Глазами лани

Большими, печальными…
Большими, печальными…

Из хитросплетений ночных судорог,
спазм мышц, сдавливающих горло
свинцом серых полутонов,
луж, грязных улиц,
неубранных постелей,
немытых тарелок груды,
разметав руки, раскинув ноги,
впопыхах срывая одежды,
покровы с тайны,
с иконы Богородицы покрова,
окропив водами,
напитав влагой тела,
пропитав солью и потом,
матросами на палубе шаткой
расставив ноги шире,
обругав святое,
окропив кровью жертв
до тошнотворности сладкой,
упав на колени, в молениях,
в конвульсиях сладострастия,
то ли в теле любимой,
то ли у креста распятого
две тысячи лет назад человека,
про которого говорят разное,
посыпая голову пеплом, лбом об стену,
вышибая ненужные темы,
больные вопросы о смысле,
о правильности бытия,
справедливости происходящего…
("если Бог есть, то почему…?"),
какая глупость, разве Бытие Божие
определяется степенью обиды на него
человека, сделавшего больно другому
или себе самому?
Да, допускает.
Да, может.
"Да" или "нет",
или "какая разница".

Все перепуталось в тенях фиолетовых,
вспыхивающих экранчиками смартфонов,
тонкие девичьи пальчики
иероглифично  пляшут
по виртуальностям клавиатур,
балерины Большого в экстазе
замерли, строчат смс-ки мальчикам,
пальчики побелели от страсти.
Фоном рисуя причудливые картинки
аметистовыми огоньками машин
на поворотах по пути в вечность,
подмигивая лукаво фонарями
на бульварах в кружеве листвы,
трепетной в мае, как твои веки
в быстрых снах, где воронами желтоглазыми
преследуют сновидения,
жалят осами безжалостными, жалеют разве?
Мы так беспамятны в снах
потому что болеем в них часто,
отрываем важное от дней,
кажущихся прозрачными ручьями ясными,
перекладываем в чашу, где в черной воде ночей,
отражается наше "я" безучастно,
откладываем важное на потом,
чтобы не встретить больше случайно,
в будничных делах мешает страшно,
путается под ногами черной кошкой,
зеленоглазой, плачет.
Важное, не то, не надо, перебегаем на красный.

Ласковые, злые, кончиками пальцев,
тленные, соприкасаясь с тленностью сущего,
жаждем глубин бессмертия
каждой клеточкой нашей,
скрывая жадно эту жажду
Божественного бытия в совершенстве
формы и смысла, постичь который нет силы,
скользя коньками по синему льду жизни
фигурно и замысловато.
Или уже умереть сразу, не моргнув,
не вздрогнув ни одним мускулом даже,
слишком быстро, чтобы успеть понять
важность перехода из материи
в личное "никуда", как шагнуть с моста,
не целясь, упасть в точку не возврата.

Отряхни пыль с сандалий уставших ног,
сколько дорог? - не спрашивай,
омой в воде с лепестками бордовых роз,
уснешь наконец сладко.
Меня сегодня бросил  он - не важно -
Человек или бог, или все сразу.
Ты продрог, чаю? с малиной?
С коньяком? - как скажешь…
Ты такой же, как я пропащий,
не умеешь считать деньги,
принимая золото за медь,
разбрасывая пятаки на пути в ад…
Думаешь, в рай? туда улетают птицы,
и лишь потому что глаза-агаты, глаза горят,
сердца километр за километром
поглощают лазурь небес,
а мы - нет, не пьем небеса,
торопясь до зимы долететь к свету,
не подхватят нас крылья ангелов, нет,
но и бог с ним, переживем и этот нюанс...
Был бы добрее ты, улетая опять в Прованс,
присылал бы конфеты, печенье в сахарной крошке
к чаю, клубнику в сливках, орхидеи с запиской:
"вернусь, жди, как обычно, с утра"…
А я…
Большими, печальными,
большими, печальными,
бирюзовыми, в дымке,
глазами раненой лани
провожала бы взглядом
до поворота дороги, туда -
в "никуда" или "туда и обратно",
каждый раз зарекаясь не ждать,
туда, где скорые поезда не устают
напевать свои  протяжные мантры,
а я ожидать-шептать:
разбросай васильки на моем пути,
 плесни кусочки индиго с небес в чашку,
Боже или кто там за него, не пожалей краски.


14.11.2017, Минск