Родопис или Сказка про Золушку Египта 4

4. РАССВЕТ

И день, как день, и всё текло обычно:
Родопис, как всегда, была в делах;
Ехидничали дочери привычно,
Пока отец витал в саду во снах.

- Растяпа, прогони гусей из сада!

- Ты не забыла, что тебе печь хлеб?

- Шамиз, гляди, она чему-то рада!

- Скажи отцу, а то бывает слеп.

- Он вообще, Шамиз, её балует.
Ещё предложит пусть ей отдохнуть!

- Мне говорит: "По родине тоскует".
Надумает ещё её вернуть!

- Ага, вернуть! Шамиз, ты что рехнулась?

- Не я - отец. Он добр слишком с ней, -
Шамиз зевнула, сладко потянулась:
- Опять стоит! Ты выгнала гусей?

***

И день, как день, и всё текло обычно,
Но пряталось светило в кроны пальм.
Мети на берег Нила шёл привычно -
На берегу любил глядеть он вдаль.
И, как всегда, его настигла дрёма -
В глазах зеленых снова он тонул,
Себя встречал у жизни окоёма,
Себя на поле битвы он вернул. 

"- Гляди, Мети, я не хочу причислить
Себя лишь к тем, творит кто наугад.
Дана способность сознавать и мыслить -
Афина подарила мне свой взгляд.
И пусть меня зовут все совоокой,
Но больше я известна, как судьба.
Теперь самой мне будет одиноко...
Но мне претит безволие раба.

- Но как ты здесь?
                                     - Я говорю, Афиной
Я выбрана была с отцом в поход.
Я, как она. Мы слиты воедино...
Поможет мне... и мне отца найдёт, -
Последнее уже почти шептала
И сквозь Мети её стремился взгляд.

Плеч белизну ей солнце обжигало.
Песок - подошвы. Дополнял всё смрад.

- Отец меня давно прозвал Промахос*, -
Она вдруг, как очнувшись, изрекла:
- И шла я впереди всегда без страха...
И потому отца не сберегла...
На шаг, но впереди... Когда очнулась,
То был уже он гиксосом убит.
Предвиденье... как поздно ты проснулось.
Живём ли мы? Не-ет! Делаем лишь вид!  
Вот я проснулась... только слишком поздно.
И... нет богов! Летает где-то Хор.
Я - не Афина и прошу я слёзно -
Ищи меня всю жизнь ты с этих пор!
Когда-нибудь, я знаю, повстречаешь,
Пусть буду совершенно я другой,
Но знаю, что мой взгляд всегда узнаешь.
Мети и Хор! Вы станете судьбой.

- Здесь смрадный дух. Давай, уйдем отсюда.

- Гляжу, Мети, тебя ждёт фараон?

- С тобой останусь. Хочешь ты?
                                                             - Покуда
Тебя прикажет обезглавить он?
Ждать заставлять себя властьпридержащих
Не стоит нам. Как, впрочем, и богов.

- А ты богов встречала настоящих?

- Один из них тебя убить готов.
Земных богов нам стоит опасаться!
У них нет и не может быть друзей.
С другими... мы успеем повстречаться. -
Мети топтала логикой своей..."

***

Мети вскочил от рёва бегемота.
Была Родопис с ним на берегу,
И рядом с ними тень ещё кого-то,
Визжащая, кричащая: - Угу!
Над ними вьются стайкой голубицы,
В реке - не крокодильи ли глаза?
Хотела с ними девушка проститься,
Но, видно, не смогла "прощай" сказать.

- Ну хорошо! Ещё я вам станцую.

И принялась тихонько напевать.
Мети увидел девушку другую,
Когда Родопис стала танцевать.
Мелодия, во-первых, незнакома.
И танец! Предварил его поклон.
С собой Родопис привезла из дома.
Мети был сразу им заворожён.  
Но вдруг она на что-то наступила
И сразу опустилась на песок.
А старика какая-то к ней сила
Толкнула - он противиться не мог.

- Хозяин? - попыталась улыбнуться
И встать. Он ей:
                               - Сиди, дитя, сиди!

Пыталась обезьяна захлебнуться,
Метаясь, визгом.
                                  - Только погляди
Ты на него! Как он разочарован!

- Переживает. Кстати, что с тобой?

- Порезалась чуть. Ничего такого.

- Я всё же провожу тебя домой.

- Сама дойду... Хозяин и рабыня...

