Геном ч. 1 Мусорщик

                Геном


  1 – Мусорщик

  Первый раз, он привлек мое внимание своей непохожестью на других бомжей, -  высок, широкоплеч, прилично одет. Но, тем не менее, я застал его,  в тот раз у мусорных контейнеров, во дворе нашего дома. Он, ловко и сосредоточенно рвал картонные коробки и укладывал их стопкой на ручную тележку. Ловко увязав всё это, шпагатом, он проследовал мимо меня, так, словно совершал в задумчивом одиночестве прогулку по лесу. Я для него не существовал. Или, был чем-то, вроде дерева, в его воображаемом лесу.
Мне очень захотелось рассмотреть его поближе, словно это был вертолет, неожиданно севший в нашем дворе. Я неуклюже попытался с ним заговорить:
   - Если, Вам, нужен еще картон, я могу показать место, где есть много картонных коробок.
Он приостановился, и, поглядев через плечо в мою сторону, вежливо проронил:
   - Сеньор, мне знакомы все злачные места в этой округе... Мерси!

  Потом, несколько раз, я видел его у приемного пункта – Он сдавал картон, аккуратно связанные сплющенные пивные банки. Забирал деньги и с достоинством удалялся, закинув за плечо свою тележку. Его, трудно было не запомнить: затертая и выгоревшая бейсболка, козырек которой всегда глядел назад; спереди, из-под нехитрого головного убора, незатейливо торчал смоляной чуб с прядкой седины. Приношенные кроссовки, джинсы, с дырками у колен, да застиранная джинсовая рубашка, такого небесно-голубого, выгоревшего цвета, что, я бы выменял её, не раздумывая, на любую из своих.

  Совсем близко, я столкнулся с ним у «кафешки». Заканчивался обеденный перерыв, до открытия оставалось еще несколько минут, - он стоял рядом и читал иностранную газету. Бейсболка была заправлена, на армейский манер, под погончик на рубашке. Вихры его чуба играли между собой. Скобка на шее и виски были безукоризненны, а от его тела исходил такой непонятный аромат, что, рядом стоящие девушки, нет-нет, да и оборачивались в его сторону. Даже одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что все на нем – фирма. Мне иногда приходилось иметь настоящие вещи, и, я всегда, с удивлением отмечал то, как они хорошеют в процессе носки. Часы были, тоже, вроде, совсем обычные, но и их, я тоже, не задумываясь, поменял бы, на свою «швейцарию».

  Я специально сел, с ним, за один столик. Он небрежно бросил газету на соседний стул и принялся что-то рассматривать на стене, позади меня. Я обернулся – обыкновенная реклама летнего отдыха: море, пальмы, девушка.
 - Хотелось бы – тоже, вот так! – не удержался я.
 - Уже расхотелось! А, Вы, видимо, не отказались бы, - так, в чем же дело. Все сучки, уже там, - дожидаются! Можете и отсюда с собой прихватить…- И он разразился таким затейливым черехэтажным матом, которого, я, прежде, никогда не слыхивал. Мне, трудно было предположить, что можно собрать в одно место четыре самых «важных» слова и придать всему этому какой-то смысл.

  Нет, мне всегда нравился одноэтажный мат в женском исполнении – он, мне, слегка кружит голову. В устах мужчин это выглядит уже недостатком культуры или словарного запаса. Совсем не нравится двухэтажный мат – сразу выдает незавершенность и специфичность «образования» матерящегося. На удачный трехэтажный мат, - нет, не тот, примитивный, доставшийся нам от завоевателей с востока, с упоминанием матери и еще кого, - я, уже оборачиваюсь. Мне становится интересным, увидеть и осмыслить автора. Да и вообще – на всякий случай. Но, четырехэтажный…

  Женщины, за соседними столиками, заинтересованно поглядели в его сторону. Он посмотрел на мою удивленную физиономию и спокойно сказал:
  - Записывать не надо – это звучит только в авторском исполнении. Прошу, Вас, синьор, простить мне незаконченность моего академического образования.
  - Однако, - пробормотал, я, - это, как-то не вяжется… - Он, оборвал меня:
  - Вот, и пусть попробуют связать меня еще раз!

  К  нашему столу, подошла девушка и любезно, обращаясь, лишь к нему, будто меня и не было, вовсе, указала на стул с газетой, лениво произнесла:
  - Извините, здесь свободно?
  - Здесь занято – вы же, видите – газета лежит. А у вас, вес приличный, - он хмуро смерил её взглядом, - все сто пятьдесят будет, фунтов, конечно, - изомнете.
Девушка, что-то фыркнула и резко отвернулась.
  - Шляются тут, всякие…, - и он опять разразился четырехэтажным матом, но, уже с новым набором «важных» слов.

