Звезды златые переливы. Часть V

           V
 О время, как неотвратимо
 Ты рушишь каменьев гранит,
 И в вечность как необратимо
 Твое волнение бежит.
 Оно бежит от бога стройно,
 И сердце бьется беспокойно
 От неожиданных разлук,
 Что в ветре ты приносишь вдруг.
 Как мир прекрасный ты меняешь,
 Как вертишь линии небес,
 И ночь на день зарей сменяешь,
 И обращаешь в море лес,
 Который степью был когда-то
 Под божьим разумом крылатых
 Пегасов белых и святых
 Средь тайн природы неземных;
 Но преломляешь ты жестоко
 И мир, и слезы, и любовь,
 И в пепел розовый ты вновь,
 Сжигаешь грезы среброоких
 Крылатых ангелов любви,
 Что на себе всегда несли
 Страдания и страсть души,
 И все же медленно в тиши,
 Пока сияние не встретишь,
 Ты раны холодом излечишь
 Их, заморозив на века.
 Всё будет течь твоя река.
 Размоет берега печали
 И отнесет в раздумий дали.
 И время солнце охлаждало,
 Задули хладные ветра,
 Зимы метели приближали
 Алмазные небес снега.
 Пастух, влюбленный в небеса,
 Тепла искал лишь от светил,
 Но те прекрасные глаза,
 Что он так искренне любил
 В ночи глухой не находил.
 Сначала тучи громовые
 На неба купол наплывали
 И иногда звезду скрывали -
 Лучи сияний золотые.
 Но все ж, когда она являлась,
 Душа пастушья оживлялась.
 Его любовью согревала
 И сил на вечность прибавляла.
 Средь сильных вьюг и холодов,
 Скрепивши нежностию руки,
 Шагали средь прекрасных снов
 Назло крадущейся разлуке.
 Пастух невольно провожал
 Звезду к местам кристальных далей,
 Дарил печальный мадригал,
 И слушал песни он, что звали
 Его маняще в небеса,
 То были света голоса.
 Пастух любил кантаты неба,
 Снисходят что к нему в ночи,
 Но стали вьюги холоднее,
 И вот хорал небес молчит.
 Молчит под крыльями суровых
 Свинцовых исполинских туч.
 Их облик грозен и могуч,
 С собой примчали вихрей новых
 Забвение. Теперь печалью
 Заслонена его звезда,
 И ливней стонущих вуалью
 Сокрыта, будто, навсегда.
 Зовет он на лугах скобящих
 По солнцу нежному, в лесах,
 О влаге пламенной молящих,
 Зовет к себе он небеса.
 Зовет к себе звезду с любовью,
 С моленьями, с кругами слез,
 Забыл о радуге он грез.
 Но не идет к нему звезда:
 Не может или не желает.
 Один творец, пожалуй, знает,
 Происходило что тогда.
 И из-за черных облаков
 Не видно было лепестков
 Прекрасной розы звездопада -
 В ночи сияющей лампады.
 И как не звал ее пастух,
 Она притворно все молчала.
 И никогда не начинала
 Светить ему иль петь вдруг в слух.
 Влюбленный он сильней томился.
 Душой совсем он занемог.
 Почти уж в тень он обратился
 И погрузился в сна чертог.
 Ходил он каждый день к обрыву,
 С которого была видна
 Вся ночи моря глубина,
 И ветер развевал хламиду
 Сплетенную из ярких звезд.
 Ее узор красив и прост;
 И в ней искал пастух одну,
 Для жизни главную звезду.
 Но боле света не находит
 И с тризной по любви уходит
 К ветрам степным, что гонят вечно
 Клубы из горечи разлук.
 Их горна ветреного звук
 Так холодно и так беспечно
 Его волненья утешает
 И безразличие внушает.
 Но только на одно мгновенье
 Чрез пелену несчастных дней
 Он прекратил свое моленье
 Богам о милой так, о ней.
 А после дня в печальных сказках
 Звезды он вспоминал черты,
 Он вспоминал о нежных ласках,
 Сияньи дивной красоты.
 И время шло, и чах пастух
 На кольях льда земной разлуки,
 Скорбел, томился его дух,
 И плоть его съедали муки…
 Однажды жаждой изнуренный,
 По лесу древнему он шел.
 Искал ручей посеребренный,
 Чей жизнью   светел ореол.
 И доносились из прекрасных
 Глубин святейших и седых
 Мощнейших стволов тех лесных
 Звучанья дивных, сладкогласных
 Ручья спасительного нот.
 Он через заросли идет,
 Пастух, измученный дорогой
 Всей жизни для него так строгой
 К лазури чистого ручья,
 Прекрасная воды власть чья
 Спасет его, пастушью, душу.
 И до него дошел. Нарушил
 Он воплями лесную тишь.
 Губами жадно прикоснулся
