Заметки 2 Ю. Устинов Педагогический труд-это

Заметки Ю. Устинов «Педагогический труд» – это не труд вовсе.
Это состояние духовного подъема, интеллектуальной мобилизации, оно сродни празднику и воскресенью, а не принудительному самоистязанию в будни. С ребенком, с детьми ты ничего в себе не повторяешь, но всегда идешь впервые по необитаемому острову, плывешь по неведомой реке. Самоповторы или повторы чужого опыта нелепы, ибо ничто и никто не повторяется, а за опытом всегда нужно бегать назад, теряя время, скорость, ритм познания закономерностей, которые транслирует нам природа.
В каждом веществе, в каждом объекте или субъекте вселенной общие закономерности выстраивают свой, неповторимый в других строй и порядок, организуют законы.
Идем, например, с дитем по улице, а вокруг всякие вывески, таблички, указатели. Моя задача – разъяснить, что скрывается под вывесками и таблицами, каким указателям нужно верить, где расположены опасные и безопасные зоны этой улицы познания. Одному ты расскажешь больше про музеи и библиотеки, другому – про автостоянки и их обитателей, третьему про шопинг в поисках самых модных галош.
Чутко ловим переключение интересов нашего спутника, мы-то знаем эту улицу каждый по-своему, сколько людей – столько улиц в этой одной, сколько людей – столько вселенных.
Шагая с ребенком по своей улице, найди в ней его улицу, и ты узнаешь много нового и о нем, и о себе. Выгодно? Конечно. Разве можно привлечь внимание к тому, что не выгодно? Это будет путешествие в поисках выгоды, но бывают и другие, когда ищут красоту или поле для самопожертвования, или точки приложения способностей, или что-то ещё, считая выгодным не выгоду, а именно это, ничем не выгодное при общем понимании выгоды.
Путешествие с учителем-марксистом будет вполне занятным, если смотреть на него со стороны, так же и с другими узкими специалистами. Улица наполнится всякими прибавочными и отбавочными стоимостями, товаром товарищей всех мастей и двухтавровой балкой, чтобы ставить тавро классовой принадлежности.

Впрочем, я могу путать Маркса с Лениным, а это не совсем одно и то же. С Марксом по улице Познания гулять можно, он теоретик и никаких революций не сделал.
Другое дело – гулять с Лениным. Мелкие лавочники – в шоке, крупные – на задних дворах на всякий случай.
Любой учитель изменяет улицу Познания, вмешивается, толкует и ведет по-своему, это искажает и маршрут, и то, по чему он проходит.
Чем активнее педагог, тем меньше ребенок почерпнет своего, лично ему надобного. Если же педагог пассивен, то путешествие будет странным, с неопознанной целью, но и сам процесс прогуливания ребенком педагога станет рядовой прогулкой, полной неотличимых друг от друга общих мест.
Ориентиром может быть осознание того, что прогулка педагога с ребенком и ребенка с педагогом – две очень разные прогулки. Выиграют, однако, дети-почемучки и умеющие говорить на простом и внятном языке взрослые-отвечалки.
Перед детьми надо отвечать за тот мир, в который мы привели их жить.

«Педагогический труд», изнурительный и печальный, начинается тогда, когда ты оказываешься в мире без твоего маленького спутника. Тебе некому показывать красоту, и ты перестаешь ее видеть сам, а вскоре вообще перестаешь видеть, слышать, осязать, обонять. Тут и начинается труд – сохранить себя в себе на случай будущих встреч, когда ты сгодишься кому-то в проводники, поводыри или экскурсоводы.
Терпеть пустоту не легче, чем терпеть сильную боль. Пустота – это когда нет детей. Нет будущего и нет какой-то надежды, что оно будет.
Это тяжкий труд, скажу я вам.

Гулять, тпру-а, – любимое детское занятие. Когда нет детей, выгуливай своего внутреннего ребенка, он не даст тебе заржаветь. Если же внутренний ребенок будет слишком настойчиво проситься наружу – обратись к психиатру. Он всегда добрый и порядочный. Он вам обоим поможет, как умеет.

Чтобы убить внутреннего ребенка, надо или осознать себя только взрослым, или пройти курс медикаментозного лечения, что одно и то же. Мир схлопнется в плоскую двухмерную картинку и станет вынужденным. Пастернак умер в 14 лет, успев поведать о своем истинном возрасте Андрею Вознесенскому.

