Другая Тропа

Это жизнь, это свет, это ясность ума,
Это благословение древних богов.
Так струится по венам святая вода;
Так сливаются вместе Арагва с Курой;
Так вождя окрыляет народный почёт;
Так паромщик проводит экскурсию в ад;
Так шаманская мана по венам течёт;
Так вонзается в память покинутый сад.
Это кратко раскрыло мне тайну миров
Супер-Эго на троне, правитель богов,
И рассыпало тут же на гладком столе
Эйфорию, экстаз, Малибу в голове,
Длинный мост в Террабитию, Нарнию, Шир;
Следом поиски голого тела душой.
Вот и с первым же вздохом открывшийся мир,
В виде пустоши за городскою чертой.
Вот и высохло небо на звездном огне,
И раскрыло земле червоточину в ноль.
Я замотан в эфир, словно в смокинг от ELLE -
Разодетый с иголочки голый король.
Вот и бурный поток дофамина в мозгу,
Лиля Брик Маяковского, тающий воск,
Вот и мой добровольный прыжок в глубину,
В дофамином заполненный доверху мозг.
Вот и самый ненужный мой приоритет -
Черный змей в пиджаке, Люцифер-демократ.
Вот и чайник с остывшей водой на плите;
Вот и пыль со стола, эхо полых нулей;
Лишь инъекция смерти, в предплечье укол;
Вместо голого тела - оденься теплей,
Словно киндер-сюрприз с наименьшим из зол;
Вместо секса - забота, ответственность, честь
Перед синей фигуркой на желтом столе,
Что всего-лишь фиктивный отшельник-монах,
Просто капелька нефти, летящая ввысь,
В небо страсти из льда, вся из прозы в стихах -
Просто детский набор, просто чайный сервис.
Вот и старый нарыв, расковырянный вновь,
Эхо сотен родных и чужих голосов,
Гной из мыслей, достойных звучать сквозь века,
Что невольно стекает с конца языка.

Это гниль, это смерть, это гной в голове; 
Это грязный насильственный акт над душой;
Это сточные воды по линиям вен;
Расходящийся в разные стороны шов;
Это жизнь, океан, ядовитый глоток;
Это мутный узор, это Ноев потоп;
Разноцветный мазут, неразбавленный спирт; 
Это трон захватил Узурпатор дас Ид. 
Это стук топоров, пьедестал королей,
Тет-а-тет с палачом, паралич наяву,
Унесенные призраком маски свиней,
Бесконечный флешбэк, повторение вслух,
Эшафот, разговор, лишь потребность в словах;
Лишь случайный набор бессознательных фраз;
Лишь панический сон, лишь театр теней,
Это мир-параллель, блокировка дверей.
Это страсть, утонувшая с первым глотком,
Лишь фантомная вера, надежда, обман,
Это масками детства забитый притон,
Это белой перчаткой удар по вискам.
Это город спрессованный, будто пуэр;
Это связка проклятий языческих эр;
Это вшитый в артерии вирусный чип; 
Лишь угрюмый учет ультра-важных причин; 
Это поезд в депо, остановка назад;
Это голая правда, общипанный гриф;
Это соль из ресниц, это в клочья глаза;
Это в комнате черной светящийся гриб.
Это почва, впитавшая скорбь и тоску;
Это жизнь-полтора, это царь-вавилон,
Это плотный туман, будто яркий костюм,
Нацепил на себя зазыватель-тритон.
Это стая летучих мышей в голове;
Это божья частица, вкрапленная в кровь;
Это клубный экстаз, это гроб из конфет; 
Это призраки ночи, грызущие плоть;
Это лакомство-муха, фиалковый фунт;
Яркий франт, старый зонт и набедренный бунт; 
Это старый камин у берлоги родной,
Пусть холодной и грубой, но все же своей.
Это кукольный домик, оживший герой;
Это бог за стеклом, Это щит из костей,
Это опиум, лотос, пустынный причал,
Это полное скорби лицо палача.
Это проза ночей, это грусть по тоске,
Это белые точки на черной доске,
Это мир из песочницы, "Джунгли Зовут", 
Это дважды первичное, жаль, наяву;
Это танец чертей у немого костра.
Это ночь, это мрак, это шрамы в крови;
Это право на секс, это поиск тепла;
Острый бивень, врученный богине любви.
Это холод, в котором так сложно уснуть;
Это сгусток Психеи, что топит меня;
Это путь-суицид, паразиты в мозгу;
Это шум, это пепельный гул ноября
Это ящик Пандоры, пустой изнутри;
Это тысячи тайн в каждой точке земли; .
Это грязные пальцы на белой луне;
Это пламя на кухне с открытым окном -
Мне давно стало тесно в своей голове,
Я не в силах пройти сквозь себя, напролом.
Это даже не первый, и вряд ли второй,
Это просто третичный, искусственный слой -
Лишь единственный выход поднять дофамин.
Это просьба опять, это страсть повторить,   
Это снова во мне, это вновь навсегда,
Будто вытек добром, и оставил всю злость,
Неприкрытую, ржавую, рваную грусть.
Это то что сильнее меня, это брешь,
Из которой вовсю извергается гной.
Это путь в сотню миль. Я прошёл двадцать шесть,
Лишь теперь осознав, что другою тропой.
И вернуться никак, либо в лес, либо в ад,
А бродить еще долго, как минимум треть.
Так скажи мне, мой друг, разве я виноват,
Что лекарством от боли я вижу лишь смерть?