Сталинградские сны. Том VII. Отрешённость
Сталинградские сны
Том VII. Отрешённость
Оглавление:
Предисловие седьмому тому
Пролог
Глава 1. Распятые девушки
Глава 2. Танки вперёд!
Глава 3. Немцы!
Глава 4. Цейтнот генерала Хайма
Глава 5. Рубеж обороны батальона майора Рублёва
Глава 6. Вурдалаки
Глава 7. Загадки русской души
Глава 8. Письмо от старшей сестры Гретель
Глава 9. Баронесса-прапорщик Софочка де Боде как зеркало русской революции
Глава 10. Аргентина
Глава 11. Октябрьские бои в Москве
Глава 12. Танки атакуют в час дня по Берлинскому времени
Глава 13. Первые дни Гражданской войны
Глава 14. Мёртвые и живые
Глава 15. Штурм Московского Кремля
Глава 16. Приведение Эльзы Грубер
Глава 17. Пространственно-временной бумеранг событий
Глава 18. Добровольцы
Глава 19. Офицеры, юнкера, ударники. Цепные псы хаоса
Глава 20. Последний бой батальона майора Рублёва
Глава 21. Русская лейб-гвардия против юнкеров
Глава 22. Святость, как она есть
Глава 23. Железная логика событий
Эпилог. Часть 1
Эпилог. Часть 2
Послесловие от автора к роману «Сталинградские сны»
Предисловие к шестому тому
Хорошее должно быть красиво. Изменение представлений о красоте напрямую зависит от изменения понятий о хорошем. Не может быть хорошим некрасивый кривой забор, а только прямой будет хорошим, не может быть хорошим человеком с надменным взглядом, будто он обыскивает тебя, c наглой маской на лице и пренебрежительной вызывающей интонацией, а может быть хорошим только человек с приветливым лицом, мелодичным голосом, со светлым взглядом. Если, конечно, это не притворщик, старающийся войти в доверие, или не наркотическое опьянение у него до начала ломки. Так во всём — в архитектуре, дизайне, литературе, на параде, на лице, в человеческом общении, государственном устройстве... Всё хорошее в природе, как правило, красиво: небо, море, горы, леса, поля, реки, озёра, звери, птицы, рыбы, погода, добрые люди... Всё в природе нехорошее, как правило, безобразно и отталкивающие: трупы, мухи, испражнения, злодеи... Добро — это то, что даёт, зло — это то, что отбирает. Хорошее не имеет право быть некрасивым, но, если такое происходит, слава ему вдвойне, ломающему закон.
С людьми всё несколько иначе... Но очень хорошо — тоже не хорошо! Плохо — не хорошо, но и очень хорошо в мире человеческого вещизма, тоже не хорошо... Во-первых, слишком качественная вещь, потребительские свойства которой превышают функциональные и эстетически разумные требования, говорит о надуманной лишней функциональности, чрезмерности, излишестве, что в живой природе является уродством — пятая нога, двойной хобот слона, длинная, как борода, шерсть мартышки, перья на рыбе и так далее. То есть с точки зрения матери-природы лишнее — значит безобразное. Но больной тщеславием человек не таков — он наоборот воспринимает лишнее как прекрасное, и его технические устройства, и декоративные изделия, выпущенные капиталистами, являют собой выставку изобретений чрезмерности и ненужности. Мало того, что это режет глаз и разум, эта чрезмерность одного диалектически поражает обеднение другого. Если вы видите роскошный дворец, то можете быть уверены, что где-то множество людей живут в сараях и тростниковых коробках, если вы видите роскошный авто, знайте, где-то множество людей ездят на колымагах. А это тоже уродство капиталистической жизни, как и пятая нога урода. Товары, технически гипертрофированно совершенные, производят ощущение нездоровья общества их породившего, словно над ними люди работали под страхом смерти и голода, вне творческого поиска и права на ошибку, ведь именно рабы и голодающие могут отполировать мраморную статую и обелиск фараона до зеркального блеска, вызывающего зависть у других правителей, свободный же художник уже сто раз унесётся в новые дебри прекрасных творений. Во-вторых, при массовом производстве благ, чтобы хватало всем, сверхкачественное явно идёт не на пользу возможности удовлетворения нужд большинства. Это несправедливо. В вылизанном до лоска предмете или явлении всегда есть что-то нездоровое, нечеловеческое, мёртвое, занудное и рабски подчинённое неживому. Автоматизм русской рабыни-балерины неживой, она похожа на куклу. Ребёнок, воспитанный в идеальных и стерильных условиях нежизнеспособен в реальной жизни. Блеск и глянец светскости имеют признаки болезненности и идиотизма, словно искусственные цветы и венки на могиле. Очень хорошо — тоже не хорошо! Но зависть человеческая толкает его всё время под руку, хочет его доминирования во всём...
Для того чтобы понять природу культивирования в современниках зависти, нужно обратиться к базовым ценностям капитализма: иметь как можно больше собственности, роскоши и средств производства, иметь как можно больше возможности приобретения всего, чего бы то ни было, любыми способами. Конкуренция между разными собственниками составляет главный предмет жизни при капитализме всех формаций от рабовладельчества непосредственного до рабовладельчества через финансовые инструменты. Биологические корни зависти кроются в животных стадных инстинктах — делай как все, и будет тебе счастье! Зависть людская — прямое доказательство низменного отличия людей от Бога. Бог никогда не создал бы Вселенную, будь он жадным и завистливым, не стал бы он раздавать вещество и энергию направо и налево.
Зависть при капитализме чрезвычайно почитаемая и ценная вещь. Именно по силе зависти других жадный собственник определяет свою значимость применительно к своей собственности, а зависть других к его возможности чего-либо купить или украсть само по себе является ещё одним показателем его жизненного успеха. Для того, чтобы люди могли завидовать, богачам им свою собственность нужно показать, свои покупательные возможности раскрывать — это такое шоу вожделения ненужного. Какой прок в богатстве, какое от обладания им можно получить удовольствие, если о нём не знают другие и не завидуют? Вот и рождаются пышные мероприятия, заказные статьи про самих себя по любому поводу, даже разоблачающие их как взяточников и убийц, коррупционеров и подлецов, вот так возникают чередой придуманные скандалы, пирамиды, пышные свадьбы и похороны, экзотичные особняки и разные скандальные покупки, завещание миллионов собакам, короны и яхты размером с эсминец...
— Почему вы, журналисты, не пишете про меня разоблачительные стати?
— Я и так перегружен публикациями компромата, но всё без толку — юстиция назначается самими коррупционерами!
— Напишите про меня компромат в вашей газете, а то друзья думают, что я не могу украсть жалкий миллион долларов...
Жадность и зависть процветают не для того, чтобы хорошо есть или получать телесные удовольствия — личная бриллиантовая корона и яхта для тела удовольствия доставить не могут сами по себе — корона тяжёлая, а на яхте качка до рвоты — они для капиталовложений и генерирования этим зависти своей непомерной ценой. Зависть как рабство — человек, воспитанный в зависти каждую секунду находится под её гнётом, поддерживаемым с помощью кино, телевидения, газет. Наконец-то можно сделать вывод о причинах сумасшествия людей, которые не могут остановиться и уберечься от болезненного приобретательства даже тогда, когда размер их богатства в миллиард раз превосходит любые их жизненные потребности, что, безусловно, является сумасшествием само по себе — и имя этой причины сумасшествия — зависть. Они безумцы! Очевидно, что зависть — это род психического заболевания, и весьма опасного для окружающих. Зависть следует лечить принудительно. Вот только зависть — она как наркомания, табак и алкоголь — приносит огромные деньги. Да и кто будет докторами, проводящими лечение от жадности и зависти?
Поэтому издревле богачи день и ночь пекутся о приумножении зависти в обществе не меньше, чем пекутся об охране своих богатств и популярности. Кроме того, что зависть людская наполняет гордость сердца владельцев богатств, зависть является прекрасным инструментом вскрытия кошельков людей в интересах всё тех же владельцев собственности — предприятий и торговых компаний, позволяющих обогащаться на зависть опять же всё тех же людей.
Зависть как любая психопатологическая болезнь заразна, особенно в толпе, формируемой при помощи средств массовой информации. На зависти, как производной от жадности, построена и столетиями живёт вся реклама. Жадность и зависть у богачей приводит понятно к чему. Зависть у простолюдинов — это, к примеру, культ мускулатуры, сгон с дороги людей впереди, злые гудки автомобилей на светофорах, беспорядочные половые контакты, шумные премии, медальки, обжорство и пивное пьянство, любые излишества. Больше всего, всё равно чего!
Зависть к славе толкает богачей даже на благотворительность — организуя систему убийства миллионов детей, они дарят сотням несчастных детей конфеты, но нет чтобы миллионы не убивать, а лишь немного конфет под вспышки фотокамер оставшимся в живых! В городской толпе зачастую первый взгляд — это оценка, второй взгляд — генерация зависти — третий взгляд — уже ненависть. Потом однажды среди обычных людей можно получить и нож в сердце. Убийство рождается ненавистью, ненависть рождается завистью, зависть рождается жадностью, жадность рождается собственничеством — главным столпом капитализма всех времён. То есть капитализм и убийство — близнецы братья по своей матери зависти. Говорить, как Иисус Христос, что зависть — это плохо, значит, слыть коммунистом, врагом устоев капиталистической демократии. Просто даже бедный человек, отказавшийся от зависти, может найти своё счастье — главное сокровище любой жизни, а даже очень богатый человек, живущий в системе зависти — никогда не будет счастлив. И скажу вам истинно, братья и сёстры, что не тот человек по образу Божьему, кто весь в золоте и драгоценных камнях, с только тот человек подобен Богу, кто жизнью своей докажет, что жадность и зависть не властны над ним!
— Скажи учитель, ты мудр и знаешь жизнь, какая пытка самая страшная на свете? — спросили как-то ученики своего старого учителя, — одни говорят, что огнём, другие, что жаждой...
— Самая страшная пытка — пытка жадностью и завистью! — ответил учитель.
— Как же так? — удивились ученики.
— Пытка огнём всегда имеет конец, — ответил старик, — пытаемый либо умрёт, либо его освободят, а пытка жадностью и завистью не прекращается ни на минуту, она такая же жгучая, как жажда, но жажду можно утолить, а жадность и зависть неутолимы. Вот и получается, что пытка завистью и жадностью страшнее пытки огнём и жаждой...
Пролог
Явления истории и сегодняшнего дня, экономики, политики, войны следует рассматривать не с точки зрения эмоций, заказной или эзотерической истории власть имущих, или разных неумных и недальновидных, психически нездоровых, или обиженных чем-то индивидов, а рационально, с точки зрения вреда или пользы для отдельных людей или общества в целом. Польза — это добро, вред — это зло. Вот и всё...
Польза и вред человеческому организму, его душе — вот основные универсальные критерии оценки жизни человека всех времён и народов, именно они являются мерилом любых обещаний и событий в истории, сегодня и в будущем. Никакой политики, абсолютно один простой и святой вопрос всей истории эволюции живых существ — спасения от вреда и поиска пользы. Вот и всё... Если человеческому организму через существующий или прогнозируемый порядок вещей наносится вред неправильным и недостаточным питанием, отсутствием здоровой среды жизни, условий спокойного сна, отдыха, физической безопасности, постоянными страхами перед будущим по разным причинам — значит, человек живёт в обществе и климате, наносящем ему постоянный вред, он живёт во зле и жизнь такую нужно менять. Либо следует самому изменять место жительства, или изменить общество таким образом, чтобы максимально ликвидировать вред для себя и получать от жизни максимальную пользу. Люди, которые организуют нанесение такого вреда должны, носители зла, быть изолированы от любой власти, формальной или неформальной, а явления, наносящие вред ликвидированы. Вот и всё... Делается это, наверно, как то так:
Задаётся себе или кому-то ещё простой вопрос:
— Это событие (далее следует наименование некого события или жизненного процесса) для меня вредно (было, будет вредно) или полезно (было, будет полезно)?
Капиталистические основы жизни злы и звероподобны, они базируются на животных принципах пожирания слабых, а не на создания благ из природных ресурсов за счёт ума и труда для блага всех, и это недостойно человека, как высшего существа. Человек как высшее существо должен помогать слабым людям и своей силой оберегать их от произвола сильных, системно препятствовать появлению бедных и несчастных, то есть творить добро. Человек как высшие существо — строитель системы счастья для всех, а не только для тех, кто на некоторое время оказался сильнее других. Обычный человек, живущий не так — это низшее существо, он звероподобен, в какое бы золото он не наряжался, какие бы титулы и эпитеты для себя не придумывал. Этот злой низший, как все звери будет пожирать слабого финансово, психологически, потреблять его жизненные силы, отбирать у него разными путями деньги, свободу, еду, детей, здоровье, молодость, годы жизни, счастье. Не каждый хочет и может быть человеком добра, человеком-ВС — высшим существом. Человек зла, человек-НС — низшее существо, сейчас пока ещё преобладает на планете...
В мире миллиарды людей влачат нищенское существование без медицинской помощи, образования, надежд на счастье, а среди богачей в моде забота о редких животных, собаках в городе, кошках и так далее, они для этого организации создают, рекламу дают, литературу распространяют, акции проводят. Так выглядит респектабельное зло. Эти хранители природы, если рассуждать честно — сатанисты и фашисты, поскольку считают зверей более достойными своей благотворительности, заботы и финансовых трат, чем миллионы людей. Тигра спасать будут, а бороться за ликвидацию нищеты и снижения детской смертности людей — ни за что! Зверей они любят, а людей нет. Сатанисты...
Один из главных вопрос всех времён и народов, тревожащий всех и сейчас — справедливость и несправедливость жизни. Трудно себе представить, чтобы богач-чинуша или богачка-королевна не хотели передать своему ребёнку, выросшему в роскоши и вседозволенности, своё богатство. Что и происходит. Но будет ли такой ребёнок, случайно получивший слепым жребием от судьбы богатство, достойным, справедливым человеком, находясь с пелёнок в атмосфере неравенства и превосходства над другими за счёт родительского богатства и владычества? Нет, не будет он справедливым, не с чего ему стать таким. Попадая каждый раз во власть и доминируя там, такие люди не могут обеспечить никакому государству капиталистического мира демократического толка главной заявляемой демократической ценности — справедливости. Так же обстоит дело с другой ценностью капиталистической демократии — равенством граждан. Демократия капиталистического общества — если говорить реально и по понятиям — это орудие неравенства и несправедливости, что и доказывают его законы и судебно-процессуальная практика. Вывод: настоящая демократия — демократия справедливая при наличии в обществе богачей невозможна. Поэтому слово лорд изначально означает подлец. То же означает слово граф, принц, король, королева, принцесса, миллионер, миллиардер, владелец крупной компании, член совета директоров, крупный фабрикант и банкир, и так далее. Они изначально подлецы...
Является ли эгоизм — победившее мировоззрение, без устали рекламируемое практически как новая вера, безопасным для его обладателя? Нет, не является. Для молодого человека из бедной семьи в развитой стране идеология эгоизма — “всё для меня”, входит в конфликт с его бедностью и отсутствием возможности удовлетворить эгоистические устремления и потребности. Машины, квартиры, красотки, юг и так далее... Представление о том, что он сможет на свои потребности, диктуемые пропагандой эгоизма и примерами успешных эгоистов заработать, терпят фиаско, поскольку мир не для свободных предприимчивых граждан-одиночек, он поделён всевозможными мафиями на зоны грабежа до такой степени, что даже для открытия успешного шиномонтажа или пиццерии нужно входить в мафиозную группу, а показушная поддержка мелкого и среднего бизнеса от властей вообще — показуха и пропаганда. Власть и мафия — едины. Поэтому молодому человеку при отсутствии стартовых возможностей от родителей особо заработать не дадут однозначно. Жизнь внутри мафии в части эгоизма регулируются внутренними законами мафии и здесь не рассматривается. Таким образом, человек в любой развитой стране входит в состояние тяжёлого внутреннего психического конфликта между желаниями, диктуемыми эгоизмом и возможностью эгоистом быть физически. По этой-то причине и возникает всем хорошо видимая агрессия — из-за разочарования — фрустрации, и не имея полного выхода наружу, она направляется внутрь эгоиста, порождая у него тяжёлые депрессии, суицидальность, склонность к насилию, изнасилованиям, если больной не женщина, к наркотикам, ко всевозможным гадалкам и гуру, поскольку больной всё равно не хочет поверить, что он — эгоист — центр мира, на самом деле в реальном мире никто. Поскольку ни одна из сторон психического конфликта не может быть преодолена, эгоист по мере взросления и старения, становится психически полностью больным человеком — эгопсихопатом. Эгопсихопатия у женщин имеет особенности из-за наличия факта материнства и являет собой весьма отталкивающее явление, противоречащее понятию семья, поскольку семья — это альтруистическое сообщество. Не лучше обстоят дела и с богатыми, шкала эгоизма которых просто немного или много смещена в плане возможностей. Всё равно разница между эгоистическим “хочу” и реальным “могу” сводит их часто с ума. Коррупция, потеря чувства Родины, воровство, разводы, убийства партнёров, конкурентов и родственников, гаремы, наркомания и алкоголизм, издевательства над персоналом, прочие отвратительные проявления богатого скотства — вот проявления их психической болезни. Множество аспектов и нюансов вреда эгоизма для здоровья и даже опасности для жизни можно перечислять бесконечно. Об этом написаны, начиная с “Одиссеи” Гомера, миллиарды книг. Имея ключ к этой проблеме, любой может смотреть на мир сквозь матрицу эгоизма, пропагандируемого каждую секунду вокруг друзьями, врагами и родителями в виде рекламы машин и квартир, сериалов, чемпионатов, красующихся политиков и банкиров, всяких бородатых или волосатых личин и частей тела. Что же делать, есть ли альтернатива не болеть этой болезнью всем миром? Есть такая альтернатива. Есть жизнь вне эгоизма...
Все процессы, когда исходное состояние вещей преобразуется в результате каких-либо изменений, называется технологией. Технология — это способ, воздействие, преобразование. Главной технологией человечества, определяющей его жизнь с момента возникновения первых цивилизаций и по настоящее время, является технология эгоизма. Можно сказать, что технология эгоизма и есть мать цивилизации. Существование людей вне технологий эгоизма не порождает необходимости строить цивилизацию вообще. А что такое технологии эгоизма? Технологии эгоизма — это технологии неравенства — это способы такого постарения жизни, когда достижение личных благ одного человека ставится выше блага другого человека. Технологии эгоизма порождают всеобщую жадность, коррупцию, бандитизм, воровство, подлость, хамство, наркоманию, войны, революции, мегаполисы, экологические проблемы, свалки, глобальное потепление, пандемии, перенаселение, экономические депрессии и кризисы, безработицу и так далее. В обществе, живущем по законам звериного эгоизма, разжигающем в себе эгоизм всеми возможными способами с утра до вечера, бессмысленно пытаться менять какие-то отдельные части и аспекты жизни на человеколюбивые и альтруистические. Всегда такие замыслы будут уничтожены и извращены людьми, остающимися жить по-прежнему в логике эгоизма. Нужно менять всю систему жизни целиком революционно или эволюционно.
— Учитель, что такое хорошо и что такое плохо для людей? — спросили однажды ученики своего старого учителя.
— Если смотреть на мир через призму эгоистического мировоззрения, где благополучие одного может быть выше и важнее благополучия многих, тот всё в нашем мире построено правильно. Если же смотреть на мир через призму коллективизма, когда благо для всех важнее, чем благо для одного, то всё в нашем мире происходит неправильно. Какой мир лучше и правильней для людей — мир эгоистов или мир альтруистов — вот вопрос, ответ на который и являет собой главное мерило хорошего или плохого...
Наблюдаемые явления во всех сферах политической, экономической и личной жизни людей — это постоянно совершенствующиеся технологии жадности и эгоизма. Это навязано сверху и поддержано снизу. Кто считает наоборот, автоматически становится изгоем. Нужно очень большое мужество, подвиг, чтобы в мире эгоизма жить по законам альтруизма.
— Значит, наш мир плохой? — не унимались любопытные ученики.
Но учитель промолчал...
И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул...
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
"Восстань...
А.С. Пушкин
Глава 1. Распятые девушки
— Ничего не пойму! Тело-то где? Труп... Трупы... — спросил сам себя тихо Надеждин оглядываясь и пройдя так ещё несколько десятков метров в зарослях. — Кому понадобилось их убивать так кроваво и прятать в глухой чащобе?
Он обернулся на шум ломаемых веток: через орешник в сторону берёзы, царившей над обступившими её кустарниками, оглядываясь и держа оружие наготове пробирался Гецкин. С трудом заглатывая смрадный, душный и жаркий воздух, он затравленно озирался.
— Тут воздух как в джунглях, только без экваториальных ароматов… Ладно-ладно, «следователь», ты человек любознательный, из столицы, — сказал он не своим голосом. — Ты тут банкуй, делай что хочешь, а я, пожалуй, вернусь на дорогу...
— Может и вправду пойдём отсюда, москвич? — спросил у товарища Коля Петрюк, подавляя усилием воли рвотный рефлекс и наблюдая как Надеждин шарит ладонями по траве.
На другой стороне прогалины, близко, очень близко среди нудного стрекотания насекомых и разноголосой переклички птиц, занимавшихся своими обычными делами, лопнула сухая ветка. Затем появился звук, словно у кого-то урчало в животе от голода.
Красноармейцы застыли как каменные; чувства обострились до предела; зрачки глаз быстро побежали по примятой траве, забрызганной кровью листве, фрагментам голубого неба среди листвы. Надеждин первым совладал с волнением. Продолжая ощущать тянущее чувство в ногах, словно кто-то маленький поселился в них и со щекоткой перебегал от голеней к бёдрам и обратно, он подошёл к товарищу вплотную. Взял Гецкина за пряжку поясного ремня и произнёс серьёзно:
— Слушай, Зуся, не могу просто так уйти... Не боюсь ничего после того, как на дороге в воронке в одной куче похоронил после бомбежки наших ребят из батальона, Сашу и других. Они за десять минут до налёта пели песни, смеялись и думали, чем будут заниматься после войны! Жили никому не делая зла. Их позвала Родина и Сталин на защиту от лютого врага и они пошли на войну. И вот теперь они мертвы, не сделав по врагу ни выстрела... Мне после этого всё не кажется страшным! Хочу знать, что это за чертовщина тут твориться, что я пока ещё не спятил за компанию с тобой, и это не кошмарный сон, и там не вампир... Не может такого быть: идёшь, идёшь по лесу и вдруг — бац! Лужи крови и больше ничего! Понимаешь? Должен быть труп! Ведь мёртвые не ходят... Не ходят, чёрт побери! И лисицы, лисицы-то ведь жрали чего-то и ой как не хотели убираться, и вороньё тоже...
Гецкин осторожно вынул из руки Надеждина пряжку своего ремня и сделав шаг назад ответил:
— Знаешь, Петечка, мне, если честно, не интересны твои поиски трупов! Мы ищем живых девочек Машу и Лизу, если помнишь. И мы идём на хутор Дарганов чтобы узнать, там ли наши девчонки или нет, и всё! Мы что тут, по-твоему, до ночи должны по этим лесопосадкам лазить? Тут прифронтовая полоса, уже фронт. Мало ли кто тут мёртвыми по лесопосадкам и по степи валяется… Диверсанты и их жертвы, убитые при авианалётах, сведении личных счётов за Советскую власть или по личным мотивам, насильники, дезертиры, бандиты и их жертвы. Так что не наше это всё дело... Нас тут уже и обстрелять успели, и велосипеды казённые отобрали с вещами и съестными припасами, и дезертиры с урками нас чуть не убили! Ты, Петюня, как хочешь, а мы с Колькой идём в сторону дороги и на телеге потихоньку двинемся в Дарганов. А ты сам думай, следователь-студент!
Гецкин действовал ровно в той манере суждений, что доминировала на его родине в Аргентине до эмиграции в Советский Союз. Частнособственническая парадигма всё ещё заставляла взвешивать всё с точки зрения личной выгоды и пользы и за несколько лет конечно её не могла победить парадигма альтруистическая, хотя он честно боролся за это как мог. Иммигрант решительно повернулся и двинулся через кустарник к Петрюку, намереваясь увлечь его за собой прочь из зловещего места. Местность здесь круто понижалась, словно в овраг, но низина шла параллельно реке и, скорее всего являлась одной из многочисленных участков старого русла — заросшей старицей. Оказавшиеся выше по рельефу деревья казались высокими, почти как в лесу средней полосы...
Молодой сахалинец дошёл до раздвоенной берёзы. Обойдя дерево, он вдруг невнятно вскрикнул. Глаза его расширились от ужаса. Закрываясь рукой, он отвернулся от чего-то увиденного с криком:
— Чур меня! Чур!
Через секунду стало слышно, как он судорожно глотает воздух, силится что-то ещё сказать, заикается, несвязно лопочет будто бы начальные буквы алфавита. Потом роняет винтовку, падает на колени. Его начало неудержимо рвать на траву.
Надеждин с Гецкиным кинулись к нему, спотыкаясь о корни, поскальзываясь на траве, не обращая внимания на жестокие удары ветвей по лицу и рукам.
— Ух, мамочка, аз ох ун вэй! — воскликнул Гецкин, стараясь побольше вдохнуть воздуха в грудь, тоже поражённый увиденным.
Опершись на свою винтовку СВТ-40 с примкнутым штыком, он отвернулся и сел на траву рядом с Петрюком зажмурив глаза.
— Ну, вот и трупы! — прошептал Надеждин подходя к ним.
То, что он увидел, сбило дыхание. В голове зазвенело, словно оглушило взрывом. В сознании непроизвольно закрутилось профессиональное колесо: пункты осмотра места происшествия, намертво вбитые в училище на курсе следственных действий...
Три женских трупа висели рядом на одном суку... Дерево — берёза; расположена в труднопроходимых зарослях орешника. Тела немного касались друг друга. Расстояние от свисающих пальцев ступней до утоптанной травы чуть больше ширины ладони. Трупы сильно обезображены. Судя по пропорциям тел и наличию других признаков, остатков длинных волос — это молодые женщины, девушки лет шестнадцати-восемнадцати. На лицах следы грубо нанесённой пудры, глаза гротескно подведены сажей, губы не аккуратно накрашены помадой. По всей видимости косметические средства и сажа наносились посторонней рукой после подвешивания тел. Одежда полностью отсутствовала...
Посторонних деталей, кроме полос ткани неопределённого цвета, стягивающих щиколотки и запястья убитых — не видно. Рост всех девушек ниже среднего, телосложение крупное, хотя из-за отсутствия многих частей мягких тканей, срезанных ножом, определить это тяжело. Однако, скорее всего, мышцы рук и ног для вышеуказанного возраста развиты хорошо. Кожа гладкая, бледно-коричневая со следами загара. На неповреждённых участках кожи слабо выраженные трупные пятна. Смерть, с учётом высокой температуры воздуха, вероятно, наступила не более двенадцати часов назад. Причина смерти — множественные ножевые ранения в области груди, шеи и конечностей, с последующим удавлением посредством повешения...
Шеи трупов сдавлены петлями и вывернуты. Языки выпали и прикушены. Некоторое удлинение шеи и характерное запрокидывание головы свидетельствует о том, что после подвешивания преступник повисал на ногах жертв, чем вызывал переломы и раздвигание шейных позвонков...
На оставшихся участках мягких тканей рук и ног видны синюшные кровоподтеки от сдавления проволокой или верёвкой. На телах следы пыток: множественные кровоподтёки, надрезы, нанесённые остро отточенным предметом, отсутствуют небольшие фрагменты кожи. Часть мягких тканей с бёдер, груди, живота, спин, срезаны. Брюшные полости жертв вскрыты. Видны остатки внутренних органов чёрно-синюшного цвета. В кулаке висящего справа трупа девочки зажат пучок выдранной с корнем травы. Колени зазелены травой. На телах имеются также посмертные ранения без выделения из ран крови, нанесенные, скорее всего, птицами-падальщиками. Яблоки глаз у жертв частично выклеваны...
— А почему тогда такая свежая кровь на прогалине? Кровь этих девушек должна уже засохнуть давным-давно... — произнёс сдавленно Надеждин. — Значит, где-то ещё есть тела или тело. Более свежие...
Он медленно отщёлкнул от ствола своей винтовки штык-нож. Привстав на носках, начал перерезать верёвки, удерживающие тела. Оказалось, что верёвки свиты из высококачественной пеньки; штык резал с трудом. Наконец, три тела, одно за другим, с глухим стуком упали на землю. Из травы поднялось целое облако мух. На верёвках рядом с узлами петель обнаружились небольшие картонные бирки с десятичными числами вроде тех, какими нумеруют канатные бухты. Слишком сильно запачканные кровью и землёй надписи читались с трудом: то ли 46 и 47, то ли 85 и 81...
Пока Надеждин рассматривал странные бирки, за его спиной не прекращались клокочущие и булькающие звуки. Это Петрюк, встав на карачки, давился теперь не рвотной массой, уже полностью вышедшей, а собственной слюной и зловонным воздухом. Юношу выворачивало. Он еле удерживался на руках, чтобы не повалиться ничком от бессилия. Рядом с ним на кочке что-то лежало. Присмотревшись, Надеждин осознал, что на расстеленном обрывке ткани голубого цвета в белый горошек разложены окровавленные куски плоти. Некоторые куски валялись в стороне, испачканные лесным сором и землёй. Везде в несчётным числом роились мухи разных размеров и цветов. В ветвях сидели и наблюдали за живыми и мёртвыми вороны. Тут же валялся страшный мусор: обрывки бантов, босоножки, побуревшее от крови рваное тряпьё, бывшее когда-то частями одежды...
— Вот что жрали лисицы... — пробормотал бледный Гецкин, зло глядя на Надеждина и судорожно глотая душный, жаркий воздух. — Человеческое мясо тут жрали звери! Всё? Доволен? Посмотрел что к чему? Теперь пошли...
— Что за нелюдь это сделала? — сам себя спросил москвич, не имея сил снова взглянуть на страшные находки. — Что за зверьё?
Он с трудом подавил позывы рвоты и пнул Петрюка в подошву ботинка. Тот не реагировал. Тогда Надеждин ещё раз с силой ударил носком своего ботинка по подошве ботинка товарища со словами:
— Уходим! Давай, Коля, поднимайся! Нет тут нашей Маши и Лизы! Им по двенадцать-тринадцать лет, а эти девушки вон какие здоровые, откормленные...
Продолжая ощущать неприятное тянущее чувство в ногах, голенях и бёдрах, он взял винтовку Петрюка и повесил себе на плечо. Его товарища всё ещё душили рвотные спазмы. Тогда Надеждин потянул Петрюка за воротник гимнастёрки, почти что поволок за собой вверх по склону, лишь бы быстрее уйти от изувеченных женских трупов, роя сытых, блестящих мух, нагло садящихся на бледные лица мёртвых и не менее бледные лица живых. Прочь от плотного, жуткого трупного запаха хотелось бежать со всех ног, не разбирая дороги...
Петрюк, наконец, привстал и сделал несколько самостоятельных шагов, но тут же, поскользнувшись на чём-то жёлтом, упал лицом вниз со слабым вздохом. Встряска от падения окончательно привела его в чувство. Он подскочил. Полные слёз голубые глаза его широко раскрылись. В них отражалось небо и скачущие по листве солнечные зайчики. Красноармеец остервенело вдавил каблуком кусок обнаруженного хозяйственного мыла и дрожащим голосом произнёс:
— Смотри-ка, Зуська, изверги после такой зверской бойни ещё и руки тут помыли, сволочи!
— Собственными руками задушил бы! Кто... Кто это мог сделать? — не оборачиваясь, сказал Надеждин, идя напролом через заросли прочь.
Генкин и Петрюк поспешили за ним, шаря вокруг ничего не видящими ошалелыми, безумными глазами...
Воздух заметно накалился по сравнению с утром. Жара наступала. Наступала духота из-за отдающего влагу недавнего ливня леса вдоль Курмоярского Аксая. Странный жаркий лёгкий ветерок шелестел в листве, трогая верхушки деревьев, то приближая, то отдаляя гул канонады со стороны Дона, но не приносил свежести и облегчения. Не закрывай августовское солнце частично листва, идти стало бы совсем тяжело. Зато поуменьшилось комаров и мошек. Ещё час назад они тучами взвивались навстречу из-под влажных корневищ деревьев и кустарников, облепляли руки, лезли в уши, рты, ноздри, глаза. Казалось, их можно было размазывать по лицу как кашу. Теперь же они попрятались от жары. Только мухи царствовали безраздельно. Замолкли и птицы, экономя силы.
Гецкин и Петрюк смогли нагнать Надеждина лишь спустя полчаса уже в яблоневых садах у дороги. Отсюда через прорехи листвы в кронах деревьев, за ровными полосками бахчи виднелись саманный крыши, столбы линии электропередачи и связи. На проводах неподвижно сидели сытые и ленивые вороны. Над ними в небе кружил степной орёл. Он игнорировал воронов, а вороны игнорировали орла. Теперь в степи всем хватало пищи. Наверное, если бы рядом с воронами сейчас на проводах оказался вдруг кролик, орёл тоже не отреагировал бы на него сразу как положено хищнику.
Убегая с места кровавого убийства, три товарища оказались совсем не там, где зашли в лес. Немудрено, ведь русло Курмоярского Аксая и дорога вдоль него здесь отчаянно петляли, окружённые старицами и оврагами. Ни своей лошади, ни телеги они не нашли.
— Мы потеряли средство передвижения так же, наверное, как и прежние хозяева, — сказал друзьям Надеждин. — Бог дал, бог взял. Если, конечно, это не убитых девушек телега была...
— Хутор. Наверное, Дарганов, — вместо ответа произнёс Петрюк, всё ещё бледный и подавленный, показывая пальцем на крыши. — Сколько раз зверя освежёвывал добытого, а порезанного человека до сих пор видеть не могу...
Крыши Дарганова виднелись километрах в трёх, может чуть больше. Фигурки людей на пшеничном поле за бахчой казались с такого расстояния размером примерно с булавочную головку. Среди холмистого пространства по обе стороны Курмоярского Аксая саманные, изредка дощатые крыши домов, дровяных сараев, конюшен и амбаров располагались хаотично.
Река из-за постоянных изгибов русла терялась в зарослях. Она скорее угадывалась по верхушкам наиболее высоких деревьев, особо густому кустарнику и зарослям камыша. Уже наклонные лучи послеполуденного солнца контрастно выделяли глубокие, почти чёрные тени среди построек, разные оттенки зелёного причудливо играли в листве, придавая пейзажу вид абсолютно умиротворённого покоя и фундаментальной неизменности как на пейзажных картинах старых мастеров. Если бы не сильный запах гари, шлейфы пыли в степи, чёрно-синий дым на горизонте, легко могла прийти мысль, что в прекрасном мире очарования и покоя жестокая война никогда не сможет происходить наяву, а может лишь присниться или пригрезиться.
У дороги — накатанной телегами и автомашинами колеи в коричневой глине Гецкин и Петрюк остановились. Они уселись перевести дух прямо на траву. Надеждин отдал Петрюку его оружие.
— Держи свою «Светку», — сказал он. — Не буду же я её за тобой всю войну носить.
— Видал, что в жизни бывает? Дьявол живёт среди нас, — подавленно сказал в пустоту Гецкин. — Как так можно... Девушек...
— Как люди могут такое делать? — отозвался Петрюк.
— А на детей и женщин бомбы сбрасывать, которые разрывают их на куски или дырявят осколками, в это ты веришь? — нехотя спросил Надеждин, едва ворочая сухим языком во рту. — Это что, меньший дьявол, чем тот, что к дереву свои жертвы привязывает и кишки вырезает ножом? А те, кто бомбы эти сделал и самолёты? Те, кто денег дал на эти самолёты и бомбы, меньший Сатана разве? Ножом маньяк убьёт трех в день. А один бомбардировщик за один вылет 300 убьёт. Так кто больший дьявол? Всякие там Морганы и Рокфеллеры с разными королями и принцами более кровавые маньяки-убийцы, чем самые ужасные «бытовые» убийцы из истории...
Гецкин промолчал.
— Я так устал, братцы, что даже ноги перестали болеть у меня уже, — продолжил Петрюк. — А ещё я от войны устал, хотя на неё ещё толком и не попал, и врага даже не видел. Теперь просто всё у меня тело болит и кажется, что я больше и шага не могу теперь сделать.
Он лёг на спину и закрыл глаза.
— Нужно вернуться и похоронить их, — словно не слыша товарища, сказал Надеждин. — Не по-людски там их бросать, чтоб птицы клевали и лисицы жрали. У девушек мамы и папы остались, и самим девушкам хотелось жить, любить и детишек воспитывать. В общем, они такие же люди как мы все, и надо к ним тоже по-человечески.
— Тут война не на шутку. Люди по всей степи валяются убитые. Парой убитых больше, парой меньше, — ответил Гецкин расслабленно, тоже ложась на спину и прищуриваясь из-за солнечных зайчиков, прорывающихся через листву. — Я против возвращения. Искать живых ты хотел? Так давай их искать!
— Да! — поддакнул Петрюк. Но сперва по заявкам трудящихся привал!
— Снова у тебя, Зуся, остатки капиталистического мышления, привезённые из капстраны Аргентины, — сказал Надеждин, ложась на траву, подпирая голову рукой и глядя в сторону Дарганова.
Заметив среди листиков подорожника две крохотные землянички, сорвал их и медленно съел. Сладко-кислые ягодки подчеркнули горький вкус во рту. Хотелось пить и есть. Слюна словно застряла в горле комом, а шершавый язык прилипал к зубам. Москвич оглядел себя и начал машинально отряхивать с гимнастёрки и галифе листья, паутину, жучков, какие-то семена, комочки земли. В голове крутилась одна и та же песенка из показанного в последний вечер в Славянке только что вышедшего фильма «Котовский»:
Ах, мама, мама, что мы будем делать,
Когда настанут зимни холода?
У тебя нет тёплого платочка,
У меня нет зимнего пальта...
Сколько они просидели так в молчании у вымершей будто дороги вдоль Курмоярского Аксая, среди шорохов листвы и жужжания насекомых, среди птичьего пения и гула самолётов в небе, неизвестно. Жара. Солнце застыло на месте как прибитое гвоздями. Над виднеющимися соломенными, камышовыми и дощатыми крышами хутора медленно, чуть заметно двигались редкие белёсые облака. Серые тени в облаках слагались в прихотливые узоры, похожие иногда на лица, паруса кораблей, затейливые орнаменты. Появление облаков со стороны Каспийского моря снова сулило ночью сокрушительный ливень, если только сильные восточные ветры не рассеют их над Доном.
Замкнутая между долинами рек Дона, Волги, Кумы и побережьем Каспийского моря калмыцкая степь, бывшая когда-то половецкой, делилась естественным природным образом на три части: Прикаспийская низменность, Ергенинская возвышенность и Манычская впадина. Разность высот и разные расстояния до морей — аккумуляторов тепла и влажности создают перепады плотности воздуха и давления, побуждая воздух к разнонаправленным и непредсказуемым движениям. Прикаспийская низменность почти не имеет воды. Летом солёные озёра пересыхают. Зимой Прикаспийская низменность почти бесснежная. Ергенинская возвышенность имеет плодородные земли и луга, богатые рыбой озёра в руслах рек Сарпа, Цаца, Ханата. Манычская впадина, где сейчас катится война, — нечто среднее — она заполнена солёными озерами, длинными лиманами, поросшими лесом, камышом...
Сильные ветры весь год. Особо страшны летние суховеи, уносящие влагу, убивающие траву, — корм для основы жизни казаков и калмыков — коней, овец, верблюдов, коз, особенно ценимой красной породы коров, известных мраморным мясом. Ветер может погубить на корню рожь, пшеницу, просо, гречиху, овёс. Суховей за считанные дни уничтожал сады персиков, орехов, виноград, бахчи. Нищета из-за суховеев являлась здесь частой гостьей: трава гибла, с ней погибал скот, а затем люди. Чаще всего ветер дул полгода в одну сторону, полгода в другую. Ветер и есть главный хозяин здешних мест. Он здесь бог и творец. Ветер помогал, если дул в спину. Если дул сбоку, мешал ехать, выдавливая с тропы и дороги.
Мистические проявления природы делали ауру запредельной, инфернальной страной; радуги, круги и полукружия вокруг Солнца и Луны, светлые столбы в небе, вторые солнца, зарницы, вдруг освещающие изнутри тучи, огненные шары, плавающие в воздухе над землёй и поджигающие степь, миражи разных видов, вплоть до громадных фигур людей над горизонтом, и сам ветер...
Ветер знаком всем: он страшный персонаж детских сказок, часть буддийских мантр. Флажки коней ветра — лунгта в священных местах буддистов колышутся или рвутся на ветру, тщась наполнить гармонией и энергией безжизненную пустыню. Изображения тигра — воздух, снежный лев — земля, птица Гаруда — огонь, дракон — вода. Здесь рвётся раз за разом вера в то, что хорошее, что мы даём другим, непременно возвращается...
2000 лет назад в степях, названных в позднее калмыцкими, жили известные древним римлянам и грекам сарматы, потом половцы, затем ногайцы. Непредсказуемые степные пространства в низовьях Волги стали местом, где после походов на Батыя на Русь осели монголы-ойраты, назвавшиеся потом калмыками. Калмык в переводе с монгольского — остаток. Остаток империи Чингисхана. Ойратам дикие места напоминали родные степи Западной Монголии и Джунгарии. Калмыцкие посёлки чередовались с ногайскими. Затем калмыки изгнали ногайцев. Спустя век здесь стали появляться поселения казаков, а затем поселения русских и украинских крестьян, колонизировавших этот край. Не то, что здесь жилось богато и вольготно, нет. Жизнь здесь трудна. Но, по крайней мере, сюда не добирались ляхи-живодёры и русские баре-душегубы...
— Чего молчишь, москвич? — глухо спросил Гецкин. — Как думаешь, кто это мог сделать с девушками? Уголовники из зарослей у Змеиной Балки?
Надеждин отрицательно покачал головой и нехотя проговорил:
— Может, они там и уроды все, и финкой в живот пырнут, и выстрелят в затылок, но чтобы резать на кусочки женщин... Это нужно иметь жуткую ненависть ко всем людям и даже к самому себе. А у бандитов-дезертиров и урок есть какие-то принципы, понятия. Они могут захватить среди беженцев любых женщин, насиловать и куражиться над ними, а потом посадить на цепь как собак или убить, выбросить как ненужные вещи, но зачем им мараться и возиться вот так: вырезать женщинам груди, кишки, сердце, да ещё цеплять бирки с номерами, вроде как на охотничьи трофеи... Нет! Это что-то другое! Репрессии… Террор... Месть... Сумасшествие...
— У нас так белогвардейцы на Сахалине в Гражданскую войну делали и атаман Семёнов. Говорят, и барон Унгерн расчленял живых людей... — пробормотал Петрюк. — И японцы так же делали. Они считали, что никто и никогда не узнает про их злодейства...
— А вот евреи так никогда не делают, — неожиданно заявил Гецкин. — Это же какое-то сплошное средневековье у вас процветает!
Некоторое время красноармейцы молчали, пока невдалеке со стороны реки не послышался тихий, нежный, и от того особенно пугающий звук; бренчание, похожее на легкие удары серебряной ложечкой по подстаканнику.
Гецкин встрепенулся и зачем-то пригладил короткие чёрные волосы на потном лбу. Спросил тихо:
— Слышите?
Все трое некоторое время прислушивались. Столько всего за несколько минуть пронеслось в их сознании, столько представилось, что хватило бы писателю на пару-тройку рассказов или страшных сказок.
Наконец, слева из-за поворота дороги появилась стройная молодая женщина в синем шёлковом платье в белый горошек, небольшая шляпке из соломки с синей в тон платья лентой.
— Это же Наташа! Так, вроде, к ней обращались её попутчики. Это та красавица, что мы утром видели на дороге в грузовике из Харькова! — воскликнул Петрюк, открывая рот. — У неё ещё через вырез платья всё было видно, что обычно люди не показывают! Ничего себе, куда она зашла, в какие дебри! Это же от Пимено-Черни далековато...
— Не ори так! — одёрнул его Гецкин, привставая с травы. — Она же слышит тебя!
— Ну и что?
— Зачем красивая женщина в такое время зашла в незнакомые лесопосадки, где женщин разделывают как свиней? Зачем ушла от переправы, бойцов заградотряда НКВД и от своих попутчиков из Харькова? — сам себя спросил Надеждин, чувствуя, что между всеми этими событиями есть какая-то зловещая связь.
В одной руке прекрасная молодая женщина несла небольшой коричневый чемодан, в другой большой, но судя по всему лёгкий куль. Она выглядела уставшей и шла семенящей, неровной походкой. Однако это придавало ей ещё большее очарование: при каждом шаге упругое женское тело под шёлковым платьем чуть заметно подрагивало, бёдра раскачивались, как если бы она всё ещё шла по тротуару на Крещатике в Киеве или вечернему бульвару Ростова-на-Дону. Белые открытые туфли на низком каблуке посерели от пыли. Некогда белоснежные носочки с бахромой тоже выглядели уныло.
Следом за женщиной с видимым трудом и гримасой обиды на личике шла десятилетняя девочка в коротком, выше колена, запылённом голубом сарафане и белой тканевой панаме с прорезью по бокам.
— А что же это всё-таки такое в лесу дзинькает-то всё? — сказал Надеждин, вздохнул и произнёс отрывок из стихотворения Пушкина:
Я помню чудное мгновенье
Передо мной явилась ты.
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты...
— Ну и краля! Какие ножки и всё остальное! Сегодня целый день кругом женщины. То Зойка из заградотряда вызывающе голая бегает, то эта красотка как будто из журнала мод прелести сквозь вырез платья показывает всему миру! — воскликнул Гецкин, заметно оживляясь и вспоминая, как в Пимено-Черни несколько часов назад из магазина на крыльцо вышла абсолютно мокрая молодая девушка в прилипшем платье: крепдешиновое синее платье с рукавами-фонариками плотно прилипло к телу, делая её голой для взглядов. Причёсочка, колечки, серёжки, ноготки крашенные сияли привлекательно... Она прошлась перед бойцами заградотряда так, чтобы все не закрытые платьем изгибы тела оказались доступны пытливым взглядам молодых мужчин…
— Какая гагара! — в тон сказал Петрюк, встрепенувшись и поднимаясь на ноги словно исчезла усталость, недавняя смертельная опасность в лагере дезертиров и уголовников, кровавый ужас на поляне. — То женщины на деревьях висят зарезанные, то ходят как на балу разодетые по лесу...
Не успели товарищи после этого перекинуться хотя бы ещё хоть парой слов, как следом за маленькой девочкой на зигзаге дороги среди яблонь сначала замелькал, а потом и появился пожилой мужчина лет пятидесяти на велосипеде, быстро догоняющий женщину с ребёнком. Товарищи без труда узнали в велосипедисте учителя Виванова, так странно и подробно поведавшего в Пимено-Черни о пропавшей девочке совершенную ложь. Одетый как и прежде в синюю косоворотку, серую кепку, чёрные брюки, заправленные в короткие калмыцкие сапожки, Виванов ещё не различал скрытых от него за кустами красноармейцев. Он странно улыбался и напевал себе под нос популярную песенку:
Тебя просил я быть на свиданье,
Мечтал о встрече, как всегда,
Ты улыбнулась, слегка смутившись,
Сказала: «Да, да, да, да...»
На багажнике велосипеда над задним колесом громоздился большой куль из брезента. Переднее колесо велосипеда скакало по кочкам, мягко обтекало мелкие камешки, проступающие корни деревьев: из-за этого тенькал то ли звонок на руле, то ли поклажа, издавая жалобный тренькающий металлический звук, слышимый издалека. Это-то бренчание некоторое время и наводило на друзей непонятный мистический ужас.
— Ой! — сказала красавица, увидев впереди себя в нескольких метрах неожиданно появившихся из высокой травы вооружённых красноармейцев.
Она остановилась в нерешительности, остановилась и девочка.
— Что там, Наташенька? — спросил догоняющий их учитель.
По ухоженному, но усталому лицу Наташи пробежала сначала гримаса испуга, потом удивление, сменившееся равнодушием. Несмотря на тень от шляпки, падающую на глаза, эти эмоции угадывались не сложно.
— Буду знакомиться с блондинкой! — кокетливо сказал Гецкин, поправляя складки гимнастёрки под ремнём, что в сочетании с лесным сором в волосах, тёмными кругами пота подмышками и сбившимися обмотками на запылённых ботинках выглядело комично, однако предстатель частнособственнической манеры воспринимать мир ничего не стеснялся. Ведь любимый им еврей Чарли Чаплин ухаживал за всеми красотками подряд в своих фильмах о маленьком клоуне.
— Чего это вдруг учитель здесь оказался? — Надеждин потёр виски, пытаясь вернуть ясность мыслей, что достигалось нелегко на сорокоградусной жаре. — Он же остался с заградотрядом в Пимено-Черни опознавать своих и не своих среди беженцев!
Именно рассказ учителя Виванова направил трёх бойцов на поиски девочки в Дарганов. Ведь учитель рассказал, что в сумерках видел девочку Машу, —младшую дочку колхозницы. Это произошло по его словам вчера вечером у брода через Красноярский Аксай за яблочными садами и бахчами. Маша шла ему навстречу по тропинке вдоль старицы Змеиная балка; вела козу, несла узелок; платье жёлтое, две косички на груди... Сам учитель ехал на велосипеде из Дарганова от учительницы Татьяны Павловны...
Тогда же зашёл разговор и о Лизе Подскребалиной, которая пропала три дня назад: Лизе на вид лет тринадцати, одета в красную ситцевую юбку по колено, синюю сорочку, галстук пионерский носила...
— Дети пропадают. Виванов врёт. В лесу изувеченные женские трупы. Сам учитель вдруг объявляется в глуши рядом с красивой беззащитной женщиной и её дочкой — возможными будущими жертвами маньяка... — тихо сказал Надеждин, сдавливая пальцами виски и пытаясь сосредоточиться.
— Гражданочка Наташа! — крикнул тем временем Гецкин, выбираясь на дорогу, закидывая винтовку за спину и сдвигая пилотку чуть набок для форса — более залихватского в его представлении вида. — Чего это вы тут с дочкой бродите между Пимен-Черни и Даргановым в отрыве от своих попутчиков? Все к Сталинграду идут: там магазины, эвакопункты, карточки отоваривают, транспорт, милиция, железнодорожные станции, переправы на восточный берег, а здесь только гевалт и бардак.
Поняв наконец по взгляду женщины, что выглядит он пугающе: гимнастёрка, галифе, обмотки покрыты лесным сором, паутиной, дохлыми мухами и пылью, боец принялся быстро отряхивать себя.
Выждав театральную паузу, Наташа ответила мелодичным голосом, словно пропела, и слегка, но от этого совершенно обворожительно, улыбнулась:
— Я, товарищ военный, должна на этой дороге встретится с очень любезным и интеллигентным мужчиной из Пимено-Черни. Он пообещал меня с дочкой устроить на проживание с полным пансионом за очень небольшие деньги у знакомой в Дарганове. Его зовут Василий Владимирович. Он местный учитель. Вот он!
Наташа показала разворотом изящной ладони на подъехавшего к ним Виванова. Велосипед коснулся протектором шины камушка на колее дороги. Камушек со щелчком отлетел в сторону. Виванов оглядел женщину, девочку и расплылся в довольной улыбке. Только глаза остались холодными и внимательными.
Петрюк запоздало шагнул вперёд и вытянул перед собой раскрытую ладонь со словами:
— Ну-ка, стой, дядя!
Но Виванов и так остановился. Для него появление красноармейцев оказалось, видимо, неприятной неожиданностью: улыбка исчезла с его лица и он пребывал в секундном замешательстве в духе «К нам едет ревизор!». Однако он быстро вернул прежнюю улыбку и разыграл бодрую невозмутимость. Даже пропел дальше куплет из «Неудачного свидания»:
С утра побрился и галстук новый
С горошком синим я надел.
Купил три астры, в четыре ровно
Я прилетел...
Надеждин любил эту песенку. Наташа любила эту песенку. Вся страна любила эту песенку. На многих пластинках и нотах автором текста ошибочно назывался Трофимов, однако, поэта 1920-х годов с такой фамилией не существовало. Зато существовал реальный автор «Неудачного свидания» поэт Тимофеев-Еропкин — один из «бывших» — родственник декабриста Лунина, действительного статского советника, лейб-гвардии подполковника и помещика-крепостника, имевшего 1200 крепостных душ, и одного из создателей Санкт-Петербурга архитектора Еропкина. Тимофеев-Еропкин бывал в гостях у дяди Надеждина много раз. Пётр ему показывал свои стихи. Похвал не получил, но...
В страшном 1919-м году Тимофеева-Еропкина приняли в члены Всероссийского союза поэтов. В 1920-м под руководством Маяковского он работал в «Окнах РОСТА» — создавал пропагандистские плакаты Российского телеграфного агентства во время Гражданской войны и интервенции.
Сатирические советские плакаты талантливо выполнялось в острой и доступной манере, содержали лаконичные стихи, разоблачающие и бичующие врагов защитников простого народа. Это те плакаты, которые перед боем смотрели красноармейцы, идущие в атаку затем не с молитвой, а с распевом строк агитплакатов. Так воевало слово. Что-то вроде «Белогвардейские заграничные газеты пишут: Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика замышляет нападение против Литвы, Эстонии, Венгрии, Германии, Америки, Англии, Франции, Польши. Ладно! Врите больше. Помните, если белогвардейщина изловчилась в такой лжи, она сама нападение готовит. Товарищ, не ослабевая винтовку держи!» или «Все на помощь Донбассу! Тебе светло? Это свет от электрических станций. Донецкий уголь питает станцию. Этот уголь достаёт голодный шахтёр», или «Украинцев и русских клич один — да не будет пан над рабочим господин!».
В 1921-м в Петрограде вышла первая книга стихов, затем еще 10. Выходили его произведения в журнале «Крокодил», а теперь в Блокадном Ленинграде в «Боевом карандаше» ленинградских художников. Переводчик с грузинского и многих европейских языков. В историю массовой советской культуры Тимофеев-Еропкин вошёл как автор множества текстов песен. Кроме текстов песен и романсов, Тимофеев написал книгу «Правильно ли мы говорим?», а также книги «За культурное колхозное село» и «Что должен знать лесоруб о своем здоровье», изданные в Ленинграде в 1934-м году. Родственник лейб-гвардии подполковника и крупнейшего помещика крепостника Российской империи стал советским поэтом. Он любил Родину, любил Россию, не мерился титулами и состоянием. Служил своему народу как мог…
Впервые «Неудачное свидание» исполнил в 1929 году «АМА-джаз» — один из первых советских джаз-оркестров руководителя, дирижёра, пианиста и аранжировщика Цфасмана. Еврей из Запорожья Цфасман поступил на фортепианное отделение Нижегородского музыкального техникума в страшном 1918-м году, когда полыхала кровавая Гражданская война. Советская власть нашла силы выучивать музыкантов. В 1939 году Цфасман художественный руководитель джаз-оркестра Всесоюзного радио. Он сочинил две сюиты и два фортепианных концерта, вокальные и инструментальные пьесы для скрипки, фортепиано...
Сейчас учитель Виванов подражал интонационно певцу Михайлову с винилового диска «Утомлённое солнце. Антология джаза» выпуска 1937 года, где дирижировал Цфасман. В СССР умели не только строить заводы, выращивать хлеб и делать лучшие в мире танки, но и играть джаз...
— А! — Виванов воскликнул притворно умильно. — Я их знаю! Это ребята, что пошли искать наших пропавших девочек по приказу генерала Чуйкова.
— Здрасьте, давно не виделись! — сказал Петрюк передразнивая приторно-слащавый тон учителя, опираясь на винтовку как на костыль.
— Он школьный учитель, — сказала Наташа.
— Да мы его знаем! — ответил Зуся.
— Василий Владимирович любезно убедил нас идти сюда, — продолжила говорить Наташа, поставив чемодан на землю, а куль на него. — Он разумно сказал, что в Сталинграде теперь ожидают подхода немцев и там невозможная теснота от множества воинских частей, эвакуированных и беженцев. Люди там спят прямо на земле, еды нет даже за очень большие деньги. Везде спекулянты, мародёры, грабители и воры. Прибывающих всех гонят копать окопы и противотанковые рвы. На пароходы и в поезда грузят только оборудование и документы, скот и зерно. И там постоянно бомбят. Там очень и очень опасно!
— Думаю, это паникёрские слухи... А здесь, значит, безопасно? — себе под нос проговорил Надеждин, подходя ближе и ощущая как быстро возвращается после недолгого сна усталость в мышцах, снова болят натёртые обувью ноги. — Значит, не опасно одной ходить по лесу, где чёрт его знает что происходит в прифронтовой полосе, где вот-вот появятся фашистские душегубы, полно бандитов, дезертиров и кавказцев с калмыками?
— Дядя Василий сказал, что у него для нас есть только два места, а мой папа Коля и его друг дядя Ваня пошли в отряд ополченцев стану защищать от фашистов, — сообщила девочка в белой панаме голосом громким и пронзительным. — А другие решили сами по себе ехать дальше в город Сталинград!
— А я Зуся Самуилович Гецкин. В будущем поэт — песенник и композитор, эмигрант из Аргентины, — закончив приводить себя в порядок, игриво представился Гецкин и тут же зачем-то принялся импровизировать небылицы. — Тут я временно как доброволец и на следующей неделе должен поехать в офицерское училище поступать. Вызывали меня уже. Где, говорят, Зуся Моисеевич? Мы его ждём... А это вот мои боевые товарищи: Петя и Коля! — он показал рукой сначала на Надеждина, потом на Петрюка.
— Ах, какая прелесть — композитор! — произнесла женщина с улыбкой, разглядывая при этом почему-то москвича Надеждина. — Очень приятно! Меня действительно зовут Наталия Андреевна. Раз у нас небольшая разница в возрасте, Вы можете меня называть просто Наталией!
Она захлопала подкрашенными ресницами. Гецкин расплылся в улыбке, словно смотрел на бидон сливочного масла и банку густой сметаны. Выросший на Южноамериканском континенте в стране более чем раскрепощённых нравов, где женщины были обобществлены как товар на продажу, он зачем-то сейчас пытался произвести на замужнюю раскрепощённую советскую женщину, мать прелестной девочки, впечатление, да ещё в прифронтовой полосе, где происходило чёрт-те что.
