Графоманское

***
... но хуже нет, чем эта пустота,
когда ничто на помощь не покличешь.
день прожит - падает плевком с моста,
ты сигаретой в морду ночи тычешь
и думаешь, что если сигануть,
то вряд ли даже всплеском отзовется.
река себе прокладывает путь
и путь сама, и это ей зачтется.


14 января

Скорость моего падения
обусловлена силой притяжения
к некоему, бывшему нужным
по делам моей сердечной службы.

Жизнь разбилась об ученый череп
яблоком случайного открытия.
Жизнь, какая мелкая потеря! -
жизнь, лишенная дыхания со-бытия.


***
И снова - жах! - уносит в пропасть,
и только злость - ни страх, ни робость,
и только жажда: в дно -
монтажно, как в кино.
С откоса - в речку Лету -
ну, дайте ж умереть! -
все кости истереть
в кармическую смету,
весь грифель искрошить
в наклоне по отвесной,
чернилами души
залить весь берег пресный.
А после - тишина,
ни памяти, ни слуха.
Языкая волна
глухое лижет ухо...


***
Снова прочесываю гребенкой строк
Против течения дней ток
В тщании выудить из былых событий
Хоть захудалый улов наитий.
(Кстати о рыбках, которые плещутся
В тихих омутах наших душ:
Твоя была похожа на лещика,
Выскользнувшего из рук на сушу
Улыбка. От этой не увернется. Эта
Цепче и крепче, чем пальцы –
До сих пор трепещет и бьется в тенетах –
Цепкой хватке моей памяти.)
Но что толку гладить упрямую холку
Вскочившим дыбом годам.
Рыщет память голодным голым волком
По фактов овечьим стадам.
Если волк полюбит, то это надолго.
Может быть, навсегда.


***

Ромео, для чего поверил ты –
Так скоро и охотно, - что мертва я!
Так вот они – сожженные мосты:
Мой берег ад, твой берег – кущи рая.

Я не смогла (я знаю, ты простил
Мне эту слабость) И живу. (Живу?)
Наш демиург немного поспешил
Закончить совершенную главу,

Но я плыву в теченье глупых дней,
В них пусто, исключая горя спазмы.
Мы прожили б с тобой еще глупей
Под звуки лютни, воркованье голубей,
Набившие оскомину оргазмы,
В беде и в радости – до полного маразма.

Я часто думаю: вот я живу в аду,
Сгорая в пекле памяти всечасно,
Но, знаешь, больше я тебя не жду –
Ни радостно, ни горестно, ни страстно.

Обречена на поиски проклятьем,
Душа поистаскалась и оглохла,
Все бывшие любовники – уж братья,
Ромео сплавился со вздохом «бог мой».

Но в старости и в Боге нет нужды,
один покой теперь ночами снится…
Все начиналось, кажется, с вражды? –
покойся в миром, первая страница.


***
...но ты видишь, сестра,
как я таю на камне медузой.
я не слишком стара,
чтоб кому-то казаться обузой,
лишь душа иждивенка
у скупой неотзывчивой музы,
я растаю как пенка
волны, но откроются шлюзы,
потому что есть рай,
где кончаются все непогоды,
одиночество - край,
где прошли мои лучшие годы,
одиночество, все ж
не тебя моё сердце искало,
одиночество - нож,
отрезающий нас от вокзала,
города, города,
поездовый прилив на рассвете,
одиночеству - да,
ода душам, попавшимся в сети,
бойко бьется плотва
в безнадежных тенетах вокзала,
невозможное "два"
для небес, но "один" - слишком мало
для земли. Жизнь - игра
превращенья чернил в смысл строчки.
посмотри же, сестра,
как прозрачна моя оболочка...


***
Моя душа что выгребная яма.
(Приятно выражаться прямо.)
Авгиевы конюшни, пар и слякоть,
а сил хватает только чтоб заплакать.
Я не Геракл, понятно, рвутся жилы,
и мухи совести в глаза вонзают жала.
Свет-зеркальце, как мы с тобою жили,
когда одни углы ты отражало
падения?
         И поступь строк грубеет -
не до изящества, - какого, к черту, жиру,
когда дыханье между строк слабеет,
сухой язык высовывая миру,
не до иронии, когда приказом высшим
ты носом ткнут в такое никуды,
и нет нигде поблизости воды...
Но этот дух тебя из смертных вышиб.
Чем расстоянье больше до звезды,
тем путь значительней.
                Но выше ль?


***

... но пленка кончилась. В квадратике the end
мелькнувши, провалилось в никуда,
смонтировать из обрывающихся лент
картину жизни - не составит ни труда,
ни праздника - простое ремесло:
чередованье черт лица и спин,
и кадров, когда крупно не везло
и когда издали светился хоть один
фонарь надежды. Проще говоря,
до фильмы жизни мне - до фонаря
волшебного. Когда б узнать метраж,
что мне отпущен - длительность войны!
Фанерный в грохоте упал пейзаж,
и все молчат на фоне тишины.
Формат обычный. Кадр последний снят,
и прозвучавшее не очень внят-
но... пленка кончилась.



12.02.02

сегодня - не имеет значения
все, случившееся со мной:
пестрый пирог моего приключения
расплавился в однообразный слой,
вернее, прослойку,
вернее, начинку,
вкус которой - есть вкус бытия,
и, видимо, стоила овчинка
выделки, то есть жизнь моя,
нелепей которой помыслить сложно, -
взглядом сверху - насколько возможно -
все-таки очень грамотно сложена.
(Сложно, возможно, сложена.)



***

... но меняете вы на цветные открытки
мое лицо со следами душевной пытки.
Вас отпугивает? - уберите руки,
застегните брюки, задрайте люки.

Ступайте с миром, поминайте лихом,
и простите, если я буду тихо
подыхать с тоски.
                Но "ни стоном, ни взглядом"! -
ничего мое с вами не ляжет рядом.



***

Моих маршрутов темные низины,
и дальше - черт не разберет пути,
земную жизнь пройдя до половины,
я поняла, что некуда идти,

что некуда, и незачем, и не с кем,
а посему, оставив все (кому?),
приду на берег моря слушать всплески
волны, и, раздвигая взглядом тьму,
ловить ленивых рыб телодвиженья;

приду, придумаю себе предлог
лить из порожнего в пустое предложенья,
и просыпать меж пальцами песок,
и время остановится навеки,
болтливая кукушка замолчит

в часах, но кровь в висках стучит,
и прорастает сквозь зерно гранита
упорное как дятел, мысли семя
к Луне - сереброокому магниту
морей и мыслей.
               И моя планида
утешившись гармонией меж всем,
подпишет вольную от всех проблем.



Исповедь графомана

1.

Рука, которая писала –
руке, которая листает.

Гудок далекого вокзала,
прочь отлетая, тлеет, тает,
достигнув раковины уха,
в него вползает осторожно,
но валится пространство брюхом
и тушит звук. Сдается ложным
вибрато воздуха. Тревога
легко в осадок выпадает…

Про то, что мне напоминает
(нет, не о прошлом – ради Бога!)
о будущем, - не рассказать, но
проанонсировать вокзально
не знаю – нужно, – но возможно:
                Рука,
мой каторжник острожный,
сбивающая смысла плоть
из ничего, как сам Господь.
(сбывавшаяся наяву
наядой, гонящей плотву
чернильных рыбок в устье уст
в потоке произвольных чувств).

Рука в руке души не чает.
…то не гудки, - то крики чаек,
но пароход не замечает,
как берег по нему скучает.

