Мишико и его братья

 ВЛАДИСЛАВ КОНДРАТЬЕВ

                МИШИКО
                И
                ЕГО БРАТЬЯ
                рассказ

                Наживайся честно, если можешь, а если нет,
                то любым способом.
                Публий Гораций Флакк

           Когда южное лето перевалит за экватор, то начавшаяся в начале июня, а чаще – в конце мая, жара становится совсем невыносимой. Города превращаются в пышущие нестерпимым зноем адские сковороды, и даже в сельской местности от жары становится не продохнуть. Солнце палит немилосердно и в послеобеденное время даже фруктовые деревья с их посеревшей от пыли зеленью не сулят спасения от всеиссушающего зноя. Спрятаться от жары в их тени можно, спастись – невозможно.

           В третьем часу пополудни в саду на приусадебном участке отчего дома, в тени сливового дерева, собрались мужчины: старший брат двадцатисемилетний Барыс, двадцатидвухлетний Алик и муж единственной сестры Тамрико – шурин, а по местному – шуряк, персонаж, как всеми было признано – очень гов…истый, но, несмотря на это, а может быть – и именно потому, в семью принятый.

           Младший брат – тринадцатилетний Мишико – не стесняется так и говорить:

           – Истый – гов…истый.

           Старшие младшего брата не поощряют в его инвективах, но и не препятствуют. Сестра Тамрико, известная всем как царица Тамар, обижается, конечно, за мужа, но до конца непонятно: обида её истинна или притворна. С одной стороны – муж, а с другой… С другой стороны, действительно, много с ним проблем. Вот, например, одна такая: шуряк любит попугать Тамрико суицидом. Чуть что – вспыхнул, психанул и пошёл вешаться. И ведь всё, кажется, серьёзно: и мыло захватит, и верёвку. Обстоятельный шуряк, нечего сказать. Поди знай, что у него на уме. Тем более, что шуряк… как бы это сказать… немного увечный. О таком, как правило, не говорят, но Тамрико – женщина особенная, ни от кого не скрыла, всем сообщила – довела до общего сведения, – что муж перенёс операцию, после которой стал…

           – Однояй, – открыто заявляла Тамрико.

           И если после такого заявления оставались слушатели, которым что либо было непонятно, то Тамрико пускалась в обстоятельное описание операции и её последствий. Братья: Барыс и Алик, – на это равнодушно пожимают плечами, а юный Мишико – откровенно хихикает. Но не станете же вы обращать внимание на смешки мальчишки? Не станете. Вот и шуряк не обращает. Но на ус себе – мотает. А жену донимает внезапными угрозами покончить с собой.

           Вот, вроде бы, и нет причин ни с того, ни с сего совать голову в петлю; с другой стороны – такие обострения у шуряка случаются аккурат в весенний и осенний периоды. А это, как известно, плохой знак. Очень плохой. Пошутит-пошутит, а там, глядишь и… Как говорится, не бывает дыма без огня… Если долго вглядываться в бездну, то бездна тоже может начать вглядываться… Но, с другой стороны, брехливая собака редко бывает кусачей… Словом, вопрос открыт.

           И тем не менее, каждый год, когда приходит весна или наступает осень, у Тамрико начинается особенно весёлая, хотя и тревожная, жизнь. На Майские ли праздники, на Октябрьские ли, но, как бы ни с того, ни с сего, а мужу как вожжа под хвост попадает. Все сидят, как оно и положено, за праздничным столом, празднуют: радуются, закусывают и, чего греха таить, выпивают… Словом, всё – как заведено. Дело уж и к вечеру идёт. А Однояй вдруг вспыхнет, психанёт, взовьётся, наговорит Тамрико огромную кучу самых разнообразных и изощрённых гадостей и давай собираться добровольно на тот свет: оденется потеплее, не преминет захватить ватник и тёплую шапку-ушанку; в пакет, скрученный из газеты “Труд” (“Правду” и “Известия” для этих целей предусмотрительно остерегается использовать), наберёт огурцов и помидоров (осенью – свежих, весной – маринованных), отвернёт приличный ломоть ветчины, а то и просто сала, захватит буханку хлеба… И про бутылочку сорокоградусной не забудет. Словом, соберётся так, что хоть на Северный полюс идти, хоть на Южный, а то – и на оба сразу. Проявит солидную обстоятельность: на тот свет и налегке, – не-е-э-эт, Однояй не из таковских.

           И всё – пошёл вешаться. Тамрико, демонстрируя равнодушие и бесстрашие, ещё и крикнет вдогонку что-нибудь обидное, одновременно и смешное. Или – смешное и вдобавок обидное. И сделает вид, что про выходку своего благоверного совсем забыла.

           Но через полчаса начнёт волноваться, хотя и делать вид, что по-прежнему совсем равнодушна. Даже заявит, что “так ему и нужно”. А ещё через полчаса, залившись слезами, обязательно кого-нибудь пошлёт за суицидником. Когда посланник не вернётся, Тамрико начинает думать, что её предчувствия, что раз пошутил, два пошутил, а на третий раз привёл шутку, оказавшуюся реальной угрозой, в исполнение – такое предчувствие, увы, не подвело, оправдалось и сбылось.

           Пошлют, бывало и третьего. И тот – как в воду канет. От такой чертовщины не грех и отчаяться. Тамрико уж точно знает, что её Однояй повесился, а посланные за ним ходоки или последовали его примеру (а что? дурной пример – заразителен) и теперь висят где-нибудь рядком, или от вида повесившегося лишились чувств. А то и жизни. Сердца-то у людей не каменные. Или каменные, раз позволили Однояю повеситься, и его никто не остановил? Это что же такое получается? А? Выходит, что просто боятся сообщить несчастной молодой вдове о постигшей беде?

