Сборник Реинкарнация с правками

***
Ночь скукожится в синь чернил
И расплещется сотней слов.
Мир продрог и безмерно сыр.
Миру дождь неизменно нов.

Во дворах фонари спят.
В головах их осколки снов.
Если свет обратить вспять,
Раны времени явят кровь.

Человек на земле мал,
Если с новых смотреть крыш.
Я от смеха до слёз ал,
А внутри – до краёв – тишь.

А внутри лишь морская соль,
Чтоб прогорклый солить хлеб,
Да ещё – бесконечность строф,
Что однажды сойдёт
на нет.


Муха

Муха под лампой
Летает квадратами,
Дёргаясь нервно
По равным углам.
Комнатный мир
Выдыхает на ладан
Душного города
Едкий туман.
Лето. Лениво.
Лежу на диване.
Как говорится,
Плюю в потолок.
Злой метроном
Раздражает щелчками,
Каждый момент
Приближая итог.
Муха жужжит,
Понижая тональность,
В такт перестав,
Наконец, попадать.
Мне понемногу
Становится страшно –
Вдруг из квадрата
И мне не сбежать?


На сцене

Круг прожектора нынче
приравнен к сиянью мандорлы.
В двух шагах над землёю
земной не почувствует боли
только тот,
кто узлом затянул на охрипшем
простуженном горле
перекрученный в жгут свой последний
невзятый аккорд.
У галёрки на мушке
сплетать паутинами рифмы,
челноком пробегая сквозь арфу
анафор, эпифор
в припеве –
дар чудной или чудный,
но трепетно кем-то хранимый,
как волнами морскими
баркас, налетевший на рифы.
Но время,
безответно любимое нами,
пожрёт сыновей.



Вестники

Я вестников дурного сна
Кормлю с распахнутой горсти,
И их незрячие глаза
Глядят сквозь все мои пути,

Сквозь паутину дней и лет
На дно мечтательной души
Где я хранила свой секрет
В неизбываемой тиши.

Хранила, как великий клад,
От порицаний и наград,
И от пустой людской молвы.
Но вестники найти смогли

И предъявить, как компромат,
На свой переиначив лад
Строку и всё, что между строк,
Найдя в стихах моих порок.
___
Мои стихи вам – что зерно,
Мои ослепшие птенцы.
И черным крыльям не дано
Затмить мои цветные сны.



День рождения. Гости

Погасив свечу
На границе лет,
Ты глядишь во тьму,
Чтоб увидеть свет.

Затмевает синь
Чернота зрачка,
Как чугунный диск –
Голубой очаг.

Кипяток свистит,
В ультразвук сходя.
Так с чужих орбит
Сходит жизнь твоя.

Обратилась вспять
Перспектива стен
И ненужный чай
Не налит никем.

Сфокусируй взгляд,
Горизонт замкни.
Ты совсем один.
И они одни.

И они молчат,
Умножая тишь.
Но молчанье их
Не возненаслышь.

В глубине угла
Тени их срослись.
Память имена
Стережет, как сфинкс.
___
Сектор круга в круг
Уронив с ножа,
Провожаешь год,
В пустоте дрожа.


Танец с Тенью

Закрываю на два щелчка.
Заключаю в объятья Тень.
Тень мурашками провела
От виска вдоль набухших вен.

Ей сдаюсь, не отняв руки,
В сладострастия душный плен.
По паркету летят шаги.
Нам играет этюд Шопен.

Звуки сыплются, точно град,
Разбиваясь о скалы стен.
Прорастает сквозь стены сад,
Стебли вьются вокруг колен.

Тень ведёт, отмеряя такт.
Я боюсь незнакомых схем.
Вырываюсь, бегу назад.
Под ногами скользит ступень.

Оступаюсь в слепую тишь
Под пролётов полночных сень.
Тень смеётся: «Куда спешишь?
Здесь останешься насовсем!»
___
Ночь струится в моё окно.
Мысли тонут в обильи тем.
По спине пробегает дрожь.
Чую пряный дурман вербен.

Он влечёт меня в недра сна,
В недра сада, где вечность – тлен.
Повороты в замке ключа.
Я тебя ожидаю, Тень.



Лёд

Ты сжимаешь в горячих ладонях лёд.
Суть его истончается и течёт
Из-под пальцев вверх, вдоль набухших жил.
Ты стоишь перед Нею, ни мёртв, ни жив.

