Три жизни Сергея Есенина
Есенин к нам приходит в третий раз. И каждый раз его приход, как раннее солнечное утро, когда комнату быстро наполняет радостный трепещущий свет. И жизнь после ночных сновидений, порой кошмарных и пугающих, наполняется веселым и нужным смыслом.
Пареньком он приезжает в Петербург и идет к Блоку с тетрадкой стихов. Какой нужно было обладать дерзостью и самоуверенностью (в положительном смысле этого слова)! Простой деревенский парнишка и поэтический бог, перед которым трепетал даже маститые поэты! Представим эту картину! Скучающий от трагизма жизни, надеющийся только на всемирный катаклизм, который наконец-то принесет жажду жизни. Блок смотрит (презрительно? насмешливо?) на угловатого паренька. Очередная порция рифмованной чепухи? Но почему бы за чашкой кофе не развлечься шутом? И случается чудо! Волк не съедает ягненка, а облизывает его, как мать теля… Вот оно свежее, глубинное, природное! И какой звонкий, уверенный голос!
Это была первая встреча с Есениным. У России появился ее новый певец! Он был разный: и праздничный, патриархальный, и дерзкий богоборец, и богохульник, и потерявший себя, запутавшийся человек. Но всегда он был живым, непосредственным голосом эпохи, своего народа.
Я не очень доверяю версии убийства Есенина, политического заказа. Но это отдельная тема.
А потом наступило забвение. Не очень вписывался поэт в новую эпоху индустриализации, когда всем надлежало радоваться веселому пенью гудка. Да и происхождение не совсем пролетарское, да и вывихи с заскоками порой почти антисоветскими… Есенина изъяли для массового советского читателя, считавшего, что поэзия – это то, что он изучает на школьной скамье.
Вернулся Есенин спустя три десятилетия. Для меня это был 1969-й год. Мы ехали из Новосибирска в Шушенское. Сразу замечу, что побывать в домике (хотя это не домик, а большой просторный дом), в котором проживал Владимир Ильич с Надеждой Константиновной не довелось. Комплекс был закрыт на ремонт-реконструкцию, кругом строители, стройматериалы. Но эта неудача потеряла свою остроту, перекрыта была другой удачей – открытием Есенина. Со мной ехали ребята из других школ. И вдруг они стали читать и даже петь стихи Есенина, которые я никогда до этого не слыхал, да и о самом Есенине знать не знал. Это было ни на что не похоже, ни на какие другие стихи, которые мы читали и учили до сих пор. Конечно, Пушкин… Конечно, Лермонтов… Но это всё довольно далеко, это звучало везде и всюду. А таких стихов не было! Пронзительных, трогательных, по-детски непосредственных! Старшеклассник среди нас пацанов даже прочитал крамольные стихи из «Москвы кабацкой». А я-то до этого думал, что подобное можно лишь тайно переписывать из тетрадки в тетрадку, которая никоим образом не должна попасть на глаза взрослых.
Потом уже, вернувшись назад в Новосибирск, отравился в свою родную библиотеку и – о! чудо! – есть там сборник Есенина. Так Есенин приходил к нам во второй раз. Приходил как вызов официозу, тем стихам, которые звучала на внеклассных мероприятиях и на уроках, посвященных советской поэзии. Он был, не побоюсь повторить, живее живых, то есть тех, кто жил и здравствовал, и получал Ленинские премии и премии Ленинского комсомола за выдающийся вклад в воспитание и прочая и прочая. Это как в июльский зной, когда вы плывешь по заводи, вода теплая, парная, вы разомлели, да и купание не доставляет вам особого удовольствия, и вот, и вдруг холодная освежающая струя, которая вернет вам свежесть восприятия, вкуса к жизни. Таковым было и открытие Есенина для нас. Да потом в десятом выпускном классе звучал Есенин как певец природы и родины. Совершенно непонятно было, почему он полез в петлю. А учительница пожимала плечами. «Кто же его знает! Да и в общем-то, ребята, злоупотреблял он этим делом. Вы уже взрослые, вам можно сказать об этом». А в университете Юрий Борисович Постнов, читавший лекции по зарубежной литературе, у которого Есенин был в любимцах, зачастую приводил подлинные (а может, и нет) слова какого-то нынешного виршеплета: «Да я такой же, как Есенин! И пью, как Есенин!» «Нет! – говорил Юрий Борисович, - Есенин и пил по-есенински!»
