Заметки 4 Ю. Устинов Заметки Спасибо тем

Умом Россию не поднять, числом винтовок не измерить, я уверен в этом. Ровно так же – насильно не откроется дольмен, его нельзя ни купить, ни сделать лохом. Да и вообще, всё настоящее, содержащее истину не может подчиняться силе, хитрости или деньгам – оно мигом перестанет быть собой – настоящим.

Вообще же, всё, что тут написано – отчет о работе личной лаборатории дурака, у которого почему-то что-то получалось.
Тропа же примыкала каким-то боком к этой лаборатории, но не была ею. Она существовала по законам пребывания человека в горах, по законам отношения к детям, выработанным ею самой в союзе с дурацкой лабораторией, в которую я не приглашал других людей, но полем её деятельности был сам, со времени рождения, а по какую дату – будет написано на табличке или камешке.
;
Пожалуй, надо записывать тутошние сны. Они все о Тропе и тропяных. Есть в них что-то недосказанное мне явью, оно требует расшифровки. Вдруг это будет кому-то интересно.
;
[В этой тетрадке пишется кучно, но вяло. Редактор, может, выбрал бы здесь какие-то куски, а в основном – спам, повторы. Помню, А.Н. Тубельский взял мой листочек А4 с изложением программы ЦВИРЛ, прочитал и говорит:
– Юра, в этом листке зашито двенадцать диссертаций, я посчитал.
И смотрит на меня с ожиданием. Я пожал плечами и сказал, что не виноват. Но верить ему подобало, он всё-таки академик РАО.
Я не зашивал туда никакие диссертации. Все получилось случайно. Может, и тут случайно что-то есть, я не знаю.]
Говорят, Капицу как-то позвали в Штаты разобраться почему не работает сделанный ими маленький, величиной с железнодорожную цистерну ядерный реактор. Капица посмотрел схемы и запросил кувалду. Его единственный удар по «цистерне» оказался впору: реактор заработал.
– Потрясающе! Гениально! – говорили американцы. – Что вы хотите за работу?
– Тысячу долларов за один удар кувалдой? – спросил кто-то.
– Нет, – объяснил Капица. – За удар я беру один доллар. Остальное – за то, что я знал куда ударить.
Может, это и байка, но красивая. Старики помнят, как мы заставляли работать советские телевизоры, рассчитывая точные удары по их корпусам. Удар в область силового трансформатора давал один эффект, удар туда, где находился таинственный высокочастотный блок – другой. Силовики правы в том смысле, что Россия всегда знает по какому месту надо вдарить, чтобы всё заработало. Грусть берет только, когда вместо кувалды, или рядом с нею, нет никакого другого инструмента. Особенно в работе с людьми.

В телевизоре сегодня вскользь сказали о каком-то митинге оппозиции, который собрал Навальный. Вроде бы митинг разогнали и сотни людей арестовали.
С точки зрения Проханова и других хинштейнов, это – проявление силы. Но мне кажется, что это проявлене слабости и глупости. Это объявление войны лейкоцитам от имени эритроцитов. Очередная общественно-политическая зима сменится оттепелью, тогда и понадобится Тропа. На ней мы разбивали кувалдой и кайлом только верхушки подскалков, оказавшихся в самом ложе Тропы.
Поиск выгоды и обеспечение безопасности – разные вещи, хорошо бы их отличать друг от друга. И хорошо бы понимать, что именно «чужая» выгода может обеспечить твою безопасность. На каждую цистерну по Капице не бывает.
Слишком много вынужденных судеб и слишком мало своих. До весны в России ещё много метелей и морозов, а пока – сделаем оттепель. Это будет третья на моём веку, две предыдущие разразились при Хрущеве и Горбачеве.
Конец марта, я вижу, как неистово борется зима с весною, напуская совсем не игрушечную непогоду.
Укройте детей в непогоду, защитите от бессовестной пурги и экстремальных морозов и будет вам весна.

Спасибо тем, кто снится мне. Приходите ещё, мы не закончили какие-то сборы, то ли в разведку, то ли в заброску верхнего лагеря. Дунайка, тебе особое спасибо за заботу и предостережение, но я не могу озлобиться в принципе. У меня с рождения нет ни этих электроволн, ни этой биохимии. Пару раз хотел, но рассмеялся. Нету зла. Есть уйма терпения и вера, что каждому дается только то, что он может и должен преодолеть. Я – могу. Я – это душа. Тело – моя принадлежность, но не я сам.