Вся Она – точно древний могучий Бог,
Про неё писал Леопольд Мазох.
А в глазах у Бога кромешный ад,
Что не видел Данте и в страшных снах.

И летит в их пропасть твоя душа –
Захватило дух и нельзя дышать,
И, смакуя боль, побелел кулак.

Режет руку край, одурманил страх.
Не найти покоя в её плену.
Размыкаешь пальцы.
Идёшь ко дну.




После

Я вдыхаю свет,
Выдыхаю дым.
Я почти одет,
Я почти один.
Я считаю: «Раз...»
И теряю счёт.
Я не помню Вас,
Но хочу ещё.

Так забавно пясть
Растирает грим!
Я пытаюсь встать,
Точно пьяный мим.
Я всегда любил
Окончанья пьес,
Где любая быль
Обретает вес,

Где любая боль
Попадает в такт.
Вы играли роль,
Продолжая акт.
Но устав от лжи
Бесталанных прим,
Я чужую жизнь
Превращаю в дым.


Ева

В сердце разжалась пружина,
Выпрыгнул чёрт из коробки.
Тёмный инстинкт звериный
Прячется в голос робкий.
Душу испив до капли,
Можно узреть Грааль.
Мне ничего не надо.
Мне никого не жаль!

Воздух сухой разрежен,
Небо горит от молний.
Был ли хоть раз утешен
Тот, кто не ведал боли?
Чудятся вместо рёбер
Сто ядовитых жал.
Пересчитать бы, сколько
Дур Он ещё создал.

Тянутся пальцы-иглы
К ручке закрытой двери.
Каждому, говорили,
Бог воздаёт по вере.
Но за границей света
Вечная спит печаль.
___
Тщетно ища ответы,
Кто не разбил скрижаль?



Кукла наследника Тутти

Катятся по полу шарики ртути,
Звонко сверкают осколки стекла.
Сломана кукла наследника Тутти
Тем, кто и в мыслях не делает зла.

Хрупкое тело изломано колко,
Абрис белеет границей миров.
Боль проникает, как нитка в иголку,
В прорезь невидевших смерти зрачков.

Время скрежещет зубцом шестерёнки,
Мерно скрипят сапоги часовых.
Ходит циркачка по тонкой верёвке
Солнечным зайчиком в мире слепых.



Крещенское гадание

День, покрываясь рунами теней –
Ночному колдовству подвластный – блёкнет,
И чудятся кострища шабашей
В горящей мгле заиндевевших окон.

Чадит свеча, и потолок чернеет,
Как будто свет распространяет тьму.
Так угли догорающие тлеют,
И пламя обращается в золу,

И холод подбирается к камину.
Крещенский вечер близится к концу,
И я, как встарь, ищу ответ в знаменьях,
И ворожу – к разлуке иль к венцу.

Стекла нелицемерного овалу
Шепчу заклятья древние слова,
И в омутном спокойствии зерцала
Увидеть силюсь отголосок сна.

Вот колыхнулась позади гардина,
Послышались неясные шаги,
И сердце бьётся звонче и быстрее,
Как птица, угодившая в силки.

Шаги всё ближе, но лица не видно...
Касанье рук... Дурманные слова...
И зеркало как будто отдалилось...
И в нём – о, ужас! – птичья голова!
___
От страха схлынул морок наважденья,
И размышляю – ясно и сурово –
Что горько быть непойманной синицей
И журавлём в объятьях птицелова.


Море

Тусклой лампочки свет
И обои оборваны.
На настенном ковре
Соляными разводами
Проступают пути
Не отысканной истины
По которым идти
Бесконечно бессмысленно.

За квадратом окна
Замаячили пристани
Не моих кораблей,
И в паническом приступе
Я считаю огни,
Над волнами летящие,
Что в уюте кают
Не покажут по ящику.

Так спасибо за боль,
Что не мне адресована.
Я, забывший Завет
В барахле антресоли и
Не поднявшийся
Выше восьмого,
Вышел в открытое
Настежь
Море.



Реинкарнация

Серо-зелёная плитка дрожит,
Преломляясь в потоке воды.
Красные пальцы несмело
Касаются бритвы.
Разум в агонии рушит
Свои миражи,
Путая символы рун
Со словами молитвы.