Чем близок поэт современному человеку? Есенин жил в переломную трагическую эпоху, которая и вызвала разлад и разлом в его душе. Он хотел войти в современную жизнь, принять ее. И не мог. «Железный Миргород» победил милую его сердцу патриархальную Русь. Рушились устои, обрубались традиции. Надвигалось новое, непонятное, страшное и пугающее. Есенин поехал с Айседорой Дункан в Европу, в США. И что же? Откровенно скучает и не принимает зарубежной действительности. Его неумолимо тянет на родину, к Руси, где есть нравственность, есть духовность, то, чего он не находит за границей.
Что сейчас представляет угрозу для русского народа? Потеря своей идентичности. Повторяется ситуация столетней давности, но в еще более крупных разрушительных масштабах. Тогда в период Великой русской революции власть в стране была захвачена радикалами-интернационалистами, которые главным своим врагом провозгласили великорусский шовинизм. Уничтожить всё русское: историю, культуру («Скинем Пушкина с корабля современности!», «Весь мир насилья мы разрушим до основанья…»), духовность. Такого тотального натиска Россия еще никогда не переживала; безжалостно обрубалось, уничтожалось всё, что было связано с русским миром. И то, что не могли сделать многочисленные захватчики, начиная с татаро-монголов, сотворили бесы-интернационалисты. И сейчас ситуация повторяется. Бесконечные разговоры о благах интернационализации и глобализации, вхождении в европейскую семью народов…А что это такое мы и другие народы уже ощутили на собственной шкуре; наши братья на Украине вынуждены были взяться за оружие, чтобы защитить свой русский мир, спасти свои семьи от уничтожения.
И одной из этих опор является для нас поэзия Есенина. Чуткая обнаженная поэтическая душа не могла не ощутить и не отозваться на эту надвигающуюся на страну катастрофу.
Мы знаем Есенина веселого, гармоничного, белокурого ангела-певца. И это есть и будет с нами. «О! красно украшенная земля Русская!» Сейчас мы узнаем Есенина – трагического провидца. И открываем для себя «Страну мерзавцев», вещь страшную, поэму-предупреждение. Открываем для себя «Черного человека», который глядит на нас из зеркала, высмеивая и вытравляя наши светлые воспоминания. Уже не грядущий, а пришедший к нам хам, для которого ничего святого: ни родины, ни любви, зовущий нас к наслаждению пороком.
А последние стихи, написанные по легенде кровью, потому что в ленинградской гостинице «Англетер» (опять символ англо-саксонского, убивающего всё русское мира!) не топили и чернила замерзли. Так ли это или нет, но легенда значимая. На крови давали клятву, кровью связывалось братство.
До свиданья, друг мой! До свиданья!
Поэт не прощается, он знает, что впереди будет новая встреча. Это звучит, как перифраз пушкинского: «Нет! Весь я не умру. Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит…»
Милый друг! Ты у меня в груди…
Но кто он этот, милый друг?
«Железным Миргородом» назовет он западную цивилизацию. Здесь царствует мир кувшинниковых и свиных рыл. Механизация заменяют душу. Здесь нет духовности. Здесь торжествует меркантилизм. Нажива – божество западного человека. Не это ли ожидает его родину? Поэту не хочется в это верить. Он постоянно дерзит, бросает вызов западному истеблишменту, он плюется и ругается. Не то ли, но с еще большим размахом и неприкрытым цинизмом, мы видим на современном Западе? Попрание и отвержение семейных устоев, безудержная пропаганда гедонизма, возведение в норму извращений и смертных человеческих грехов.
