А он падал сегодня большими-большими хлопьями

А он падал сегодня большими-большими хлопьями -
из подъезда выходишь в белое никуда! -
обнимал, дурачась, дразнился тайными тропами,
куда до тебя никто ещё не добредал.

А он падал и складывал горочки в капюшонах,
на ресницы и веки падал, как на века,
оставлял пушистые прочерки на айфонах
и мешал озябшим пальцам листать ВК.

А он падал на урны, на банки из-под энергетиков,
засыпал следы кроссовок и каблуков, 
оседал на шапках, шапищах и беретиках,
и на чьих-то лысинах,
и на стёклах Её очков.

А он падал, и отражалась в глазах и фразах
бенгальским огнём искрившая хитреца,
на скамейки падал, и на милицейский «уазик»,
забиравший чьего-то подвыпившего отца,

на мигалки «скорых» и ёлочки на балконах,
на витрины, клумбы, булыжники площадей,
на высунутые языки,
на протянутые ладони,
на счастливых людей,
на таких несчастных людей.

Падал, заспанный, в сети улиц, на дно проспектов,
падал за; спины самолётов и автострад.
Падал просто так,
как боинг, сбитый ракетой -
без пути назад.

Падал тысячью бахов и кшиштофов пендерецких,
падал хором, хоралом, весь себя истолок
на московских и киевских,
на львовских и на донецких,
и стекал по капле в жадные рты стволов.

Он зачем-то всю грязь из тебя и мира вычерпывал, 
он зачем-то подделав реальность, её украл,
когда ты, забывшись случайным сном за учебником,
соскользнул в междумирье в четыре часа утра.

Там из старых библиотек уходишь, опаздывая,
и находишь записку, оброненную на бегу:
«Этот маленький кусочек словесного пластыря
для царапин ваших – всё, что я смог и смогу».

Там поймут все сигналы шизон, биполярных станций,
там панические атакси все поломаны.
Там все книги, что были прочитаны,
обязательно пригодятся,
каждая их страница,
и каждое слово в них,
там утихли залпы, и даже утихли драки,
починились дороги, попрятались дураки…

Там мы смотрим с собачьей надеждой на год собаки,
повизгивая от касаний
шершавой его руки.

Там Она,
и уже не плачет, играет в классики,
покупает «киндеры», пишет тебе рассказ.
Там можно Её обнять, молчаливо, ласково,
и, кажется, никогда уже не отпускать.

Назавтра ты на день старше, и ростом уже повыше,
Ты выходишь на кафедру -
и не повернуть кораблю.

Ты обводишь взглядом собравшихся и притихших
и зачем-то бросаешь в заснеженный зал:

«люблю».

30.11-05.12.2017