Он ей пишет

Он ей пишет спустя, казалось бы, тысячи тысяч лет:
«Знаешь, милая, у меня есть и дом, и после службы всегда обед,
Я заработал столько, что не знаю, казалось бы, горестей или бед,
Только тебя у меня из всех недоступных мира одной и нет».
Он ей пишет через весь материк и несколько городов:
«Ради того, чтобы выпить сегодня с Юджином в баре, на все готов,
Снова начал курить - иначе б не потянуть мне и ста голов.
Я говорю о тебе, но мне не хватает слов».
Он ей пишет, снова и снова обмакивая перо:
«По утрам я пью колумбийский кофе, по вечерам - выпадает всегда зеро.
До сих пор помню, как на тонких пальцах играет чистое серебро.
Ты, дорогая, - это когда-то мое ребро».
«Ты на меня не похожа, - пишет, - темноволоса, как Джессика, и смугла,
А как глаза поднимешь, в них, не как у неё, плещется айсбергов глубина.
Меня утешает и убивает то, что на двоих этой ночью будет одна Луна.
Я пишу тебе и смотрю в ее карие - там ненавистная мне корица, янтарь, смола».
«Почему, - продолжает, - ты обо мне думаешь уже год?
Почему начала пить сидр, и раза три уже от знакомых слышал - опять развод?
Я повидал весь мир - от горних кущ и до горных вод,
Но ты необычная - как отдельный этнос (читай - народ)».
Он ей пишет, пробираясь к звёздам через тернии глупых букв:
«Финансы, подписи, Aston Martin, дети, виски с колой - порочный круг.
Я последние лет так пять не вижу вообще никого вокруг.
У меня и были-то - ты да деньги, и лучший друг».
«Ладно, вру, - он пишет, - я тогда ещё был ведь совсем юнец,
Твои слёзы, как расплавленный моей злобой седой свинец.
Думал, накричу на тебя, уйду - и избавлюсь от бессонницы наконец,
Только сну моему с того момента пришёл конец».
«Я же знаю, - пишет, - ты меня так ждала тогда с заката и до зари,
А теперь заливаешься пташкой с новым глупеньким визави.
Я все это время думал: «Умоляю, не звони мне и не зови»,
А теперь стою и мнусь, как мальчишка, у дубовой твоей двери...