           Ну, всё – вдова. И хоть бы вдова героя. Так нет же – вдова самоубийцы. Да уж: не герой. А чего и ждать от сына человека, сдавшегося во время войны в плен и всю жизнь этим гордившегося, не стеснявшегося утверждать, что за Родину погибли дураки, а умные, такие, как он – сдались в плен и теперь живут, наслаждаясь всеми прелестями жизни, забыв, как прислуживали оккупантам, да ещё и посмеиваются над погибшими героями. Как вам такое?

           Но вот расплата постигла сына предателя. В таком случае, как нетрудно догадаться, начинаются причитания, слёзы в три ручья – хоть Однояй и сын предателя, да ей, Тамрико, муж, к тому же у них и сын подрастает – внук предателя, а теперь и сирота. А там уж и до истерики недалеко. А к исходу третьего часа, или в начале четвёртого, от того момента, как Однояй ушёл вешаться, он и все посланные за ним, возвращаются: сытые, пьяные, довольные. И немудрено: ветчина или сальце с хлебушком, водочка, огурчики-помидорчики… Благодать!

           И вот такого шуряка в семье одобрили и приняли, как родного. А Мишико всё не имеет в семье право голоса. Барис и Алик открыто пьют за столом водку. Алик – так тот ещё и курит, дымит, как паровоз. Мишико же и пить не дают, и курить ему строго-настрого запрещено. Обидно, понимаешь…

           Вот поэтому он и не стесняется говорить, что шуряк у них – истый-гов…истый.

           А Тамрико обижается. Но как вспомнит про верёвку, мыло, ветчину, водку, огурцы с помидорами, так и призадумается, а там и согласится с Мишико. А согласившись, начнёт опасаться, что концерт без заявок, но с обещанием повеситься, начнётся вновь.

           Но теперь не до концертов. Жара стоит такая, что ни о чём думать не хочется, а не то, что уходить вешаться. От этой жары и в тени нет спасения, так как в тени, вдобавок к жаре и духоте, присоединяются ещё и мухи. Их и жара не берёт. Не то, что людей. Но ведь люди – не мухи. Им бы сейчас пивка холодненького, светлого, пенного.

           – А в магазин сегодня пиво завезли, – как бы вдруг заявляет Барыс.

           Вдруг – потому, что пиво, как и другие спиртные напитки, завозят очень редко. Оно и понятно: то посевная, то уборка. То озимых, то яровых. А в спиртном в станице нехватки нет и не предвидится: то самогон и там, и сям варится, то домашнее вино подоспеет, когда ещё и прошлогоднее не всё выпито. И потому спиртное в сельмаги завозят нечасто. Особенно пиво.
И вот завезли. И как бы оно хорошо бы было, если бы… Но вот беда – с деньгами сейчас как-то особенно плохо. Уж и пошутили, что с деньгами плохо не бывает, плохо – без денег, но вот и деньги, бывает, что и есть, да что толку. Деньгами в семье распоряжается глава большой семьи. Потому что муж главы семьи – человек широкий, за один поход в ресторан, а до ресторана ещё и доехать нужно, так как рестораны бывают в городах, а в сельской местности их и днём с огнём не сыщешь, так вот, муж главы семьи за один поход в ресторан может прокутить премию, ценой в автомобиль “Победа”. Бывали такие случаи. А премии в таких масштабах, что с одной из них можно купить автомобиль, имеют простое объяснение – муж главы семьи – председатель колхоза. Так как муж главы семьи – председатель колхоза, премии ему полагаются большие. А по доходам – и расходы.

           Вот жена и забирает все деньги себе. Нечего баловаться с деньгами. Поэтому и сообщение Барысао завозе пива ажиотажной реакции отнюдь не вызвало. Да, хорошо бы сейчас пивка холодненького. Хорошо-то оно хорошо, да без денег – невозможно.

           Спрашивается, почему же нехватка в деньгах обнаружилась сразу у всех членов семьи? Ответ прост: Барыс живёт в городе, домой приехал в отпуск к родителям, а потому рассчитывал на их гостеприимство; Алик только-только закончил учёбу в училище и приехал к родителям совершенно безденежным; а Тамрико и её муженёк, – они, что, рыжие? Не для того они приехали в отчий дом погостить, чтобы поить всю семью пивом.

           После упоминания о пиве его захотелось особенно жгуче. Шипящее, пенное, горьковатое, янтарное… А к нему – раки. Раков, как нетрудно догадаться, не завезли. Ни больших, ни маленьких. Никаких. Но это и не беда, коли в Ерике раков – тьма тьмущая. Было бы пиво, а раков мы и сами наловим.

           А без пива и раки теряют смысл. Но пива не будет, если не сыскать денег. Братья и их шуряк начинают лихорадочно прикидывать, где и у кого бы их можно было бы раздобыть. Отец бы дал, он и сам не прочь попить светленького, но у него нет. А то чего бы он был трезвый, грустный…

           Где же взять деньги? У матери есть, кто бы сомневался, но у неё просить – дело бесполезное. С Тамрико заводить разговор о деньгах опасно: догадается сразу, что просят на пиво, догадавшись, вспомнит, что её благоверный под мухой, хоть сейчас и не время сезонных обострений, а затянет хорошо всем известную суицидную волынку. А кругом деревьев с раскидистыми ветвями видимо-невидимо…

           Нет, к Царице Тамар соваться с такой просьбой совершенно немыслимо.