- Не всё, Родопис, в этой жизни так,
Как кажется... Прошу тебя, отныне
Тебе я не хозяин и не враг.
Спасти тебя решил я, покупая,
Едва меня коснулся этот взгляд.
Да, нелегка судьба твоя такая,
Но не бывает жизни без преград.
Представить жизнь попробуй ты водою -
Рождаешься и жизнь твоя чиста.
Растёшь, грешишь - мутнеет жизнь с тобою.
Но без грехов была бы жизнь пуста.
А время мы... песком представим время.
Ведь воду пропустив через песок,
Мы сразу возвышаемся над всеми,
И чистый нас питает жизни сок.   
Растём, мужаем - наша жизнь мутнеет,
Пройдя невзгоды, времени пески,
Очиститься не каждый ведь сумеет...
Так и в тебе я вижу след тоски.
Не спорь со мной! По родине тоскуешь,
Судьбы не зная своего отца...
Но ты чиста! И для друзей танцуешь, -
Коснулись пальцы старика лица.

Она себе дала поправить чёлку.
Внизу, у ног, подол ей теребя,
Керкоп бубнил всё что-то без умолку.
Мети решился:
                              - Я же для тебя 
Подарок приготовил. Но он дома.
Сейчас же понял - правильно решил!
Пусть ты на вид, Родопис, невесома,
Но я тебе сандалии купил.

Захлопал вдруг Керкоп в свои ладоши.

- Он понимает? - поднял бровь Мети.

- А как же! Ну иди сюда, хороший.
Но вот зачем, хозя... Ах да, прости.
И как теперь к тебе мне обращаться?

- Зови - Мети, не можешь раз отцом.
Ещё в одном хотел тебе признаться...
Но это мы оставим на потом.

- Друзья мои, закончим на сегодня.
До завтра, Гиппо!
                                   Пасть тот приоткрыл.

- А больше нет. Ах, ты чревоугодник.
А ты, Керкоп, меня бы проводил.

Мети с Родопис зашагали к дому,
Керкоп бежал немного впереди.

- А всё могло сложиться по-другому,
Но ты к Родопис добр так, Мети.

Сандалии он на ладонях вынес,
Держа их, как подарок дорогой.

- Такой подарок не к лицу рабыне.

- Но мы договорились же с тобой!

Сандалии из золочёной кожи
Как к этим ножкам танцовщицы шли.
Налюбоваться девушка не может -
И рдели щёки, и глаза цвели.

- Мети, спасибо! - и поцеловала:
- Тебе была бы рада, как отцу...

К груди она сандалии прижала -
Улыбка и слезинки ей к лицу.  

***

Но радость так бывает быстротечна,
Когда облита завистью душа.

- Шамиз! А ты права была.
                                                    - Конечно!
Отец рехнулся, а не я с ума сошла.
Сандалии он подарил рабыне!
У нас и то таких с тобою нет.
Так вот, Фили, покажем ей отныне
Мы значит что - невзвидеть белый свет.

В столице праздник, пение и танцы,
Гуляния и сладости в разнос.
С утра две дочки стали наряжаться.

- Утрём, Шамиз, гордячке этой нос!

Они надели лучшую одежду,
В которой красовались перед ней.
И как бы походя, так делом между,
На ум пришедших множество идей
Перечисляли, да ещё с наказом
До их приезда это завершить.
И укатили, не моргнувши глазом,
Смеясь в душе - как здорово же мстить!

К реке пошла Родопис, взяв корзину,
Решив начать со стирки. Грустный вид
Покрыл лицо морщинок паутинкой.
Но стирка ей нисколько не претит.
Бельё стирая, девушка грустила,
Когда, вдруг накатившая волна,
Сандалии Родопис намочила.
Поставила сушиться их она.

***

Мети спал очень плохо этой ночью,
И в город не поехал с дочерьми.
Куда-то ехать? Нету просто мочи -
Пусть веселятся там они одни.
Уехали. В саду расположился
Мети и тут же погрузился в сон.
И вновь с Промахос рядом очутился,
Как будто с ней не расставался он.

"- Мети, не видишь? Прямо над телами!
Она летит!
                       - Я вижу лишь сову.
Гляди, Промахос, села. Между нами,
Скажи: Афина - это наяву?

Она Мети, как хлестанула взглядом:
- Иди, Мети!
                        Сама пошла к сове.
- Вот и отец...
                         Да, вот с совою рядом.
Она к его присела голове.
Был весь в крови, лежащий этот воин,
Не так уж стар... С улыбкой на лице?

- Он счастлив, что был смерти удостоен.
Мечтать лишь можно о таком конце.

Сандалию одну с ноги стянула,
Сове дала, та распахнула клюв,
Взяла её и крыльями взмахнула,
И полетела, землю оттолкнув.

- Иди, Мети.
                        - Но как тебя я брошу.
Возьми, прошу, хотя бы этот плащ.

- Увы, но выбрала уже я ношу -
Весь этот смрад и жар, и женский плач...

