Ядовитым супругам Галине и Александру посвящается

Сидели на скамейке Муха и Паук,
По нашим меркам было им лет Двести,
С тоскою поглядел Паук на сук,
Но паутину он не мог повесить.
И Муха тоже старая была,
Всю жизнь еду таскала из навоза,
Сейчас воспоминаниями жила,
Замучили на старости неврозы.
Вот так они сидели день -деньской,
И желчь изливали повсеместно,
С маразмами набитой головой,
Одной ногой, свисая в неизвестность.
Изгадили слюной уж не один цветок,
И грязью изрыгали в то, что рядом,
Его всё злило то, что съесть не мог,
И Муха тоже злилась от досады.
Её всё злило, то что не навоз,
Кружился рядом мотыльковый хоровод,
Уж слизью капал на скамью нервоз,
Ждала, что ближе кто-то подойдёт.
Им так хотелось, хоть в последний раз,
Но вымазать дерьмом все краски лета,
И вот однажды положили глаз
На, мимо проходящего поэта.
Он положил блокнот свой на скамью.
Чтобы рукой хронометр достать,
- Щас на стихи всю желчь изолью...
- Я буду тоже ядом поливать...
Лишь только поднатужились они,
Чтобы коварный план свой воплотить,
Но сверху наступили две ступни
И твари эти прекратили жить.
С скамейки спрыгнул славный мальчуган,
Брезгливо об траву сандали вытер,
Хороший мальчуган, не хулиган,
Добра посланник, волеисполнитель.