           Остаётся тринадцатилетний Мишико. Родительский любимец. Любимчик. Потому, что самый младшенький, послевоенной, так сказать, выработки. Последыш.

           У него деньги всегда водятся. Ему ни в чём нет отказа. Барыс, а ведь он тоже любимчик, так как хорошо (матери его) известно, что он, не сегодня-завтра, а обязательно нашахнэтся, но и Борису так не потакают. Особенно в просьбах дать денег на пиво. Тем более, что пиво, как ни крути, а напиток спиртной. А Барыс, как хорошо известно, не сегодня-завтра, а обязательно нашахнэтся… Какое там ему пиво. Тем более, что Барыс, по случаю и без, не дурак выпить сорокоградусной в количестве достаточном, чтобы свалить с ног пару-тройку здоровяков – не чета довольно щуплому Барысу.

           Барыс заявляет, что не далее, как сегодня утром, он видел у младшенького зелёненькую денежную бумажку – трёшку. Пиво, стоившее ещё полгода назад два рубля двадцать копеек, с первого января, после денежной реформы, стоит двадцать две копейки за пол-литра. На два рубля двадцать копеек можно было бы взять пять литров пива. За шестьдесят шесть копеек – ещё полтора. То есть – шесть с половиной литров. И останется ещё четырнадцать копеек.
Алик покопался в карманах брюк и выяснилось, что у него есть мелочь, так что денег хватит на семь литров: два трёхлитровых баллона и одну литровую банку. Остаётся только разжиться деньгами.

           Но как выманить деньги у Мишико? Если попросить, то он не даст. Во-первых, Мишико таит обиду на братьев, что они не дают ему права голоса, когда шуряку с его суицидными замашками (закидонами, как говорит Мишико) такое право они предоставили. Во-вторых, пива ему, скорее всего, не нальют. Так зачем же тратить свои денежки, если результатом их траты будут наслаждаться взрослые, а младший Мишико будет канючить всё время, пока пиво не закончится, а ему так и не нальют? И усов-то у него ещё нет, чтобы по ним мёд-пиво текло, а в рот не попало, а всё равно так и не попадёт.

           Да, напрямую у Мишико деньги не выманишь. Значит, нужно искать обходные пути. Половить рыбку в мутной водичке. Именно такая мысль приходит в голову шуряку, который уверен, что обмануть малолетнего не составит труда, тем более такому хитрецу, как он.

           Братья и их шуряк задумались, как бы эту рыбку поймать.

           – Наживка нужна, – глубокомысленно замечает Барыс.

           Все соглашаются с этой простой и такой очевидной истиной. Наживка нужна, чтобы подцепить рыбку на крючок. Но где её взять? Что бы такое взять за наживку? Братья и их шуряк шарят взглядами по двору, выискивая, чем бы необычным заинтересовать Мишико. Но что необычного можно найти на обычном подворье станичной усадьбы? Решительно ничего интересного. Но пива то хочется. Значит, кровь из носу, но найди что-то такое, что покажется мальцу привлекательным настолько, что он решится расстаться с деньгами.

           Троица следует в сарай. Здесь полным полно всякой всячины. Но и здесь взгляд остановить не на чем. И вся эта всячина хорошо известна Мишико. Не продашь же ему… ну, скажем, вот эти полуржавые болты? Купится ли на болты Мишико и купит ли болты?.. Алик набрал полную пригоршню болтов, отбирая нержавые. Покрутил задумчиво. Ничего лучшего на глаза не попалось.
А в этот момент и Мишико в сарай заглянул. Увидел, что все трое собрались в одном месте, явно спрятавшись от него, а у Алика в пригоршне что-то имеется.

           – Алик, а шо цэ такэ?

           – Не “шо”, а что.

           – Ну, и шо?

           А, действительно, что? Что бы это могло быть? Мишико никак не может поверить, что взрослая троица спряталась от него просто так. Явно они что-то или замышляют, или… Или – что? И что, в конце-то концов, у Алика в руке?

           – Болты?

           Ну, да, болты. Мишико не может поверить, что это – просто болты.

           – Это не просто болты, – втягивается в разговор Барыс, – это, брат, такие болты, что всем болтам болты. Из болтов – болты. Самые, что ни на есть, болты… Барыс чувствует, что ничего не приходит в голову. Без братской помощи ему не выкрутиться.

           Мишико недоверчиво смотрит на брата. Какие такие необычные болты? И откуда они взялись в сарае? И чем они необычны? Вопросы жгут Мишико душу, взрывают мозг, но взрослые не спешат удовлетворить его любопытство – поклёвка началась и рыбу нельзя спугнуть. Подсечёшь раньше времени и рыба сорвётся с крючка. Не-е-эт, торопиться нельзя. Нельзя спешить.

           Взрослая троица и не спешит. Все делают вид, что с большим интересом разглядывают таинственные болты. Покачивают, многозначительно, головами, прищёлкивают языками и время от времени кто-нибудь, как бы не выдержав напряжение, тихо, но отчетливо, стараясь, чтобы вышло завистливо, шепчут:

           – Да-а-а… Мда…

           – Что “мда”?

           – А то, что это не просто болты, а…

           – А какие? – в голосе Мишико и недоверие, и желание узнать, что же это за болты такие необычные.

           – Это, брат не болты, а… болты марки “А триста двадцать девять, дробь пятьсот сорок четыре”. Понял? Не какие-нибудь там “А двести пятьдесят два, дробь четыреста тридцать три…”

           – И, уж тем более, не “А сто восемьдесят пять, дробь триста одиннадцать...”