Окрасилось светило в цвет пурпура,
Тела оно немилосердно жгло.
Стояла обнажённая фигура
И поглощала сразу всё тепло.
Из глаз её текли морские слёзы
И испарялись, не успев упасть.
Она стояла, не меняя позы:

- Я этой смерти малая лишь часть.

Бездонный взгляд её морской равнины
Под этим пеклом начинал тускнеть.

- Иди, Мети! А я дождусь Афины.
А то тебя ждёт фараона плеть.

- Он ускакал. Ушло и наше войско.

- И критские уплыли корабли.

- Мы вместе подождём.  Не беспокойся.
Ещё я не был на краю земли.

- Ты прав - здесь край. И сладкий запах смерти.
Для шага ногу ты уже занёс.
 
Вдруг напряглась, и головою вертит,
Блестя копною золотых волос.

- А нам пора покинуть это место.
Отец, прощай!
                            Но сделав только шаг,
Упала на песок.
                               - В груди так тесно, -
Шепнула... но с улыбкой на губах.

- Ты не умрешь, - и взяв её на руки,
Он к колеснице девушку понёс.
Свистящие вдруг слышит сзади звуки.
Присел он с ношей позади колёс.

Поднялся ветер и погнал кругами,
Вверх поднимая струями песок,
Воронку образуя над телами,
И почву выбивая из-под ног.
Тут конь заржал, взбрыкнув, - он испугался.
Оставив девушку, на лошади повис
Мети и, уложив, сам распластался.
Песок взвивался, снова падал вниз.
Мети подполз и рядом лёг с Промахос,
Её накрыл плащом, прижался к ней.
Пред бурей не испытывая страха,
Хотел лишь, чтоб окончилась быстрей.

Они ушли. Ушли в поля Иалу.
И все тела засыпаны песком.
Их души Аментет уже встречала,
Анубис же был их проводником.

Стих ветер, снова желтое светило
В туманном мареве расплывчато плывёт.
Исчезло то, что только что здесь было,
Исчезло всё... и вряд ли оживёт.
Засыпана почти вся колесница,
Но лошади живая голова
Вдруг поднялась, по ней песок струится,
Прядёт ушами... Да, она жива.
И рядом с ней песок зашевелился -
Его стряхнув, сел молодой Мети.
Стал рыть песок, шептал и торопился,
Рванул он плащ, освободив почти
Из-под него безжизненное тело.
Но нет - вот вздохом поднимает грудь:
"Прогнать ты от себя меня хотела.
Сейчас, Промахос. Вот ещё, чуть-чуть".

Плащом прикрыл, она ещё дышала.
Откапывать он колесницу стал.
На лошадь глянул - та уже стояла.
"Ещё немного! Вот и откопал!"

Тут чья-то тень легла ему под ноги.
Он с удивленьем вверх поднял глаза -
Являются всегда внезапно боги,
Когда ты и не знаешь что сказать.

Был удивлён он греческой богине.
Держась одной рукой за колесо,
Он чувствовал - кровь в жилах его стынет.
Губами шепчет лишь:
                                          - Одно лицо...

- Спасибо за Промахос, египтянин.
Её на колесницу положи.
Тебя, увы, не приглашаю с нами.
Оливковая ветвь - тебе - держи!
Она всегда останется с плодами,
Тебе поможет возвратиться в дом.
А с этими... ты встретишься глазами -
Судьба сведёт ещё вас. Но потом!"

***

Дремал Мети. Лежал он под оливой,
Что в молодости - той - его была
Той веточкой, подаренной Афиной.
Она как раз сегодня расцвела.

Тут взгляд Мети привлёк летящий сокол.
Вот он вдруг резко начал падать вниз.

"Родопис! Ей не сделал бы что плохо!"

- О, дочь моя! - крик в воздухе повис.

Ведь это Хор Родопис выбрал целью?
Мети на берег побежал скорей.
Конечно, не увидел там веселья,
Но "всё в порядке с доченькой моей!".
К ней подошёл, лицо руками гладит:

- Всё хорошо? Родопис, ты цела?

И оглядел - и спереди, и сзади.
Сандалию Родопис подняла:
- Одна! - она сказала тихо, грустно:
- Поставила сушиться только их.
Тут этот сокол, вот же вор искусный!
Я лишь и отвернулась-то на миг.
Так жаль, Мети, подарка. Виновата...

- Но в наши отношения раздор
Пропажа не внесёт. За что лишь плата?
Ведь соколом-то этим был бог Хор!

- Зачем же богу неба, царской власти
Понадобилась туфелька моя?
Скажи, Мети, зачем же ему красть-то?
В какие он понёс её края?         
===
*Промахос (передовой боец (греч.) - эпитет Афины.