Ад. До востребования... Часть 2. Вол молотящий

Часть 2.  Вол молотящий


7
И не забыть растрёпанных волос,
Растерзанных бумаг, сожжённых писем…
Жизнь в одночасье рухнула, как мост,
Гадай теперь, расстрелян или выслан.
Огни потушит опустевший дом,
Зажмурится, ощерится по-волчьи.
Здесь научились убивать пером, 
Рубить с плеча и расставаться молча.

И не забыть дрожания ресниц
И дрожь руки, заломленной за спину.
Коснуться бы… Но только потянись – 
И всё исчезнет, растворится…сгинут
Фигуры, силуэты. Видит Бог,
Как вырос список проклятый, расстрельный.
Здесь научились уходить без ног,
Ласкать без рук и не искать спасенья.

И не забыть тоскливо-страшных глаз,
До ужаса пустых и безразличных.
Жизнь – пересылка с Воркуты на Марс,
В строю приговорённых перекличка.
Не имярек измученный – число
В истёртой телогрейке тёмно-серой.
Здесь научились понимать без слов,
Глядеть без глаз и умирать без веры.

8
Страна многогорбых верблюдов,
Страна многоскорбных людей,
Где пьют, предают и не любят,
В глухом притяжении тел
Плывут по теченью на север – 
В Сахару сияющих льдов…
Ты взвешен, рассчитан, измерен
И найден не стоящим слов
Сочувствия.  Солнца и пищи
Промёрзшие кости хотят,
А сказку о рае для нищих
Пусть бабушки внукам твердят.

9
И снова вол молотит и молотит – 
кому расстрел, кому путёвка в ад.
Весь СССР на чёртовой работе, 
а в морге скажут, что на первый взгляд
заместо душ здесь – стоптанные стельки…
Но волен Бог создать себе сынов,
а нынешних встречает марш у стенки
и Марсельеза спихивает в ров.

10
Учись у верблюда терпенью,
Наращивай горб за горбом,
Полынь, одуванчик, репейник,
Зелёную степь за окном

Уже не увидишь, конечно,
В просторах родной Колымы,
И тёмный постылый скворечник
Для зэка Ливадия – Крым,

Тот край, где для сына родного
За пазухой камень согрет.
И солнце затмил серп-и-молот, 
И лучше которого нет.

11
Второе? Седьмое? – какое по счёту
От первого небо – сочти, грамотей.
Ни слёз, ни страстей не оставлено чёрту – 
Душа отболела от мышц и костей.
Какого-то дня високосного года,
Подумаешь, насмерть намяли бока.
Ты взвешен, измерен, рассчитан и продан
За ломаный грош и понюх табака.

12
В глазах как прежде теплится душа – 
Последнее богатство бедных нищих.
Душа опасней острого ножа,
Но зоркий надзиратель не отыщет

И востромордый чёрно-пегий пёс,
Обученный ломать цыплячьи шеи,
Ноздрями не уловит запах слёз,
И не учует ничего страшнее,

Чем камешек в портянке, а душа
Струит потоки, чтобы быть потопу,
Она опасней, чем лихой кинжал,
Когда в слезах, как провода под током

Искрится – и рождается огонь,
Как магма в затаившемся вулкане…
Душа опасней бомбы под ногой,
Цианистого калия в стакане…

13
Отбросив инструменты землемера,
земные страсти, камни, жернова,
пытаешься взлететь, но атмосфера
в твоей груди – душа ещё жива.
И значит – будешь землю мерить снова,
наматывать бессмысленно круги,
давиться чёрствой коркой, горьким словом
и всё искать те чудо-сапоги,
которые зовутся скороходы
и спрятаны на дальнем свете том…
Глоточек неба и кусок свободы
застряли в горле, как промёрзший ком
у мёртвого…

14
Что на ухо нашепчет Алконост?
В груди гнездо совьёт какая грусть?
Такая грусть – не оберёшься слёз,
Не остановишь учащённый пульс.

И вспомнится: крыльцо, колодец, дуб,
Где вырезаны имя и число,
Репьи на брюках, шелестенье губ
И долгое мычанье вместо слов – 

Люблю застряло в горле. И теперь
Терзает горло словно рыбья кость,
И то, о чём не сказано тебе
Всё повторяет глупый Алконост.

15
Вот птица вещая умолкла
И все пророчества сбылись
В глазах затравленного волка
Так сумасшедше бьётся жизнь,

Что он, как смертник перед казнью,
Умрёт от жажды, не от пуль.
А жизнь глумится, манит, дразнит,
И в голове засела дурь,

Что глупо умирать, что вот бы
Ещё раз той тщеты хлебнуть
И натрудить хребет работой,
А сердце мечется, как ртуть,

От горла к пяткам и обратно:
Скорей вдохнуть, сказать – успеть…
Но вместо крика хрип невнятный –
Перехватила горло смерть.

16
А умирать придётся в одиночку.
Протянутые руки не спасут.
Без права переписки – страшный росчерк.
Как скоро совершился страшный суд.

И совестные книги под замками,
И за семью печатями любовь,
И сколько ни проси – не скажет Каин,
Откуда на подошвах эта кровь

И от какой работы хлынул градом
И промочил дождём рубаху пот.
Выпытывать не надо, знать не надо,
Как хлебом-солью привечает тот

Кромешный ад гостей и постояльцев,
Какими снами ночи напролёт
Их ублажает и дурманит карцер,
Какие колыбельные поёт.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Баю-бай, нашепчет Дрёма,
Баю-баю, спи, дружок,
И прогнившая солома,
Словно облако над домом,
Словно райский тот лужок.

Баю-бай, приди скорее,
Баю-баю, сон-вещун,
Пусть крылом своим согреет,
Страшной сказкою овеет
Горемыка-Гамаюн.

Баю-бай, ключи от двери,
Баю-баю, чёрт унёс.
Кто замучен, кто расстрелян,
Спит блаженно в колыбели
В царстве света и берёз.

Баю-бай, ключи от рая,
Баю-баю, далеко.
Там, где солнышко играет,
Там, где мёртвый оживает,
Там-от, там-от высоко.