Некоторые так лихо притворяются взрослыми, что эта маска прирастает, прорастает внутрь и становится сущностью. Память о внутреннем ребенке самого этого ребенка не заменяет. Детские надежды сменяются взрослыми глупостями и условностями, которые порабощают и диктуют, это удобно тиранам и всяким «лже», взрослый человек всегда готов стать рядом, ребенок – никогда.
Тоталитарное образование в том и состоит, чтобы как можно быстрее и ;
надежнее сделать из ребенка взрослого. Навстречу такому образованию стремится и сам ребенок – бесправное и многажды зависимое существо, путающееся в колючих слоях запретов, а взрослым все можно, они – хозяева мира, его суть и правда, а детство – всего лишь болванка, заготовка «человека могущего» и лучше это детство проскочить поскорее. Взрослые помогают и восхищаются:
– Как ты вырос, малыш! Как серьезно («по-взрослому») стал рассуждать! Ты уже почти взрослый, какая прелесть!
Или:
– Наш третьеклассник уже решает задачи из учебника восьмого класса!
Или:
– Вот, ты теперь большой и сильный, никто тебя не обидит! Сам обидишь кого хочешь!

Уродов взрослого мира полно в телевизоре. Князья Мышкины отдыхают.

На улице Познания важно – ребенок ведет вас или вы – его. Вся эта познань принадлежит вам обоим, но пути вы начертите разные: вам покажется, что ребенок познает мир беспорядочно, в простой сумме рефлекторных движений. Это не так. Логика его познавательных движений идет от целостности мира, который вы уже расчленили и расчертили. Ребенок – против разъятости мира, против логически сложной мертвечины. Ребенок не хочет изучать человека на прозекторском столе, он хочет изучать его в жизни. Или, как теперь умно говорят взрослые в процессе жизнедеятельности и в связи с окружающей средой».
Умный дурак может скрыть свою глупость. Глупый умник выставит свою дурь напоказ, но оба они могут быть или слыть как дилетантами, так и узкими специалистами.
Чем уже специалист, тем больше у него остается места для дури. Чем шире дилетант, тем менее он способен к обобщениям и поиску системности в явлениях.

Не следует в прогулках по улице Познания бежать впереди ребенка, надо бы идти рядом с ним. Исключение составляет работа сапёра, которую иногда приходится выполнять взрослому на этом пути. Но хорош тот, кто научит ребенка и этой работе.
На ребенке нет дисплея, который бегущей строкой и видеорядом рассказывает что происходит у него внутри при этих прогулках. Однако, если вы хорошо чувствуете своего спутника, то не составит труда по его реакциям верно планировать процесс познания в интересах ребенка. Такие обороты, как «попробуй понять», «сосредоточься», «слушай внимательно» и подобные следует начисто удалить из лексикона. Особенно те, которые содержат отрицания: «не отвлекайся», «не тупи (не глупи, не тормози)» и подобные. Познание -праздник для ребенка, не надо его портить недоверием и оскорблениями. «Кто не понял – тот переспросит» лучше, чем прямой вопрос «ты понял?» «Да» – скажет ребенок, чтобы не огорчать вас и не портить вам праздник.
Утверждая что-то, старайтесь всегда обозначать источник вашего утверждения. «Наука говорит, что…», «ученые полагают», «Скрябин утверждает…» Ребенок может;
возразить любому постулату, любой аксиоме или догме, если у него есть что возразить и/или если он захочет это сделать. Сомневаться – его право, в особенности, если это мальчишка.
Настоящая прогулка, живое познание не может быть заменено никаким другим, если то держит ребенка в статичном положении перед экраном телевизора/монитора, на уроке в школе, на лекции в планетарии. Исключение составляет книга, если он тянется к ней. Но и читать книгу он может тогда и в тех порциях, когда места и времена определит сам, без какого-либо запрета или принуждения. Разумеется, есть места и времена, когда читать не следует, но о них надо договариваться как об общих правилах, а не как об исключениях из свободы. За обеденным столом или в туалете вряд ли стоит читать и писать, хотя туалет часто – единственное место, где ребенок может уединиться. О его возможности уединения в нужный ему момент стоит специально позаботиться. Для меня это были баррикады из картонных коробок под столом или под кроватью.

Отсутствие чердака или подпола в городских квартирах лишает ребенка территорий, где он может поселить всякую нечисть, или оборудовать калитку в небо, к ангелам и прочим его обитателям. Дом без чердака и подпола не является валидным домом, в нем ангелы и черти живут в одном горизонте, в одной коммуналке. Воспитывать или заниматься самовоспитанием в таких условиях трудно. Есть и другие препятствия, их достаточно много, если успею – они будут тоже рассмотрены в этих записках.
;
Великий мыслитель всех детей всех народов товарищ Винни-Пух как-то гениально заметил, что всякая «экспедиция хороша тем, заранее ничего не известно».
Этим и следует измерять прогулки по улице Познания.

