Исповедь умирающего поэта

Я дверь тихонько приоткрыл,
Стараясь спящего не нарушать покой,
К нему сегодня я роднёю вызвал был,
Чтоб исповедь принять, простить грехи, а может быть и спеть «За упокой».
Но «страждущий прощения грехов» не спал,
Он бледен был, испариной покрыт в обе щеки,
Мучительно и тяжело он от «испанки» умирал,
Хрипел, следя, как тихо тает воск свечи…
Он из последних сил поднял потухшие глаза,
И, силясь разум в чувства привести,
Рукой мне указал на стул, а по щеке – слеза…
Он даже слова мне не дал произнести.
«Я знаю, вы пришли за покаяньем,
И я готов вам рассказать всю жизнь свою,
Но вы мне тоже дайте обещанье,
Когда умру – прочтите книжецу мою…»
Я со стола взял в руки книгу,
И обещанье дал, и слово каждое старался уловить,
Но сердце отчего-то волновалось, чувствуя интригу,
И он готов был свой рассказ мне изложить…
«Я встретил Её молодым поэтом,
Она в речах моих видела свет,
А я? Я предавал Её и сам же гнал за это,
В шкафу пытаясь спрятать от неё скелет…
Она страдала, и я это видел,
Я Ей сказал, чтоб уходила прочь,
Но, а когда я понял, как любил, и как Её обидел,
Она ушла, Её забрала ночь…
И дни тянулись серой полосой,
Я бредил встречей с Ней и день, и ночь,
И все мои стихи с небесной высотой,
Увы, никак мне не могли помочь…
Я снова встретил Её раннею весной,
Она по-прежнему цвела,
И сердце, обожженное моё тоской,
Она в своих руках несла.
Но я почувствовал в Её веселом взоре,
Теперь Она была такой же, как и я тогда…
И в этот раз при нашем разговоре,
Она мою спалила душу, своим отказом выжгла всё дотла….
Я монстром стал, бездушною машиной,
Что пробивает на слезу, рассказывая о любви.
Мерзавцем, мразью, грубою скотиной,
В ночных припадках я рыдал, просил: «Меня ты вдохнови...»
Я много пил, я падок стал на женщин,
Я их губил, ведь ни в одной не находил Её огня и доброты,
И не одна из них не залечила трещин,
Не убрала в груди щемящей пустоты.
Она не слышала моих рыданий,
Её давно уж обнимал другой,
И я побитою собакой с поля брани,
Вновь пьяный брёл к себе домой.
Я продолжал писать, меня боготворили люди,
Они рыдали, слушая мои стихи,
А я дивился этой всей причуде,
Ведь мои сердце и душа к моим стихам были глухи.
Да, были у меня жена и дети,
Я тоже их по-своему любил,
Но не было дороже стервы той на свете,
Которую, однажды, сам я в Ней взрастил.
Теперь судьба распорядилась честно,
Я снова умираю, но не от любви,
Мне в этой жизни всё так стало пресно,
Смертельный яд уже бежит в крови.
И я прошу прощения у Бога,
Благодарю, что породил мои стихи,
Жену хочу обнять, что у порога
Стоит и плачет, и простила все мои грехи…»
Его лицо на миг лишь исказила тень,
Тяжелый хрип рванулся из груди,
И смерть пришла, не замечая ясный день,
Душе его открыла новые пути.
А я зажег свечу за упокой,
Дрожащею рукой открыл томик стихов,
Прочёл строку о страсти роковой,
И помолился за отпущение поэту бедному грехов...