Забытые тетради. Стихи о матери. Часть 1

Забытые тетради. Стихи о матери. Часть 1.

Сергей Есенин

Письмо матери

Ты жива ещё, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.

Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.

И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно т то ж:
Будто кто – то мне в кабацкой драке
Саданул  под сердце финский нож.

Ничего родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб тебя не видеть, умереть.

Я по – прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.

Я вернусь, когда раскинет ветви
По – весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.

Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось, -
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.

И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.

Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
                1924 год.

Василий  Казин.

На могиле матери.

Сквозь гул Москвы, кипенье городское
К тебе, чей век нуждой был так тяжёл,
Я в заповедник вечного покоя –
На Пятницкое кладбище пришёл.

Глядит неброско надписи короткость.
Как бы в твоём характере простом
Взяла могила эту скромность, кротость,
Задумавшись, притихнув под крестом.

Кладу я розы пышного наряда.
И словно слышу, мама, голос твой:
« Ну что так тратишься, сынок? Я рада
Была бы и ромашке полевой».

Но я молчу. Когда бы мог, родная,
И сердце положил бы сверху роз.
Твоих забот все слёзы вспоминая,
Сам удержаться не могу от слёз.

Гнетёт и горе, и недоуменье
Гвоздём засело в существо моё:
Стою – твоё живое продолженье,
Начало потерявшее своё.
                1954 год

Алексей Сурков

Песня о солдатской матери.

За пустой околицей,
За Донец – рекой
Вздрогнет и расколется
Полевой покой.

Неоглядно поле то
За седой межой,
Жаркой кровью полито
Нашей и чужой.

Далеко от поля - то
До Буран – села,
А над кровью пролитой
Чёрный дым и мгла.

В дали затуманенной
Как узнать о том,
Что лежу я раненный,
В поле под кустом?

Что меня жестокая
Тянет боль во тьму?..
Милая! Далёкая!
Жутко одному.

Под бинтом тряпицею
Голова в огне.
Обернись ты птицею,
Прилети ко мне.

Наклонись, прилежная,
Веки мне смежи,
Спой мне песню прежнюю,
Сказку расскажи;

Про цветочек аленький,
Про разрыв траву.
Будто вновь я, маленький,
На земле живу…

Толи шелест колоса,
Трепет ветерка,
Толи гладит волосы
Тёплая рука.

И не чую жара я.
И не ранен я.
Седенькая, старая,
Милая моя!
                1943 год.

Александр Прокофьев.

Матери.

Мама, мамушка!
Не разбить, не свалить,
Не согнать с тебя камушка
И огнём не спалить.

Нет огней, чтоб расплавили
Камень лютый такой,
Где тебя мы оставили,
Где холодный покой.

Помню слёзы горючие…
Провожая в твой путь,
Работящие рученьки
Положили на грудь,
Что не хвастали силою,
Знали труд испокон –
Благородные, милые,
Золотые, как сон!..
                1958 год

Агния Барто.

Разлука.

Всё я делаю для мамы:
Для неё играю гаммы,
Для неё хожу к врачу,
Математику учу.

Все мальчишки в речку лезли, -
Я один сидел на пляже;
Для неё, после болезни
Не купался в речке даже.

Для неё я мою руки,
Ем какие-то морковки…
Только мы теперь в разлуке,
Мама в городе Прилук,
Пятый день в командировке.

Ну, сначала я без мамы
Отложил в сторону гаммы,
Нагляделся в телевизор
На вечерние программы.

Я сидел не слишком близко,
Но в глазах пошли полоски.
Там у них одна артистка
Ходит в маминой причёске.

И сегодня целый вечер
Что-то мне заняться нечем!

У отца в руках газета,
Только он витает где – то,
Говорит: - Потерпи малость,
Десять дней ещё осталось…

И наверно, по привычке
Или, может быть, со скуки
Я кладу на место спички
И зачем – то мою руки.

И звучат печально гаммы
В нашей комнате. Без мамы.
                1975 год.
Степан  Щипачёв.

Могила матери.

Ни креста, ни камня даже
на могиле этой нет,
и никто мне не укажет
никаких её примет.
Бугорок, с другими смежный,
был на ней, но в долгий срок
много вод умчалось вешних –
и сровнялся бугорок.
Только гнёт травинки ветер,
только… сжало грудь тоской:
словно не было на свете
русской женщины такой;
словно в муках не рожала
шестерых детей она,
не косила, и не жала,
сыновей не провожала,
не тужила у окна.
Мне совсем бы стало горько,
если б край, что нет родней,
каждой тропкой, каждой горкой
память не будил о ней.
На озёрках, на елани,
за логами у леска
кто не видел с самой рани
тёмного её платка!
С ребятишками по – вдовьи
в поле маялась она –
Щипачёва Парасковья, -
на полоске дотемна
ставила, не зная лени,
за суслонами суслон…
Взять упасть бы на колени,
той земле отдать поклон.
Пусть к заброшенной могиле
затерялся в мире след, -
знаю, мать похоронили
в той земле, что легче нет,
в той земле, в родной державе,
 где звучит мой скромный стих,
где теперь высок и славен
труд ушедших и живых.

И когда свистят метели,
снова думаю одно:
и над ней они летели,
и в моё стучат окно.
                1957 год.

Виссарион  Саянов

Тебе.

Нет, я тебя такой оставлю в памяти,
Какою ты была давным - давно.
И вижу вновь: встаёт из белой замети
Неярко освещённое окно.

В провинциальном городке метелица,
Перебегает улицы она,
И пышный хвост за нею стелется,
Округа снегом вся заметена.

Пока метель за лунным светом гонится,
К окошку я украдкой подойду.
Как в доме тихо!..  В невысокой горнице
Лишь стопка книг сегодня на виду.

И ты сидишь, задумчивая, тихая,
С подругою беседуешь… О чём?..
Часы стенные ходят, мерно тикая,
И, словно в сказке, дремлет старый дом.

Твоей рукой до строчки переписаны
 Все первые стихи мои  в тетрадь.
Ты в юности была мне другом истинным,
Зову тебя: «Приди, приди опять!»

Ведь, надобно тебе поведать многое
О том, что было на земных путях…
И ты придёшь, задумчивая, строгая,
С лесным цветком в седеющих кудрях.
                1955 год.