Качается луна на облаках

Шаг от костра – мороз и вечный мрак.
Акей глядит в огонь застывшим взором.
Как будто высечен из дерева коряк.
Хранит дыханье запах мухомора .

Текут сквозь небо мысли не спеша.
Старик почти не думает о смерти.
Не спорит с пастухом душа.
Скупое пламя постепенно меркнет.

К востоку головой лежит коряк.
Колючих  жёлтых глаз живые точки
Следят за ним; скребётся тьма  по-волчьи…
В лицо Акея  лижет северняк.
 
Сознаньем смятым ловит вой пастух.
Вонь мокрой псины ощущает ясно.
Голодное зверьё, почуяв мясо,
Вкруг костровища замыкает круг.

Ночь замерла, не движется старик.
Мороз и ветер завладели телом.
Над полумёртвым пастухом встает двойник
В слепящем одеянье белом.

Душа Акея в воздухе парит –
Легка, как пух, свежа, как дуновенье.
…На тело распростёртое глядит,
На тундру и на дымное селенье.

Как малахай, над юртою  туман…
Той самой, где однажды утром,
Акею выход подсказал шаман:
«Оставь, пастух, до срока эту тундру.
 
Река бежит, поймай ее,  Акей!
Среди родни, и то не стало лада.
Когда уверен, что погибнет стадо –
Уйди и сам в край облачных людей».

Он, словно ворон, каркнул впалым ртом:
«Я стар, но  я не слеп – все подмечаю:
Тех, кто бежит на Север с табуном,
Находят и безгласно убивают.

Когда-нибудь мы встретимся с тобой.
Пусть духи защитят безвинных души.
Ты заслужил заоблачный покой.
Поторопись – над кровом вурон   кружит».

***
Качается луна на облаках.
Душа Акея видит смерть оленей,
Пустые пастбища, безлюдные селенья,
Седую церковь на семи ветрах.

Дом без костра, в стеклянном шаре – свет,
Дощатый пол, нетрезвого коряка.
Бегут по улицам железные собаки.
Теряется во тьме оленя след.

Летит по небу лодка, как звезда,
Везёт продукты, огненную воду.
Скупая горсть ослабшего народа
Спасти пытается последние стада.

…И в развесёлой бабе на крыльце
Акей сквозь призму ледяного царства
Признал дочь Ктэп – с татуировкой  на лице –
Забытым знаком бывшего богатства.