Слушая Дождь

Любите ли вы Стейнвей

            Любите ли вы Стейнвей так, как люблю его я?  Огромное и могучее, осанистое чудовище о трёх ногах фавна стоит, подавляя точёным телом чёрного древа любой инструмент, осмелившийся приблизиться в глупой гордыне к его императорскому величеству. Очаровательная в своей юности скрипка сродни великолепному гиганту витыми струнами крохотной души и тельцем, вкусившим жар солнца южной Италии. Лишь она одна осмеливается быть рядом на сцене с маэстро, вторя его голосу – неподражаемо прекрасному, то низко басящему подобно рокоту океана, то птицей певчей взмывающему в поднебесье, сжигая души слушателей почти раскрытой тайной мироздания и, через мгновение предвечной паузы воскрешая их вновь, обновлёнными и очищенными гением мастера. Трепетное сердце девушки разрывается от восторга предстояния божественной сущности Небожителя, выбравшего тело более всех достойное Его воплощения в мире грубой материи. Он и сюда пришёл лишь затем, чтобы, подобно Прометею, принёсшему огонь людям, возвысить души, жаждущие смысла бытия и гармонии вечной и прекрасной музыки сфер. Сама Беспредельность сплела струны в таинственном чреве инструмента. Сама Вечность взрастила атомы древа, принёсшего себя в жертву на алтаре храма Музыки и Света, наделив его от рождения абсолютным слухом и звучанием.   
                Помните ли вы имена тех, кто отдал себя без остатка служению музам? Сжигавших себя непосильным трудом нескончаемой молитвы и приносящих в сердце своём дарованные для человечества высшими сферами партитуры.
                Это они – глухие к мирским звукам слышат стоны падших ангелов, внимают песням хоров небесных, прославляющих сущее и апофеоз единения духов в сострадании и любви к человечеству.
                Это из их числа приходит одинокий странник, лишённый гордыни и жажды славы, и начинает говорить с инструментом, истосковавшимся по теплу рук мастера.
                Маэстро – исполнитель и маэстро – инструмент не играют с листа. Нет, они привлекают незримые огни пространства, однажды услышанные композитором. Кометы привносят аккорды далёких миров. Высшая радость погружает зал в свою реальность, даже Время замедлило шаг – о, оно, как никто другой, умеет ценить вот такие мгновения! Слова не нужны там, где звучит музыка…
 05.09.2017

         Дежавю

                Смех русалки был грудным и жемчужно-туманным. Силуэт фигуры неясно оформлен по пояс, остальное скрывала гладь воды, таинственная и незнакомая в это утро. Пряди тумана вместе с ненюфарами вплелись в распущенные волосы озёрной нимфы. Убранство достойное королевы или принцессы подводного мира, мира для которого мы – жители неба, воздушные эльфы, существа загадочные, но схожие обликом и смехом. Её глаза магическими сполохами освещали длинные и пушистые ресницы, отчего пагубно-благостное воздействие взгляда возрастало до точки невозврата – лишь один взмах ресниц, лишь один шаг навстречу и, случится нечто – должно быть прекрасное, но точно непоправимое!
                С подобным чувством, зная, что не быть ему уже прежним, подходит мастер к чистому холсту, слыша внутренний зов, холста ли, сердца ли своего давно отданного Высшему миру! Ладони горят огнём от предчувствия радости труда, дыхание ищет вдоха горнего, заставляя трепетать уже всё тело человеческое! Кисти, краски, даже палитра в предвкушении сотворчества, единения с холстом небесным, готовым покровом незримым укрыть девственное полотно, распятое на подрамнике из ливанского кедра. Это мгновение стоит мессы и царства земного… И, вот таинство сотворения, причастия к миру Огненному, нисходит лёгкими шагами озарения, вдохновляя живописца образами, видимыми только его внутреннему взору. Рука и кисти, подчиняясь пламенной воле творца, смешивают краски на палитре и, взяв ту или иную ноту цветовой гаммы, гениальным мазком кладут на партитуру будущего шедевра!
                Атомы, эти пчёлы мироздания, собрав пыльцу с цветов горних, с цветов далёких и таких близких миров, спешат привнести огненную субстанцию и радугой незримой наполнить краски, одухотворяя рождение произведения.
                Мастер ставит подпись в углу картины. Для непосвящённых это его творение. О, если бы кто знал сколько незримых рук сотворили и наполнили негасимым светом живое полотно… Не дано нам, смертным, ведать тайну сию! Так будем славить руку мастера, создателя и гения, шагнувшего вперёд на взмах ресниц прекрасных только лишь потому, что иначе не мог!
06.09.2017

