Сказание об Ойсине

Древнеирландское сказание претерпело некоторые изменения и было преложено в стихи.

В стране изумрудного моря,
Грустных, цветущих холмов,
Где никто не томится в неволе,
И запрета нет на волшебство,

Был лес. Полутёмный, прохладный,
Хранитель стволов и болот,
И шёпот его непонятный
Очаровывал лёгкостью слов.

По дороге лесной, чуть заметной,
Что петляла меж сосен, дубов,
Мчался воин на лошади медной
И глядел на дорогу в упор.

Его кудри, как звёздное небо,
Были горьки, черны, глубоки.
В глазах его умерло время,
Крылья чайки касались руки.

Его боль породила в нём силу,
Слёзы детства - горячую злость.
Душа его скорби вкусила,
А сердце бесстрашьем зажглось.

И сейчас он скакал по дороге,
Не сказав даже слова «прости».
На острове, на Тир-на-Ноге,
Он желал свой покой обрести.

Ему приготовлен корабль
Был в маленьком том городке,
Что звался торговым по праву
И стоял, словно сеть на воде.

Наш воин, которого звали
Ойсин - что значит олень,
Смотрел, как в туман уплывают
Корабли, этот пасмурный день,

Эти волны, и лодки, и звуки
Растворяются в море времён.
-Неужели так больно в разлуке
С родной, горделивой землёй?

За плечо проводник его тронул:
«Ваш корабль у пристани ждёт».
И природа с измученным стоном
Ойсина проводила вперёд.

Как река без названья и устья,
Он за борт бездумно глядел.
«Уж не в море в пути окунусь я?»-
Думал воин, безверен, но смел.

Назывался корабль печально,
Как пепел под мёртвой звездой,
Как крыло умирающей чайки,
Он звался «Горячей росой».

Он прошёл через штили и штормы
И сгноил славу бриттских судов,
От кормы до дверного запора
Полон памяти древних боёв.

Но приходит конец старой лодке,
Как лихой, протестующий день,
На закате изменчиво-робкий,
Ну а в полдень мутит, как мигрень,

Так и мы, свою жизнь протестуя,
Вдруг сдаёмся в последний момент.
Перед смертью поём: «Аллилуйа»,
Когда надо проклясть этот свет.

Нос «Горячей росы» перед смертью
Разрезал большую волну.
Гроза, как безумная ведьма,
Надвигала на них темноту.

И вода, наконец, поглотила
Память старых и славных боёв,
Да всё дальше она уносила
Ойсина от родных берегов.

***

...Он очнулся, когда злилось солнце,
Раскаляя солёный песок.
«Здесь не видно свирепых саксонцев,
Уж не здесь ли земля Тир-на-Ног?»

Ойсин встал, сжав клинок, огляделся.
Нежный ветер сквозь кудри шептал.
День блестел, небосвод загорелся,
Океан льнул к своим берегам.

Вдруг услышал он голос звенящий
И зовущий под тень юных лоз.
Звуки скрипки, простой и дрожащей,
Вдруг напомнили пение звёзд.

Ойсин в землях чудесных очнулся:
Как силён юной жизни поток!
Водопад над скалою нагнулся,
Что зовётся давно Тир-на-Ног...

***

Пели девы на острове этом,
Вечно юные дети земли.
В бесконечности, лето за летом,
Проводили беспечные дни.

Они были стройны и прекрасны,
Походили на волны в ветру.
Кожа их была словно атласной,
А глаза - как звезда по утру.

Они гнулись, как струны Орфея,
И манили идти за собой.
Они были эльфийки и феи,
Девы с тёмной, но жаркой душой.

Среди них были черноволосые,
Белокожие, смуглые... Вдруг
Появилась с глазами раскосыми
Прекраснейшая из всех подруг.

Она танцевала, босая,
Скользя по душистой траве.
Своей простотой обольщая,
Походила на звонкую трель...

И Ойсин приблизился к деве,
И за руку лёгкую взял.
«Как звать тебя, звёздного света
Ярчайшее из всех зеркал?»

«Я Ниаб, - смутилась эльфийка,-
Да, Ниаб, что значит Цветок».
«Ты словно во сне приходила,
О чудо моё с Тир-на-Ног!»

