Глаза

Мои глаза подобны небосводу,
В них отражается лазурная заря,
И в солнечные дни, и в непогоду,
Цветной июнь, и пустошь января.

Они болят, болеют и страдают,
И кровью наливаются белки,
Они дробят, и режут, и съедают,
Картины жизни – вечные полки.

В них всё, они такое повидали,
Готовы сжечь себя, пусть даже навсегда,
В них растворились радость и печали,
И, опалённые звездою, города.

В них свет луны тяжёлый и кичливый,
Стирает память молодого дня,
И утра свет, пока ещё пугливый,
Тихонько наползает на меня.

Один лишь миг и вспышкой ослеплёны,
Терзает плоть, сознание закрыв,
Они сложны и неопределённы,
У них бывает собственный порыв.

В моих глазах безумный бал химеры,
Танцующие, пламя, языки,
Тяжёлый запах миндаля и серы,
И благоденствий острые клыки.

То сменится настырный час тревоги,
И тёплый ветер в душу попадёт,
Великий Рим откроет нам дороги,
Покой смирения на землю снизойдёт.

Я вижу дол и млечные вкрапленья,
Девятый вал, седьмые небеса,
Печать горячих слёз и удивленье,
Тяжёлый след стального колеса.

Когда не в силах выдержать всё это,
Сутуля спину, смотришь только вниз,
Где непрерывно крутится планета,
И осень представляет свой стриптиз.

И так спокойно в этом океане,
Там льётся мимикрии сладкий сок,
Там камень ждёт, на острове Буяне,
Затягивает времени песок.

Я вижу сны, они вполне реальны,
Как действуют закрытые глаза?
Светлы они, а может быть печальны,
И снова покидает их слеза.

Мои глазницы – космоса просторы,
Затягивают бренность скучных дней,
Но есть предел, а значит очень скоро,
Заполнят место скопище теней.

И скроют всё навеки под землёю,
Где землю будут ядом отравлять,
Тогда уже не встретимся с тобою,
И никого, я, не смогу обнять.

Мои глаза – зеркальные дороги,
Вас приглашают на вечерний бал,
Где про запас определили боги,
Достаточно для душ людских зеркал.

Но где моё родное отраженье,
Весёлый взгляд, улыбка и любовь?
Да просто, хоть какое-то движенье,
Ищу, бросаюсь в омут вновь и вновь.

И трепетно смыкаю свои очи,
И поделом, за то, что так решил,
А дни мои всегда сменяют ночи,
А ночи, я, давно опустошил.

В моих глазах, зовущие сирены,
Не удивляюсь, думаю о том,
От этих звуков выдержат ли вены,
И как вернуться в этот мир потом.

Как близок день, когда все свечи тают,
И праздника веселье позади,
Виденья снова образ обретают,
И что-то надрывается в груди.

Тесны глаза, заштопаны, закрыты,
И вольный дух царапает лицо,
Мне открывают дверь иезуиты,
И давят на глаза мои свинцом.

Как хочется вкусить небесной манны,
Как хочется попробовать сие,
Как эту жизнь Олега и Светланы,
Как у Руслана и Людмилы бытие.

Но так же ухожу в миры иные,
Без веры и надежды, в пустоте,
Там травы на рассвете золотые,
И сладкий сок на белой бересте.

Мои глаза подобны небосводу,
В них облака скрывают солнца свет,
В них тишь да гладь, в любое время года,
А больше ничего уже и нет.

Чудесен мир, когда в душе спокойно,
Сопит сердечко, бьётся не спеша,
Поэты оставляют мир достойно,
Кто от тоски, а кто от палаша.

И там, где белый снег сменяет осень,
Где замирают время и слова,
Частицы жизни временем уносит,
И таешь ты, касаясь их едва.

Глаза глядят туманно и тоскливо,
На дальний путь в тяжёлых кандалах,
Где ангел мой играет шаловливо,
Движением в ослабленных руках.

И я иду, а дальше всё известно,
В вечерний час смотрю на образа,
Порою в мире очень интересно,
Покуда жизнью светятся глаза.