— А Вы не из Москвы, случайно? — спросила женщина Надеждина, — Внешность у Вас такая московская и говорите так же. Я в детстве жила в Москве. Брат там учится. Погиб он в октябре 1917-го года.
Москвичи действительно говорили по-особому, узнаваемо: произносили слова быстро, тянули гласные, выбрасывая гласные и согласные, вроде «храшшо» вместо «хорошо». Гипертрофировали свистящие звуки, то есть «лошть» вместо «лошадь», говорили не «прощать», а «пращаць», говорили «песочшный», «молочшный», где «ш» ярко произносилось. Ну, и конечно типичная особенность Москвы — растягивали «а» — «акали»: «Малаадой челааавек!» или «Увжааааимые псаажиры!». Фонетически меняли «и» на «ы», то есть «светленькый», «яркый».
Из-за этих нюансов московский язык выглядел манерным, показушным, но переезжающие в Москву быстро это подхватывали, чтобы получить этикетку «я свой, я москвич». Оттого они ещё больше выглядели провинциалами при гипертрофированных формах московского говора. Знать московский говор, чтобы стать сразу же своим в Москве, не получалось. Нужно родится в семье москвичей, чтобы говорить без ошибок по-московски. Если это кому-то требуется, конечно.
В России во всём многообразии диалектов имеется три группы говоров — северные, южные, среднерусские. Среднерусские наречия как раз в Москве и вокруг неё. Южные в Белгороде, Рязани, Туле и так далее. Северные — это Архангельск, Петрозаводск и прилегающие области. В Сибирь, Дальний Восток северные и южные наречия проникали с переселенцами, солдатами и каторжанами. Одни считали, что москвичи говорят быстрее, другие, что речь растянута. Всё дело в том, кто воспринимает...
— Мы тут важное задание командования выполняем, вообще-то! — с важным видом сказал Петрюк, тоже приняв вид павлина.
— И этот туда же! — вздохнул Надеждин.
— А я знаю! — сказал Виванов, осматриваясь вокруг, как бы соизмеряя расстояние от этого места, где красноармейцы расположились на непредвиденный привал, до реки и хуторов.
— Василий Владимирович здешний учитель! — пояснила Наталия, поправив тонкими пальцами шляпку на соломенно-золотистых завитых волосах.
— Да знаем мы его, знаем! — ответил Гецкин. — Мы его встретили на мосту в Пимено-Черни. Он нам рассказал, что гостил вчера у знакомой в Дарганове. А только что нам сказали местные колхозники, что эта его знакомая уехала неделю назад. Как он мог гостить у человека, которого не было дома? Прямо фокусник Вольф Мессинг, умеющий читать чужие мысли, бывший польский ясновидец и гипнотизёр, а теперь советский артист цирка!
— Все всё знают! — сказала грустно девочка. — Как хорошо!
Виванов пропел:
«Я ходил!»
«И я ходила!»
«Я вас ждал!»
«И я ждала!»
«Я был зол!»
«И я сердилась!»
«Я ушёл!»
«И я ушла!»
Красноармейцы переглянулись; отличное настроение учителя сильно не соответствовало тревожной прифронтовой обстановке. Он словно слегка выпил, витал в непонятной эйфории под гул гитлеровских и советских самолётов в небе.
Виванов с маской радушия театрально произнёс:
— О-о! Наташенька, какое чудо Вас снова увидеть и вашу доченьку Лялечку! Всё-таки то, что Вы решились принять моё предложение, самое главное событие сегодняшнего дня!
— Интересная встреча, — сказал Надеждин подходя ближе и осматривая крепкую раму велосипеда учителя: широкие, новые шины, багажник-прищепку, с большим брезентовым кулём на нём. — Хорошая машина!
— Да-да! «ХВЗ» — Харьковский велосипедный завод. Этому костотрясу сносу не будет, — согласно кивая головой, ответил Виванов. — Теперь это уже вполне раритет. Немцы-то Харьков себе взяли. Только вот в спицах всё время что-то щелкает. А так отличный экспонат!
По слишком большим паузам между словами чувствовалось, что Виванов думает совершенно о другом. Он исподлобья посмотрел на Гецкина с таким вдруг возникшим в прозрачно-голубых глазах лютым огоньком, что тому стало не по себе.
— А почему так о Наталии заботитесь, товарищ учитель, ведь у реки полно других беженцев. Что за избирательность такая? — спросил Надеждин. — Что за резон?
Москвич с плохо скрываемым интересом стал рассматривать одежду учителя. При ближайшее рассмотрении она вся оказалась покрыты лесным сором, паутиной, семенами камыша; на сапогах и велосипеде учителя куски влажной прибрежной глины и земли; на руках и лице множество мелких красных ссадин и даже царапин; на брезентовом куле и одежде пятна от какой-то бурой жидкости, похожей на кровь.
Виванов тоже отметил перепачканные траве локти и колени гимнастёрок и галифе бойцов, остатки рвотной массы на животе Петрюка.
— Здравствуйте! — сказал Петрюк и осторожно поглядел на золотоволосую красавицу, стоящую сейчас в красивой позе: линия спины изогнулась как натянутый для выстрела лук.
Юноша определённо стыдится своей испачканной рвотой гимнастёрки и исходивший от неё сейчас специфического запаха.
— Чего это с вами такое приключилось, товарищи? — спросил Виванов.
— Нас бандиты обстреляли на дороге, — ответил за всех Гецкин, обходя учителя сзади и становясь у него спиной. — Слышали, наверное, стрельбу? Вы-то здесь как оказались? Время-то, вроде, не для прогулок!
— У Наталии муж пошёл в отряд добровольцев защищать Пимено-Черни. Она же одна не решилась двигаться дальше к Сталинграду и стала подыскивать тут временное жильё на сутки-двое, — ответил Виванов не раздумывая и обозначил в сторону женщины некое подобие полупоклона. — Я случайно рядом стоял, услышал и решил помочь. Не так ли, Натальюшка?
— Ах, да, как это всё печально, Василий Владимирович! — ответила молодая женщина со вздохом. — И мой Коля решил Родину защищать, хотя у него бронь! А нас теперь защищает от обстоятельств вместо него добрейший Василий Владимирович!
Виванов отогнал от лица мошек и ловко размазал по щеке комара, успевшего, однако, хватить изрядную порцию крови. Он брезгливо посмотрел на свои окровавленные пальцы и прошептал, покривившись:
— Вот кровопийцы!
— Да эти мошки и комары несносны у воды! — сказала маленькая девочка Ляля и нахмурила под панамой брови. — Я столько одеколона «Красная Москва» на них извела. Не помогло, знаете ли!
— Да уж, жаль одеколон! С апреля этого года 57 рублей стоит флакон, — со вздохом сказал Петрюк. — Вот у нас на Сахалине мошкара, так мошкара! Никакой одеколон не отгонит.
Петрюк зажмурился. Для него вокруг сейчас пролегла другая планета — Аксайская степь. Защипало в глазах, но слёзы не выступили — глаза пересохли так же как нёбо. На Сахалине комары и мошка в начале лета в лесу кусают больно, зато укус не чешется. Юноша вдруг увидел густые сахалинские чащи, где царствуют медведи по пять центнеров весом — с ними встречаться без ружья и собаки не стоит... Вот он увидел, как медведи лакомятся на берегу протоков лососем, а рыба, расталкивая друг друга, стремится на нерестилище, как обычно происходит с середины июля до начала сентября. Когда нет путины, то мальма, кунджа и сёма в изобилии плещется в маленьких лесных речках. Самая вкусная рыба — мальма, потом сёма — крупные чёрные пятна на ней. Вот мыс Великан — величественные каменные арки и скалы, стоящие в воде, вокруг нерпы, чайки... Водоросли покрывают камни и скалы, терпуги и бычки всех цветов радуги, горбуша, кета, кунджа водятся в изобилии. Озеро Бусэ — устрицы покрывают дно как ковёр. Везде гребешки и рапаны, в песке вкусные ракушки. Вокруг камбала и краснопёрка. Тёплая вода... Мыс Мраморный, мыс Трудный…
Бывший протекторат когда-то всесильного, а потом ослабевшего Китая, Сахалин долго жил под совместным русским и японским владычеством за счёт ссыльных и каторжан. Сахалин по-маньчжурски «чёрный». После поражения Российской империи император Японии получил Южный Сахалин, а во время Гражданской войны и интервенции на пять лет император оккупировал и Северный Сахалин...
— Мелкая лососевая икра, выловленная в середине июля, вкуснее, — пробормотал Петрюк с закрытыми глазами как молитву читал. — Добытую икру заливают на час прокипячённым соляным раствором, несколько раз меняют раствор, отделяют ястык, соединяющий икринки, пробивают икру через сетку, сливают остатки жидкости и убирают в холод. Японцы же сначала замораживают икру, истребляя паразитов.
— Я вот тебе сейчас дам паразитов! — крикнул ему на ухо Гецкин. — У тебя что, Колька, солнечный удар?
— Голова чугунная, — признался Петрюк. — Видения начались от жары и с устатку. Сахалин свой вижу...
— Странная знакомая у Вас в Дарганова, которая пансион предлагает, а сама неделю назад из Дарганова в Абганерово уехала! — пытаясь поймать взгляд белёсых глаз учителя, произнёс Надеждин. — Вы нам наврали и заставили потерять несколько часов в походе в Дарганов… Зачем?
Но Виванов продолжал петь, куражась:
Мы были оба...
«Я у аптеки!»
«А я в кино искала вас!»
«Так значит, завтра, на том же месте
В тот же час!»
— Свидание назначают на городской площади под часами с цветами, а не в глухих зарослях у фронта, — сказал Надеждин, снимая пилотку и засовывая её за поясной ремень. — Зачем нам врали?
— Постойте, как уехала? — насторожившись, воскликнула Наталия Андреевна. — Значит, мы зря туда идём, зря ушли от эвакопункта?
— Вы в любом случае зря в этом хаосе отправились с незнакомым человеком чёрт знает куда! — ответил Надеждин, продолжая с любопытством рассматривать замусоленную одежду Виванова. — Тут в тридцати шагах девушки убитые к дереву привязаны. Они изнасилованы и разрезаны на части.
— Изнасилованы? — спросил Виванов, подняв на красноармейца полный ненависти взгляд. — Как же это можно определить на глаз? Или вскрытие ты делал?
— А сам факт сатанинского убийства не удивляет? Сами почему не вместе с Наталией от Пимено-Черни передвигались, где Вы сейчас ездили, где были, пока она пешком шла сюда?
— Я, молодой человек, решил Машу поискать у реки, вдоль зарослей камыша. Может она там прячется. Эти маленькие девочки такие фантазёрки! Мне самому эта девочка так дорога, что я по ночам из-за неё спать теперь не могу. Это для вас она чужая. Вы ни разу её не видели, а я её каждый день видел в школе и взрослела она на моих глазах! Вот и сделал круг, — зло сказал Виванов и потрогал пальцем несколько параллельных вздувшихся красных царапин на шее.
— Зачем же Вы так далеко ушли от своих близких, Наташа? — не унимаясь, спросил Гецкин женщину, неподдельно улыбаясь. — А вдруг тут злой Бармалей?
— Бармалей в Африке, — ответила за свою мать девочка. — А у нас в советской стране Бармалеев не бывает!
— Ой, ли? Здесь похуже, кто в лесу водится...
Возникла неловкая пауза. Люди, размышляя каждый о своём, то и дело отмахивались от насекомых. Наташа снял с чемодане куль и села на чемодан, обняв руками сжатые колени. Шляпка скрывала тенью её глаза, но было видно, как дрожат уголки её губ с полустёршейся помадой; она готова была расплакаться от очередных неожиданных и страшных известий. Вырез платья теперь пленительно приоткрыл ложбинку между грудей и начало складки под одной из них для взглядов четырёх стоящих над ней мужчин...
Глава 2. Танки — вперёд!
— Отправляйтесь немедленно к Пимено-Черни, лейтенант. Наши ремонтники везут туда воздушные фильтры для танков и бронемашин, фрикционы, боеприпасы, еду, почту. Следуйте с ними, — проговорил уже веселее командир передовой боевой группы майор Заувант. — Проведите туда грузовик с канистрами. Будете там уже через полчаса как раз к атаке. Поступаете под командование капитана Зейделя. Он один из немногих, кто остался от первоначального состав дивизии Кюна, сторожил, расскажет вам что к чему на Восточном фронте...
— Слушаюсь! — словно робот из пьесы Чапека «Россумские универсальные роботы» слыша свой голос где-то очень далеко, ответил Манфред Мария фон Фогельвейде. — При разгрузке нас атаковали русские штурмовики, и я уже смог увидеть, что русские совсем не как англичане...
Майор Заувант неопределённо махнул рукой, вроде как отмахнулся от этих слов, повернулся к капитану — начштаба батальона, ткнул пальцем с чёрным ногтем в его блокнот и добавил:
— Задача боевой группы Зейделя на сегодня: уничтожить силы сибирского батальона, освободить переправу и дорогу от беженцев и отступающих, занять Пимено-Черни, очистит его от большевиков, приготовиться к приёму штаба нашей дивизии для размещения там.
— Радирую немедленно! — ответил капитан, поднимая руку к пилотке.
Майор близоруко взглянул на фон Фогельвейде и тоном старого товарища с задушевными нотками в голосе произнёс:
— Ваше место теперь у капитана Зейделя в третьей роте обер-лейтенанта Вольфа. Он теперь ваш командир. Замените своими людьми фельдфебелей, ефрейторов и панзер-солдат, посаженных на его танки из нашего 2-го отделения боевого обеспечения. Из-за этого в роте совсем не осталось резерва танковых экипажей. У вас люди обстрелянные и свежие. А те новички, перепуганы, малоопытны и переутомлены. Советую быстро освоиться, принять боевые машины и успеть вздремнуть до атаки. И ещё...
— Слушаюсь! — снова машинально произнёс Манфред.
Майор Заувант посмотрел на лейтенанта как-то странно. Что творится в голове молодого офицера? У Зауванта хватало проблем в своём танковом батальоне. Боевые действия быстро уродовали людей и без ранений. Как мог остаться прежним недавно призванный в Вермахт 18-летний немецкий юноша, когда каждый день вокруг исчезает огромное количество сослуживцев: по болезни, в отпуск, кого-то отправляют домой в случае тяжёлого ранения, но большинство погибают? Это всегда психологический удар для новичка. Он одинок в гудящей круговерти масштабных событий. Только вчера он дружит с кем-то, а сегодня его убивают. Завтра он начинает дружить с кем-то другим, обменивается адресами, показывает фото девушки, зубоскалит, есть из одного каталка, играет в карты, помогает в бою, а послезавтра убивают и этого. Немецкий солдат начинает думать, что его тоже убьют: это вопрос не выбора — вопрос времени. Когда видишь бьющееся сердце и разорванную гранатой грудную клетку товарища — молодого солдата, присланного из фатерланда, когда этот солдатик, не успевший, к сожалению, умереть сразу, спрашивает санитара, будет ли он жив и будет ли у него всё хорошо, невольно потянешься вечером за спиртным или бензедрином, изофаном, первитином.
Министр здравоохранения Германского рейха Конти даже проворно выступил против Pervitin компании Temmler. Две таблетки, принятые за раз, позволяли не спать до 8 часов против обычного времени, а четыре с перерывом — уже сутки. Старшие офицеры имели при себе новейший препарат D-IX: кокаин, метамфетамин и обезболивающее на основе морфина. Оксикодон... Если даже после тяжёлого ранения вколоть себе в бедро два «кубика» оксикодона — боль уходит. Вместе с ней уходит трясучка, страх, реальность. Рядом с молодыми 18-, 19-летними солдатами Вермахта отсутствовали люди, способные следить за их психическим состоянием: командиру плевать, если во время боёв он потеряет 80 процентов своего состава. Все оставшиеся в живых на следующий день топают на операцию вместе с другими, как будто ничего не произошло. Как будто они роботы из пьесы Чапека. Никто не учитывает, что они вернулись из преисподней и они уже другие, не совсем люди.
Каждый ищет разрядку сам: офицеры пьют до алкоголизма, другие занимаются мордобоем, пытками и мародёрством, употребляют наркотики. Солдаты чаще всего поглощают «первитин». Алкоголизма и наркомании нет разве что в спецподразделениях полка «Бранденбург-800», приезжающих на разовые операции по ликвидации советских военачальников, партизанских лидеров, для сопровождения в тыл секретных грузов: денег, драгоценных камней, предметов искусства. Им не надо жить в 50-градусной жаре в степи в полной антисанитарии. В их волосах и на теле не копошатся вши. Они ни не знают, что такое поймать сразу весь «донской букет» болезней: брюшной тиф, гепатит, малярия...
Проконтролировать каждого немецкого солдата невозможно: у офицеров своя палатка или автобус, у солдат другая. У русских для этого есть комиссары и политруки. Для немев такой роскоши не существует. Просто офицеров не хватает, куда там до офицеров-воспитателей! Государство не хочет тратиться на нужное количество офицерских училищ, а тем более на офицерские политические училища. Военный бюджет лучше разворовать.
Половина солдат служат днём, половина ночью. За каждым не проследить. В танковом батальоне знают и контролируют только сильно зависимых: одни из них воруют «первитин», другие сбегают с позиций. Вот у двух австрийцев с самой сильной зависимостью, часто случаются приступы сумасшествия. Однажды одного объевшегося таблетками берлинца за попыткой изнасилования молодого солдата из Дрездена свои же убили выстрелом в спину. Дело было под Полтавой...
— Погодите... Мне жаль, лейтенант, честно, что состав вашего африканского батальона весь отправился в 24-ю танковую дивизию и только ваш взвод попал к нам в 14-ю. Но на то и война. Она всех нас тасует как карты. Вот и вы в Тунисе вряд ли думали, что окажетесь через месяц под Сталинградом. Из тех, кто со мной перешёл границу 22 июля в прошлом году треть мертвы, а треть до сих пор в госпиталях. Так что вам повезло, что вы попали в Тунис, а не в Россию. Ну довольно слов, действуйте, — последние слова майор Заувант произнёс как бы через силу и таким потусторонним взглядом посмотрел на самое дно глаз лейтенанта, что стало не по себе; похоже, майор был под воздействием транквилизатора.
Да, окажись Манфред с братом в 14-й танковой дивизии прошлым лето, его бы уже, скорее всего, не было в живых. Танковый фронт в России имел свои особенности. Манфред вдруг понял, что Заувант биться, этот человек никогда потом не сможет вернуться к нормальной жизни. Навсегда останется здесь, в степи, даже если выживет. Сделанное им, увиденное, понятое о человеке, больше никогда не сможет примирить его с людьми не воевавшими. Видимо, такова доля фронтовиков всех времён и народов, прошедших через сознательно созданный, рукотворный, безжалостный ад ради наживы или мщения.
— Слушаюсь! — опять не сразу ответил Манфред.
Майор затянулся дымом сигареты и добавил, поворачиваясь к Манфреду спиной и покачиваясь, словно пьяный:
— И держите ухо востро с Зейделем. Он проявил себя после зимних боёв у Славянска как маньяк, в Новочеркасске и вообще, похоже, спятил: с комиссаров скальпы снимал как в романах Фенимора Купера...
— Как и все мы, впрочем... — тихо сказал начштаба батальона. — Спятили тут...
— Начштаба прошёл с дивизией сюда путь от самой границы. Ему, наверное, виднее... Вы ещё здесь, лейтенант? Шагом марш!
— Слушаюсь! — наконец-то чётко ответил Манфред, переключив сознание на размышления о том, что сейчас действия передовой группы майора Зауванта и боевой группы капитана Зейделя при зачистке района Котельниково представляют собой малую войну в калмыцких степях не позволяющую осознать причинные связи с происходящими великими событиями всего сражения на южном фланге советско-германского фронта за Сталинград и Кавказ.
Командиры и бойцы 14-й танковой дивизии пришли сюда из Польши долгим и кровавым путём смерти, страданий и разрушений. Смерть коснулась не только 75 тысяч убитых ими военнослужащих и гражданских в Союзе ССР, пленённых, обездоленных, ставших инвалидами, беспризорных детей-сирот, сожжённых танкистами дивизии в ходе боёв и зачисток 2000 отдельных домов и построек смерть коснулась и их самих. Видевшие километровые полосы прорыва обороны с перемешанными вместе с землёй, щепками, тряпками, исковерканным оружием кусками кровавых человеческих тел, закопчённые, обожженные куски мяса, оскаленные рты оторванных голов, отдельно лежащие руки, сжимающие осколки винтовочных прикладов, кишки на кустах, тот навсегда утрачивает человечность, становится лишь человекоподобным существом.
За две недели до нападения на Союз ССР в прошлом году, а кажется, что уже вечность назад, началась передислокация 14-й дивизии в район польского города Хелм, расположенного в 25 километрах от советской границы. Тогда ещё в дивизии имелось по старому штату, ещё до введения K.StN.11751, четыре батальона в двух танковых полках: 36-го и не до конца сформированного 30-го — всего 402 танка. Хотя имелись тогда в Вермахте танковые дивизии с тремя танковыми батальонами в одном полку и другие варианты комплектования: каждая дивизия Панзерваффе имела фактически свой штат. По состоянию на начало 1940 года полностью укомплектованная танковая дивизия насчитывала 394 офицера, 115 чиновников, 1960 унтер-офицеров и фельдфебелей и 9320 рядовых — всего 11 792 человека. Дивизии 402 танка, 19 бронемашин, 1402 грузовика, 1280 мотоциклов. Два танковых полка имели три — четыре танковых батальона. В состав стандартного батальона входили две три роты танков, колонна снабжения, ремонтная рота, дозорное, разведывательное, инженерно-сапёрное отделения со своей бронетехникой и транспортом.
К 22 июня 1941 года 5-е управление Генштаба РККА — разведка, в начале 1942 года преобразованное в ГРУ ГШ, а также 1-е управление — разведка за границей — НКГБ, действуя независимо, насчитали на границе с Советским Союзом 23 244 единицы бронетехники при 7 234 000 немецких солдатах и офицерах. Из них 3700 танков, танкеток и 377 самоходных орудий современной конструкции, совсем новых или с большими запасом моторесурса. Из всего числа гитлеровской бронетехники конкретно танков, танкеток, самоходок, бронетранспортёров, бронемашин с пушечным вооружением имелось 9902 единицы...
Красная Армия располагала у своей западной границы силами в 16 965 единиц бронетехники при 2 710 000 бойцов и командиров. Из всего числа советской бронетехники: танки, танкетки, бронемашины, располагающие пушечным вооружением, способным бороться с танками, самоходками, бронемашинам и бронетранспортёрами гитлеровцев, имелось 6300 единиц. Да, с таким перевесом в силах Гельдер мог рассчитывать закончить «Блицкриг» по директиве No.21 — план «Барбароссу» за 5 месяцев выходом на линию «Архангельск — Казань — Астрахань». Имей Советский Союз дело только с Германией, он как-нибудь отбиться бы сразу. Но Советский Союз имел дел с Великогерманским рейхом: Германия, Австрия, Чехословакия — практически состав коалиции, воевавшей против России в Первую Мировую войну, которую Россия тогда этому врагу проиграла. Плюс экономики и людские ресурсы стран, «скормленных» Гитлеру Западными капиталистами в рамках подготовки к войне против коммунизма. Советский же Союз имел меньше сил, чем царская Россия, включающая тогда в себя ещё Финляндию и Польшу.
Советская разведка, опираясь на ресурсы своей огромный и богатейшей страны, являлась одной из самых мощных в мире, опирающейся, к тому же на широкую сеть Коминтерна. Советская агентура, особенно в Польше, ходила по немецким частям как обслуга, поставщики, ремонтники, извозчики, проститутки, дантисты и поштучно считала всё, имеющее гусеницы, броню, установленные пулемёты или орудия.
Всего в Великогерманском рейхе имелось на тот момент более 30 000 единиц бронетехники. Около 6000 из них находились внутри рейха, воевали в Африке против англичан, обеспечивали режим оккупации европейских стран, находились у Ла-Манша в рамках дезинформационной операции «Морской лев» — высадка Вермахта в Британии вместо нападения на Советский Союз.
Как дезинформация и для введения советской стороны в заблуждение относительно своих намерений, гитлеровцы распространили сведения, в том числе в письменном виде среди немецкой корреспонденции и штабных документов по снабжению, что в войсках у границы Советского Союза имеется только жалкие 3700 «лёгких и устаревших» танков. Обычная практика по введению врага в заблуждение со времён древних греко-персидских войн: для глаз вражеских лазутчиков одно количество войск и их расположение, в по факту всё иначе.
Однако, кроме 3700 танков и 377 штурмовых орудий StuG.III непосредственно немецкого и чешского производства, в войсках на границе имелись 4923 французских трофейных «FT-17», «Hothkiss Н-39», «Somua S-35», самоходных артустановок разных типов. Имелась масса другой бронетехники.
Сколько же было гитлеровских танков и другой бронированной техники на границе Советского Союза перед вероломным нападением? Этой цифры никто никогда не узнает со стопроцентной точностью. Современники могут только высказывать предположения: «вермахтофилы», русофобы, антикоммунисты занижать, используя немецкие источники, чтобы возвысить умения и героизм расистско-фашистских агрессоров, антифашисты, коммунисты настаивать на цифре не меньшей, чем количество советских танков, и верить документам Генштаба РККА, советской военной разведки. Да и странно это — верить чужим, но не верить своим. Хотя всяко бывает.
На примере приписок и настоящих пропагандистских сказок в журналах боевых действий частей и соединений Вермахта, Люфтваффе, расхождения цифр погибших немцев и пленных русских с действительностью в разы, в том числе в цифрах штабов различных ступеней и подчинённости, озвучивание на самом верху абсурдных цифр гибели всей Красной Армии двукратно, содержание на довольствии в боевых частях русских «хиви» на пайках немецких солдат несмотря на запрет использования русских в армии в 1941 году, становилось совершенно очевидно: немец при капитализме — это не всегда и не во всём педант, немец — это не всегда и не во всем учёт, «ordnung», вошедший в пословицы и легенды немецкий «порядок». 74-й афоризм из собрания мыслей и афоризмов «Плоды раздумья» 1854 года Козьмы Пруткова гласит: «Единожды солгавши, кто тебе поверит?». Это про статистику Вермахта.
Наверно уж, исправные и сломанные танки у немцев в одной и той же графе категории учёта не числятся как у русских. Небось подсчитано всё до самой последней заклёпки. А вот всё ли просчитано? А если им нужно обратное? Если им нужно преуменьшить свои силы по каким-то причинам? Разве нет у них таких причин? Были есть и будут сколько угодно. А если это так надо, журналы боевых действий станут промокашками и фантастическими романами.
По штабным документам, которые могли попасть к агентуре врага, немцы показывали 3700 танков и 377 самоходных орудий «StuG.III» на базе среднего танка Pz.Kpfw.III. Однако в это число не входили другие «самоходки». Кроме StuG.III имелась масса других самоходок. Противотанковые самоходные орудия Panzerjager I — 4.7cm PaK(t) auf Pz.Kw.I Ausf B. — чешская 47-миллиметровая противотанковая пушка на шасси Pz.Kpfw.II и та же чешская 47-миллиметровая противотанковая пушка на шасси французского танка R-35 входили в отдельные истребительно-противотанковые дивизионы артиллерийского ведомства — всего 235 машин.
Не менее массовые артиллерийские самоходки — французские 2.5cm Pak 112(f) Sicherungsfahrzeuge Renault UE(f) — 25-миллиметровые противотанковые пушки на базе французской танкетки Renault UE, а также же 3,7cm Pak(Sf.) auf Infanterieschlepper UE(f) — немецкая 37-миллиметровая противотанковая пушка на базе Renault UE. Всего французы передали немцам в исправном состоянии 1200 танкеток Renault UE, соответствующих по классу советским танкеткам-тягачам Т-27, считаемых «вермахтофилами» в числе танков «Сталинских танковых армад». Немцы и «вермахтофилы» Renault UE самоходки на их базе за танки не считали. 700 таких самоходок, хоть и не предназначенных для русской распутицы, а тем более зимы, уязвимых даже для 7,62-миллиметровых бронебойных пуль основной винтовки Красной Армии — СВТ, получили противотанковые подразделения немецких пехотных дивизий.
Более проходимое и защищённое самоходное орудие Sd.Kfz.251/10 — 37-миллиметровая противотанковая пушка на гусеничном бронетранспортёре, предназначенная командирам взводов в мотопехотных частях. По бронированию, вооружению, проходимости Sd.Kfz.251/10 с 37-миллиметровой противотанковой пушкой — эта машина равнялась советскому лёгкому танку.
Также немцы использовали Pz.Sp.Wg.AMR(f) — французские танки AMR 35ZT — 35 штук, самоходные миномёты на их базе — 8cm Gr.W.34 auf Pz.Sp.Wg.AMR(f) — ещё 40 машин.
Перед вероломным нападением имелись в первой линии 38 мощных артиллерийских «самоходок» со 150-миллиметровыми тяжёлыми пехотными орудиями sIG 33(Sf) Panzer I Ausf B, тоже проходящих по артиллерийскому ведомству. Также по артиллерии проходили 25 «самоходок» 8.8cm Flak 18 Selbstfahrlafette auf Zugkraftwagen 12t — 88-миллиметровые зенитки, установленные на полугусеничном тягаче Sd.Kfz.8. За списком «официального» счёта немецких танков и самоходок, оказались мощные противотанковые средства — самоходные зенитные установки на шасси танка Pz.Kpfw.I, а также 20-миллиметровые и 37-миллиметровые зенитные установки на шасси полугусеничных тягачей, бронированные транспортёры боеприпасов на той же базе — аналог советских Т-27, огнемёты на базе полугусеничных бронетранспортёров — аналоги советских огнемётных танков ОТ-27, ОТ-26 и других виды бронированных машин.
Бронетехникой широкого профиля являлись 255 полученных в Дюнкерке от англичан в исправном состоянии английских танкеток Universal Carrier. Вермахт использовал их в том числе, как платформу для противотанковых пушек и ружей, миномётов, огнемётов.
Помимо бронетанковой техники сухопутных войск к вторжению готовились войска Люфтваффе, имеющие своё верховное командование OKL и свои полевые войска. Люфтваффе имели для операций около своих аэродромов 100 танков Pz.Kpfw.17/18 730(f) — устаревших французских танков Renault FT 17 — аналог советских Т-18. Также этот танк использовался при охране железнодорожных путей в полицейских подразделения, борьбы с партизанами, в качестве подвижных командных и наблюдательных пунктов. 120 таких танков с 37-миллиметровыми пушками выделили для усиления бронепоездов. Их крепили на железнодорожные платформы, с которых танки по специальному трапу могли съезжать с платформы на землю и оказывать поддержку десанту. Если Pz.Kpfw.17/18 730(f) при борьбе с партизанам заменял Pz.Kpfw.II, он что, к танкам не относился? Сэкономил — значит заработал! Но среди «официальных» танков перед вторжением их нет.
Войска СС тоже получили трофейные французские танки, а также 98 польских 6-тонных танков 7TP с пушкой Bofors wz.37 — польский аналог «Виккерса» и советского Т-26. У СС имелись трофейные голландские танки Виккерс Карден-Лойд, бельгийские танки Т.15 и самоходки Т.13 Туре I. 21-й танковый батальон группы «Норд» из состава дивизии СС «Мёртвая голова» имел на вооружении французские танки «Hotchkiss H-39», «Somua S-35». С войсками СС вообще разобраться никто не мог — у них собственное отдельное командование, собственная непрозрачная система учёта и отчётности, собственная система обучения и укомплектования личным составом.
В число всех этих гусеничных, бронированных боевых машин не входили гусеничные, бронированные машины боевых машины, направленные для переоборудования, модернизации, капитального ремонта на заводы или хранящиеся на складах. Эта боевая техника не числилась на балансах частей и не учитывалась Генштабами OKH и OKW. Это в Красной Армии такие танки учитывались. В Вермахте — нет.
Немцы половину своего арсенала за танки не считали, а вот советские специалисты очень даже считали по причине их танковых свойств. Так что когда советские фронтовые корреспонденты живописали советский передний край типа: «На поле боя пылало до сотни вражеских танков и бронетранспортёров»... и так далее, душой они не кривили, потому что чего там только не горело перед советскими позициями в 1941 году! 5500 всех типов европейских бронированных машин, поступивших на вооружение немецких штатных и внештатных танковых взводов, рот, батальонов разных родов войск: танковых, пехотных, артиллерийских, зенитных, охранных, уничтожили советские войска разными способами в 1942 году; из них только 1200 танков по немецкой классификации. Рассказывать на этом фоне как замечательно и рационально «передовые» немцы подготовились к разгрому «отсталой» Красной Армии, которая, правда, силами одного Ленинградского округа при помощи флота разгромила за 3,5 месяца Финляндию, более чем странно. Однако международные «вермахтофилы» воздвигли на этом Гитлеру памятник нерукотворный до небес. Ведь «малым числом» танков Гитлер дошёл до Москвы и Ростова. Ничего себе малым числом — 23 244 единицы бронетехники при 7 234 000 солдатах и офицерах, из них 3700 танков и 377 самоходных орудий современной конструкции! И если бы не проклятый «Генерал Мороз»! Озвученная «вермахтофилами» и фашистскими пропагандистами «малочисленность» бронетанковых сил Гитлера имела целью возвысить Вермахт в случае победы и дать оправдания в случае поражения. «Вермахтофилы» и фашистские пропагандисты не могли рассказывать, что половину мощи «Блицкрига» — Панзерваффе составлял собранный по всей Европе железный хлам — не удобно перед немецким народом — бросало тень на заботу фюрера о мощи армии. Ещё это заставляло заморских дирижёров строго спросить Гитлера: «Где деньги, что мы дали тебе на новые танки? Почему вместо них — старый хлам?»
То же самое при подсчёте танков Советского Союза антисталинистами и «вермахтофилами»: завышением изначального количества танков принизить Красную Армию в случае победы и изничтожить морально в случае поражения. Антисоветские издания капиталистов с удовольствием смаковали с своих статьях фальсифицированные количественные показали, заодно наслаждаясь опосредовательно количеством трупов людей в якобы сгоревшей бронетехнике: «Куда делись танковые армады Сталина?», «Разгром танковой армады РККА в 1941 году», «После разгрома танковой армии СССР летом 41-го Сталин готов капитулировать и отдать Гитлеру страны Балтии и Украину» и так далее, всё что может придумать извращённое буржуазное сознание.
По этой причине при подсчёте в Красной Армии танков на 22 июня «вермахтофилы» и Генштабы Гальдера и Йодля действовали не так, как увещевал Пушкин в поэме «Полтава»: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». Гальдер и Йодль для повышения престижа своих будущих успехов «впрягли в одну телегу коня и трепетную лань»: советские танки и советские не танки, живописуя советскую танковую 25-тысячную лавину, «Сталинскую танковую армаду» стальным колоссом нависшую над «беззащитными границами миролюбивого Великогерманского рейха», у которого не осталось выбора как только напасть первым «в качестве самозащиты».
Выбросив из подсчётов своих танков всё, что имело дату изготовления раньше 1935 года, все танкетки, гусеничные транспортеры с вооружением, в том числе бронированные, всю не проходящую по армейскому ведомству бронетехнику, «вермахтофилы» и Генштабы Гальдера и Йодля посчитали у Советского Союза всё, что имело гусеницы без различия возраста, технического состояния и комплектности, посчитали даже «мёртвые души», числящиеся по учёту, но разобранные на запчасти или для ремонта, вкопанные как неподвижные огневые точки типа Т-18 выпуска 1924 года.
За месяц до вероломного нападения огромный туши европейских фашистско-расистских войск на Советский Союз на вооружении в Красной Армии числилось 25 932 танка, танкеток и самоходок, бронемашин, включая даже многие тысячи переделанных в тягачи танкетки Т-27 и вкопанные в землю Т-18. Из них 16 965 единиц бронетехники находилось у западной границы. Из этого числа только 5200 единиц собственно танки. Остальные танки и бронетехника находились на всей остальной территории от Владивостока до Кушки.
Массу бронетехники, к сожалению, приходилось держать наготове на всех направлениях границы первого в мире рабоче-крестьянского государства с капиталистическим окружением.
Япония летом 1941 сосредоточила у границ Советского Союза 700-тысячную Квантунская армию. Летом 1938 года войска Квантунской армии уже вторглась в пределы Советского Союза у озера Хасан, где Красная Армия их разгромила. В 1939 году войска Квантунская армии японцев атаковали дружественную Советскому союзу Монголию, где на реке Халхин-Гол части Красной Армии их также разгромили. В составе Квантунской армии с 1936 года действовал аналог гитлеровского диверсионного полка «Бранденбург 800» — батальон «Асано» из белоэмигрантов под командованием японского полковника. Пять рот этих врагов народа с 1937 года вели разведку, совершали диверсии, вели военные действия против Советского Союза. С 1937 года кровавый палач русского народа, пособник Колчака и Западных захватчиков в деле трёхлетней оккупации Урала, Сибири и Дальнего Востока бывший атаман Семёнов со своими сообщниками по поручению японцев также вёл активную разведку в Забайкалье и Монголии, готовил отряды беломанголов. Для уравновешивания Квантунской армии группировка Дальневосточного фронта Апанасенко насчитывала 700 000 человек, 3000 танков, танкеток и другой бронетехники.
Ещё 250 000 человек и 1500 единиц бронетехники Красная Армия вынужденно имела на границе с Ираном. В случае начала войны на Западе советским войскам совместно с войсками Британской колониальной империи, в том числе индийскими колониальными войсками и австралийцами, могло потребоваться провести военную операцию для обеспечения контроля за иранскими месторождениями нефти и территорией, где действовали гитлеровские агенты и установился союзный Германскому рейху фашистский режим шахиншаха. Кроме того на северо-востоке Ирана базировалась гитлеровская авиация, предназначенная для налётов на советский Баку. Ещё 850 единиц бронетехники имелось на границе с Финляндией.
На границе с Турцией в Закавказье пришлось Красной Армии иметь в 250-тысячную группировку с 1300 танками и танкетками, авиацию, ПВО, в которых очень нуждалось Западное направление. До этого группировка Красной Армии в Закавказье сдерживала от нападение с целью захвата советских нефтеместорождений войска Британской и Французской колониальных империй с привлечением войск Турции.
Турецкая политика всё время находилась в состоянии неустойчивого равновесия. Турция понимала только силу и не меняла принципов вероломства веками. Летом 1940 года, когда Гитлер разгромил Польшу и воевал с Французской и Британской колониальными империями, Турция не вступила в войну на стороне Франции, имея с ней договор о взаимной военной помощи, а объявила о нейтралитете и заключила соглашение об экономическом сотрудничестве с врагом Франции — Германским рейхом. За несколько дней до нападения Гитлера на Советский Союз Турция заключила с Гитлером ещё и пакт о ненападении. Турция поставляла в Германский рейх стратегическое сырьё, в том числе хромовую руду, продовольствие. Гитлер обещал турецкой верхушке евроинтеграцию, Закавказье, Армению, Азербайджан. Турция держала на границе с Советским Союзом 500 000 солдат.
Турецкие военные во главе с начальником Военной академии Турции генералом Эрденом активно изучали боевой опыт Вермахта прямо на поле боя. Турки «прощупали» Красную Армию на границах с советской Арменией — регулярно устраивали диверсии и вооруженные провокации, вынуждая Красную Армию держать там войска в готовности. Генштаб РККА, готовясь к вероятной войне с турками, забрасывал в восточные районы Турции, где проживали курды, советских диверсантов, разведчиков, которые должны были в случае войны поднять антитурецкое восстание курдов. Советская контрразведка дезинформировала турок месяц за месяцем, подкидывая дезинформацию, мол, с Дальнего Востока на Кавказ готовится переброска 50 дивизий, и в случае чего, Красная Армия за два дня будет в Анкаре. Также в сто раз преувеличивалось число советских агентов на юго-востоке Турции, готовых поднять курдов на восстание. Делалось всё, чтобы удержать Турцию от вступления в войну несмотря на то, Турецкая армия являлась отсталой и тягаться с Красной Армией самостоятельно всерьёз не могла.
К счастью для Советского Союза, помимо 50 дивизий «храброй турецкой пехоты» Турция не имела ничего — ни современной авиации, ни сколько-нибудь значимых танковых сил, зенитной, противотанковой артиллерии, промышленного потенциала для их создания. В турецкой армии практически отсутствовала современная связь, радаров не имелось вовсе. Культурно-образовательный уровень турецкого общества не позволял даже освоить эти виды вооружений, будь они экстренно поставлены. Не имела Турция и человека, способного провести индустриализацию. Зато в Турции царила настоящая истерия, связанная с боязнью оккупации страны то немцами, то Советским Союзом, то англичанами. На этом фоне Турция готовилась довести армию до 1 000 000 человек. Без афиши и понемногу турки пропускали через проливы в Черное море немецкие и итальянские военные корабли. Турецкие русофобы могли в любой момент пропустить войска Вермахта по своей территории в Закавказье и Иран. Единственное, почему это они не делали, позиция Британской колониальной империи, находящейся в состоянии войны с Гитлером, а также аппетиты США, помогающих англичанам: вступи Турция в войну на стороне Гитлера и Британская колониальная империя, находящейся в состоянии войны с Гитлером, а также США, использовали бы этот повод для оккупации богатой Турции и овладения Черноморскими проливами. Дальше больше, война с Советским Союзом, поддержанным Британской колониальной империи и США, могла окончиться только поражением. Гитлер гнал немцев под убой как марионетка Британской колониальной империи и США, а турецкий глава думал своей головой. Проиграв, турки сразу лишались бы значительных территорий Западной и даже Восточной Армении, например, Карса, многие из которых ранее входили в Российскую империю и были переданы по условиям советско-турецкого мирного договора. Армяне получили бы из советских рук свою священную гору Арарат. В Турции бушевали антирусские настроения, сдобренные геополитическими противоречиями, окрашенными пантюркистскими идеями, реализации которых мешал Советский Союз. Премьер-министр Сараджоглу сообщил гитлеровскому послу фон Папену: «Уничтожение России является подвигом фюрера, равный которому может быть совершен раз в столетие; оно является также извечной мечтой турецкого народа...».
Для понимания методики подсчёте советских танков перед вероломным вторжением европейских полчищ фашистов следует принять также во внимание, что имеющиеся советские танки согласно правилами учёта и отчетности в Красной Армии делились на 4-х категории в зависимости от годности. 1-я категория — новые, не бывшие в эксплуатации, вполне годные к использованию. 2-я категория — бывшие в эксплуатации, находящиеся в эксплуатации, войсковом ремонте, вполне исправные и годные к использованию. 3-я категория — требующие среднего ремонта силами войск. 4-я категория — требующие капремонта на заводах.
В системе учёта Вермахта танки, отправленные на заводы для ремонта или модернизации, снимались с баланса частей. По советским правилам в 1941 году мог числится отправленный ещё в далёком 1940 году на ремонт на Кировский завод грозный трёхбашенный Т-28, который завод вот уж три месяца ищет — и никак не может найти ни в собранном виде, ни в разобранном, ни в ломе и мусоре. Или вообще учтён Т-18 выпуска 1929 года, вкопанный как огневая точка. Таких напрочь устаревших Т-18 формально числилось за военными округами 862 штуки и 196 находились в ведении полигонов, заводов, учебных учреждений. Основная масса Т-18 находилась «на хранении» частично в разукомплектованном виде. Вот же они где — «танковые армады Сталина», коими он грозил капиталистическому миру! В первую очередь с танков снимали вооружение, элементы силовой установки и шасси. Однако, отдавать на переплавку столь большое количество боевых машин хозяйственный Тимошенко запретил. Он как бывший крестьянин нашёл им другое применение — передать часть Т-18 в распоряжение укрепрайонов и использовать для переделки в бронированные огневые точки. Танки просто вкапывали в землю, либо вообще ставили «в засады» или на открытой местности без какой-либо маскировки. Таких танков, что на бумаге числились за своими частями, а фактически их передали в ремонт на заводы промышленности или не использовали как танки, в одних только Западных Особых приграничных округах и Ленинградском военном округе имелось 1003 штуки. Вот же они где — «танковые армады Сталина», коими он грозил капиталистическому миру!
То есть на западной границе перед нападением имелось 4300 танков и танкеток 1-й и 2-й категорий против 9902 боеготовых гитлеровских танков, танкеток, самоходок, бронетранспортёров, бронемашин с пушечным вооружением. Однако и советские танки 2-й категории — бывшие или находящееся в эксплуатации, вполне исправные и годные к использованию, не все были боеготовы. При ремонте танков старых моделей, как и в ремонте любой другой техники, существовал дефицит запчастей.
Для обеспечения в 1941 году эксплуатации наличного парка танков всех моделей и годов выпуска выпускалась большая номенклатура запчастей сотнями тысяч штук, однако место необходимых по заявке 476 миллионов рублей выпущено оказалось менее половины. В начале 1941 года заводы No.26, No.48 и Кировский завод перешли на выпуск современных танков и прекратили производство запчастей для трёхбашенных средних танков Т-28, моторов М-5 Liberty-12 для танков БТ и М-17Т для танков Т-28, Т-35 и БТ-7. Заводы No.No.37, 174, 183 сократили выпуск запчастей к танкам БТ, Т-26, Т-37, Т-38 и трактору «Коминтерн». Детали моторной группы: поршни, шатуны, поршневые кольца и прочее, целый ряд других запчастей производили не в полном объёме. Заводы No.No.183, 75, 174 и так далее дефицитные детали: цилиндры, нижние половины картера мотора, направляющие втулки клапанов, венцы ведущих колёс, нижние катки, бандажи нижних катков выпускал в уменьшенном количестве. Срывали сроки. Обращения в Главное автобронетанковое управление к Федоренко и Народный комиссариат среднего машиностроения Малышеву не нашли решения при том, что саботаж наказывался не на жизнь, а на смерть.
Саботажем недодача запчастей к старым танкам не являлась. Просто все силы переориентировали на выпуск самых лучших в мире танков — Т-34 и КВ-1. Именно этим «цепам и жерновам» предстояло «молотить и молоть» фашистскую орду. Ну не танкетками же Т-17, клёпаными Т-18 и лёгкими БТ, пусть даже отремонтированными наилучшим образом, в самом деле останавливать танковые группы Вермахта — фактически танковые армии Гудериана, Гота, Гёпнера, фон Клейста. С мая по декабрь нарком Малышев обязался дать за полгода 1800 штук превосходных танков Т-34, 700 новых лёгких Т-40, 1700 штук артиллерийских тягачей, 900 тяжёлых танков КВ-1. Советский Союз единственный в мире промышленно выпускал тяжёлые танки. Что уж тут до ремонта состоящих на учёте 3342 танкеток Т-27 или Т-18, произведённых на заре индустриализации, коих числилось более 1000 штук?
Массу устаревших советских танков и танкеток «танковой армады Сталина» по-хорошему следовало направить на переплавку. Однако, ознакомившись с данными ГШ и НКГБ о том, какую массу «самоходного металлолома» собирает Вермахт по всей Европе, маршал Советского Союза Тимошенко упросил своё военно-политическое руководство летом 1940 года оставить старые танки в строю и сформировать из них мехкорпус, чтобы использовать по принципу «коса на камень» или «клин клином вышибают» против механизированной туши войск Гитлера. Доктрина Фрунзе реально подходила к войне и не предусматривала даже ситуации, что Красная Армия сможет на первом этапе иметь те же возможности как сборная армия капиталистической Европы. Военная доктрина Фрунзе строилась на отходе вглубь своей территории при ведении актиний обороны, поэтому и масса устаревшей бронетехники могла в этой обороне пригодиться.
Реально мехкорпуса стали разворачиваться только с марта 1941 года параллельно переброске Вермахта к границе Советского Союза. В мехкорпуса собирали всё старьё из танковых батальонов стрелковых дивизий, танковых полков кавалерийских дивизий. Укомплектовывать полностью мехкорпуса даже не пытались. Зато командные кадры готовили серьёзно, массово, с запасом на будущее в современных учебных заведениях: Военная Академия Механизации и Моторизации — ВАММ и годичные курсы повышения квалификации при ней, танковые Орловское имени Фрунзе, 1-е Харьковское, 1-е и 2-е Саратовское, 1-е Ульяновское, Казанское, Сызранское, Чкаловское, 2-е Ульяновское, 3-е Саратовское, Киевское танкотехническое, Пушкинское автотехническое, Горьковское, Ордженикидзеградское автомотоциклетные, Полтавское, Камышинские тракторные училища. Вермахт и близко не имел такой мощной системы подготовки командиров механизированных войск, Концепция применения танков в Красной Армии подразумевала, что танком должен командовать минимум младший лейтенант, что повысит эффективность экипажа в бою, улучшит его взаимодействие с приданной пехотой. Красную Армию готовили воевать прежде всего умением, поскольку Советский Союз не мог выставить столько войск, сколько европейцы, имея к тому же врагов на других направлениях. В Германском рейхе бюджетные деньги на обучение танкистов оседали в карманах партийный коррупционеров как это принято при капитализме. Поэтому немецких танкистов учили понемногу чему-нибудь и как-нибудь. Рейх до нападения на Советский Союз располагал танковым училищем в деревне Бергене под городом Целле в Нижней Саксонии, училищем танковых войск в Вюнсдорфе, училищем «быстрых войск» в Крампнице близ Потсдама. Это всё. Концепция Панзерваффе подразумевала, что командовать танком должен панзер-солдат, унтер-фельдфебель, в крайнем случае унтер-офицер.
Из-за этого и структура даже первичной ячейки танковых войск оказалась разной: советская танковая рота, способная полноценно решать тактические задачи — это 10 танков с десятью танковыми экипажами. Командиры 3-х танковых взводов, по 3 танка во взводе, одновременно командиры танков. Командир роты имел свой собственный танк, в котором он также являлся командиром. На 10 танков Т-34 всего 40 человек из них 10 командиров с офицерскими званиями.
Это концепция Сталина — «меньшему количеству людей лучшее обучение и больше оружия». Согласно этой доктрине советские танковые экипажи комплектовать исключительно комсоставом. В тяжёлых танках командир танка — лейтенант, старший лейтенант. В средних танках — лейтенант, младший лейтенант. Даже в лёгких пушечных танках командир танка — лейтенант, младший лейтенант. Не числом, а умением. За одного учёного двух неучёных дают. Что и происходило в случае с Панзерваффе.
В немецкой танковой роте аж 19 танков, практически вдвое больше как в пословице и 144 человека из них только 8 офицеров. В 1936 году состав большинства немецких рот состоял из 22-х танков. Но даже здесь 40 против 144-х! Вот что значит экономить на образовании! В немецкой роте фактически имелось не 3 взвода, а 4,5, хотя эти дополнительные 1,5 взвода в штате так не называются. Больше людей на меньшее количества оружия. У русских меньшее количество людей на большее количество оружия. Эти 7 танков сведены в «группу управления». Кроме своего командирского среднего танка у командира роты под рукой ещё один средний танк.
Приравнивать советскую танковую роту к немецкой некорректно. В советской меньше танков, меньше людей, но уделено выше квалификация. Ниже сержантов в экипажах никого нет. Равные силы по численности, но не по квалификации получаются, если против двух немецких танковых рот действуют три советские, то есть танковый батальон. Однако в этом случае квалификация советских танкистов всё равно будет выше — больше командиров, имеющих офицерскую подготовку. Понятно, что обученный офицер в бою действует грамотнее любого солдата априори. В немецкой танковой роте также имеется «2-е отделение боевого обеспечения» — 4 унтер-офицера, имеющие квалификацию командиров танков и 13 солдат, имеющих квалификацию водителей танков, радистов и наводчиков. Запасные «игроки».
Зато в Красной Армии достигалась экономия личного состава. Наше командование за счёт этого могло создавать больше боевых подразделений, нежели немецкое при преобладании людских ресурсов у европейцев. Русским пришлось побеждать не числом, а умением как во времена Суворова. А уж танков советская промышленность давала столько и по такой цене, сколько и почём требовалось. У Вермахта же танков имелось столько и по такой цене, сколько и по чём соизволили произвести танки хозяева Гитлера — капиталисты. Здесь истоки лжи немецких пропагандистов и «вермахтофилов» о «неисчислимых людских резервах Советов», хотя ситуация имелась ровно обратная. Советское руководство из 170-миллионного населения СССР, куда, кстати, относились ненадёжные призывники из Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Кавказа, не имело возможности направлять на фронт большую часть своих призывных возрастов из-за необходимости их работы в народном хозяйстве и военной промышленности, в то время как на Гитлера работала вся Европа и он мог гнать на фронт не только всех немецких мужчин подряд, но и армии других фашистских стран, а также целые дивизии добровольцев СС из Франции, Скандинавии, Бельгии, Хорватии, замещая их рабами.
Согласно гитлеровского «Зольдатен-атласа» издания конца 1941 года население Великогерманского рейха — 112 миллиона человек. И если к населению Великогерманского рейха прибавить население тех его союзников, что поддержали своими вооруженными силами Гитлера в Восточном походе, получается цифра 188 миллионов человек. Это без оккупированной Франции, Норвегии, Бельгии, Нидерландов, Дании и прочее.
Ведомство Геббельса, правда, сфабриковало фальшивку-расчёт на бланке Центрального статистического управления Госплана СССР с подписью мелкого чиновника — начальника отдела из ЦСУ Писарева, которую тот в апреле 1941 года якобы направляет мелкому чиновнику из комиссии по Генплану с цифрой населения Советского Союза — 198 миллионов человек. То есть за два года до этого по результатам переписи правительство и Сталин озвучили стране цифру — 170 миллионов человек, на основании которой шла подготовка народного хозяйства и армии к надвигающейся войне. Вдруг некая мелкая сошка назвала и пустила в оборот цифру на 28 миллионов больше. При том, что за ошибки в таком фундаментальном вопросе как Всесоюзная перепись в 1937 году под суд пошли четыре чиновника статистической службы. Одного суд приговорил к высшей мере наказания — расстрелу. И вдруг их коллега Писарев искажает данные аж на 28 миллионов в плюс потому, что ему якобы «союзные республики дали дополнительные данные». Это спустя два года после Всесоюзной переписи! Дополнительные данные! Города у себя подземные нашли, что ли? Цифры совершенно вразрез с официальным изданием Госплана 1941 года! Он что, этот Писарев — душевнобольной? Он что, свои же издания не читает? Фальшивка чистой воды. Зачем? Чтобы уверенно разбрасывать лживые гитлеровские листовки над советскими окопами, где написано, что Сталин убил «в лагерях — 10 миллионов, в карательных экспедициях — 6,688 миллионов, приграничных и захваченных областях — 3,277 миллионов» и так далее.
Гитлеровцы имели возможность наваливаться на Красную Армию тушей, не считаясь с потерями. «Фрау ещё нарожают!» Штата каждой части Вермахта имел в 1,3 — 1,5 раз людей больше, чем штат аналогичной части Красной Армии. Пехотная батальон Вермахта — 860 человек, включая 13 офицеров, стрелковый батальон Красной Армии — 654 человека, включая 82 командира и политработника с офицерскими званиями. Танковая рота Вермахта 19 танков при 8 офицерах, танковая рота Красной Армии 10 танков при 10 командирах с офицерскими званиями. У Красной Армии не имелось возможности воевать числом, приходилось воевать умением, что хорошо видно по числу комсостава на одного бойца. И так по всем родам войск и всем частями и соединениям. Естественно, это сказывалось на уровне потерь не в пользу немцев. Полевая армия Вермахта иногда по численности равнялась двум советским фронтам, а два немецких корпуса по численности могли ровняться советской общевойсковой армии. При этом командирских кадров в этих сопоставимых соединениях всегда имелась в 1,5 — 6 раз больше у советских войск. У немцев даже те офицеры, что имелись, не всегда имели военное образование.
Вот у немцев 144 человека личного состава запасных «игроков» танковой роты с грузовиками во время боя находились в тылу. Советская танковая рота тыла не имела — тыл только в составе полка. Если танки немецкой роты прорвались далеко вперёд, то тыловые службы их роты вынуждены пробиваться вперёд по враждебной местности сами, в окружении враждебно настроенного местного населения и блокированных советских частей со всеми вытекающими последствиями. Если местность не вполне очищена от советских войск, происходит форменное избиение обозов.
Когда каждая немецкая рота имеет такой тыл, то можно себе представить, какая дикая мешанина из машин, мотоциклов, повозок никем не направляемых и никем не организуемых, образовывалась позади боевых порядков наступающих танковых рот. При наступлении это ещё куда ни шло, но при обороне это кончалось зачастую катастрофой. Тылы немецкой танковой дивизии растягивалось на 100 километров. Развернув вдоль западной границы 18 советских мехкорпусов из старого танкового хлама примерно по 300 — 600 машин в каждом без должного обоза, Тимошенко действовал разумно. Если хотя бы половина устаревших машин мехкорпусов доедет до поля боя, ударит на врага — и то хорошо. Сколько-то металлического хлама Вермахта они на себя «возьмут», вражьего времени возьмут, боеприпасов, топлива, моторесурса, немецкой крови. Эти мехкорпуса даже укомплектовывать до конца пехотой, артиллерией, ремонтниками — не имело смысла. Они были одноразовыми. Уцелевшие новые танки откуда предполагалось впоследствии сводить в другие, меньше части. Маршал Советского Союза Тимошенко происходил из крестьян и не жалел, чтобы сделанное народом на заре индустриализации-коллективизации пропало при переплавке. Пусть послужит народу! Естественно, что в мехкорпусах наблюдалась неудовлетворительная картина с техническим состоянием старых танков и не менее изношенного автотранспорта. Так в 6-м мехкорпусе приграничного Западного Особого Военного Округа в Белоруссии для трёхбашенных танков Т-28 отсутствовали запчасти ходовой части и бортовой передачи, к танкам БТ отсутствовали ведущие колёса гусеничного хода и полуоси. По остальным маркам обеспеченность запчастями имелась на 60 — 70 процентов. Отсутствовали моторы, коробки перемены передач, задние мосты на все старые марки. По тягачам и грузовикам обеспеченность запчастями за 1-й квартал 1941-го года — 10 процентов. Резины на легковые машины М-1 мало, в результате треть командирских «эмок» в частях без резины. Полностью не обеспечены запасными шинами-гусматиками бронеавтомобили БА-20. Вся резина шла на производство Т-34 и КВ-1, а также самолётов новых моделей. Требовалось срочно перевооружить Красную Армию, поскольку концентрация ударных сил Вермахта однозначно указывала на неминуемое нападение в ближайшие месяцы. Какие уж тут покрышки для командирских «эмок»? Не баре, со своими бойцами на грузовиках поездят.