Слух заполняется
Шёпотом полчищ чертей,
Перелопативших мозг,
Раздирающих череп.
Алая лента зигзагом
Вплавляется в вихрь,
В центре которого тихо
В достаточной мере,

Чтобы услышать истошный,
Пронзительный крик,
Вдребезги бьющий руины
Стеклянного рая,
И под осколками снова
Себя обрести,
Полными лёгкими
Воздух горячий
Вдыхая.


Стикс

Ferte in noctem animam meam...
Nicholas Hooper

Проведи мою душу в ночь,
Я замру перед ликом звёзд.
Плоть скуёт ледяная дрожь,
Время свой остановит ход.

Там, где голоса рвётся нить,
Тишина обретает суть.
Рябь воды на реке Стикс
Тяжела, будто в ней – ртуть.

Тяжела, будто в ней – кровь,
Что когда-то звалась «жизнь».
Говори, будто всё – миф,
Я давно не боюсь лжи.

Но не смей разомкнуть рук
И усталый издать вздох.
Среди этой глухой тьмы
Ты – единственный мой Бог.


Мария Антуанетта

На руках королевы кастет колец.
Рукава королевы алей огня.
Королева знает – падёт венец.
Королеве править ещё полдня.

Королева видит, как люд простой
Подошел вплотную к стене дворца.
Звук шагов королевы впитал ковёр,
Вслед за каплей пролитого ей вина.

Королеве ведом закон толпы:
Ради зрелищ можно забыть про хлеб.
И дрожит на губах её злой кармин,
Как предвестие скорых и страшных бед.

Королева может бежать сейчас,
За границу Франции, в отчий дом.
Но садится молча за свой пасьянс –
Королева останется с королём.

Лишь прощальной нежности скорбный миг
Закрадётся в память, покой даря.
...Будет суд над мужем. Консьержери.
Блеск метала в сумраке октября.

Будут руки, рожи, ухмылки, грязь
Под её шагами на эшафот.
Но последней волей, идя на казнь,
Королева зрелищ лишит народ.

Утро станет пасмурным и смурным,
И пустым – в отсутствие новостей.
___
Молчаливо молятся в Сен-Дени
Две фигуры, впредь не считая дней.


Преисподняя

Текст для группы DYSТОПИЯ

Черти гогочут, беззубые рты кривят.
Видишь их, милый строитель дороги в Ад,
Труд свой ведущий от запертых ныне врат
Рая?
Этой дорогой тебе не пройти назад –
Каждую милю под плиты зарыт заряд.
Будто тебе прежних горестей и утрат
Мало...

Что ты мне руки тянешь? Умой лицо,
Сажей покрылось, копотью поросло.
Свет да любовь обратились одним рубцом
В сердце.
Тот, кого ты за глаза называл отцом,
Даже не пустит тебя на своё крыльцо.
Будешь теперь высоким своим образцом
Греться?

Ну, не шипи, не пищи, будто мышь в полу.
Гневайся тише, иначе и я уйду.
Мне не сподручно копаться в твоём бреду,
Милый.
Я не хочу причащаться добру и злу,
Просто пройди обратно всего одну,
Просто пройди обратно всего одну
Милю.


Расстрелявший небо

Дождь вдарил по листам,
Как вспышка кортизола,
Но ты ещё дремал,
До одуренья пьян
Сукровицей из ран
Расстрелянного Бога,
Стекающей с небес
К разомкнутым губам.

Ты пил Его до дна,
Где звёзды аспирином
Искрились, хохоча
Над облачным рваньём.
Тебя рвало. Ты выл
С похмельного бессилья,
Под тысячами игл
Свернувшись в эмбрион.

И в мутной темноте
Утробы подсознанья,
Закован по рукам,
Вцепившимся в приклад,
Ты хлопал, как моллюск,
Ракушками-глазами,
И в воду превращал
Свой персональный ад.

А после доверял
Асфальтовым ладоням
Проржавленную сталь,
Закручивая в нимб
Душевной тишины
Бесценные мгновенья,
Как рюмку, до краёв
Себя наполнив Им.