          Мысль изречённая

                Струи водопада падали с неба, вон с того синего озера, окружённого белыми скалами и облачными кущами цветущих яблонь, выстилавших пологие берега его поцелуями, словно лепестками, предназначенными для страдальцев, пришедших на эти дивные земли для омовения и недолгого отдыха. Немногие из лепестков, жертвуя собой, доверялись потоку небесной воды, и она приносила их на своих, распущенных до земли косах и растворялись они в каплях дождя или утренней росы, умащивая ароматным эфиром земное отражение нового дня мира горнего. Полёт или точнее скольжение – невесомо лёгкое сначала, по мере приближения к бездне таинственно незнакомой и всё более осязаемой, наполняло существо их трепетом неотвратимости падения в иную, более плотную материю. Этим путём жертвы приходят все! Слова не исключение, но таковыми они становятся здесь, на Земле.
                Сначала тишину и тьму прорезала вспышка света. Звук не успевал за молнией мысли рождённой. Да, он и не знал, что он звук. Впрочем, и она себя не осознавала, летела по спирали, освещая Вечность и Беспредельность, постепенно становясь звездой. Свет распространялся и рос, вытесняя ночь и утверждая новый день, прекрасный и непреходящий. Мысль, сплетая узоры, образует кристаллы, и чем точнее огранена она, тем гармоничней творение и светоносней!
                В каком бы из миров не находился человек, в зримом земном или в тонком и недоступном для физического восприятия, сознание его непрерывно работает, рождая мысли всевозможной светимости и формы. Благо светоносцу, очистителю миров и своей ауры и горе отступнику, творящему тьму кромешную и скрежет зубовный или тёплую равнодушную пыль не пригодную к дальнейшей эволюции.
                Поэт знает, что только на зов приходят настоящие стихи, наполненные гармонией озарения! Он содержит сосуд сознания в чистоте и чутко прислушивается к звуку падающей капли и первого лепестка. Прияв жервоприношение вместо райского блаженства, причащается он мыслям синего озера и садов небесных, наполняя ими сознание, готовое на совместное творчество. Вот тогда и приходит «слово» – форма, вместившая мысль неизречённую, пожелавшую воплощения в зримых строфах, начертанных рукой автора, умеющего слышать или видеть недоступные другим сферы бытия. Форма слова, так же, как и силуэт музыкальной ноты, лишь отдалённо может отразить совершенство иного высшего принципа, не имеющего точных аналогий в нашем несовершенном мире!
                Так, шаг за шагом, через тернии роз и равнодушие современников, поэт, прозревая горние выси, ведёт за собой незрячие ещё сознания, томимые неясными предчувствиями о светлом граде! 
11.09.2017
 