           – Да, таких марок болтов – хоть пруд пруди, их везде набрать можно. А это… это “А триста двадцать девять, дробь пятьсот сорок четыре”. Ясно тебе? Понял?

           Ясно, как Божий день, что Мишико ничего не понял, тем более, что и марки такой в природе не существует, но откуда же это знать наверняка тринадцатилетнему сельскому мальчишке.

            – Ух ты! – только и может восхищённо ответить он.

           Он стоит, слегка пошатываясь от приливающего волнения и осознания того, что болты, действительно, какие-то необыкновенные. И Мишико спрашивает:

           – А это что значит: “A триста…”, как их там?

           – Не “как их там”, а болты… это, брат, не простые болты, а авиационные.

           – Авиационные? – ахает Мишико.

           А вы бы не ахнули? Да и кто бы не ахнул, увидав перед собой не простые болты, а болты… авиационные. Ясно, что это какие-нибудь очень особенные болты. В авиации не станут же применять Бог знает какие.

           Но не успевает сознание Мишико переварить полученную информацию, как по нему наносится новый удар, – Барыс просит показать ему болты поближе и даже присвистывает от восхищения:

           – Да ведь это же не болты марки “А триста двадцать девять, дробь пятьсот сорок четыре”, это другая серия, секретная, марки “А триста двадцать девять, дробь пятьсот сорок четыре-Бис”.

           – “Бис”? Что такое “бис”?

           Мишико в театрах отродясь не бывал, а потому знаменитое театральное “Браво!” и “Бис!” слыхать не мог. Как не мог знать, что латинское слово bis означает “дважды”.

           – А то, что это не просто авиационные болты, это болты авиакосмические. Спецсерия. Применяются исключительно в космических аппаратах.

           – Да и то, – добавляет Алик, – в последних модификациях.

           Представляете? Применяются в космических аппаратах! И не в любых, а в последних модификациях!!! Хотели бы вы иметь у себя такие болты? То-то. А уж как ими захотелось обладать Мишико – передать невозможно: и под ложечкой засосало, и ладони вспотели, и в голову ударило, даже в глазах стало темнеть, а ноги в коленях предательски задрожали и стали подгибаться.

           А Алик делает вид, что вот сейчас возьмёт да и спрячет таинственные болты в карман. И ведь их, эти болты, ставшие для Мишико вдруг такими вожделенными, даже и рассмотреть толком-то нельзя: в сарае царит, кроме противной липкой духоты, полутьма, которую можно было бы, при других обстоятельствах, назвать таинственной, а при обстоятельствах нынешних нельзя не квалифицировать как предательскую, коль скоро, из-за неё, нельзя как следует рассмотреть эти самые болты.

           Наконец Мишико не выдерживает и просит:

           – Алик, а, Алик! Дай мэнэ.

           – Что значит – дай? Ишь – чего захотел!

           – Алик, ну, Алик.

           – Не дам. И не проси. Даже не думай.

           Мишико чувствует, как от обиды у него даже голос начинает предательски дрожать, а глаза туманятся непрошенными слезами.

           – Алик! А, Алик! Ну дай побачить, хоть одним глазком.

           – Посмотреть секретную продукцию космической промышленности? Да в своём ли ты уме? Да ты ещё и маленький. Нет, даже не думай. И не проси.

           В темноте и не разобрать, кто именно сказал это. И поклёвка началась. Весь задрожав от жгучего желания заиметь секретные, применяемые исключительно для космических аппаратов последних модификаций болты серии, как её там, Мишико, перед тем, как бросить свой главный козырь, предпринял попытку использовать семейственность, напомнив брату:

           – Алик, ты ж мой брат.

           – Брат, – согласился Алик, – но ты мал ещё для того, чтобы иметь такие болты. Это ведь – космические.

           – Алик, ну, Алик, – заканючил Мишико.

           – Нет, нет и нет.

           – Да таких болтов, может быть, даже у самого Юрия Гагарина нет, – встрял Барыс.

           – Ну, уж, – усомнился Мишико.

           – У Гагарина, – решил поддержать младшего брата Алик, – скорее всего есть. Так ведь то – ГАГАРИН! Сам ЮРИЙ ГАГАРИН! Первый космонавт планеты Земля!

           – Да, – согласился Барыс, – у Гагарина, конечно, есть. Но на то он и Гагарин. Вот теперь и у Алика ещё есть.

           Пожалуй, Барыс дёрнул удилище немного рановато – рыба ещё не глубоко заглотнула крючок с наживкой. Заглотнуть – заглотнула, но неглубоко. Мишико, вдруг, усомнился, всего на миг, что болты – именно авиакосмические. Авиационные, здесь сомнений нет и быть не может, да, – но космические, – нет, вряд ли. Мишико, хитро прищурившись, ядовито-гаденьким голоском спросил:

           – Алик, у Гагарина понятно откуда такие болты. А у тебя откуда? А?

           Мало кому и из космонавтов приходилось проявить такую выдержку и молниеносную реакцию. Не успели ещё Барыс и шуряк испугаться, что всё пропало, как Алик, не подумав моргнуть глазом, влёт ответил:

           – Ха! Как откуда? Вот ещё новости. Да ты знаешь ли, чему нас в училище учили? Знаешь? Нет? Так чего же ты лезешь ко мне с дурацкими вопросами? Нам ещё и не такие вещи для изучения давали. Нам такие вещи показывали, какие ты лет через десять может и увидишь. Да и то – вряд ли. А мы их уже сейчас изучаем. У нас даже подписку о неразглашении отбирали. Так что тебе об этих болтах и знать нельзя. Я уж так, по братски тебе их показал… Но в руки дать не могу. Даже и не мечтай.