Война с собой

«...у каждого человека
бывает своя война» – В.Тушнова

Гранаты зажаты в ладонях
Прозревших слепцов.
Кольцо от одной
Чуть не стало тебе обручальным.
Повенчанным с бездной бойцам
Не дают отпускной,
И марш им звучит похоронный,
А не триумфальный.

Разряд электричества
В небе, налитом свинцом –
Серебряно-синяя лента
Подруги из детства,
И искры в оплавленном воздухе –
Рой светлячков.
И ты никогда не осмелишься
Броситься в бегство.

Но нет командиров,
И штаб неожиданно пуст.
Молчанье в эфире,
Но ты продолжаешь сражение.
И видишь – единственный в этом
Проклятом аду –
Что войско противника нынче
Несёт поражение.


Новая эра

Так принимается
Новая вера:
В жилах струится
Расплавленный феррум.
Ты забываешь
Про Pacem in Terris,
Стоит лишь взвесить
В руке парабеллум.
Всходит на небе
Ярчайшая сфера,
Белым огнём
Воспалённого нерва
Преображая
Понятие меры.
Так начинается
Новая эра.


***
По воде круги
От твоих шагов.
Тяжелы шаги,
Как усталый вздох.
Не клади руки
На бескровный лоб –
Никому моих
Не унять тревог.
Если сладок дым,
Если пепел прян,
Уходи один,
Жги сухой бурьян,
А меня не тронь
Даже в страшных снах –
Мне не вышел срок
Обращаться в прах.
Но летит секунд
Ядовитый дождь,
Размывает путь
Тем, кто в дом не вхож.
Неприступен вброд
Временной разлив.
Рябь воды замрёт,
Как твои шаги.



Альтер-эго

Моё Альтер-эго
Сидит в белоснежном зале
И смотрит незрячим взглядом
В мерцающий потолок.
Моё Альтер-эго
Всё во Вселенной знает
И память бессчётных жизней
Стучится ему в висок.

А я опускаюсь
В подкупольное пространство
Ведомая ярким светом
Сквозь трещины в потолке.
И я приближаюсь
По пол миллиметра в вечность
К бесстрастной его фигуре,
К протянутой мне руке.

Я слышу биенье
Могучего сердца мира,
Пульсацию звёзд и ритмы
Симфоний бессмертных душ.
Моё Альтер-эго
Сплетает свои молитвы,
И робким, но верным слогом
Марает бумагу тушь.

И рвутся наружу
Усилием слабых связок
Слова, что беззвучно шепчут
Немые его уста,
И в звук превращают
Всю истину мира разом.
Всю истину мира разом
Которая так проста...



Хранитель мира

Возникший с рождением мира
Его неусыпный хранитель,
Я струны диковинной лиры
Тревожу сплетеньем событий.

Я видел течение жизни
Земли до времён Вавилона.
Мне ведомы тонкие нити
И судьбы, что ими ведомы.

И я замыкаю окружность,
Где импульс приводит в движенье
Ряды чёрно-белых костяшек,
Горящие жаждой паденья.

Так в ярком огне фейерверков
Лопат ожидали окопы,
И светом звезды Вифлеема
В ночи озарялась Голгофа.

Но всё возвратится к истокам,
Найдя к возрождению силы,
И вновь поднимает костяшки
Веленье моих сухожилий.

Так феникс взметнулся до солнца,
Расправив слепящие крылья,
И пепел костров Сарагосы
Стал почвой корням Иггдрасиля.

Я вновь запускаю по кругу
Работу чудных механизмов,
И тонет Вселенная в звуках,
Дойдя до извечной репризы.



Космическая Колыбельная

Не тревожься о прожитом дне.
Не тревожься о дне предстоящем.
Слушай голос мой. Я расскажу
О звезде, в бесконечность летящей.

В чёрной бездне пылает огонь,
Он могуч, величав и прекрасен.
И вокруг него кружится мир,
Неизведанным силам подвластный.

Мир похож на ночных мотыльков,
Что летят на сиянье лампадки,
Но, лишь крыльев коснётся тепло,
Отдаляются в трепетном страхе.

И полёт той звезды одинок
Сквозь безвременье и беспространство.
И сверкает, как нимб, ореол
Из фонтанов протуберанца.
___
Ты, как пледом, укроешься сном.
Ты смежаешь усталые веки,
Еле слыша, как тает огонь
От тебя в миллиардах парсеков,

Как из пепла рождается жизнь,
Как горят ледяные кометы...
И под щёку кладёшь чертежи
Самой мощной межзвёздной ракеты.