 К его теченью. Только лишь
 Испил он влаги и... очнулся.
 Сел у ручья на землю он.
 Был, тих, незвучен его стон.
 И капли падали с ланит
 Той грусти, что его терзала,
 В ручей, кристалом что звучит,
 Чья жизнь во влаге трепетала.
 И вдруг услышал сладкий глас
 Пастух, мученьем утомленный.
 Ручья то слова звучал сказ,
 Что стал от плача возмущенным:
 «Так от чего печален ты
 Средь дивных пений листопада?
 Средь красоты природы клада?
 Средь первозданной чистоты?
 Ты посмотри на синь небес,
 На прелесть яркую мерцаний,
 На светло-изумрудный лес,
 На тропы длинноногих ланей.
 Они подскажут путь тебе,
 И ты забудешь о печали,
 Ты поплывешь по той реке,
 К которой нимфы тебя звали.
 И если тебя мучит жажда,
 Душа отвергнута твоя -
 Испьешь воды моей  однажды:
 Спасет от горести она».
 Пастух растерянный и мрачный 
 Ручью промолвил томно вдруг:
 «Мой добрый, верный, лучший друг,
 Твой лик хрустальный и прозрачный
 Природу правдой освещает
 И добродушье воплощает.
 И ты один белее света,
 Достойней вековых вершин. 
 Лишь твоего я жду совета,
 Когда в болезни я один.
 Поверь, в лукавом нашем мире,
 Средь желчных, яростных врагов,
 Средь вечных честию торгов,
 Среди звучаний лживой лиры
 И средь бесчестья сыновей
 Без влаги не могу твоей.
 Я день за днем пасу овец.
 И овцы блеют смехом смрадным.
 Пытаюсь сотворить конец
 Их глупым мыслям. Безвозвратно
 Они утопли в правде лжи.
 Готов я Господа молить,
 Чтоб он им сердца одолжил,
 Но знаю, что не возвратить
 Доверье, канувшее в бездну,
 Просить о чести бесполезно,
 Ведь только один раз Творец
 Сердца дает и в нас вдыхает
 Добра начало. Тьмы конец
 Найдем мы сами. Так бывает,
 Что сердце это убиваем,
 В него мы жизни не вдыхаем.
 И медленней средь серых дней
 Оно под звуки чахлой скрипки
 Средь недоверия огней
 Трепещет, бьется. Злата слитки
 Потеряны. И дела нет
 Им до себя, ну а для близких
 Лишь одеяния из низких
 И лживо колющихся роз.
 Теперь я бредить стал всерьез…
 Но не могу. Пришел на луг,
 Где сочная растет трава,
 Зверей там обходил испуг
 От рук людских. Была чужда 
 Им их свирепость.
 Природа-мать была их крепость;
 И я пригнал своих овец
 На лоно девственной натуры.
 О, если б знал какой конец
 Тогда случится! Тучи хмуро
 Лишь плыли над землей с тех пор
 И ставили меня в укор.
 Но бремя нес я все же. Дело
 Всегда высоко для меня,
 И с ними поступал я смело:
 Надежда двигала меня.
 Надежда на правдивость, честь,
 На равноправие небес
 И душ земли. Но все же лесть
 Моя к мерцаниям людей
 Была ключом от всех дверей.
 Так пас овец, и понял я:
 У них на все свои законы.
 Своя натура жития,
 Свои душевные уклоны.
 И вот закончилось томленье
 Мое средь долгих серых дней.
 Казалось, позади моленья
 И свет от каменных огней.
 Ушел с того земного луга,
 Когда-то алого зарей,
 Когда-то чуждого испугу
 И света чистого слезой.
 Теперь осталась лишь пустыня
 На месте изумрудных трав.
 Была природы там святыня,
 Сейчас – рассказ из мрачных глав…
 Не знал, что боле сотворить.
 И только оставалось жить.
 Да жить, как существует стадо
 Средь безразличности и хлада…
 Но полюбил внезапно я
 Прекрасную звезду восхода.
 Отрадой стала для меня,
 Причиной счастия прихода.
 Все сердце ей я отдаю,
 Дышу во тьме ее глазами,
 Пылаю к ней я лепестками
 Всех лилий, преданных огню.
 Живу ее младым дыханьем
 Таким небесным и святым,
 И нет конца моим скитаньям
 По шахтам сердца золотым.
 Поверь, мой друг, дороже нет
 Ее в природе для меня.
 Есть только ты - зиждитель лет,
 Священной правды бытия.
 Но драгоценный ее взор
 Покинул край мой из песка.
 Теперь чернеет небо гор,
 И хмуро смотрит в даль тоска.
 Готов я броситься в простор
 Полета пепла лепестка…»
 И после горем утомленный
 Пастух закрыл свои глаза.
 Ручей, во льду посеребренный,
 Скорбел.
Теплом и светом его грел.
 Смирял.
Пастушью душу утешал. 

Октябрь 2008

А.К.