           У Мишико во время спича об источнике происхождения космических болтов алчность тоже достигла размеров космических. И он решил, что пришло время бросить свой главный козырь: деньги – новенькую, ни разу не перегнутую, не смятую трёхрублёвку. Он сглотнул ставшую вязкой и горькой слюну, прочистил горло кашлем и совсем тоненьким дрожащим голоском, срывающимся от волнения, предложил:

           – Алик, продай мне болты. Ну, пожалуйста, хоть один.

           Вот, вот он момент, чтобы подсечь. Теперь уж нужно действовать быстро, решительно, резко.

           – Алик, – как бы остерегая от опасной оплошности зашипел Барыс, – ты подумай, какие это болты. Ведь кроме тебя, они только у и Гагарина есть и… У кого ещё? А у него, небось, денег и нет.

           Все трое уставились на Мишико. Сейчас всё решится. Сорвется? Не сорвётся?
Мишико победно улыбнулся. Он уставил руки в боки, хмыкнул полупрезрительно и заявил:

           – Деньги у меня есть. Целых три рубля. Сколько дадите болтов?

           Алик развёл руками, произнёс неопределённо:

           – Ну…

           А Барыс снова встрял:

           – Это дорогие болты. В магазине такие не купишь. А три рубля… Что три рубля? Ну, вот столько…

           Он взял несколько из пригоршни, потом покачал головой, как бы сомневаясь, вернул Алику парочку и заявил:

           – Ну, вот столько. Да и то, это потому, что ты наш брат. Никому другому за такие деньги мы бы и не продали. Да никому другому не продали бы вовсе. Ни за какие деньги не продали бы. Да и зачем они тебе?

           Барыс сделал паузу, какой и во МХАТ-е бы позавидовали, доводя Мишико до страшного сердцебиения, продолжил, как бы обращаясь к Алику, но на самом деле искоса глядя за реакцией Мишико:

            – Может, не нужно ему продавать? А, Алик? У него и денег, может быть, на самом деле нет. Похвалился только, а на самом деле – нет.

           Мишико задрожал, решив, что братья включат заднюю, заикаясь от волнения затараторил:

           – Нет уж, нет уж. Так дела не делаются. Раз договорились, так договорились. А договор, как всем известно, дороже денег.

           Барыс покачал головой, молвил:

           – Договор – это да, договор, конечно, дороже денег. Но вот есть ли деньги? Вот в чём есть большие сомнения.

           Понимая, что от того, как быстро он предъявит деньги к оплате, тем больше надежды, что сделка не сорвётся, Мишико взвизгнул:

           – Стойте здесь. Деньги сейчас будут.

           И метнулся молнией прочь из сарая. Не успели взрослые поверить в то, что сделка действительно не сорвётся, как Мишико вернулся, вихрем влетев внутрь полутёмного помещения.

           – Вот! Вот деньги.

           Алик не был бы Аликом, если бы в этот момент не спрятал руку за спину и не проговорил бы:

           – Какой ты шустрый. Думаешь, что вот так просто можно купить космические болты? Если бы ты знал, каких трудов стоило мне завладеть этими болтами…

           – А-а-алик! – с отчаянием взвыл Мишико. – Мы же уже договорились! Я же твой брат!
А Барыс не смог не подыграть Алику и не помучить ещё Мишико:

           – Что значит – договорились? Что значит – брат? А я, что, не брат? Я тоже брат. Причём, старший. И я тоже хочу космических болтов. Может, я сам куплю. Ишь ты, какой выискался, – из малых, да ранних.

           Мишико побагровел от злости, зашипел змеёй:

           – Я первым договорился. Я деньги принёс. Вот они. Хочешь купить – покупай. Но – после меня. Вот же деньги.

           – Ну, ладно, – сжалился над Мишико Алик, – так уж и быть. Он и правда – первым договорился. Он тоже брат. Младший. Давай деньги. Но не был бы ты моим братом…

           И братья закончили сделку исполнением обязательств: Алик, скрывая радость от получения денег, сокрушённо покачал головой, показывая, как жалко ему расставаться с такими замечательными, дорогими и спускаемыми по дешёвке болтами, а Мишико, торжествуя, ещё не веря до конца своему счастью, – приобретению по случаю и по сходной, вполне приемлемой, цене космических болтов, которых ни у кого из его сверстников нет и быть не может. Да что у сверстников? Таких болтов нет ни у кого в станице. В крае. В республике. В самом Советском союзе они есть У Гагарина, у Алика, а теперь – и у него, у Мишико.

           Совершив сделку, Мишико бросился прочь и о нём как-то сразу забыли: шуряк с деньгами отправился за пивом, а Алик и Барыс – на Ерик за раками. Остаток дня прошёл в радостном оживлении: пива купить удалось, раков наловили немногим меньше тысячи, – и хлопоты, связанные с поиском ёмкости, в которой можно наварить такую гору раков, с отбраковкой раков мелких, недостаточно крупных и не слишком бодрых – эти хлопоты поглотили внимание не только Алика и Барыса, а также и их шуряка, но и отца с матерью, а также и Царицы Тамар, которая, со знанием дела и недовольной миной на чопорном лице критиковала действия окружающих: не ту взяли ёмкость, не столько нужно соли и укропа, не таких брали и не так бросали раков в недостаточно закипевшую воду, не в такие кружки разлили пиво не так сваренное пиво…

           Словом, остаток дня прошёл весело, дружно и наполненно. В поедании раков Мишико замечен был, но, так как пива ему, как Мишико и предвидел, не поднесли, то вскорости младший исчез из поля зрения родных и большую часть времени о его местонахождении ничего не было известно. Все так и решили: хвастается перед друзьями фантастическими болтами. Поэтому подшучивание над легковерным парнишкой братья решили оставить на потом – завтра, а то и послезавтра.