Яблоневый сад

Горят аквамариновые слёзы
На шелковых молочных лепестках –
Земное продолженье ночи звёздной,
Спустившейся на яблоневый сад.

Щемяще свеж остекленевший воздух,
Предлетних гроз впитавший аромат,
И всюду тишь, и слышно поезд поздний,
На дальних пролетающий путях.

Я ночевал в объятиях Эдема,
Возникшего на месте майских дач,
И мне открылась красота Вселенной,
Как будто я доселе не был зряч.


Утро

Веки сомкнуты. Воздух густеет под натиском дня.
Кожу греет лучами горячими летний рассвет.
Тишина заполняет собою всю ткань бытия.
Ей покорное время уступит нам несколько лет,
Чтобы вволю распробовать зыбкий дремотный покой,
Чтобы слушать дыхания лёгкого шелковый шум,
Укрывая колени расслабленной сонной рукой,
Не тревожа в себе бесконечность обыденных дум.
Небо светом зальётся, свою распахнув вышину,
И в пространство его устремится рассеянный взгляд.
Он со временем чётче становится. Строже. Ясней.
А мгновенья по капле в глухую безбрежность летят.

***

Ярославе Поповой и фильму «Фонтан» (2006)

Открывая окно, становлюсь зарёй,
Рассыпаюсь сверканьем искр над тугой волной,
И потокам света, хлынувшим мне в лицо,
Я навстречу тяну озябшие руки-ветви.

Под ещё неокрепшей моей корой
Закипает сила густой смолой.
Я стремлюсь к небесному своду своей главой,
И всё глубже врастаю корнями в земные недра.

Я уже не ищу вечной жизни запретный плод,
Я смотрю на звёзды и вглубь зазеркалья вод.
От затылка до пальцев ног пробегает ток –
Так душа расправляет свои покрытые пылью крылья.

Голос тих, но слог неизменно твёрд.
Тот, кто понял хоть что-то, не рыщет меж слов и строк,
Не читает чужие письма, уходит в срок,
Не меча при этом ни бисера, ни клинков,
Ни какой бы то ни было выдумки или были.

Я вдыхаю жизнь от краёв до дна,
Выдыхаю камни, золу, снега,
И во мне – ни крупицы чужого зла.

Открывая окно, нахожу себя.

Игрушки

«Музыкальная шкатулка,
Разноцветный ксилофон,
Две фарфоровые куклы
И набитый ватой слон.

Все любимые игрушки
Разложила на полу.
А в часах живёт кукушка!
Но её я не люблю».

В доме гости, чадо хочет
Показать им всё подряд,
Мельтешит по коридорам
Шитый бисером наряд.

И под гам, царящий в залах,
Ото всех людей тайком
Сам собою фугу Баха
Заиграет ксилофон.

И шкатулка отзовётся
Переборами штифтов.
Ей так хочется дуэтом –
Хоть с невыученных нот!

Куклы шепчутся, смеются,
Слон катает их верхом,
Лишь кукушка загрустила
В механизме часовом.

Вдруг всё замерло и стихло,
Дверь со скрипом поддалась.
Входит мама, причитая:
«Дочь опять не убралась...»


Шарик. Зарисовка

Ветер волнами
Ласкает ладони,
Шарик воздушный
Уносится ввысь.
Стылое небо
Вплетается в косы
Змейками лент,
Бесконечных, как жизнь.


Outro

Иногда у меня случаются минуты абсолютного просветления: мир будто становится прозрачным, обретает безупречную ясность, и я начинаю видеть его насквозь, чувствовать каждую молекулу, каждый атом счастья и боли и каждый импульс, приводящий в действие целую череду событий, как одна упавшая фишка домино неотвратимо влечёт за собой другие, и то, как эта невообразимая кристаллическую решетка, пронзаемая кислотным дождём времени, летит в вечность. Мы, наше тело и мысли, и всё, что нас окружает – одна и та же материя, пазл из удачно сложившихся элементов, стабильность которого подкреплена одной лишь верой в то, что он не рассыплется на миллиарды частиц в считанные мгновения. Мир хрупок, и у нас совершенно нет времени на то, чтобы множить скорбь.