Вот, опять я сполз в давание советов, рекомендаций и рецептов, а надо бы мне больше доверять тебе и писать общих закономерностях, советы ты сам себе дашь. А тебе надо бы меньше доверять мне, когда я проваливаюсь до дачи рецептов.
Не потому, что они не верны, а потому, что они ограничивают твою собственную работу с закономерностями.
Если я скажу тебе, что Север в лесу ты можешь угадать по мху на стволах деревьев, то я дам верный рецепт, но из этого правила много местных исключений. Он неверен, если это одиноко стоящее дерево, если болото от него не слева, а справа, если оно среди других стоит на окраине леса, если это восточная или западная окраина, если оно на горном склоне такой-то экспозиции и так далее.
Единый рецепт ни в каком случае не годится, как если бы ты пользовался рецептом умного и ответственного врача, который он дал другому пациенту.
Давай, сам ворочай мозгами и всем прочим, в конкретных ситу-;
ациях, которые бывают всегда настолько разнообразны, что даже системные поправки к рецепту заняли бы много томов описаний.
Есть дела, которые нужно делать по умолчанию просто из-за того, что ты – человек. Таковы и поправки даже к самому выведенным правилам. Ничто никогда не повторяется, всегда есть иные факторы, которые присутствуют в, казалось бы, уже знакомой ситуации.

И уж совсем никогда не повторяется Ребенок, для которого сущая мука писать в прописях повторяющиеся закорючки или работать на конвейере. Рутина – не его стихия. Никто и ничто не повторится. Даже близнецы – совсем разные люди.
Циркулярные, циклические процессы тоже ничего не повторяют, в каждом миге жизни обязательно есть новизна и новизны, а не чтения с листа требует этот каждый миг. Цикличность – не замкнутый круг, а спираль, где каждый виток ложится на новые условия.

Каждый миг жизни ребенка бесценен. Ничего нельзя вернуть, переписать набело или зачернить. Живи и радуйся вместе ним. Радуйся тому, что можешь оглядеть мир и его глазами, услышать его ушами – еще не разъятый «образованием» мир, полный тайн, а не неизвестностей томительных и враждебных, надоедливых своей ненасытной чередой, терзающей беспомощный мозг и уставшую душу.


   Есть множество атрофий в ребенке, которые требуют реанимации, а то и компенсации, пересадки, протезирования. Ты видел протез совести или неотторгаемую пересаженную честь?
Образование и воспитание железной кувалдой идут по нему, отбивая и калеча то, что принято считать в нем дуростью от природы, формируя пустой сосуд или полый бурдюк, в который всякая взрослота насует своих «знаний».
Тропа давала развиваться природным знаниям ребенка, человека, не отвергая наук и дисциплин, но – в союзе с природой, а не с АПН, которой никогда до нас не было дела. Они рассматривали нас как чей-то пикничок на обочине их столбовой дороги к знаниям. Для сильных и умных мира сего мы были гадким утенком на их птичьем дворе, так полетим же дальше, крылья наши окрепли в поисках своей стаи.

Цветок с подоконника не улетает в поисках своей стаи, он мудр и больше связан с Солнцем, чем с верховным советом, риксдагом или парламентом. Победить цветок невозможно, только уничтожить. Даже лавируя и меняя форму стебля в нагромождении социальных и политических препятствий он остается самим собой. Так же и Тропа. Она уничтожена теми, кто не смог её подчинить.
Покорённой природы не бывает, это сплетня. Бывает только убитая природа.
Добавить к природным дарам существа возможность их совершенствования, образования новых внутренних богатств – нормальная задача. Всё-таки академики от педагогики назвали нас «педагогикой развития в единой социокультуроприродной среде». Слово развитие здесь очень точно. Не воспитание кем-то, не образование кого-то, а развитие.
Никакой красочный учебник про жизнь муравьев не заменит одной двадцатиминутной прогулки в лес и к муравейнику, а собака знает про человека больше, чем он сам.

[тетрадки и книжки не возвращают, я не знаю теперь что нужно писать сначала.]


...«В единой социокультуроприродной среде».
 Она едина лишь тогда, когда не возведены всякие искусственные ситуации, когда она природосообразна, естественна.
 Планета сильно перегружена, но она еще пригодна для естественного развития человечества. Стрекоз пока еще больше, чем вертолетов.
 Если занести культуру и природу в Красную книгу, можно что-то успеть. Человечество проваливает все экзамены начиная с XX века.
Я пишу эти строчки под оглушительную попсу из динамика.
Поверхностно-потребительское отношение к Планете постыдно.
Ты рубишь дерево своего сына, загрязняешь реку своего внука, замусорил море своего правнука, – так надо говорить, своё – оно ближе к телу.
 Абстрактные призывы по поводу хорошего отношения к Планете мало кто услышит. Только угроза жаренного петуха с острым клювом или обещание выгоды может подвинуть вперед какое-то дело.

Кнут и пряник.

Серп и молот.

 Смерть и голод.


                продолжение следует