           Пиво – ароматное, пенное, холодное – закончилось быстро, а вот южная жара – и не подумала заканчиваться, или, хотя бы, чуть-чуть угомониться, а потому назавтра братья и их шуряк завели разговор о том, что нехудо бы повторить вчерашнюю пивную вечеринку, да только денег по прежнему нет, а второй раз обмануть малолетнего и “загнать” ему псевдоавиакосмические болты не удастся, а других идей выманить у него деньги придумать не удаётся, да и денег у мальца теперь-то уж точно нет. И в это время Мишико, с таинственным видом крупного дельца, подошёл к Алику и предложил оферту новой сделки:

           – Алик, сколько у тебя ещё есть авиакосмических болтов?

           Алик, едва сдержавшись, чтобы не прыснуть от смеха, неопределённо развёл руками, давая понять, что это – коммерческая тайна, а удовлетворять праздное любопытство младшего братца у него и резона нет.

           – Ну, всё-таки? Сколько?

           Завидев двух переговорщиков, Барыс решил присоединиться:

           – Алик, ты ему про болты больше ничего не говори, а уж продать новую партию – и думать не моги. Вчера прошёл слушок, что, в связи со сложностью и дороговизной в производстве, связанной с применением в секретных болтах особоценных сплавов, такие болты в ближайшую пятилетку будут производить сверхмалыми партиями и распределять по секретным предприятиям по совместному письменному распоряжению Политбюро и Совета Министров по предварительным заявкам, поданным, самое малое время, за полгода-год. Да и то – не всем, а самым передовым предприятиям оборонного комплекса, награждённым переходящим Красным Знаменем. При таких условиях – сам понимаешь…

           Глаза Мишико загорелись алчным светом, а лицо от прихлынувшей крови ярко заалело, а потом стало приобретать и более насыщенный, свекольный, или, как говорят у нас на юге, бурачный цвет. Стараясь скрыть предательскую дрожь вспотевших рук, он, срывающимся голосом, завёл речь:

           – Алик, брат… Алик… Болты… Сам понимаешь… Алик… Очень, ну, очень нужно.

           – Так у тебя и денег нет.

           – Есть! Есть! Есть деньги!

           Старшие братья рефлекторно сглотнули набежавшую слюну – так им захотелось пива. Они даже и не подумали задаться вопросом, откуда у несовершеннолетнего, потратившего вчера всю свою наличность, могут оказаться деньги на покупку новой партии сверхвожделенных болтов. А Мишико, проявляя коммерческий напор, заявил, что готов взять не просто болты, а крупную партию. По вчерашней цене – на десять рублей.

           – У тебя есть десять рублей?! – ахнули Алик и Барыс.

           У Мишико оказалась пятёрка. Ещё не веря своему счастью, взрослые скроили как бы недовольные выражения лиц. Особенно это удалось Барысу, недаром он с детства среди родных известен под данным ему матерью прозвищем Морщаный.

            – Ну, ты и жук! Болтов хочешь взять на червонец, а расплатиться пятёркой.

           Возражение, что и говорить, серьёзное. Но и у Мишико оказался козырь: он – оптовый покупатель, причём постоянный клиент, к тому же и родственные отношения не стоит сбрасывать со счетов, всё-таки кровь – не водица, – а потому ему, как солидному постоянному покупателю, аккуратно расплачивающемуся наличностью, положен дисконт. Разумеется, таких сложных слов: оптовый покупатель, клиент, дисконт – сельский паренёк тогда ещё не знал, но зато знал, что когда покупатель на базаре – колхозном рынке – берёт много, то ему положена скидка, а товар дают “с походом”.

           Мишико был убедителен. Братьям пришлось сдаться, акцептовать поступившее предложение совершить сделку и уступить солидную партию феноменальных болтов за вполне приемлемую, для обеих сторон, цену: почти новенькая пятёрка перекочевала из карманов брюк Мишико в руки братьев, а вожделенные болты – сначала в алчные руки Мишико, а там уж – партия авиакосмических болтов распределилась в бездонных карманах мальчишки.

           На какой-то момент радость от сбыта ненужных болтов и обретения вожделенных денег, столь необходимых для закупки новой партии пива, улетучилась и сменилась недоумением: а, действительно, откуда у хлопчика находятся деньги на приобретение этих дурацких болтов?

           – Ему мать даёт, – предположил Алик, – Мишико от неё ни в чём отказа нет.

           – Даже мне, – усомнился первенец – Барыс, – просто так в его годы такие суммы не выдавались.

           И сморщился обидчиво. Действительно, ему на что-то очень нужное деньги выдавались отнюдь не всегда и по первому требованию, а этому молокососу сопливому, выходит, ни в чём нет отказа. Где справедливость? Нет её в мире.

           И Морщаный сморщился ещё сильнее.

           Нелюбимый в семье Алик промолчал – ему вообще никогда никакие суммы не выдавались, как потом выяснилось – до самой смерти в молодом возрасте, в самом расцвете сил. О превратностях неведомого будущего ни времени, ни желания задумываться не было, а потому братья приступили к повторению вчерашнего: закупка пива, ловля и варение раков, – под неусыпным и резко критическом бурчании вечно всеми и всем недовольной Царицы Тамар. Чапуры, если по семейному.

