Позапрошлые века ч. 25

Начал строиться проворно
Русский флот на море Чёрном.
Турок этому не рад,
Земли требует назад.

Только Русь к борьбе привычна:
Биты нехристи вторично. (1787-1791)
Турку швед хотел помочь,
Да ни с чем убрался прочь. (1788-1790)

Отступает рать султана
До Днестровского лимана,
И от крымских берегов
Гонит турка Ушаков.

Нет преграды русской силе,
Что ни год – растёт Россия.
В край грузин через Кавказ
Пролегли пути у нас.

И – не верьте глупым сказкам! –
Русской сделалась Аляска:
Берега её берет
Наш торговый частный флот. (1786)

И царице – просто малость –
Польский трон занять осталось.
Но тут встали как один
Против Вена и Берлин,
Чуть войной не угрожая:
Дескать, Русь и так большая.

И пришлось – ну как тут быть? –
Польшу с ними поделить.
С трёх сторон к ней приступали:
Поначалу обкорнали, (1772, 1793)
А потом свели на нет
На сто двадцать с лишним лет. (1795)

Под царицыной рукою
Белоруссия с Литвою.
И достался с тех времён
Нам евреев миллион.

Только чур – не смейте, братцы,
По Руси распространяться!
Для ругающих Христа
Есть оседлости черта.

На Кавказ не грех вернуться:
Персы в Грузию ворвутся
И Тбилиси разорят. (1795)
Русский выступит отряд
И прогонит супостатов.

В исполненье всех трактатов
Уж Екатеринин сын
Примет в подданство грузин. (1801)

Русским нет числа победам!
Пётр мечтать лишь мог об этом.
Но Петров великий труд
При царице свято чтут.

Ради памяти Петровой
Монумент в столице новой
Воздвигает Фальконе:
Восседает на коне
Медный всадник знаменитый.

А живые что ж – забыты?
Стоит всяческих наград
Труд матросов и солдат.

Их хотя б избавить нужно
От бессрочной тяжкой службы.
И теперь закон таков:
Двадцать пять служить годов.

Помнит мать Екатерина
И о чести гражданина:
Звать нельзя в краю родном
Россиянина рабом.

Всяк, будь даже инородцем,
Верноподданным зовётся.
А в другом указе речь,
Чтоб дворян не бить, не сечь. (1785)

Может, им подскажет сердце:
Стыдно быть рабовладельцем.
А до светлой той поры
Барам – прежние дары:

Если орден, повышенье,
Так и в «душах» прибавленье.
Раздаёт царица их –
Верноподданных своих,
И отказов не бывало.

Просвещения, знать, мало,
Мало знает наша знать.
Как проблему устранять?

Понимала так царица:
Надо женщинам учиться.
Для девиц-дворянок тут
Создан Смольный институт. (1764).

И учёности вершина –
Дашкова Екатерина:
Президентом стала вдруг
В Академии наук.

Не случайно, вы заметьте,
Бабьим названо столетье.
Современникам иным
Век казался золотым.

Правда, с золотом неважно –
Появился рубль бумажный. (1769)
И в действительности был
Век бумаги и чернил.

При дворе царицы мода:
Создаёт Державин оды,
И Фонвизин знаменит –
Митрофанушек срамит.

О правах аристократов
Рассуждает князь Щербатов.
И царица – в тот же ряд:
Сказки пишет для внучат.

А ещё Екатерина
Собирать взялась картины:
Не один уже этаж
Занимает Эрмитаж. (1764)

Между тем в эпоху эту
По Руси плодятся секты,
Лжепророки, лжехристы –
Плод народной темноты.

А меж людом просвещённым
Объявляются масоны:
Цель их вроде бы ясна:
Вместо многих вер – одна.

А ещё – не стану врать я –
Говорят: все люди – братья.
Но пойми попробуй их:
Все имеют крепостных.

Возросла в дворянах вера
В богохульника Вольтера:
Для царицы сей «талант» –
Адресат и адресант.

Привечает наша «муза»
Вместе с ним Дидро-француза.
Между тем понять пора:
То опасная игра.

Был овациями встречен
Наш «Вадим» – защитник веча.
Эта пьеса Княжнина
Вскоре будет сожжена.

Дальше – больше, ещё чище:
Книжку выпустил Радищев
И сулит впрямую там
Плаху всем земным царям. (1790)

Есть причина ужаснуться:
Вести с запада несутся,
Что французская земля
Стала жить без короля. (1793)

Тут, скажу я без утайки,
Закрутила бабка гайки!
Революции боясь,
За журналы принялась.

«Трутень» был у НовикОва,
«Почта духов» – у Крылова.
Но теперь поставлен крест:
НовикОва – под арест!

А Иван Крылов явиться
Должен был к самой царице.
Дельный выслушав совет,
Замолчал на десять лет.

Труд газетчика опасен –
Перейдёт он к жанру басен,
Этим славу обретёт.
Но не след бежать вперёд.

Тут француз готов до гроба
Биться с целою Европой.
Снаряжён, вооружён
Бонапарт – Наполеон.

Прекратить бы это свинство,
Да в Европе нет единства!
Про сии узнав дела,
Мать-царица умерла. (1796)

В Петербург коней направил
Сорокадвухлетний Павел.
Знали все: родной сынок
Мать свою терпеть не мог.

«Долгим век не будет мамин, –
Уверял Никита Панин. –
Повзрослеешь, и она
Трон тебе отдать должна».

Но надежды были ложны.
Павлу дома стало тошно:
На манер простых дворян
Он объездил много стран.

Говорят, на том этапе
Встретил друга в римском папе
И подумывал с тех дней
О слиянии Церквей.

И, царём российским ставши,
Разогнал друзей мамаши.
Вместо них – Кутайсов-граф,
Пленный турок, бывший раб.

Вскоре – новые законы
О наследованье трона.
Суть их коротко, друзья:
Бабам царствовать нельзя.

Грех мамаше и Орловым:
Третий Пётр не коронован.
Сын, презревши гнев Творца,
Коронует мертвеца.

Вслед за этим слышать люди:
Барской вольности не будет.
И царю за всех решать,
В чём ходить и что читать.

У кого другое мненье –
Марш в Сибирь на поселенье!
Не в отца, не в мать суров
Правнук царственный Петров.

Но, чтоб с прадедом сравниться,
Надо с кем-нибудь сразиться.
Вдруг французы тут как тут:
Землю царскую берут.

Павел высмотрел на карте
Орден рыцарский на Мальте
И, хоть веры он другой,
Стал тем рыцарям главой.

Ради этой самой Мальты
Шёл Суворов через Альпы.
И для флота нет преград:
Ушаковым Корфу взят. (1799)

         
                Продолжение следует