Если кликнет рать святая:
- Брось ты Русь! Живи в раю!
Я скажу:
- Не надо рая!
Дайте родину мою!
Но успокоения и гармонии не было.
Маяковский на смерть поэта откликнулся стихотворением «Есенину». Невольно возникает ассоциация с лермонтовским «На смерть поэта». Но у Лермонтова – это гневное обличение светского общества, которое он считает виновником гибели поэта. У Маяковского – не общество, а сам поэт погубил себя, потому что не мог понять и занять достойное место в новом обществе. О том, как создавалось стихотворение Маяковский напишет статью «Как писать стихи». Здесь он говорит о первом своем впечатлении от известия о гибели Есенина. Он напишет: «Недоуменье смяло». Недоуменье, то есть не могу понять причины самоубийства, не нахожу ему никакого оправданья, в конце статьи Маяковский напрямую осудит Есенина. Так не должно быть. Заканчивает он стихотворение концовкой, над которой долго бился, потому что здесь должно быть самое главное, вывод:
Надо жизнь сначала переделать,
Переделав, можно воспевать.
Что это? Совершенное непонимание? Да не хотел Есенин ничего переделывать. Напротив идущая и грядущая переделка страшила его. Ему была мила и близка «Уходящая Русь». Уходила страна, исчезала целая вселенная. Она безжалостно уничтожалась, предавалась проклятиям, осмеивалась. А что вместо? Комсомол, который наяривает рьяно «агитки Бедного Демьяна»?
Гибель Есенина символична. Это гибель уходящей Руси. Русь теряла свою душу. Наступал «Железный Миргород». Жеребенок проиграл в соревновании с железным конем.
Сейчас российское общество ищет национальную идею, поскольку приходит понимание, что это та цементирующая нас сила, которая сделает общество сплоченным, придаст осмысленность и целесообразность существованию российской государственности. Поэтому неслучайно обращение к истокам, к той России, которую мы потеряли. Это та идея, которая вернет гордость великой стране. Это величие не в державности, огромности территории страны, хотя и это тоже. Но прежде всего, это величие в особенностях русского духа, нашей ментальности.
Уже в позднее советское время традиции Есенина продолжат так называемые поэты-деревенщики, поэзию которых назовут «тихой», в отличии от «громкой», эстрадной, политехнической, одической, политизированной поэзии шестидесятников. «Деревенщики» же не вписывались в мощную струю оптимистически-одической «громкой» поэзии.
Но где сейчас звонкие эстрадные вирши поэтов-ораторов, поэтов-публицистов, написанные на потребу дня, сиюминутные отклики на события внутренней и международной жизни? А вот интерес к «тихой» поэзии не ослабевает.
О своем первом восприятии есенинской поэзии я написал следующее стихотворение:
На уроке заскучали,
Отвлеклись ученики,
Но внезапно прозвучали
Эти дивные стихи.
Ведь такого не встречали
Эти дети до сих пор …
И звонка не услыхали,
Не рванулись в коридор.
Словно в класс влетел весенний
Ветер с запахами рек…
Так пришел Сергей Есенин
В новый двадцать первый век.
-
Он был и есть душой народа,
Судьбой отмеченный поэт…
Бывает на наряды мода,
На гениев же моды нет.
Излом эпохи… Смерч кровавый,
Войны палаческий топор…
И кто был правый и не правый
Понять не можем до сих пор.
И в сердце боль: что будет с Русью,
Воскреснет снова или нет?..
И синим взором смотрит с грустью
На нас с портретов этих лет.
Да! Мы живем в другой эпохе,
И той Руси давно уж нет.
Но там же близок нам далекий
И вечно молодой поэт!
Всё так же голос его звонок
И дарит сердцу благодать…
И хочет глупый жеребенок
Коня железного догнать…
Свидетельство о публикации №117112406417