Пьяные

Ясно было только то, что Питер почти спал, машин уже не было и лишь фонари создавали своих двойников в привычных для этого города лужах. Блеск их был незабываем, мы были пьяны, пьяны сильно и без остатка! Но то, что город уже спал всё-таки было хотя бы каким-то проблеском для начала трезвой мысли.
Вика, девушка, которую с недавних пор я привык считать моей, украшала своё нежное лицо дикой и, как, мне тогда казалось, омерзительно неприятной улыбкой.
Андреа, наш новый, перекошенный от хмеля, итальянский друг, танцевал посередине улицы. Бесспорно, он был хорош, лёгок, в отличие от меня, дерзок и наивен. По-английски он говорил плохо, но в какой-то момент это стало абсолютно незначительным препятствием. Да, что там говорить, когда мы пьяны, в эти сладкие мгновения забывчивости, мы очень близки к животному миру, в котором совсем нет слов, а только движения тела и стеклянных взоров, которые представляются невероятно горячительными и кажутся истинным решением чего-то утраченного в трезвости, пока не наступит утро.
Андреа кричал, что он хочет быть голым, то-есть просто хочет раздеться, здесь, прямо между трамвайными рельсами в самом центре этой несуразной улицы, что преданно смотрит на наш питерский цирк. Мне сначала было просто смешно, смешно над его европейским желанием быть всегда и везде свободным, но ровно столько было смешно, сколько может смеяться тот над кем смеются. Хмель? Наверное, это просто хмель, вздохнул я.
- Вика, я домой. Я устал, и я очень хочу просто спать.
- Хорошо.
Я не смотрел в её сторону, всё же было ясно, да, и я уже не смогу раздеться так по-европейски просто и наивно здесь, в России.
Я сел в серебристую машинку солидного европейского производителя, заказанную по американскому приложению, и поехал домой, домой в свою Россию, в которой раздеться и любить я уже не смогу. Скверно, мне было очень скверно...
SH