8-й мехкорпус приграничного Киевского Особого Военного Округа имел обеспеченность кроме неприкосновенного запаса запчастями 5 процентов. Резиной колёсные машины обеспечивались на 60 процентов. С части грузовиков, требующих капитального и среднего ремонта, сняли резину, а машины поставили на колодки. Средний износ резины на других машинах до 70 процентов. Вся резина шла на ускоренное производство новейших танков и самолётов. 9-й мехкорпус приграничного Киевского Особого Военного Округа — обеспеченность запчастями неудовлетворительная, запчастей в неприкосновенном запасе нет. Острее всего не хватало самых часто выходящих из строя деталей для танков старых типов: запчасти моторной группы и гусеницы.
Когда 20-я танковая дивизии 9-го мехкорпуса для 39-го танкового полка получила танки после капремонта, танки не имели инструмента, принадлежностей и ремкомплекта. Полк не имел самых необходимых запчастей, что не позволяло устранять даже мелкие повреждения. В отсутствии запасных предохранителей механики ставили в электроцепи «жучки». На четверти танков гусеницы из-за износа требовали замены.
В 35-й легкотанковой бригаде приграничного Киевского Особого Военного Округа, имеющей на вооружении 259 лёгких танков Т-26, ХТ-26, СТ-26, матчасть отработала по 100 моточасов, то есть 75 процентов моторесурса, в ходе зимнего Финского похода Красной Армии. Ходовая часть у машин изношена. Запчастей нет. Ремонтной базы нет. Из танков этой бригады сформирована 43-я танковая дивизия 19-го мехкорпуса. Во они, видимо, «танковые армады Сталина» для нападения на капиталистическую Европу! Такая картина везде по танковым корпусам у границы. Танки изношены в боях с японцами, финнами, в спецоперации по возвращению Западной Украины и Белоруссии, на учениях и манёврах. Во внутренних округах дела с мехкорпусами обстояли лучше. Туда сотнями тысяч шли танковые, тракторные, автомобильные двигатели, сцепления, коробки передач, фрикционы, задние мосты, рессоры, бензопомпы, производился капремонт двигателей, коробок передач, поставлялись другие запчасти по широкой номенклатуре. Так 7-й мехкорпус, расквартированный в Подмосковье, имел полное обеспечение запчастями, да ещё и горючим для постоянных учений в Алабинских лагерях. Этот мехкорпус, где командовал 6-й батарей второго дивизиона 14-го гаубичного артполка 14-й танковой дивизии старший сын Сталина Яков Джугашвили, будучи перемещён по железной дороге в первые дни войны на запад, наносил контрудар между Могилёвым и Витебском по мощнейшей танковой армии Гудериана, именуемой «2-я танковая группа» из состава группы армий «Центр» фон Бока. Часть мехкорпуса с ходу атаковала под Сенно двигающуюся навстречу элитарную 17-ю танковую дивизию, превосходящую численно любой советский танковый корпус, имевшую 400 новых исправных танков, по большей части Pz.Kpfw.III с 37-миллиметровой пушкой и Pz.Kpfw.IV c 75-миллиметровой пушкой. Немецкие танки, разведбатальон, мотоциклетный батальон, сапёры оторвались у Сенно от своей артиллерии, мотопехоты, снабжения и стали уязвимой целью для контрудара советских танковых сил, за что и поплатились.
Полный антипод советской хорошо подготовленной 14-й танковой дивизии советская 8-я танковая дивизия полковника Фотченкова из Львовского выступа. Так как же воевал «хлам» без запчастей, из которого Тимошенко понаделал мехкорпусов, если взять для примера один из самых неблагополучных в отношении запчастей советских танковых дивизий, но одну из ведущих в плане подготовки бойцов и командиров? Разбавленный новыми танками Т-34, КВ-1, КВ-2 перед самой войной, хорошо воевал. Достойно. В духе «Песни защитников Москвы» из советского документального фильма, получившего премию «Оскар», «Разгром немецких войск под Москвой»:
Мы не дрогнем в бою
За Россию свою,
Нам родная страна дорога!
Нерушимой стеной,
Обороной стальной
Разгромим, уничтожим врага!
Комдив-8 Фотченков сам лично храбрый. Профессионал высшей пробы: Командные пехотные курсы, артиллерийское отделение Киевской школы командиров, Военная академия механизации и моторизации, участник Гражданской войны в Испании в качестве замкома, затем командира танкового полка правительства Испании. В сражении под Сарагосой получил ранение в лицо и обе руки. Командовал танковой бригадой при спецоперации по возвращению Западной Украины.
За 8-й танковой дивизией к началу войны числилось 325 различных танков и она являлась мощным боевым организмом, включая в себя моторизированный артполк, мотострелковые полки, разведбат, батальон связи, зенитно-артиллерийский и истребительно-противотанковый дивизионы, сапёрный батальон, тыловые службы. 20 июня, за два дня до вероломного нападения фашистов, по приказу Генштаба и командующего округом Кирпоноса все войска по боевой тревоге скрытно вышли из мест расквартирования и замаскировались на рубеже развёртывания для действий по плану прикрытия госграницы; дивизия Фотченкова скрытно вышла из Львова в лесистую местность у Янува и замаскировалась. За два дня до вероломного нападения с учений отозвали зенитный артдивизион и развернули для прикрытия с воздуха расположения дивизии. По приказу Наркома обороны Тимошенко лётчики, не прослужившие четыре года, переводились на казарменное положение — «на срочную службу». Артполк дивизии имел укомплектованность тракторами наполовину, поэтому часть орудий с зимних квартир во Львове из Кадетских корпусов тянули вместо тракторов танки Т-28. Находящиеся в ремонте танки тоже остались во Львове.
Именно здесь, севернее Львова в стык между советскими 6-й армией Музыченко и 5-й армией Потапова рванулась одна из ударных групп «Блицкрига» — 1-я танковая группа фон Клейста из 3000 единиц бронетехники и 500 000 солдат и офицеров. На направлении главного удара враг, владея инициативой после вероломного нападения, захватив господство в воздухе, имел превосходство в силах до 1:20 в людях и 1:5 в бронетехнике. Вечером 22 июня в штаб фронта прибыл начальник Генштаба РККА Жуков для организации отпора врагу на Киевском направлении. В первый день войны он готовил контрудар в районе Броды.
Первые стычки с врагом у Радехова начали историю размена советской бронетехники на гитлеровские потери — то, ради чего военные и воюют: уничтожать врага. В контратаке у Радехова сожжены 4 гитлеровские бронемашины, 2 танка, убито 60 агрессоров. На второй день войны в приграничный район Магерув западнее Львова для контрудара прибыло 65 танков Фотченкова. До этого, проходя через Немирув, танки Фотченкова разгромили полк 71-й пехотной дивизии Вермахта в походной колонне: около греко-католической церкви святого Юра пятибашенный расстреливали гитлеровских солдат, лошадей, автомашины, мотоциклы, давили гусеницами 150-миллиметровые орудия s.IG.33 и артиллеристов, не успевших убежать. Противотанковый дивизион гитлеровцев с 37- и 50-миллиметровыми противотанковыми пушками, входивший в город, успел подбить два исполинских Т-28, прежде чем его проутюжили идущие следом. От пушек остались сплющенный стальные блины. Бои танков за город, занятый основными силами немецкой пехотной дивизии закончились тем, что немецкую пехоту советские танки из города выбили, но занять город не смогли из-за того, что город весь полыхал.
При атаке танками Фотченкова другого города в этот день — Магерува с ходу без артиллерийской и при слабой пехотной поддержки на болотистой местности позиций окопавшейся гитлеровской 97-й легкопехотной дивизии из 17-я армии фон Штюльпангеля группы армий «Юг» удалось уничтожить батареи 150-миллиметровых тяжёлых пехотных орудий s.IG.33 и противотанковые артбатареи на высоте 307, грузовики с боеприпасами, две роты гитлеровцев. Реакция немецких войск на Т-34 граничила с паникой. Командир гитлеровского 204-й егерского полка полковник Хайкаус был убит, командир 207-го полка полковник Филиппи убит. Убита почти треть офицеров этих полков. Гитлеровцы оказались окружены в Магеруве. Потеряв от огня противотанковых пущей, гаубиц, самоходок «Panzerjager I», 88-миллиметровых зениток Flak 18 и противотанковых ружей 19 подбитых и завязших в болоте танков Т-34 и 5 экипажей. 10 танков Т-34 удалось вытянуть из болота и эвакуировать вместе с подбитыми через два дня. Затем 54 танка Фотченкова с десантом пехоты на броне ночью через лесной массив с включёнными фарами атаковали Мегерув. В ночной атаке «тройки» Т-28, Т-34 и КВ-1 расстреляли и раздавили гусеницами в буквальном смысле батарею 75-миллиметровых орудий, батарею противотанковых пушек, миномётную батарею, уничтожили батальон мотоциклистов, две роты пехоты, освободили Мегерув, где разгромили штаб 7-го немецкого артполка, захватив его документы. Вся эта лихость советских танкистов основываясь на довоенных учениях августа 1940 года: «Действие механизированного корпуса в глубине оперативной обороны противника» с отработкой темпов движения, обхода и захвата опорных пунктов, проведения встречных боёв с резервами противника, прорыв его тыловых оборонительных рубежей, учений 16 октября 1940 года: «Марш и встречный бой мехкорпуса», и точно соответствовала духу песни «Марш советских танкистов» 1939 года из кинофильма «Трактористы» с Крючковым, красавчиком Олейниковым и «советской Марлен Дитрих» Ладыниной в главных ролях:
Гремя огнём, сверкая блеском стали
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин
И Первый маршал в бой нас поведёт!
Ночные боевые действия — вершина подготовки войск, а танковая ночная атака без приборов ночного видения, да ещё в лесу — что-то за пределами понимания, фанатика. Но советские войска так умели. Немцы — нет. Потери в ночном штурме Магерува — 13 подбитых и не вернувшихся из ночной атаки на пункт сбора танков, 11 экипажей погибшими и пропавшими без вести. Шёл четвёртый день войны. Пользуясь тем, что советские войска не имели перед вторжением спешного фронта, гитлеровцы превосходящими мобильными силами глубоко вклинись в оборону, уничтожали связь, тылы, артиллерию, склады, колонны беженцев и эвакуированных. В более простой ситуации французы и поляки сдавались или бежали. Советские механизированные войска продолжали сражаться даже в окружении, погибая, но не сдаваясь. При отступлении от Магерува 19 танков Т-28 выпуска 1937 года пришлось оставить в пути из-за отсутствия горючего и неисправностей. Лесистая местность позволила избежать значимых потерь от действия Люфтваффе.
Все эти действия дивизии происходили в обстановке боевых действий во Львове — базы дивизии, начатых украинскими националистами, бандеровцами при поддержке гитлеровских агентов и диверсантов. Бандеровцы беспрестанно обстреливали советские подразделения с крыш домов и чердаков. В городе шли настоящие уличные бои с применением стрелкового оружия, а иногда и артиллерии. Националисты выпустили из городской тюрьмы врагов народа, прервали проводную, подняли панику среди населения и армейских тыловых служб, что нарушило систему управления войсками, снабжения войск, оказания помощи раненым, использования Львова как центра коммуникационный линий для манёвра войск. В городе оказались скованы значительные силы советской мотопехоты, бронепоезд, дивизия ПВО, как воздух нужные для борьбы с гитлеровцами. В лесах вокруг также действовали группы террористов. Убивали делегатов связи, командиров, обстреливали колонны снабжения и машины с ранеными.
Длительные марши до 75 — 100 километров в сутки выводили из строя из-за технических неисправностей техники больше, чем огонь врага. При контратаке в районе Охладува Фотченков потерял ещё 7 танков. У Охладува на сутки с помощью дивизионной артиллерии — 152-миллиметровыве гаубиц образца 1938 года он организовал активную оборону, не давая многочисленным моторизированным частям гитлеровцев окружить 15-й мехкорпус Карпезо. Туда собрали оставленные ранее в движении танки, отставшие экипажи. Эвакуация и ремонт оставленных по пути движения танков затруднялись отсутствием эвакосредств для тяжёлых танков, ремонтных средств, запчастей, а также из-за действий бандеровцев и гитлеровских разведывательных частей.
Против советской 8-й танковой дивизии и их соседей в этих боях действовала кроме других гитлеровских войск 68-я пехотная дивизия 54-летнего генерала фон Брауна. Из 17 000 человек в дивизии осталось 10 500, погибла треть офицеров. Оказалось утрачена почти вся артиллерия и часть боевого обоза. Потери заставили вывели разбитую дивизию через неделю войны в резерв и заменить 4-й горно-егерской. Журнал боевых действий группы армий «Юг» получил отметку: «дивизия едва ли не полностью выведена из строя».
Этой дивизии и потом не везло, как и всем гитлеровцам в Советском Союзе.
После разгрома у Львова и пополнение на 5000 человек дивизия прошла через Бердичев, Черкассы, Кременчуг, Полтаву, Харьков на Лозовую. На 1 марта 1942 года имела 4800 солдат и офицеров, потеряв с начала войны за 8 месяцев 18 200 — больше первоначального состава. Настроение остающихся в живых солдат подавленное, большинство сомневается в победе. «Ничего, фрау ещё нарожают!» — кредо капиталистов и Гитлера.
68-я пехотная дивизия и её командир фон Браун отметились кровавыми массовыми зверствами казнями в Проскурове, Виннице. По приказу фон Брауна капиталистические каратели на балконах и деревьях Харькова массово вешали советских людей, мужчин, женщин за то лишь, что они коммунисты. Гитлер произвёл старательного палача в генерал-лейтенанты и назначил комендантом бывшей столицы Советской Украины. 14 ноября 1941 года фон Брауна вместе со штабом его 68-й дивизии взорвали радиоуправляемой миной в шикарном «доме Косиора» по радиосигналу на разных волнах, разными шифрами специальной радиостанции из Воронежа. Тогда под руководством организованного диверсантом-подрывником полковником Стариновым и батальоном спецминирования в Харькове 68-я дивизия убийц так и не нашла покоя: кроме «дома Косиора» в самом городе и его окрестностях на минах подорвалась множество вражеских автомобилей, несколько поездов, так и не получилось использовать дорогу Харьков — Чугуев, пришлось параллельно шоссе строить грейдерную дорогу, долго не получалось использовать Харьковские аэродромы — осколочные управляемые фугасы взрывались то тут, то там на стоянках самолётов и взлётных полосах; аэродромы не ввели в эксплуатацию и к 1 августа 42-го года, взлетали на воздух также паровозы и вагоны, занятые в перевозке войск. Мастер диверсий начальник оперативно-инженерной группы Юго-Западного фронта Старинов к этому времени уже организовал 156 подрывов мостов и пустил под откос более 600 эшелонов...
Пока один танковый полк 8-й дивизии отходил от Охладува на восток для пополнения, другой танковый Фотченкова вёл бои у села Поповцы, где гитлеровская 16-я танковая дивизия трижды безуспешно атаковала. После оставления Львова и потери ремонтных мастерских неходовая техника буксировалась от Старо-Константинова до станции погрузки в Проскурове. 2 июля Фотченков отгрузил на платформы для отправки в тыл на капитальный ремонт 17 танков. Множество техники оставалось в различном состоянии на маршрутах следования. Тягач «Ворошиловец» мог тянуть танк КВ только по дороге.
Пока танковые батальоны Фотченкова находились в резерве, два полка его мотопехоты при двух артполках, не испытывая недостатка в снарядах, оборонялись у Львова и отошли только по приказу ко мандарма-6 из-за глубокого вклинения врага на Киевском направлении. 6 июля 32 танка Фотченкова удерживали рубеж Решневка, Кисели. Вышестоящее командование изъяло для своих нужд мотострелковые части, что вынуждало танки действовать без поддержки пехоты, а зачастую и артиллерии. 7 июля Фотченков отбил огнём танков с места атаку 16-й танковой дивизии Хубе на Поповцы и Пашковцы, затем после его контратаки в направлении Капустина гитлеровцы потеряли 7 танков, 16 противотанковых орудий, 20 пулемётов, 12 грузовиков, 5 прицепов, 200 солдат и офицеров. 16-я танковая дивизия Хубе ушла на север к Остропольскому укрепрайону в районе Любар, где упёрлась в оборону 211-й воздушно-десантной бригады. 9 июля — на 18-й день войны — танки и артиллерия Фотченкова наступали на город Чуднов с юго-восточного и западного направления, то есть с тыла, и даже вышли на рубеж Городище — Ольшанка. 10 июля гитлеровцы с двух направлений атаковали 8-ю танковую дивизию у Янушполя, но были отбиты. В воздухе массированно действовала «уничтоженная на спящих аэродромах» советская бомбардировочная авиация, громя танковые колонны врага, растянувшиеся по «панзер-штрассе». Одна советская группа контратаковала, другая перерезала дорогу Чуднов — Бердичев, громя немецкие тылы, в результате 11-я гитлеровская танковая дивизия Ангерна у Бердичева оказалась в оперативном окружении. На Бердичевском шоссе восточнее Чуднова удалось уничтожить 12 танков и 40 автомашин снабжения врага.
С 11 июля оставшиеся танки 8-й танковой дивизии, выбив танкистов Ангерна из Янушполя, занимали северо-западную окраину города. Враг бросил на этом направлении в атаку группу из 200 танков и множество другой бронетехники. В течение последующих двух дней танки Фотченкова Т-34, КВ-1 и КВ-2, артиллерия и противотанкисты уничтожил 14 танков, 3 миномётные батареи, 1600 гитлеровцев. Свои потери — 3 танка, 21 человек убит, 57 ранен.
В сводном отряде танковой дивизии Фотченкова оставалось к 15 июля 9 танков и 600 бойцов. Затем сводная группа дивизия на два дня заняла оборону на позициях в районе Андриашовки — Большая, далее отойдя к населённому пункту Туча. Основная же часть дивизии — тылы, мотострелки и танковые экипажи из района Соколе под командованием старшего батальонного комиссара Попоринова убыли на переформирование в Прилуки, где дивизию переформировали по штатам июля 1941 года, пополнив техникой. Под командованием полковника Пушкина пришедшая огонь и воду 8-я танковая не менее результативно обороняла в августе Днепропетровск. На её базе в сентябре сформировали 130-ю танковую бригаду под командованием очень опытного командира — бывшего танкового комдива-32 Пушкина. В августе Фотченков погиб при выходе из оперативного окружения — его танк рухнул в воды Синюхи и ушёл на дно.
За время боёв с 24 июня по 16 июля 8-я танковая дивизия, составленная из «хлама» с добавлением 150 танков Т-34 и КВ уничтожила в ходе активной обороны 225 единиц различной бронетехники, 95 орудий и миномётов, 150 пулемётов, 110 грузовиков с военным имуществом, 80 конных упряжек, 2 самолёта, 8500 солдат и офицеров. Много или мало это для 365 танков и танкеток без запчастей, полного комплекта личного состава, без должного количества грузовиков, тракторов и артиллерии?
Действия дивизии Фотченкова из 4-го мехкорпуса Власова по прикрытию отхода войск 6-й армии Музыченко попали в военные учебники в качестве образца грамотной организации оборонительных боёв танковыми частями. Вот так «металлолом» Тимошенко почти 2 недели бил по фронту, флангам и тылам железного потока из 3000 единиц различной бронетехники 1-й танковой группы — фактически танковой армии фон Клейста, рвущейся к Киеву и Донбассу.
Нежелание советского военного руководства перед войной тратить время и средства на латание всей массы старой танковой рухляди на границе, всё равно бы оказавшейся в окружении под вероломными ударам многократно превосходящих сил врага, являлось разумным выбором: отремонтировать устаревшие танки или направить ресурсы на производство Т-34 и КВ, способных громить новые гитлеровские Pz.Kpfw.III с 37-миллиметровой пушкой и Pz.Kpfw.IV c 75-миллиметровой пушкой. Выбор сделали в пользу производства Т-34 и КВ. Конечно, работай на Сталина вся Европа как на Гитлера, имелась бы возможность отремонтировать и «старый металлолом», как это сделал Гитлер, имея французские, чешские, австрийские заводы. Но Советский Союз не имел французских, чешские, австрийских заводов, а полагался лишь на свои, созданные при индустриализации-коллективизации, когда ни одна страна мира или не могла, либо не могла поставить в рабоче-крестьянскую страну массу современного оружия. Без индустриализации-коллективизации никакое масштабное оборонительное ар индустриализации-коллективизации, сражение у границы против сил объединённой капиталистической Европы с нанесением врагу тяжёлых потерь вообще не состоялось бы. Вермахт промаршировал бы победным маршем как по Франции, Польше, Югославии и Греции. Но при вторжении в Советский Союз он засыпал оборону советских войск телами своих убитых солдат, массой своей горящей бронетехники и самолётов.
А советские мехкорпуса на границе? Они сделали за три недели больше, чем сделали до 1941 года армии Французской и Британской колониальных империй, Польши, Бельгии, Голландии, Норвегии, Греции, Югославии вместе взятые.
Не был Гитлер дураком настолько, чтобы с 3300 танками атаковать 10 000 советских танков, как утверждали «вермахтофилы» и геббельсовские пропагандисты. Для атаки Советского Союза, заморские и немецкие капиталистические кукловоды Гитлера предоставили ему возможность получить подавляющее превосходство в бронетехнике — 23 244 единицы бронетехники, из них 3700 танков и 377 самоходных орудий самой современной конструкции немецкого или чешского производства, против 16 965 единиц советской бронетехники у западной границы. Из этого числа только 5 200 единиц собственно советские танки, четверть из которых не вполне боеготовы.
Из 24 танковых и моторизованных дивизий Киевского Особого Военного Округа полную боеспособность имели 5. Частичную боеспособность — 7. Остальные 12 дивизий имели низкую боеспособность. Москва палец о палец не ударила, чтобы все их привести к 100 процентной готовности. Кто поверит, что в Советском Союзе, где за опоздание на военный завод могли дать срок, а в каждой воинской части имелся Особый Отдел НКВД, такое могло происходить без ведома высшего военно-политического руководства? Почему не стали бросать ресурсы на доведение старых таков до состояния новых, как это делали финны с трофейными советскими танками или немцы с трофейными французскими? Не старался, мог Советский Союз в одиночку уравновесить промышленные мощности Европы, собравшей орду под верховодством Гитлера для первого удара никак; промышленность Советского Союза невозможно было перевести до войны на военное производство из-за нежелания военно-политического руководства оставлять колхозное сельское хозяйство без техники, а советских людей без промышленных товаров, вешать на себя ярлык «поджигателя войны» и «милитариста»; промышленность Великогерманского рейха с 1938 года находилась в режиме военного производства, население перешло на карточки и полуказарменное положение, в этот процесс конгломерат европейских фашистов включил экономику множества европейских стран, не говоря уже о своих прямых военных союзниках Гитлера. Доктрина Фрунзе верно определяла первый этап войны — невозможность противостоять первому удару.
Было бы смешно показать Гитлеру и «вермахтофилам», раструбившим миру об агрессивных планах Советского Союза напасть на Германский рейх, результаты работы Инспекции Главного автобронетанкового управления РККА летом 1941 года с описанием ахового состояния танкового парка на границе по запчастям и моторесурсу. С такими «танковыми армадами Сталина» не только нападать, но и удерживать границу от навала огромной европейской туши виделось невозможным; только вести активную оборону с отходом вглубь территории, как это предусматривалось советской военной доктриной, разработанной Фрунзе ещё в 1925 году. Так оно и произошло.
Ещё смешнее перед вероломный нападением было бы посмотреть на лицо Гальдера — автора плана «Барбаросса», построенного на том, чтобы окружить подвижными силами и разбить Красную Армию в генеральном сражении у границы, и далее следовать по незащищённой территории до Казани, Астрахани, Архангельска, когда бы ему сказали, что у его главного инструмента «Блицкрига» — бронетехники меньше в два раза чем у врага. И кто кого тогда бы окружил при соотношении в танках, как говорят «вермахтофилы», 3,3:10 в пользу Красной Армии? Ведь кроме антисоветских газет и радио все знали, что советские танки не «бумажные львы Сталинской пропаганды». Танки Красной Армии взломали оборону китайцев у Чжэнчжоу в 1928 году, громили фашистов во время Гражданской войны в Испании, уничтожили группировку японцев на Халхин-Голе, протаранили сильнейшую оборону Финляндии за 3,5 месяца, не дали пикнуть польской армии во время Освободительного похода на Западную Украину и Белоруссию. Советский Союз единственный в мире выпускает серийно тяжелее танки. Советские танкисты сильны пролетарским сознанием, отлично обучены. И что, Гальдер решил бы планировать «Блицкриг» на огромных просторах имея троекратный проигрыш в бронетехнике? Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Только кратное преимущество в бронетехнике давало гитлеровцам уверенность при планировании и реализации «Барбароссы».
И кого Гальдер же окружил под видом Красной Армии? Не отремонтированный металлолом, разбавленный новыми танками? Конечно, для самооправдания он сочинял фюреру байки о колоссальных трофеях и огромном количестве пленных у границы, словно бы оказалась окружена и истреблена большая часть Красной Армии.
Действительно, в парках, на зимних квартирах советские танкисты оставили до четверти танков старых типов. Часть танков не имела экипажей, так как они являлись сверхштатными, поэтому и не могли быть подняты по тревоге 20 июня. Во время маршей осталось на обочинах дорог с поломками не вступив в бой ещё примерно четверть танков с изношенными гусеницами и агрегатами. Подбитые машины и машины с поломками чинили разборкой других — из двух-трёх подбитых и вышедших из строя по техническим причинам собирали один исправный. Вряд ли стало бы лучше, если в неминуемом окружении под Белостоком и Минском оказались не мехкорпуса наполовину из металлолома, разукомплектованные, без должного количества грузовиков и бойцов, а полностью укомплектованные, отремонтированные, снабжённые за счёт всех других танковых соединений Красной Армии, оголяя силы на других направлениях и во внутренних военных округах. Ведь что могло остановить потоки танковых групп по 3000 единиц бронетехники в каждой такой группе? Только кусок упавшего Солнца, может быть. Даже просто снарядов для уничтожения такой механизированной армады у советских соединений на их пути не могло оказаться. Это сотни вагонов снарядов, сосредоточенные на небольшом пространстве вдоль главных «панзер-штрассе». Откуда им вдруг взяться около обороняющихся советских танков на лесных дорогах Западной Украины и Белоруссии. Так что «навал тушей» в Вермахте применяли не зря. Так монголы Батыя, имея численное преимущество, захватывали русские города — лезли не стену отряд за отрядом непрерывно днём и ночью, всё время меняя свои отряды, пока не имеющие такой возможности для ротации защитники не выбивались из сил и не истреблялись обессиленные. Обессиливание человека с мечом в бою — аналог исчерпания у обороны снарядов и горючего.
Но слава Богу Красной Армией руководили профессионалы экстра-класса: Ворошилов, Тимошенко, Будённый, Жуков, Сталин, и они не пошли в мышеловку границе со всей Красной Армией. Клешни таковых групп — танковых армий Гот, Гудериана, Гёпнера по 3000 единиц бронетехники в каждой сомкнулись бы в любом случае. Но в реальности эта механизированная орда окружила не то, что рассчитывала. Почти пустоту. И поделом! Приграничное сражение 1941 года — единственная военная операция Великогерманского рейха, в которой он сконцентрировала настолько превосходящие противника силы и не добился решающего успеха. По сути дела приграничное сражение 1941 года, несмотря на тактическую победу гитлеровцев — это провал директивы No.21 План «Барбаросса». Дивизии, отдельные бригады и полки, всего 34 соединения, вступив в войну против Польши переломили хребет польской армии всего за четыре дня. А здесь на четвёртый день русские только ещё «запрягали», чтобы потом, как в их пословице «быстро поехать». Не будь Гитлер подневольной марионеткой зарубежных и своих финансово-промышленных дирижеров, то он, как и предлагал ему осенью его старый товарищ Тодт — рейхсминистр вооружения и боеприпасов, считающий, что в военном и экономическом отношении война проиграна, заключил бы перемирие в сентябре...
Всё это жуткое приграничное побоище, организованное капиталистами убийство сотен тысяч русских, немцев, евреев, белорусов, украинцев благополучно миновало Манфреда Марию фон Фогельвейде как и тот страшный кровавый путь убийц, которым его нынешнее место службы — 14-я танковая дивизия Хайма оказалась у Котельниково 2 августа 1942 года. Всё началось с того, что 22 июня прошлого года окончание сосредоточения гитлеровских танковых сил совпадало с началом их вероломного наступления. Когда кто-то бьёт топором, то удар — это не только момент касания разрубаемого предмета лезвием, но и момент полёта лезвия вниз и даже замаха. Таким полётом лезвия топора стало выдвижение танковых дивизий Вермахта к границе, в том числе 14-й танковой дивизии к польскому Хельму тогда ещё под командой генерала Кюна, начатое 6 июня. Фактически война началась именно 6 июня с переброски танковых полков. Эта переброска без паузы вылилась в сокрушительный первый удар.
Силы у границы наращивались поэтапно: сначала выдвигались пехотные дивизии, затем моторизованные и, наконец, по железной дороге подвозили танки. Когда у границ стали концентрироваться пехотное дивизии, большевики начали спешно формировать свои таковые корпуса из металлолома. Когда к границе стали прибывать танковые полки, большевики объявили у себя боевую тревогу и перешли на полевые командные пункты за исключением войск округа заговорщика генерала Павлова в Белоруссии. Выдвижение танковых дивизий Вермахта в районы сосредоточения и развёртывания происходило по ночам. Дивизию отлично подготовил к «Восточному походу» её прошлый командир полковник фон Приттвиц унд Гаффрон. Они создали слаженный боевой организм, закалённый в «маршевых войнах» с Францией, Польшей и Югославией. Через Западный Буг дивизию повёл генерал Кюн; в армии кайзера с 1909 года. Как Deckoffiziere — прапорщик четыре года в окопах. В армии республики — рейхсвере обучался в Советском Союзе на танковых курсах в Казани в 1928 году на деревянных макетах. В фашистском Вермахте с 1938 года являлся командиром училища бронетанковых войск под Вюнсдорфом. Участвовал как командир танковой дивизии в войне с «поддавками» против Франции. Любимец фашистского истеблишмента.
Для русских нападение не явилось внезапным. Как только среди пехотных дивизий Вермахта вдоль границы стали занимать места таковые полки, командующий приграничным Киевским Особым Военным округом Кирпонос по устному указанию Генштаба РККА провёл 20 мая скрытую частичную мобилизацию: рядовой и сержантский состав запаса, приписанный к стрелковым соединениям призвали на «45-дневные учебные сборы», что позволило увеличить численность стрелковых дивизий на 2500 человек и довести их состав в среднем до 12 000 или 85 процентов штатной численности военного времени. Устным распоряжением Кирпоноса 20 июня корпусные и дивизионные артиллерийские полки вернули из артиллерийских лагерей в свои соединения. Часть артиллерии по боевой тревоге выдвинулась ближе к границе и расположились там бивуаком. Покинули места расквартирования механизированные части и заняли районы согласно плана прикрытия границы. Развернулась зенитная артиллерия. Войска маскировались, авиация рассредоточивалась. Штабы стрелковых корпусов утром 21 июня перешли на полевые КП в леса. Западный Особый Военный округ Павлова в Белоруссии проигнорировал устный приказ Генштаба и свои войска по боевой тревоге за два дня до вероломного нападения не поднял.
Кюну навсегда врезалось в память то утро у слияния Луги и Западного Буга. Алела заря. Полумрак рассеивался. Деревни, поля и перелески укутаны голубой дымкой. Звёзды гасли. Ни ветерка. Казалось, что все вокруг находится в сладкой предрассветной дремоте: и поле, и лес, и птицы, и люди... Но вот взлетело несколько красных и зелёных ракет. Не успели они погаснуть, как возник гром. Отражаясь от голубеющего небосвода, замигали вспышки орудийных выстрелов. Где-то впереди, рикошетируя, высоко вверх летели трассирующие пули. В укрепленном районе вздыбилась земля, перемешиваясь с дымом. Началась трескотня пулемётов, хлопки винтовочных выстрелов, уханье разрывов снарядов и мин. В небе на разных высотах гудели бомбардировщики. Одни — высоко, направляясь в глубь страны, другие — ниже. Эти образовали круг и, пикируя один за другим, сбрасывали бомбы на военные городки во Владимир-Волынске. Идя в пике, летчики включали сирены. Пронзительный вой оглушал, леденил кровь. И — взрывы, взрывы, один за другим. На окраине диверсант методически посылал красные ракеты в сторону складов, указывая цели.
22 июня в 3 часа ночи посол Германии фон дер Шуленбург в кабинете наркома иностранных дел Молотова сделал заявление, обвинив советское правительство в проведении враждебной политики в отношении Германии, а также в том, что Советский Союз «неправомерно сосредоточил на границе с Германией все свои войска и привёл их в полную боевую готовность». «Фюрер приказал германским вооружённым силам противостоять этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами». Это 2,5 миллиона Красной Армии войск против 7,5 миллиона войск Вермахта! Через 15 минут по всей линии советско-германской границы гитлеровская артиллерия открыла огонь, одновременно сотни самолётов Люфтваффе нанесли удары по военным и гражданским объектам. Когда началось на Западной Украине, командарм-5 армией Потапов, безо всякого указания из Москвы сам лично в 3 часа 15 минут по телефону приказал командирам корпусов поднять войска по тревоге, повторив требование директивы «не поддаваться ни на какие провокации» — не давать гитлеровцам повода для раздувания спровоцированного приграничного конфликта в войну. Но уже через 45 минут после открытия огня глава МИД Великогерманского рейха фон Риббентроп передал советскому послу Берлине Деканосову ноту об объявлении войны.
Поначалу у гитлеровцев на направлении наступления 14-й танковой дивизии Кюна всё шло относительно неплохо. Ударам Люфтваффе и артиллерии подверглись казармы и дома начсостава во Владимир-Волынске и других местах обстреливаются артиллерийским огнём, а местами там начались бои с немецкими диверсантами. Бомбы посыпались на советские войска в Когильно, сёлах Порицк, Тартаково, городе Горохов, аэродромы 14- и 62-й авиадивизий в Велицке, Любитове, Млынуве, Красной Волоке. Зенитчики вели по ним огонь и сбили десять самолётов.
Люфтваффе бомбила спящие Луцк, Ковель, Дубно, Ровно. Немецкие бомбардировщики «Дорнье» совершили в первые же часы войны налёт на базовый аэродром 62-й бомбардировочной авиадивизии Смирнова в Овруче. Бомбили взлётную полосу и прилегающий к аэродрому городок с семьями лётчиков. Аэродром к тому моменту пустовал — бомбардировщики рассредоточились по полевым аэродромам ещё за два дня до этого. Сгорел один СБ и два Пе-2. Атак на замаскированные полевые аэродромы не последовало.
Фортуна Кюну под грохот 300 орудий немецкой артподготовки сначала благоволила: передовые части, вместе с диверсионными отрядами из роты Шюльце учебного полка «Бранденбург-800», переодетыми в форму Красной Армии, в период артподготовки удалось захватить автодорожный мост в Устилуге — древнем, старше чем Москва, русском городе у впадения реки Луга в Западный Буг, а также железнодорожный мост у Выгоданки немного юго-западнее, одновременно переправляясь во многих других местах на надувных лодках и понтонных паромах. Началось строительство моста у Лушкова. Диверсанты проникли в советский тыл к Пятидыни и провели туда батальон пехоты.
Первые ощутимые потери дивизия Кюна понесла в полдень первого дня на дороге у Городло ещё на польской территории — 9 серебристых скоростных бомбардировщиков АНТ-40 СБ из 64-й авиадивизии Героя Советского Союза Смирнова, прилетевших с аэродрома у Овруча строем как на параде, обрушили 5 тонн бомб на колонну 36-го танкового полка. На испанском фронте СБ назвали «Катюшкой». 64-я авиадивизия имела очень много опытных лётчиков, повоевавших в Испании, Финляндии и Китае. Это были асы. У них в дивизии даже имелся кружок по планеризму. В свободное время они не пиво пили, а парили как птицы в воздушных потоках. Небо чувствовали как своё тело. С высоты 400 метров по густо идущим танкам они не промахнулись: три 3 лёгких танка оказались перевёрнуты взрывами, 7 загорелись, 7 изрешечены осколками как сито. 5 мотоциклов, 10 грузовиков, бронемашина изуродованы. Убито 370 солдат и четыре офицера. От грузовика оберцальмайтера с деньгами осталась воронка. Ещё даже границу не пересекли! При этом вернулись с боевого задания все девять самолётов.
Кюну не повезло и с vis-a-vis на земле. Командир 87-й стрелковой дивизии Алабушев — сам лично храбрый, профессионал высокого класса. Происхождение из сельских бедняков. В армии без перерыва с 1915 года. Как унтер-офицер во время Брусиловского прорыва в 1916 году ранен, попал в плен, бежал. Участник Гражданской войны, подавления эсеровско-кулацких Цивильского и Тамбовского восстаний, разгрома белоказачьих банд на Урале.
В 1937 году комдив Алябушев направлен для помощи китайским товарищам в войне с японскими капиталистами в провинции Хубэй, где 1,5 года обучал войска молодой китайской армии. Обученные им китайские войска в битве за Ухань смогли на равных сражаться с отборными японским войсками. Во время 3,5-месячного «Финского подхода» Красной Армии комдив Алябушев штурмовал «неприступный» Суммский узел линии Маннергейма: 12 ДОТов и 39 ДЗОТов прикрывали подход друг к другу, и потому штурмовать их требовалось одновременно. Сосредоточив на 3-х километрах фронта 108 орудий — пушечные, гаубичные полки и группы дальнобойной артиллерии, а также танковые и инженерные батальоны, благо проведённая индустриализация-коллективизация это позволяла, за 2 дня Алабушев прорвал главную оборонительную полосу финских фашистов на всю её глубину с минимальными потерями. Впервые в РККА применил танкодесантные операции — пехота с оружием перемещалась на броне танков. Через два дня дивизия Алябушева первой подошла ко второй линии обороны и через 4 дня овладела ею, полностью прорыв линию Маннергейма, что стало прологом к капитуляции Финляндии. Образование: пехотные курсы комсостава, курсы среднего комсостава, курсы усовершенствования комсостава «Выстрел», курсы усовершенствования высшего начсостава при Академии Генштаба.
Имея такого противника дела у Кюна пошли наперекосяк — «маршевой победы не получилось»: дивизии Алабушева в первый день двинулась из лагерей в районе Когильно — 40 километров к границе по плану прикрытия под ударами самолётов 4-го воздушного флота Люфтваффе, ведя встречные бои с бронетехникой и передовыми моторизированными группами гитлеровцев, которые уже выдвинулись восточнее Владимира-Волынского. Контрудар Алабушева отбросил авангарды немцев на 10 километров. Ему помогало то, что советские истребители 14-я авиадивизии Зыканова постоянно висели над дорогами и с неприятной для немцев регулярностью отправляли Ju 87 в землю. 4-й воздушный флот Лёра как заведённый бомбил советские аэродромы на Украине, но уничтожить Сталинских соколов на «спящих аэродромах» не сумел. В отличие от округа труса и предателя Павлова в Белоруссии, в округе Кирпоноса на Украине авиадивизии ВВС хорошо маскировали аэродромы, эшелонировались на большую глубину, и не оказались все под ударами в день вероломного нападения.14-я авиадивизия Зыканова базировалась в Луцке, Дубно, Львове, Велицке. Потеряла на земле 46 самолётов из 350, в первые два дня лётчики Зыканова сбили 38 немецких самолётов. Зыканова, лично храброго, имеющего множество военных заслуг начиная с 1917 года, за плохое руководство и оставление его людьми при отходе исправных самолётов, суд венного трибунала по УК РСФСР осудил на 10 лет без поражения в правах с отсрочкой исполнения и оставил в армии до конца войны. Стараясь снять судимость, Зыканов сражался как лев. На вопрос, почему он так старается, если Советская власть его осудила, Зыканов всегда отвечал историей своего детства: «Ужасным я был тогда шалуном. Доставалось от меня и соседским садам, и соседским огородам. Вечером явишься домой — мать отлупит. Бывало так, что другой нашкодит, а мне всё равно достанется. Но никогда я не обижался на мать. Наша Советская Родина и есть мать, как я могу не неё обижаться?»
Когда силезцы 298-й и австрийцы 44-й пехотных дивизий при поддержке массы бронетехники с большими потерями наконец-то прорвали у Устилуга оборону застав пограничников 90-го погранотряда НКВД Бычковского, советских стрелковых батальонов Алабушева, работавших на инженерных работах, переходивших нескоро раз в штыки, и ДОТов 2-го укрепрайона у границы на Западном Буге, Кюн дебютировал прорывом через Устилуг ценой 3-х танков, бронемашины и самоходной зенитной установки...
Глава 3. Немцы!
— Это что, мотоцикл? — вслушиваясь в окружающие шумы, спросил Петрюк, нарушив долгое молчание. — Или мне мерещится от этой проклятой жары и не спамши?
— Наверное, немцы, — словно размышляя вслух, произнёс Виванов. — Советские начальники на мотоциклах все уже за Волгой или в калмыцкой Элисте...
— Но-но... Так, папаша, давай-ка ещё раз сначала. Дело такое: колхозники недавно проходили и сказали, что учительница Татьяна Павловна с детишками неделю назад уехала из Дарганова в Абганерово. То есть ты нам соврал, что она там... — начал быстро говорить Гецкин, словно его змея ужалила и вывела из праздного настроения и совсем уже неприличных взглядов на декольте красивой женщины Наташи Адамович. — Значит, ты мог соврать и про то, что пропавшую Машу видел у Змеиной балки. Ты просто хотел нас на ложный след пустить. Значит, догадываешься какой след не ложный! Говори правду, что ты знаешь! И покажи, что у тебя в свёртке! Что за пятна кровавые такие у тебя на одежде? Смотри-ка, Петруха, это же форменная кровь у него на одежде!
— Ай, какой умный товарищ, не иначе еврей! Как много вас природа наплодила... — вместо того, чтобы закричать, взволноваться, совершенно спокойно ответил учитель всё так же сидя на своём велосипеде. — Сразу на «тыканье» перешёл, небось комиссарский сын...
— Вообще-то я иммигрант из Аргентины. Теперь у отца в советском Биробиджане артель. Он приклады для ППШ делает... — зло ответил Гецкин. — А сосед его, тоже артельщик, гранатные сумки шьёт! Отец даже не партийный. Просто любит свою новую страну.
— Да, похоже на кровь! — озадаченно сказал Надеждин, подходя к Виванова вплотную.
Зной стоял невыносимый. В воздухе слепни и оводы. По траве стелилась горячая мелкая пыль. Москвич ещё раз рассмотрел на синей косоворотке, на груди, животе учителя несколько бурых расплывшихся пятен. Пятна на брезентовом свёртке даже потрогал пальцем и понюхал. Пахло просто пылью. Он невольно отметил чрезмерное спокойствие учителя, совсем не похожее на угодливую суетливость, заметную в нём в разговоре со стариком Михалычем и Андреевной на мосту в Пимено-Черни. Будто артист не сцене Гамлета играл:
To be, or not to be: that is the question:
Whether 'tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles...
Вокруг люди в страхе и ужасе стремятся к Сталинграду, за Волгу, власть коммунистов шатается и теряет устойчивость, к Курмоярскому Аксаю от станицы Цимлянская и железнодорожной станции Ремонтная подходят немецко-румынские войска, сельсоветы закрыты, магазины пусты, школы не работают, связи нет, Сталин несколько дней назад выпустил приказ со словами о том, что отступать больше некуда, в Пимено-Черни вражеские самолёты расстреливают беженцев, пропадают женщины и дети, орудуют банды горцев и дезертиров, всюду по степи валяются обглоданные трупы... А вот учитель Виванов абсолютно спокоен... Вместо того, чтобы бежать в Сталинград или запасать продукты, соль, спички, помогать хоронить убитых, сидеть при командире заградотряда, он разъезжает на велосипеде по лесополосам и садов вокруг станиц и хуторов, забрызганный чем-то бурым, со странным кульком и похоже, врёт прямо в глаза. Это как понимать?
Странным образом не внешность, вроде чучела, всемерное сквернословие, неумеренность, антисоциальность, супержадность или гипержестокость называется у людей сумасшествием, а только то называется сумасшествием, если человек не понимает, как будут оценены другими его дела и слова. Тогда он является для всех сумасшедшим. Если же он способен предугадывать как будет оценен, он может делать всё, что угодно в зависимости от ситуации и, значит, сумасшедшие — это не разные девиантные поступки или слова, а лишь невозможность предугадывать реакции других. Фактически сумасшествие — это отсутствие предусмотрительности и предвидения. Таким образом все, кто не предвидит трудностей жизни, замыслов, личных отношений, кто воспитан семьёй, обществом и государством в неведении и без навыка просчитать последствия своих действий — являются сумасшедшими. Но Виванов, похоже, к таковым не относился...
Он странным образом пытался принять участие в судьбе одной единственной беженки с Украины — красивой женщины и её милой дочери. И это участие выражалось в том, что вёл он их куда-то по глухой дороге в район Змеиной балки, пользующейся зловещей славой. В это же время на его хуторе полно раненых, голодных, неустроенных людей, нуждающихся в элементарной помощи. Требуется помочь всем сразу и в большей степени, чем одной единственной красавице-харьковчанке. Понятно, что красота вызывает симпатии, но есть же какие-то вещи... Да и симпатии ли это, или что-то большее...
— Похоже на кровь. Свежую. Это что за пятна на одежде у Вас, гражданин? — спросил Надеждин уже требовательно, словно следователь НКВД, усматривающий уже повод для заполнения постановления об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения.
Виванов виновато посмотрел на Наталью Андреевну, словно извиняясь красноречивым взглядом за возникшее небольшое недоразумение из-за глупости красноармейцев. Снял кепку, пригладил короткие седые волосы и произнёс целую речь, жестикулируя, играя голосом и выражением лица:
— Молодые люди, ваша игра в героя пограничника Карацупу с верным четвероногим другом Индусом мне не очень нравится. Я в Пимено-Черни уважаемый человек. Учительствую десять лет. И не надо «тыкать» и называть меня «папашей» или как-то ещё унизительно! Я вам не «папаша», молодые люди! Я не знаю, что наплели вам на дороге даргановские колхозники и почему сказали, что Татьяна уехала в Абганерово. Они пьяницы и казачья голь подзаборная, бывшие белогвардейцы, враги народа. Разве можно им вообще верить? Вчера Татьяна находилась в Дарганове. Я у неё гостил. Девочку Машу я видел, поэтому и сообщил о ней. Так что моё слово против слова колхозников. Почему вы им верите, а мне нет? Где же презумпция невиновности? Вы, вроде, из Москвы, походите не студента. Слышали про презумпцию невиновности? У нас суды фактически играют на стороне обвинения. Это с Ревтрибуналов пошло. Их всего 20 лет как нет. Понятие презумпции невиновности в конституции 1936 года отсутствует, однако суды применяют данный принцип к исполнению как правовую норму: лицо считается невиновным, пока его вина не доказана и установлена судом. Никто не обязан доказывать свою невиновность, вправе отказаться отвечать. Факт отсутствия у обвиняемого доказательств невиновности не может считаться доказательством вины. Дача противоречивых, ложных и даже заведомо ложных показаний не являются основанием для приговора. Что, товарищи, теперь разве нельзя по тропинкам вокруг станицы ездить просто так? В чём вопрос? Чего вы ко мне прицепились? Я вот смотрю, что вы тут прохлаждаетесь в тенёчке, а там война грохочет! Вам генерал приказал девочек искать, а вы тут разлеглись и отдыхаете! Отдыхаете... Вопросы провокационные задаёте... Вопросы задавать должна милиция или хотя бы командир из НКВД. Вы сами ещё мальчишки, посыльные: дошли до Дарганова, проверили. Вернулись и доложили. Дошли? Не дошли. Что вы тут устроили мне тогда? И велосипеды свои где-то потеряли казённые, что вам товарищ лейтенант выдал. Разгильдяйство, товарищи, государственное имущество терять. Преступная халатность. Ну, хватит, передавайте привет учительнице Татьяне и шагом марш обратно в батальон Родину защищать. Спасибо за помощь и счастливо оставаться! Нам с Наталией и её прелестной дочуркой нужно своими делами заниматься. Всё, au revoir!
— Ну ты мастер лекции задвигать! — скривился Гецкин.
— Да-да, мы, пожалуй, пойдём! — сказала Наташа, вставая и поглаживая руками на бедрах синее платье в белый горох.
Подняв ладошку, она пошевелила тонкими пальчиками с аккуратным маникюром и нежно добавила:
— До свидания, мальчики! Постарайтесь вернуться назад без приключений...
— До свидания! — повторила за ней девочка Ляля пронзительным голосом.
Глядя на то, как Виванов опирается на руль своего велосипеда, отрывает от земли подошву сапога и начинает балансировать, собирается тронуться с места, постепенно надавливая на педали, Гецкин сказал женщине:
— Смотрю, вы торопитесь, чтобы этот вурдалак из вас и дочки вашей котлеты поскорее нарезал.
— Мама, я хочу котлету! — прогнусавила Ляля, похлопав себя по животу, явно не понимая, что происходит сейчас вокруг неё на белом свете.
— Э-э! — крикнул Надеждин, — выставил перед Вивановым винтовку как шлагбаум. — Стоять, говорю!
— Слушай, товарищ! — прошипел Виванов, вынужденно останавливаясь. — Я на тебя лейтенанту Джавахяну нажалуюсь. Чего ты тут в лесу бандитничаешь? По какому праву? Ну-ка, сынок, посторонись с дороги!
— Никаких «сынков» и никакой дороги. Покажите, гражданин, что находится в свёртке! — почти крикнул ему Надеждин и сделал знак Петрюку, чтобы тот осмотрел свёрток.
— Это уже переходит всякие границы! Я тороплюсь! Что за дурацкая идея? Что за произвол? — Виванов весьма сильно оттолкнул Петрюка, чуть-чуть не потерявшего от неожиданности равновесия. — По какому такому праву?
— Именем Советской власти! — ответил Надеждин, отмечая при этом, что со стороны Дарганова по-прежнему слышится шум мотоциклетных моторов и более того, звук усиливается.
С дороги стало видно через промежутки в зарослях, как между деревьями вдоль реки, то скрываясь, то появляясь на неровностях рельефа, быстро двигаются в их сторону несколько мотоциклов с колясками, грузовики и, вроде, броневики. Рассмотреть подробности не получалось — всё скрывала пыль и листва.
Виванов повернулся всем телом туда и радостно спросил:
— Интересно, кто это? Уж не немцы ли едут сюда?
— Немцы! — женщина, придерживая шляпку, вытянула шею, слегка приподнялась на носках. — Где немцы?
— Немцы, не немцы... Показывай поклажу! — воскликнул Петрюк, делая шаг и решительно хватаясь за верёвку, удерживающую куль на багажнике велосипеда.
Он что было силы дёрнул липкую верёвку. Брезент развернулся и содержимое высыпалось на дорогу. Красноармейцы увидели брезентовый фартук, мотки верёвки и проволоки, нож большого размера, абразивный брусок для заточки, мыло, молоток, полотенце, несколько пустых бутылок, небольшой узелок из носового платка. На всём имелись бурые пятна и лесной сор.
— Ничего себе поклажа учителя! — озадаченно сказал Петрюк, открыв от удивления рот. — Я думал: тетрадки с контрольными работами там, а это же набор мясника!
— Интересное сочетание предметов с учётом места и обстоятельств! — воскликнул не менее поражённый Надеждин, увидевший классический набор предметов серийного маньяка-убийцы словно из пособия по судебно-медицинской экспертизе. — Это что же такое, гражданин учитель, получается? Это же полный набор убийцы местных женщин и девочек, а также, наверное, беззащитных беженцев, которых никто не может сосчитать, обеспечить им охрану и раскрытие преступлений в отношении них в обстановке боевых действий. Пользуясь хаосом и неразберихой в прифронтовой полосе, малочисленностью заградотрядов т комендатур НКВД, серийный убийца может безнаказанно вершить своё чёрное дело! Не хватает только где-нибудь тут вещей жертв! Ну-ка, Коля, что там в узелке?
Виванов даже не взглянул на вещи, продолжая прислушиваться к нарастающему стрекоту мотоциклетных моторов со стороны Дарганова. Петрюк подобрал кулёк из носового женского платка с вышивкой и развязал его на своей ладони. Внутри оказалась тонкая золотая цепочка с нательным золотым крестиком, цепочка с кулоном из простенького голубого камушка, пара любимых казачками серёжек-колец, несколько серебряных колечек, а так же изящный гребень из китового уса...
— Это что, вещи с убитых? — спросил Петрюк и голос его осёкся.
— Убитых? — переспросила Наташа. — Каких убитых?
Факт не зависит от доказательств — только знание людьми факта зависит от его доказательств, и доверие к нему зависит от доказательств, а факт и без доказательств факт, он всегда объективен, а любые доказательства всегда субъективны и зависят от объекта и наблюдателя. Вера и знание вообще не требуют доказательств...
— Ай, да учитель! — произнёс Гецкин, скользнув взглядом по золотым изделиям.
Он быстро поднял и развязал похожий на маленькую почтовую бандероль свёрток из вощёной бумаги. Внутри в нескольких слоях бумаги словно в капустных листах оказалось несколько кусков свежего розового мяса; куски размером с котлету; мясо промыто в воде и почти не содержало крови, кожа очень тонкая, какой не имелось ни у одного из домашних или лесных зверей — на коже ни шерсти, ни перьев, ни чешуи. Так могла выглядеть только кожа человека или курицы, но у курицы кожа пупырчатая, а эта гладкая...
— Это что, человечина? — спросил Гецкин и его карие глаза расширилось от ужаса до невозможности. — Ты что, ещё и людоед, дядя?
У Гецкина заметно затряслись руки. От этого края бумаги задрожали как листья на ветру. Его очевидно мутило.
— Бармалей! — сказала девочка Ляля, всё ещё не понимая, что происходит.
Петрюк положил украшения на дорогу, взял винтовку двумя руками и угрожающе надвинулся на Виванова.
— Вот и котлеты! — сдавленным голосом заключил Надеждин. — Это он с тех девушек распятых срезал груди и ягодицы...
— Боже мой, Василий Владимирович, что здесь происходит? — дрожащим голосом спросила женщина, а на глазах её выступили слёзы. — Что за ужас они такой говорят? Мой муж инженер треста «Харьковдормост», уважаемый человек, коммунист, его все знают, даже в ЦК Украины лично товарищ Хрущёв и Каганович. Он час назад записался в ополчение, чтобы сражаться с фашистами. Я вам говорю: прекратите всё это безобразие!
— Причём тут «Харьковдормост»? — спросил её Надеждин, затем взял винтовку наперевес и наставил воронёный штык на учителя. — Вы, гражданин, арестованы по подозрению в убийстве. Мы Вас сейчас свяжем и отведём в Пимено-Черни к лейтенанту НКВД Джавахяну как представителю власти. Показывайте, что у Вас в карманах!
— Бог мой, какие фантазии! Это бред какой-то, Наташечка! Они сумасшедшие, эти молодые люди! Ладно-ладно, не горячитесь... — ответил Виванов, явно стараясь затянуть время. — Подумайте сами: предположим, я находился утром в Небыкове у хозяйки окраинного хуторка вдовы Семёновой. Она просила помочь свинью зарезать. Вот я и помогал. Для этого инструменты и фартук. Свинья большая, дрыгалась, кровь брызгала, из-за этого пятна на одежду попали. Золотой крестик я взял как оплату за помощь, кулон и серёжки обменял утром на рынке у моста у беженцев на табак-самосад.
— Хутор Небыков отсюда даже не видно. До него километров двадцать по степи в один конец. Так председатель говорил. Всего четыре часа назад Вы были на мосту и вызвались помогать заградотряду отличать своих от чужих и никак не могли успеть съездить в Небыково, зарезать свинью и после этого оказаться здесь так быстро. В вещах женские золотые украшения и подозрительные куски мяса. Я не знаток цен на забой скота, но этого явно много для оплаты за забой свиньи. На это целую свинью можно купить. Что, в Небыкове свинью некому зарезать кроме пожилого учителя из Пимено-Черни? Откуда учитель школы имеет такие навыки по забою скота, что его даже в соседнее село приглашают? Золотом потом почему-то рассчитываются? Разве у колхозников денег нету? Они же через сельхозкооперацию свою долю в продукции колхоза продают не только за товары, но и за деньги.
— Враньё всё это! Ты местный Джек-потрошитель! — закричал Гецкин, белея, — И не скотину забиваешь, а людей!
— Ой, товарищ еврей! Всех убил, всех зарезал! Ну хорошо, ладно, скажу вам всё как на духу! Про свинью сказал неправду — пошутил.
Не был я в Небыково. Туда двадцать километров только в одну сторону по степи, это верно...
— Ага, признался!
Виванов сменил холодность на язвительную усмешку, сдвинул кепку на затылок, картинно раскрыл белёсые глаза, развёл в стороны ладони с чёрными полукружиями земли под ногтями и продолжил:
— Настоящая правда в том, что это не мой велосипед!
— Как это так?
— И это не мой свёрток на этом велосипеде и не знаю, что за золотые цацки, что за мясо в вощёной бумаге. Этот велосипед я несколько часов назад на дороге у беженцев на сало выменял. Я же говорил вам про это! Свёрток на велосипеде уже был. Я в свёрток и не заглядывал. Сказали, что там велосипедные принадлежности...
— Ничего себе велосипедные принадлежности — набор людоеда!
— Подумаешь, свёрток какой-то прикручен к багажнику. На скорость не влияет. Думал его потом развернуть. Велосипед раньше принадлежал мужчине роста огромного, волосы косматые у него, большая борода, в татуировках и шрамах весь, зубы золотые, хромой, один глаз всегда щурит, на левой руке нет мизинца, говорит басом и не выговаривает букву «эр»! — произнёс Виванов и откровенно засмеялся, словно залаял. — Как звать верзилу я не спросил, откуда и куда шёл, не знаю. Я поехал на юг, он пошёл на восток. Всё. Хотите, ищите его, свищите его как ветра в поле, может, поймаете...
