набросок за компанию

В глазах алое. Алый песок, алое небо. Кто-то кричит, и дикие, животные звуки разлетаются во все стороны, заливают все алым, брызгами ложатся мне на лицо.
Стою, как пьяный, шатаюсь. Весь в цветах - лепестки вокруг. На полу цветы, на стенах. На руки лепестки налипли, в глаза лезут. У ног - букет пышный.
Откуда здесь столько цветов?
Моргнул.

Проникновение, вторжение. Мы - агрессивные визитеры. Податливая, как роза - ноготки вместо шипов, не ужалят сквозь куртку. Задранная голова, спутанные волосы.
На такой маленький населенный пункт и нашего отряда оказалось многовато. Мужчин здесь не было, только несколько перепуганных подростков. Все мужчины в дозоре, осторожно следят за нашим батальоном. На днях отравили нам колодец, пока разобрались - прибавилось гнилья, на пару десятков трупов. Лейтенант негодует - "наши, месть", а таскать их мне. Оставили у расщелины, чтобы запах не шел в нашу сторону. Смотрел на трупные пятна - распустились, устлали застывшие тела. Уходя, так засмотрелся, что споткнулся о голову мертвеца, и пнул ее со злобы. От удара голова соскользнула с обрыва, и мертвец вдруг съехал вниз, почти бесшумно. Я остался стоять с раскрытым ртом, а сержант потом сказал, что я мудак, урод, осложняю всем жизнь, много чего сказал. И не только он. Но с этим можно разбираться и позднее.
Где проходит отряд - хорошо, если останутся хотя бы цветы на трупах. А обычно только пепел перед глазами остается, из красного сразу в черный.
Я чувствую, что тело у меня в руках может в любой момент рассыпаться, превратившись в горстку пепла, и в панике сжимаю его, пытаясь поймать и удержать в одной форме.
Форма кричит. Кричит красным, кричит белым - красный разлетается бурей лепестков, и я становлюсь совершенно пьян, словно это алое вино разлилось передо мной и убило меня одним запахом. Человеческая форма в моих руках, молочно-белая кожа в красных брызгах, и розы везде, и она кричит так, словно я ее режу.
- Это не я разбил тебе нос, - говорю.
Не слышит.
Я двигаюсь у нее внутри, пытаясь кончить, но она так кричит, словно я - это нож, вспарывающий ее. Я закрываю ей рот рукой и прижимаюсь сильнее, чтобы она меньше дергалась. Ее ноги беспомощно ездят по моей спине. Закрываю глаза.
Даже сквозь закрытые веки вижу - все красное, жаркое, и я вот-вот расплавлюсь, как в лавовой реке преисподней. Достигнув температуры плавления металла, я горячей массой так и вольюсь в ее тело, и уже никогда его не покину. Она будет кричать и умрет от болевого шока, а ее тело останется здесь лежать нетронутым, пока ребята не подожгут дом.
Мне часто говорят, что я вылетаю из реальности, но мне сложно понять, что они имеют в виду. Возможно, они говорят об этом. О том, как я могу в любой момент оказаться на грани превращения в расплавленный металл и никогда не вернуться обратно.
Меня спасает ее белая кожа, холодная молочная река, в которую я окунаюсь с головой, и она остужает меня.
Девушка кричит, кусая меня за пальцы.
Она кричит, потому что я раздираю ей нутро. Она разлетаются на части, и ей больно утрачивать свою цельность.
Я пытаюсь объяснить.
- Я не нож, - говорю я. Она не понимает, и я ставлю ногу ей на живот, чтобы освободить руку для демонстрации.
Достаю из ножен - ледяной, неживой предмет. Совсем не похожий на меня. Чего общего? Я не нож, потому не могу ничего разрезать и причинить настоящей боли.
- Смотри, - говорю я.
Я провожу ножом там, где был еще минуту назад, и вслед за движением лезвия перед моими глазами распускаются живые цветы. Моя плоть не оказывала такого эффекта, теперь она понимает разницу?
Девушка визжит, захлебываясь слюной. Я злюсь.
- Смотри... - все еще пытаюсь объяснить я.
Она выворачивается и попадает пяткой мне по лицу. Я отмахиваюсь, и лепестки разлетаются во все стороны, а она кричит. Все еще кричит. Снова кричит.
Слишком жарко. Слишком громко. Я веду лезвием по мягкому белому животу и смотрю, как расцветает ее тело.
Через какое-то время девушка затихает.
Становится намного спокойнее.
Я надеюсь, она поняла разницу между мной и настоящим ножом. Разве я могу причинить боль? Зато нож - может.