И он целовал её губы,
Кипучие, словно волна.
И над океанскою глубью
Бесстрашно взлетели сердца.

Влюблённость и ночи у моря,
И ветер у бархатных ног...
Да, Ойсин нашёл свою волю
И счастье своё - Тир-на-Ног...

***

Дни шли восхитительно быстро,
Сгорая, как яркий цветок.
И возрождались так чисто,
Как предрассветный поток.

Ойсин и Ниаб познали
Всё счастье свободной любви.
Но чувства его тосковали
По грусти ирландской земли.

Спустя три недели с любимой
Он всё же решил навестить
Свою землю, народ горделивый,
А потом навсегда уж забыть.

Когда Ниаб узнала об этом,
Звёздный свет в её сердце погас.
«Оставайся не острове, милый,
Ведь есть страшная тайна у нас».

«Расскажи, Ниаб, страшную тайну,
Кто-то смел тебе чем-то грозить?»
«Я спасу наше счастье молчаньем,
Оставайся на острове жить».

Но не воину слушаться женщин,
Ойсин всё же решил уезжать.
Тогда Ниаб последним мгновеньем
Решила милому лошадь отдать.

Это был конь с сияющей гривой,
Конь морской, океанских глубин.
Он мог бездну разверзнуть копытом,
Уничтожить мощь всех морских сил.

Ниаб сделала шаг и схватила
За узду своего скакуна.
«Я кататься по морю любила-
Погрустнела внезапно она,-

Но теперь отдаю тебе лошадь;
Его Одхан эльфийцы зовут.
Одхан значит огонь, и ты сможешь
С ним начать свой изменчивый путь.

Только помни, как помнишь ты бога,
Мой напутственный, важный закон:
Моя лошадь - твоя лишь дорога,
И земли не касайся ногой.

Что ни скажут и что ни случится,
Не слезай ты с морского коня.
Знай: не сможешь уже воротиться,
Если вдруг ты забудешь меня.

Помни, Ойсин, моё указанье,
Помни голос и эти слова.
Как же скорбно с тобою прощанье,
О, душа моя будто мертва!..»

Поцелуй их прощальный был горек,
Словно крылья кровавых небес.
На морского коня вскочил Ойсин
И унёсся в даль призрачных бездн...

***

Он скакал на коне через волны,
Через грозы и буйство штормов:
Конь и всадник решимости полны,
Ну а Ниаб - тревожных лишь снов.

Наконец разглядел Ойсин землю:
Грусть лесов, блеск зелёных холмов...
Ну а конь, как серебряный демон,
Вдруг понёсся сквозь гладь чистых вод.

Оказались они в городочке,
Только Ойсин его не узнал.
Не узнал он людей; в одиночку
На коне он по рынку шагал.

И спросил, погрустнев, у торговца,
Что за город, здоров ли король.
«Слава Дагде, сияет здесь солнце,
Наш король Гвенн всецело здоров».

«Как ты можешь?!-воскликнул вдруг Ойсин,-
Наш король - только Вейлин один!»
«Господин, да ты бога побойся,
Он в земле, мир ему, триста зим».

Ойсин в ярости крикнул: «Безумец!
Как ты смеешь смеяться над ним?
Надо мной без стыда издеваться?
Я тебе покажу триста зим!»

«Да помилуй же, воин, не знаю,
Только хоть у народа спроси:
Даже шут на сцене той с краю
Знает, кто посвящён в короли».

И тогда Ойсин вспомнил о тайне,
Упомянутой на Тир-на-Ноге,
Когда Ниаб морскими ночами
Шептала о ней без тревоги...

«О предатель, проклятая Ниаб!
Ты похитила сердце моё!
Ты украла и время, и мир мой!
Так зачем ты рассталась с конём?

Я стал старше на целых три века,
Лишь пробыв три недели с тобой!
О эльфийка, о смерть человека!
Ужли столько стоил покой?..»

Он в лес ускакал и коснулся
Цветущих ирландских дорог...
И в последний раз он содрогнулся:
«Будь проклят ты, Тир-на-Ног...»

***

И когда конь, серебряный Одхан,
Вернулся на остров один,
Ниаб с криком вошла в воды моря:
«Океан! Ты меня породил!

Станешь ты мне солёной могилой
И концом... О, кругом только тьма!
Потому что его я любила
И его погубила сама!»