— По описанию просто клоун или Бармалей! — хмуро сказал Надеждин, понимая, куда клонит учитель, демонстрируя возможность виться ужом в любую сторону. — Велосипед же Ваш, не смейте изворачиваться! Вы с ним утром на дороге стояли месте с капитаном НКВД. Да-да, конечно, сказка какая: и у мужчины бородатого козьи рога, изо рта пламя. А бабка на метле летала. Что-то портрет продавца велосипеда смахивает на книжного злодея Бармалея, а не на реального беженца. Откуда свёрток и что за косматый мужчина тут велосипедами торгует с окровавленными ножами, Вы расскажите лейтенанту Джавахяну. Вести дознание мы не имеем права и дактилоскопического оборудования не имеем для взятия и сличения отпечатков пальцев на орудиях преступления. Джавахян может в Сталинград направить их. Там наверняка оборудование есть. Обыск в доме, опрос свидетелей тоже сможет многое пояснить...
Надеждин штудировал в училище «Пособие по дактилоскопии» издания 1935 года, подготовленное Отделом Уголовного Розыска Главного управления рабоче-крестьянской милиции НКВД. Знал действенность этого метода и значение дактилоскопирования в борьбе с преступностью. Помнил общие сведения о пальцевых узорах, какие части пальцев используются для дактилоскопической регистрации и что на них есть, из чего состоят пальцевые узоры, что такое наружный и внутренний рисунки, дуговые, петлевые, завитковые, такие по пальцевым отпечаткам выводятся формулы, как снять отпечатки, как отыскать дактилоскопическую карту задержанного в картотеке. Он хорошо учился.
— Ой, какой сарказм, товарищ москвич... Сарказм — признак слабости! Нет, товарищи, велосипед не мой! Свидетель покупки — бабка старая в платке. Как звать её тоже не знаю. Тоже ушла на восток. Если вещи из свёртка нужны, забирайте. Пустые бутылки, мыло, мясо — тоже. Не знаю, что за мясо — может, свинина. Пожарьте, поешьте, если не мусульмане и не кошерные евреи! Всё! Можно идти, господин Пинкертон?
— Да он просто издевается, время тянет, братцы, думает, что немцы на мотоциклах к нему на выручку приедут! — воскликнул Гецкин, поднимая огромный воронёный штык на уровень глаз учителя. — Описывает тут типичного Бармалея.
— Ой, мама, Бармалей! — тонким голосом вдруг вставила девочка Ляля, а побледневшая мать взяла её за руку и отвела на несколько метров в сторону от мужчин.
Бесконечно напуганная и усталая десятилетняя девочка с кудрявыми золотыми волосами в коротком голубом сарафане и белой тканевой панаме улыбнулась вдруг широкой детской улыбкой и продекламировала известные всем с детства стихи Чуковского про доктора Айболита:
Не ходите дети
В Африку гулять.
Там живут гориллы,
Злые крокодилы,
Будут вас кусать,
Бить и обижать!
— Коля свяжи-ка гражданину руки за спиной — он арестован! — распорядился Надеждин, старался сохранять спокойствие, но чем больше он старался сохранять хладнокровие, тем больше ненависти наполняло сердце.
— Бармалей, не Бармалей, а карманов я, сопляки, показывать не буду. Арестовывать себя не дам! Нет у вас такого права! — сказал Виванов, перестав смеяться.
Он оторвал ноги от земли и хотел покатиться на велосипеде дальше, но Надеждин схватился за руль и резко повернул в сторону. Гецкин двумя руками поднял винтовку на уровень груди и что было силы, резко ударил учителя в плечо серединой ложа. Удар получился смазанным, скорее очень сильный тычок, но Виванов потерял равновесие и качнулся. С головы слетела кепка. Он всё же устоял и даже не вскрикнул от боли, хотя толчок казался весьма болезненным. Не стал кричать, возмущаться, заискивать или искать примирения.
— Понятно... Безоружного бить — это по-советски... Однако кончилось ваше время и ваша Советская Власть! — сказал Виванова, потирая плечо.
— Ах ты гад, глумишься, людоед проклятый! — закричал еврейский юноша в бешенстве, занося для удара уже приклад. — Я тебе покажу «кошерных евреев»! Покажу тебе сейчас «ежовщину» безо всякого суда!
Но учитель не смотрел больше на еврея. Он смотрел на то, как в полутора сотнях метров от пригорка, где разыгралась сцена разоблачения маньяка-убийцы, над камышовыми зарослями у реки взлетела стая перепуганных савок, утки и бестолковые, похожие на кур стрепеты.
Моторы мотоциклов уже не просто шумели и тарахтели где-то там, в балках и оврагах, между домами Дарганова, а мощно завывали на повышенных оборотах совсем рядом.
— Немцы! — сказал Виванов радостно и с надеждой.
— Немцы! — одновременно воскликнули красноармейцы с таким выражением лиц и интонацией в голосе, словно говорили о нечистой силе.
Из-за зарослей камыша, поднимая клубы пыли, на открытое место выскочили два немецких мотоцикла с колясками. Каждый мотоциклист вёз ещё двоих солдат — одного в коляске и одного на сидении за спиной.
Передний мотоцикл повышенной проходимости BMW R75 Sahara с дополнительным приводом на колесо коляски имел на переднем крыле белый изогнутый номерной знак. Фару закрывала светомаскировочная накладка с узкой щелью. На коляске виделся нанесённый жёлтой краской рунический знак «Одал» — род, похожий на плывущую вверх рыбу — весьма популярный в Вермахте знак дивизионной эмблемы, но в данном случае обозначающий принадлежность к 14-й танковой дивизии из состава 4-й танковой армии Гота, точнее — к 64-у мотоциклетному батальону майора Грамса.
Гитлеровские мотоциклетные батальоны являлись инструментом «Блицкрига». Фактически это очень быстрая пехота на мотоциклах, по составу ничем не отличающаяся от обычной мотопехоты, только вместо грузовиков или бронетранспортёров мотоциклы. Мотоциклетный батальон из 850 гитлеровцев имел 68 пулемётов, 9 противотанковых ружей, 33 миномёта, 2 полевых и 3 противотанковых орудия, 2 бронемашины. В некоторых дивизиях СС имелись мотоциклетные полки, состоящие из двух или трёх батальонов. Такая «саранча» рвалась в тылы, захватывая плацдармы, мосты, склады, станции, громя штабы, связь, уклоняясь от серьёзных боев, зачастую сами попадая в окружение и под уничтожение.
На 22 июня в Вермахте и СС имелось 90 000 тысяч мотоциклистов — по численности как 90 кавалерийских полков. Мотоциклетные батальоны входили в состав всех подвижных соединений: танковых, моторизованных, лёгких дивизий и бригад, также имелись в разведбатальоны на мотоциклах в этих же соединениях.
В рамках подготовки к войне с высокоманевренным врагом военно-политическое руководство Советского Союза позаботилось о создании в 1940 году своих мотоциклетных батальонов и полков. Советские мотоциклетные полки имели 1417 бойца, 208 пулемётов, 6 противотанковых пушек, 24 миномёта, 17 бронеавтомобилей и являлись важным инструментом для контрударов по флангам и тылам наступающего врага при видении активной обороны в соответствии с оборонной доктриной Фрунзе.
64-й мотоциклетный батальон Грамса, уполовиненный боями прошлого года, в апреле получил как пополнение тоже уполовиненный в боях 40-й разведывательный батальон и теперь представлял собой вместе с частями артиллерийского усиления по сути передовою боевую группу. Неделю назад Грамс штурмовал Новочеркасск — исторический город, столицу донского казачества с его величественным собором. Бои шли двое суток. Поле этого Грамса вместе с дивизией передали из танковой армии фон Клейста танковой армии Гота. Вместо наступления на заманчивую цель — Кавказ, наступление через Калмыцкую степь на Сталинград. 14-я танковая дивизия и её мотоциклетный батальон из района города Шахты 30 июля начал длинный марш сначала на восток через Северский Донец у населенного пункта Бронницкий, а потом на юг через Дон у станицы Николаевской по заторам и пробкам под советскими бомбёжками вслед за 3-й танковой дивизией, которая после сражения за Мартыновку устремилась на юг через Маныч на Кубань, а 14-я танковая пошла на Сталинград.
Тыловые коммуникации растянулись он Новочеркасска на 200 километров и доставка горючего и боеприпасов шла с большими трудностями. Чаще всего скорость марша зависела от своевременного прибытия канистр с бензином, а сделать это удавалось далеко не всегда.
Постоянно имея стычки с мелкими группами советских войск и обходя крупные группировки по песчаному, местами заболоченному бездорожью, батальон мотоциклистов не взирая на нарастающие потери повернул на юго-восток и вышел к реке Сал. У станицы Кутейниковской их атаковали три Т-34. Вчера 64-й мотобатальон сам атаковал хутора Иловайский и Веселый и зачистил их от отступающих войск. Наступление продолжалось по Сальской степи через железнодорожную станцию Гашун, где снова пришлось отбиваться от советских танков Т-34 и Бт-7. При отступлении эта группа танков сорвалась в глубокую балку, мост через которую взорвал разведдозор 64-го мотобатальона. Далее мотоциклисты двигались к хутору Сальский в направлении железнодорожной станции Ремонтная. Окружающая местность выглядела пустынно, лишь кое-где торчали клочки высохшей травы и искусственные лесополосы. Верблюды, ослы и дикие лошади с удивлением взирали издали на диковинную охоту бронированных чудовищ, которые с рёвом неслись по степи. Над походными колоннами высоко в безоблачном небе кружили орлы. В своих маленьких глинобитных хижинах ютились черноволосые калмыки: здесь проходила граница между Европой и Азией. Тропическая жара в лишенной даже малейшей тени степи и непроницаемая, плотная пыль вынуждали гитлеровцев и моторы действовать на пределе. Лишь короткий привал на обед, а потом над просторами широкой степи снова разносился рёв двигателей.
Дорогу удавалось найти с огромным трудом, так как карты оказались неточными. Вся надежда осталась только на компас и местных проводников-калмыков. Но в результате горючее подошло к концу. Танки, бронемашины и мотоциклисты глубоко вклинились в зияющую брешь, образовавшуюся в советском фронте, и теперь не могли сдвинуться с места. Так продолжалось до утра 2 августа, пока не подошли другие части дивизии.
Из района станции Ремонтная 14-я танковая дивизия и её мотоциклетный батальон с утра 2 августов начали форсированный марш в обход Котельниково, поскольку за ним действовала группа войск Чуйкова. Этот марш южнее Котельниково должен был привести гитлеровцев за двое-трое суток к самым стенам Сталинграда через Пимено-Черни, Дарганов к Жутово 2-е, мосту у села Аксай, аэродрому, селам Шелестово и Плодовитое. Там предстояло повернуть на северо-запад к железнодорожной линии на Сталинград, чтобы обойти с востока обнаруженные авиаразведкой советские укреплённые позиции в районе Абганерово. В авангарде колонны снова двигался быстрый 64-й мотоциклетный батальон...
Передний мотоцикл, окрашенный в цвет пустыни, почти весь закрывали навешанные тюки, канистры, сумки. Этакая цыганщина. На переднем крыле дугообразный белый номер с черными буквами по трафарету WH 215755. За рулём коротко стриженный, щуплый немец в расстёгнутом на груди сером кителе с чёрными погонами и тёмно-зелёным воротником. Петлицы из серой шёлковой нити в виде скошенных «катушек» не имели знаков различия и цвета рода войск. Глаза закрывали круглые противопылевые очки с тёмными стёклами. На груди матово мерцали знаки «За танковую атаку» — танк в дубовом венке с орлом, сжимающим в когтях свастику, а также овальный знак «За ранение». Через плечо на ремне висел стволом вниз трофейный советский пистолет-пулемёт ППШ-41.
Гитлеровцы, в прошлом году вероломно напавшие на Советский Союз, с первых боёв с красноармейцами по количеству собственных трупов оценили преимущества советского автомата и стали вооружаться трофейными экземплярами. Трофейные ППШ-41 Вермахта приняли на вооружение под индексом MP 717( r). Такое «низкопоклонство перед Востоком» и «унтерменшами» возникла от того, что начальная скорость пули у ППШ оказалась значительно выше, чем у немецкого штатного пистолета-пулемёта МР-40. Это позволяло вести прицельный огонь на 200 метров — вдвое дальше МР-40 и делало более простым прицеливание. На практике это означало, что если гитлеровскому автоматчику требовалось убить русского с ППШ-41, то ему приходилось преодолевать 100 метров под обстрелом для того, чтобы хотя бы прицелиться. То есть немец до этого уже три раза оказывался трупом. Это сыграло немалую роль в уполовинивании Вермахта в прошлом году.
Кроме того, ППШ-41 имел более высокую скорострельность — 900 выстрелов в минуту и большую ёмкость магазина — 71 патрон. Такую плотность огня у гитлеровцев мог обеспечить только ручной пулемет MG 34...
Воплощая термин «огневая мощь», ППШ имел недостатки — и на Солнце бывают пятна: из-за высокой скорострельности при интенсивной стрельбе автомат перегревался, имело место муторное снаряжение диска, боязнь мелкой пыли, вес снаряженного автомата равнялся 5,3 килограмм. Но в рукопашной вес превращался в преимущество. В общем, логика войны для гитлеровцев оказалась проста — МР-40 к чёрту, ППШ любой ценой! Немецкие капиталисты попытались скопировать ППШ, переделав ствол под 9-миллиметровый патрон и рамку-переходник для магазинов от МР-40. Такие, переделки получили обозначение MP 41(r), но кинематика затвора оказалось нарушена и они работали плохо. СС предпочитали ППШ без переделок — жизнь в бою дороже арийского технического превосходства...
Немец улыбнулся, скорее от напряжения ощерился от постоянного лавирования змейкой между колдобинами и корнями. На потемневшем от загара, пыли и гари лице зубы казались неестественно белыми. Положение дел явно его не устраивало: передняя вилка колеса с гидравлическим демпферами отлично справлялась с тряской, но похожий на каску воздушный фильтр на бензобаке, видимо, сильно забился. От этого двигатель не без труда, с надрывным стрекотанием толкал по дороге почти тонну своего веса и груза.
Движение в зарослях резко отличалось от условий прошлого дня — видимость через очки из-за чередования солнца и тени ухудшилась. Только что вокруг простиралась степь, полная дымами и пылью. Серо-голубая стена дыма поднималась из-за горизонта. Курганы разбивали монотонность пространства под куполом синего неба. В нём висело беспощадное солнце. Полосы полей, пятна степных разнотравий, стога сена то здесь, то там. В дрожащем воздухе миражи: серебряные реки, озера, перевёрнутые и искажённые дома, машины, деревья. Длинные пылевые шлейфы в восходящих потоках горячего воздуха от разогретой земли витали как смерчи. Везде люди, лошади, овцы, верблюды, тракторы, повозки, грузовики, подводы…
Удерживая от качки ствол пулемёта MG 34 с характерным кожухом воздушного охлаждения, в коляске сидел ещё один солдат в такой же форме мышиного цвета, противопылевых очках, пыльном стальном шлеме, напоминающем ночной горшок. Он также скалился. Может быть, они только что шутили о чём-то? Третий солдат за спиной водителя качался из стороны в сторону как тряпичная кукла, низко опустив голову, словно дремал.
Второй мотоцикл, не имеющий из-за пыли ни одной блестящей детали, пулемётом на коляске не располагал. В коляске сидел офицер или унтер-офицер в фуражке и серебряным шитьём на воротнике — на погонах с розовым кантом танковых войск виднелись ромбики. За водителем находился солдат без шлема и пилотке, а за спиной его виднелся ствол карабина со штыком.
— Was machst du, Willi? — сказал пулемётчик первого мотоцикла, обращаясь к водителю.
— Allen Leuten recht getan ist eine Kunst, die niemand kann, Adolf! — ответил водитель Вилли, перестав улыбаться и вглядываясь в появившиеся фигуры людей в зарослях впереди.
— Nicht so schnell, bitte! — проговорил пулемётчик Адольф, тоже всматриваясь вперёд.
— Aha-а! Wie du fur mich, und ich so dir! — усмехнулся Вилли.
— Немцы! — воскликнул Петрюк сдавленно.
Он замешкался, не решаясь бросить верёвку, приготовленную для связывания подозреваемого учителя, из-за чего удерживал винтовку подмышкой.
— Не так как на плакатах, но очень похоже на фрицев! Разведка... Те, что мелькали через листву. Едут как у себя дома, сволочи! Ложись, ребята! — воскликнул сдавленно Надеждин и бросился на траву под яблоней рядом с дорогой.
Тут как по заказу оказалась кочка с несколькими пучками травы Овсяницы валлисской, или по-простому типчака — одного из лучших, сочных пастбищных растений степей. Москвич выставил на локтях перед собой винтовку через пушистый зеленый травяной хвост и оглянулся на товарищей.
— Ложись! — вторя ему, крикнул Гецкин и последовал его примеру, упав в траву по другую сторону дороги.
Петрюк заколебался, соображая, в какую бы сторону ему лучше двинуться. За эти несколько секунд вражеские мотоциклисты преодолели несколько десятков метров и люди, стоящие на возвышенности среди яблоневых деревьев, стали видны. По ниспадающему шуму мотора стало понятно, что первый водитель сбросил обороты...
— Was sehen sie? — крикнул Вилли товарищу, немного привстав на ногах в движении.
— Was?
— Коля, ложись, дурак! — сдавленно крикнул Надеждин и замахал ладонью Петрюку вверх-вниз так отчаянно, словно это могло помочь бойцу исчезнуть с глаз врага. — Они же будут стрелять!
Но было поздно — между женщиной в шляпке и с чемоданом, ребёнком в панаме и мужчиной с велосипедом, мотоциклисты разглядели вооружённого красноармейца. Немцы тут же остановились. Адольф в коляске у пулемёта приник к прицелу, а остальные замахали руками, закричали гортанно:
— Рюський, стафайся!
— Рюки верхъ!
— Komm hier!
Петрюк наконец бросил верёвку и сделал несколько прыжков в сторону Гецкина.
— Простите нас! — сказал он почему-то Наташе.
Виванов толкнул перед собой велосипед, схватив Наталью Андреевну за упругую талию, потащил за собой со словами:
— Бегите за мной, Наташа! И ты куколка-детка! Сейчас будет стрельба!
Он не переставал при этом наслаждаться видом её тела: волнующие воображение изгибы спины и груди отчётливо просматривались. Опасность придавала чувствам особую, хорошо знакомую с молодости пикантность.
— Мальчики, бегите, немцы убьют вас сейчас! — закричала взволнованно Наташа, которую Виванов тянул за собой. — Они убьют вас, мальчики! Бегите!
Ляля заплакала:
— Мама-а-а...
— Что, лежать будем, товарищи? — спросил Гецкин из травы. — Их шестеро, у них пулемёт и автоматы. До них метров пятьдесят-шестьдесят... Может, отойдём к реке в камыши, пока не поздно? У нас даже и касок с собой нет!
— А Советскую Родину кто будет защищать? Людоед что ли или красавица Наташа? Кто кроме нас? А каски только трусы надевают! — прокричал москвич из травы. — Но ты можешь уйти, «Аргентина», я никому не скажу! В конце концов вы совсем недавно приехали в нашу страну и она могла ещё не стать вам настоящей родиной!
— Я останусь. Я не могу отомстить японцам за смерть отца, но фашистам за разорение моей страны, за Ваську Громова и других ребят, что он сегодня убили в Котельниково и на дороге, отомстить хочу вполне! — ответил Петрюк. — И потом я почти комсомолец, а комсомольцам стыдно убегать!
— Рюський, рюки верхъ! — немцы всё ещё махали руками, не особо готовясь к бою, поскольку предполагали встретить здесь только деморализованных бойцов без командования и воли к борьбе. — Hende hoh!
— За Родину, за Сталина! — крикнул Надеждин, словно озвучил лозунг плакатов, листовок, газет и надписей на броне танков, фюзеляжах штурмовиков, совсем не понимая, как и откуда в нём, недавнем беглеце от преследований московского НКВД взялся сейчас этот клич, обозначающий приверженность к партийной линии индустриального и колхозного коммунистического строительства. — По фашистским захватчикам — огонь!
При всё при том, что Пётр Надеждин вынужденно несколько лет до войны скрывался от розыска после ареста его дяди по делу Тухачевского, он вырос в стране под названием Союз Советских Социалистических Республик, включающую в себя 15 союзных республик. Названия этих братских Советских Социалистических республик он заучил наизусть как учили раньше «Отче наш», и мама его тоже знала как «Отче наш, иже еси на небеси...», и отец тоже знал... Российская СФСР, Украинская ССР, Белорусская ССР, Узбекская ССР, Казахская ССР, Грузинская ССР, Азербайджанская ССР, Литовская ССР, Молдавская ССР, Латвийская ССР, Киргизская ССР, Таджикская ССР, Армянская ССР, Туркменская ССР, Эстонская ССР. В этом же порядке девизы республик располагались на гербе Советского Союза — снизу вверх поочерёдно слева и справа от зрителя.
У всех людей, рождённых в большой стране, любой империи из множества стран и народов, имелось своё мощное, великое имперское — властное сознание своей причастности к великому и прекрасному делу, заряжающему каждую свою государственную составляющую, самую малую частичку мощным импульсом величия и нравственной силы. Так происходило и в «доброй империи равенства и братства» Советском Союзе: «От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей, человек проходит как хозяин необъятной Родины своей... Широка страна моя родная, много в ней лесом после и рек, я другой страны не знаю...»
— За Родину, за Сталина! — крикнул Петрюк приподнимаясь, чтобы прицелимся получше; и для него — сына сахалинского охотника в этих словах «Песни о Родине» из фильма «Цирк» 1936 года звучала надежда на победу и построение лучшей, светлой жизни для всех людей.
Третий молодой человек, — Гецкин, ничего не сказал, а только сильнее сжал винтовку.
— Рюки верхъ! Komm hier! — крикнул Вилли и замолчал, потеряв вдруг красноармейцев из виду.
Но с той стороны, где в траве на невысоком пригорке укрылись красноармейцы, ему в ответ синхронно ударили самозарядные винтовки СВТ-40. Могло показаться, что это стрелял пулемёт, настолько плотно и сильно легли пули вокруг гитлеровских разведчиков. Свист в воздухе, фонтанчики пыли на землю, звонкие щелчки о раму мотоцикла, глухие удары в тело немца случились одновременно. С шумом взлетели переполошённые птицы. Другие птицы, наоборот, притаились, прекратили щебет и стрекот. Адольф ойкнул, уткнулся лбом в приклад своего пулемёта и больше не двигался.
Сделав подряд по десять выстрелов, отклацав затворами, автоматические винтовки русских утихли, только дымок повис в жарком воздухе.
Вилли готовый на войне ко всему, на мгновение всё же растерялся.
— Scheise-e-e! Auseinanderziehe-е-en! — закричал он, пригнувшись к рулю так низко, что головы не стало видно за фарой.
Он что было силы нажал на акселератор. Мотоцикл BMW взревел, выбросив в воздух облако сизого выхлопного газа, дёрнулся с места, развернулся и после пробуксовки устремился обратно за поворот дороги под защиту зарослей. Пулемётчик Адольф замертво откинулся назад, уронив руки на колени. Стала видна кровавая рана на его груди около сердца — убит наповал. От тряски голова с очками на глазах качалась, глядя в высокое небо. Второй мотоцикл тоже быстро развернулся, выдав из-под заднего колеса шлейф перемолотой протектором покрышки пыли и травы, собираясь скрыться...
Гецкин и Петрюк трясущимися от возбуждения пальцами, но весьма умело перезарядили винтовки из «мосинских» обойм прямо через открытые затворы в магазины и опять принялись стрелять, но через мгновение мотоциклисты исчезли в зарослях правее от дороги.
— А чтоб вас! Патроны берегите! — крикнул Надеждин и приподнялся над травой, чтобы рассмотреть поворот дороги.
Было слышно, что мотоциклы там остановились. Обернувшись, Надеждин рассчитывал увидеть Наташу, Лялю и учителя, но их нигде не оказалось.
— Чёрт возьми, женщина теперь в руках убийцы! — прошептал он, на секунду забывая о немцах, и крикнул уже в полный голос через дорогу:
— Коля, Зуся, вы Наташу и Лялю видите где-нибудь?
Гецкин с Петрюком начали привставать со своих мест, победно посматривая то на заросли, то назад, где должна была находиться украинская беженка с дочкой.
— Как я фрица прищучил! — дрожащим от волнения голосом воскликнул Гецкин, и было видно, что пальцы его слегка подрагивают. — Даже и не пикнул!
— Да это я его снял, Зусь! — радостно заголосил сахалинец. — Мой выстрел был последний!
В эти секунды и явно не согласуясь с только что произошедшим избиением мотоциклистов, на дорогу с небольшой скоростью, завывая, выехал чудной полукапотный, трёхосный 5-тонный грузовик-вездеход чешского производства «Skoda-6S» с пятнистым тентом над кузовом: двухместная кабина с деревянным каркасом, обшитым стальным листом, двигатель — 100 лошадиных сил с расходом топлива 100 литров бензина на 100 километров бездорожья — уничтожитель горючего совсем не для русских просторов. На прицепе за грузовиком следовала противотанковая пушка 37-миллиметровая Pak 35/36, презрительно прозванная в Вермахте «дверная колотушка».
Эта основанная противотанковая пушка немецкой пехоты, моторизованных и танковых дивизий, а по штату в пехотной дивизии таких пушек имелось 75 пушек Pak 36, в моторизованных и танковых дивизий ещё больше, оказалась не способна бороться с основными танками Красной Армии Т-34 и КВ-1. Даже десятки попаданий в Т-34 из Pak 35/36 не влияли на боеспособность советского танка. «Тук-тук... Кто там?» Импотенция Pak 35/36 против Т-34 и тем более КВ-1 оказалось драматической главой в истории немецкой пехоты, послужив важной причиной уполовинивания Вермахта в 1941 году. Только коррупцией и лоббированием объяснялся факт массового использования негодного оружия приведшего к колоссальным потерям пехоты. «Ничего, фрау ещё нарожают!». Тем более гротескно на этом фоне выглядел тактический приём гитлеровских танкистов в первый год войны, тоже не имеющих сил на равных бороться с Т-34 и КВ-1, отходить под защиту своей пехоты, которую Т-34 и КВ-1 в буквальном смысле наматывали на гусеницы. Зачастую командиры тяжёлых танков КВ-1 получали замечания от командования за то, что не используют в бою фугасные снаряды и действуют только гусеницами: таранят, давят, закапывают. Когда какие капиталисты берегли пехоту из простонародья, которую они гнали на убой репрессиями?
Только вероломно наваливание 6-миллионной тушей Вермахта и его союзников на 3,5-миллионную группировку Красной Армии помогло дойти до Москвы, но и то ценой 3-миллионных потерь. Но «сколько волка не корми, он всё в лес смотрит» — серийное производство Pak 35/36 прекратилось лишь в начале 1942 года, но негодная пушка осталась самым массовым противотанковым орудием Вермахта, что продолжало сильно сказываться на реальных потерях немцев, а не тех, какие с трибуны озвучивал Гитлер или в своих фантастических дневниках записывал для лживой Западной истории начальник Генштаба Вермахта Гальдер и командиры дивизий на фронте…
На серой дверце «Skoda-6S» имелся балочный крест Balkenkreuz с чёрной центральной частью и белой окантовкой, жёлтый знак 14-й танковой дивизии «О»-руна — Othilan. На бампере табличка номера — чёрные буквы и цифры краской через трафарет. Грузовик, хоть и тёмно-серо-зелёного цвета «фельдграу», имел вид раскрашенной погремушки или индийской повозки: технические надписи, транспортные железнодорожные надписи, белые полосы, старые югославские номера на бортах, буква «G» — Гот поверх буквы «K» — фон Клейст, крупная надпись «ОТТО».
Почти все машины чрезвычайно пёстрого автопарка Вермахта «каждой твари по паре» имели массу символов, как бывших так и действующих, номеров, технических надписей — инструкций, транспортных табличек, номеров шасси и прочее. Полученные автомобили снабжались комплектом таких меток, предупреждений и таблиц, поскольку разобраться без них в правилах эксплуатации машин разных марок и моделей со всей Европы не представлялось возможным. Даже при этом зачастую водители бросали машины с пустяшными поломками, а ремонтники не могли дождаться запчастей. Особо маркировалось расположение горловин, крышек или штуцеров для заправки топливом, маслом, водой — эти горловины зачастую скрывались под капотами, кожухами. Так у полугусеничного мотоцикла высокой проходимости Kettenkrad HK 101 все заправочные горловины и регулировочные точки не имели внешнего доступа. Отдельно на крылья машины наносились данные о давлении в колёсах.
Железнодорожные грузовые марки накрашивались или напылялись на борта как таблички с индексом машины, номером, погрузочным весом.
Для снижения аварийности наносили окантовывающие белые полосы спереди и сзади машин. Серый цвет делал грузовики менее заметными, но затруднял движение при затемнении. Машины штабов, личные и представительские несли флажки, отражавшие звание, должность, командира и подразделение, к штабу которого приписан автомобиль. Форма, цвет и изображение на флажках соответствовали принятым топографическим символам на картах: армейские группы — квадратной формы с чёрно-белыми шахматными квадратами, танковые группы — квадратной формы с диагональной шахматной закраской, армейские корпуса — прямоугольной формы с диагональным разделением, верхний треугольник чёрный, нижний красный и так далее. Часто наносили на борта или крылья крупные первые буквы фамилии командующего армией, танковой группой.
На танки, грузовики часто имели личные имена. Если машина принадлежала артиллерии, повалились крупные буквы А, В, С, D... — порядковый номер в батарее. Для групп войск, задействованных в длительных локальных операциях, вводился дополнительный знак в виде геральдического щита с гербом. Использование такой геральдики не являлось общим правилом, количество эмблем и их внешний вид мог поразить разнообразием. При этом новые знаки зачастую соседствовали с уже не актуальными...
— За Родину, за Сталина! — скомандовал Надеждин, целясь в расписное чудо-юдо с кургузым капотом. — По фашистским захватчикам, целься по кабине — огонь!
Раздалось серии хлёстких выстрелов «Светок». Грузовик находился примерно в 80 метрах, двигался медленно и для неплохо подготовленных на Дальневосточном фронте стрелков представлял лёгкую мишень. Первые же попадания придали лобовому стеклу справа от центральной стойки вид белой ледяной поверхности от множества трещин. Водитель — раненый или уже мёртвый, взял очень резко влево. Двигайся грузовик быстрее, он неминуемо опрокинулся бы невзирая даже на свой полный привод. Серия попаданий через пассажирскую дверь и полуоткрытое стекло в кабину оставляли мало шансов гитлеровцам уцелеть. По крайней мере, как при игре «морской бой» в тетрадках в клеточку отмечались точками и крестиками отработанные квадратики — пустые или с подбитыми «кораблями», давая возможность предполагать наличие разных других «кораблей» партнёра, так и отверстия пулевых пробитий в дверце давали возможности предполагать поражение всех находящихся внутри.
Съехав с дороги, совершив почти полный разворот и показав красно-белый стоп-знак и транспарант «Abstand 100m» на заднем борту — напоминание о дистанции идущих в колонне, «Skoda» остановилась. Через задний борт из тени кузова на траву стали выпрыгивать гитлеровцы в мышиной форме с закатанными рукавами, карабинами 98k, в касках, ботинках с гетрами. Двое были в советских трофейных маскхалатах «амёба». У одного в руках автомат MP-40, у другого пулемёт MG-34 с двойным магазином «кекс». Всего выпрыгнуло 12 гитлеровцев. Послышались деловитые выкрики, вроде даже немного пьяные:
— Gruppe in Kampflinie antreten! Hinlegen!
— Los manner!
— Dann zeige ich dir, kameraden, etwas wirklich Beeindruckendes!
За считанные секунду они привычно и без суеты разбежались широким веером вправо-влево от грузовика и попадали в траву, избежав потерь, так как в этот момент три бойцы перезаряжали свои винтовки.
— Берегите патроны, ребята! — закричал товарищам Надеждин, стараясь поймать в прицел кого-нибудь из гитлеровцев; тут уже стало не так всё просто как с мишенями в тире ОСАВИАХИМА или на стрельбище в Славянке; цели сначала быстро двигались, а затем скрылись в траве.
Надеждин лихорадочно считал, на сколько хватит патронов. По приказу ГАУ No. 0182 от 9 мая 1941 года боекомплект No.12 стрелка в отделении имел 85 обычных и 5 бронебойно-зажигательных патронов. Однако размер боекомплекта обязательным не являлся, командир имел право изменять его своими приказами. Комбат в Котельниково распорядился взять побольше. Тут стёртые ноги отработали свои мозоли. Носимый боекомплект самозарядной винтовки СВТ-40 составлял 150 патронов из них 5 бронебойно-зажигательных патронов Б-32 и размещался так: сумка поясная патронная как правило артельного производства — 30 патронов, сумка запасная тоже артельного производства — 30, подсумок артельный с 2 магазинами — 20, патронташ нагрудный на 6 отделений для магазинов артельного производства, в одном магазине 10 патронов и 10 патронов в винтовке. Итого на троих 450 патронов. Где-то на 15 — 30 минут активного боя. Помимо этого имелся «пассивный» боекомплект у каждого примерно по 100 патронов россыпью в вещмешках. Ими можно было во время затишья снарядить опустевшие магазины. Что ж, можно жить!
Гецкин начал стрелять из «Светки» как из пулемёта: то-ли торопился, то-ли от страха. Петрюк действовал более сдержанно: он использовал самозарядность СВТ-40 не для плотности огня вообще, а для того, чтобы после выстрела не терять линию прицеливания при перезаряжании: выстрел — секунды три молчание. Выстрел — секунды три молчание. Надеждин пока вообще не стрелял, не понимал куда: не мишени, а какие-то неявные бугорки, то ли каски, то ли кочки. «Как тетёрки прячутся», — сказал бы про это сахалинец.
Не успели гитлеровцы залечь, как она из «кочек» после очередного одиночного выстрела Коли нырнула в траву и более не вынырнула. «Готов!». Надеждин решил бронебойными обстрелять грузовик — мишень большую и понятную. Быстро зарядив в магазин через открытый затвор 5 бронебойно-зажигательных патронов с чёрной вершинкой и красным пояском, он прицелился и принялся стрелять в двигатель, мысленно представляя его за тентом и кузовом.
Проведённая коллективизация-индустриализация, создав современную металлургию и химическую промышленность, дала возможность уже в 1932 году принять на вооружение для массового и повсеместного использования патрон Б-32 для борьбы с бронемашинами, танкетками, лёгкими танками и самолётами для вывода их из строя попаданием в баки или мотор. На 100 метрах 10-граммовая пуля Б-32 пробивала бронеплиту в 15 миллиметров, зажигала горючее вещество за бронёй на 100 метрах. Пуля состояла из биметаллической оболочки, стального сердечника из качественной инструментальной стали, свинцовой рубашки, зажигательного состава — смесь оксида железа, красного фосфора и алюминия, запрессованного в зазор между оболочкой пули и вершинкой бронебойного сердечника. При встрече с бронёй стальной сердечник пули под действием силы инерции продолжал движение вперёд, сжимал зажигательный состав в головной части пули, воспламеняя его; сердечник, пробивая броню, открывал пламени проход за броню.
После пяти выстрелов «Светки» над кабиной «Skoda», кажется, появился лёгкий дымок. Ничего, разгорится! Не прошло, наверное и двух минут с того момента, как гитлеровцы спрыгнули с грузовика, а их пулемётчик уже открыл огонь. MG-34 бешено бил короткими очередями. Сначала показалось, что пулемётов несколько, настолько часто следовали выстрелы, будто крутилась оглушительная металлическая трещотка или циркулярная пила со свистом распиливала бревно. Воздух наполнился свистом пуль, жужжанием, глухими ударами о землю, треском крошащихся стволов и веток яблонь, шорохом облетающей листвы и стуком падающих яблок. Пулемётная лента через каждые два винтовочных патрона Mauser 7,92x57 с лёгкой пулей имела каждый третий с трассирующим Spitzgeschoss, поэтому воздух наполнился ещё и жуткими полосами летящего огня.
Теперь, по крайней мере, Надеждину увидел хоть кого-то внятно: вон там они, где вспышки, откуда несутся трассеры. Под стать пулемёту бешено заколотилось сердце, голову стало распирать изнутри до боли в глазах, руки сделались бесчувственными, винтовка потяжелела вдвое. Страх навалился свинцовой плитой. Куда конкретно стрелял гитлеровец, понять Надеждин не смог; но всё не по тем местам, где прижимались к родной земле три товарища.
Пулемёт MG 34 имел скорострельность 900 выстрелов в минуту; 75-патронный магазин «кекс» опустошался за 5 секунд, хорошо, если в цель. Убийца с MG 34 мог как уничтожить за короткое время группу пехоты, так и выпустить весь магазин впустую, что сейчас и происходило. При ленточном питании перегревался ствол уже после первой 250-патронной ленты: либо в бою под огнём меняй раскалённый ствол, либо забудь про стрельбу. Сложный, трудоёмкий в производстве пулемёт MG 34 по цене 727 рейхсмарок с треногой, что по коммерческому курсу рейхсмарки на оккупированных территориях 1:10 составляло 7270 рублей при том, что советский основной пехотный пулемёт ДП из дешёвой штампованной стали стоил всего 1150 рублей и стрелял даже вынутый из болота, в любой мороз или жару. MG 34 имел много фрезерованных деталей из высококачественной стали, работающих на пределе прочности, требовал высокой точности изготовления и как следствие имел чрезвычайную чувствительность к загрязнению и перепадам температуры, частые отказы и задержки при стрельбе. Причиной осечек и утыкания, застревания патрона являлся и перегрев ствола из-за излишней скорострельности. На первых партиях ставился ограничитель темпа стрельбы до 600 выстрелов в минуту. Зачем тогда вообще делать такую неудобную для переносного пехотного оружия скорострельность? Чтобы компенсировать малую скорострельность винтовки-карабина времён прошлой войны своей пехоты.
Справа от Надеждина, совсем рядом пуля вывернула кусок дёрна вместе с кустиком астрагала. Пришло осознание, что вести огневой бой с этим пулемётом с помощью трёх винтовок СВТ-40, пусть и самозарядных, опасно. Оставаться на месте под огнём убийственно. Как требовал в таких случаях на тренировках в Славянке старшина Березуев и младший лейтенант Милованов, бойцам следовала обойти пулемётчика справа и слева, продолжая сдерживать его огнём с фронта, пользуясь укрытиями на местности, приблизиться на дистанцию 30 — 20 метров и бросками гранат пулемётчика и других номеров расчёта убить или ранить. На учениях силами взвода это получалось вполне уверенно, но для выполнения такого сложного тактического приёма втроём, следовало быть готовыми к этому, иметь решительного командира, а девятнадцатилетние юноши растерялись — сумбур в головах от радости, что они смогли дать отпор ненавистным фашистам, сменился паникой и страхом смерти под пулемётным огнём.
Молодые советские люди ещё не были ожесточены, не имели привычки убийства, что требовалось для фронтовика. Увидев перед собой вблизи живого человека, какого-нибудь голубоглазого 18-летнего Питера или Мартина, вряд ли смогли бы ударит его штыком в лицо. Одно дело — стрелять из винтовки с тысячи метров в двигающиеся чёрные точки или с пятисот метров в чёрные силуэты, а другое дело застрелить в упор живого человека после того, как тебя всю жизнь учили обратному — человеколюбию, дружбе, учили что драться и обижать людей плохо, нужно делиться, защищаясь слабых, помогать взрослым, а уж убивать...
Стало вдруг страшно и весело. Его не могли убить. Нет, не сегодня!
— Ребята! Весь огонь по пулемёту! — закричал Надеждин, чувствуя как першит словно от ангины горло из-за порохового дыма и гари, порождённой горячей «Светкой».
Гецкин и Петрюк услышали, к ним присоединился Надеждин, выполняющий сейчас фактически роль командира отделения, сержанта. Сила патрона «Светки» 7,62х54R превосходила силу патрона MG 34 7,92х57 Mauser. «Лёгкие» пули «Светки» весом 9,6 граммов с дульной энергией 4151 Джоуля при длине ствола 625 миллиметров стальной шлем пробивали на дистанции 1000 метров, кирпичную кладку в четверть кирпича на дистанции 200 метров насквозь. «Лёгкие» пули MG 34 весом 10,1 граммов с дульной энергией 3600 Джоулей весом при длине ствола 627 миллиметров пробовали стальной шлем только с 800 метров, кирпичную кладку в четверть кирпича пробовали насквозь только со 150 метров.
Гитлеровский пулемётчик почувствовал по ударам пуль в грунт рядом, что дело плохо и усилил огонь, надеясь убить советских стрелков, но тут MG 34 осёкся — из-за жары и перегрева затвора застрял в промежуточном положении патрон. Послышался горестный вопль пулемётчика, утратившего наконец свою изначальную уверенность победителя и наглость, поддержанную таблеткой «Первитина»:
— Scheisse! Faules Schwerin!
Пулемётчик и его помощник начали отползать к камышам, но как только он покинул кочку и загущение травы рядом, каски под капюшонами маскхалатов в движении стали отчётливо видны на несколько секунд даже Надежду. Что касается сахалинца, навскидку час назад подстрелившего небольшую лисицу, а до этого ранившего в кустах, стреляя на звук чужого выстрела, бандита Граща, то ему хватило доли секунды, чтобы довернуть «Светку» до цели и всадить три пули прямо в капюшон и каску пулемётчика, выбив пыль как пылебойкой из ковра. Что-то отлетело в сторону. Послышался металлический звук как от пробиваемой консервной банки: «чбом», «чбом». Немецкие пулемётчики первые цели на поле боя: «Прощай, Германия!»
Помощник пулемётчика бросился пригнувшись бежать с криком:
— Achtung! Er ist der Scharfschutze! Zuruck!
Не успел Надеждин начать стрелять по бегущему, как снова выстрелил сахалинец: «дук», «дук»; из спины гитлеровцев в трофейной «амёбе» две пули выбили облачка пыли. Не выставляя рук, согнутый при беге гитлеровец на всей своей скорости упал головой в землю и повалился на бок как куль с тряпьём. В этот момент, почадив, наконец-то вспыхнула кабина «Skoda-6S».
Может, бронебойно-зажигательные пули москвича пробили аккумулятор и взорвался водород, выделяющийся из аккумулятора, да так, что с батареи сорвало верхнюю крышку и всё вокруг оказалось в кислоте, при этом от пламени в момент взрыва занялись элементы в моторном отсеке. Но скорее всего произошла утечка бензина из-за повреждения какого-то элемента топливоподачи. Температура самовоспламенения бензина 250 градусов Цельсия, коллектор же светится иногда вишнёвым цветом — 600 градусов. Бензин на раскалённый коллектор — пожар...
Однако гитлеровцы, оставшиеся без пулемёта, оказалось тёртыми калачами. Они уже посчитали точки ведения огня — три. Догадалась что это не пулемёты, а «самозарядки». Вермахт сам охотно использовал это отличное советское оружие, массово встречаемое особенно в прошлом году.
Вероломно напав на Советский Союз, гитлеровцы попали под огонь трёх типов советских автоматических самозарядных винтовок: АВС-36, СВТ-38 и СВТ-40 — общим числом 1 500 000 штук. Эти винтовки так принялись косить гитлеровцев, что к наступлению на Москву многие пехотные части группы армий «Центр» фон Бока, несмотря на постоянное пополнение, числились по большей части на бумаге — батальоны сводили в роты, полки в батальоны. Гитлеровцы, плохо подготовившись к войне, ударились в «низкопоклонство перед Востоком» и «унтерменшам», приняв на вооружение массу трофейных советских самозарядных винтовок СВТ-40 под названием 453(r). Они также кинулись как всегда импровизировать, придумывать «импортозамещение» русской винтовке. Придумать быстро не получилось. Только в конце прошлого года немецкие конструкторы создали два варианта самозарядных винтовок. Вариант Вальтера G41(W) приняли на вооружение, выпустив 6 000 штук. 1 500 штук G41(W) войска сразу вернули с рекламациями и жалобами на ненадежность, вес, чувствительность к загрязнению. Устранение недостатков, переработка и модернизация G41(W) к августу этого года всё ещё шла. Плагиат немцам особо не удался.
При скорострельности штатной винтовки немецкой пехоты и кавалерии Karabiner 98k в 15 выстрелов в минуту, 10 гитлеровцев могли выпустить 150 пуль. При скорострельности СВТ-40 в 60 выстрелов в минуту, 3 советских бойца могли выпустить 180 пуль. Огневое преимущество трёх советских бойцов над десятью гитлеровцами за счёт своего штатного оружия было очевидно. Останься гитлеровцы на месте, через несколько минут Надеждин, Гецкин, Петрюк перестреляли бы их. Побывавшие, видимо, уже в таких ситуациях гитлеровцы должны были либо отходить, либо наступать. Они решили наступать.
Четыре гитлеровца остались на месте и принялись обстреливать из своих 98k предполагаемые места нахождения советских бойцов, а шестеро других перебежками стали перемещаться правее. Перемещались умело по очереди: рывком вскакивали, три — пять шагов бежали так, что на них аж прыгала амуниция, и затем падали на руки, причём время перебежки не превышало 4-х секунд: как показывала практика, 4 секунды — минимальное необходимое время, чтобы увидеть цель, навести оружие и выстрелить, плюс время полёта пули.
Падали гитлеровцы тоже грамотно, видимо, фронтовая жизнь их хорошо научила: на одно из колен и руку, свободную от оружия. В высокой траве, слегка приподнявшись на ладонях и носках, смещались на полтора-два метра в сторону от места падения. Попасть в них можно было лишь случайно или ведя заградительный огонь.
Один из наступавших случайно попал в прицел Гецкин и тот в азарте выпалил в цель все десять патронов только что заряженного магазина. Несколько пуль попали немцу в ноги. Он неловко упал.
— Willi verwundet! — крикнул кто-то.
Послышались стоны и крик:
— Ich bin verwundet, Peter! Helfen Sie mir!
Ещё одного Надеждин подловил у того места, куда гитлеровец упал после очередной перебежки. Он навёл винтовку в точку чуть впереди того места, откуда гитлеровцев должен был вскочить, когда настанет его очередь бежать, и совершать рывок вперёд.
Пока москвич караулил своего немца, по пучку типчака на кочке медленно прополз по своим делам кузнечик, передвигая мощными коленами. Окраску он имел настолько гармонирующую с травой, что почти невозможно его было специально обнаружить. Перемещаясь на новое место, кузнечик как бы скрывался с глаз; кроме массирующей окраски, рисунок на ногах и надкрыльях в виде полос и пятен расчленял силуэт. Такие зелёные кузнечики стрекотали до глубокой ночи, а по утрам принимали «солнечные ванны», поворачивая к солнцу то один, то другой бок, как бы набирая силы на предстоящий день. Мордочка у кузнечика чем-то напоминала кабину гитлеровского бомбардировщика Ju 88. У кузнечика не было войны. Он жил ровно так, как все его предки в течении миллиарда лет...
Гитлеровец вскочил. Надеждин выстрелил в точку перед ними, в предполагаемое его будущее местоположение и попал. Облачко пыли и какие-то кусочки. Ещё один «фриц» врезался носом в землю. В это раз уже никто не звал Петера.
Другие четыре гитлеровца оказались уже метрах в 30 от позиции трёх товарищей. Это дистанция броска гаранты. Видимо «фрицы» это и собирались сделать, не поднимаясь для стрельбы, не сближаясь для штыковой, которую на дух не переносили.
— Гранатами огонь! — закричал Надеждин. — Ребята, гранатами огонь!
Не то, чтобы Надеждин делал что-то неожиданное, скорее реализовывал то, чему учили, вбивали при изучении устава и на учениях.
Устав и Наставления для пехоты РККА определяли ручные гранаты как «оружие для поражения противника непосредственно перед ударом в штыки, при отражении атаки, а также при борьбе в окопах, убежищах, ходах сообщения, населённых пунктах, лесах и горах». По Уставу в обороне при подходе наступающих к окопу на 30 метров или ближе бойцы должны закидать их гранатами. Поражающие возможности гранат на открытом пространстве зависели много от чего, но психологический, «подавляющий» эффект заставлял противника прервать огонь или движение. Только внутри зданий в тесном замкнутом пространстве работало фугасное действие.
С начала войны советские предприятия выпустили 35 миллионов гранат. Понимая крайнюю эффективность этого недорогого вида оружия, советское руководство оперативно поручило массе гражданских предприятий в нагрузку выпуск корпусов гранат. К выпуску гранат присоединилось средние и мелкие предприятиях местной и кооперативной промышленности, железнодорожные и механические мастерские, артели. Запалы делал даже Владимирский граммофонный завод и Московский протезный заводы. Снаряжение же гранат прессованным или литым тротилом осуществлялось на заводах 6-го Главного управления Наркомата боеприпасов.
В ближнем бою массовое превосходство советских войск и в этом виде вооружения, как по количеству так и по качеству боеприпасов, ощущалось явно, что приводило к большим потерям у немцев. За три недели битвы на Сталинградском рубеже обороняющиеся советские войска использовали против атакующих 600 000 гранат, конвейерным способом обескровливая немецкую пехоту перед возможными боями в самом городе.
Массовое производство гранат помогало сохранять жизни советских бойцов. Особенно помогало в городских боях: Смоленск, Ростов-на-Дону, Воронеж, другие примеры ожесточённых городских боёв уже сложили смертоносную для гитлеровцев тактику советской пехоты: «...автомат бери на шею, захвати 10 — 12 гранат — тогда время и внезапность будут на твоей стороне... Врывайся в дом вдвоем — ты да граната, оба будьте одеты легко — ты без вещевого мешка, граната без рубашки. Врывайся так: граната впереди, а ты за ней, проходи весь дом опять же с гранатой — граната впереди, а ты следом... На каждом шагу бойца подстерегает опасность. Не беда: в каждый угол комнаты гранату — и вперед! Очередь из автомата, мало — гранату и опять вперед! Другая комната — гранату! Поворот — ещё гранату! Прочёсывай автоматом! И не медли!».
Гранатная сумка красноармейца вмещала две гранаты РГД-33 рукоятками вверх или четыре гранаты Ф-1 по две в каждое гнездо. При укладке гранат Ф-1 для сохранения холостой пробки укладывали одну гранату пробкой вниз, вторую пробкой вверх. Запалы тех и других гранат, завёрнутые в бумагу, укладывали в специальное гнездо вверху сумки. Но никто количество не ограничивал: бери ещё и клади хоть в карманы!
Гранатная сумка Надеждина осталась на возу и добраться до неё сейчас никак уже не получалось. Жаль...
Гецкин, быстро отложив винтовку, дрожащими достал из сумки гранату РГД-ЗЗ в оборонительном чехле с диагональными крестообразными насечками и замер.
— Зуся, у тебя же в сумке гранаты! — снова крикнул Надеждин. — Чего же ты?
Очнувшись, с неожиданной сноровкой и гораздо быстрее, чем он это делал на занятиях в Славянке, Гецкин взвёл пружину в рукоятке гранаты, вложить в неё запал, поставил на боевой взвод и размашисто бросил перед собой со словами:
— Шолом алейхем, гады!
За счёт взмаха капсюль с гремучей ртутью накололся и запустил горение запала. Граната пролетела сквозь облачко порохового дыма и стукнулась о грунт около гитлеровцев. Через положенные конструкцией 4 секунды взрыватель гранаты сработал и последовал резкий, оглушительный взрыв, выбросивший веер из 2000 осколков на 30 метров вокруг. Воздух вздрогнул, маленькая, яркая и злая вспышка, дым, комки земли, сор, свист и жужжание осколков...
На Надеждина с яблони посыпалась листва и веточки. Несколько зелёных яблок оторвавшись, упали неподалёку со стуком, напоминающим попадание пуль в человеческое тело. Один осколок попал в плечо и так убитого пулемётчика, а другой пробил канистру с питьевой водой в кузове горящего грузовика. Ближайший к взрыву гитлеровцев ткнулся лицом в землю и больше головы не поднял.
— Видел, как рванула? — крикнул Гецкин бросая вторую гранату.
— Кого-нибудь убило? — отозвался Петрюк, тоже кидая гранату.
— Кажется!
Грохнули почти одновременно два взрыва. Трое гитлеровцев начали отползать. Петрюк бросил последнюю гранату. Гитлеровцы не выдержали, вскочили и побежали пригибаясь к камышам, бросив раненого. По трём полуростовым фигурам, хоть и петляющим вправо-влево, три товарища открыли ураганный огонь из «Светок», выпустив за 5 секунды 15 пуль, выбивших пылевые фонтанчики из земли, облачка пыли из стены камыша и спин двух «фрицев». Один закрутился вокруг и упал на спину, выронив карабин, другой, потеряв каску, пробежал на полусогнутых ногах до камыша и повалился вместе со стеблями, обхватывая их руками. Только третий скрылся. Гитлеровцы у горящего грузовика прекратили огонь и начали отползать за машину, не рискуя больше вставать: любое подразделение любой численности потерей половины личного состава деморализуется, особенно в отсутствии командира, а из 14 гитлеровцев из кузова и кабины «Skoda-6S» в живых за 5 минут боя осталось треть.
В зарослях возник отчётливый звук моторов, грузовиков, мотоциклов. Даже стало странно, что их так долго не было — почти 5 минут. В зарослях что-то происходило. Будто даже слышалась речь и отрывистые команды. Из зарослей показался и присел в траву солдат с компактной УКВ рацией Telefunken 15 W.S.E.b с питанием от «солдат-мотора». Такие изготавливали на заводе VEF в Риге. Прямо сквозь последние ряды камыша по пригорку, где находились красноармейцы, ударил немецкий пулемёт.
Нещадно ревя от перегрева вентилятором охлаждения, на дороге показалась приземистая бронемашина Sd.Kfz.222 с узкими балочными крестами и номером WH 1312233. Капиталистическому полку прибыло. Из-за жары дверцы и решетчатый люк на восьмигранной башне командир, механик-водитель и наводчик распахнули настежь, невзирая на боевую обстановку. Эта бронемашина на шасси Horch 801/v с 3,5-литровым 8-цилиндровым двигателем Horch V8-108 мощностью 75 лошадиных сил из 64-го мотоциклетного разведбатальона 14-й танковой дивизии генерала Хайма, идущая сейчас по степи на Жутово, участвовала ночью в расстреле в Котельниково эшелона с бойцами 208-й стрелковой дивизии.
Инженеры компании Eisenwerken Weserhutt спроектировали сложное полноприводное шасси с передними и задними управляющими колёсами, а акционеры через коррупционные схему протолкнули в Вермахт дорогой не радиофицированный 4,5-тонный бронеавтомобиль со слабым двигателем, слабым вооружением, низкой проходимостью по бездорожью и тяжёлому просёлку. И это для войны на Востоке? Последовавшие доработки помогли лишь отчасти: сложная конструкция затрудняла производство, во фронтовых условиях оказалось трудно обеспечить хорошее техническое обслуживание, да ещё оказалась ненадежной. Наиболее часто выходил из строя ведущий вал, сцепление, подвеска. У двигателей часто разрушались болты креплений коромысел клапанов. За то цена приближалась к цене лёгкого танка, что и было главным для частный собственников. В Советском Союзе за гораздо меньший саботаж отправляли в «шабашки» или в ГУЛАГ, а в Германском рейхе только росли коррупционные сборы и потери немецкого простонародья на фронте. Для Европы Sd.Kfz.222 годился ещё туда-сюда, а на Востоке из 1000 машин, начавших войну вероломным нападением 22 июня, через год в строю осталось 390...
Стрелок бронемашины сейчас не отрываясь смотрел на дорогу через окуляр оптического прицела TZF и держал палец на электрическом спуске, выискивая под яблонями Надежна, Гецкина и Петрюка чтобы убить. Тень в контрасте с пятнами солнечных бликов и дым от горящего ярким пламенем чешского грузовика мешали.
Надеждин лежал с одной стороны дороги, Гецкин с Петрюком с другой. Времени что-либо обсуждать не имелось. Они убили в своём первом бою 9 гитлеровцев и, может быть, ранили ещё несколько. Теперь следовало убираться отсюда немедленно. Надеждин, сожалея, что больше нее имеет бронебойно-зажигательных пуль, видел бронемашину теперь как будто в тоннеле, по краям которого шёл чёрный кант; из-за выброса адреналина в кровь, глаз воспринимал только то, что попадало на центральную часть сетчатки. Приложил ладонь ко рту, чтобы звук не шёл в сторону гитлеровцев, он закричал сквозь траву:
— Зу-уся-я-я! Ко-оля-я-я! Уходи-ите отту-уда!
— У нас одна граната, больше не-е-ет! — крикнул ему в ответ Гецкин, сквозь треск пулемётных выстрелов из камышей.
— Уходи-и-ите! — снова прокричал Надеждин и начал пятиться назад, стараясь не поднимать спину, помня, как старшина Березуев бил его по ягодицам прутом во время занятий по ползанию по-пластунски со словами, что это, мол, «пуля задницу отстрелила, а ты не поднимай её, как давка жениху!». Ползти по-солдатски, не всё равно как ползти по сеновалу у тётки в деревне, не как Бог на душу положит; на поле боя переползание выполняется на локтях и предплечьях с поочередным отталкиванием ногами, оружие — на изготовку. Грудь и таз не отрываются от земли. Надеждин развернулся и прополз метров десять назад как учили, тараня пилоткой стебли пырея и астрагала. После этого он оглянулся: в том месте под яблонями, где находились Гецкин и Петрюк, мелькнули два холмика их спин. Раздались частые выстрелы «Светок» Гецкина и Петрюка. Бронебойно-зажигательные пули зачиркали по броне и навесному оборудованию бронемашины. Но 14,5-миллиметровая лобовая броня не поддалась, только искры попаданий пробежали по ней. Разбитая фара и ящик с инструментами не в счёт. Израсходовав бронебойно-зажигательные патроны, винтовки замолкли. Здесь требовалось минимум противотанковые ружья ПТРД или ПТРС.
Определив местонахождение стрелков, туда ударила бронемашина: разрывные снаряды с белым фосфором Sprgr.Patr.Br. 20-миллиметровой автоматической пушки KwK 30 и разрывные пули спаренного с ней 7,92-миллиметрового пулемёта MG-34 подняли целую бурю из комьев дёрна, брызг травы, кусочков коры. Кто-то вскрикнул или, может, юноше послышалось, что кто-то вскрикнул...