  Когда я пришел в себя, то счел нужным заступиться за девушку:
  - Разве можно, вот так, в общественном месте,  с незнакомой, да еще и с девушкой!
  - Эта, как, Вы, её, любезный, только что, обозвали, «девушка», знакома мне уже не первый год. По милости таких, вот…, - здесь, опять последовало уже совсем другое «четверостишие», не менее изысканное и хлесткое, - я и лишился, этого самого, общественного места, которое, когда-то, было моим! Глаза, у сидящих за соседним столиком, женщин, вспыхнули кошачьим светом, но не расширились, как это бывает у кошек, перед броском. Хотя, было видно, что набросились бы, они, на него с превеликим удовольствием. Но, - все обошлось.

  - Сударь, Вы, наверное, неплохой знаток Пушкина, - стараясь быть спокойным, попытался, я продолжить разговор, - « Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей!» Кстати, давайте познакомимся, - меня зовут Леонид.
  - Зовите меня, как зовете: «Сударь» - мне это нравится. Вам будет так проще и, потом, - меньше ответственности за меня и мое поведение.
  - И все же!?
  - Вы, насчет женщин? Поверьте, я, ничуть не огорчился, если бы их совсем не было!
  - Как, совсем?
  - Так, совсем!

  Я шутливо поглядел на него и еле сдержал улыбку.
  - Зря, Вы, так безмятежно улыбаетесь! Вы, мне, сейчас напоминаете неопытного дрессировщика в клетке с тиграми. Так, ведь, у того в руках есть, хотя бы, хлыст и улыбаться он должен зрителям, для того, чтобы показать, что он их, не боится. А, Вашей улыбки, сеньор, я не понимаю.
  - Как же, - без женщин? И почему…
Но, он, опять не дал мне договорить. Сильным жестом взял за горлышко бутылку с минеральной водой так, словно, это было горло, той самой девушки, с которой он так «мило» только что, обошелся, - плеснул воды в стакан и четко произнес:

  - Если бы, эти милые дамы, - тут он обвел тихим и выразительным взглядом, женщин за соседним столиком, - сделали с Вами, то же самое, что они сотворили со мной…
Он, еле сдержался от очередного эскапада, но, зато так выразительно опустил на стол бутылку, что женщины притихли и даже перестали жевать. Потом, они переглянулись и уже, внимательно стали прислушиваться к нашему разговору – женское любопытство взяло верх. Одна из них, - самая смелая, - не совсем уверенно подошла к нашему столику и попросила солонку. И, опять же, обратилась, лишь, к нему, - мне, даже показалось, что она склонилась над ним, чтобы вдохнуть аромат его тела.

               
  2 – Ликбез

  Когда, мы вышли на улицу, наш разговор невольно продолжился.
  - Истинный джентльмен, никогда не должен спорить с дамой…
Он, опять, не дал мне договорить, - его глаза загорелись, слова потекли горной рекой. Холодно, прозрачно и быстро:
  - Мы, же договорились, что, Вы, будете звать меня: «сударь».
  - Какая разница!
  - Хм, какая разница! «Один, со мной спит, а другой, только дразнится» – это и есть основная тема разговоров и понятий дам, которых, Вы, только что,  взялись так рьяно защищать.
  - Вы, следовательно, их так дразните?
Он, поглядел на меня осуждающе и вместе с тем, насмешливо.
  - Сеньор, я, уже давно вышел из того состояния, в котором мужчины только тем и заняты, что делят всех дам на три вида – на: « дам», «не дам», «дам, но не тебе».

  Я разгорячился и не думал сдаваться.
  - Вы, их, значит, видите уже иначе?
  - Я, их, вообще не желаю видеть!
  - К чему тогда весь Ваш прикид, парфюм, фигура, - качаетесь, наверное?
  - Кроме хозяйственного мыла уже давно ничем не пользуюсь, ни для себя, ни для тряпья. А качаюсь только с лопатой в руках.
  - Тогда, - почему…
  - Прежде, все было настоящим! А, все настоящее,  долго носится и долго пахнет, - разве, не знаете!?
  - И, что же, – сами стираете?
  - Разумеется, – так безопаснее!
  - По-вашему – настоящих женщин в природе не существует?
  - Может, где-то, они и есть, но, я не встречал. Вас, видимо, это разочаровало и огорчило. – Я, не зная, что ответить, замолчал.