            32 вариации Творца

          «Удиви меня, я всё ещё Твоё глупое дитя, Господи!» – шептал Бетховен в исступлении отчаяния. Две долгих недели он не слышал ни звука! Иссяк водопад неистового вдохновения, необузданный темперамент Юпитера метался и, не находя выхода, сжигал земное тело композитора. Глухота к окружающему миру с его вознёй и борьбой за хлеб насущный пришла несколько лет назад и принесла облегчение. Близкие ему люди, считали катастрофой потерю слуха. Как же он, музыкант и автор, услышит своё создание? Убеждать их в обратном не имело никакого смысла – не поверят, а времени жаль!
                Время и возраст – вот враги неутомимые в преследовании, и неумолимые пожиратели сил! Верная им глухота внутренняя страшна, как штиль… Паруса смысла жизни ничто без ветра творчества! Трюмы корабля ждут обещанной партитуры, команда, выбитая из привычного ритма, готова поднять бунт или слечь в горячке. День, сменяя ночь, лишь усиливает пытку бездействием.
                Маэстро знал или предчувствовал, что где-то там, в сферах небесных, музы гармонии и красоты ткут канву будущего фортепианного концерта. Что сам Аполлон, снисходительно улыбаясь удачным узорам, обронил лепестки розы, благословив ещё не родившееся третье дитя! Но время! О, Бетховен слышал, его бег, каждый шаг отзвучал болью не записанной ноты, болью не сыгранной мелодии, а значит навсегда потерянной. Нет прощения не пустившему сироту под свой кров в зимнюю стужу! А нужно всего-то было: обогреть, выслушать и записать песню дальних стран… Время шло, а сирота всё ещё не стучал, никто не стучал…
                Что бы хоть как-то унять лихорадку отлучения от голоса тишины, мастер раскрыл ноты Предстоятеля Баха. Прослушал две части первого концерта ре-минор, восхищаясь математической точностью лирики, взятой у небес полной мерой и верой в непогрешимость гармонии. Фантазии до-минор пролистнул, но вернулся, будто на слабый зов, пробивающийся сквозь вой холодного ветра за окном. Слух тут не при чём, листва опадала, лишь на мгновение жёлтый от старости лист заглядывал, прощаясь, в окно и исчезал в минорном листопаде. Грустная картина за стеклом и музыка с не менее грустным рефреном напомнили, что и его листопад не за горами.
                Бетховен всем естеством проникся звучанием по осеннему настойчивым, но полным жизни, пусть и последним, но всё же полётом, а не падением в бездну небытия. И вот уже он рассказывает свою историю, воплощая в нотах самые яркие воспоминания о прошлом. Река жизни несёт свои воды, то широко разливаясь и утихая, то сужаясь до бурлящего потока, грозного в своём необузданном темпераменте, пробивая новый путь себе и другим ручейкам. Они придут, наливаясь его силой и опытом, чтобы в свою очередь нести радость и жизнь в далёкое завтра!
                «Удиви меня, Господи!» – звучал рефрен молитвы и Творец, улыбаясь дерзости любимого дитя, осыпал его лепестками осенних роз, зрелых до гениальности!
17.09.2017

    Слушая дождь

       Вечер бежит от октября, теряя плащ багровых тонов где-то у горизонта, уступая остаток дождливого дня ночи… Такой же дождливой, но первозданно тёмной, одетой в бархат, скрадывающий все звуки, кроме тех, что оставляют о себе падающие капли.
       «За окном монотонный дождь»… Кому в голову пришла такая нелепица? Будь здесь композитор – он записал бы сегодня элегию или рапсодию для симфонического оркестра. Нот хватило бы всем инструментам, даже большому барабану досталась бы весомая фраза. Пожалуй, без фортепиано не обойтись, но выбор за маэстро… 
       Даже мой неискушённый слух с восторгом внимал всем перипетиям сюжетной линии затянувшегося дождя. Вот настойчивое хоровое пение вдруг обрывается и звучит речитатив редких капель – слышится шаманство неземной поэзии. Шквал аплодисментов рождается, нарастает и, утихая, волной разбивается о тёмный бархатный занавес ночи… Тенора, соревнуясь с баритоном, готовы сорваться на фальцет, но сопрано, изящно вступая в свои права, всех примеряет… Вновь звучат таинственные строки о недостижимости любви и грустной неге одиночества. Многоголосье капель, разбивая привычные оковы сознания, побуждает его придумывать образы, облекая их в тонкую материю мысли. За окном дождь смотрит тысячей глаз в самую глубину моего сердца и утишает мирские заботы прожитого дня. Слушаю и верю – всё уже случилось! По крайней мере со мной…
21.10.2017