           Пивная вечеринка повторилась. Правда, перед её началом мать отозвала старших братьев в сторонку и поинтересовалась, не знают ли они, оттуда у Мишико деньги? Братья с искренним недоумением переглянулись, Барыс ответил:

           – Мы думали, что ты ему дала.

           – Я ему три рубля дала, – подтвердила мать, – и он разменял трёшку, купив эскимо, конфет, печенья и вафель. Мне продавщица, правда, говорила, что он ничего не покупал, но, видимо, врёт. А иначе откуда бы у него появилась мелочь? А потом он пришёл ко мне с мелочью и попросил поменять на крупные деньги.

           И ты ему поменяла два рубля мелочью на две рублёвки…

           – То-то и оно, что мелочи у него оказалось на пять рублей.

           – ???

           – Вот и я недоумеваю. И снова он, как божится продавщица, ничего не покупал, только недавно он снова подошёл ко мне и попросил…

           – Снова поменять мелочь на крупные купюры?

           – Да, – подтвердила мать, – на этот раз мелочи у него было…

           – Снова на пятёрку? Или – на три рубля?

            – Нет, мелочи у него оказалось на целый червонец. Я поменяла. Вы не знаете, откуда у него деньги? Как три рубля превратились в пять, а пять – в десять?

           – Нет, мы не знаем. – ответили всё ещё ничего не знающие, но уже что-то смутно подозревающие братья. – Да и откуда бы нам знать?

           А Барыс, сморщившись (или, как ещё говаривали в семье, смухордившись), обидчиво добавил:

           – Нам-то ты денег не даёшь.

           – Вы уже здоровые дураки, чтобы вам деньги давать, – ответила мать, относясь исключительно к Алику и на него смотря с укором: здоровый такой бугай, а про деньги завёл разговор, когда Мишико – ещё малец, Тамрико вышла замуж, а Барыс, того и гляди, не сегодня-завтра таки нашахнэтся.

           Разговор на этом кончился, братья думы про то, где Мишико берёт деньги, отставили в сторону ввиду надвигающейся пивной вечеринки, но в глубинах подсознания затаили заветную мыслишку: у Мишико есть деньги и теперь уже не три, даже не пять, а десять рублей, – а это – целое море пива…

           Вечер прошёл весело.

           А утром стало твориться нечто непонятное. Мишико, у которого, братья знали это точно из самого надёжного источника, были деньги, не только не пожелал приобретать новую партию болтов, но и наотрез отказался признаваться, что деньги у него есть. А потом началось непонятное паломничество соседских мальчишек на подворье, причём все они отказались встречаться с Мишико, объясняя, что им нужен Алик и никто другой, а Мишико, только завидев странных паломников, стал умолять брата не встречаться с этими ходоками, а гнать их вилами. И Барыса он попросил, чтобы тот как старший брат повлиял на Алика.

           Здесь-то всё и выяснилось. Закон рынка прост, понятен и непреложен: предложение порождает спрос, спрос, в свою очередь – предложение, порождающее новый (а в случаях с авиакосмическими болтами – ажиотажный) спрос, требующий расширенное предложение. Братья предложили болты и нашли спрос у Мишико. Тот похвастался друзьям продукцией отечественного мирного космоса и вызвал спрос у них на эту продукцию, которую и удовлетворил предложением розничной торговли. А торговля предусматривает получение торговой выгоды. Эту маржу Мишико, закупивший болтов на трояк и получил, наторговав на пять рублей мелочью, каковую мелочь он и поменял у матери на денежную бумажку синенького цвета. Далее – спрос от Мишико у братьев на расширенное потребление товара ажиотажного спроса. Приобретение крупнооптовой, оценённой в десять рублей, партии болтов с хорошим дисконтом (ещё бы – пять рублей за десятирублёвую партию? С другой стороны, рынок требует быстрого оборота, а иначе – стагнация и спад) и пуск в торговлю по розничной, завышенной из-за дефицита, цене принесла коммерсанту Мишико новый прибыток, обменянный им у матери на новенький, хрусткий червонец.

           Но рынок – дело сложное, плохо познанное и чреватое всякими неожиданностями. Спрос, особенно ажиотажный, как приливает, так и отливает. Как бы ни был авторитетен Мишико среди друзей, но и ему не удалось удержать монополию на торговлю авиакосмическими болтами: кому-то из его товарищей пришла счастливая мысль, что болты, да не по розничной, а оптовой, следовательно, более низкой, цене можно приобрести у непосредственного держателя вожделенных сокровищ, – у Алика. А Мишико – всего лишь перекупщик, нагло наживающийся своим монопольным положением на своих товарищах. И Мишико не смог больше заключить ни одной сделки, а потому решил, что или совсем уйдёт с рынка космических товаров, зафиксировав прибыль, дабы не понести убытков, либо выждет момент (была надежда, что Алик вспомнит о родственных чувствах и не доведёт братца до дефолта и полного разорения), а уж потом, если спрос не уляжется, вернётся на рынок монополистом и уж тут-то сполна воспользуется своим привилегированным положением…

           Но… Ох, уж это “но”. Человек, как известно, предполагает, а Бог – располагает. А что хочет женщина, то хочет Бог. Соответственно, чего женщина не хочет, то и Бог не допустит: мать так встретила непрошенных гостей – дружков Мишико, – что ни о какой космической торговле, ни оптовой, ни розничной, не могло больше быть и речи. Всё! Кончено. Закрылась лавочка. По той простой причине, что авиакосмические болты оказались, на поверку, болтами самыми обычными. Даже не авиационными. И в этом мать никто не смог переубедить, даже если бы и попытался.