  Так, переговариваясь, мы завернули за угол и он, несколько подумав, промолвил:
  - Вы, слишком наивны, сеньор, слишком! И, мне, как ответственному члену нашего замороченного общества, когда-нибудь будет очень стыдно, за то, что я, в свое время, не открыл, Вам, глаза.
  - Вы, так считаете?! Я, только и делал, что наблюдал за происходящим, по, Вашей, милости.
  -  Видеть и понимать – две большие разницы.
  - Я, уже это слышал: «Один спит, а другой – только дразнится».
  - Можно и так сказать. Так вот: с, Вами, пока еще только дразнятся, - потом, он, словно стыдясь, тихо произнес, - а, со мной, уже переспали. И, я не хотел бы, чтобы это же самое сделали с, Вами.
  - Почему, именно со мной?
  - Кость, у Вас, широкая, как у меня, - почти шутливо произнес он и, уже шутливо, и добавил, - если у Вас есть время и желание – садитесь.

  Машина, тоже была под стать ему. Джип, непонятной модели, - таких уже, лет двадцать, как не делают. Выгоревшая, непонятного цвета, с правым рулем, но работающая, как часы. Такую тачку, я тоже не отказался бы иметь. Он, словно, угадав мои мысли, продолжил разговор:
  - Что, хороша «Сузука»!? Подарок одного хорошего человека. Ничего не поделаешь, – некоторые, из-за престижа могут, и матери родной не пожалеть.
  - А, говорите: «хороший» человек!
  - А, он и в самом деле хороший, только сам не знает этого, или знает, да не хочет это другим показать. У нас, ведь, как: если ты долго не показываешь свои зубы – сразу, под седло или на бойню. Невыгодно быть просто лошадкой, - не уважают таких.
  - И, Вы, поэтому, отыгрываетесь на женщинах?
Он, недовольно и зло посмотрел на меня, но ответил вежливо:
  - Все еще, никак не желаете сбросить повязку с глаз!

  Помолчав некоторое время, он продолжил:
  - Я поеду сейчас потише, а Вы, посчитайте – сколько молоденьких за рулем, и какие у них машины. Посчитайте, посчитайте! Так вот, уверяю,-  выйдет: пятьдесят на пятьдесят, а если и будет на хорошей тачке за рулем мужчина, то он, или будет везти женщину, или ехать к женщине.
  - Вы против равноправия? Или просто – так ненавидите женщин!
  - Это, они нас ненавидят, за все хорошее.
  - И, что же, такого хорошего, сударь, Вы, для них сделали, что так все у Вас получилось?
  - Время придет – узнаете! - Потом, немного помолчав, сухо добавил, будто подвел черту под нашим разговором «по душам»:
  - Жизнь свою, я, им отдал – в этом, разве, мало хорошего!?

  Мне стало интересно, и я «завелся»:
  - Разве, Вы, сейчас,  живете не так, как хотите?
  -  Вы, это серьезно?! Думаете, именно так, я, когда-то, хотел жить?  Я, не живу, я рою колодцы, кладу печи и собираю вторсырьё, - потом он резко затормозил, свернул на обочину, сурово взглянул на меня и тихо, но четко произнес, - если, сеньор, не шутит насчет жизни – нам не по пути. Флаг, Вам в руки, и можете быть свободны. Будьте уверены: такая же «жизнь» поджидает и Вас.
Мне становилось все интереснее, - меня понесло:
  - А как же насчет повязки, которую кто-то сильно желал сбросить с моих глаз? Или, сударь, уже решил махнуть рукой на свою совесть!
  - Н-да, пожалуй, я все же прав, - замах, у Вас, такой же, что и у меня. Действительно, - мне будет сильно стыдно, когда все повторится, но, уже с Вами.

