Изобретатели

   
          В воскресенье на свободном пятачке, между сараями и гаражами, у странной конструкции сваренной из металлических труб и уголков, суетились двое.
   Тот что постарше - Жегуленко Пётр Васильевич - автослесарь по ремонту трелёвочных тракторов лесопункта, одет был в лоснящуюся от масла и солярки ватную куртку (фуфайку), застёгнутую на все имеющие в наличии пуговицы. Там, где пуговиц не было, выглядывало пузо тоже чем-то испачканное. На голове фуражка козырьком к затылку.
   Огромный нос картошкой и маленькие, близко посаженные глаза на круглом лице –всё это вызывало непроизвольную улыбку.
    Тот  кто помоложе,  примерно двадцати пяти лет молодой человек, был обладателем лица резко контрастирующего с физиономией Петра Васильевича.
    Острый нос, сжатые тонкие губы, на удивление -- большие чёрные глазищи.  Что-то цыганское,смешливое и воровское одновременно в них. Чёрные, смоль, волосы ничем не прикрыты.
   Звали этого юношу Лёнькой. Одет он был в чистый, похоже недавно постиранный комбинезон синего цвета. На руках новые рукавицы ещё ни разу не коснувшиеся чёрного металла.В лесопункте Лёнька был сучкорубом (обрубщиком сучьев второго разряда).
   Есть небольшая тонкость в этой профессии. Она даётся человеку без каких-либо курсов и экзаменов, почти без каких-либо медицинских ограничений. Руки-ноги есть – топор в эти самые руки –сучкоруб... Третьего разряда – рубишь сучки в лесу;  тебе причитаются доплаты за глубокий снег (зимой) И самое главное, выход на пенсию раньше на целых пять лет; второго разряда - рубишь пеньки от сучков, но уже не в лесу (верхний склад) а на эстакаде нижнего склада ( под козловыми кранами, дом рядом) и тут уже ни доплат, ни льготы с пенсией.
При ближайшем рассмотрении конструкция грубо напоминала  самолёт. Во-всяком случае, у неё были короткие крылья и хвост из жести, приваренной по контуру к дюймовой трубе. Правда,  сверху условной кабины (два сиденья, друг за другом, были ограничены контуром из полудюймового уголка) располагался мотор, очень похожий на лодочный, от которого под прямыми углами на четыре стороны шли узкие пластины с просверленными заранее дырами, видимо, для крепления длинных лопастей.
Пётр Васильевич конструировал вертолёт.  Как раз сейчас он пытался прикрепить саморезами одну из лопастей – строганную доску шириной 15см и длиной четыре метра к металлической пластине. Лёнька был приглашён в качестве помощника.
    Лёнька принял приглашение с одной лишь целью – посмеяться над страстью Жегуленко – изобретать.
И  поддерживая доску, сучкоруб вспоминал: «Васильич,  помнишь как ты изобрёл кабину для мотоцикла из тонкой фанеры?  Помнишь? А впереди оставил узкую щель «для обзора» как у танка? А как мы тебя из кювета вместе с этой кабиной доставали? «Наш бронепоезд» прямо... блин! Песню то, про путь запасный помнишь?
 Пётр Васильевич что-то бурчал себе под нос, заворачивая очередной шуруп.
Лёнька не унимался: «Васильич, а помнишь как ты картошку посадил в авоськах капроновых? Мол собирать легче. Выдернул --  и вся картошка в сетке. Кулибин, блин!
Поскольку Жегуленко на своём веку «изобретал» много вещей,  цыган не унимался. Вспомнил и строительство ловушки для частиц отвечающих за гравитацию, и антенны из семнадцати скворечников для связи с неземными  цивилизациями.
Но, все четыре лопасти пришуруплены, и Пётр Васильевич сказал: «Садись в кабинку, балаболка! Взлетать будем!»
Далее произошло вот что. Два мужика устроились на сидения. После четвёртой попытки завестись, мотор дико взвыл, и в тот же миг все четыре лопасти, оторвавшись от конструкции взлетели на уровень крыш сараев и безжалостно начали крушить их шифер.
В кабинке, на земле, сидели два мужика. Взгляд Петра Васильевича был задумчив. Во взгляде Лёньки, наверное впервые, отчётливо проступал страх.