лютеет.
Смотри (тут свет ему узреть она дала),
Смотри на злые все дела
И на несчастия, которых ты виною!
Вон дети, стыд своих семей, –
Отчаянье отцов и матерей:
Кем ум и сердце в них отравлены? – тобою.
Кто, осмеяв, как детские мечты,
Супружество, начальства, власти,
Им причитал в вину людские все напасти
И связи общества рвался расторгнуть? – ты.
Не ты ли величал безверье просвещеньем?
Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облёк
И страсти и порок?
И вон опоена твоим ученьем,
Там целая страна
Полна
Убийствами и грабежами,
Раздорами и мятежами
И до погибели доведена тобой!
В ней каждой капли слёз и крови – ты виной.
И смел ты на богов хулой вооружиться?
А сколько впредь ещё родится
От книг твоих на свете зол!
Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!» –
Сказала гневная Мегера
И крышкою захлопнула котёл.

 
====Не позднее декабря 1816


* При жизни Крылова басня была истолкована как выпад против Вольтера, что вызвало протест баснописца.

** Сирена (греч. миф.) – демоническое существо, полуптица-полуженщина, своим волшебным пением заманивающая путников к гибели.

*** Мегера – (греч. миф.) – одна из трёх эриний (богинь мщения), олицетворение гнева и мстительности.



========================================




LLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLLL