Питер мой

Я очнусь под деревьями Летнего Сада
Перед тем, как уйти, чей-то ствол обниму.
Так привычно и мрамор, и ряд колоннады
Взбудоражат. И легкие снова в дыму.

Серой сыростью, пылью жемчужной пропитан
Здесь сам воздух, сгущаясь над мощной рекой.
Здесь нетрудно по-пушкински стать плодовитой,
С по-цветаевски рвущейся яркой строкой.

Каждый - пленник, не ведая сам - окольцован,
Околдован, дождями спеленута грудь.
Стоит только неспешно пройтись по Дворцовой,
Стоит Невской воды зачерпнуть.

Кто не пьян перезвоном твоих колоколен,
Всяким вымокшим, сумрачным, ветреным днем?
Город дышит. Так ровно… и Марсово поле
Разгорается вечным-сердечным огнем.

Эти здания! Судеб людских переплеты.
Потаенную жизнь не поймут чужаки.
Не осмыслят ни боль, ни стремленье к полету,
Ни печальную радость, ни смех от тоски.

Не дворы, а огромные бездны-колодцы!
Как тонуть хорошо! Буду вечно хотеть
О луну обжигаться, о ветер колоться,
Там теряясь, где улиц раскинута сеть.

Шпили, блики, ограды, туманы, вуали,
Складки судорог, хитросплетенья резьбы...
Чьи-то мысли, иль жизни застыли в металле.
Чьи же? Ближе узнать бы, прочувствовать бы!

Только сакуры стройные в розовых нимбах
В снах невнятных на город накинули шаль.
Эх!.. В Михайловском парке осыпаться им бы!..
Бледный питерский дух не позволит, а жаль.

Март 2003