           Но и Мишико проявил недетскую стойкость, когда ему заявили, что деньги придётся раздать обманутым покупателям. Нет уж, заявил Мишико, бачилы очи шо купували… Он поступал честно. Никто никого не неволил. И не обманывал. Словом, за что купил, за то и продал. В том смысле, что ему продали болты, сказав, что они – авиакосмические, он и продал авиакосмические. А какие они на самом деле, мальчик знать не обязан. Он университетов не кончал, в городах не жил. А то, что получил выгоду, так и это вопрос спорный. Цена на авиакосмические болты неизвестна, первую партию, трёхрублёвую, он брал на пробу, она, может, больше стоила, например, пять рублей, вот он за пять и продал, а если цена была меньшей, так он, беря за три рубля, ещё и переплатил и кто теперь ему возместит убыток, а вторую, десятирублёвую, он за десять рублей и продал. А то, что купил за пять, так это не его вина, не он устанавливал цены на товары и скидки на них. Умысла на обогащение он не имел… Словом, говоря языком чисто юридическом, даже состава преступления “спекуляция” в его деяниях нет. А на нет, как известно, и суда нет. А без суда – нет и наказания. Так как и вины нет.

            В этот момент Мишико на помощь пришёл Алик. Как будущий отец будущего юриста он выразился в том смысле, что раз нет умысла, то нет и ответственности, а объективное вменение – это пережиток прошлых эпох. То, что Алик выразился именно так, существуют большие и небеспочвенные сомнения. Но смысл сказанного им был именно таким.

           Словом, мать спросила Мишико:

           – Деньги отдашь?

           – Нет! – со всей категоричностью ответил Мишико. – Я поступал со всеми честно. Я – честный человек. Не отдам деньги. Что хотите со мной делайте, но деньги не отдам. Нет, нет и нет.

           – Ну, на нет – и суда нет! – подвёл итог дискуссии Алик.

           Так эта история и закончилась.

           P.S. Несмотря на то, что с тех пор минуло более полувека, история, описанная здесь со всей правдой и без малейших прикрас, хоть и закончилась, но закончилась не совсем, так что если вы будете у нас на юге, то, кроме жаркого солнца, теплового и солнечного удара бойтесь только одной беды – постарелых мальчиков – товарищей Мишико. Не исключено, что один из них, угадав в вас неискушённого приезжего, сделав таинственное лицо и загадочно подмигнув вам плутоватым глазом, отзовёт вас в сторонку, предложит зайти за угол, возьмёт за пуговицу, чтобы вы уж и вырваться не смогли бы, и заговорщицким шёпотом спросит:

           – Космическим товаром не интересуетесь?

             И стоит вам проявить хоть секундное промедление, не заявить сразу же, что никакие, даже самые раскосмические, товары вас отродясь не интересовали, то отозвавшая вас в сторонку личность сразу продолжит:

           – Могу предложить вам нечто особенное: авиакосмические болты ограниченной серии, – секретную разработку отечественной космической программы. Приобретены из надёжнейшего источника. Таких уже не делают и секрет их производства в перестройку был окончательно утрачен. Теперь это – огромная редкость, раритет и винтажный товар коллекционной ценности, который очень выгодно можно продать на аукционах, хоть Сотби, хоть Кристи…

           А там уж вам и слова не дадут сказать, там уж вы будете обречены на насильственное приобретение загадочного товара. Вам уж никак не отвертеться. Ведь:

           – Даже не сомневайтесь, это первоклассный товар. Болты! Но не просто болты, а авиакосмические! Особосекретной серии! Суперсекретной! Суперособосекретной! Не просто марки “А триста двадцать девять, дробь пятьсот сорок четыре”, впрочем, такие вы ещё можете найти на рынке, хотя… А я вам предлагаю, только вдумайтесь, болты марки “А триста двадцать девять, дробь пятьсот сорок четыре-Бис”. Только вдумайтесь! Бис! Бис!!! Таких вам нигде не найти. Раритетный товар. Винтажный. Настоящий антиквариат. Упустите случай приобрести по сходной цене, всю жизнь потом будете жалеть, локти кусать станете, да поздно будет.

           Если у вас железная, даже стальная, легированная, воля и такая же выдержка, то вы, может быть, сможете устоять, да и то – вряд ли… Иначе же…

           Долгом своим считаю уведомить всех, что никаких болтов марки “А триста двадцать девять, дробь пятьсот сорок четыре”, хоть “прим”, хоть “бис” – не существует. Будьте мужественны. Откажитесь от навязываемой вам сделки. Проявите стойкость.

           Хотя, с другой стороны, у каждого – своя голова. Проявив твёрдость, вы лишите себя возможности приобрести болты, которые, чёрт его знает, может быть и есть какие-нибудь особенные. Вспомните, какое время было. Для Космоса народ ничего не жалел. Отрывал от себя, отдавая Родине всё самое лучшее, а иногда – и просто всё.

           К тому же ныне – не те времена, когда, как пишут сейчас некоторые, было всего одно мнение. Не просто не одно правильное, а вообще – одно. Теперь – свобода. Теперь же каждый может думать, что хочет. И поступать – так же. Оно и понятно: рынок. А иначе: за что боролись? По рынку можно походить, посмотреть, поискать, прицениться.

           А на базаре, как известно, два дурака: один продаёт, другой – покупает. В том числе и заветные болты сверхособосекретной серии.

           Словом, я предупредил, а уж вы – решайте сами.


© 10.12.2017 Владислав Кондратьев
© Copyright: Владислав Олегович Кондратьев, 2017
Свидетельство о публикации №217121001202