ненастье - проза

Небо грозило разразиться скандалом и Колькина жена тоже. Во всяком случае хмурились они одинаково, у Колькиной жены это даже лучше получалось, потому как мимикой своей она не владела совершенно и все её мрачные мысли отражались на лице как бегущая строка - эдакое совокупное ненастье из губ, глаз и бровей... И если от дождя ещё можно было как-то спрятаться, от Дунькиного потока слов это было сделать невозможно - разыщет и окатит... Поэтому Николай даже и мудрствовать не стал. Подняв повыше воротник и втянув голову в плечи он обречённо уселся на крыльцо, всем своим видом показывая - виноват..., исправлюсь... На Евдокию это подействовало как разрешающий фактор, что-то в её мозгу щёлкнуло, релюшка какая-то, и понеслось: явился, Петя Куринский, хрен с большой горы, картошку копать надо, а ты всё пьёшь.... И осеклась! Какая картошка в такую погоду?! Посопела, вытерла тыльной стороной ладони сморщенный лоб, как бы сгоняя дурные мысли, намочила тряпку и принялась вытирать ею крыльцо, старательно обведя Николаеву задницу, не попрося его даже приподняться, бурча что-то себе под нос обидное и справедливонакипевшее... Вот так они и поскандалили. Николай, молчаливовбирающий в себя дождевые капли и Дунины слова, сама Евдокия, с гневной тирадой, и дождь, так и не набравший силу из-за преждевременно выглянувшего солнца из под краешка туч. Когда крыльцо было вымыто, наступила неловкая пауза - говорить было не о чем. Евдокия последний раз окунула тряпку в ведро, промыла её, отжала и кинула к Николаевым ногам, обутым в красные кроссовки и от этого похожим на лапы гуся, улыбнулась светлой улыбкой и жальливо произнесла: Николк, пошли в дом, есть, поди, хочешь, горюшко ты моё луковое... Гроза миновала - подумал Николай, тщательно вытерев красные подошвы и шагнул на порог, потянув скобу двери на себя.