Мир застыл: жара, пыль, гарь, кислый запах пороха, гудение самолётов в небе, гул фронта со стороны Котельниково, пилящий треск немецкой пушки и пулемётов, чавкающие звуки ударяющихся в препятствия пуль, огненные полосы сделались вечными, навсегда. Другого не будет. Так всё и будет продолжаться без конца до скончания времён. Настоящий мудрец не боится смерти, потому что смерть — это просто пустое слово. Настоящий мудрец боится самой жизни, имеющей бесчисленное количество вариантов прекратить жизнь его тела и разума; не смерть убивает, убивает жизнь; смерть — это часть жизни, её инструмент...
Огонь бронемашины прекратился. Надеждин осторожно приподнялся и увидел, как несколько гитлеровцев в касках с противобликовыми сетками, с карабинами в руках, увешанные снаряжением, даже с котелками и флягами, как если бы они уже не предполагали активный движений в бою, осторожно вышли из зарослей камыша и направились к пригорку, пригибаясь и тихо переговариваясь:
— Das ist meine Schuld... Ich war unvorsichtig!
— Scheisse!
После грохота выстрелов вокруг стояла такая тишина, что казалось и малейший шорох можно услышать за сотни шагов, хотя над яблонями летали птицы, крича на все голоса, а совсем рядом стрекотали мотоциклетные моторы и перекрикивались враги.
— Зуся! — почти шёпотом позвал Надеждин.
В запасе оставалось не больше минуты до момента, когда нельзя будет уже и пошевелиться без того, чтобы не заметили. Надеждин почему-то решил, что ничего другого не остаётся, как только снова стрелять по немцам, чтобы они остановились и залегли хотя бы на время. Он рисковал вызвать на себя новый шквал пушечно-пулемётного огня. К тому же он уже снова находился на дистанции броска гранаты, но у самого гранат не было. Одна граната оставалась ещё у сахалинца и сейчас настало самое время пустить их в ход. Однако граната в гитлеровцев не полетела...
Немцы остановились. Снова послышались непонятная, зловещая речь:
— Das Feuer ohne Befehl!
— Ich weis alles...
Надеждин бесшумно ввёл две обоймы патронов через открытый затвор винтовки в магазин и начал осторожно выдвигать ствол через стебли травы перед собой, стараясь себя не обнаружить до первого выстрела. Сзади послышался шорох. Оглянувшись, юноша увидел между яблонями полусогнутые фигуры Гецкина и Петрюка. Низко наклонившись, они шли быстро насколько только могли прочь от немцев, семеня полусогнутыми ногами.
— Ну вот правильно! — прошептал Надеждин одними губами. — Но гранату можно и бросить?
Он подтянул винтовку под живот, немного отполз назад, приподнялся над землёй и гусиным шагом двинулся по своей стороне дороги вслед за товарищами. Через минуту он уже поднялся на ноги и побежал. Немцы остались позади; не видно и не слышно речи. Мотоциклы только по-прежнему тарахтели в зарослях камышах и гудел вентилятор радиатора бронемашины.
Надеждин пробежал согнувшись не менее ста метров и едва не задохнулся от невозможности нормально дышать при быстром передвижении в скрюченном состоянии. Зато от усталости не осталось и следа. Сердце колотилось как бешеное. Дыхание — чаще частого. Тело перестало ныть, натёртые ноги больше не отвлекали. Даже прилипший от жажды к нёбу язык не доставлял неудобств. Зато гудела голова. Всё стало как во сне — не совсем реальным.
Едва не упав, споткнувшись о валяющийся коричневый чемодан Натальи Андреевны, красноармеец пересёк дорогу. Здесь он увидел товарищей...
Колю Петрюка ранило: правая рука безжизненно висела, плечо, рукав и грудь гимнастёрки почернели от крови, лицо белого цвета в серых веснушках. В широко раскрытых голубых глазах ужас и страдание, испуг, детский. Вены на шее и лбу вздулись. Коля сжимал зубы, чтобы не закричать от боли. Кровь непрерывно капала с посиневших пальцев как плеть висящей руки. Вместо плеча густая кровавая масса, похожая на то, как если бы в смородиновое варенье опустили куски ткани. Винтовку он где-то оставил. Ремень с лопаткой, флягой, патронной и продуктовой сумками тоже где-то сбросил.
Зусю тоже ранило: вся левая сторона головы, шея и грудь заливала кровь. Бледный, он тяжело дышал, однако взгляд карих глаз оставался зол и собран. Винтовку он держал в руках: часть приклада отбило пулей. Ремень со снаряжением, гранатную сумку, нагрудный патронташ тоже он где-то бросил. Зуся сказал, обращаясь к Петру, словно пролаял:
— Вот уж шлимазл... Покоцала нас бронемашина!
— Уходим скорее к Пимено-Черни! — подавленно сказал Надеждин, вслушиваясь в рокот мотоциклов.
Он дрожащими пальцами вытащил из сумки перевязочный пакет, зубами надорвал край вощёной бумаги и вынул белоснежный бинт с ватной подушечкой.
— А как же учитель-убийца? Уйдёт от нас? — спросил Гецкин, ошалело глядя на свои пыльные ботинки, закапанные кровью. — Как же Наташа и Ляля?
— Ты о себе подумай! В любом случае не можем их сейчас искать! — ответил Надеждин, пытаясь приладить бинт к голове Зуси. — Давай-ка сам помогай бинтоваться, у меня пальцы дрожат. И пошли скорее!
Гецкин взял бинт и просто прижал к виску. Больше перевязочных пакетов у них с собой не оказалось. Товарищи двинулись в сторону густых камышовых зарослей у реки. Яблони между дорогой и рекой росли довольно далеко друг от друга, кусты дикой смородины и орешника встречались редко, сад просматривался на значительное расстояние. С минуты на минуту, поднявшись на пригорок, несмотря на глубокие тени от высоко стоящего солнца. гитлеровцы легко заметить красноармейцев и расстрелять их. До спасительных зарослей камыша и оставалось метров сто и эти сто метров показались бесконечной дорогой, более длинной, чем пройденная с момента выгрузки ночью из эшелона на станции Котельниково.
— Давай, Коля, не отставай! — взмолился Надеждин, видя как Петрюк то и дело теряет равновесие, едва не падает. — Давай, товарищ дорогой...
Гецкин повесил искалеченную винтовку на плечо, подхватил товарища освободившейся рукой, не прекращая зажимать свою рану. Наконец, оставляя кровавую дорожку на траве, они вошли, вломились с шумом и треском в густые и дикие заросли камыша, создающие полное впечатление, что здесь никогда не ступала нога человека.
Может, это и не камыш был вовсе, а тростник, — кто его разберёт. Нередко камышом называют рогоз — болотную траву. Она имеет коричневые сигароподобные семенные тела и резко отличается от тростника и камыша, у которых семена в метёлках. Это растения разных семейств. В народе камышом называют все высокие растения по берегам водоемов. Тростник же гораздо ценнее: кроме как широко использовать в строительстве, его можно ещё и есть: выкапывать, сушить, размалывать и в большом количестве добавлять к пшеничной и ржаной муке для хлеба. Корневища тростника содержат витамины В1, В2, С, белки, жиры, углеводы, аминокислоты. Из молодых, ещё не позеленевших ростков тростника в голод делали пюре, варили супы, добавляли в салаты. Поджаренные корневища годились для суррогата кофе из-за наличия кофейной кислоты. Заросли имели коричневые «сигары» наверху. Значит — широколистный рогоз...
Почти сразу под подошвами ботинок начала хлюпать вода. Упругие стебли с большими коричневыми головками нещадно хлестали по лицам. Оводы, стрекозы и мошкара носились перед глазами. Из-под ботинок разбегались перепуганные мыши. Нырнула в воду змея. Появились и исчезли две маленькие цапли. Живности до войны не было никакого дела. Её пугали люди...
— Стойте! — тяжело дыша, сказал Надеждин. — Теперь нас не видно!
Он остановился, опираясь на винтовку. Сердце бешено стучало, перед глазами плыли круги. Петрюк упал на колени, не обращая внимания на чёрную грязь. Держась за локоть, завыл сквозь зубы:
— Мамочка, как же так, что же будет? Руку мне отрежут, братцы?
— Но мы их тоже здорово шуганули! — сказал зло Гецкин, опускаясь на корточки. — Десять гадов прищучил, не меньше!
Со стороны дороги послышался и быстро стих шум мотоциклов.
— Отрежут руку?
— Да не отрежут, заживёт до свадьбы!
— Надо как-то Колю перевязать, — проговорил тихо Надеждин. — Нужно добраться до Пимено-Черни, рассказать, что немцы у Дарганова, найти врача или санитара. Там и про учителя расскажем. Доложим старшине или младшему лейтенанту. Но главное, про немцев предупредить поскорее!
Положив винтовку на кочку, он расстегнул и сбросил ремень с сумками и флягой, стал стягивать с себя через голову мокрую от пота летрубаху из хлопчатобумажной рогожки, в просторечии гимнастёрку, покроем напоминающую русскую крестьянскую рубаху. Подшитый перед самой выгрузкой в Котельниково подворотничок теперь выглядел как чёрный кирзовый ремень от патронного подсумка. Затем снял летнюю бязевую нательную рубаху «гейша» рядового состава. Зубами оторвал сначала один рукав, потом другой. Рукава разорвал вдоль по шву. Концы швов, закреплённые обратной строчкой рвались с сухим треском. С двумя короткими, но широкими кусками ткани он подступил к ране Петрюка и стал старательно прилаживать импровизированный бинт.
— Ничего не выяснили мы в Дарганове о судьбе Маши, — тихо сказал Зуся. — Но пока мы в обход немцев дойдём в Дарганов и вернёмся, Коля кровью истечёт. Тем более, наверное, немцы уже в Дарганове...
— Оставьте меня, м-м-м, я сам к Пимено-Черни дойду, м-м-м, а вы догоните, — прошептал Петрюк. — В телеге в ранцах есть ещё перевязочные пакеты. М-м-м... Невозможно как больно... Жжёт так! Хоть как перевяжите, братцы... Хоть немного кровь остановить... Плечо и рука распухли сильно. Словно кувалдой ударило. И кровь не останавливается. Нужно фельдшера мне какого-нибудь скорее...
Он старался придать голосу бодрость, хотя через каждое слово стонал, едва не кричал; лицо стало бледным как лунный свет. Он храбрился, но нарастающая слабость от потери крови, неспособность самостоятельно двигаться была очевидной и вызывала панику из-за здорового человечьего страха смерти...
— В одних бинтах толку мало. В телеге ни йода, ни марганцовки. Вода чистая в бидоне есть только, чтобы рану промыть. Нужно рану чистить, мыть, убирать кусочки кожи и мусора; в ране нитки, листья и земля. Нужно найти и пережать кровеносный сосуд, чтобы остановить кровь... Помнишь как санинструктор говорил на занятиях? Ну-ка, мы тебя перевяжем хоть как, кровь и поутихнет! Рану бы йодом обработать, — проговорил быстро Гецкин, глядя как Надеждин пытается зацепить пальцами и вынуть из раны Петрюка кусочек кожи.
Биробиджанец тоже снял свою залитую кровью гимнастёрку, нательную рубаху, оторвал рукава.
— Хорошо бы... А может, немецкая разведка сейчас уйдёт и Колю удастся довезти до Дарганова? Добудем чистой воды, бинт, йод? Хоть какого коновала, ветеринара, фельдшера... Отрезать надо шматки кожи с раны, почистить, иначе попадёт гадость и всё, — пиши «пропало». Рана у него у ключицы и даже отпилить в случае гангрены нечего. Если только тело на две части! — продолжил говорить Гецкин как в лихорадке и передавая Надеждину импровизированный бинт.
Он занялся своей головой: пуля оторвала нижнюю половину уха. Из раны вытекло много крови, однако она как-то быстро запеклась сама собой. Хорошая сворачиваемость. Надеждин как мог замотал рану Петрюка кусками разорванных рубах и ткань мгновенно пропиталось кровью... Некоторое время все прислушивались к шуму на дороге. Рокот мотоциклов и токот двигателя бронемашины как будто стихли.
— Я дойду, дойду... — прошептал Петрюк и в его глазах заблестели слёзы. — Я думал, повоюю с фашистами, отомщу за нашу Советскую Родину... Простите...
— Давайте так: если немцы уже ушли, пойдём в Дарганов. Дойдём до крайнего дома, оставим Колю хорошим людям, найдём фельдшера, найдём учительницу, у которой Маша может находиться или расспросим про Машу. Возьмём там телегу и отвезём Колю в Пимено-Черни. Там гада учителя прищучим. Или ещё так можно сделать: вы с Колей возвращаетесь к телеге и езжайте в Пимено-Черни, а я пойду в Дарганов искать Машу один, — проговорил Гецкин, немного приободряясь и напяливая на себя мокрую от пота рубаху без рукавов, а затем и гимнастёрку. — Только патронов мне оставьте ещё...
Он решительно поднялся. В этот момент Петрюк потерял сознание и повалился лицом в воду, словно мёртвый; мухи садились белёсые ресницы и бледное лицо закопчённое порохом и забрызганное чёрной грязью, на кровавое месиво на его плече. Товарищи бросились поднимать товарища, укладывать на бок. Чтобы голова не уходила в воду, подложили винтовку, сумки и подвернули под голову ладонь здоровой руки самого бойца. Безмятежным выражением лица он теперь походил как бы на спокойно спящего ребёнка «ручки под щёчки».
— А ты чего тогда не стрелял, когда те трое немцев на тебя шли? — спросил Гецкин сдавленным голосом, когда раненого устроили. — Струсил?
— А чего Коля в них гранату не бросил вторую? — так же зло ответил москвич вопросом на вопрос.
— Да он не успел ничего сделать после того, как нас ранило. А ты не стрелял, хотя мог!
— И тут же показал бы вспышками, где я есть, чтобы они меня в упор расстреляли из пушки и пулемётов?
— Ну-ну! Мы-то стреляли бронебойными, а ты как суслик в норке сидел — трусил! Может, сдаться хотел? Не пойму что-то!
— Это секунду было-то! Слушай, «Аргентина», я тебе сейчас за такие слова все зубы выбью, не посмотрю, что раненый! — огрызнулся Надеждин. — Что делать-то теперь, лучше подумай.
— Ну, всё же!
— Что мне нужно было, «No pasaran!» кричать, чтобы они меня сразу заметили и убили?
Посмотрев на лежащего на сломанных стеблях рагозника раненого сахалинца, Надеждин поднял ремень с подсумками и протянул Гецкину со словами:
— Хочешь, идти в Даргановку... Вот здесь три обоймы. Держи, «Аргентина», немцам только не попадайся. Они еврея сразу убьют. Слышал, беженцы рассказывали, как немцы и предатели в Прибалтике, на Украине и Дону евреев расстреливают? У тебя внешность уж больно выдающаяся — нос длинный и горбатый, узкое лицо, круглые карие глаза... Прямо комический актёр Райкин из ленинградского эстрадного театра! «Светка» твоя исправна? Смотрю, приклад пулей разбит!
Гецкин кивнул. Взяв патроны, он с трудом примирительно улыбнулся. Несмотря на показную бодрость, биробиджанец покачивался от усталости, однако норадреналин в его крови начал снимать перегрузку страха: нарастала агрессия, мышцы стали сильнее, возник оптимизм, вера в себя.
— Я скажу, что осетин. Да и не будет их разведка в Даргановке долго ошиваться... — ответил еврей. — Проедутся разок, понюхают и уйдут. Я этих немцев ещё в Аргентине отлично выучил: им бы сладенькой «Кока-Колы» с газом или «Фанты» холодной напиться и заползти в тенёк подремать до вечера, а вечером шнапс или пиво... Не любят жару немцы! Я осторожно поищу учительницу Татьяну Павловну, расспрошу про Машу и Лизу. Постараюсь найти транспорт для Коли и бегом обратно! Если там немцы, значит, сразу назад. А ты иди в Пимено-Черни, расскажи там, что немцы у Дарганова. Сажи, что тут раненый и пусть дадут грузовик. Ещё скажи командиру заградотряда про учителя, доложи младшему лейтенанту про девочек...
— Эх, на телеге-то нашей гранаты ещё есть. Много! Будь у нас эти гранаты, чёрта с два, немцы бы нас с дороги согнали и броневик бы не помог!
— Да, да... Учителя если встретишь, арестуй и отведи к Джавахяну! И будь осторожен с этим мясником!
— Если пойдёт...
— Припугни винтовкой!
— Ты же видел, какой он ушлый!
— Тогда прикончи сатану, самосудно расстреляй. Я уверен, что это он детей убивает. Убей его! Он же гад не ровен час останется на немецкой территории, а нас ухлопают или ранят через день-два. И никто тогда не узнает, что у него в сумке отрезанные женские соски были. Расскажи как он врал, чтобы нас на ложный след направить, а самому Наташу с дочкой в лес заманить! Джавахян и Михалыч тебе могут не поверить, скажут фантазируешь, Виванов тоже наплетёт небылицы... Потом при немцах он станет убивать без остановки, а потом, когда Красная Армия вернётся и выгонит немцев, снова при Советской власти будет убивать всех этих Зоек, Наталий Андреевен, Машь, Лиз и так до бесконечности, пока сам не умрёт от старости... — сдавленно проговорил Гецкин; его глаза засветились яростью, на бледных щеках с чёрной суточной щетиной выступили пунцовые пятна. — Сколько жизней ещё загубит!
— Тише!
— Это он убийца, точно... Убей его, если увидишь!
— Я вот не знаю теперь, как оставить Кольку одного без сознания? — спросил как бы самого себя Надеждин, глядя на шаткую постель из винтовки и сумок наполовину в воде. — Того гляди упадёт в воду или рвота задушит собственная! Может, мне остаться с ним, пока ты из Дарганова не вернёшься?
— Нет! Лучше я останусь, в ты идти и сообщить в батальон о немцах и заградотряду об убийце, и сразу грузовик попроси!
— Сейчас бы мо... — тихо прошептал Петрюк, приходя в сознание, белёсые ресницы распахнулись и он уставился на товарищей. — Мороженого... Где я?
— Ты с нами, ранен в бою с фашистами! — ответил Надеждин, наклоняясь к нему. — Мы уходим за помощью!
— Больно мне...
— Потерпи, браточек!
— Сейчас бы мо... Мороженого! — прошептал раненый. — Сейчас бы...
— Ещё будет в твоё жизни мороженое, крем-брюле сколько хочешь! — сказал Гецкин, вытирая рукавом крупные капли пота со лба, покрасневшего от разъедающего пороха. — Вот представь себе послевоенное лето: появляется синяя тележки с мороженым. В тележке среди битого льда, стоят бидоны с розовым земляничным, зелёным и кофейным мороженым. Его намазывают на формочку, зажимают в две круглые вафельки. Ловким движением выбивают из формочки аппетитный кругляшок. На вафельках имена: «Коля», «Зина», «Женя», «Таня», «Вася», «Шура»... Вот и узнаешь имя будущей жены. Всего 15 копеек за кругляшок. А ещё за копейку будет сосулька в обёртке...
Коля слабо улыбнулся.
— Тогда мы пошли! Всё! Как говориться: «No pasaran! Pasaremos!». Они не пройдут — я пройду! — закончил Гецкин, повесил патронташ на грудь, закинул разбитую винтовку на плечо, поднял сжатый кулак.
Он и впрямь погрузился в романтический образ солдата интербригады Республиканской Испании во время Гражданской войны против фашистов генерала Франко, будто дело происходило вовсе не на берегу Курмоярского Аксая, в испанской Арагоне в долине реки Эбро... Оборванный, раненый, бледный, осунувшийся, он выглядел не больше, чем на шестнадцать лет, как долговязый, нескладный еврейский подросток.
— Pasaremos! — отозвался Надеждин, продолжая игру товарища и тоже поднимая сжатый кулак.
Тяжело вдохнув жаркий влажный воздух, чем-то сейчас напоминающий воздух Аргентины, только без аромата цветов, Гецкин повернулся и стал пробираться через камыши в сторону Дарганова...
Когда он ушёл, Надеждин поправил под раненным сумки и спросил, стараясь не смотреть на страшную рану:
— Подождёшь меня, Коля?
— Да... Буду ждать... Совсем мало повоевал я... Хотел дойти до Берлина... — тихо прошептал юноша в ответ.
— Дойдёшь до Берлина!
— Нет... Умру я здесь!
— Не дури, мы спасём тебя, рана-то в плечо!
— Нет, крови много ушло и сил. У нас так знакомый в тайге погиб за несколько часов от перелома, что вену порвал...
— Нет-нет...
— Чувствую, что умру... Похороните меня по-человечески, не дайте лисицам обгрызть и опарышам, прошу... — юноша горько и беззвучно заплакал.
— Ты не умрёшь, не умрёшь, не плачь, братишка! — воскликнул Надеждин и почувствовал, что у него тоже выступают слёзы и, перемешавшись с пороховой гарью, начинают нестерпимо жечь кожу как кислота.
Он опустился на колени прямо в чёрную жижу и потихоньку обнял товарища, стараясь не тревожить рану; скорее прикоснулся к нему. Сильнейшее предчувствие, что они видятся в последний раз, овладело им. Горький, болезненный ком застрял в горле.
Чем больше узнаёшь мир, тем более иллюзорным и бессмысленным он кажется. Если двинуться в обратную сторону по шкале рассуждения, получится, что разумным и прекрасным он кажется только невеждам и глупцам...
— Я вернусь, Коля! — Пётр снял со «Светки» громадный чёрный штык-нож и вложил в руку раненого. — На-ка, если вдруг лисица прибежит! Не плачь...
— Иди... Я не буду больше плакать...
Глава 4. Цейтнот генерала Хайма
В дивизию Кюна в Голландии и Франции, конечно, стреляли, но чтобы в штыки и до последнего, — такого не бывало. Красная Армия сразу стала воевать как-то неправильно, не по-европейски. Кюн стал переправлять свою дивизию на плацдарм у Устилуга. Его 64-й мотоциклетный батальон на марше за Устилугом прямо из леса вдруг атаковал батальон Алабушева с лёгкими танками Т-26 41-го танковой дивизии Малыгина. Началось истребление. Мотоциклисты бросились врассыпную. Спасла подвижность. При «драпе» погибли 150 солдат, оказались потеряны 45 мотоциклов. Русские попали под огонь артиллерии и отступили в лес.
На беду Алабушева на 20 километров южнее никого, кроме погранзастав и трёх опорных пунктов укрепрайона — 40 редко расположенных ДОТов с немногочисленными гарнизонами, не было. Занимать полевыми войсками приграничные укрепрайоны раньше категорически запрещалось, чтобы не дать повод обвинить Красную Армию в подготовке агрессии. Лучше проиграть тактически, чем стратегически, лишившись, как агрессор, могущественных союзников и ленд-лиза.
Поэтому из района Пятыдней усиленный танками 40-й разведывательный батальон Кюна с 525-м пехотным полком Шелинского из 298-й пехотной дивизии прорвались во Владимир-Волынский между озерцами через ДОТы. Из города бежали жены командиров с детьми. В руках у них лишь небольшие узелки. Из 18 тяжёлых танков КВ-2, прибывших в обстановке секретности накануне без экипажей и снарядов, 3 пришлось с сожалением уничтожить.
Однако снова Алябушев, в 7 раз численно проигрывавший наступающей на него группировке, оказался на пути Кюна. При поддержке 50 лёгких танков Т-26 батальона 82-го танкового полка, он выбил Кюна и Шелинского из города. 20 танков Т-26 с 15-миллимтеровой противопульной бронёй оказались подбиты перед городом и на улицах от огня крупнокалиберных пулемётов, противотанковых ружей и артиллерии, танков и самоходок. ДОТы Алябушев деблокировал. В ходе боя за город гитлеровцы потеряли 3 танка, 3 бронемашины, 2 противотанковых орудия, 15 пулемётов, 5 мотоциклов, 3 грузовика, 350 солдат, 4 офицера.
Передовая группа 299-й пехотной дивизии: мотоциклетные и мотопехотные подразделения разведбатальона с танками и самоходками, в том числе парашютный десант, обошли Владимир-Волынский и глубоко проникли в тыл Алабушева. Но он просто не реагировал на это. В подобной ситуации французы и англичане год назад бежали перед Кюном, поджав хвосты.
Алабушев наоборот — контратаковал плацдарм Кюна у Устилуга. Его 178-й артполк, используя всю свою мощью, устроил форменное побоище, «свернув» плацдарм вместе с 3-я подбитыми танками, 10-ю сгоревшими грузовиками, 160-ю убитыми солдатами и танкистами. В это время на дороге из Устилуга к Пятыдням лёгкие танки Т-26 из 41-й танковой дивизии разгромили на марше колонну артполка 298-й дивизии на конной тяге. Помощники Кюна — незадачливый Гресснер остался без трети своей дивизионной артиллерии: 12-и 105-миллиметровых гаубиц leFH 18 и 4-х 150-миллиметровых гаубиц sFH 18. Гаубицы, наверно, можно было потом как-нибудь починить, но 80 убитых лошадей, 2-х офицеров, 12 унтер-офицеров и 55 солдат «починить» не представлялось возможным. В результате Алабушев вновь овладел юго-восточной частью Устилуга, разгромив при этом атакой приданного ему танкового батальона 82-го танкового полка артиллерийскую колонну 298-го артполка противника, двигавшуюся по шоссе между Устилугом и Пятыднями. Немцы не только прекратили наступление, но и отступили к границе...
Наступление дивизии Алябушева, несмотря на небольшой тактический успех, имело большое, по сути, стратегическое значение. Его неожиданный и успешный удар в первый день войны сорвал задуманный прорыв Кюна вглубь советской территории. Командующий III моторизированного корпуса фон Макензен с перепугу перенаправил под Владимир-Волынский 13-ю танковую дивизию, что привело к коллапсу на дорогах. Чем немедленно воспользовалась советская авиация, а Жуков, прибывший на фронт, стал вынашивать план контрудара своими мехкорпусами по массе скученной бронетехнике фон Клейста вперемешку с тылами и пехотой.
Как ни сражались стойко и умело «300 спартанцев» Алабушева, под навалом многократно превосходящих сил гитлеровцев один стрелковый полк Алабушева отошёл от Устилуга севернее. В этом направлении теперь двигались к Луцку, Дубно, Броды 1200 единиц бронетехники, более 200 000 солдат и офицеров из 1-й танковой группы фон Клейста. Соотношение по людям 1:20. Второй полк Алабушева с танкистами ушёл южнее. Третий полк с артполком отошёл от Владимира-Волынского на северо-восток. Город снова пал.
Пока Кюн повторно переправлял свои войска, отступившие с плацдарма на польский берег, снова появились советские бомбардировщики «уничтоженные» Герингом на «спящих аэродромах». Всё та же 14-я авиадивизия Героя Советского Союза Смирнова.
У Кюна, наблюдавшего эту бомбёжку, даже душа ушла в пятки: около 16 часов дня 45 бомбардировщиков АНТ-40 СБ под прикрытием 18 истребителей И-16, сбивая по пути как надоедливых мух подвернувшиеся пары истребителей Messerschmitt 109Е, на высоте 5500 метров, невзирая на сильный огонь зенитной артиллерии, что было видно по множеству вспышек, вывалили на скопление из 100 танков, 20 бронемашин и нескольких тысяч солдат Кюна, а так же солдат и артиллерию переправляющейся здесь пехотной дивизии, 27 тонн бомб. От некоторых взводов и орудийных упряжек оставалось буквально мокрое место или дымящиеся воронки. Немцы просто исчезали. Снова перевёрнутые и сгоревшие танки, сгоревшие машины, сотни убитых и раненых, контуженных и впавших истерику. Ни во Франции, ни в Польше, ни тем более в Югославии и близко такого с дивизией не приключалось!
От впереди идущего бомбардировщика комполка Николаева после сброса что-то отделилось и, сверкая, полетело вниз. После этого комполка резко развернулся вправо и ушёл под строй: прямым попаданием зенитного снаряда отбило винт левого мотора. Несмотря на это, он на одном моторе пролетел 350 километров до своего аэродрома и произвёл посадку.
Мучаясь с Алабушевым как медведь с бойцовой собакой, всё-таки не сильно печалился. По его сведениям из штаба корпуса, у соседей в группе армий «Центр» дела шли местами и похуже. Так в первый день вторжения 25-й танковый полк 7-й танковой дивизии фон Функа потерял в Алитусе 105 своих машин. Хорошо хоть, не все безвозвратно! Командир 25-го танкового полка Ротенбург, передвигаясь по полю боя по пояс всунувшись из люка из-за плохого обзора и малого количества оптических приоров танка, получил смертельное ранение. Вот что значит экономить на танковых проборах наблюдения и атаковать русских в лоб, как ранее проходило с поляками и французами!
В Алитусе разыгралось первое ожесточённейшие встречное танковое сражение этой войны вплоть до танковых таранов, из чего никто, ни гитлеровское командование и их капиталистические кукловоды вовремя не сделали выводов. Здесь три танковые дивизии гитлеровцев из 3-й танковой группы, — фактически танковой армии Гота сошлись в сражении с одной советской танковой дивизией. Советская 5-я танковая дивизия Фёдopoва из 3-го мехкорпуса дислоцировалась в литовском городе Алитусе, по-древнерусски Олите. Когда-то литовцы и русичи говорили на одном языке. 3-й мехкорпус занял перед войной первое место среди мехкорпусов, его бойцы имели немалую практику вождения танков; метко стреляли из пушек и пулемётов. Вооружение типовое для «металлолома»: 300 БТ-7, 25 Т-26, 57 Т-28 выпуска начала 30-х годов, 50 новейших Т-34, колёсные бронемашины БА-10.
Рано утром 22 июня 1100 единиц немецкой и трофейной бронетехники 20-й и 7-й танковых дивизий 3-й танковой группы, а фактически танковой армии Гота прорвались через пограничников, советские пехотные части прикрытия границы и литовские части из бывшей литовской армии, перебившие советских командиров, к Алитусу при массированной поддержке с воздуха.
Первыми в 10 часов утра встретил авангард 7-й танковой дивизии фон Функа взвод из шести колёсных бронемашин БА-10 старшего лейтенанта Суровцева с замаскированных позиций. Броню БА-10 со 100 метров могла пробить бронебойная пуля из винтовки. Зато БА-10 имели 45-миллиметровые пушки. Потому машины тщательно замаскировали, превратив их в противотанковые самоходки. Это дало возможность легко уничтожить передовой немецкий отряд — 24 мотоцикла и бронемашину с дистанции 200 метров. Через 40 минут на дороге Суровцев с первого выстрела поджёг лёгкий танк, двигавшийся с большой скоростью. Спустя 7 минут к засаде приблизились ещё 2 танка. Их снова уничтожили. Через 10 минут к груде подбитых танков и мотоциклов подошла колонна из 15 танков фон Функа и мотоциклисты. БА-10 вывели из строя ещё 3 танка и 50 мотоциклов. Немцы отступили. Вернулись они уже силами 150 танков из дивизии 20-й танковой дивизии Штумпфа. Суровцев отошёл к своим без потерь.
Советская 5-я танковая дивизия Фёдopoва перешла через Неман навстречу танковой орде и с ходу контрактовала авангард Штумпфа, рассеяв и частично уничтожив с дистанции 200 метров роту 3-го танкового батальона, в том числе тараном опрокидывая гитлеровские танки в кювет. Выведя из строя 26 танков и другой бронетехники за 30 минут, истребив роту мотоциклистов, не имея своих потерь, советские танки начали отход через Неман. Навалившись затем на них силами 300 танков и 200 единиц другой бронетехники, гитлеровцы, невзирая на заградительный огонь гаубиц артполка танковой дивизии Фёдорова, провались на восточной берег и через город двинулись на Вильнюс.
Здесь их встретили части 9 и 10-го танковых полков дивизии Фёдорова. В ходе боя экипаж танка сержанта Макагона подбил 6 немецких танков. Из-за того, что советские танки начала 30-х годов Т-26 имели противопульную броню, сильный износ и практически уже не обладали моторесурсом, они в основном вели огонь с места как артиллерийские самоходки. Гот двинул 500 танков против 268 советских. И снова советская контратака. Фёдорову удалось отбросить фашистов к Алитусу. Не числом, а умением по-суворовски. Танки Фёдopoва, поджигая, тараня и обращая в бегство танки и пехоту Штумпфа ворвались в Алитус, куда уже втянулись упряжки артиллерии и грузовики пехоты — самая лакомая цель для танков. Началось истребление немцев невзирая на потери. На улицах города, в скверах и парках разыгрались ожесточённые танковые поединки. Даже из горящих машин русские стреляли до последней возможности. Бой продолжался до позднего вечера. В неравном бою за Алитус в первый день войны 5-я танковая дивизия уничтожила 270 танков, бронеавтомобилей и бронетранспортёров 20-й танковой и 7-й танковой дивизий фон Функа, потеряв 110 своих боевых машин прежде, чем отойти к Вильнюсу. Если бы не гитлеровская авиация, все две эти танковые дивизии Гота там бы в первый день и остались.
Гот, располагая огромной массой моторизованных войск, прорвался на других участках своей полосы наступления и перерезал Фёдорову коммуникации. Поэтому 5-я танковая дивизия, оставшись практически без боеприпасов, утром следующего дня начала отступление. Чтобы остаткам дивизии уйти к Вильно от верной гибели, задержать врага вызвался сержант Найдин на лёгком танке БТ-7. Лобовая броня БТ-7 пробивалась всеми орудиями Вермахта, боковая броня пробивалась противотанковыми ружьями с 200 метров, пулемётом и винтовками бронебойными пулями с расстояния 100 метров. 45-миллиметровая пушка БТ-7 могла поразить средние немецкие танки только в бок и с близкого расстояния. Лобовая же броня многих немецких танков, трофейных французских, трофейных чешских, часто не пробивалась пушкой БТ-7 даже в упор. Из-за этого лёгкие танки БТ-7 чаще использовались как самоходные орудия, ведущие бой из засад из-за естественных укрытий, что увеличивало живучесть танка и позволяло подпустить врага на близкую дистанцию, с которой имелась возможность пробить броню. Экипаж танка БТ-7 — всего 3 человека. Командир исполнял ещё и должность наводчика. Предстояло воевать не числом, а умением — по-суворовски...
Найдин замаскировал танк возле шоссейной дороги у местечка Рудишкес в 20 километрах юго-западнее Вильно. По шоссе на Вильно от Алитуса ранним утром устремилась 19-я танковая дивизия фон Кнобельсдорфа из танковой армии Гота, поскольку его 20-я и 7-я танковые дивизии пребывали в ступоре и беспорядке из-за колоссальных потерь первого дня.
Наевшись наркотика «Pervitin» и считая, что Красная Армия здесь уже разбита, гитлеровцы фон Кнобельсдорфа двигались без головного охранения. Впереди 12 танков Pz.Kpfw.38(t) «Прага». Едут немцы радуются. Погода хорошая. «Недочеловеки» убегают. Литовцы выносят вёдра питьевой воды. Улыбки до ушей. Танкисты песни поют. Фотографируются для своих немецких фройляйн...
Найдин первым выстрелом поджог головной танк, вторым поджог замыкающий. Понимая, что даже одно попадание в его танк БТ-7 может стать фатальным, он развил самый высокий темп стрельбы, который только возможно. Пользуясь отличной оптикой и оптическими приборами, через несколько минут с немецкими танками покончил — расстрелял всю колонну, все 12 танков в уязвимые места, которых имелось не так уж и много. От немцев только вёдра, запасные гусеницы, канистры и ошмётки пехотинцев, ехавших поверх брони, в разные стороны поотлетали. Гитлеровцы из своих слепых танков, разве что радиофицированных, даже не успели обнаружить Найдина и открыть прицельный ответный огонь. На дороге образовался завал из горящей бронетехники...
Появилась другая танковая колонна фон Кнобельсдорфа. Не имея возможности из-за плохой проходимости своих танков объехать пробку на дороге по заболоченному лесу, немцы развернулись и двинулись к другой дороге. А вот Надин, зная местность, направил свой танк прямиком через заболоченный лес им наперерез и на другой дороге снова открыть огонь из засады. На этот раз он уничтожил 3 танка, 10 противотанковых орудий, автомашины их буксирующие, сопровождающую их пехоту. После этого сержант догнал у Вильно свою дивизию. Так за полтора часа лёгкий БТ-7 уничтожил 15 танков Гота, не считая другого. Он бы уничтожил и больше, если бы снаряды подвезли. Здесь особенно выпукло проявилась разница в приборах наблюдения и выучке танкистов гитлеровских и советских. На то и щука чтоб карась не дремал!
Гот участвовал как штабной офицер в разработке и проведении операции германской армии Вильгельма II в конце февраля 1918 году «Удар кулака», когда несколько германских дивизий гнали как трусливых зайцев миллион русских из бывшей армии России. Немцы тогда заставили подписать этим наступлением невыгодный и унизительный Брестский мир на своих условиях, заняли Донбасс, дошли до Ростова-на-Дону. Теперь вот, спустя 25 лет снова наступление, но уже невиданной немецкой мощи, и вдруг — русских как подменили, они не бегут. Наоборот, Гот на них налетел со всего маха, как на бетонную стену! И пока масса немцев не расшибли насмерть себе лбы об эту стену, стена не упала!
К полудню 23 июня бои возобновились с новой силой. Подступы к Вильнюсу со стороны Алитуса усеяли тысячи трупов русских вперемешку с немецкими, и десятки подбитых русских танков вперемешку с немецкими. Там, где горели танки возникли такие проплешины, что, наверное, полвека там ничего не станет расти. «Завоеватели Европы» лежали на земле возле своих разбитых и искорёженных танков. Лежали, как-то скрючившись, в прилипших к обугленной коже обгоревших кителях и ботинках. В танкисты гитлеровцы старались брать мужчин невысокого роста, а смерть в огне делала их тела какими-то совсем маленькими, почти детскими. Страшно было смотреть на лица немецких танкистов, хотя лиц у них не осталось — только глаза. На месте носа, рта, ушей — одни угли. И запах... запах сгоревшего «сверхчеловека» — сладковато приторный запах мяса, брошенного гореть на угли. Его не мог заглушить даже едкий дым от тлеющей техники с запахом проводки, пороха, горящего масла, керосина. Завоеватели встретили смерть мучительную. Они горели, кричали от боли, отчаяния, пытаясь выбраться из горящих танков. Гитлер привёл их сюда на погибель. После такого становится понятным, куда делись танковые армады Гитлера...
Спустя 2 дня после танкового сражения за Алитуса Фёдоров сформировал из оставшихся танков боевую группу полковника Верхова. Утром с тыла группа атаковала Ошмяны и ворвалась в город, устроив разгром спавшим танкистам фон Кнобельсдорфа. Здесь только танк старшего лейтенанта Веденеева уничтожил 5 вражеских танков и 4 противотанковых орудия. После этого группа Верхова совершила рейд на Вильно. Шёл третий день войны...
Пока у Фёдорова имелось горючее и боеприпасы, Гот к Вильнюсу приблизится не мог. В конце концов русские танкисты взорвали ставшие бесполезными танки, сняли оптику и пулемёты, и ушли, ведя бои ещё и с литовскими фашистами, которые два дня подряд стреляли им спины, убивая их жён и детей в военных городках. Соединение потеряло, в значительной степени, боеспособность и целостность. После боёв за Вильнюс у Фёдорова осталось на ходу 15 танков, 20 бронемашин и 9 орудий. В этом деле Гот показал, что может воевать только наваливаясь тушей. Никого полководческого искусства, никакого «умением, а не числом», только «Pervitin», навал с двадцатикратным преимуществом на направлении главного удара. Сойдись танковая дивизия Фёдоров с одной немецкой танковой дивизией, а не с тремя, он вышел бы победителем однозначно, настолько высока оказалась выучка его танкистов и очевидно превосходство новых советских танков над гитлеровским немецкими и их трофейными французскими, чешскими танками и прочей бронетехникой...
Южнее Владимира-Волынского у Равы-Русской армаду фон Клейста тоже встретили жёстко и обошлись жестоко. В отличии он предателя Павлова в Белоруссии, здесь направлением командовал очень умелый, образованный и преданный Родине генерал-полковник, лихой украинец Кирпонос. Это военачальник выполнил 18 июня приказ Генштаба по выводу войск из казарм, выдаче боеприпасов, рассредоточения самолётов, переходу штабов на полевые пункты управления. И у в Владимира-Волынского, и у Равы-Русской, и у Львова войска Кирпоноса продемонстрировали фон Клейсту: «Лёгкой прогулки до Киева не получится!».
Утром 22-го июня 24-я и 262-я пехотные дивизии фон Клейста из корпуса начали штурм Рава-Русского укрепрайона. Сразу запылали посланные к бетонным ДОТам французские огнемётные танки, отправились к санитарам или на тот свет несколько штурмовых групп.
Ко второй половине дня 41-я стрелковая дивизия генерала Микушева с приданным 209-м корпусным артполком вышла к границе из района развёртывания. В отличии от Округа предателя Павлова, в Округе Кирпоноса 18 июне 1941 года имелся приказ командирам частей вернуть весь личный состав и технику со сборов и полигонов, со всех строительных работ и полностью сосредоточить дивизии в хорошо замаскированных лагерях. Микушев свою дивизию также привёл в стояние боеготовности за сутки до войны. Внезапности не было. Вероломство было. Поэтому гитлеровцев и здесь встретили во всеоружии.
Опытный Микушев — в армии с 1916 года, за плечами несколько войн, блестящее военное образование, сразу обнаружил уступ между двумя дивизиями гитлеровцев — фланг 262-й пехотной дивизии Тайзена оказался «гол как сокол». Микушев, как учили в академии, всеми силами, что было, ударил во фланг Тайзена, «скатал» его боевые порядки, и враг, бросая технику и обозы, побежал к границе. Дальше — больше! Открылся фланг 24-й пехотной дивизии. Микушев всеми силами ударил во фланг практически сразу же. Командующий IV корпусом фон Шведлер даже не успел среагировать, невзирая на работающую радиосвязь и возможности своей радио- и авиаразведки. В результате — в первый же день войны две гитлеровские пехотные дивизии на важнейшем направлении отброшены на 20 километров к границе с потерями порядка 1000 человек, и перешли к обороне. Используя как таран гаубичную артиллерию корпусного артполка, Макушев затем пробил оборону фон Шведлера, перемешав обороняющихся с землёй, и углубились до 3 километров во вражескую территорию. Не помогли ни французские трофейные танки, ни бесчисленные самодельные самоходки усиления, ни авиация. Таким неожиданно ужасным образом ввод в прорыв в районе Равы-Русской XIV моторизованного корпуса фон Витерсхайма оказался сорван, и план фон Клейста окружить механизированными полчищами войска Юго-Западного фронта через Владимир-Волынский и Раву-руссу, чтобы на всех парах лететь к Киеву, рухнул.
А ведь против Макушева воевали 5 пехотных дивизий группы «Юг», во втором эшелоне за ними — XIV моторизованного корпус: бригада СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», дивизия СС «Викинг» и 9-я танковая дивизия. И что?
Микушев в течение 5 дней оборонял Рава-Русский укрепрайон и отступил только по приказу при угрозе окружения, когда Рава-Русский укрепрайон гитлеровцы глубоко обошли с севера и продвинулись местами до 200 километров. Микушев отошёл непобеждённым и в полном порядке. Подвиг дивизии Микушева это как подвиг Брестской крепости, только подо Львовом.
На 3-й день на румынской территории 51-я стрелковая дивизия Цирульникова вообще захватили большой кусок румынской территории в ответ на обстрел румынской артиллерией и бомбёжек Люфтваффе, и попытки румынских войск форсировать Дунай. 25 июня советские бронекатера Дунайской флотилии высадили в районе мыса Сатул-Ноу десант из 287-го батальона дивизии Цирульникова, пограничников 79-го погранотряда, стрелковой и пулемётной рот моряков. Они захватили плацдарм и зачистили румынские укрепления и батареи на мысе Сатул-Ноу, убив более 200 агрессоров и 150 взяли в плен. Ночью советский десант также высадился в румынским городе Килия, выбил оттуда румынские войск и над собором поднял красный флаг победы. Позже было высажено ещё несколько десантов. В результате оказался захвачен плацдарм на вражеском берегу Дуная протяженностью в 70 километров, дающий возможность до 16 июля уберегать корабли Дунайской флотилии от обстрелов румынской артиллерии и давать им пространство для манёвра...
Так что Кюн оказался не самым аутсайдером в вопросе потерь. Дальше — больше! Алябушев принял решение о нанесении удара в стык двух дивизий. Ночью 23-го июня две роты 87-й дивизии форсировали реку Западный Буг, перешли границу. С большим трудом и досадными потерями мотопехоте Кюна удалось уничтожить красноармейцев, оказавшихся на польской стоне. Солдаты начинали прозревать, осознавать, что с таким противником нельзя не считаться. Эти люди демонстрировали не только храбрость, но и изрядное коварство. Они в совершенстве владели техникой маскировки и устройства засад, и оказались превосходными стрелками. Русская пехота всегда славились умением наносить удары из засад. Бойцы передовых застав, смятые, израненные, дожидались, когда первая волна немецкого наступления прокатится дальше, а потом вновь начинали сражаться. Вооруженные превосходными самозарядными винтовками с оптическими прицелами, снайперы, сидя в окопах, терпеливо поджидали свои жертвы. Они как на конвейере убивали водителей снабженческих грузовиков, офицеров и связных на мотоциклах...
Но на стороне гитлеровцев имелось многократное численное преимущество. Вместе с Гресснером Кюн с боем снова занял Владимир-Волынский, обойдя недостроенные укрепления. В конце концов три полка Алабушева оказались плотно блокированы в районе Селец в 8 километрах южнее города. Когда закончились снаряды, на рассвете Алабушев прорвал кольцо окружения и повёл большую часть дивизии в глухой лесной район: генерал с группой командиров штаба и бойцами на двух грузовиках двигался впереди. Восточнее Владимира-Волынского его передовой отряд наткнулся на группу самоходок StuG III из 191 дивизиона и бронетранспортёры. В перестрелке гитлеровцы убили генерала, его командиров и бойцов. После ухода немцев похоронили убитых на сельском кладбище Берёзовичей в братской могиле. В отдельной могиле похоронили Алябушева.
Кровопролитная борьба с ДОТам у города шла ещё долго. Ею занимались заранее подготовленные штурмовые отряды пехотных дивизий, состоявшие из дивизионной артиллерии, сапёров-подрывников, огнемётчиков, стрелков, штурмовых орудий и другой бронетехники. Гарнизоны ДОТов огнём прижимали и уничтожали пехоту, совершали вылазки. В несколько раз более мощный, огромный бельгийский форт Эбен-Эмаэль захватили 440 десантников Геринга за 1 час. ДОТы вокруг Владимира-Волынского сражались трое суток.
Почти везде было так на участке 1-й танковой группы фон Клейста: в ходе двухдневных боёв 22 и 23 июня он использовал преимущества вероломного нападения: быстро форсировал реки, его передовые части преодолели незанятые полевыми войсками приграничные оборонительные рубежи и к 9 часам первого дня продвинулись вглубь до 10 километров. Здесь их встретили войска первого эшелона, идущие маршем к границе. Наступление затормозилось. Местами фон Клейста потеснили до 6 километров к западу. Но навал такой тушей невозможно остановить. Опираясь на многократное численное превосходство на главных направлениях, особенно в бронетехнике, мощную авиаподдержку, господство в воздухе, используя незанятые советскими войсками участки фронта, фон Клейст вклинился вглубь территории механизированными потоками войск и танками до 50 километров. Конфигурация гитлеровских войск без сплошного фронта с растянутыми в наступлении вдоль дорог танковыми, пехотными, артиллерийскими частями, обозами, благоприятствовала контрнаступлению даже более слабыми силами для нанесения максимального ущерба. Этим Красная Армия в дальнейшем и занималась — проводила контрнаступление имеющимися резервами даже при условии того, что тылы армий ещё не развернулись для снабжения. Разворачивать тылы раньше запрещалось — это дало бы повод обвинить Красную Армию в подготовке нападения. Контрудар по танковой группе фон Клейста, располагавшего абсолютным превосходством в силах, делал невозможным стремительный рейд гитлеровцев к Киеву в духе компании во Франции — победные марши через Люксембург и Южную Бельгию, Седан, Лион, Абвиль, Ла-Манш, Дюнкерк.
На второй день также сильно досаждали бомбардировщики Смирнова. Его экипажи на новейших Пе-2 летали над колоннами Кюна на бреющем полёте в полном смысле по головам, срывая брезент с повозок и машин, распугивая лошадей, травмируя психику солдат. Стреляли в упор. Возвращались с колосьями хлеба и тряпками на радиаторах, по которым на аэродроме узнавали, над какими хлебами они летали. Зенитки на такой высоте не моги стрелять из-за риска попасть по своим. Некоторые молодые гитлеровские солдаты впадали от этого в истерику. Советские же бойцы и командиры, видя эту мощь советских ВВС, благодарили свою большевистскую партию, за то, что она смогла дать своему народу такое совершенное оружие и успела подготовить страну к войне. Потери Кюна от бомбёжек намного превышали потери от наземного боя.
Только после обращения к командующим корпуса фон Макензену и того через командующего группой фон Клейста к Гальдеру и далее к командованию Люфтваффе, 4-й авиакорпус получил задачу нейтрализовать мощную авиацию «недочеловеков» на Киевском направлении. Штаб 62-й авиадивизии Смирнова располагался на окраине Овруча. Когда самолёт-разведчик на бреющем полёте совершил два облёта штаба, комдив Смирнов скомандовал: «Что же будем смотреть на него — открыть огонь!» В штабе имелись самозарядные винтовки СВТ. Пять штабных командиров схватили винтовки и, когда разведчик-биплан пошёл на третий заход, стали стрелять. Все успели выстрелить по полной обойме. Разведчик задымился, пролетел около двух километров и упал. Вот что значит стрелковая подготовка! Командиры побежали к самолёту. Один немец оказался убит, второй пытался спрятаться к кустам, но его схватили и доставили в штаб.
Затем состоялся налёт эскадрильи Ju 88. Советские самолёты имели красивую серебристую окраску. Их обычно закрывали масксетями. На этот раз сетки сняли перед взлётом. Ju 88 прошли над стоянками эскадрилий и сбросили бомбы. Развернулись и ещё раз прошли над аэродромом, стреляя из пулемётов. Один самолёт оказался разбит, один повреждён. Пострадал красный спортивный планер. Наземный состав авиаполка открыли по ним огонь из винтовок, некоторые стрелки-радисты, бывшие на самолётах — из бортовых пулемётов. Один Ju 88 загорелся и пошёл на посадку на поле около деревни на виду у всех. Немцы выскочили и их взяли в плен деревенские.
На следующий день ровно в 6.00 утра прилетели бомбить аэродром пять Ju 88. Советские самолёты без 15 минут 6.00 поднялись и ушли в зону ожидания, знали, что в 6.00 немцы будут бомбить. Немцы ходили строго по расписанию. Два Ju 88 удалось сбить огнём пулемётов с находящегося в ремонте бомбардировщика и зениткой — счетверёнными пулемётами Максима. Оба повреждённых самолёта сели на артполигоне. Пленных убийц хотели забросать камнями, но комиссар Верёвка сказал, что нужно их доставить в Москву. Спас. Их накормили, а после остригли. Один из лётчиков — полковник, бомбивший Лондон и Париж, на вопрос комиссара через переводчика: «Почему вы на нас напали? Мы с вами имеем договор. Мы с вашим рабочим классом и крестьянством — друзья!», ответил «У нас нет рабочего класса и крестьянства, у нас есть единая арийская раса, которая должна завоевать весь мир». Также подвергся бомбардировке полигон дивизии, на котором стояли списанные самолеты — два У-2 и один ТБ-3. Немцы приняли площадку за полевой аэродром. Другой полк дивизии Смирнова после потерь от налётов на аэродром пришлось перебазировать в Кремно.
И вот для Кюна на третий день боёв пришёл час настоящего сражения. Его дивизия с вечера 23 июня подтягивала боевые части к лесу в 5 километрах северо-западнее Войницы. Здесь у Локачи моторизированный разведбат 299-й пехотной дивизии Мозера разгромил полевой КП 27-го стрелкового корпуса, дивизии которого обороняли район Владимира-Волынского. Однако полк из 135-й стрелковой дивизии Смехотворова атакой с фронта и флангов выбил разведбат из Локачей, уничтожив 2 бронемашины, 12 мотоциклов, убив 250 солдат, захватив 50 пленных, мотоциклы и автомобили. Теперь Локачи снова были за Кюном. Завтра ему требовалось достичь района Луцка — важного узла дорог.
Однако ночью в 3-х километрах восточнее Войницы у Александровки неожиданно развернулась для контрудара на Владимир-Волынский 135-я стрелковая дивизия Смехотворова. Восточнее Александровки и в рощах южнее заняли огневые позиции его дивизион артиллерия, а также 1-я артиллерийская противотанковая бригада и 460-й артполк из 27-го стрелкового корпуса.
Утром Кюн атаковал Смехотворова от Войницы вдоль грейдированного шоссе сразу всеми подвижными силами при поддержке пикировщиков Ju 87, пехоты Гресснера и механизированного разведбата 299-й пехотной дивизии Мозера.
Противостоящий ему Смехотворов не имел таких выдающихся заслуг как Алабушев, но в армии с 1919 года, прошёл все ступеньки с рядового бойца; окончил пехотные курсы, Высшие тактические курсы, Военную академию имени Фрунзе, преподавал в Полтавской школе военно-политического состава, командовал войсками Сибирского военного округа, занимал должность замкомандующего войсками Харьковского военного округа.
Смехотворов с боем отошёл к своей артиллерии и атака Кюна захлебнулась после потери 4-х танков, бронемашины, 2-х бронетранспортёров, 3-х приданных самоходок и 350 человек пехоты. Самозарядные винтовки русских били как пулемёты. Пехота от них не находила спасения даже на больших расстояниях.
В час дня в лес севернее Шельвува подошли 45 лёгких танков Т-26 и 12 бронемашин 19-й танковой дивизии Семенченко. Примерно столько же машин осталось чиниться вдоль пути следования. Танки развернулись на северо-западной опушке и после короткого огневого налёта артгруппы вместе с пехотой Смехотворова атаковали 1-й танковый батальон Кюна, растянувшийся вместе с обозом вдоль шоссе. После 2-х часового боя танки Кюна в беспорядке отступили обратно в Войнице, оставив на шоссе 7 подбитых танков, 3 бронетранспортёра, штабные автобусы, 10 горящих грузовиков снабжения и 280 солдат убитыми. У Войницы советскую атаку остановили противотанковые самоходки пехоты 3,7cm Pak(Sf.) auf Infanterieschlepper UE(f). Советские танкисты потеряли 25 танков. Погиб командир 22-го мехкорпуса Кондрусев, лично возглавивший героическую атаку «45 против 300». Ранило двух комполка 19-й танковой дивизии. Такого в капиталистических армиях не наблюдалось. Командиры такого уровня в бой лично никогда не рвались. Советские полковники и майоры сражались здесь не за деньги. Они сражались за Родину.
Через час, записав в журнал боевых действий уничтожение 156 танков в районе Войницы, а также сочинив истребление «массы кавалерии», по телам своих убитых Кюн снова бросил в бой вдоль «панзер-штрассе» танковые батальоны 36-го танкового полка, а также танки своего резервного 30-го полка, мотопехоту на бронетранспортёрах, самоходки, противотанковый дивизион, разведбат, подвижные части и пехоту 299-й пехотной дивизии Мозера. «Массы кавалерии» тут, конечно, отсутствовали, просто по штату в каждом советском стрелковом полку имелся взвод конных разведчиков. Эти-то взводы часто комдивы объединяли в кавэскадроны. Но о «массах», конечно, речь идти не могла.
Впоследствии, как узнал Кюн, связисты и сапёры 299-й дивизии Мозера вместе с зондеркомандой «4а» штандартенфюрера Блобеля из Айнзатцгруппы «С» генерал-майора полиции Раша при участии 45-го и 303-го батальонов полиции полка «Юг», вспомогательной полиции «хиви» убили в Бабьем Яру под Киевом коммунистов, военнопленных, евреев, цыган, включая женщин, стариков и грудных детей — всего около 100 000 человек.
И вот на пути этой орды убийц, правым флангом упёршись в шоссе, в линию как на Бородинском поле, заняли оборону: 76-миллиметровые орудия УСВ артполка Смехотворова, 45-миллиметровые противотанковые пушки К-53 из 1-й противотанковой бригады, 122-миллиметрове гаубицы 460-го артполка корпусного подчинения. В центре 76-миллиметровые «полковушки», станковые пулемёты Максима, 82-миллиметровые миномёты. По батарее миномётов ещё на каждом фланге.
Командовал артгруппой начарт 5-й армии генерал Сотенский. Сотенский — выходец из семьи полковника царской армии, дворянина. Сам лично храбрый.
В армии с 1914 года. 3 года войны с германцами. Поручик. В Красной Армии с самого начала добровольцем. Участвовал в Гражданской войне. Воевал в Средней Азии с басмачами. Окончил до революции Ташкентский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище, в советское время академию Фрунзе. Преподавал на курсах усовершенствования комсостава артиллерии. Как потом узнал Кюн, под Киевом при выходе из окружения раненый Сотенский попал в плен. На сотрудничество не пошёл. Содержался в Нюрнбергской тюрьме, где генерала убили выстрелом в затылок.
Сияло солнце. Небо голубое. Ярко зелёная листва средины благоуханного лета. Никто не хотел умирать. Шум и гул массы моторов, лязг и скрежет заставил расчёты советских орудий положить лопаты и занять места у орудий. И вот орда убийц идёт навалиться тушей на защитников земли русской. Дорога к Луцку — это «панзер-штрассе» — дорога на Киев. Вдоль леса и дорого поля ржи. Здесь должны пройти части двух танковых, моторизованной, пяти пехотных дивизий, не считая отдельных полков, батальонов, дивизионов усиления — почти 1200 единиц бронетехники, более 200 000 солдат и офицеров. Чтобы их обезвредить, только снарядов потребовалось бы 50 эшелонов. А на их пути сейчас всего лишь12-тысячная дивизии стрелковая дивизия Смехотворова. И ведь не бегут, не сдаются. Стоят и ждут смертного боя.
Неверно, так же себя чувствовали бояре, младшие дружинники Великого князя Рязанского Юрия Игоревича, дружины подчинённых ему князей, половецкие княжата, ополченцы из челяди и мокоши, выходя на заранее проигрышную битву против несметных орд Батыя и царевичей-чингизидов на реке Вёрде в 1237 году. Но они вышли. Потому что за ними была Рязань и другие города Рязанщины. Так начиналось тогда нашествие Батыя на Русь. Так теперь начиналось нашествие Гитлера.
Вот в клубах пыли стали угадываться силуэты крестатых машин серого цвета. Земля и шоссе задрожали. Впереди моторизованная разведка: на полной скорости десятки бронеавтомобилей, за ними осторожно сотни мотоциклистов. Колонна танков батальона 36-го танкового полка съехала с шоссе и развернулась в цепь танковых взводов: впереди средние Pz.Kpfw.III, Pz.Kpfw.38(t) и тяжёлые Pz.Kpfw.IV, за ними лёгкие Pz.Kpfw.II, командирские Pz.Kpfw.I — всего 55 танков. За ними бронемашины. Чадящие сизым дымом приземистые серые чудовища покрыли поле. Командиры машин из-за плохого обзора через обзорные щели в командирских башенках, не имея оптических приборов, вынуждены идти в бой высунувшись по пояс из люков.
Другой батальон по-прежнему двигался по шоссе: 45 танков — это уже вполне видимый результат потерь двух дней битвы за Волынь. Третий батальон под треск ломающихся деревьев небольшого заболоченного перелеска двигался за шоссе вдоль речушки Турья в обход правого фланга артиллерийской позиции. Кюн приказал развернуть гаубицы у Войницы. Он не мог себе позволить роскошь проводить артподготовку. Для этого слишком мало снарядов. Придётся сначала атаковать в лоб танками, а затем обстреливать оживающие русские орудия. В конце концов, чем больше погибнет танков, тем больше закажут Круппу новых, а Тодт получит больше взяток за заказ. Поди ж ты плохо! Кто когда ругал танковых генералов Вермахта за потери таков? Прорывать оборону танками и терять их — выгодно для акционеров военных заводов. Значит: «Panzer — Marsch!», а солдат из простонародья фрау ещё нарожают.
С позиций гаубиц в бинокли виден могучий русский лес. Цейссовская оптика позволила разглядеть советские пехотные позиции, прикрывавшие артиллерию. Наконец по бронемашинам с дистанции 500 метров открыла огонь батарея «сорокопяток». Начался бой. Двум Pz.Spah.204(f) — трофейным французским бронемашинам AMD 35, сразу пришёл конец. Бронеавтомобили в ответ обрушили град пуль и снарядов на батарею «сорокопяток». Их расчёты не успели выкопать нормальные укрытия. Десятки болванок хотя и почти никого не убили, но быстро вывели две пушки из строя. Мотоциклисты даже не пробовали следовать за бронемашинами. Огонь русских самозарядных винтовок и ручных пулемётов ДП просто не давал шансов приблизится ближе 800 метров из-за весьма прицельного огня. К тому же захлопали русские батальонные миномёты. Среди мотоциклистов стали вырастать и падать султаны земли.
Заговорили советские УСВ, а так же другие «сорокопятки» в центре. Юркие броневики энергично маневрировали, исчезая, появляясь среди разрывов, понимая: шансов против насыщенной обороны нет, но каждое вскрытое орудие поможет навести свои гаубицы. Советские артиллеристы, видимо, справились с волнением. Их огонь сделался убийственным. Стреляли как на учениях. 76-миллиметровые снаряды прошивали бронеавтомобили насквозь. Осколочно-фугасные снаряды поставленные «на удар» выворачивали бронемашины наизнанку. Так мгновенно погиб лучший экипаж на Sd.Kfz.222 среди груды искорёженного металла. Личный состав одного из разведвзводов так перепугался, что бросил свои Sd.Kfz.232 и тяжёлый бронеавтомобиль Sd.Kfz.231. Неподвижные машины тут же расстреляли русские. Уцелевшие бронемашины стали отступать, отстреливаясь.
Незадачливую разведку сменили танки. Идущий по шоссе танковый батальон вырвался вперёд. Другой батальон натужено шёл по болотистой почве, хлюпая гусеницами. До опушки леса у дороги оставались считанные десятки метров. Русские тут всё ещё не стреляли. Ну и нервы! Танки неудержимо катились по дороге. Командир передовой роты откинул крышку люка и уже оперся рукой, чтобы вылезти и осмотреться, как вдруг в одно мгновенье услышал глухой звон, треск брони и почувствовал, как его тело разрывают раскаленными клещами на части.
Артиллеристы Сотенского хладнокровно подпустили танки не дистанцию 200 метров и дали залп: грохнуло, вздулись огненные шары, полетели оторванные от лёгких танков куски стали, даже башня одного Pz.Kpfw.II закувыркалась в воздухе. Вот уж чего не снимут на фотокамеры Leica II солдаты для того, чтобы вложить в письмо домой! Головная рота из 16 машин погибла за несколько секунд. Вторая рота потеряла 4 машины. Возникла пробка. Третья и четвертая роты, ведя хаотичный огонь по зарослям, стали пятиться, страшась подставить русским бок, но те занимались расстрелом сгрудившейся второй роты. Поставленная на «удар» шрапнель в клочья рвала тонкую броню, выбрасывая наружу ошмётки тряпок и плоти. Атака по шоссе окончательно захлебнулась.
Наконец заговорили гаубицы Кюна из 4-го артполка. Одну противотанковую батарею русских разметало. Но другие продолжали стрелять и довольно точно. Отличились «сорокопятки», добившие взвод тяжёлых Pz.Kpfw.IV. В центре позиции УСВ навсегда остановили взвод чешских Kpfw.38(t). Но самый меткий залп произвела батарея «полковушек», накрыв взвод командирских танков и танк управления Kl.Pz.Bf.Wg первого батальона. Досталось и подвозчикам боеприпасов Gerat 35, попытавшимся вытащить несколько бронемашин. Досталось и бронетранспортёрам мотопехоты.
Пока шла яростная перестрелка, советская пехота не теряла времени. Красноармейцы усердно работали сапёрными лопатками и через час по всей линии обороны возникла сеть ячеек и затем и неглубоких окопов. Пехотинцы сразу же почувствовали себя увереннее: лес превращался в крепость.
Потеряв два бронетранспортёра Sd.Kfz.250, мотопехота 108-го полка решила отстать от танков, отойти и спешиться. Кюн на поддержку танков двинул всю свою мотопехотную бригаду. Что-то вроде фон Блюхера под Ватерлоо. У Кюна имелось 10 батальонов мотопехоты в двух полках пехотной бригады на 1,5 километра фронта атаки. Можно было не мелочиться. Это называлось на языке дилетантов «навалится всей тушей». Но кто же ожидал, что Сотенский и Смехотворов тут устроят битву, как в Фермопильском проходе! Поля и перелески закишели серыми чёрточками пехотинцев. Сражения в лесу и зарослях могли идти на очень близкой дистанции, поэтому гитлеровцы примкнули штыки. Обвешанные оружием с ног до головы, особенно группы тяжёлого вооружения, пехотинцы, пригибаясь в высокой траве и затем в поле спелой ржи, густыми цепями двинулись спасать свои танки от советских противотанкистов.
Пехотинцы попыталась развернуть для подавления огневых точек русских полковую артиллерию на английских тягачах Universal Carrier: две 75-миллиметровые leIG 18, 12 противотанковых 37-миллиметровых пушки Pak 35/36 и три 50-миллиметровых Pak 38. Но прежде, чем это произошло, артиллеристов накрыл плотнейший огонь русских миномётов, стреляющих откуда-то из леса так, что и дымков не было видно. Поле начали поливать огнём станковые, ручные пулемёты и «самозарядки» советского пехотного прикрытия, будто они только того и ждали, чтобы немцы на открытой местности начали разворачивать артиллерию. Русские стрелки засели на деревьях и устроили охоту на офицеров. Потеряв четыре бронетранспортёра, три орудия и 50 артиллеристов, пришлось артиллерию мотопехоты отводить. Когда пехотная цепь приблизилась на 200 метров — расстояние эффективного огня из ППШ, она попала под такой плотный огонь, что одна из немецких рот, потеряв половину состава, запаниковала и без приказа отошла на исходные позиции.
Остальная немецкая пехота залегла, не понимая, что дальше делать: они шли спасать танки, расчистить для них дорогу, а теперь оказались под таким огнём, что их самих требовалось спасать...
...В поле колосья колыхались на ветру, точно волны на поверхности моря. В этом море как бы «купались» солдаты Вермахта и бойцы Красной Армии. И русские и немцы старались подловить друг друга, подкрасться как можно незаметнее один к другому. Ручные гранаты, лопатки, пистолеты, автоматы и самозарядные винтовки стали главным оружием в тот час. И вот они встретились в ржаном поле лицом к лицу — русские и немцы. Глаза в глаза. Чей палец на курке быстрее? Чья лопатка первой раскроит череп? Кого скосит очередь? Или же раньше убьёт граната? Кровопролитная рукопашная завершилась только тогда, когда гитлеровцы побежали. Быстро. Как на соревнованиях бегают спринтеры.
К счастью для Кюна офицер связи Люфтваффе убедил перенаправить сюда 12 пикировщиков Ju 87D, идущих на Лугу. Пустить белые ракеты в сторону позиции артиллерии у пехоты получилось вовремя и по этим азимутам пикировщики отбомбились с душераздирающим воем сирен. Каждая «Дора» принесла с собой кассетную бомбу АВ250 с осколочными боеприпасами и по две 50-килограммовые фугасные бомбы под крыльями. В лесу кассетные бомбы сработали не очень, зато фугасные хорошо проредили опушку. Огонь зенитных пулемётов сбил один штурмовик, зато артиллерия русских и их пулеметы поутихли, после чего танки с пехотой смогли без особых потерь отойти на исходные позиции.
Поле боя перед фронтом обороны представляло из себя унылое зрелище. Словно убитые слоны и носороги в траве и на шоссе громоздились серые туши подбитой бронетехники. Несколько танков горели как погребальные костры викингов. Чернели, серели тут и там тела убитых танкистов, пехотинцев. А в море колосьев, тут и там раздавалось отчаянное, безнадежное: «Санитар! Санитар!». Санитары мчались на зов с носилками, чтобы собрать кровавый немецкий урожай на руссом. Всё больше на дальнем краю поля. Урожай одного дня, одного мотопехотного полка. Обильный урожай...
Кюн с нетерпением ожидал, когда от речки Турья по флангу Сотенского и Смехотворова ударят 85 танков третьего батальона, и эта атака свернёт, скатает линию обороны русских как ковёр.
Наконец, на опушке перелеска, примыкавшего к правой стороне шоссе, на фланге русских показались танки третьего батальона, преодолевшего непростую местность. Передовая рота Pz.Kpfw.38H735(f) — трофейных французских танков Hotchkiss H35 надеялся на слабую мощь русских бронебойных снарядов. Из 1200 французских танков Hotchkiss H35 французы в прошлом году в исправности передали Вермахту 900 машин — этого хватило на три танковые дивизии. В Панцерваффе этот малоценный расходный материал, имеющий толщину лобового броневого листа с литой надписью в рамке «HOTCHKISS» 45 миллиметров, использовался весьма широко. Весь третий батальон Кюна — 95 машин, состоял из Pz.Kpfw.38H735(f) и Pz.Kpfw.B2(f) — тоже трофейных французские танков Char B1 bis. Танковые дивизии единого штата не имели.
Каждая из 19-ти танковых дивизий на Востоке имела свой собственный штат, который к тому же постоянно менялся. Сейчас 36-й танковый полк имел три батальона, а батальон состоял из четырёх рот. Кюну без его согласия дали французские танки в третий батальон, а также навесили недеформированный 30-й танковый полк, который сейчас находился ещё по ту сторону Западного Буга у Городло скорее как резерв танков и экипажей, чем как боевая единица.
На правом фланге огонь танков и гаубиц уже изрядно проредил артиллерию обороны. Целой там осталась одна батарея «сорокопяток». Отступать им поздно. «Смотрите, за шоссе танки!» — крикнул командир советской батареи, показывая рукой за горящие остовы на шоссе. Клиновые затворы «сорокопяток» сухо лязгнули, поглотив тонкие, как иглы, снаряды. Осталось только ловить цель в перекрестье и жать на спуск. В прицелах замелькали серые силуэты. Промахнуться невозможно. «Сорокопятки» русских на дальности 500 метров пробивали 43-миллиметровую броню, а здесь дистанция не превышала 250 метров. Когда болванки принялись дырявить танки один другим, экипажи со страху начали позорно бросать даже исправные машины и прятаться в траве. Рота тяжёлых Pz.Kpfw.B2(f) увязла в топкой почве. Но через рощу всё шли и шли Pz.Kpfw.38H735(f), стреляя на ходу и с коротких остановок. За лёгкими танками густыми цепями как в Первую Мировую войну двигался батальон пехоты 299-й дивизии Мозера. Гаубицы открыли по батарее «сорокопяток» беглый огонь и батарея замолчала, как и расположенная рядом батарея УСВ. Понесла потери миномётная батарея, появились убитые и раненые среди русской пехоты. Тут Сотенский выложил свой козырь — три батареи 122-миллиметровых гаубиц М-30 из 480-го артполка. С закрытой позиции М-30 открыли мощный заградительный огонь осколочно-фугасными снарядами. Кюн глазам своим не поверил: осколки пробивали броню танков в борт, выводили из строя ходовую часть, орудие, прицелы. При прямом попадании у одного танка сорвало башню. Видимо Сотенский заранее приготовил данные для стрельбы, знал, что этот фланг уязвим. Ожили снова «сорокопятки». Атака захлебнулась: пехота Мозера позорно бежала, унося раненых, танки попятились к перелеску.
Зато к левому флангу русских начали подходить танки 13-й танковой дивизии фон Роткирх унд Пантена и танковый батальон 25-й моторизованной дивизии Клёсснера. Их сюда направил командующий корпусом фон Макензен, обеспокоенный явной пробуксовкой Кюна. Там начались танковые дуэли с остатками Т-26 из 19-й танковой дивизии Семенченко; разгорелся тяжёлый бой; из строя и у тех и у других выходил один танк за другим, чадя чёрным дымом. Командир 19-й танковой дивизии Семенченко оказался ранен. После этого подразделения 135-й дивизии получили приказ Смехотворов отступать вместе с артиллерией Сотенского на рубеж Станиславовка — Ульянки — Одероды в 15 километрах западнее Луцка, где снова перегородить «танковое шоссе».
Пришлось нелегко: потребовалось ведя бой перенацелить по задачам махину из десятка тысяч красноармейцев с большим количеством артиллерии, часть которой находилась на прямой наводке. Эти орудия следовало оттянуть на руках до укрытий, забрать все снаряды и мины с огневых позиций, затем перебазировать полковые и дивизионные тылы на конной тяге и автомашинах, перестроить всю связь, вновь организовать артиллерийскую разведку, определить маршрут, время начала движения, время прохождения контрольных рубежей и всё такое прочее.
Кюн хотел снова атаковать и добить ослабленную группировку русских, но поступили сообщения: его отступившие батальоны, мотопехота, пехота, разведка, на исходных позициях перемешались, более 1000 раненых, убито 16 офицеров. Большие потери в танках: несколько взводов уничтожены полностью. Самые маленькие потери в танковом взводе Шмидта: 5 танков из 14 и 10 человек убитыми, в том числе сам командира взвода. В 103-м мотопехотном полку погибло сразу три командира роты, в 4-м артполку выбыло из строя девять офицеров. Начальник оперативного отдела считал, что требуется минимум час, чтобы приготовиться к новой атаке. Русские, судя по всему, начали готовить отход, чтобы провести его ночью. Если считать потерянные орудия, миномёты, бронетехнику, бой закончился в пользу русских 17:51. Солнце начало всё быстрее валиться за горизонт большим красным диском...
За ходом побоища между Войницей и Александровкой с КП Юго-Западного фронта в Тарнополе через командарма-5 Попова следил начальник Генштаба РККА Жуков. Он остался недоволен: контрудар Смехотворова с Сотенским на Владимир-Волынский сорвался. Следовало готовить контрудар уже из района Дубно.
К полудню четвертого дня войны Смехотворов с Сотенский снова перегораживали «панзер-штрассе» на рубеже Хорохорин — Одероды и отражали атаки 14-й танковой дивизии, нанося ей большие потери. За четыре дня в дивизии Кюна погибло 800 человек, ранено 1500. Потеряно подбитыми 95 танков и другой бронетехники, треть из этого числа ремонту не подлежала. Взбешённый фон Макензен, наблюдая, как Кюн бьётся как рыба об лёд в оборону на рубеже Хорохорин — Одероды, ввёл в бой свежую 13-ю танковую дивизию фон Роткирх унд Пантена, которая, обойдя левый фланг Смехотворова, устремилась на Луцк, и во второй половине дня 25 июня захватила его западную часть и мост через реку Стырь. При сражении за Луцк 122-х миллиметровые гаубиц Сотенскиого накрыли штабную колону этой танковой дивизии, в результате чего штаб остался без половины своих офицеров, а 57-летний фон Роткирх унд Пантен получил множественные ранения и едва не скончался не месте. Фон Роткирх унд Пантен являлся типичным генералам Вермахта, будучи уже в отставке в чине майора кавалерии, после прихода Гитлера к власти и при расширении Вермахта со 100 тысяч до 7,5 миллиона, его выхвали из отставки и через пять лет майор, нигде не участь, стал генералом. Это сталинские генералы училища и академии заканчивали. Всего за сутки и вся дивизия фон Роткирха унд Пантена потерла «свежесть» под руководством бывшего кавалериста. У вынужденно принявшего командование танкистами генерала от артиллерия Дюверта при виде бойни у Луцка случился нервный срыв и было неясно, сможет ли он в дальнейшем командовать или нет. Однако резерва генералитета у группы армий «Юг» больше не имелось. Не была эта система отстроена так как в Красной Амии: думали, будет примерно как в Польше, враг постреляет немного и разбесится. Но советские русские не разбежались, а стали драться, да так яростно и умело, что от Вермахта только клочки по закоулочкам полетели!
Естественно, такие кадры не смогли обеспечить немецким танкам те преимущества, которые смогли бы свести потери к приемлемым при противостоянии с великолепно вооружёнными и обученными советским танковыми силами. Панзерваффе хронически не хватало добросовестного отношения личного состава к делу; хорошего обучения и опыта; навыков управления войсками танковых командиров всех уровней и слаженности совместных действий. Однако наиболее сильным потрясением для оказались не потери, а то, что советские танки были лучше, чем их собственные. Как не пыжились дирижёры Гитлера собрать ему по всей Европе орду, по-настоящему не получилось. Зато получилось собрать массовую орду серийных убийц.
Общая ситуация фон Клейста пока радовала: фронт 5-й армии Попова не существовал как единое целое: её соединения бились в разобщенных очагах. На четвёртый день войны один из смертоносных бомбардировочных авиаполков Смирнова удалось серьёзно ослабить, подловив большими силами истребителей. Когда 22 бомбардировщика Смирнова под сильнейшим зенитным огнём снова бомбили танковые колонны Кюна и Дюверта, появился полк немецких истребителей, сразу сбив три машины. Два советских истребителя ввязались в неравный бой но оказались быстро сбиты. Советские бомбардировщики по команде рассредоточились и на бреющем полёте, теряя товарищей, пошли домой. Наступали сумерки. Самолёты стали садились где попало на советской территории. На свой аэродром вернулись 10 машин. Один бомбардировщик подорвался на своей несбросившейся во время боевого вылета бомбе...
Далее 14-ю танковую несло по России как бревно по реке: с водоворотами, ударами о берег, другие брёвна, падением через пороги и так далее. У русских ещё была поговорка про дерьмо в проруби. Всего и не припомнить, чего приключилось на этом пути: вот на восточном берегу реки Горынь — правого притока Припяти рота мотопехотного полка пробивалась из окружения с помощью сапёрных лопаток. При штурме Новоград-Волынского и укреплений до конца не построенной и «линии Сталина» мотопехотный полк за сутки потерял половину солдат — 2000 убитых и раненых!
Это в буржуазной Бельгии 400 немецких парашютистов смогли заставить сдаться самую мощную крепость в Европе с гарнизоном из 1500 солдат, а с коммунистами всё шло не так. «Линию Сталина» прорвали только навалившись тушей: двумя моторизованными дивизиями и всей артиллерии корпуса. Под Житомиром от дивизии отрезали тыловые службы и снабжение прекратилось — окружение. Выручила дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер». После зачистки лесов у Житомира дивизия направилась через Первомайск и Кировоград на Умань. 40-й танковый разведбат дивизии у Кременчуга вышел к Днепру у взорванного моста, замкнув окружение огромной советской группировки.
Итоги ликвидации «котла» как всегда приукрасили в стиле Гальдера: «убито 200 000 большевиков и 300 000 взяты в плен». На самом деле цифры оказались завышены вчетверо. Те же соединения, числившиеся погибшими в «Киевском котле» оказались вне его и снова преградили путь на восток.
Как ни старался Гальдер враньём подсластить Гитлеру провал «Барбароссы» уже в сентябре, имеющие уши слышали, имеющие глаза видели: основной костяк Юго-Западного фронта на новом рубеже восточнее Киева составили дивизии его прежнего состава, об окружении и уничтожении которых на весь мир кричали Геббельс с подачи Гальдера, исповедуясь свой принцип пропаганды: «Главное не событие, а его интерпретация!» Из новых советских сил после «Киевской катастрофы Красной Армии» здесь были лишь две стрелковые дивизии и 2-й кавкорпус, прибывшие с других фронтов. На самом деле «катастрофа под Киевом» постигла Вермахт: 2-я танковая группа, сиречь танковая армия Гудериана, своим ходом отмотав с центрального направления на южное для помощи фон Клейсту 1000 километров, угробила не только моторесурс и месяц сухой погоды, поставив крест на любых попытках не то что взять Москву, хотя бы достигнуть пригородов основными силами до распутицы, о существовании которой в России писали европейские послы ещё при Иване Грозном. Это не марш танкистов «Panzer voran!» распевать. Чтобы хотя бы частично покрыть потери рейда Гудериана на Киев пришлось распрощаться с резервами машин, собранных в составе Резервной армии для пополнения фронтовых танковых частей: 178-й танковой дивизии в Лигнице и 179-й в Веймаре. Поскольку танки в резервных батальонах групп армии закончились ещё в конце августа.
Зато 14-я танковая дивизия стояла во внешнем кольце окружения под Киевом две недели в покое и неге, в очередной раз ожидая пополняясь танками и людьми. Погода стояла отличная. Местная украинская еда поражала своим отменным вкусом и сытностью, а красивые женщины податливостью. От 30-го танкового полка не осталось ничего, и в дивизии остался только трёхбатальонный 36-й танковый полк, а так же небольшой резерв из французских и чешских танков. Старая беда немецких танков низкое качество дало о себе знать не на шуту. А как могло случиться иначе, если родовые болячки боевой техники при капитализме не устранялись, а заливались взятками?
Когда три года назад в марте 1938 года XVI танковый корпус Вермахта прошёл по Австрии для её захвата 675 километров за 48 часов, имея во главе вторжения 2-ю танковую дивизию, оказалось потеряно 30 процентов танков из-за поломок двигателей, отказов ходовой и соскальзывания с обледеневших дорог. В России этот процент из-за состояния дорог дошёл до 40 процентов, сравнявшись с боевыми потерями, вынуждая иметь ремонтное подразделение на каждый танковый взвод, над чем русские, не имевшие таких проблем со своими новыми танками, веселились от души, системно уничтожая целые таборы ремонтников, тянущихся за танковыми полками десятками километров...
Потом началось наступления на Днепропетровск, где у села Александровка-II состоялась очередная встреча с советскими 32-х тонными танками КВ-1. «Недочеловеки» единственные в мире выпускали серийно тяжёлые танки. 8 огромных КВ-1 атаковали на марше колонны 40-го разведбата и 103-го мотопехотного полка 4-го артполка, нанеся им серьёзные потери. Неуязвимые танки, как бульдозеры, проутюжили и расстреляли 10 бронемашин, 30-грузовиками, 70 мотоциклами, 50 конными повозками, 14 орудиями, 700 солдат и, как призраки, скрылись в перелеске.
25 августа, чуть меньше года назад, началось наступление дивизии на Днепропетровск — город с 500 000 жителей. Столько же жителей имел сейчас Сталинград. Здесь немцем уже подпирали румынские, венгерские и итальянские части. Меньше года прошло с той поры, там захватили жемчужину коммунистической индустрии — гидроэлектростанцию Днепрогэс, стоимостью эквивалентной 400 тоннам золота. Теперь впереди не менее драгоценный Сталинград. О, если бы так же удачно всё получилась в Сталинграде, как получилось год назад на приветливой Украине!
12 сентября дивизия от Днепра начала наступление на Миргород, чтобы снова замкнуть кольцо окружения. Снова удача! В котле оказались 43 советские дивизии! Захвачено огромное количество орудий и прочей техники. Снова об уничтожении массы советских войск на весь мир кричали Геббельс с подачи Гальдера исповедуясь принцип «Главное не событие, а его интерпретация!» Снова на востоке оказывались, в основном, те же соединения, что числились в котле. Снова две недели дивизия практически отдыхала в охранении. 24 сентября отправилась к Новомосковску и с наскока захватила его. Вражеские силы пытались здесь вырваться из котла. Кюн записал себе тоже 11 000 пленных, не жалея отстать от других фон «Мюнхгаузенов».
10 октября под Уманью советских войск не осталось и дивизия двинулась к Мариуполю на берег Азовского моря. Началась подготовка к наступлению на Ростов-на-Дону. Здесь в дивизию стали зачислять «хиви» без разрешения руководства, но с молчаливого согласия. Пополнения стали нерегулярны и боеспособность следовало как-то поддерживать. Количество танков в дивизии упало до уровня меньше 90 машин. Но вскоре это число стало ещё меньше. И как с такими остатками былой роскоши фон Клейст планировал дойти до Астрахани?
Атака на Ростов-на-Дону в конце октября оказались закономерно неудачными из-за распутицы, нехватки горючего, боеприпасов и потерь более чем половины людей и техники. Батальонов теперь числили в танковом полку два. В таковых взводах осталось по 4 — 5 машин, да и то присланных из резервных танковых батальонов группы армий.
13 ноября ударил сильный мороз. Поднятая в атмосферу сажа боеприпасов, израсходованных за полгода войны, копоть сожжённых городов и деревень, пыль, поднятая войсками с дорог экранировала солнечное тепло и создала климатическую аномалию. Завязшие в раскисшей почве танки, бронемашины и транспорт вмёрзли в землю как памятники безумию расисто-фашистов. «Не садись, Емеля не свои сани!» Лишь с помощью тягачей бронетехнику удавалось вытаскивать. Идти дальше — безумие. Силы группы армий «Юг» оказались разгромлены активно обороняющимся врагом. Но кто сказал, что руководство Вермахта нормальное, чтобы это осознать?
Оккупация Ростов-на-Дону длилась восемь дней. Айнзацкоманды, команды из дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и добровольцы из 14-й танковой дивизии Кюна, однако, успели мстительно расстрелять и замучить сотни комиссаров, евреев, вольнонаемных женщин военнослужащих. Убивали евреев, а так же по указанию местных антисоветских активистов-казаков убивали прокоммунистически настроенных людей, стариков, женщин, детей особенно в рабочем Пролетарском районе. На Советской улице у дома No.2 солдаты разведбата Кюна сложили для устрашения груду из 90 убитых жителей этого дома. На 36-й линии около детдома местная казачья полиция убила 60 человек из рабочего общежития; на углу 40-й линии и улицы Мурлычева танкисты 36-го полка расстреляли потехи ради очередь за хлебом, убив на месте 43 девушки и женщины. Расстрелы евреев на Армянском кладбище проводили связисты и строители штаба группы армий, «хиви» и казаки. Побоище произвело угнетающее впечатление на тех немцев, что ещё считали до этого свою миссию крестоносной. Теперь стал понятно из них — сделали просто мясников и палачей. Мщение казаков за потерянные привилегии странным образом показали справедливость отношения к казакам-единоличникам большевиков, считающих их смертельными врагами.
В самый напряжённый момент «Барбароссы», когда Вермахт подобралось к Москве уже на 30 километров, на юге войска Тимошенко, словно ангелы мщения в белых маскхалатах, числящиеся три раза уничтоженными в «котлах» внезапно начали контрнаступление на Ростов-на-Дону. На них бросили пикирующие бомбардировщики. Тщетно. Немцы, румыны, хорваты начали «драп» — как назвал это Гальдер «незапланированное отступление» в лютый мороз, не имея зимнего обмундирования. Геббельс заявил миру, что немцы ушли из города, чтобы большевики не вредили мирным жителям своими обстрелами. Покорителям Росси словно солдатам Великой армии Наполеона пришлось лежать в чистом поле в снегу, находясь в соприкосновении с противником, не имея возможности оборудовать позиции. Дивизия Кюна тогда теряла по 80 человек обмороженных в день. В день! И так почти месяц. Но ничего: «Фрау ещё нарожают!».
До того, как под Москвой бросилась наутёк группа армий «Центр», эта участь постигла группу армий «Юг». Отступление от Ростова-на-Дону продолжилось до Нового года, остановившись у реки Миус и на Донбассе. 14-я и 16-я танковые дивизии, 60-я моторизованная и «Лейбштандарт Адольф Гитлер», 49-й горнострелковый корпус дезорганизовались и ослабли до предела. Оказалось потеряно почти сразу 375 танков, 410 единиц самоходных орудий и другой бронетехники, 330 орудий, 4400 автомашин, 40 000 единиц стрелкового оружия! Потеряв почти все свои 3000 единиц бронетехники из 3-й танковой группы за 5 месяцев наступления на Москву, Гот переквалифицировался в пехотного командира и возглавил оборону Донбасса как командир 17-й полевой армии.
На лютом холоде, пронизывающем ветру лишённые танков танкисты судорожно оборудовали рубежи обороны. С грехом пополам удалось организовать по правому берегу Миуса устойчивую оборону, отбить попытки форсировать Миус с ходу, сорвать наступление Тимошенко из района западнее Красного Луча, Лисичанска, Кировска на Сталино, Попасную, Горловку, Артёмовск. Даже удалось овладеть узлом дорог Дебальцево.
От некогда мощной 14-й танковой дивизии Кюна, что пересекла шесть месяцев назад Западный Буг на Волыни, имея 400 танков и 250 единиц другой бронетехники, 17 000 солдат и офицеров, осталась жалкие крохи. Теперь 103-й мотопехотный полк держал оборону на фронте в три километра, а численность каждой роты вместо положенных по штату 191 человека составляла всего 20 — 30 солдат. Орудийные расчёты и экипажи бронетехники 4-го артполка свели в роты как пехотинцев. Все их орудия остались на просторах России. Порой ни один танк не находился в дивизии в боевой готовности. Ни один танк! Но у каждой палки два конца.
Не показывая гибель более 3000 солдат, Кюн, сговорившись с начальником дивизионной службы снабжения майором Борманом продолжал получать на них деньги и пайки. Жалование за часть «мёртвых душ» он получал в виде чека и переправлял жене, в та получала наличные. Часть тратила на покупку на «чёрном рынке» долларов, так как немецкие банки населению доллары не продавали, а только компаниям, осуществляющим внешние закупки, другую часть хранила конечно же в «Deutsche Bank». Это не привлекало внимания. В условиях дефицита товаров в Великогерманском рейхе государство проводило широкие кампании по стимулированию сбережений и все немцы несли деньги в банки. Главное — Кюн был давно знаком с главой «Deutsche Bank» Абсом. Не то, чтобы закадычные друзья, но хорошие знакомые на почве любви к классической музыке Баха, Бетховена, Вагнера и нелюбви к евреями и коммунистам. В предстоящем повышении Кюна главную роли сыграл как раз Абс. Кулик кулика видит издалека.
Герман Абс в своё время учился в Голландии, Франции, Англии и США, став своим в заграничных банках и на биржах Европы и Америки. Как совладелец немецкого банка «Дельбрюк, Шиклер и Ко», он по указанию главных владельцев — хозяев немецких концернов, стал перевалочным пунктом для капиталов богачей США, Французской, Британской империй, других стран в экономику сначала Германской республики, а затем III Рейха.
Германскую промышленность после получения англо-американских кредитов и технологий фашисты гиперцентрализовали и разделили на группы под руководством фюреров промышленности, энергетики, торговли, ремёсел, банковского дела и страхования. По взаимному согласию фашисты, то есть сговорившиеся власть и капитал, разделили страну на хозяйственные области. Их возглавили хозяйственные фюреры из числа наиболее крупных капиталистов. Вертикальная структура такой фашисткой власти контролировала промышленные объединения, распределяла заказы, кредиты, сырьё, планировала, назначала цены.
В 1937 году Абс закономерно встал во главе регулирования денежных потоков из-за границы в экономику III Рейха, возглавив «иностранные операции» в самом крупном коммерческом банке III Рейха — «Deutsche Bank». Он переправлял кредиты могущественных монополий США, Французской, Британской империй в военные корпорации III Рейха при военной перестройке экономики и Вермахта при открытой подготовке к масштабной войне на Востоке в соответствии с «Mein Kampf» для того, чтобы обеспечить «германской расе необходимое жизненное пространство» за счёт России. Капиталисты всего с мира спешили вложить и обернуть капиталы в акционерном обществе «Гитлер и Кo» по грабежу восточных стран и захвату рабов, а заодно уничтожить коммунистическую страну, откуда опасные для капитала идеи равенства и братства распространялись по миру.
Инвестиционный банк США «Диллон, Рид и Ко» через «Deutsche Bank» вложил в вооружение Вермахта 230 миллионов долларов американских инвесторов при содействии президента США Рузвельта. Через «Диллон, Рид и Ко» германская военная промышленность размещала акции и облигации в США.
Только через «Deutsche Bank», не считая займов, вложения зарубежных капиталов в экономику III Рейха составили 3 миллиарда долларов при тогдашней цене золота за грамм 1,12 доллара США.
Без этого моря валюты Абса фюрер не мог воевать. Это и есть фашистская связка: деньги — насилие — власть — законы — суды — прибыль. «Deutsche Bank» в фашисткой связке с государственным Рейхсбанком Шахта обеспечивал ввоз сырья, иностранные кредиты для производства вооружений, строительства и расширения военных заводов». Абс, фон Штраусс, Шахт обеспечили иностранными капиталами каналы взаимовыгодного финансирования Гитлера: к началу новой мировой войны в Германском рейхе на полную мощность заработали 60 новых авиационных, 45 новых автомобильных и танковых, 70 химических и 15 судостроительных заводов. Военная продукция составляла 90 процентов промышленного производства Германского рейха — финальная стадия подготовки к тотальной войне крупного европейского государства, где капиталистическая эксплуатация рабочих достигла пика.
Финансы Германского рейха приобрели спекулятивный характер финансовой пирамиды, откуда деньги выкачивались за границу. Внешний долг составлял три четверти ВВП, превращая финансовую систему в финансовую пирамиду. Однако международным владельцам проекта «Гитлер» требовалась не процветающая немецкая экономика и богатые немцы, а личная выгода частных собственников в США и других стран Запада, а ещё и крах Советского Союза. Германский рейх на огромных зарубежных мировых капиталах к 1938 году обогнал по всем показателям Союз ССР, который проводил индустриализацию-коллективизацию только за счёт продажи зерна колхозов и совхозов, леса, руды и золота.
С огромным воодушевлением организатор массовых убийств Абс встроился в систему фашистской диктатуры. При захвате новых территорий в ходе спецопераций «Deutsche Bank» рассчитывал через организованное дьявольское насилие над миллионами людей захватывать «интересные» активы — источники сырья, банки, промпредприятия, рабов. Начал этот сбор «Deutsche Bank» на немецкой земле с завладения имуществом жертв Холокоста, вроде банков евреев Варбурга, Мендельсона, Элимейера. «Deutsche Bank» вместе с «Dresdner Bank» завладели не только этим имуществом богатых евреев. Когда капиталисты стали скармливать Гитлеру военно-промышленный потенциал разных европейских стран, «Deutsche Bank» двинулся в поход в обозе гитлеровских дивизий, входя в фашистскую связку системы управления Великогерманского рейха, захватывая всё ценное, прежде всего банковскую систему: в Австрии — «Кредитанштальт банкферейн», в Чехословакии — «Бемише юнионбанк», в Люксембурге — «Генеральбанк», в Голландии — «Г. Альбер де Барии и Ко», в Греции — «Банк националь» и так далее. Баланс «Deutsche Bank» с 1938 года к 1942 году на наворованном вырос вдвое. Особое внимание уделялось плану «Ost», разработанному Абсом вместе с Герингом и Имперским министром по делам Востока Розенбергом. Поучаствовав в разработке плана «Ost» — «Ольденбург» — экономического раздела директивы No.21 — План «Барбаросса», Абс стал в 1941 году соучредителем вместе с высокопоставленными гитлеровцами акционерного общества «Континентальная нефть» для освоения нефтяных месторождений в Грозном и Баку.
Купив кроме всего прочего часть акций гигантского суперконцерна «I.G. Farbenindustrie», Абс сделался хозяином пригнанных в Германский рейх 100 000 рабов. Промышленное чудовище «I.G. Farbenindustrie» по изготовлению инструментария для массового убийства и «перемалывание мяса человеческого» в 1939 году давало 55 процентов всей военной и промышленной продукции Великогерманского рейха. Концерн Абса поставлял СС отравляющие вещества для убийства заключённых в концлагерях. Яды «I.G. Farbenindustrie», в частности «табун», от которого не защищал ни один противогаз, испытали на заключённых концлагерей, ненецких коммунистах, военнопленных, евреях. 10 процентов от выручки «зарабатывал» сам Абс. За то и старался. Американское и английское воздушное командование военные заводы своего «друга Абса» никогда не бомбили, находясь под контролем банкиров и монополистов Лондона, Нью-Йорка, Парижа, с которыми Абса связывали десятилетия сотрудничества. Так, например, когда авиация американских и английских капиталистов терроризировала простых немцев во Франкфурте, бомбардировщики уничтожили при дневном налёте 90 000 жилых зданий — половину в городе, полностью разрушили средневековый центр, порт, библиотеку с историческими данными, убили 5500 горожан. Но чу! Стратегические заводы «I.G. Farbenindustrie» во Франкфурте не пострадали. Германская, американская, английская верхушка с самого начала были в сговоре против простых немцев. Рука руку моет.
Инвесторами «I.G. Farbenindustrie» явились: одна из крупнейших в мире химических компании «DuPont de Nemours» из США, британский концерн «Импэриел кемикл индастрис», американский «Стандард ойл оф Нью-Джерси» Рокфеллера. Они вложили в «I.G. Farbenindustrie», выпускающий порох, взрывчатку, отравляющие вещества, синтетический каучук и бензин, с 1926 года почти миллиард долларов. Американский банк «J.P. Morgan» под прикрытием президента Рузвельта давал крупные займы «I.G. Farbenindustrie» через дочернюю фирму «I.G. Farbenindustrie» в США — «Америкэн И. Г./ Кемикл. корп» в 1939 году переименованную в «Дженерал анилайн энд филм». Естественно, он расквитывал, что Гитлер обеспечит их возврат с огромными процентами. Не считал бы Гитлера своим «партнёром», не давал бы. Через «Дженерал анилайн энд филм» некоронованный король США Морган предоставлял и свою спонсорскую помощь NSDAP.
«Deutsche Bank» вместе с прочими банкирами и промышленникам с 1933 года ежегодно передавили одному из главных деятелей Великогерманского рейха, NSDAP, рейхсфюреру СС, рейхсминистру внутренних дел Гиммлеру, организатору Холокоста, 1 000 000 рейхсмарок «для особых заданий»: деятельность айнзацгрупп в Европе, политические убийства на немецкой земле и за рубежом, другие виды репрессий. В общем, Кюну имел повод искать дружбы такого настоящего арийца как Герман Абс...
Пока Абс наслаждался в безопасности комфортом, роскошью, вкусной едой вне карточной системы, обществом молоденьких киноактрис и спортсменок, шли тяжёлые оборонительные бои на Донбассе: русские воевали с удивительной стойкостью, прекращая бой только тогда, когда все командиры и коммунисты оказывалась убиты или ранены, как это случилось у деревни Шевченко.
Верхушка в Берлине роскошествовала, зарабатывала на 100 лет вперёд шикарной жизни, а танкисты Кюна теснились в сырых землянках, холодных помещениях, где расплодилось полным-полно вшей и клопов. Они выбрали себе не ту профессию. Ничего лично — просто капитализм. Снабжали ужасно, кормили хуже свиней — приходилось выпекать хлеб в солдатских котелках. О штатных рационах забыли напрочь.
А как хорошо звучало в бумагах интендантов и приказах Главного командования сухопутных сил Вермахта: суточный рацион: 750 грамм хлеба, 250 грамм мяса, 120 грамм колбасы, сыра или рыбы, 125 грамм крупы или макарон, 90 грамм масла, маргарина или шпика, 200 грамм искусственного мёда или джема и так далее. По факту в день миска гнилой картошки, горсть воюющего мышиным дерьмом пшена, мороженное мясо падших лошадей, изредка в «железный рацион» выдавали консервы из фатерланда: конину, а также остатки мяса, перемешанные с итальянской ветчиной или марокканскими сардинами.
Отбросы, да и то нерегулярно. У всех имелась или дизентерия, или каменные запоры. Что капиталистам в Берлине до того, что их солдаты голодают, болеют цингой, тифом, пневмонией? На них только зарабатывают, еду разворовывают по дороге, а солдатских жён заставляют за карточки на еду работать с утра до вечера. Это и есть прелести капитализма? Может, правы большевики? У них элита не живёт в личных золотых дворцах, зато солдаты помыты, в чистом, в тёплом, отлично накормлены горячей пищей, и имеют массу первоклассного оружия.
Конечно, коммунисты сильно воодушевились после череды отступлений летом, поверили в победу. Сталин 29 ноября поздравил телеграммой войска Харитонова и Ремезова, водрузившие над Ростовом-на-Дону знамя. Немецкие пехотинцы тем временем, после отражения очередных советских атак, как мародёры отправлялись забирать из карманов убитых красноармейцев немецкие же сигареты и шоколад, лезвия для безопасных бритв, которые «иваны» получили с захваченного немецкого склада в Барвенково. Растеряв большинство гусеничных машин, раненых приходилось возить на санях, уложив на бумажные мешки. Под мешки подкладывали разогретые на огне кирпичи. Потом Кюну удались получить французские трофейные грузовики вместо потерянных при бегстве. Свирепствовала повальная дизентерия и эпидемия обморожений. Многие из солдат и офицеров тогда зимой на Миусе пали духом, считая, что Россия стала смертельной ловушкой, которую кто-то специально выдумал не погибель немцам.
Всю зиму продолжались упорные бои вокруг донецкого Сталино, Славянска, Харцызска, горы Карачун: линия обороны располагалась в населённых пунктах, переоборудованных в опорные пункты. На первых порах оборону на Донбассе держали в основном строительные части и тыловые службы. Порой все, от командира до ездового, брали в руки карабины, автоматы, ручные гранаты, чтобы отбивать атаки. Приходилось вести из пулемётов огонь одиночными выстрелами, а не поливать местность огнём, как летом, так как теперь всегда недоставало боеприпасов. Это обещанная Гитлером немецкому народу победа? Это могущество Великогерманского рейха? Это и есть жизненное пространство? Ничего, кроме пространства смерти. Объявление фюрером войны США в этой связи повергло всех в шок. Всё знали о решающей роли американцев в подготовке промышленности Германского рейха к войне с коммунистами, о поставках даже сейчас американского топлива и резины, даже «Кока-Кола» и «Фанта», так любимых сейчас в Германском рейхе и на фронте была американской. И вот теперь главный кредитор Германского рейха и технологический донор авиации и автостроения из друга вдруг превратился во врага...
На Донбассе уже царил «Новый порядок» созданной благодаря деятельности в том числе 14-й танковой дивизии Кюна, чем он весьма гордился. Вертикаль власти для претворения в жизнь приказов и предписаний оккупационных властей состояла из органов местного самоуправления: городских, районных, сельских управ, вспомогательной полиции и «хиви». Действовали спецслужбы: СД, гестапо, айнзацгруппы С и D, подразделения тайной полевой полиции, особые отделы Абвера, полевая жандармерия, части охранных дивизий.
Особенно драконовские законы установились в войсковой тылу 17-й полевой армии Гота. Бездарно растеряв все свои танки 3-й танковой группы по дороге к Москве, он злился на русских больше прочих. Русских Гот держал в постоянном страхе. В зоне ответственности убивали за малейшую «провинность»; нарушение светомаскировки — расстрел; сочувствие Красной Армии — расстрел; хождение по улицам позже указанного времени — расстрел; саботаж — расстрел. За нарушение установленных порядков накладывали штрафы, бросали в концентрационные и трудовые лагеря. При ежедневых издевательствах, отсутствии медицины и еду в достроечном количестве, люди жили там не более месяцы.
Под видом «реквизиции излишков» регулярно проводилось изъятие продовольствия. Установили комендантский час. Гитлеровцы и «хиви» врывались в дома, учиняли повальные обыски, забирали все, что попадалось. Охота на рабов для вывоза в Великогерманский рейх проводилась по приказу Геринга от 10 января 1942 года. Проводились облавы на улицах, в кинотеатрах, домах. Схваченных доставляли на сборные пункты, где грузили в эшелоны. Всего из Донбасса вывезли более 320 000 рабов. Капитализм и рабство — два сапога пара. Тем более, что массово гибнущих на фронте немецких мужчин следовало кем-то заменять, и лучше, если это рабы, которым не нужно платить зарплату как немцу.
На Донбассе создали сеть концентрационных, исправительно-трудовых, пересыльных, трудовых лагерей для военнопленные и гражданских. В одном только Петровском районе действовали три концлагеря: шахты имени Челюскинцев, No.10 и No.5 с условиями для массового уничтожения. Повсеместно на Донбассе шли убийства. В Горловке слуги капиталистов убили всех коммунистов. В Волновахе убили через расстрел 35 коммунистов и комсомольцев, в Харцызске — 12 коммунистов. Местом массовых убийств в стали шурфы шахт. В Мариуполе замучили прославленного сталевара Мазая. На станции Амвросиевка за невыход на работу расстреляли 20 человек. В Макеевке в детском приюте «Призрение» убили 500 детей. До этого их силой использовали как доноров для гитлеровцев. В целом гитлеровские массовые репрессии походили не репрессии белогвардейцев и белоказаков в Гражданскую войну. Иногда среди пособников гитлеровцев встречались те же самые бывшие белогвардейцы и белоказаки.
Пропаганда твердила при этом, что немцы освободили русский народ от коммунизма, несущего с собой «Сталинские репрессии», несвободу предпринимательства, миллионы жертв. Так же говорила пропаганда белых в своё время. Один в один. Слово в слово. Немудрено: в отделах пропаганды Вермахта трудились белоэмигранты, сочиняя статьи, листовки, фальшивки.
Городам и сёлам вернули дореволюционные названия. Горд Сталино вновь стал Юзовкой, хотя немцы одновременно использовали оба названия. Ворошиловград стал Луганском, Артёмовск — Бахмутом. На Донбассе оставили только начальные школы для детей до 11 лет: чтение, письмо, математика, гимнастика и рукоделие. Всё. Из школ изъяли учебники. Старшие классы, начиная с пятого, распустили: дети обязаны были идти работать. Ликвидировали все Вузы и средние специальные учебные заведения. Кюну нравилось всё это. Не зря воевал.
Маневренные бои на Донбассе вдоль линии Красный Лиман — Дебальцево — Красный Луч — Хапры вели собранные кое-как из разных дивизий механизированные боевые группы с участием частей 14-й дивизии: боевые группы генерала Хубе, Колермана, Грамса. Боевая группа Санне кроме немецких бойцов имела в составе хорватов, венгров и валлонцев Дегреля — французскоговорящих бельгийцев. В селе Сергеевка оборудовали штаб, где располагался и госпиталь берлинской 257-й пехотной дивизии с эмблемой медведя. Одолевали донбасское партизаны. Одному танкисту выкололи глаза и отрезали половой орган.
Две недели бушевал буран — ледяной восточный ветер, переходящий в ураган. Держались сильные морозы. Это сейчас, в августовской степи у Аксая Курмоярского всё наоборот: в тени плюс 35 градусов Цельсия, а на солнце все 70 — на броне танка яичницу можно жарить без сковородки. А тогда стоял мороз, метровые снежные заносы, каждый шаг и вдох давался с трудом. Лыжи и сани с конными упряжками стали предпочтительнее и эффективнее любых гусеничных тягачей и колёсной техники.
Генерал Хубе, например, использовал в качестве личного транспортного средства 8-тонный тягач. Во главе колонн боевых групп или колонн снабжения шли всегда сотни военнопленных с лопатами, расчищая дорогу. Машины и сани двигались с метровым интервалом, чтобы дорогу между ними не успевало заметать. Пленные гибли как мухи. Замёрзшие лежали вдоль дорог под снегом как штабели дров, но Кюн считал, что они всё равно бы умерли в своих лагерях-загонах под открытым небом, а так хотя бы неделю послужили делу нашей победы. В конце концов, поляки ведь так же поступали с красноармейцами в своё время, и финны поступали так же, и никому и ничего за это потом не было. Бедняки, тем более русские, да ещё и коммунисты, пусть дохнут. Vae victis! Кюн всегда, ещё до прихода фашистов к власти, исповедовал расистские взгляды.
Скорость марша колонн редко превышала три километра в час. В сильную вьюгу ориентировались по компасу и телеграфным столбам. Бывало, метель вдруг парадоксально прекращалась, небо прояснилось, и так ярко сияло солнце, что хотелось думать, что ты в Баварии, в Гармиш-Партенкирхене на горнолыжном курорте. Солдаты и офицеры раздевались до пояса, давили вшей и загорали. Фантастическая погода действовала как генератор мистики, но дела реально обстояло день ото дня всё хуже...
1-ю роту 103-го мотопехотного полка обер-лейтенанта Креля, истребительно-противотанковую роту Нойендорфа и батальон Цюрна поставили позади итальянцев как заградотряды; в случае советской атаки итальянцы побегут, открывая фланг остаткам дивизии Кюна. Их следовало остановить пулемётами. Хорваты и венгры наоборот, сражались отменно, и сами приходили на помощь немцам. Если бы не хорваты, «хиви», местная полиция и хорошее отношение украинцев, дивизии той зимой на Донбассе пришёл бы полный конец...
Потихоньку полегоньку на Донбассе создали неплохую оборону на основе населённых пунктов с использованием зданий в качестве огневых точек с гарнизонами от взвода до роты. Стены усиливали брёвнами или мешками с землёй, в них проделывали бойницы для пулемётов. Промежутки между зданиями заполнялись окопами с противоосколочным покрытием. На перекрёстках зарывались в землю подбитые танки с повреждениями двигателя или ходовой части. По окраинам сёл и высотам на подступах отрывали стрелковые и пулемётные окопы, соединённые ходами; впереди — установлены проволочные заграждения на кольях в несколько рядов, спирали Бруно из гладкой проволоки. Между такими опорными пунктами окопы для стрелков и пулемётов, ДЗОТы. Устроили минные поля из противотанковых и противопехотных мин, ловушек натяжного действия. В лесных массивах по берегам Северского Донца создали лесные завалы с минами и ловушками.
Сама пойма Северского Донца благоприятствовала обороне: широкая на левом и узкая на правом берегу. Местами пойма достигала ширины 3 километра. На всём протяжении её покрывали болота и старицы. На востоке левого берега пойма переходит в песчаные дюны — наносы древнего Донца, с начала XIX века засаженные сосновыми борами. На правом берегу узкая полоса поймы прижималась к меловым склонам, достигающим высоты до 160 метров. Крутой правый берег в пределах Харьковщины и первой половины Донетчины лесист. На левом берегу — редкие дубравы, порою доходящие до реки. Ширина реки 30 — 100 метров. Река относительно неспокойная: постоянно «прокладывает» для своего течения новые пути, образует старицы, болота. Ширина лесной полосы до 20 километров. Такие причудливые формы берегов, включая меловые горы и скалы, — результат действия доисторического океана, воды которого плескались здесь более 80 миллионов лет назад, а также вращения Земли; сила Кориолиса отклоняет течение рек меридионального направления и всегда подмывает западный берег. С высокого и лесистого западного берега немцами хорошо просматривался восточный берег; укрыться в хвойных лесах на крутых правобережных склонах гитлеровцам не составляло труда. Северский Донец сковал лёд и он представлял собой открытое, хорошо наблюдаемое и труднопреодолимое под огнём пространство. Лёд не выдерживал больших грузов. По берегам раскинулись крупные населённые пункты, которые использовались как узлы обороны. Гот привёл в относительный порядок свои 11 пехотных дивизий и всю имеющуюся у себя бронетехнику. Та он стал ждать весны и подкреплений, с упоением занимаясь строительством «Нового порядка» в своём армейском тылу.
18 февраля этого года Тимошенко вдруг начал наступление против такой мощной обороны — первая стратегическая наступательной операции Красной Армии, а не просто контрнаступление. От его наступления весь Донбасс заходил ходуном. Войска Тимошенко продвинулись до 100 километров, освободили много населённых пунктов Славянского, Красноармейского и соседних районов, захватили на правом берегу Северского Донца обширный плацдарм. В пехотных дивизиях Гота поле боёв осталось от 30 до 50 процентов штатного состава.
Однажды у села Софиевка последние пять исправных танков дивизии Кюна попытались атаковать колонну советского кавалерийского полка, двигавшегося как на параде, но расстояние оказалось слишком большим, а овраги глубокими. Для любого настоящего кавалериста стало истинным наслаждением наблюдать за гарцующей вдали колонной советских всадников. Из танков все происходящее было видно как на ладони: вот медленно поднялись колонна кавалеристов на цепь холмов к юго-западу от Софиевки, потом эскадроны разошлись спокойно, без спешки, как на манеже, по команде неожиданно повернули на северо-запад и исчезли...
Появление русской кавалерии всегда вызвало неуверенность и паническое состояние не меньшее, чем советское передовое вооружение, атака «бешеных» Т-34, «бетонных» Ил-2, «призраков» КВ-1, обстрел прямой наводкой из «ратш-бумов» — 76-миллиметровых ЗИС-3, залп «Сталинских органов» БМ-13.
На любой войне возникают тысячи ситуаций, когда по конкретным условиям наиболее подходящей тягой становятся лошади. Такие ситуации часто возникают на тактическом уровне отделение-взвод-рота, когда нужно тихо переместить орудия, кончалось топливо, сломались автомашины, на бездорожье, в горах. Маршал Советского Союза Будённый оказался тысячу раз прав, говоря: «Лошадь на войне моторов себя ещё покажет». Так и случилось. Конная тяга на фронте и в тылу использовалась самым широким образом обеими сторонами на фоне катастрофических потерь в технике. Частично перейти на конную тягу к концу ноября 1941 года пришлось и хорошо моторизованной группе армий «Центр», столкнувшейся с дефицитом моторных тягачей и грузовиков, и группе армий «Юг». Начальник штаба OKH Гальдер заканчивал свои доклады Гитлеру неизменной фразой: «Состояние автопарка очень тяжёлое, мой фюрер! Без лошадей тактический и оперативный манёвр становится невозможным! Отряды русских кавалеристов сильно отвлекают от наступления...».
В оборонительных маневренных боях под Москвой детище Будённого — советская кавалерия быстро заходила в тыл и фланг войскам фон Бока; кавалеристы спешивались и эффективно вели традиционный пехотный стрелково-артиллерийский бой. Такая «конная пехота» с пушками на конной тяге из корпуса Белова остановила и измотала врага в оборонительных боях на реке Истра. В условиях зимнего бездорожья кавалерия быстро передвигалась по тылам фон Бока, деблокируя окружённые части, уничтожая опорные пункты и гарнизоны. Кавалерийский корпус РККА — высокомобильное соединение с ценным боевым качеством: рейды по тылам и коммуникациям, уничтожение складов, перехват дорог. Детища Будённого имели артиллерию, броневики, лёгкие танки, обладали высокой подвижностью и способностью проникать в тылы врага на непроходимых участках, по болотам, где не пройдёт ничего, кроме человека и лошади, и где оборона обычно слаба...
В конечном итоге рьяному поборнику моторов и американских «ноу-хау», любителю радаров и ракет Гитлеру, глядя на успехи русских «унтерменшей», пришлось разрешить увеличить число собственных кавалерийских дивизий, в том числе казачьих частей, копировать тактику кавкорпусов Будённого.
После тяжёлых боёв на Донбассе началось таяние снегов. Наступила жуткая распутица, ручьи превратились в бурные реки. Это остановило Тимошенко. То что не сделал Гот, сделал «генерал Грязь» — остановил советские войска. Дивизия Кюна в тот момент находилась на грани полной потери боеспособности. Она существовала лишь на бумаге. 15 апреля 40-й разведбатальон, утративший всю матчасть и большую часть офицеров, расформировали вовсе. Не останови распутица Тимошенко, русские дошли бы до Днепра. Наступило затишье...
Той 14-й танковой дивизии, что перешла 22 июня мост у Устилуга, больше не существовало. Не осталось ни одной единицы первоначальной бронетехники, ни одного грузовика, лошади, орудия. Осталась половина старших офицеров, треть младших, четверть унтер-офицеров, десятая часть солдат. Зачем он привёл их сюда? Разве это обещал им фюрер? Разве так можно спасти Германский рейх? Разве так можно завоевать жизненное пространство? Для кого? Для мертвецов? После получения нового, четвёртого по счёту пополнения и техники, это была уже новая дивизия, хотя и с таким же номером. Дивизия теперь лишь одним танковым полком с двумя танковыми батальонами. Не до жиру. В танковых взводах вместо 14 танков — 8. Тяжёлых французских танков больше не дали. Никаких чешских танков, французских бронемашин, английских танкеток. В мотопехотной бригаде из двух полков вместо 6 батальонов мотопехоты на полк — по 4. Разведбатальон не восстановили. Но всё же хоть что-то. У русских бы это называлось «второе формирование».
