на покрывале ночи

на покрывале ночи слаще жизни сны,
и упоительны туманы пробуждений.
и как же мало снов любви для дней зимы,
и как же много лжепророчеств.
лжезнамений.
и лунный диск расплющен тушкой падших звезд -
такой себе желтеющий орнамент,
на полотне развенчанности грез
расправит осень свой ветшающий пергамент.
я не смогу налить пол рюмки ноября -
здесь пьют по полной ночь, печаль, луну.
предзимье.
пусть где-то в дымке тает призрак корабля,
я не смогу расплавить кожей звездный иней.

не помогло. опять погас огонь
в горниле смерти дня ли.
папиросы.
цыганка ночь, обняв собой ладонь,
ответит мне на вечности вопросы.
и я прощу всех тех, кого нельзя
прощать ни днем, ни ночью.
ни в посмертьи.
в иконостасе только лишь друзья.
а в панихиде место сучьим детям...

на покрывале ночи слаще сны,
и упоительны рассвета ожиданья.
за горизонтом чувствуешь прощанье
с самим собой, убитым, до весны.

***
забытый богом угол странствия
по околесице пути
пленил тебя холодной грацией
того, в чем смысла не найти.
и ты, отшельник предрешенности,
сидишь близ вечного огня
и греешь мыслей оголенности,
простив богов,
убив себя.
и на исходе время сумерек,
и пламя бьет слезой в глаза...
божок вселенского безумия
нальет в стакан вином слова,
в которых грань меж сном и правдою,
в которых ложь горчит слегка
ноябрьской приторной отравою.
и ветер треплет провода
сплетенной в жизнь твоей мелодии,
души запутанный сюжет.
и рай покажется пародией
на временной бессрочный бег.

ты в этой осени не первый,
кому на вечность наплевать.
зима все так же треплет нервы
о том, что скоро умирать
дождям, деревьям, людям, странам,
недооцененным святым.
огонь горит янтарной раной...
все в жизни нашей тлен.
и дым.