Представителем Бога внутри человека
                является Совесть.


Почему на Тропе оппозиция была условной?
Жесткая оппозиция возникает там, где власть узурпирована группой людей или одним человеком, а остальные на решения персон влиять не могут. Это вызывает раздор и протестное поведение.
Власть и оппозиция спорят друг с другом, но в спорах никакие истины не рождаются. Они могут рождаться в диалоге, но диалог – это не отстаивание своего мнения любой ценой, а совместный поиск истины. В этом случае оппозиция становится условной.
Тропа не спорила ни с кем, включая самоё себя, она была в диалоге.
Поэтому оппозиция на ней условна, а протестное поведение – большая редкость, заслуживающая всеобщего доброго внимания.

 Если кто-то один вдруг проспал принятие общего решения, соберутся все, объяснят ему аргументы, объяснят всё, что касается принятия решения. Если не убедили – решение заморожено, пока не убеждены все.
Вариант – особое мнение, которое человек высказывает по поводу решения, но не препятствует его выполнению. Особое мнение можно иметь по любому поводу, но важно заявить, что ты его имеешь, важно, чтобы каждый знал суть твоего мнения, твои аргументы и доводы.
Один может оказаться прав, а все могут ошибиться. Один – не меньше, чем все; все – не больше, чем один.
При попытке записать на бумагу правила («законы») Тропы, у всех получаются разные варианты. Объясняется это тем, что «законы» выводятся каждым новым поколением Тропы и касаются в первую очередь тех вопросов и проблем, которые были важны и характерны именно для присутствующего поколения.
Одно только правило было популярным во всех поколениях, вызывало улыбку и сдержанный оптимизм:
№ 16 (на «тропяном языке» – шишнадцать). «Если нельзя, но очень хочется, то можно.»
Это – хитрое правило, в котором зашито: «Если можно, то не очень хочется». Таких смысловых «матрешек» за сорок лет было много, но «правило номер шишнадцать» передавалось из поколения в поколение очень бережно и настойчиво.
В правила Тропы под первыми номерами входили безусловные запреты, например, «одиночное хождение в горах запрещено», или «под тросиком (костровым) не ходим», или «в ЗПО (зонах повышенной опасности) выключи речь, включи дополнительное внимание.»
Поколенческие наборы тропяных правил разнились из-за состава группы, её возрастного ценза, уровня самоуправления группы и отдельных участников, степени ответственности и чувства юмора.
Несмотря на то, что никто так и не смог свести правила Тропы в один кодекс, все всегда были уверены, что такой кодекс существует. Я, впрочем, тоже был уверен, пока все мои попытки собрать воедино все правила Тропы не закончились полным фиаско.
Агрессия как версия отношения к окружающим не запрещалась законами, она была из разряда заболеваний, а не поведенческих особенностей. Её успешно лечили добрым отношением к агрессору (приболевшему) «несмотря ни на что». Если кто-то в общем круге рассказывал о вспышке агрессии, то это звучало не как осуждение, а как сочувствие. По отношению к озверевшим в обществе детям, Тропа явно проявляла материнскую модель поведения, не отторгая провинившихся и, что важно, давала возможность искать другого себя в себе, освобождаясь от рикошетных проявлений последствий пребывания в жесткой, неморальной, негуманной среде. Людей, у которых агрессия является врожденным компонентом (например, при особой работе эндокринной системы), очень мало. Но зубастым скандалистом с большой щитовидной железой, бронзовеющим на ветру от панической работы надпочечников, можно заварить тот же чабрец, зверобой, душицу, мелиссу, водяную мяту и подвижные бегающие их глаза потеплеют, речь и движения станут плавными, не зря же в Европе эти травы входят в состав многих антистрессовых бальзамов. Кипрей (Иван-чай) за два-три месяца смягчит пучеглазость взрывных скандалистов, они перестанут таращить глаза в поисках объекта отрицания. Веточка пихты или ели в компоте хорошо поддержит обретаемое спокойствие, надо только 3-5 минут её поварить. Да и само нахождение в лесу, полном живности, общение с деревьями, бережные работы на сквозной чистке тропы от пересекающих ее веток, – всё это настраивает на спокойное дружелюбие, то самое фоновое состояние, которое знаменуется на лице постоянно носимой на лице «улыбкой Гагарина» или «улыбкой дельфина».
