Сделка

В серой, старой комнате пустой
На полу разбросаны исписанные нотами листы,
Непризнанный гений, неизвестный герой
Сжигает меж собой и музыкой мосты…
Тяжел и суров его монолог,
До боли в сердце чеканится каждое слово:
«Я больше никогда искать не буду предлог
Взяться за сочинительство музыки снова!
Для кого я пишу? Для кого стараюсь?
Все критики глухи! Завистливые лицемеры!
Я нищебродом среди них считаюсь!
Им деньги лишь важны, они не знают меры!
Кого обманываю я сейчас?
Кому нужны мои произведенья?
Запал в моей груди почти погас,
И унижаться пред толпой ослов уж нет терпенья!»
Заслон откинул резко он в печи,
В охапку сгрёб листы исписанных страниц,
Но нервно заплясал огонь свечи,
И тень в коморке появилась, будто из частиц…
«Ну, здравствуй, чем тут занят? А, сжигаешь?
Бог в помощь…!» - крякнув, усмехнулся гость.
«…Никем не признан? Оттого страдаешь?
Да и к тому же нищета – как кость?...»
И композитор вдруг опешил,
Ни слова он не смог произнести,
Но незнакомец в миг хозяина утешил,
Интриги дальше принялся свои плести.
«…Я знаю, как измучен ты! Душою болен…
Как сложно быть непринятым другими,
Уверен я – собой ты недоволен…
Ты – гений музыки!!! Но окружен глухими!
И критикам вокруг нужны лишь деньги,
А на божественную музыку твою им наплевать!
И снова ты готов вставать на четвереньки,
Чтобы тебя заметили, и землю грызть, и по ночам рыдать…
Но, не грусти, мой  друг, всё так легко исправить…
Я помогу тебе, ты мне доверься,
Я знаю, как тебя на пьедестал «великого» поставить…
Не веришь мне? Держи, удостоверься…»
И тут из пустоты возник стеклянный шар,
Мерцая в темноте, на встречу музыканту полетел,
Сиянием своим разжег в груди пожар,
Как заколдованный герой наш на него смотрел…
И видел композитор в шаре том,
Как он один в огромном зале,
В блестящем фраке дорогом
Мелодию волшебную свою играет за роялем.
И как восторженна толпа,
Как бьётся сердце от аплодисментов,
Страданий здесь окончена тропа,
Не нужно ему было больше аргументов.
И шар потух, хозяин сразу понял, кто пред ним,
И дрогнула на миг его рука,  листом шурша,
А дьявол улыбался, был невозмутим:
«…На что тебе душа сейчас? Она не стоит и гроша…»
Скрепили кровью вечный договор,
И композитор понял, что свою в залог оставил душу…
«…Душа… кому она нужна? Метафизичный вздор…»
Спокойный голос методично лился в уши…
Наутро наш герой, очнувшись ото сна,
Конечно же, подумал, что приснилось,
Ведь на полу бутыль пустой из под вина,
Но не заметил капельку крови, что как печать на договоре сохранилась…
И с ночи той по мановенью палочки волшебной,
В квартире музыканта нет покоя…
Потоки музыки его великолепной
Ревнивых импресарио сводили прям до мордобоя…
И  жизнь забила в раз ключом,
Он богом чувствовал себя, был вечно пьян и весел…
Любимая, родные были нипочём…
Он о владении сердцами миллионов грезил…
Он растерял в дороге к славе всех,
Кого обиды унесли, кого пустые обещанья,
Он ничего не видел… лишь успех…
Кружили голову аплодисменты и признанье…
Но дьявол помнил тайный договор,
И, потирая в предвкушеньи руки,
Готовился исполнить приговор,
Душе героя нашего, придумывая муки.
И вот в осеннюю сырую ночь,
В хмельном угаре композитор заглянул в свой старый дом,
Вошел в квартиру, из которой уезжал когда-то прочь…
И вдруг с тоскою вспомнил о былом.
Как счастлив здесь был, хоть и беден,
Сейчас он сам себе был незнаком…
Дивился всем своим победам,
И вспомнилось ему о договоре роковом…
А за спиною заскрипели половицы…
Он обернулся… Снова Тень…
И не успел он даже помолиться,
Как тень произнесла: «Ну, здравствуй, композитор, добрый день…
Хотя какой тут день, прошу прощенья, вечер…
Ты мне ответь, доволен ли судьбой?
Я ждал, когда наступит время встречи,
И вот он час… готов ли расплатиться ты со мной?»
В ту же секунду побледнел наш бедный мастер…
А дьявол продолжал: «…Тщеславие, известно ли тебе, огромный грех…»
И вмиг взгляд музыканта стал несчастен,
Он тень уже не слушал, он вспоминал любимых всех…
Теперь он понял, как жестоко ошибался,
Как близких и родных себе позволил обижать,
Жалел лишь, что не попрощался…
Да только договор уж заключен и некуда бежать…
В глазах его не видно было страха.
С судьбою он смерился и спокойно ожидал конца,
И на груди была расстегнута рубаха…
В окне свет бледно-мертвенной луны мерцал.
«Рукой бродяги, видимо случайно, был в сердце композитор поражён…»
Так заключили правосудья стражи,
Закрыли дело сразу после похорон,
Не вспомнив музыканта имя даже…
Итог плачевной басни сей,
Понять сможет даже ребенок малый…
Души не отдавай ты никому своей,
В каком обличии бы не пришел лукавый…