  Поняв, что «девятый вал», вроде как, благополучно преодолен, я опять полез на рожон:
  - Не слишком ли, Вы, сгущаете краски?
  - Отнюдь, жизнь пользуется одними и теми же красками уже много, много столетий подряд. Самый распространенный цвет, кстати, называется: «Грабли». Не слышали?
  - Как не слышать! Примитивное орудие, кстати.
  - Радует, что слышали, но настораживает, что, даже их не опасаетесь. Кстати, кем бы, Вы, желали помереть? Об этом, Вы, уже, надеюсь, подумали!
  - А, Вы, уже знаете это, про себя!?
  - Пока еще не решил, но вопрос этот, мучает часто. У Вас, ведь, обучение, насколько я понимаю, подходит к концу, - впереди лежит жизненный путь. А его надобно окинуть взором, - вдруг, он ведет к обрыву или пропасти. Стоит ли на него становиться? Надо видеть конец своего пути – как же можно, что-то строить, не имея представления о конечном результате.
Беседа принимала философский характер, но её прервал визг тормозов и мрачно-насмешливый возглас моего собеседника:
  - Приехали! Вылезай, - буду показывать конец того пути, который, тебе, пока еще светит. Так, незаметно, мы перешли на «ты».


  3 – Мастер

  Я осмотрелся, - обычный дачный поселок. Дом, возле которого, мы остановились, был не достроен. В крыше зияло отверстие для трубы. Невдалеке возвышалась тренога с лебедкой, несколько колец для колодца, были тут же. Подошла женщина, обратилась к моему «наставнику»:
  - Гена, кольца привезли еще утром, - так что, можете продолжать. А помощник Ваш, сказал, что сегодня не придет, - у него дежурство. А это кто, с Вами?
  - Знакомьтесь, - это, Леонид. Заблудился, - пришлось подобрать! Мы уже пообедали, и, пожалуй, сразу примемся за работу.
  - Очень приятно, меня зовут Вера Павловна. Если что потребуется, - зовите.
Я, не сдержался, чтобы не съязвить:
  - Как то, не с руки рыть колодец с «Сударем». Знать, женщин, все же уважаешь, раз открыл свое имя Вере Павловне. Надеюсь, её не посылаешь на четвертый этаж.
  - Её, не тронь! Она на джипах не ездит.
  - Так, ведь, тоже отобрала чью-то жизнь.
  - Не было у неё ни мужа, ни детей, - учительницей всю жизнь проработала.

  Я, вконец, распоясался:
  - И всего-то, значит, для уважения и требуется! Редко встретишь такое трепетное отношение к учителю…
Он не дал мне договорить:
Что! Входишь в роль! Быстро же, свое место почувствовал – так и есть!
Все дороги ведут в Рим – здесь твой обрыв, пока и есть. У меня тоже с этого все начиналось.
Я продолжал испытывать его терпение:
  - Бесплатно будем работать, или как? Почему не помочь, раз человек уважаемый.
Геннадий, посмотрел на меня со злой усмешкой, но, быстро сообразив, что я шучу и задираюсь, сказал с показной досадой:
  - Вот, ты, уже и спину подставляешь, - думаешь: если она старая, так не взберется на тебя, - и заметить не успеешь.
  - Зачем тебе деньги, - все равно, о конце жизни уже задумываешься?
  - Так, ведь, кто-то, пока ещё не задумывается, - ему и пригодятся, - переходя, вслед за мной, на шутливый тон, парировал он вопрос.
  - Так, как же, все-таки, мне тебя звать, мастер?!
  - Вот, «Мастером» и зови, а сейчас – марш в колодец. Лопата и ведро уже там.

  Мастер сбросил свою рубашку, и, увидев мой пристальный взгляд, хмуро заметил:
  - Не пристало мужику так глядеть на мужика. Если, конечно…
  - Не беспокойтесь, - с этим у меня все в порядке.
  - Я спокоен, и был спокоен, еще там, - иначе, я так и не узнал бы, что тебя зовут Леонид.
Когда я спускался по лестнице в колодец, вопросы так и сыпались из меня:
  - А ещё говорил, что не качаешься! Да, у тебя же, фигура лучше, чем у Геракла. Не боишься, в конце концов, так же, как и он, помешаться рассудком?
  - У меня его уже нет, раз связался с тобой.
  - Так, кто же, все-таки, так тебя обидел? Насколько, я понимаю – это была «Она»,
  - Их было – две! И, обе – сучки голые!
  - Ничего не скажешь – классная формулировка. Так, ведь, в этом никакого криминала, даже, вызова нет. Сейчас, - это уже не в диковинку. Одно платье - и всё!
  - Это, сейчас – не в диковинку. Так, тем хуже для тебя, - ехидно и зло посмеивался он надо мной.