Тропяная улыбка уже вскоре после появления очищала и распрямляла лица, смывала защитные маски за ненадобностью, расправляла сердитки и горевалки над переносицей. Оживали глаза. Теплели руки, подвижнее становились пальцы, но прищелкивание ими (томление от избытка негатива) было редкостью. Однако стоило для «щелкунчиков» усилить контакты с водой, как проходили и эти навязчивые движения.
Вода в горах – только живая, она всё помнит, многое знает и общается с нами. Недаром у адыгов («псех») и шапсугов («псух») вода и душа обозначаются одним словом.
В Новосибирске меня водили лечиться – сидеть в большом кресле, по которому в больших трубках циркулирует вода. Сеанс длился двадцать минут. На Тропе такого лечения – хоть отбавляй, и оно круглосуточно. Особенно хорошо быть в падающей на тебя струе водопада, что подтвердил и А.В. Суворов – он сказал нам, что после такого водопадного сеанса к нему на час частично возвращается зрение и что проходят боли в позвоночнике.
Купаться большой кучей перед обедом – одно из любимых занятий. В «купалке», там, где поглубже горная речка и где всегда рядом, не только можно, но и нужно орать, улюлюкать, визжать и издавать с любой громкостью прочие звуки.
Купались голышом, это привычно. Один из запретов на Тропе – фото и видеосъемка в купалках. Будучи в такой информационной безопасности, юные «нудисты» чувствовали себя в ней привольно.
Тот, кто не купался, на купалку не шел: смотреть на это отвязное веселье не принято.
Все умели правильно заходить в прохладную воду, чтобы не было подарков, связанных с работой сердца. Худые выскакивали раньше и грелись на раскаленных солнцем камнях.
Еще один абсолютный запрет выполнялся на купалках – на хождение по водопаду. Оно неприемлемо ни при каких обстоятельствах, это прямая угроза здоровью и жизни. Ни с грузом, ни без него, ни босиком, ни в ботинках на триконях по водопадам ходить нельзя.
Забираться на выступающие из воды камни тоже негоже, это опасно для рук, грудной клетки и всех частей черепа, такой камень может оказаться скользким неожиданно, когда тонкая подсохшая корочка на его поверхности будет прорвана.
Не принято купаться там, где над водой расположены скалы, особенно аргелитовые.
Из воды тебя никто гнать не будет до самого окончания общего времени купания, только намекнут, что твои алые губы приобретают синий оттенок.
Перед купанием необходимо несколько минут отдохнуть рядом с водой, намочить в ней кисти рук, потом – стопы, чтобы организм понял – с какой водой он имеет дело. Потом неспеша идем в воду, но нырять с воздуха в глубокое место ты будешь тогда, когда раз-другой весь погрузишься в воду, оставляя голову на поверхности.
При купании у нас был принят «парный контроль». Каждый находит себе любую пару и они вдвоём должны с этого момента видеть друг друга непрерывно. Тем, кто был в паре, нырять с головой одновременно запрещалось.
Контроль за этим пиршеством осуществлялся помощниками руководителя, умеющими плавать и оказывать помощь на воде. У мальчишек это был мужчина, у девочек – женщина.
Ниже купалки по ручью (речке) располагалась только «стиральная машина» – зажатые между надежными камнями и/или привязанные к прибрежным стволам шмотки полоскались в бегущих струях, отдавая им все свои загрязнения безо всякого стирального порошка. Машина работала по ночам, а утром оставалось только отжать и высушить чистые вещи.
Настоящая стиралка работала у нас дома в Туапсе, где за сутки Вероника Михайловна могла выстирать горы одежды на всю группу, продуктовые мешочки и прочие матерчатые причиндалы.
Пользоваться мылом в купалке было не принято, но это всегда можно было сделать в ее нижней по течению части. Вблизи каждого лагеря за пологом была «баня» – пятилитровая бутылка с отрезанным днищем, перевернутая горлышком вниз и хорошо закрепленная на деревьях. Сверху в неё заливали теплую воду и можно было неплохо помыться.

В альпийской зоне и скально-ледовом поясе вода другая, почти дистиллированная. Чтобы сделать на ней чай её надо хорошо посолить. Да и кипела она на высоте при пониженной температуре: перловку или горох не сваришь.
Но сколько же в этой воде было первозданной свежести и здоровья – не описать. Холодная, +4; – +5;, только что вырвавшаяся из-под земли, она являла собой образец, апофеоз новорожденного восторга, удивления и соединения земли с небом.
;