Заморозки

                Когда молодая семья поселилась на краю деревни, Акатьев первым делом пристроил к дому ещё одну комнату и широкое крыльцо в направлении поля. Ему было неинтересно заглядывать в чужой огород или глазеть в соседские окна. Спустя тридцать лет такое решение радовало особенно. Улицы с покосившимися избами остались за высоким забором родной усадьбы. Хотя последнее время облик деревни стал меняться. Моду на высокие заборы привили горожане, которые взялись скупать по сходной цене развалюхи и возводить на их месте двухэтажные коттеджи. Новые хозяева появлялись в основном на выходные, и по пятницам возле каждого такого двора стояло по два-три автомобиля. Баня – дело святое. Шумное застолье с шашлыками. Дачная жизнь, одним словом. Местное население перестало раздражать такое соседство. Какая ни есть движуха, как любил выражаться младший сын Акатьевых. Дети сельчан так же обосновались в городе, и судить дачников за чрезмерное веселье они не имели права.

Выйдя на крыльцо, Илья уловил запах черёмухи и с удовольствием сделал два глубоких вдоха. Только потянулся за пачкой сигарет лежавшей в кармане, как раздался крик жены. Видимо Анна дошла до палисадника:
- Нет, ну я так и знала! Как человека просила! Всё заморозил, паразит!

Акатьев чертыхнулся. Вечером заметно похолодало, и жена просила накрыть плёнкой цветник. Что он и намеревался сделать, но когда вышел за калитку, подъехал брат. Покурили, поболтали о том и сём, просьба вылетела из головы. Илья представлял, какого размера грозовая туча нависла над ним, и хотел незаметно пройти в гараж, чтобы уехать от греха подальше. Но Анна уже появилась во дворе, с трудом переставляя ноги, которые  за последний год превратились в два безобразных чурбана. Акатьев помнил, что лучшая защита это нападение, и с раздражением парировал:
- Ну и чего орать с утра пораньше. Забыл и что? Орать теперь. Завелась с пол-оборота.
- Это я завелась? Ни о чём попросить нельзя. Ни о чём. Я эти цветочки два месяца  растила, два месяца выхаживала. А тебя один только раз попросила накрыть плёнкой. Переломился! Всё заморозил. Радуйся!
- Я что специально? Забыл человек, понимаешь, забыл. Я же хотел. Никита подъехал, я и забыл. Нашла из-за чего орать. Куплю, поеду сейчас в район на рынок и куплю. Там, какие хочешь, продают.
- Купит он, богатый покупай.
- Вот тебе и доброе утро.

Так и не закурив, Акатьев сунул обратно в карман пачку сигарет и направился в гараж. Анна отпрянула в сторону от калитки, освобождая проход. Хотела что-то крикнуть в след, но махнув рукой, передумала.

По дороге в райцентр Илья продолжал ругать жену, придумывая всё новые и новые причины. Проезжая мимо небольшого аэродрома, вспомнил разыгравшуюся здесь трагедию - в один день погибла вся областная команда парашютистов. А вот и часовенка, в строительстве которой Илья принимал участие, тогда многие откликнулись потрясённые большим горем. Мысли незаметно переключились на сыновей и внуков. Злость улетучилась. Цветов купил даже больше, чем надо. Но на обратном пути обезображенные болезнью колени Анны снова встали перед глазами. Главный повод для раздражения не желал отпускать. Илья чувствовал себя ещё не старым и тянулся к женской ласке, теперь ломал голову над тем, как быть в такой ситуации. Цветы ей жалко. Он знал, что злится несправедливо, жена не была бездельницей и делала всю работу, которая не требовала долгого стояния или ходьбы. Но встречать такую старость был не готов. Раздутые колени Анны, которых когда-то ласково касалась его рука, пугали, и угнетали своим видом.

Теперь даже пышное цветение его любимой черёмухи не могло отвлечь от мрачных мыслей. Не заходя в дом, бросил пакеты с рассадой на крыльцо и уехал к брату, чтобы приготовить снасти для рыбалки. Вернулся к обеду, но цветы не были высажены. Заглянул в сарай за лопатой и пошёл в палисадник. Остаток дня супруги избегали друг друга, каждый нашёл для себя такое занятие, чтобы не пересекаться.

Вечером Акатьев сам встретил стадо и пошёл доить корову. С тех пор, как у Анны проявился серьёзный недуг, приобрели доильный аппарат, и все хлопоты со скотиной полностью легли на плечи хозяина. Илья продолжал злиться, не без ехидства передразнивая жену:
- Смотри, как вызвездило. Мороз к утру ударит. Тоже мне открытие. Перед цветением черёмухи всегда так. Астроном хренов!

Корова уловила его недоброе настроение, поэтому чаще, чем обычно, вертела хвостом и водила лиловыми глазами по сторонам. Гудел доильный аппарат, и белые струйки молока равномерно били в эмалированное ведро. Акатьев погладил широкий бок Майки, чтобы успокоить.
Закончил дойку. Занёс в дом ведро с молоком и вышел на крыльцо. Можно и покурить. Солнце уже почти скатилось за горизонт. От ручья тянул лёгкий ветерок, и аромат черёмухи заполнил округу. Илья без всякой горечи смотрел на зарастающее березками колхозное поле. Это только дачники любили причитать о заброшенных фермах и пустующих элеваторах. Сбежав от тяжёлого крестьянского труда в суету благоустроенных городов, после баньки и шашлыков милое дело давать советы местным жителям. Акатьев загасил окурок и вернулся в дом.

Молоко по-прежнему стояло на столе. Илью охватило смутное беспокойство. Не в кухне, не в комнатах Анны не было:
- Что за дела? Где это она?

Он обошёл весь двор, заглянул в огород. Может с соседкой разговаривает. Хотя жена не была любительницей посудачить у калитки. Волнение всё нарастало:
- Да, где же её черти носят!?
Илья обнаружил жену в палисаднике. Она сидела на лавочке, положив руки на больные колени и беззвучно плакала. И впервые в жизни он почувствовал, как  сжалось его сердце. Акатьев растерялся:
- Что ты? А!? Случилось что? Чего плачешь-то?

Подошёл и прижал к себе наполовину седую голову:
- Ну, ну…Не расстраивайся так. Приживутся. Хорошая рассада. Пойдём домой.

Такие «телячьи нежности» смутили и растрогали Анну. Оба знали, что дело совсем не в цветках. И от этого понимания стало немного легче. Придерживая под локоть, Илья помог жене встать.

Стемнело. В доме зажгли свет и четыре одинаково жёлтых прямоугольника легли на землю. Заморозков больше не ожидалось, но Акатьев вернулся в палисадник и на всякий случай накинул плёнку на клумбы. В окошках поочерёдно мелькнула тень, жена задёргивала шторы, и на душе у него потеплело.