Рука – с перрона иль с причала –
безмолвным криком прокричала,
и, открестясь от дальних стран,
себя засунула в карман.
Заснула.
Снится сон руке:
страницы – чайки налегке –
у парохода клянчат хлеба,
и буквы падают за борт
в покрытое бумагой небо…

Рука спросонья ищет порт, -
продрав глаза, она рассудит,
что никогда его не будет:
все приближающийся берег,
недостижимый никогда,
и пароходы, поезда,
в тщете открытия америк,
не прибывают никуда.

Руке, которая листает –
рука, которая влилась
в бумагу: узловая вязь
рукопожатья в строчках тает.

2.

Твоя рука лазейку ищет,
словно взбесившийся зверек,
словно отчаявшийся сыщик,
словно под камнем ручеек.

мои же ручка и рука
по плоти гладкого листка
скользят, как белых два конька
по заводи катка.

Дружок, мы едем слева вправо!
И уж, конечно, сверху вниз!
Со мною ты замерз, но правда,
что это вовсе не каприз -

вдруг выпустить как птицу руку
и ручку взять. Легко-легко
целую в губы я разлуку
и скорою своей рукой

черчу крючки и закорючки:
связные - лист, рука и ручка -
шифруют положенье дел
в отсутствии сближенья тел.

Войны нам избежать едва ли,
а потому - катись, легка,
ко всем чертям, моя рука,
служить покуда не призвали,

порхай, лети! Кулак - не кокон,
он проткнут ручкою насквозь,
висит, как налитая гроздь,
к листу пристраиваясь боком,

то сохнет, высунув язык,
как, истомясь от жара, суки,
то вздрогнет, как остряк-кадык,
давя смешком изжогу муки,

и понесется на базар,
кричать о ценах и бесценке, -
рука бросает свой товар
по омерзительной уценке,

рука на распродаже чувств
помощник мой незаменимый.
Бывает кошелек мой пуст,
но никогда - рука. Любимый,

бумажный, вот моя рука!

3.

Листок - исток теченья мыслей:
вникаю в суть холста,
где еще нету ни черта
от моего, но истерично
себя баюкая до ста
уже не зрю ее безличной -
бумагу: в ней мои места
как тело нищего в прорехе...



ДНЕВНИК

Ах, как несчастье далеко уносит:
как в смутном сне - оторванность от дел
и лиц, и линий, бликов, звуков... Косит
отросшие колосья суеты
несчастье. Время крошит мел
о школьную коричневую доску, -
я все учусь - кидаю в топку мозга,
и свет ученья мне давно постыл!
Я больше не могу дышать известкой
строительства ума.


***
Сорваться в небо, в небыль, в не-
надобу, - не дольный, не -
дойный, не деленный на
тех, кому смак, а кому - наг.
Пробиться - корнем в небо впиться,
отсель - от сёл - отливом литься,
от полисов сбе -(жажда жутче)
жать - понажать педали круче
куда (куда?)-нибудь, - не быть
бы только, - толка от столбы
считающей башкой не много!
не могущей (ах, только б Бога
не примешать) могущей стать:
встать, - статность, статуарность - ать! -
явить, - скалой, - и речку вспять
души пустить (иль - упустить?
Иль уступить и отступить?
Иль отпустить?) Льняная нить -
ах, сильной быть! - рве...
                Рёв ветров:
"Здоров твой (волчий вой), здоров
дух, испускаешь вопли зря!
Ты, зрячая, смотри, заря
На входе!


***

Эта утлая убежденность, будто все должно быть правильно...
И я пытаюсь почему-то вписаться в правила,
притом, что все время пытаюсь промылить мимо,
притом, что в поверхность хочется бросить камень,
когда она гладкая - гадкая, сиречь,
притом, что нельзя понравится даже собственной маме
без риска себе опротиветь.
Это грубое заблужденье, будто
в мире существует зло
(прибавить: ложь - моё ремесло).

Но, в общем, это довольно уютно -
(как с собою носить бутерброд)
думать, что ветер, который попутный,
хороший, и - наоборот.

Но я - беспутная,
значит, без пут,
без конца пребывающая в слабости минутной,
и вся - тут.