Двадцать первое января, а как будто июнь

Двадцать первое января, а как будто июнь.
Губы в бутонах из герпеса и конфет.
В комнате есть единственный Космос - тюль.
Его тронули и бросили на паркет.

А в вагоне концентрация рыжих - ноль;
Смотришь на всех вокруг, как на неживых.
Шаг - и под рёбрами снова безгласный вой:
Это испуг настигает тебя со спины.

Он окаменел в посиневших ногтях,
Оттого, что обнимают - а не тепло.
И оттого, что страшно скрывать тот страх,
От которого переворачивало и трясло.

Шаг второй - и можно тут же упасть,
Наш с тобой уровень честности - ровно... ноль.
Потому что, когда для тебя пытаюсь писать,
В голове единственный Космос - портрет другой.
...без
которого я
не умею жить.
Только рванусь - начинается всё опять.
Как оказалось, пытаться о чём-то забыть
Значит больше и больше с каждым днём вспоминать.

Тот, на портрете, всё делает наоборот.
Тот, на портрете, носит на кофту подтяжки.
И всё так же, так же, как раньше, мои мурашки
Бережно в каждом жесте своём несёт.

Каждое утро пытаюсь проститься с ним,
И начинает уже получаться это...
Но твоя куртка по-прежнему пахнет чужим.
Двадцать первое января, а как будто лето.