Оставшийся личный состав дивизии усиленно занимался обучением слабо подготовленного пополнения, восстанавливал силы, главное — настрой и энтузиазм. Однако что за настрой, когда Вермахт на всём фронте от Баренцева до Чёрного моря всю зиму и начало весны сидит в глухой обороне? Новое наступление для дивизии Кюна началось 17 мая выдвижением к Харькову с выхода не реку Сухой Торец. Стояла удушливая жара как сейчас; везде висела плотная чёрная пыль в воздухе — вечный спутник большого наземного сражения...
Выдвинутая скрытно из глубины в ночное время, как в начале войны у границы Польши, используя неожиданность, дивизия Кюна с ходу прорвала главную полосу советской обороны, заплатив за это половиной своих танков и жизнями 1200 солдат. Продолжив убивать всех на своём пути, Кюн в непрекращающихся боях продвинулся через Грушеваху на реке Береке к селу Байрак на Северском Донце. Его авангард 22 мая встретилась с моторизированными частями 44-й пехотной дивизии австрийцев из армии Паулюса, что означало оперативное окружение ударных войск Тимошенко южнее Харькова. Довести окружение до тактического получилось условно. Последовала очередная битва с выходящими из окружения. Сколько вышло, никто не знал. Как всегда записывали в уничтоженные все части Красной Армии, чьи какие-нибудь документы находили внутри контура оперативного окружения, в количестве их списочного состава по штату. Как всегда часть уничтоженных соединений вновь оказалась вне «котла» и преграждала дорогу на восток. Энтузиазма это не вызывало. Зато на реки Береке из оружия сдающихся в плен для корреспондентов сложили штабель 30 метров в длину и 2,4 в высоту. Зимние страдания и жертвы на Донетчине с лихвой возместились. Из крови немцев испарилась трусость и она снова преисполнилась арийской мужественностью.
После Харьковского сражения дивизия Кюна прибыла к Чугуеву, а через десять дней заняла позиции на реке Бурлук. После этого восемь дней пришлось приходить в себя, пополняться на Донетчине у Сталино и Луганска. Впервые в большом числе в тыловые службы набрали украинских и русских «хиви».
Здесь командиром дивизии стал круглолицый генерал Хайм, чистоплюй в своём вечном коричневом кожаном плаще — бывший начштаба 6-й полевой армии Паулюса, один из участников составления директивы No.21 «Барбаросса». Кюн простился с дивизией легко. Что сожалеть о пушечном мясе? Он всегда спокойно относился к сообщениям о потерях. «Ничего, фрау ещё нарожают!» Гитлер Кюну благоволил за жёсткое управление войсками, правильный террор на захваченных террариях. От фюрера Кюн получил 200 гектаров чернозёма на Полтавщине, 200 000 рейхсмарок, чин генерал-лейтенанта с окладом 1600 рейхсмарок, это примерно 640 долларов, при покупательной способности одного доллара 0,8 грамм золота. Более того, с подачи Абса Гитлер решил поставить Кюна во главе структуры по руководству механизированных войск в системе Главного командования сухопутных войск — OKH. Чин большой. Денежный. При этом Кюн никогда ни дня не руководил не только танковой группой или армией, но даже механизированным корпусом. Вот что значит протекция.
14-я дивизия полностью восстановила свою численность до уровня штата вены 1942 года и даже сверх того, и передислоцировалась через Артёмовск к Изюму. 11 июля передовые части 36-го танкового полка в ходе наступления в составе группы фон Макензена наткнулись на противника у Шахты Томаша. Сапёры принялись наводить понтонный мост, батальон панцер-гренадерского полка начал переправу на надувных лодках, но большевики вдруг начали всеобщий отход по всему фронту, пытаясь избежать большого окружения. Сталин решил обороняться пустотой: курганами, оврагами и пыльными просёлками степи. Началось преследование в восточном направлении между реками Айдар и Деркул. Впереди двигалась группа Трёгера, за ней группа Кречмера и группа Зайделя. Выдвинутый вперёд 64-й мотоциклетный батальон майора Грамса, как самое быстрое соединение, действуя в изоляции, захватил село Тарасовка и станцию Глубокая. Для тех дней показательны действия мотоциклетного батальона совместно с танковой ротой Энгельбрехта. С близкого расстояния они расстреляли из засады отступающие колонны, входившие в село Тарасовка. Убито 200 большевиков, сожжено 2 танка, бронеавтомобиль, 5 «Сталинских органов». Захвачено 250 пленных, гаубица и пушек, 2 зенитки, 4 миномёта, 8 грузовиков, 2 трактора-тягача, конные повозки, лошади, горючее. Все трофеи при внесении в журнал боевых действий умножили на 4. Хайм хотел произвести впечатление на фон Макензена. 36-й танковый полк неподалёку атаковал с двух сторон и уничтожил ещё 5 танков, устроивших засаду и подбивших два танка, бронемашину.
Дозоры мотоциклистов обнаруживали группы отступающих большевиков, после чего их старались окружить танки и мотопехота. Иногда это удавалось. Сопротивляющихся убивали, покорных брали в плен. Евреев, коммунистов, комиссаров и женщин-военнослужащих, служивших добровольно, расстреливали на месте фельджандармы, зондеркоманды и желающие развлечься от рутины. Но у любой монеты две стороны. Иногда окружали и уничтожали самих преследователей. В этом случае большевики фельджандармов и «хиви» в плен не брали.
За три дня прошли 170 километров. Словно слоны, бронированные машины пересекали бескрайние поля подсолнечника выше человеческого роста, качая длинными антеннами радиосвязи как рыцари-крестоносцы пиками, сверкая как кольчугами отполированными до зеркального блеска о траву звеньями гусениц. Двигались то колоннами, то развёрнутым строем по цветущей, благоухающей степи, покрытой цветами всех цветов радуги. Пыльца и крошево цветов забивали пластинки радиаторов, и из них вырывался пар. Кресты на броне усиливали аллюзии с тевтонскими рыцарями-крестоносцами в Палестине семь веков назад.
За две недели до занятия Котельниково установилась тропическая жара с периодическими тропическим ночными ливнями, вызывая страдания людей, лошадей и даже, судя по всему, техники.
17 июля мотоциклетный батальон достиг города Белая Калитва в месте впадения реки Калитвы в Северский Донец. На следующий день хляби небесные разверзлись — только тот, кто пережил этот ливень, может представить, сколько вылилось на землю воды — наверное, объём Азовского моря. Дивизия на сутки утонула в грязи невзирая на множество гусеничной и полугусеничной техники. То что не сделал Тимошенко, сделал «генерал Грязь» — остановил группу армий «Юг». Через сутки, пока другие части дивизии всё ещё буксовали в грязи, группа Зайделя переправилась через Северский Донец у станицы Калитвенской и устремилась к Новочеркасску — историческому городу, хлебной столице донского казачества. Только через двое суток дороги подсохли и за Зейделем выдвинулась бронегруппа во главе с мотоциклетным батальоном. Они двигались уничтожая слабые вражеские заслоны и отдельные танки восточнее города Шахты мимо огромных курганов порой параллельно отступающим русским.
Небольшой Новочеркасск за речной долиной поднимался крутыми террасами почти на 100 метров. Наверху светились купола всемирно известного Вознесенского собора почему-то не разрушенные большевиками во время их «культурной революции». Посреди города — широкая прямая улица с триумфальной аркой в древнеримском стиле. Именно сюда 24 года назад съехались офицеры и другие несогласные с проводимой большевиками национализацией, отсюда генералы Корнилов, Алексеев, Деникин, свергнувшие раньше царя, выступили в весенний «Ледяной поход» с добровольцами-наёмниками на Екатеринодар, начав разрушительную Гражданскую войну в России.
Через Новочеркасск теперь сплошным потоком двигались отступающие советские войска к переправа через Дон и к Ростову. Проспект Ермака буквально запрудило. Войска двигались по аллеям, дорогам, тротуарам. Город постоянно бомбили. Желали попасть в колонны войск или нет, но попадали в жилые дома, сараи и так далее. Бомба попала в старый Гостиный двор и разрушила его полностью. Другая попала в столовую на углу Комитетской и Ермака. Сотни жителей центральной части города приходили к Вознесенскому собору, в подвалах которого хранились запасы муки, сахара и зерна и забирали выдаваемое горкомом партии бесплатно еду, чтобы она не досталась врагу. Из 125 000 жителей осталось лишь 43 000 — остальные решили бежать или их эвакуировали.
Появление Хайма стало неожиданностью: ещё вчера фронт находилась на расстоянии 40 километров от города, однако в ночь войска 37-й армии Козлова ушли из Шахт и танки Хайма внезапно подошли к городу с востока, поливая пулемётным огнём бегущих люди, машины и подводы.
Два танка Зейделя успели проскочить на мост над рекой Тузлов, тараня и сталкивая вниз грузовики и повозки, но по ним открыл огонь танк Т-34, который тянули на ремонт два Т-26 на другом берегу. Передовой танк Зейделя подбили посреди моста, второй тоже загорелся. Горящие танки образовали пробку. Колонна остановилась. Ответным огнём подбили Т-34. Но что толку — ворваться в Новочеркасск с ходу не удалось.
Пришлось брать город штурмом. Хайм решил провести атаку силами боевой группы Трёгара и сапёров, подтянув артиллерию. Сначала захватили «Локомотивстрой», затем двинулись к центру города через Хотунок. Потом случилась неприятное: мотопехоту на хуторе Хотунке накрыл залп двух дивизионов 8-го гвардейского миномётного полка — 24 установки дали залп с улицы Почтовой и территории парка Красной Армии. На территории 30 гектаров взрывом 384 снарядов на 10 секунд убило, ранило, контузило 1150 панзер-гренадеров, выгружающихся из своих бронетранспортёров и грузовиков. Направленные на подавление артиллерии Ju 87 никого не обнаружили. От «Катюш» и след простыл. Затем по колоннам Хайма открыла огонь советская ствольная артиллерия и миномёты из городского парка и скверов. Через некоторое время дал залп ещё один дивизион «Катюш». Танковый батальон Лангкайта сутки вёл бой в городе, потеряв 15 танков сожжёнными. Большие потери в мотопехотой бригаде и инженерном батальоне: 1450 убито, потеряно 25 единиц бронетехники и 13 грузовиков. В журнале боевых действий двух третей этих потерь нет, чтобы не портить реноме Хайма. Решили списывать потери постепенно на болезни и поломки на марше, тем более, что они и так всегда достигали уровня потерь боевых. Стрелковые и артиллерийские части, отряды народного ополчения более четырёх суток отстаивали каждую улицу, дом Новочеркасска. Отступали из города по улицам Декабристов, Кавказской к станице Кривянской, в сторону станицы Багаевской — переправе через реку Дон. У паровозостроительного завода имени Будённого дал поселений бой отряд народного ополчения из рабочих, после чего ушёл в степь.
25 июля Хайм захватил Новочеркасск полностью. Фельджандармы сразу расстреляли пациентов психиатрической больницы и 8 детей из Дома увечного ребенка. Вспомогательную полицию из местных казаков сформировали в тот же день. Первая облава дала множество узников для тюрьмы в районе кирпичных заводов за укрывательство красноармейцев и партизан, неподчинение приказам и большевистскую агитацию. Бороться было с кем. Сочувствующих Советской власти оставалось в городе много. Так большевики эвакуировать все военные госпитали успели, кроме 100 тяжело раненых из железнодорожную больницы. Чтобы их не перебили немцы по своему обычаю, главврач Кутузов, хирург Ярунова выдали их за железнодорожников, попавших под бомбежку и обстрелы: спрятали документы, переписали истории болезни. Не имея медикаментов и перевязочного материала, врачи, санитарки день и ночь боролись за жизнь страдальцев, которым при немцах угрожал и голод тоже.
Тем временем вкруг хватали не только евреев, известных активистов, но и просто подвергнувшихся под руку. Зверски замученных даже не хоронили, — просто складывали штабелями в камерах или во рву рощи «Красная весна». Благожелательность некоторых казаков за своё освобождение от коммунизма била ключом. Хайм, оказавшийся на сутки «мэром», принимал поздравления и подарки.
На следующий день в радостный город прибыл командующий 1-й танковой армией фон Клейст. Он осмотрел красивые виды, выразил признательность 14-й дивизии и попрощаться с ней, так как дивизию передали 4-й танковой армии Гота. Заманчивая цель — благодатный Кавказ, заменили на путь через Калмыцкую степь на промышленный Сталинград — оплот коммунистов на юге России.
Затем бушевал ад штурма Ростова-на-Дону. Дивизия шла во втором эшелоне танковой армады, пробивающей кольца обороны Донской столицы и добивала изолированные части. Большевики успели так развить свою противотанковую артерию. Полгода назад Гудериан, имея 100 танков, обошёл Тулу и шёл на Москву, пусть и не дошёл. А здесь на какой-то периферийный Ростов-на-Дону пришлось бросить сразу 500 танков с одного направления. И то еле-еле. Фактически русскую оборону здесь не пробили, а прожгли немецкой горящей бронетехникой — потеряно 245 единиц различной бронетехники за три дня! 14 000 убитых немцев, румын, хорватов, словаков. Почти дивизию из группы армий «Юг» корова языком слизала.
Два дня назад дивизия начала наступление на Сталинград с переправы через Дон у станицы Николаевской. Скорость передвижения зависела от грузовиков с канистрами и неутомимости водителей. Заторы и пробки на переправе возникали ужасные. Днём и ночью этим весьма умело пользовались советские штурмовики. Дон оказался полон разбитых понтонов, грузовиков, ящиков, тел людей и лошадей, убитых тут или принесённых течением. Вода намывала целые островки мертвецов. Выше по течению действовали ещё несколько переправ, приносящих обильные человеческие жертвы русской реке, особенно переправа у Цимлянской, где 29-я моторизованная дивизия Фремерея вела уже неделю жестокие бои, пытаясь прорваться к станции Котельниково. Буденный собрал там много артиллерии, расстреливал плацдарм залпами целых дивизионов «Сталинских органов» и каждый день на плацдарме обходился Фремерею в роту погибших солдат и несколько единиц бронетехники. К тому же плацдарм яростно атаковали то танки, то пехота. Преимущество в воздухе Люфтваффе на этом участке фронта пока не проявлялось, а переправ через Дон имелось не так много, так что дивизия потеряла на переправах из-за бомбежек за сутки 15 грузовиков, 2 танка и 3 бронетранспортёра, ремонтную мастерскую, зенитку, прицепы с боеприпасами, 150 солдат. Потери на пустом месте сильно беспокоили «папу» Гота. Он зло подгонял Хайма...
Такой в общем-то типичные путь дивизии Вермахта на фронт по Сталинградом. За Доном дивизия двигалась по песчано-заболоченному бездорожью и перелескам в широкой долине. Затем повернула на юго-восток к реке Сал. Здесь лежала степь с проплешинами песка. У станицы Кутейниковской, где находились советские склады и госпиталь, II батальон 36-го танкового полка в ожесточённом бою уничтожил 5 лёгких танков. Записали в журнал 15. Панзер-гренадеры сожгли огнемётами палатки с ранеными и врачами. Этого не записали. Тропическая жара, плотная пыль отнимали сил больше, чем сами бои, но наступление шло и днём и ночью...
Люди и моторы действовали на пределе возможностей. Если бы не «Pervitin», наступление в таком темпе просто сделалось бы невозможно. Обоз дивизии растянулся на 90 километров. Грузовики то и дело выходили из строя из-за перегрева. Лошадиные повозки останавливались из-за проблем с лошадьми. От жары лошади задыхались. У некоторых наблюдались судороги диафрагмы или боков, нарушалась координации движений. Бедняги плелись, спотыкаясь, шатаясь и падая. Лишённых воды, соли и тени ждала смерть.
Карты не всегда точно передавали нюансы местности. Боковые дозоры терялись среди балок и оврагов, становясь жертвами отступающих везде групп врага несмотря на то, что ранее здесь местность зачищали моторизованные группы пехотных дивизий и 3-я танковая дивизия Брайта, ушедшая потом на Маныч брать Пролетарскую. Если бы не проводники-казаки и калмыки, блуждание в лабиринте балок и оврагов с надеждой на компас, как в океане, могло поглотить все скудные запасы топлива. За 15 часов удалось пройти 150 километров. В суточной сводке 36-го танкового полка переход отмечен как суточный переход, который до сих пор не удавалось совершить ни одному танковому полку в России...
Два дня назад 64-й мотоциклетный батальон ворвался на хутор Иловайский, затем на хутор Весёлый, зачистив их от скрывающихся там русских солдат и коммунистов. У железнодорожной станции Гашун пытались обороняться три советских танка и немного пехоты с артиллерией. Полуокружённые, они начали отход через глубокую балку, куда танки съехали и опрокинулось, не рассчитав крутизны уклонов. Тогда же установилась локтевая связь с 29-й моторизованной дивизией Фремерея и румынской кавалерией, наступавших от переправы у станицы Цимлянской. Прошло всего чуть больше года с начала войны на востоке, а казалось — целая эпоха, вечность...
Совместными действиями с танками и бронемашинами Фремерея поздним вечером удалось захватить станцию Ремонтная и село Дубовское, забитые беженцами, дезертирами, табунами лошадей и стадами коров. Здесь раньше Будённый выращивал лошадей для Красной Армии. Сегодня ранним утром сильный сводный отряд Трёгара, Зайделя, разведбатальон 29-й дивизии на бронемашинах и бронетранспортёрах ворвались в Котельниково, где по сообщению штаба армии никакой обороны не имелось. Там разыгралось побоище: танки, бронемашины и мотоциклисты расстреливали в упор из пушек и пулемётов вагоны с молодыми советскими солдатами в новеньких гимнастёрках, только начавших выгружаться на станции из вагонов. Заодно, как водится, расстреляли толпу раненых, гражданских, дезертиров, женщин, стариков и детей, собравшихся на станции, чтобы уехать по железной дороге в Сталинград. Танки врезались в толпу, буксовали в телах убитых и живых как огромные мясорубки, стреляли во все стороны пока не кончились боеприпасы. Два полка 208-й дивизии удалось перебить, не вступив в бой. Другая часть дивизии оказалась уничтожена авиацией вместе с вооружением и амуницией на перегоне между Чилеково и Гремячая. Только небольшие силы во главе с командиром дивизии сумели закрепиться за Котельниково. Один батальон чудом выскользнул из-под удара и теперь мешал обходу Котельниково с юга через удобную переправу у Пименов-Черни.
Хайм, узнав подробности побоища гражданского населения, выказал полное удовлетворение, однако не стал заносить информацию в суточную сводку дивизии. Будучи беспощадным к врагам Рейха и тщеславным, его предшественник Кюн, наоборот, непременно отослал бы фотографии побоища в Котельниково Готу и своим друзьям в фатерланде. Израсходовав боеприпасы, передовые отряды отступили на территорию аэродрома, ожидая колонну снабжения и зачистки Котельниково силами румынской пехоты или кавалерии. Румынские солдаты короля Михая I в своих узнаваемых издалека касках с плавными вырезами на висках, впрочем, действовали вяло. Редкая перестрелка с русскими ополченцами у железнодорожных мастерских продолжалась несколько часов. Румынские трёхдюймовки Schneider на огромных деревянных колёсах, поставленные на прямую наводку не сильно помогли.
Пехотинцы из 6-го румынского корпуса генерала Драгалину, здоровяка, на целую голову выше «папы» Гота, не особенно себя утруждали. Эти тёмные, нищие люди оказалась вдали от родины по чуждым для себя интересам. Их гнали в бой из-под палки. Единственно, о чём они думали — поесть, выспаться и остаться в живых.
Переброшенные сюда ночью на трофейных советских грузовиках по просьбе Хайма, эти старые знакомые дивизии по Харьковскому сражению оторвались от своих тыловых служб, еды, почты, походной кассы на 200 километров и побирались где и чем могли. Он совсем не рвались в бой: потери румынских войск при встрече с большевиками всегда оказывались выше немецких. Под Одессой пала пятая часть румынской армии, под Харьковом столько же, в Крыму четверть личного состава. Там погибли кадры румынской армии. Они ещё хоть как-то могли воевать. Теперь же в королевскую армию нагнали под дулом пистолета всякий сброд, включая уголовников.
Чем только не вооружил своих пехотинцев король Михай I: с миру по нитке — голому рубаха; французские миномёты Brandt и PM/Resita — копия советского 120-миллиметрового миномётов, противотанковые и шведские зенитные орудия Bofors, чешские, немецкие, французские, австрийские, итальянские пушки и гаубицы Вrеda, Schneider, Bohler, Skoda, Krupp, трофейные советские винтовки Мосина как штатное оружие снайперов; трофейные советские пистолеты-пулемёты ППД-40 и ППШ-41 как штатное оружие разведчиков и командиров взводов. Главным оружием румын являлись винтовки Zbrojovka Brno — чешская версия немецкого карабина Mauser 98К, чешские пулемёты ZB-53, австрийские пулемёты Schwarzlose, 9-миллиметровые австрийские пистолеты Steyr. Румынский гусеничный тягач Malaxa UE для моторизованных частей артиллерии собирался из комплектующих Renault. Моторизация пехоты румын никуда не годилась: пехотную дивизию приводили в движение 1400 фургонов или телег, 6700 лошадей, 70 волов. Отсутствие собственно румынского оружия в румынской армии потрясало. Такой, вероятно, встретила бы Красная Армия мировую войну, не проведи большевики решительную и стремительную индустриализацию-коллективизацию. Отсутствие современной развитой индустрии, своей военной, тяжёлой, химчисткой промышленности, станкостроения, науки, делало любую страну отсталой и варварской. Таковой являлась Румыния в середине XX века. Туда шла царская Россия, туда вели Советский Союз НЭП, «правые» и «левые» партийный уклонисты, Троцкий и Бухарин...
2-го августа, практически взяв Котельниково, дивизия Хайма глубоко вклинились в 200-километровую брешь между войсками Сталинградского фронта Гордова и Хрущёва и Северо-Кавказского фронта Будённого. Однако она не могла сдвинуться с места, пока не подвезут горючее и боеприпасы, а ведь каждый потерянный час означал утрату внезапности от поворота 4-й танковой армии Гота на восток, укреплял оборону перед Сталинградом. У тех, кто 22 июня прошлого года пересёк Западный Буг, создавалось полное впечатление, что этот поход чёрт-знает где закончится третьим формированием дивизии...
Сделав несколько чётких шагов прочь от стола штабной группы по пыльному ковылю, Манфред ссутулился и проворчал, словно старик:
— Опять русский водитель-рассказчик нас повезёт!
Он в последний раз окинул взглядом поле аэродрома, щиты с плакатами «Слава Сталину и Ворошилову!», фанерные звёзды, вышку, ангары, полосатые ветровые конусы, флюгеры. Не вполне уверенной походка пошёл в сторону грузовика. Со стороны Котельниково слышалась орудийная стрельба. Там что-то горело; авиация бомбила за городом позиции противника. На горизонте, поднимая море пыли: к Сталинграду двигались колонны румынской кавалерии и отряды немецкой моторизованной дивизии Фремерея.
Водитель Володя смотрел на колонну и улыбался какой-то подленькой улыбкой предателя. Вдохновляющая картина разворачивалась перед глазами этого русского дезертира. Он смотрел на неё, и душа его, видимо, пела. Нечасто на войне представляется возможность охватить взглядом сразу такую массу войск. Нескончаемым потоком шли танки, бронемашины, грузовики и бронетранспортёры с пехотой и орудиями на прицепах, зенитки на тягачах, самоходки, мотоциклы, штабные автобусы, специальные машины. Вереницей разномастных грузовиков тянулись тылы, ремонтные мастерские, связисты, повара, медики. Тяжело завывали моторы, тускло блестели пыльные стёкла кабин. Приятно видеть...
— Ну? — спросил вернувшегося старшего брата улыбающийся Отто, глядя в ту же сторону. — Где наш танк?
— Наш танк в другой стороне! — ответил Манфред, открывая дверцу кабины грузовика. — Не торопись, успеешь его оседлать...
Глава 5. Рубеж обороны батальона майора Рубцова
Самые драконовские меры должны применяться за обрыв или потерю связи штабов с фронтовыми или тыловыми частями. Приказы на войне запаздывать не должны — это принцип и первейший закон... А они?
Рассуждая о том, как нужно и должно, и как происходило на самом деле, майор Рублёв из 435-го полка 208-й стрелковой дивизии продолжал оценивать ход подготовки к неизбежному бою. Боевой Устав пехоты определял глубину обороны как основное условие её успеха. Боевой порядок обороны его батальона определялся шириной фронта сковывающей группы и составлял оптимально 1,5 — 2 километра по фронту и столько же глубину. Квадрат. Так, в общем-то и получалось перед мостом у Пимено-Черни.
Со сковывающей группой, составляющей первый эшелон обороны с задачей удерживать район, упорным сопротивлением нанося врагу потери для истощения его наступательной силы, всё было понятно, — это задача первой и второй роты, то с ударной группой второго эшелона, предназначенной, если что, решительной контратакой уничтожить прорвавшегося врага и восстановить положение, майор ещё не решил как поступить. При благоприятных условиях успешное развитие контратаки ударной группы должно перерастать в общее контрнаступление против ослабленного и расстроенного врага. Третья рота, набранная преимущественно из казахов, никак не успела себя проявить на учениях. Она влилась в батальон в последний момент вместо «русской» роты, направленной на формирование какой-то другой дивизии, где не хватало «русского контингента» для нормальной боеспособности. Как себя поведут казахи в бою? Смогут ли контрактовать, если нужно?
От жары мутило. Майор несколько раз глубоко вздохнул пыльный горячий воздух, словно лишённый кислорода. Невыносимая жара, духота, пыль, чёрная гарь, висящие в воздухе, рычание вражеских моторов неподалёку, гул самолётов и глухие удары авиабомб у Дона, отдалённый звук артиллерийской канонады и совсем недалёкая ружейная и пулемётная стрельба в зарослях у Аксая Курмоярского, создавали гнетущую атмосферу приближающейся огромной беды, вакханалии смерти. Чувство великого народного горя, гибельности витало в воздухе.
Полчаса назад к этой симфонии нашествия присоединилась гитлеровская агитационная машина, стоящая в полутора километрах от линии боевого охранения в небольшой промоине вне досягаемости для стрелков. Не громко, но вполне отчётливо оттуда доносилась песня с грампластинки:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег, на крутой...
Потом вживую начал говорить диктор:
— Друзья дальневосточники, это говорит красноармеец Фома Смыслов из 208-й дивизии полковника Воскобойникова! Я уже в безопасности ем щи с мясом и кашу с маслом. Товарищи, сдавайтесь! Выходите из укрытий, вам гарантирована жизнь и хорошее обращение! Летом прошлого года под Витебском командир батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й танковой дивизии Яков Джугашвили — старший сын Сталина сдался немцам в плен. Он сдался, потому что сопротивление германской армии бесполезно! Следуйте примеру сына Сталина — он жив, здоров и чувствует себя прекрасно. Зачем вам приносить бесполезные жертвы, идти на верную смерть, когда даже сын вашего верховного заправилы уже сдался в плен? Переходите и вы! Вслед за сыном Сталина сдался в плен сын Ворошилова. Сергей Ворошилов жив и говорит ему Сталин-сын:
— Вот и ты в плену, Серёжа. Здравствуй, друг души моей!
А Сергей Ворошилов отвечает:
— А за мной идёт в плен тоже хвост из красных сыновей.
Вот, гляди, разоружённый в плен идёт и сын Будённый.
А за ним, отбыв свой срок, Тимошенковский сынок,
А за ними и другие для спасения России,
Бодро к немцам в плен идут, на папаш своих плюют...
СССР на грани поражения. Красная Армия понесла громадные потери в начале этого лета, потеряв более миллиона пленных, а планомерное отступление кончилось тем, что части Красной Армии в полном беспорядке обратились в бегство. США и Великобритания с тревогой ожидают поражение Сталина. Они в пессимизме относительно своего будущего после уничтожения советского фронта. Торопитесь, друзья! Немцы в занятых областях приступают к разрешению земельного вопроса, обратно отдают паи крестьян из колхозной земли. Красноармейцы, не опоздайте, иначе останетесь без своей земли!
Затем другой голос гитлеровских агитаторов продолжил:
— Сталин предал учение Ленина! Ленин не хотел, чтобы Сталин стал его преемником. Ленин не доверял Сталину и чувствовал, что при нём Советский Союз погибнет... В ваших руках оружие, вы можете сбросить проклятое сталинское иго! Долой Сталина! Постойте ленинский социализм! Трудящиеся России — не враги Германии. Враги Германии — Сталин и его приспешники, вступившие в сговор с англо-американскими капиталистами. Поэтому защищать сталинский режим означает оказывать поддержку мировой буржуазии.
Дружба Сталина с англо-американскими капиталистами окончательно обнаружила его антинародную сущность. Для него его личные интересы и интересы его капиталистических союзников неизмеримо важнее интересов и нужд народов России. А потому война будет окончена только после уничтожения большевизма. Никакие компромиссы невозможны. Не гибни напрасно, не поддерживай зря обречённый на гибель режим Сталина! Помоги его свергнуть! Откажись его защищать. Смерть Сталина спасёт Россию! Враги Сталина — наши друзья!
Снова раздались звуки песни:
...Пусть он вспомнит девушку родную,
Пусть услышит, как она поёт.
Пусть он землю бережёт родную,
А любовь Катюша сбережёт...
Рублёв сжал зубы и пробежал взглядом по лесопосадкам перед рекой: половина мобилизованных заградотрядом на оборонные работы гражданских всё ещё работала между первой и второй линиями траншей. Мелькали блестящие лезвия лопат, выбрасывая пыльные стойки солончаковой супеси. Пёстрая и светлая одежда, шляпы, кепки, панамы, платки напоминали о праздничных коммунистических субботниках по благоустройству городов и посёлков в короткий период изобилия и счастья довоенного времени между окончанием индустриализации-коллективизации и вероломным нападением европейцев. Другая половина мобилизованных: эвакуированные, беженцы, жители окрестных станиц и хуторов, всего около тысячи человек, после трёх с половиной часов земляных работ на страшной жаре без отдыха, воды и нормального инструмента, неорганизованно, группами и поодиночке уходили к переправе и в лесок, бросив копать и кидать проклятый грунт, трудный даже для растений: солонцеватый, солончаковый, местами вообще солонец. Работу однако они закончили. Мобилизованных на оборонные работы никто не охранял и не задерживал.
После указаний комбата, батальонного адъютанта, помначштаба полка и полкового комиссара, все полагались на совесть людей. Было бы хорошо с их помощью устроить и ложные позиции, провести ложные оборонительные работы, отрыть противотанковые эскарпы, но ни времени, ни сил на это уже не оставалось...
Почему они все сразу не ушли с работ? Вырыли в очень тяжёлом грунте при недостатке штыковых и подборочных лопат 1500 метров окопов для стрельбы стоя, пулемётные площадки, ходы сообщения, блиндажи, ниши. Вторая часть мобилизованных рыла окопы для второй линии обороны, для размещения ударной группы обороны. Здесь тоже работали не покладая рук. Никто не подгонял, только стрельба у Котельниково и приближающиеся столбы подходящих немецких колонн. Из балки Караичева слышались звуки танковых моторов и тракторных тягачей. В пыльном облаке там двигались вражеские грузовые и легковые машины, мотоциклисты, всадники, сверкали стёкла кабин, на ослепительном солнце искрили линзами бинокли. Позиции батальона оттуда просматривалась как на ладони...
Упорный и молчаливый труд чем-то напоминал муравьёв с их единым коллективным сознанием, крестьянскую общину, утопическое общество, где личное, эгоистическое существовало только в старых буржуазных романах и на страницах юмористических коммунистических журналов.
Является ли эгоизм — победившее в мире мировоззрение, без устали рекламируемое практически как вера, безопасным для его обладателя? Нет, не является. Для молодого человека из бедной семьи идеология эгоизма — «всё для меня» входит в конфликт с его бедностью и отсутствием возможности удовлетворить эгоистические устремления и потребности: поместья, квартиры, красотки, курорты Европы, праздность и так далее... Представление о том, что он сможет на свои потребности, диктуемые пропагандой эгоизма и примерами успешных эгоистов честно заработать, терпят фиаско, поскольку мир капитализма не для свободных предприимчивых граждан-одиночек, мир поделён мафиями на зоны грабежа до такой степени, что не только касаемо Острова пряностей, но даже для открытия шиномонтажа в гараже или пирожковой нужно входить в мафиозную группу, а показушные, сделавшие себя сами дельцы, поддержка мелкого и среднего предпринимательства от капиталистических властей вообще показуха и пропаганда. Гитлер на пути во власть обещал лавочникам закрыть универсальные магазины, а универсальным магазинам закрыть лавочников. Обманул всех. Все оказалось под диктатом олигархов и их «комитета по делам олигархов» — гитлеровской администрации. Власть и мафия едины. В США Рузвельт сделал то же самое, только без официального расизма и запрещения компартии. Это и есть фашизм, хоть и разных штаммов. Поэтому молодому человеку при отсутствии стартовых возможностей от родителей особо заработать не дадут однозначно. Жизнь внутри мафии в части эгоизма регулируется внутренними законами мафии, нигде ни в каких институтах не преподаётся и не рассматривается. Таким образом человек входит в состояние тяжёлого внутреннего психического конфликта между желаниями, диктуемыми эгоизмом и возможностью физически существовать эгоистом. По этой-то причине и возникает всем хорошо видимая агрессия из-за разочарования — фрустрация. Не имея полного выхода наружу, она направляется внутрь эгоиста, порождая у него тяжёлые депрессии, суицидальность, склонность к насилию, изнасилованиям, наркотикам, всевозможным гадалкам, гуру, целителям, поскольку больной всё равно не хочет верить, что он как эгоист — центр мира, на самом деле в реальном мире никто. Поскольку ни одна из сторон психического конфликта не преодолеваем, эгоист по мере взросления и старения становится психически полностью больным человеком — эгопсихопатом.
Эгопсихопатия женщин при капитализме имеет особенности из-за наличия фактора материнства и являет собой весьма отталкивающее явление противоречащее понятию семья, поскольку семья — это альтруистическое сообщество, где женщина в большинстве случае становится жертвой эгоистических собственнических устремлений мужчины, но случается и наоборот.
Не лучше обстоят дела с апологетами эгоистами — богачами. Шкала их эгоизма просто смещена в плане возможностей. Всё равно разница между эгоистическим «хочу» и реальным «могу» сводит их часто с ума. Коррупция, потеря чувства родины и семьи, одиночество, воровство, разводы, убийства партнёров, конкурентов и родственников, гаремы, наркомания и алкоголизм, издевательства над персоналом, прочие отвратительные проявления скотства — вот проявления их психической болезни. Животные в костюмах или платьях. Множество аспектов и нюансов вреда эгоизма для здоровья и даже опасности для жизни можно перечислять бесконечно. Об этом написаны миллионы книг и статей, начиная с «Одиссеи» Гомера.
Понимая это, любой может научиться смотреть на мир минуя матрицу эгоизма, пропагандируемого каждую секунду газетами и радио, друзьями, врагами, родителями в виде рекламы яхт, украшений, машин, квартир, дворцов, чемпионатов, красующихся политиков и бизнесменов, всяких бородатых или волосатых личин и частей тела. Что же делать, есть ли альтернатива, чтобы не болеть всем миром? Есть альтернатива. За неё и собиралась сражаться ни на жизнь, а на смерть молодёжь с Дальнего Востока Советской страны в жаркой Сальской степи у Курмоярского Аксая...
Молодые бойцы-дальневосточники всё ещё балагурили, шутили, размещались в траншеях, готовились к бою: обкладывали дёрном стрелковые ячейки траншей, складывали неподалёку ранцы, вынув из них перевязочные пакеты, сухари, галеты сухпайков, устанавливали пулемёты на площадках, противотанковые ружья, раздавали боеприпасы сверх носимого боекомплекта, бережно складывали рядами бутылки с зажигательной смесью КС и шары ампул ампуломётов в ниши в земляных стенках, утрамбовывали ногами рыхлые комочки движениями, похожими на танец-чечётку, надевали обратно нательные рубахи, гимнастёрки, каски натирали пылью, чтобы не блестели, курили, как обычно смеялись по-дружески над своими и чужими неловкостями, дописывали письма, используя приклад винтовки как столик, или перечитывали полученные раньше письма, облокотившись на бруствер. Они весело бегали к отхожему месту и обратно, пели, зубоскалили, жмурились, иногда тревожно поглядывая на запад. Там в пылевом облаке перемещался едва различимый враг, готовился к атаке, готовился прийти сюда, чтобы убить их или покалечить, а потом поработить и ограбить этот край...
Командиры, возничии, красноармейцы нестроевых специальностей, все, кто постарше, кого ночной марш-бросок вымотал и выжал, сидели или бродили с каменными лицами, безразлично, почти безучастно делая своё дело. Даже близость смертельного врага, накапливающегося в западной части балки Караичева, казалось, не могла заставить их встрепенуться. Их волновал сейчас больше обед. Батальонная кухня уже развернулась: молодые ездовые установили передок-продуктовый ящик, задок-очаг из двух котлов, канистры для воды и водки, приготовили 12-литровые термосы для разноса еды. В боевой обстановке предусматривалась выдача горячей пищи два раза в сутки — утром после рассвета и вечером после заката. Всё выдавалось в горячем виде: жидкие кулеши, борщи, щи или супы из концентратов, картофеля, свеклы, капусты, моркови, лука, солений. Второе блюдо чаще всего каша из проса, гречки, ячменя, риса, гороха, пшеницы или овса, не густые, чтобы не пригорали в котле. Сегодня утром выдачи не производилось из-за марша, поэтому получалось, что выдача как обед: гороховый суп из концентрата и гречка. Выдача водки по 100 грамм на человека в день производилась только частям передовой линии, ведущим наступление. Всем остальным на передовой линии выдавали 100 граммов водки только в дни праздников. Таких в году имелось восемь. Сегодня водка не полагалась...
Казахская рота работала молча и упорно. Казахи старались не подставлять открытую кожу под обжигающие солнечные лучи. Боевое охранение выдвинулось правее позиции противотанкового взвода: одно отделение в стрелковых ячейках. О такой роскоши как уставное усиление боевого охранения пулемётами и орудиями, создание полосы препятствий и поддержка огнём дивизионной артиллерии речи не шло.
Рублёв тревожился. Если немецкие и румынские пехотинцы под прикрытием танков подойдут на 30 метров и начнут метать свои гранаты в траншеи, используют огнемёты, то что сделают молодые красноармейцы и их утомлённые маршем старшие товарищи? Смогут ли как положено по уставу дружно забросить наступающих гранатами? Пойдут ли как один в контратаку по приказу своего ротного, чтобы добить оступившегося после этого врага? Или станут сидеть как тетёрки в траве, пока не погибнут от гранат и огнесмеси, или попытаются отступить и попадут под убийственный огонь на открытой местности? Немцы и румыны их перебьют вне окопа весьма быстро — убивать людей боевым оружием просто, не то, что в уличной драке или в потасовке в кабаке. Один человек за день может убить сотню, экипаж бронемашины и того больше. Расчёт гаубицы может где-нибудь на переправе убить полтысячи человек в день даже не видя этого. Работу делают умные и высокотехнологичные устройства, выпущенные уважаемыми фирмами под руководством респектабельных господ — ничего личного — только бизнес. Один просто изготовил изделие, другой просто продал, третий просто привёз и установил, четвертый просто нажал на спуск, выполняя приказ — ничего личного — просто сверхмассовое убийство, совершённое группой лиц по предварительному сговору за деньги...
Слева в первой линии из двух соединённых сквозным ходом сообщения траншей комбат решил разместить всё-таки вторую роту. Справа от них в первой линии третью «казахскую» роту. Устав требовал при открытом фланге одну роту расположить на фланге уступом назад, но оба фланга сейчас являлись открытыми. Первую, самую лучшую свою роту Рублёв расположил как ударную группу позади первой линии слева уступом почти перекрывая дорогу к мосту. Ротные уставные опорные пункты, где располагались станковые пулемёты, запас воды и боеприпасов, командиры рот, политсостав, ординарцы, санинструкторы, организовывались по центру ротных участков.
По одному станковому пулемёту комбат разместил на пулемётных площадках на флангах первой линии. Пулемётные расчёты с помощью командиров определяли полосы обстрела перед передним краем, на фланге, внутри района обороны, составляли стрелковые карточки с указанием ориентиров, дальности до них, отметок по прицелу и целику.
Рублёв расположил у своего КП небольшой резерв вместе с добровольцами истребительного батальона. Здесь же недалеко разместил склад имущества: сумки и мешки полевые, ремни ружейные, плащ-палатки с прибором, котелки, ремни брючные и поясные, сетки для стрелков, лопаты в чехлах, перевязочные и противохимические пакеты, противогазы МО-2 и БС, стальные каски СШ-40 с чехлами, обмотки, портянки, инструментальные сумки из комплекта мобильных армейских электростанций. Там же находился питающий центр боеприпасов: штабели ящиков с маркировками.
У сапёров имелась колючая проволока, но отсутствовало время на установку, да и наличие танков у фашистов на равнине делало её бессмысленной. Средств и времени для оборудования противотанковых препятствий не имелось, как не имелось артиллерии дивизии и самой дивизии, частично погибшей в Котельниково и в эшелонах на подъезде к этой станции. Минировать передний край пока не получалось, поскольку сапёры минировали в первую очередь овраг, выводящий почти к мосту. Оборонительный бой изначально предстояло вести в ущербной изолированной ситуации.
Большинство разговоров сводились сейчас к одному — как хорошо, что у батальона есть гаубицы в лесочке у реки, много питьевой воды из колодцев хутора, арбузная бахча и яблоневый сад неподалёку. Другие энтузиазм не демонстрировали, как великие стратеги не ниже Кутузова, сетовали на оторванность от своего полка и дивизии. Майора Рублёва, прекрасно сведущего в артиллерийском деле, тоже радовала мысль о двух 122-миллиметровых гаубицах лейтенанта Беридзе. Остановленные несколько часов назад в степи генерал-лейтенантом Чуйковым и подчинённые батальону, эти артиллерийские орудия разбитой и рассеянной 302-й стрелковой дивизии могли решить исход дня. Разговор о заградительном огне не шёл по причине малого количества снарядов, но огонь по месту сосредоточения и накопления фашистов перед атакой мог стать весьма эффективным. Артиллеристы нуждались к командах по корректировке огня, иначе куцый запас в 40 снарядов мог пропасть зря. При отражении назревающей атаки на средней дистанции в основном следовало надеяться на два батальонных 82-миллиметровых миномёта БМ-37 и мощные пулемёты системы Максима. Самозарядные винтовки СВТ-40 большинства стрелков батальона являлись мощной силой. Винтовки Мосина и карабины у ездовых, связистов и сапёров имели меньшую ценность. Патронов имелось по 150 патронов для СВТ-40, по 80 патронов на бойца с винтовками Мосина и по два боекомплекта в возимом запасе. Станковые пулемёты имели по 1300 патронов. Миномёты — 100 мин.
Подвоза боеприпасов не намечалось вовсе по причине потери всех запасов дивизии из-за опустошительных бомбёжек Люфтваффе. В первом же бою, в состоянии сильнейшего волнения и ещё под обстрелом эффективность огня самозарядок в руках молодых бойцов могла оказаться невелика. А вот расход патронов наоборот. Ручные пулемёты Дегтярёва ДП с боекомплектом в 800 патронов у командиров отделений могли это компенсировать на дистанции 1000 метров. Пистолеты-пулемёты ППШ-41 командиров рот и старшин на дистанции в 200 метров при боекомплекте в 300 патронов обеспечивали шквал огня, давая стопроцентный шанс остановить врага до дистанции броска гранаты. Что касается борьбы против вражеской бронетехники, то у майора Рублёва имелось чёткое представление, что удержать её при массированном применении перед траншеями не получится.
Две 45-миллиметровые противотанковые пушки К-53 образца 1937 года под командованием не труса, не дурака, но очень молодого младшего лейтенанта Семёнова размещались уступом на правом фланге батальона, имели хороший сектор обстрела, перекрывающий всё фронтальное пространство перед линией обороны. Но орудия сего два. Мало. Бронебойные снаряды 53-Б-240 имели головную часть с гексалом A-IX-2 из гексогена, алюминиевой пудры и церезина Ледина. Они пробивали на дистанции 1000 метров по нормали 50-миллиметров крупповской брони. Имелось два ящика подкалиберных 53-Б-240П; снаряд имел высокотехнологичный сердечник из карбида вольфрама, сделанный методом порошковой металлургии — спекание при высокой температуре и сильном давлении. Этот снаряд не имел взрывчатого вещества, а пробивал броню ударом твёрдого, но хрупкого сердечник. После того как стержень из хрупкого материала влетал за броню, он от температуры, полученной при ударе, разрывался на маленькие, очень горячие части, поражая экипаж, оборудование, боекомплект, поджигая пары бензина, дизтоплива и масла. Эти снаряды пробовали 50 миллиметров лобовой брони новых модификаций гитлеровских танков Pz.Kpfw.III Ausf.H и Pz.Kpfw.IV Ausf F1 c расстояния 1200 метров. При этом Pz.Kpfw.III и Pz.Kpfw.IV, не имея мощного фугасного снаряда, могли рассчитывать на эффективный огонь из своих танковых орудий по небольшой пушке только начиная с растения в 800 метров, а то и этого меньше. Осколочная граната и картечь «сорокопятки» против пехоты тоже действовали неплохо при умелом использовании.
Младший лейтенант Семёнов отлично стрелял по движущимся мишеням в Славянке, но ему не приходилось стрелять в танки, быстро двигающиеся по складкам местности и стремящиеся убить противотанкистов. За минуту растерянности или заминки быстроходный танк пройдёт 200 метров или больше, заставляя менять прицел или вообще доворачивать орудие. Ещё через минуту танк окажется на позиции артиллеристов, убивая людей из пулемётов и давя гусеницами. Если за танком в атаке удержится вражеская пехота, то у противотанкистов будет после этого всего один выстрел для поражения цели, а то и его не будет. Кто сможет тут не побежать, не струсить, не впасть в ступор?
Майор вздохнул, обводя взглядом горизонт, пляшущий миражами и фата-морганой в виде согнутых под прямым углов деревьев и домов со сдвинутыми наполовину крышами. А ведь восемнадцатилетних, двадцатилетних пареньков ждёт первый в жизни бой! Первый в жизни... Первый... И это бой сразу против мощной передовой боевой группы и танков и бронемашин, где наверняка собраны самые опытные бойцы гитлеровцев. Десяток, может больше танков двинутся не прямолинейно, маневрируя, с разных направлений. После первых выстрелов противотанкистов по танкам, они и бронемашины начнут яростно стрелять в ответ, откроет огонь из пулемётов гитлеровская пехота, ведь для неё танки — спасение. Можно себе представить, с какой яростью десять пулемётов МG 34 каждой немецкой роты, из четырёх-пяти идущих в атаку, попытаются убить противотанкистов Семёнова.
Применение гитлеровцами тактики прорыва обороны крупными группами танков из-за слабости свой артиллерии, вынудило Народного комиссара обороны Сталина приказом No. 0528 создать отдельные крупные противотанковые батареи, направляя их на участки танковых прорывов. Статус противотанкистов тоже повысился: двойной денежный оклад в 30 рублей, за подбитый танк премия 500 рублей, особый отличительный нарукавный знак в виде чёрного ромба с красным кантом со скрещенными стволами пушек. Правда, за быстрый ремонт среднего танка Т-34 ремонтникам тоже платили 500 рублей, а за эвакуацию тяжёлого танка КВ-1 вообще 5000 рублей. Но за подбитый танк 500 рублей тоже не плохо. Правда это являлось совсем небольшими деньгами, поскольку бутылка водки на рынке стоила 400 рублей, а по карточкам по госцене за 40 рублей семья могла купить всё равно лишь одну бутылку в месяц. Так что премия скорее моральное поощрение, чем материальное. Хотя в ларьках, автолавках, полевые чайных военторга имелись дешёвые открытки, конверты с бумагой, карандаши, зубной порошок и зубные щётки, одеколон, кисти и лезвия для бритья, расчёски, гребёнки, карманные зеркала, нитки, иголки, крючки, петлицы и пуговицы, кисеты, трубки и мундштуки, конфеты, печенье, консервы, папиросы. Имелась возможность заказать товары посылкой, если не получалось купить в перерыве между боями. Но если артиллеристы не справятся...
Тогда противотанковые ружья, ампуломёты, бутылки КС с зажигательной смесью, противотанковые гранаты. Но одно дело стрелять из противотанкового ружья на учениях по мишени, а другое — в настоящем бою. Чтобы прицельно стрелять в танк из противотанкового ружья со 100 метров, нужно приподняться над бруствером при шквальном вражеском огне, иметь незаурядное мужество. После вспышки выстрела и появления облака пыли от мощного 14,5-миллиметрового боеприпаса противотанкового ружья гитлеровцы начнут обстреливать расчёт, чтобы убить людей или не дать стрелять снова. Если придётся бороться со средним танком с толстой лобовой бронёй толщиной в 50 миллиметров, то стрельба из противотанкового ружья должна происходить по гусеницами или в упор в борт. Поэтому позиции противотанковых ружей майор разместил не по-уставному, а равномерно среди рот первой линии. В бою им предстояло самим перемещаться по мере надобности; траншеи и ходы сообщений это позволяли. Два ПТР майор оставил на выходе из оврага у КП как резерв и для того, чтобы заблокировать овраг, если мины гитлеровцы смогут нейтрализовать.
Этот овраг сильно тревожил. Танки и пехота могли подойти к самой переправе, минуя открытое пространство. Овраг следовало как следует заминировать. Минирование оврага и разведка западной части балки Караичева он поручил взводу младшего лейтенанта Милованова и старшине первой роты Березуеву. Будучи ранен при авианалёте, Березуев не стал просить оставить его на подготовительных работах. Наоборот, лицо его просияло: «Наконец-то в бой!». Минное дело он знал отлично, тем более минированием руководил командир взвода сапёров.
Размышляя подобным образом о разных вопроса построения обороны своего батальона, Рублёв вместе с комиссаром, начштаба и ординарцем дошёл до правого фланга и позиций противотанкистов. Майор несколько раз споткнулся о невысокие кочки, чувствуя сонливость и слабость. Кружилась голова и в глазах бегал чёрные точки.
С трудом сосредоточившись, Рублёв занялся осмотром позиций двух своих противотанковых пушек. Размещение пушек на одном фланге не противоречило Боевому уставу артиллерии РККА 1938/40 года, да и не имело смысла ставить орудия по одному на флангах или в центре, уменьшая сектор выгодного косоприцельного огня. Река Курмоярский Аксай находилась в двухстах метрах позади, наилучшим образом обеспечивая тыл.
Младший лейтенант оборудовал позиции по уставу: на огневых позициях отрыты ровики для командира, ровик для снарядных ящиков, аппарель для вкатывания орудия на огневую позицию с выжидательной укрытой позиции, ровик-щель для расчёта из четырёх бойцов. Бойцы затенили снарядные ящики от солнца дёрном и брезентом. Маскировку осуществили ветками и пучками травы. Дикая смородина, барбарис и шиповник, растущие рядом, отлично скрывали пушку до верха колёс. Маскировочную сеть использовали для укрытия лошадей, натянув её по верхушкам кустов.
Всего за полтора часа артиллеристы с помощью гражданских помощников оборудовали ещё и запасные позиции для перекатывания в бою туда орудия на руках. Весь личный состав полубатареи, нестроевые повозчьи, писари, санинструкторы несмотря на жару тоже работали насколько могли активно по оборудованию позиций. Кустарник расчистили для беспрепятственного передвижения. Мотопила МП-220 в руках умелых сапёров на глазах удивлённых казаков и гражданских с треском, визгом и хрустом за десять минут выпилила среди кустов целую дорогу.
Лошадей Семёнов разамуничил, отвёл в заросли орешника. Двухколёсные ходы — передки и зарядные ящики в одном устройстве, отвёл туда же. На выжидательной позиции тоже царил порядок: в резиновых резервуарах питьевая вода, фильтры на месте, сухпаёк роздан, противогазы в сумках приготовлены на случай возможного применения гитлеровцами химического оружия, сведения о котором были получены от штаба Сталинградского фронта перед отбытием эшелонов к Котельниково. Бойцы младшего лейтенанта работали слаженно. Они относились к нему с симпатией и в бою он точно не получил бы от них выстрел в спину...
Семёнов родился после Октябрьской революции и не увидел издевательств заводчиков, казачьих плёток и помещичьих поборов, унижения от хозяйчиков и царских чиновников. Он даже спекулянтов и лавочников НЭПа помнил плохо. Не видел шумные демонстрации троцкистов. Не сильно коснулись его поджоги и взрывы, устраиваемые заговорщиками и саботажниками. Семье простого рыбака, где он родился и вырос, Советская власть дала всё, что нужно и даже больше. Главное — над ним не имелось хозяев, господ, частных собственников, использующих их как разумную рабочую скотину, а его родное государство являлось не «комитетом по делам капиталистов», а его слугой, товарищем, командиром, но не рабовладельцем. Другой жизни молодой русский мужчина не знал и не хотел. Значок КИМа на гимнастёрке являлся не данью стадному инстинкту и карьеризму, а искренним выбором сторонника социального равенства.
Главный вопрос всех времён и народов, тревожащий всех и всегда — справедливость и несправедливость жизни. Трудно представить, чтобы богач или богачка не хотели передать своему ребёнку, выросшему в роскоши и вседозволенности, своё богатство. Что и происходит. Но станет ли такой ребёнок, случайно получивший слепым жребием судьбы богатство, достойным, справедливым человеком по отношению к беднякам, находясь с пелёнок в атмосфере неравенства и превосходства над другими за счёт родительского богатства? Нет, не станет он справедливым, не с чего ему таким становиться. Попадая каждый раз во властные структуры и доминируя там, такие люди не могут обеспечить никакому государству капиталистического мира демократического толка главной заявляемой демократической ценности — справедливости для всех, невзирая на количество денег. Получается, капиталистическая демократия лжёт изначально. Её цель обеспечить наибольшее благоприятствование движению капиталов главных частных собственников. Что этому мешает уничтожается.
Так же обстоит дело с другой декларируемой ценностью капиталистической демократии — равенством граждан. Демократия капиталистического общества — если говорить реально и по понятиям — это орудие поддержания неравенства и несправедливости, что и доказывают его законы, судебно-процессуальная практика, а также террор и репрессии в отношении простого народа, когда он пытается вырваться из-под власти богачей. Вывод: настоящая демократия — демократия справедливая при наличии в обществе богачей и производящего их капитализма невозможна. Поэтому слово «лорд» изначально означало для Семёнова «подлец». То же «граф», «принц», «король», «королева», «принцесса», «миллионер», «миллиардер», владелец крупной компании, член совета директоров, крупный делец и банкир. Такие вот силы — передовой отряд гиперкапиталистического государства сейчас готовился атаковать советский батальон. Предстоял бой русских с немцами во вторую очередь, а в первую — бой капиталистов против коммунистов...
Центральным ориентиром наводки для расчётов младший лейтенант выбрал чёрточку какого-то совхозного длинного строения на горизонте за западной частью балки Караичева. Наблюдатели пошли ставить вешки для обозначения секторов, а наводчик и бойцы-правильные у орудий следили за установкой. Командиры орудий и воентехник, раздетые по пояс, прячась в тени бронещитков, проверяли выступы бойков, работу противооткатных устройств. Под рукой они имели принадлежности, маслёнки, шприцы.
— В бою пушка должна работать как часы! — сказал серьёзно усатый воентехник 2-го ранга со следами ожогов на лице, копаясь в ящике с инструментами и не замечая подошедшего комбата. — От этого наша жизнь будет зависеть и жизнь всего батальона тоже. Если заклинит затвор, — пиши пропало в сообщение о потерях в Москву в Центральное бюро по персональному учёту личного состава Действующей армии! Жалко, что за ремонт пушки так мало платят, не то, что за ремонт танка…
— Особенно когда полевая касса неизвестно где теперь находится! — сказал кто-то сзади. — Зато агитаторы от немцев уже час битый стараются вовсю!
— Не каркайте про московское Бюро учёта, товарищ Ничейнов! — сказал бодро младший лейтенант Семёнов, красный от загара и волнения. — А немецкую агитмашину не слушайте, врут они всё!
Семёнов быстро и взволнованно ходил кругами, глядя то на одно орудие, то на другое. В руках с видом студента он держал коричневую книжку руководства службы пушки образца 1937 года. Увидев командира с ординарцем, комиссара и начштаба, он остановился, приняв положение «смирно».
— Как дела, товарищ младший лейтенант? — спросил майор, предупреждая жестом руки упреждая доклад младшего старшему по званию.
— Всё, что должно блестеть, товарищ командир, блестит! — по-мальчишечьи улыбаясь, ответил Семёнов, указывая на установленные на пушках сияющие колёса ГАЗ-А на усиленных спицах. — Всё что нужно подготовить к бою, подготовлено! Противотанковый взвод к бою готов как на экзамен!
— Это и есть экзамен. Молодец, комсомольца всегда видно! — сказал одобрительно комиссар.
— Ну-ну... — вздохнул Рублёв, прислушиваясь к музыке и воплям из немецкого агитационного громкоговорителя.
Напористый голос со взволнованной интонацией вещал:
— Большевистская партия и её карательные органы — ГПУ — НКВД — являются марионетками в руках всемирного еврейского заговора, цель которого — порабощение народов мира. Евреи развязали эту войну, они нация-паразит, живущая за счёт других; евреи, захватив власть в России, создали советскую тюрьму народов… Большевизм и еврейство — одно целое. То и другое является врагом народов России и подлежит уничтожению. Работай и сражайся и дальше за жида, чтобы он в тылу мог спокойно продолжать загонять товары втридорога и набивать себе карманы. Могучей и богатой была Русь, пока в Кремле не завёлся жид. Он развязал эту войну, поссорив русских с немцами, а сам спрятался в тылу и гонит оттуда простых ребят на бойню. Целый год ваши жёны и дети не знают сытого дня, а города и сёла переполнены жидами-спекулянтами, которые живут за счёт труда ваших семей. Эти жиды-спекулянты принуждают русских и украинских женщин и девушек, жён командиров и красноармейцев за кусок хлеба продавать им своё тело. Командиры РККА сами безнаказанно занимаются в тылу пьянством и развратом, в то время как на передовой любой солдат за малейший проступок может быть репрессирован и расстрелян без нормального суда...
— Во врут-то... — покачал головой ординарец комбата. — За малейший проступок!
