Мадьярская скрипка - 1954

               (РЕСТОРАН  «ЮЖНЫЙ»)         
               
 Памяти венгра Додина, скрипача

 …Тот кабачок у порта в старом доме
 так памятен, как будто был вчера.
 Там пьяные, кто в злобе, кто в истоме,
 матросы коротали вечера.
 Их ни «на бога» не возьмёшь, ни криком.
 – Не траться, фраер! Пожалей слюны!..
 Туда попасть считалось высшим шиком
 для слободской заносчивой шпаны.
 Там наливали в долг. И если ссуда
 была нужна, давала всем без слов
 буфетчица Ивановна, паскуда,
 скупавшая «котлы» у шулеров.
 А не вернёшь – ну что ж,
 хлебнёшь как надо! –
 блатные с «пиками» не «мусора», поди…
 Стекала в бухту звёздная прохлада,
 теснилась неприкаянность в груди.
 Ещё в порту не подорвали дзота,
 он бычился с  готичной вязью – «ХАЛЬТ!».
 Любой пацан тогда «по фене ботал»
 и цвиркал через зубы на асфальт.
 А к дому возле рухнувшей акации
 за справками народ тянулся, где,
 что ты не скурвился при немцах в оккупации,
 без устали строчил НКВД.
 Из проходных дворов тянуло скукой
 дешёвой, как казённое сукно…
 Тот ресторанчик был шикарной штукой,
 похлеще, чем трофейное кино.
 Играл в оркестре там мадьяр на скрипке
 так нежно, словно знал он тайны птиц.
 Стихали споры. И уже улыбки
 черты смягчали огрубевших лиц.
 В дыму табачном плыли пары в танце,
 дрожал смычок у самого виска.
 Казалось, что владела иностранцем
 какая-то надмирная тоска.
 В глазах цыганских стыл туман далёкий
 и шёл на нас, как на берег волна,
 и понимал я той тоски истоки,
 настолько близкой мне была она.
 И удивлялся я: как в этом теле,
 большом и полном,
 по веленью рук
 такие чувства плакали и пели,
 что плакали и пели все вокруг?
 И просыпались души,
 – (или, что там?) –
 и полнились любовью и виной.
 Рыдала скрипка вовсе не по нотам,
 по судьбам, исковерканным войной.
 Сиротство… плен…
 разлука… гибель близких…
 то умирал смычок, то оживал,
 и, как в кино, руины, обелиски,
 мерцая, плыли через дымный зал.
 И зал смолкал.
 Сходились брови строго.
 – Присядь, танцор! Не надо!
 Не греши!..
 А скрипка разговаривала с Богом
 и с Ангелом Хранителем Души…
 И вот сейчас, пусть даже и солги я,
 что прахом всё,
 что выжег  те года,
 щемяще в сердце ноет ностальгия –
 о чём? – бог весть! –
 но вижу, как тогда:
 тоскует скрипка, бредит бас-гитара,
 и Додик-венгр, лоснящийся, большой
 из золотого, с монограммой,
 портсигара
 подносит папироску с анашой…


УЛИЦА   РУЗВЕЛЬТА    В   ЯЛТЕ

 Коль я не мент, обуз мента
 мне не понять вполне;
 нет больше улиц Рузвельта
 других во всей стране.

 Чем так прославился он столь,
 сей муж из дальних стран?
 А так же есть отель «Бристоль»
 и славный ресторан!

 Чудесных в Ялте див не счесть,
 их больше, что ни год,
 за что же иностранцу честь
 наш город отдаёт?

 За то, что в самый грозный час
 он с нами был в беде,
 а дружбу мы без громких фраз
 приветствуем везде.

 Политики аэрозоль
 коварен и бедов:
 английский помнит порт Бристоль
 дым транспортных судов.

Везли оружие и хлеб
средь взрывов напролом
и дух товарищества креп
в борьбе с фашистским злом.

 Кольцо блокад и бед разжав,
 познав победный путь,
 здесь, в  Ялте, главы  3-х держав
 вершили мира суть.

 И Ливадийский наш дворец
 расскажет всем теперь,
 какой нашёл себе конец
 фашистский лютый зверь.

 Как сладок в зной арбуз для рта,
 так сладок  город весь,
 когда иду по Рузвельта
 я к Набережной здесь…