  Работа спорилась, - мы вгрызались в землю с азартом, разговаривая и подшучивая, друг над другом. Когда третье кольцо поравнялось, с землей, он бросил в меня перчатку и крикнул:
  - Баста! А то на футбол сил не останется. Любишь гонять мяч?
  - Я, конечно, подвержен азарту, но, таланта нет.
  - Да, я, тоже заметил у тебя, пока только один талант – рыть землю.
Только, ведь, от этого много радости не получишь! А, человек должен радоваться каждый день, иначе – скучно станет твоему Ангелу. Начнет отлучаться. А телу, без Ангела-хранителя, и опасно, и плохо.
  - Хватит философию разводить, лестницу давай.
  - Так, ведь, нет её – сосед забрал. По веревке и вылезай. Или – слабо?!
Когда, я вылез из колодца, то сразу же обратил внимание на лестницу, стоявшую у сарая. Мастер, заметив мой взгляд, весело отозвался:
  - Только что, принес.
  - Так, я тебе и поверил, - тренер хренов!
  - Ого! Ты, оказывается, еще и матершинник!
  - Куда уж, мне до тебя!
  - Это дело не хитрое, - научишься, если дураком будешь.

  Когда мы приехали на футбольное поле, был уже вечер, но, солнце было еще высоко. Игра шла полным ходом, в командах было поровну игроков, и нас долго не хотели принимать в игру. Но, когда перевес в счете достиг десяти голов, самый длинный и важный молодой человек остановил игру. Подошел к скамейке, на которой сидели мы, сплюнул на землю и прокричал проигравшим:
  - Забирай обоих! Начнем, снова, по нулям.
Ребята загалдели, подойдя поближе, начали напирать на Длинного:
  - Так несправедливо играть – половину офсайдов и половину штрафных не засчитали. Два раза нам били штрафные несправедливо!
Гена встал, поднял руку и когда все недовольно замолчали, веско заявил:
  - Счет – прежний. Я иду к проигравшим, а Леонид, - и он указал на меня, -  идет к выигрывающим.
Я, было, открыл рот, но, он взглянул на меня таким взглядом, что я сразу, же замолчал. 
  - Тогда, может быть, и об заклад побьемся, заодно, - лениво процедил Длинный.
  - Это будет противоречить духу спорта, - веско произнес Геннадий.

  Прежде, чем начинать игру, Геннадий отвел команду в сторону, поманив меня, тоже. Тихо, но веско начал объяснять причины проигрыша, Ребята загалдели:
  - Он делает, что хочет, - с ним не выиграешь. Может его «подковать»?
  - Это неспортивно! Не спорить, не возмущаться, почаще отдавайте пасы мне. Длинного, я беру на себя.
Началась игра, которую я запомнил на всю жизнь. Гена играл великолепно! Длинный кричал, требовал пас, но мяч, почти никогда не доходил до него. Геннадий, так искусно выключал его из игры, что даже нарушить правила, у того не было никакой возможности. Когда счет сравнялся, он, наконец, решился на последний отчаянный шаг:
  - У вас была рука в штрафной! Я бью одиннадцатиметровый.
Геннадий был спокоен и невозмутим, и только, спокойно сказал:
  - В воротах буду стоять я.
Длинный, два раза отсчитывал одиннадцать шагов, каждый раз, перенося мяч все ближе и ближе к линии ворот. Гена, как будто, не обращал на это внимания, а только жестами успокаивал своих игроков.

  Штрафной удар был выполнен почти классно, - низом, почти рядом со штангой. Гена мастерски прыгнул именно в этот угол, будто заранее знал, куда будут бить. Длинный заорал:
  - Ага, нарушил, нарушил! Ваш игрок перешел черту, до того, как я пробил.
  - Перебивай, - невозмутимо заявил Гена.
Ребята, было, загалдели, но Гена поднял руку, и все стихли.
Мяч, снова, полетел в тот же угол, - расчет был слишком прост, чтобы Геннадий его не просчитал.
  - Больше, не будем играть, - надоело, лениво заявил Длинный. Да, и нога уже чувствоваться стала. Старая травма сказывается, - и, он, для вида, даже, наклонился, поправляя шнуровку.
И, вот тут, Геннадия, словно прорвало:
  - У нашей Глаши, то нога разуется, то одно место раздуется, - вечно раком стоит…, - и далее последовал его коронный четырехэтажный мат.
Длинный раскрыл рот от удивления, - он, даже, обидеться не счел нужным от восхищения:
  - Научишь, так!?
  - Обучу, если ты научишь меня играть в футбол, с достоинством ответил Геннадий, - только, так, как ты, я играть не желаю.

                Продолжение:
                http://www.stihi.ru/2017/11/21/2395