Ординарец уже два часа бесцельно носил в руках блокнот для записей за майором приказов и распоряжений вместо адъютанта батальона, отправленного майором собирать по хуторам лопаты и кирки для рытья окопов. Записывать пока ничего не требовалось — всё и так было понятно на этом маленьком фронте без флангов и тыла шириной в полтора километра. Вот и сейчас ординарец поднял открытый блокнот в чёрном коленкоровом переплёте, готовясь сделать запись химическим карандашом, но никаких замечаний, распоряжений важных и существенных от комбата не последовало, как и приказов. Все всё делали добросовестно грамотно как раньше на учениях.
Рублёв внутренне радовался за настроение юноши-артиллериста. На собственном опыте он знал, что первый врагом сейчас являлся не столько немец и румын, сколько генерал Страх, способный обратить ребят в бегство.
Майор великолепно знал артиллерийское дело и мог легко заменить любого артиллерийского начальника вплоть до командира артиллерийского полка за счёт знаний, полученных в течение нескольких лет, проведённых в проектно-конструкторской группе Грабина на артиллерийском заводе Nо. 92 в городе Горький.
— Подройте грунт под колёсами, товарищ младший лейтенант, — приказал Рублёв, наконец. — Подпрыгивание у этой пушки небольшое, но будет ещё меньше; поправлять прицел вообще не придётся: заряжай и стреляй как из автомата.
— Есть! — ответил младший лейтенант. — У пушки вообще-то отдача небольшая, товарищ командир, можно и так вести частый огонь без исправления наводки.
— Исполняйте.
— Есть! А танки у «него» имеются?
— Скоро мы это узнаем, что у «него» имеется... — вместо комбата ответил ординарец, — немолодой красноармеец с грустными умными глазами, пряча блокнот за спину.
Он тут же принялся стряхивать с гимнастёрки майора сор, семена травы и пыль после хождения по траншеям и зарослям.
— Хорошо бы узнать заранее, товарищ Бывалов, — ответил ему Рублёв. — И не жмись ко мне, товарищ ординарец. Думаешь, в майора немцы стрелять не будут?
Чтобы избавить командиров, начиная от командиров рот и выше, от бытовых дел: стирки, топки, получения довольствия, отправления и получения почтовых отправлений, денег, чистки оружия, обуви, ухода за верховой лошадью и так далее, весной директива Верховного Главнокомандующего сделала небольшое отступление в социалистическом мировоззрении в РККА — узаконила существование ординарцев — командирских помощников-завхозов вместе с наёмной прислугой из числа гражданских для помощи семьям командиров. Действительно, командиру батальона или полка вместо того, чтобы руководить частью, приходилось заниматься стиркой, чисткой лошади, тасканием воды, штопкой, глажкой, хождением на почту и так далее. Естественно, для этого зачастую привлекались первые попавшиеся бойцы, что взывало кривотолки, доносы о злоупотреблениях. То же касалось командирских семей, особенно в полевых условиях. Решение Верховного Главнокомандующего разрешило это противоречие. В конечном итоге, почему советский гражданин, какой-нибудь артист оперетты мог нанять себе домработницу из службы быта, а майор должен был убирать свою комнату сам?
Подбор ординарца, состоящего теперь на довольствии в одним из подразделений, являлся личным делом командира. Но на каждого мудреца довольно простоты. Множество санитарок, связисток и других женщин-военнослужащих и из наёмного персонала не могли устоять перед мужскими требованиями командиров и начальников с большой зарплатой и привилегированным положением. Они превращаясь в любовниц, сожительниц, военно-полевых жён, и ординарцы занимались и их обслуживаем тоже, становясь завсегдатаями медсанбатов и пунктов связи, общались там с пассиями командиров. Ординарцам приходилось также добывать своим советским «господам» дефицитные продукты, вещи, спекулировать, обмениваться с местным населением, пользоваться связями с другими ординарцами. Это всё вызвало зависть, ревность и недовольство других красноармейцев.
После гибели в прошлом году около миллиона кадровых и сознательных бойцов и командиров, добровольцев-ополченцев, армия пополнялась новыми людьми. Многие из них ненавидели социализм, не хотели за него воевать, мечтали сдаться в плен при первой же возможности, вредили, даже стреляли в бою в спины командиров, комиссаров, коммунистов. Ординарцы оказывались в таких пополненных частях словно между молотом и наковальней. Враги народа ненавидели их не меньше командиров и комиссаров, и те отвечали им взаимностью. В бою зачастую недовольные социализмом бойцы стреляли в спины ординарцам тоже. Особенно часто в начале войны под огонь своих бойцов попадали командиры РККА и даже генералы в обстановке «драпа», называемым на военном языке «незапланированным отходом». Целые батальоны с преобладанием нерусских народностей бежали с поля боя, а когда командиры пытались всеми силами остановить это бегство, в них стреляли. Особенно отличились в «драпе» западноукраинские, западнобелорусские, литовские, латышские, эстонские части РККА. Они просто целенаправленно убивали своих советских командиров и разбегались ждать немцев дома, грабить, убивать там евреев, советских активистов.
Советский 25-й стрелковый «украинский» корпус из трёх полных дивизий с Донетчины, из Харькова и Мариуполя, занимавший оборону год назад у Витебска, тоже частично разбежался, бросив вооружение и убив нескольких своих командиров. Во многом это произошло потому, что высший и средний командный состав корпуса просто вредительски отказался сражаться, дезорганизовал корпус и разбежался. Комкор-25 генерал Честохвалов, его начштаба полковник Виноградов сдались в плен немцам, открывая дорогу немцам на Москву, как это предусматривал план заговора Тухачевского, как выяснилось, не искоренённый до конца даже при перегибах «ежовщины». Оба предателя-тухачевца родились в Рязани, оба до революции в царской армии дослужились до унтер-офицеров, оба закончили Военную академию имени Фрунзе; сначала ненавидели гнёт богачей и не хотели возвращения их власти, но хотели сами стать такой же властью, и вот подняли руку и предали советскую Родину. В возникшей страшной панике начала войны только пограничники, войска по охране тыла и заградотряды НКВД никогда не стреляли в своих командиров. Будучи гораздо хуже вооружённые, чем стрелковые части армии, они стояли насмерть. Танкисты и моряки тоже...
В случае с ординарцем Бываловым такое не могло произойти. Он сам не стал бы ни за что стрелять в Рублёва, и никто в него не стал бы стрелять из воинов-дальневосточников, но ведь в батальоне оказались казахи из пастухов-единоличников и мелких собственников скота, и бывшие зеки, попавшие в армию после отбытия сроков наказания за нетяжкие и не связанные с антисоветской деятельностью преступления.
Отец троих детей, трусоватый, тихий Бывалов среди молодёжи батальона пользовался репутацией скорее дурачка, чем проныры-лакея. Он с трудом мог выполнять на занятиях нужные для стрелка действия и возможность чистить сапоги или верховую лошадь комбата «Звёздочку», для него было явно предпочтительнее гимнастических упражнений и стрельбища, бега с ранцем, наполненным боеприпасами во время ночных учений.
— Да, да! — рассеянно ответил ординарец комбата, делая шаг назад. — Не буду жаться!
— Не «да-да», а «есть»! — машинально поправил майор.
— Это как мне теперь денег переслать жене? Ведь 3000 у меня скопилось, а на станции Абганерово отправить не получилось, — совсем невпопад проговорил начальник штаба полка майор Нефёдов. — Думал, в Котельниково отправлю, а теперь где отделение Госбанка найти? Немцы там...
— Теперь уж после боя поговорим об этом, товарищ майор, — ответил Рублёв таким голосом, словно заупокойную молитву читал. — И жёны и деньги потом. Не нужно себя тешить лишними надеждами...
Правда причиняет ежеминутные страдания тому, кто в ней живёт и ею руководствуется в реальном мире, построенном на непрерывной лжи. Такие люди святые — страдальцы, словно трезвенники, не позволяющие себе и капли спиртного, когда ломит кости или тоска гонит в петлю, в то время как все остальные постоянно пьют вино, чтобы снять усталость и неприятные ощущения в теле, веселятся по поводу и без него в обнимку с бутылкой. Знать правду — тяжёлый крест, а жить по правде — святой подвиг...
Оценив позиции противотанкистов, комбат понял, что младший лейтенант может сделать пять-шесть прицельных выстрелов за минуту по быстро движущейся цели в главном секторе, избегая разворота орудий в сторону, затрат драгоценного времени и демаскировки позиции. То, что танки и бронемашины пойдут по центру позиций прямиком на переправу, Рублёв не сомневался, поскольку местность открытая, удобная для этого, а переправа и начало восточной части балки Караичев являлся, видимо, главной целью авангарда капиталистической армии. Уже год гитлеровцы использовали один и тот же расточительный приём прорыва обороны — танковый таран при минимальной поддержке артиллерии и при возможно большей поддержке авиации.
Если Семёнову сразу удастся подбить танк или даже два, это может заставить немцев начать маневрирование и даст ещё пару минут выигранного времени для прицельной стрельбы в боковые проекции, где броня у танков тоньше, а возможность рикошета меньше. Три, четыре выбитых танка могут охладить пыл наступающих и заставить их замедлиться перед позициями противотанковых ружей и огнём миномётов, а там как повезёт. Будет это так или нет, никто не знал, но все надеялись на лучшее, в конечном счёте не боги горшки обжигают! Но если танки пойдут в обход левого фланга и оврага или справа вдоль реки, или одновременно с трёх направлений, практическая скорострельность противотанковых пушек окажется вдвое, втрое меньше числа целей, делённых на время, нужное для поражения одной цели. При попытке обстреливать самые близкие цели, а не один сектор, игнорируя два остальных, велика вероятность не успеть поразить все опасные и близкие цели, и тогда всё, кричи: «Прощай Родина!»
И смерть... Страшная... Умирающие, если они не осознают умом, что умирают, никогда не пытаются избежать смерти. Это значит, что умирать не больно, а смерть выглядит вполне привычной, скорее всего похожей на засыпание. Но когда знаешь, что вот-вот умрёшь... Даже долетев до самой далёкой и последней звезды, человек всё равно не будет знать, что ждёт по ту сторону смерти и поэтому она останется самым главным страхом...
Как только заговорят «сорокапятки», гитлеровские танки, бронемашины, бронетранспортеры, их многочисленные пушки и пулемёты, пулемёты пехоты начнут интенсивно обстреливать «сорокапятки», чтобы как можно скорее повредить орудия и убить артиллеристов, или хотя бы помешать им прицеливаться. Красноармейцы из станковых, ручных пулемётов, автоматических винтовок, противотанковых ружей, миномётов постарается прикрыть свою артиллерию. Сколько раз тогда сможет выстрелить лейтенант, сколько целей уничтожит в такой обстановке, не ясно...
Жара путала мысли. От едкого дыма и сухого ветра наворачивались слёзы. Майор жмурился, утирал лицо рукавом, то и дело сдвигал фуражку на затылок. Когда солнце особенно допекало своим светом и жаром, он надвигал фуражку почти на нос, а потом, когда брови намокали от пота, снова сдвигал её на затылок… Эх, успел бы Милованов овраг заминировать!
У КП кроме ополченцев из добровольческой роты, казаков и калмыков из Пимено-Черни, беженцев, привлечённых на сапёрные работы, находился командир взвода 82-миллиметровых миномётов, воентехники, радиосигнальщики, радисты, перевозочные, повара и писари, интенданты. Политруки проводящие здесь нештатное партийное собрание. Рассеянно выслушал Рублёв доклад заместителя командира сапёрного взвода о готовности траншей и ходов сообщения. Затем отправил помначштаба и комиссара к Беридзе, а сам остался у КП, ожидая окончании минирования оврага. Ещё он с нетерпением ждал данных разведки, поскольку Березуев с Миловановым имели приказ ещё и провести разведку в направлении расположения противника. Рублёв тяжело вздохнул и пробормотал:
— Эх, сюда хотя бы одну нашу грабинскую пушку ЗИС-3 или ЗИС-2. «Фрицы» из балки Караичева и носа не высунули бы, не то, что атаковать!
Рублёв знал, что говорил. Судьба случайно забросила его девять лет назад в испытательную группу Грабина: в коридоре командирских курсов его остановил смешливый капитан НКВД и попросил подойти через час к машине во дворе, поскольку нужный взвод не прибыл вовремя для испытаний вооружения и требуется помощь. Рублёв тогда был холост, от своей части откреплён и согласился помочь. Вот так, случайно, с образцом важной детали в ящике оказался он в городе Горьком в бюро конструктора Грабина. Ящик с деталью и смышленого лейтенанта Грабин быстро пристроил к делу; в 1933 году умные, грамотные, честные люди ценились на вес золота.
В Горьком кроме получения широких познаний в артиллерии, он столкнулся с тем, что перевернуло полностью его веру в людей. Он увидел высокопоставленного военного, маршала Советского Союза, делающего всё, чтобы отличное оружие не попало в советские войска. Это стало для молодого коммуниста громом среди ясного неба: понято, бывшие белогвардейцы и потерявшие всё собственники разных мастей остались вечными врагами трудового народа и врагами его армии, но маршал Советского Союза Тухачевский? Как же так? Получается, есть две страны России: одна Россия строит социализм, а другая Россия, маскируясь под коммунистов, этому противится всеми силами и старается снова страной завладеть как собственностью. Страной снова стараются завладеть люди, для которых деньги не пахнут, лишённые чести, достоинства, доброты, подобные духовным деградантам, готовые ради денег съесть, проглотить, искалечит всё, что угодно. Красная Армия своей поднимающиеся на индустриализации-коллективизации мощью мешала маршалу Советского Союза Тухачевскому добиться поражения Советского Союза в войне, после чего становилось возможным захватить себе в управление какой-будь осколок великой державы, желательно богатую ресурсами Россию.
Обойдя вокруг вырытого квадратного котлована для КП батальона с брустверами, двумя поворотами траншеи перед входами, защищающими от прямого выстрела или броска гранаты, майор оказался среди ополченцев. Они работами лопатами и ломами. Среди них он узнал двух интеллигентного вида мужчин из автоколонны харьковчан, чьи грузовики он чуть было не отобрал у хутора Нижние Черни. С ними тогда ещё ехала очень красивая блондинка в платье с большим вырезом на полной груди…
— Что, товарищи, уморились? — по-отечески спросил ополченцев Рублёв, чувствуя, что «уморился» именно он: сердце колотилось, дыхание сделалось частыми, мучила жажда и всё время мерещились на задних планах среди теней листвы невозможные здесь вещи. Он осознавал, что видимые им образы не являются реальными, при этом, он продолжал их видеть. Псевдогаллюцинация. Несколько раз он видел сегодня между своих бойцов Иисуса Христа. Он выглядел коренастым, мускулистым, смуглокожим человеком ростом около 160 сантиметров — ниже, чем винтовка Мосина со штыком, с большими глазами на продолговатом лице, удлинённым носом, короткими и курчавыми темными волосами, короткой бородой. Иисус ходил среди бойцов и раздавал воду из небольшого глиняного кувшина с терракотовым орнаментом в виде волн с пенными барашками. Его одежда — тканый заедино без швов длиннополый, длиннорукавный хитон, перехваченный верёвочным поясом, квадратный плащ-риза голубыми кистями-воскрилиями по Закону Моисееву для напоминания владельцу о заповедях Божиих. Платок, обёрнутый несколько раз вокруг головы, удерживался шнуром. На ногах плетеные сандалии с кожаными ремешками.
Иисус разливал в подставленные фляги и котелки воду, и из небольшого кувшина её выливалось всегда без ограничений. Так она поил одной водой сотни красноармейцев и местных жителей, казаков и калмыков. Вот и у моста около Пимено-Черни собралась такая группа. Они сосредоточились вокруг старшины Березуева со знаменем батальона, хотя боевые знамёна имели только отдельные батальоны и обычный стрелковый батальон Рублёва знамени не имел. Старшина указывал всем на фигуру Иисуса. Кто-то смотрел, кто-то с сомнением отводил взгляд. На переднем плане — люди, уже получившие от Иисуса воду. Справа — группа казаков, только подходящих к Курмоярскому Аксаю. На земле совершенно недопустимыми образом разбросаны винтовки, ранцы, патронташи, противогазы. Вдали виднеются дома Пимено-Черни. Горизонт закрывает лесополоса, над которой отчётливо заметен желтоватый туман — жаркий воздух наполнен пылью. Среди беженцев дети и взрослые, колхозники и совслужащие, будущие добровольцы, евреи и дезертиры. Всё окрашено сочными оттенками: тёмно-зелёная листва камыша, разноцветные блики на воде, синее небо, палевый суглинок берега. Какие-то незнакомые бойцы отдают Иисусу честь, а знакомые даже не оборачиваются. Померещится же такое!
— Есть немного, товарищ майор, подустали. Хорошо бы передохнуть и пожевать чего-нибудь, а то съестные припасы остались у товарищей в автоколонне, а здесь у наших ополченцев нет ни кухни своей, ни хлеба, ни вообще ничего. Только винтовки, что у товарища Джавахяна получили, и немного патронов ещё к ним, — ответил высокий харьковчанин за всех. — Сейчас покрытие из жердей положим, и перед тем как грунтом его засыпать, самое время перекусить немного...
— Патронами обеспечим, а вот с едой и отдыхом не получится. Немцы в трёх километрах отсюда и могут начать атаку в любую минуту. Они пойдут крупными силами со всех сторон. Если мы не зароемся как следует в землю, то нас перебьют на раз-два. Ты здесь старший? Как звать тебя, товарищ?
— Доброволец Николай Адамович, назначен командиром отряда товарищем Будным командиром взвода из десяти человек, — ответил мужчина и, показывая на стоящего рядом, добавил: — А это мой помощник и друг, тоже мостостроитель из Харькова.
— Присядьте, товарищ майор! — воскликнул ординарец, потягивая к Рублёву перевёрнутую, невесть как оказавшуюся здесь корзину из ивовых прутьев; наверное это от сапёров: к них всегда имелось с собой множество неуставных вещей в хозяйстве. — Присядьте, что-то вы совсем бледный! Может, воды?
— Да уж, на таком пекле и помереть недолго, если сердечник! — со знанием дела сказал усатый сапёр, снимая с конной повозки привезённые только что длинные жерди, составляющие раньше ограждение овощных грядок от коз и коров у реки позади артиллерийских позиций лейтенанта Беридзе.
Грабин... Простые люди, создавшие технические устройства для вольного или невольного максимального выравнивания комфортности в жизни богача и бедняка, их возможностей, или для облегчения труда и жизни, такие как Эдисон с электричеством, Попов с радиосвязью, Форд с автомобилями или Грабин с артиллерийскими орудиями и так далее, если, конечно их целью не является закабаление других — это добрые гении человечества, а цари и капиталисты, задерживающие вольно или невольно научный прогресс в своих странах, а тем более использующие его во зло и есть главные злодеи и враги добрых людей...
Рублёву воочию представился далёкий в пространстве и времени артиллерийский полигон под Горьким осенью 1936 года, конструктор Грабин в парусиновых ботинках и соломенной шляпе-канапе с синей крепдешиновой лентой на тулии совсем не по погоде...
Вся эта история с пушками Грабина и вредительством в артиллерии Рублёву снилась потом много раз и в камере следственного изолятора ОГПУ НКВД, и по ночам уже в армии, и в эшелоне по дороге в Котельниково. Он просыпался, вскакивал в холодном поту, бормотал:
— Этого нельзя допустить, иначе нас немцы и японцы побьют! У них и деньги и технологии американские в избытке, а у нас по сусекам скрести!
Получилось прямо как у Левши из «Сказа о тульском косом Левше и о стальной блохе» Лескова, когда мастер-самородок Левша, будучи в Англии, бредил желанием предупредить атамана Платова, чтобы русские солдаты ружья кирпичом не чистили, потому как англичане так не делают, потому что ружья приходят от чистки кирпичом в негодность...
Действительно, к этому всё и клонилось с помощью Тухачевского и его хозяев из Нью-Йорка, Лондона, Берлина, Парижа, мечтающих критически снизить боеспособность Красной Армии перед предстоящей войной, одновременно лихорадочно усиливая всеми возможными способами гитлеровский Вермахт. Одно из направлений такого фатального ослабления РККА с помощью предателей — лишение войск 45-миллиметровой противотанковой артиллерии, лишение войск полковых и дивизионных полевых орудий калибра до 100 миллиметров, замена их малокалиберными орудиями. Если Германия и Япония имели в войсках пропорцию: 10 лёгких пушек на 6 средних пушек «рабочих лошадей войны» калибров 76 — 100 миллиметров и 2 тяжёлых калибра до 203 миллиметров, то маршал Советского Союза Тухачевский, отвечающий за вооружение армии, хотел иметь для рабоче-крестьянской армии 11 лёгких пушек на 2 пушки калибров 76 — 100 миллиметров и 1 мощное тяжёлое орудие калибра до 203 миллиметров. И это притом, что лёгкие орудия оказывались заранее малоэффективны против пехоты и средних танков, не говоря уже про тяжёлые танки и полевые укрепления. Красная Армия по замыслу Тухачевского следовало оставить безрукой.
Когда на поле боя враг начнёт массово применять мощные полевые пушки, гаубицы и танки, лёгкую советскую артиллерию будут массово давить и разбивать. Уцелевшую артиллерию бросят отступающие по всему фронту войска за негодностью. Красная Армия останется тогда вообще без артиллерии и будет разбита. На такой исход и рассчитывал Тухачевский, озвучивая в ЦК партии предполагаемые цифры потерь лёгких орудий в гипотетической войне с коалицией капиталистических государств — 122 000 орудия за год. Когда в 1930 году маршал Советского Союза Тухачевский, красавец-сердцеед с пролетарскими орденами на груди, холёной внешность царского офицера лейб-гвардии, с золотым оружием, тогда командующий войсками Ленинградского военного округа, провозгласил своё видение реорганизации и оптимизации артиллерии, в зале послышались смешки. Старые военспецы поняли, куда клонит бывший лейб-гвардейский подпоручик — оставить Красную Армию без эффективной артиллерии и дать её расстрелять как в прошлую войну с Германией. Но Тухачевского когда-то рекомендовал Свердлову сам Ленин в критический момент организации Красной Армии в начале 1918 года как пример красного лейб-гвардейского подпоручиках на службе в армии революции, тем более, что именно русская лейб-гвардия смела правительство сначала царя, а потом и правительство капиталистов.
Отойдя как-то раз от письменной конторки в Москве на Пречистенке в здании бывшего Штаба Московского военного округа с бумагами по комплектации частей командными кадрами, бывший подпоручик сам себе обеспечил воистину наполеоновскую военную карьеру, в одночасье оказавшись командармом. А ведь Тухачевский по своему фронтовому опыту знал, что именно тяжёлая и средняя, а никак не лёгкая германская артиллерия выбила весь его лейб-гвардейский Семёновский полк и кадровых лейб-гвардейских офицеров-дворян на фронте при царе, пока он был в плену вместе с другом Шарлем де Голлем, бродя по подружкам и пивным заведениям тихого германского тылового городка. Тяжёлая и многочисленная германская артиллерия на его глазах сокрушила царскую армию, потом красная артиллерия на его глазах сокрушила белую армию и восставших кулаков, а теперь по замыслу предателя пришёл черёд Красной Армии быть сокрушённой артиллерией фашистов Гитлера и его союзников.
Если бы Тухачевскому удалось навязать свою вредительскую концепцию артиллерии и Ворошилов со Сталиным пошли на поводу у этого «авторитетного военного теоретика», то не Красная Армия имела бы на поле боя преимущество в артиллерии, а Вермахт, не Красная Армия выбила бы к осени 1941 года половину первоначального офицерского состав Вермахта и половину группы армий «Центр», а Вермахт выбил бы половину Красной Армии и её кадровый командирский костяк, и не удалось бы разгромить Вермахт в 1941 году под Ростовом на юге, Москвой в центре, и Тихвином на севере. Однако получилось так, что правильно построенная Сталиным, Ворошиловым, Тимошенко артиллерия обеспечила Красной Армии победу осенью на всех трёх направлениях, разгром Вермахта такого масштаба, что и к лету 1942 года инициатива на центральном и северном участке советско-германского фронта прочно удерживалось советскими войсками. Вот что значила правильная концепция артиллерии — главной поражающей силы сухопутных войск!
Тухачевский и его подельники знали, что делали, пытаясь оставить Красную Армию без полноценной полевой артиллерии.
Когда Тухачевский, спровоцировав дело «Весна» по чистке в армии, лично составлял списки бывших царских генералов и офицеров, служивших в РККА, он убирал в ГУЛАГ или на тот свет не только тех, кто понимал его военное ничтожество, ненавидел немцев всей душой, готовых против них пойти хоть с чёртом, но прежде всего тех, кто мог аргументировано доказать его предательство в части артиллерии.
Став маршалом Советского Союза, Тухачевский лично занимался вопросом по недопущению в войска советской дивизионной средней пушки с хорошими показателями, ведь конструктор Грабин, создавая эту хорошую отечественную «дивизионку», делала РККА сильнее и устойчивее в боях против танковых и механизированных соединений Польши, Румынии, Германии, Японии. Особенно против Германии. Такое положение очень не устраивало сообщников Тухачевского по заговору в Генштабе — Левичева и Меженинова, и их хозяев за границей, оплачивающих предательство деньгами Ротшильдов, Моргана, Рокфеллера, Баруха и так далее.
Именно в это смутное время осени 1934 года в КБ Грабина и попал как молодой работник Рублёв. Конструкторское бюро как раз закончило разработку полууниверсальной пушки Ф-22 и выставила её на полигонные испытания в присутствии Начальника вооружения РККА Тухачевского и его заместителя комкора Ефимова, являвшегося начальником ГАУ — Главного артиллерийского управления РККА…
Тогда шёл мелкий дождь. Над испытательным артиллерийским полигоном синела туманная дымка. Тухачевский с брезгливой гримасой осмотрел экспериментальное орудие, окрашенное для заметности весёлой жёлтой краской в цвет любимых Грабиным кубанских подсолнухов, покрутил подвижные части механизма наводки.
— Поворотный механизм работает с большим усилием! — сказал он и вопросительно посмотрел на своего заместителя комкора Ефимова. — Это не годится, товарищи…
Ефимов кивнул, обычная хитрая его улыбка стала совсем лисьей и он произнёс зло:
— У нас на Украине в Чернобыле, откуда я родом, сказали бы: «Казав Наум: візьми на ум!»
— А у нас на ерике Ангелинском на Кубани, говорят так: «Мал-ти поедим, гляди и доедим!», — упрямо наклонив голову, ответил Грабин и стало видно, что правый глаз его от волнения стал косить сильнее. — Давайте я на кубанскую балакачку перейду, раз вы такие разговорчивые по намёкам...
— Товарищи, товарищи, не горячитесь... Пушка отличная, даже превосходит тактико-технические требования ГАУ! — сложив костистые ладони перед грудью, сказал на это Лендер, пожилой инженер-расчётчик завода Nо. 92, чем-то напоминающий доктора Айболита в круглых очках с иллюстраций к детской книжке стихов. — В частности, пушка на 200 килограммов легче требуемого, а это очень важный показатель для полевого орудия. От веса зависит маневренность в бою. Других замечаний ведь нет, товарищи командиры? Как даже не опробуете?
— Хорошо, ладно, уговорили, товарищи, давайте будем стрелять! — сказал нехотя Ефимов.
— Давай! — обернувшись к Рублёву, скомандовал Грабин и было видно, что он сильно разочарован. — Дайте нам, Алёша, из «жёлтой» дюжину!
Все отошли на десяток метров. Лихо работая с механизмами орудия, Рублёв и два техника произвели 12 выстрелов металлическими болванками в защитную насыпь. Рублёв в бюро занимался всем подряд, но больше всего занимался вопросами температурного расширения: излишний нагрев ствола при стрельбе снижает его долговечность, препятствует удалению гильзы, требует больших зазоров между деталями, чтобы избежать заклинивания, вызывая тем самым большое рассеивание снарядов. Нагретый восходящий поток воздуха от ствола препятствует точному прицеливанию через оптику. Из-за неравномерного нагрева охлаждения ствола в дождь или снег, происходит его непредсказуемый изгиб, снижающий точность стрельбы. Нарушается сопряжение снаряда со стволом, возникают задержки в стрельбе, приводящие к самопроизвольному выстрелу или разрыву боеприпаса в пушке. Каждый элемент проблемы требовал применения большого количество разных формул, расчётов, экспериментов, а проблема температурного расширения тем более.
В артиллерии Николая II на фронте за время войны с Германией с 1914 по 1917 год произошло 300 преждевременных взрывов снарядов в стволе 76-миллиметровых пушек и 150 взрывов в стволах более крупных орудий. Люди погибали, пушки ремонту не подлежали. Имея боевой опыт Гражданской войны и войны с китайцами, Рублёв сам вызвался проводить стрельбы...
Тухачевский побледнел, когда пушка Ф-22 сделала свой первый выстрел и послышался сдвоенный ударный звук, похожий на быстрый удар вагонной каретки по стыку рельс «пу-бум», только громче и резче — звук выстрела и звук удара железной болванки в насыпь в километре от пушки. Стало понятно, что у снаряда сверхзвуковая скорость — около 800 метров в секунду и пушка уникальная: она имела дальность гаубицы и силу всесокрушающего противотанкового и штурмового орудия. С такой пушкой пехота Красной Армии становится сильнее вдвое...
Пушка Ф-22 отработала серию безо всяких нарушений или намёка на сбой. Грабин улыбался. Он ждал от Тухачевского какой-либо предварительной оценки, критики, замечаний. Однако тот молчал. Он подошёл к орудию, несколько раз обошёл вокруг, потрогал раскалившийся ствол, открыл и закрыл затвор.
— Теперь холостыми давай! — скомандовал Ефимов.
Оглушительно отстреляли дюжину холостыми. Позицию заволокло дымом. Механизмы пушки по-прежнему работали без сбоев.
— Так-так, понятно... — только и сказал Тухачевский.
Грабин с Елисеевым недоумённо переглянулись: «жёлтенькая» Ф-22 являлась развитием ранее уже успешно показанной на испытаниях Ф-20. Пушка имела современную конструкцию: ствол в виде моноблока с казёнником и дульным тормозом, поглощающим треть энергии отдачи, клиновый полуавтоматический затвор, спуск кнопочный, поворотный механизм винтовой, рукоятки подъёмного и поворотного механизмов размещены с одной стороны ствола для быстрой наводки по движущимся целям, рессоры, колёса с резиновыми шинами от ГАЗ-АА, панорамный прицел и отличный отечественный прицел прямой наводки ПП1-2...
— Ну, теперь нужно посмотреть в движении. Только дождь мешает, давайте завтра... — сказал Ефимов.
— Товарищи, голубчики, чего откладывать? Грузовик готов, передок прицеплен, пушка на месте! — сказал снова всплеснув руками Лендер. — Чего время тянуть? Заводчане без премии останутся, без зарплаты и госзаказа...
— Завтра, — значит завтра! — ответил резко Ефимов и пошёл за Тухачевским к его служебному роскошному автомобилю Л1 «Красный путиловец», напоминающему буржуазный «Buick-32».
Ни одной отметки начальники советского вооружения не сделали, документов с собой не взяли.
— Чего дальше-то? — спросил Рублёв своего главного конструктора.
— Скажи механикам, пусть завтра отрегулируют поворотные механизмы, которые не понравились начальнику вооружений! — ответил Грабин.
— Да, странно, Вася, — сказал директор 92-го завода Елисеев. — Всё так странно и непривычно для испытаний. Такое ощущение, что начальники расстроились, что пушка хорошая. Прежние комиссии: из оборонного отдела ЦК партии или Наркомтяжпрома от товарища Орджоникидзе на таких испытаниях задавали тьму вопросов, лезли к орудию с измерительными приборами, сверяли бумажные данные, просили конструкторов разобрать тот или иной узел, повернуть пушку так и эдак, стрелять разными зарядами, а тут полное равнодушие и негатив...
— Ну, и что ты думаешь?
— Саботаж конечно!
— Саботаж?
Тем временем в отдалении хлопнули дверцы чёрной лакированной машины, Мотор зарычал и Тухачевский с Ефимовым прекратили исполнение скучного и ненужного им ритуала испытаний. Грабин, конечно, имел достаточный житейский опыт, чтобы уверенно ориентироваться в разветвлённых бюрократических структурах огромного советского военного ведомства, но такого на самом верху и он не ожидал.
На следующий день на полигоне орудие испытывали буксировкой по дорогам различного профиля за автомобилем АМО-2 — крепким экспериментальным грузовиком для армии, сделанном из американских комплектующих фирмы «Ottokar». Снова шёл мелкий дождь. Пробег орудия прошёл без происшествий. После достижения установленного километража орудие завезли в цех, куда приехал и Тухачевский. Вылез неспешно, попросил чаю с лимоном. Долго пребывал в туалете. Не спеша выпив чаю, Тухачевский снял шинель, осмотрел пушку, снова попробовал поворотные механизмы.
— Чем смазали механизм? — спросил он директора завода, глядя мимо Грабина.
— Мы его отрегулировали, товарищ комкор. В целом конструкция и технология изготовления гусеничного механизма дорабатываются. Есть уверенность, что и этот механизм будет работать не хуже других! — ответил Грабин, упрямо наклонив голову.— Но это несущественный, мелкий дефект. Он требует совсем небольшой производственной доработки.
— Ой, ли... — с сомнением произнёс Тухачевский. — Тогда давайте, из орудия произведите беглый огонь.
Рублёв с техниками выкатили орудие наружу и установили на площадку. Дали серию из 15 выстрелов. Пушка хорошо справилась, замечаний не имелось ни у кого. Но комдив Дроздов, — начальник 2-го отдела ГАУ приказал дать ещё одну серию. Дали ещё одну серию. Тухачевский снова осмотрел орудие и опробовал механизмы. Замечаний снова не было, комиссия молчала, хотя стало окончательно ясно, что пушка замечательная и перекрывает все технические требования ГАУ.
Затем снова произошло странное. Рублёв глазам и ушам своим не поверил: вместо общей оценки орудия по наиболее важным показателям — стрельбе, точности, откату, устойчивости, манёвренности, мощности выстрела, Тухачевский и Ефимов завели длинные речи исключительно о том, как плох поворотный механизм.
Потом все участники испытаний собрались в заводском клубе. Рублёв хотел всё записывать, но Дроздов сказал, что дело секретное и записей вести не нужно. Уборщицы, работницы столовой, чертёжницы вздыхали, глядя на красавцев военных из Москвы в президиуме, особенно на знаменитого начальника вооружения Красной Армии за конторкой докладчика. Тухачевский принялся долго и пространно рассуждать о задачах артиллерии, пролетарских принципах конструирования. Он открыто не отвергал Ф-22, но и не одобрял, причём, безо всяких объяснений своей позиции. Не формулируя, какое именно дивизионное орудие нужно рабоче-крестьянской армии по его мнению, он подталкивал КБ и завод на путь универсализации пушки Ф-22: она должна стать и полевой, и зенитной одновременно. Лебедь, рак и щука...
Дроздов, выступил коротко и вообще не по теме:
— Я был на прошлой неделе на заводе, поговорил, посмотрел... Что сказать? Труддисциплина низкая. Рабочие пьют как в царские времена и иногда очень здорово. Являются на работу, особенно после получки, в нетрезвом виде. Обошёл рабочие места... У любого станка открываешь стол — там бутылка, грязные тряпки. На станках валяется проволока, обрывки, как у свиньи... Ряд станков поломаны из-за того, что к ним относятся безобразно...
Когда техники и инженеры, ничего не понимая, что происходит, разошлись, Тухачевский сказал Елисееву, собираясь уже уезжать:
— Вам надо ещё поработать над пушкой, товарищи. Постараться уменьшить вес!
— Пушка и так на 200 килограммов легче, чем задано в тактико-технических требованиях ГАУ!
— Это хорошо, но нужно ещё снизить вес...
— Хотелось бы знать предел, к которому нужно стремиться в снижении веса.
— Предела нет! Чем меньше, тем лучше, — ответил Тухачевский и мило улыбнулся, думая о чём-то своём; он явно играл на какой-то ещё клавиатуре, размещённой за сценическими занавесями.
— «Чем меньше, тем лучше» технически означает, что из дивизионной полууниверсальной пушки нужно сделать новое лёгкое малокалиберное орудие!
— Как-то так, товарищ конструктор! Хватит копировать немцев! — со змеиной улыбкой сказал Ефимов. — Вы совсем не понимаете современной артиллерии. Конъюнктура вынуждает нас приспосабливать эту пушку для стрельбы и по зенитным целям тоже.
— Изуродуем мы её тогда! Я понял так, товарищи, что дивизионная пушка Ф-22 нашей армии не нужна. Тяжело работать, когда понимаешь, что занимаешься бесполезным делом! — хмуро сказал Грабин. — Мы будем вынуждены как коммунисты обратиться дальше не как положено «по команде», а в Наркомат тяжёлой промышленности к товарищу Орджоникидзе. Он идею нашей специальной дивизионной пушки поддерживал в ЦК перед товарищем Сталиным. Затрачены время, средства. Я при докладе руководителям партии и правительства обязательно скажу, что нашу пушку закрыли в сарае как металлолом и все мои просьбы вплоть до обращения лично к начальнику вооружения не привели к положительному результату!
— Это неприемлемо, товарищ конструктор! — резко воскликнул Ефимов.
— Так и скажете? — спросил Тухачевский, брезгливо поджав губу и уставляя на конструктора большие совьи глаза. — Закрыли в сарае?
— Да, так и скажу! Мы — кубанцы, за словом в карман не лезем!
Грабин в тот момент уже перестал винить в таком положении дел лишь пережитки прошлого — тяжкое наследие царского режима, когда не все и не всегда решаются говорить начальству правду, зная, что правда будет не приятна слуху начальника. Страх говорить правду начальству — это мелкобуржуазный страх за карьеру и тёплое место. В советской стране же одновременно с индустриализацией-коллективизацией шла острейшая классовая борьба по всем направлениям жизни, затрагивая и армию, и артиллерию. Всеобщая холопская тысячелетняя боязнь говорить правду начальству и попугайское поддакивание ясно показывало, что в советском Главном артиллерийском управлении честная большевистская линия работы не проводилась. Там всем заправляли враги, ведя за собой болото других сотрудников. Многими из них двигала ненависть к рабочему классу, социализму и партии большевиков, довлело огромное желание поскорее реставрировать в стране капитализм, эксплуатацию людей и частную собственность на заводы и недра, чтобы можно было вновь удобно сесть на шею пролетариату и трудовому крестьянству, и существовать в роскоши, праздности и неге.
— Хорошо, мы ещё раз посмотрим вашу дивизионную пушку, когда исправите недостатки... — ответил наконец Тухачевский после некоторого раздумья.
— Да-да... — ответил Елисеев. — Хорошо!
Он пообещал всё исправить, удержав Грабина от ещё большей вспышки гнева. После такой позиции руководства все испытывали состояние, близкое к отчаянию. Рублёв думал только об одном — в армии и партии измена! В самом деле, можно ли спокойно отнестись к тому, что созданное с таким трудом и напряжением чудо техники перечёркивалось одним махом даже без объяснения причин?
Потом Рублёв стал свидетелем долгих попыток Тухачевского и Ефимова склонить Грабина и ещё одного передового инженера-конструктора Магдасеева на свою сторону в части замены ствольной артиллерии РККА динамореактивными безоткатными орудиями. С конструкторами беседовал сам Тухачевский, а с инженерами, чертёжниками, токарями и прочими членами конструкторского бюро беседы проводил Дроздов и другие его приближённые саботажники.
Вместе с вредительством в бурлящей борьбой и переменами, некогда совсем отсталой и безграмотной стране, буйным цветом разрослось техническое шарлатанство. На фоне стремительного расширения благодаря индустриализации-коллективизации производственной базы страны, множеству малокомпетентных советских руководителей из бывших рабочих, солдат и батраков, вдруг оказавшихся во главе огромных производств, коллективов и процессов, многочисленные и разнообразные шарлатаны прежних времён старались из корыстных или иных побуждений предложить альтернативные формы решения сложных технических проблем. Уровень квалификации пролетарских директоров часто не позволял сразу понять нелепость предлагаемых проектов, а на заключения знающих специалистов из «бывших» шарлатаны отвечали обвинениями во вредительстве со стороны старых буржуазных инженеров. В эпоху кадровой болезни роста экономики проходимцам и шарлатанам, особенно в конце капиталистическо-социалистического НЭПа, пользуясь низким образовательным уровнем большинства руководителей-большевиков, удавалось за счёт бюджета создавать огромные организации по разработкам бесперспективных военных «ноу-хау», разного «чудо-оружия», блуждать десятилетиями по ложным дорогам псевдонауки.
Расходовались и разворовывались колоссальные государственные средства так нужные новой стране, а результата оказывался ничтожен. Отвлекались силы от более перспективных разработок, переводился на стружку труд честных специалистов. К сожалению, не сразу и не в полной мере процесс чистки партии, административных органов от вредителей, саботажников и преступников затронул сферу науки и военной техники.
Особое Техническое Бюро бывшего грузинского дворянина Бекаури с бюджетом большим, чем у всего Военно-морского флота, занималось под крылом Троцкого минами и торпедами, теле, радиоуправляемыми торпедными катерами, не принеся никаких ощутимых плодов. Но результат нужный врагам России был — в минно-торпедном и трально-противолодочном вооружения советский ВМФ значительно отстал от иностранных флотов! В Особом Техбюро вредители работали над подводными лодками проекта 1914 года, выдавая их за современные. В результате оказалось построены 3 дорогостоящие, но негодные лодки Асафова вместо 6 современных лодок типа «Щ».
Украденные у рабоче-крестьянского государства деньги на виду у небогатой страны, взяточники и казнокрады от науки вместе со своими покровителями тратили на рестораны, продажных женщин, жилищные кооперативы, поездки за границу, на курорты, роскошную мебель для своих особняков в центре Москвы, как это делали воры и коррупционеры при Николае II и вообще все коррупционеры и расхитители госсредств всех времён и народов. НЭП давал казнокрадам массу лазеек. Мошенник и коррупционер Бекаури, изобретательно омертвлявший госсредства фантастическими проектами, оторванными от реального воплощения, вроде телеуправляемых торпед и танков, закономерно попал на службу разведкам Запада. Вербовали его во время очередного вояжа в Берлин, шантажируя данными о растратах госсредств за рубежом. Его преступную деятельность в конце концов изобличили. По приговору Военной коллегии Верховного Суда негодяя казнили за год до начала новой мировой войны.
Другим шарлатаном от техники стал изобретатель без высшего образования Курчевский — дореволюционный писатель-фантаст, большой друг организатора государственного переворота 1917 года по свержению царя, коррупционера и расхитителя госсредств, председателя военно-промышленного комитета Гучкова. Попытка царя судить Гучкова за воровство кончилось для царя печально — переворотом заговорщиков. Именно в дореволюционном военно-промышленном комитете Гучкова, поставившим на поток хищения из госбюджета, начал в 1916 году карьеру Курчевский как директор конструкторского бюро. Наркому Красной Армии и Красного Флота Троцкому лёгкий способ изымать деньги из бюджета через липовые научные разработки на личные нужды сразу приглянулся; при новой власти Курчевский получил созданную специально для него лабораторию при Комиссии по делам изобретений. При Ленине его осудили за растрату казённого имущества, но благодаря высокому покровительству он вернулся к своей вредительской деятельности. После высылки Троцкого за рубеж за антигосударственную деятельность, Курчевский нашёл другого хозяина, которому тоже нравились большие государственные деньги в своём кармане — Тухачевского. Кроме того, работавшему на западных хозяев Тухачевскому требовались пронырливый помощники, чтобы сорвать внедрение в Красной Армии передовой артиллерии. Будучи главным конструктором ОКБ-1 при Главном Артиллерийском Управлении из ведомства заместителя Наркома обороны Тухачевского, писатель-фантаст возглавил ещё и Управление уполномоченного по специальным работам. Здесь развернулась его бурная деятельность по созданию и производству динамо-реактивных — безоткатных артиллерийских орудий по дореволюционной идее изобретателя Рябушинского. Пушки эти проигрывали традиционным артсистемам по всем параметрам, кроме малого веса, но именно это и нужно было вредителям — критически ослабить артиллерию Красной Армии. Тухачевский упорно проталкивал «чудо-пушки» в массовое производство. Его германские и французские хозяева к тому времени требовали существенных результатов в деле ослаблении РККА и внедрение металлолома вместо пушек как нельзя лучше соответствовали их пожеланиям.
Сами немцы в этот момент на американские кредиты ускоренно занимались разработками нарезной ствольной артиллерии среднего и крупного калибра вплоть до 380 миллиметров с желательной дальностью стрельбы до 70 километров и массой снаряда в 400 килограмм. Вермахт усиленно совершенствовал тяжёлую полевую артиллерии калибром до 220 миллиметров с дальностью стрельбы в 15 — 20 километров. Как это не походило на утлые металлические трубы Курчевского с дальностью выстрела 6 километров, которыми перед войной с Западом Тухачевский хотел массово вооружить Красную Армию! Характер боевых действий тяжёлой артиллерии в Испании и Китае показывал, что проламывать оборону германские и японские генералы планировали именно массированным и концентрированным огнём тяжёлой артиллерии, и только потом в дело должны были вступать танки. Другое дело, что они не смогли дать такую массовую артиллерию Вермахту, и ему пришлось вступать в войну с массой пушек ещё прошлой войны прежде всего на полковом и дивизионном уровне. А вот Красная Армия после разоблачения Тухачевского получила современную артиллерию, с помощью которой могла проламывать любую оборону перед тем, как вводить в бой танки. Вермахт же пришлось прорывать оборону танками, что изначально вело к массовым потерям дорогостоящей боевой техники. Разговоры Тухачевского про отмирание ствольной нарезной артиллерии являли собой работу на лютого врага и явно лиги воду на немецкую мельницу.
Алексею Рублёву хорошо запомнился мутный вал лжи и мерзости вокруг негодных пушек Курчевского. Прочитал он к тому времени труды многих известных специалистов артиллерии: Лазарева, Жуковского, Чаплыгина, Забудского, Граве, Рдултовского. В работах «О производительности стрельбы» и «Основы расчёта и проектирования лафетов» ему виделась даже некая поэтика формул. Это практическая наука, далёкая от фантастики Курчевского, типа его электрической машины — вечного двигателя, использующего энергию атмосферного электричества. Как и Грабин, Рублёв считал, что в артиллерии главное — быстрое и эффективное разрушение целей противника. Это и определяло принципы конструирования любой пушки.
Все в КБ Грабина, как и в Артиллерийском комитете, Комиссии особых артиллерийских опытов, Артиллерийской академии знали, что немцы усиленно работают над вопросами роста дальнобойности традиционных полевых пехотных орудий, поскольку сильно отстают от советских систем. Основное полковое германское полевое 75-миллиметровое орудие leIG 18 имело дальность стрельбы всего 3,5 километров, в то время как 76-миллиметровая полковая нарезная пушка Красной Армии образца 1927 года «полковушка» имела дальность стрельбы 8,5 километров. Другое основное пехотное орудие немцев — 150-миллиметровое орудие sIG 33 имело дальность вообще всего 4,7 километров, в два раза меньше советской и даже меньше дальности стрельбы советских батальонных миномётов. Это давало советскому полку при встреча с немецким полком большие возможности по выбиванию немецкой артиллерии и маневрировании огнём на значительную глубину в ходе боя со всеми вытекающими для немцев последствиями в виде потерь больших, чем советские.
Имея «полковушку» с дальностью стрельбы 8,5 километров, пушки Курчевского с дальностью выстрела всего 6 километров, были более, чем ненужными. Пусть у пушки Курчевского меньший вес, то есть лучшая подвижность, заряд в больше обычного, но точность стрельбы значительно ниже, чем у классической и скорострельность. Для решения одной и той же боевой задачи безоткатной пушке требовалось больше времени и снарядов, чем для «полковушки». Безоткатная пушка — пожиратель снарядов. А враг дал бы лишнее время в бою? Нет. А дал бы враг подвозить лишние снаряды в бою? Нет. При выстреле из пушки Курчевского возникал излишне демаскирующий громкий звук и более обычного демаскирующее облако пыли и газов. Никак не годилась безоткатная пушка как основная пушка для сопровождения пехоты вместо «полковушки».
Кроме того, пушки Курчевского не годились для танков, бронемашин, казематных установок, автоматических и зенитных пушек — реактивная струя убивала танковый экипаж и орудийный расчёт, сжигала танк и каземат изнутри. Безоткатные орудия — это пушки узкоспециальные, для пограничных катеров, партизанских отрядов, малых подводных лодок, десантников. Однако вредитель Тухачевский добился от ЦК как Начальник вооружения Красной Армии, чтобы советские заводы половину всего производства сосредоточили на выпуске этого металлолома...
Позиция КБ Грабина шла вразрез с желаниями Тухачевского и его заграничных кукловодов по ослаблению артиллерии Красной Армии перед масштабной войной. Тухачевский долго давил на конструктора, чтобы тот одумался, бросил Ф-20 и Ф-22, взялся за безоткатные орудия. Грабин стоял как скала, как ретраншементы и фельдшанцы Кубанской пограничной линии графа Суворова. Он понимал, что его вербуют, вербуют враги для создания ложной военной дороги, ложных знаний. Грабин переживал и волновался не зря. Его непосредственный заказчик Тухачевский, имел теперь звание маршала Советского Союза, то есть высшую военную квалификацию, являлся как бы самым сведущим и умным военным специалистом. Тухачевский много раз посещал учения Германской армии, читал зарубежную военную периодику, знакомился лично со многими иностранными коллегами и инженерами, имел доступ к опыту Испанской, Абиссинской войны, Китайской войны, где утверждалась роль нарезной артиллерии как основного средства огневого поражения противника в всех видах боя. Однако Тухачевский настойчиво убеждал Наркома обороны Ворошилова и Политбюро ЦК партии в том, что нужно готовить лавину лёгких танков с минимальным количеством лёгкой артиллерии, применять прежде всего, безоткатную динамореактивную артиллерию, призывал отказаться от насыщения войск ствольной нарезной артиллерией разных назначений, в том числе дальнобойной, сверхмощной.
Германия и Япония в этот момент при подготовке войны против Советского Союза действовали совершенно иначе. Предательская сущность теории Тухачевской вскоре проявилась во время Финского похода Красной Армии: войска Ленинградского военного округа не смогли быстро прорвать оборону без тяжёлой артиллерии, не смогли без дальнобойной артиллерии бороться с быстро перемещающимися по труднодоступной местности лыжными отрядами финских фашистов.
История пушки Ф-22 закончилась для Красной Армии счастливо в 1937 году после разоблачения и ареста Тухачевского, Якира, Гамарника, Курчевского и других вредителей и участников военно-фашистского заговора. Вредительство в части вооружения являлось не главной их целью, а лишь инструментом — главной целью являлось убийство политического руководства, развязывание в стране новой Гражданской войны по типу Испанской с широким привлечением иностранных интервентов: немцев, поляков, румын, финнов. Остаткам Красной Армии по их замыслу, дезорганизованным, оставленным без связи, хорошего оружия, предстояло быстро погибнуть.
Артиллеристы после репрессий вредителей наконец вздохнули свободно — армия, промышленность, конструкторские бюро в целом освободились от людей, мечтавших оставить РККА без массовой современной артиллерии, поставить её под расстрел многочисленной германской артиллерии, как это произошло с императорской армией в прошлую большую войну. Оставшиеся вредители затаились и серьезно помешать подготовке к надвигающейся войне уже не могли. Однако следовало торопиться, нагонять упущенное, ибо враг уже стоял у ворот.
Но и Рублёва арестовали во время чисток в партии и возникшей после убийства секретаря ЦК Кирова и разоблачения заговора Тухачевского «ежовщины», как арестовали на всякий случай многих невиновных, но причастных к созданию вооружений, имевших постоянные рабочие контакты с троцкистами и людьми Тухачевского. Молодая жена Рублёва родила сына уже без него. Она боялась, что он не вернётся, что вредители в ОГПУ НКВД, устроившие «ежовщину», его погубят, ведь враги народа всегда прежде всего рвались работать в правоохранительные органы. Она назвала сына как и его — Алёша. Пока разбирались с вредителями в НКВД — виновниками перегибов и «ежовщины», прошло почти полгода. Какие-то следователи из недавних выпускников училищ вели себя прилично, какие-то, из бывших фронтовиков Гражданской войны, его пару раз били от бессилия что-либо доказать, от злости за свою малограмотность и скудоумие. Выбили зуб, повредили ухо, сломали палец. Того следователя, что его бил пепельницей, завёрнутой в полотенце, потом арестовали за самоуправного и нарушение социалистической законности. Как выяснилось позже, в революцию он служил в гайдамаках у гетмана Скоропадского, потом служил у палача Задова в контрразведке Украинской армии анархиста Махно. Делая в ОГПУ привычную для себя работу заплечных дел мастера, он даже продвинулся по службе, при этом люто ненавидя коммунистов. Были и такие следователи, кто просто писали что сами хотели и подписывали за него похожей закорючкой. А ещё была в стране как обычно масса завистливых и злых соседей, сослуживцев, знакомых, писавших доносы на всех подряд. Они решали свои личные дела, удовлетворяли зависть, ревность, карьерные амбиции и так далее с помощью НКВД. Вал арестов при «ежовщине», поднятый этими негодяями, лёг на их совесть навечно предательством Иуды.
В результате всеобщего психоза «ежовщины», из-за нескольких встреч с японскими коммерсантами, имевшими место в годы японской оккупации Сахалина, Рублёва признали японским шпионом. Он, якобы, проник в бюро Грабина чтобы вредить делу разработки артиллерийских орудий. Но всё было ровным счётом наоборот. В стране оказалось людей из разных «бывших», ненавидящих социализм, не меньше, чем горячих его последователей при подавляющем преобладании инертной массы. Деятельность следователей НКВД вышла из-под контроля и их пришлось сначала тормозить критикой с партийный трибун, а потом и разбираться с самими гипертрофированно ретивыми исполнителями в уголовном порядке. В капиталистических странах и монархиях людей просто убивали и всё, и никаких судов, «троек», никаких реабилитаций. С каким должно быть наслаждением какой-нибудь бывший белогвардеец или нэпман — затаившийся враг, пролезший в НКВД, пытал, избивал, отправлял под суд по расстрельным обвинением ревностного коммуниста, заранее зная, что обвинение ложно!
Этот бардак тормозил и вынесение приговоров особыми судебными органами, созданными по решению Верховного совета Советского Союза в период борьбы с массовым саботажем перед войной — «тройками», состоящими их прокурора, начальника регионального НКВД и руководителя местной парторганизации, имевшими право выносить приговоры до 5 лет заключения реальным вредителям, бандитам, расхитителям. Вакханалия «ежовщины» закончилась только после прихода вместо Ежова на пост Наркома внутренних дел Берии и серьёзных кадровых перестановок.
Полгода следствия показались Рублёву длиннее всей прежней жизни. В партии его восстановили, в звании тоже. Седой капитан НКВД извинился перед ним в присутствии жены, когда его отпускали, сказал, что заговор оказался очень разветвлённый и пришлось быстро арестовывать очень многих, чтобы они не скрылись, а уж потом разбираться; шутить некогда: в Испании и Китае уже идёт мировая война с фашизмом и Советский Союз в ней участвует, а по всей Европе и Америке преследуют, убивают, бросают в тюрьмы коммунистов. Многими истинным коммунистами тогда, за три года до вероломного нападения капиталистических армий на Советский Союз, овладело отчаяние — распутывание нитей заговоров Тухачевского и Троцкого показало, что даже в столицах, даже в органах НКВД и Красной Армии количество противников Советской власти несмотря на яркие победы по преодолению в фантастически короткие сроки разрухи, неграмотности, беспризорщины, болезней, голода, промышленной и научной отсталости, оказалось не меньше, если не больше, чем строителей коммунизма. И это при том, что часть населения оставалась исконно инертной и безразличной ко всему массой. Четверть населения равнодушно относилось к идеям коммунизма, как и к идеями капитализма, воспринимая их как данность, вроде татаро-монгольского ига, царизма или власти своих местных бандитов-кулаков...
Как после этого следовало Рублёву жить дальше, воевать с сильнейшей капиталистической армией и другими капиталистическими армиями, которые стояли у ворот, непонятно. Перед ошибочно арестованным поляком комдивом Рокоссовским за два года следственных действий и тюрем извинялся глава компартии Сталин, а перед Рублёвым капитан НКВД из Казани, но всё же...
Горечь упущенного времени, разочарование в людях осталась как и частые головные боли, стальная коронка во рту. Жизнь мудрого человека подобна сидящей на ветке с бананом обезьяне. Под ним страшные хищники режут стада парнокопытных, безумных от обильной травы, а в реках крокодилы рвут свои жертвы, неосторожно пришедшие к благодатному водопою. Но главный его интерес — рассматривать облака. Но Рублёв не мог сидеть на ветке, быть обезьяной и рассматривать облака, — он был коммунистом, человеком совести, добра и дела. Будет ли он насмерть защищать такую неласковую по-крестьянски Родину-мать? Будет... Насмерть...
Такие мысли вдруг прервались сильной головной и мышечной болью. Лицо и шея несмотря на красный загар заметно побледнело, начались чёрные провалы в пространстве вокруг. Он вдруг увидел у себя в голове револьвер, который готов выстрелить в любой момент. Револьвер кружил в голове, менял положение. Началась паника: фашисты могут нажать на курок пистолета у него в мозгу с помощью радиоустройства и тогда просто снесёт голову...
— Погодите, ребята, не напирайте, комбату плохо от перегрева на жаре, давайте его быстро под тент и воды! — услышал Рублёв над самым своим ухом взволнованный голос ординарца. — Не напирай, жеребцы, комбат без сознания от жары! Тепловой удар!
— Одна пушка ЗИС-2 и немцы с румынами из балки и носа не высунут! — пробормотал майор, постепенно приходя в сознание. — Погодите, товарищи...
Тут только он понял, что некоторое время находился без сознания, повалившись на руки ординарца и помначштаба. Воспоминания, картины, галлюцинации его оказалось такими же яркими, как и ослепительный степной день. Некоторое время он даже не понимал, что из них явь, что сон...
Глава 6. Вурдалаки
Когда из зарослей у Аксая Курмоярского со стороны хутора Дарганова появились вооружённые мотоциклисты, не румыны, не итальянцы, а немцы, Виванов сразу узнал серо-мышиную немецкую форму, пилотки, характерные каски — как шлемы кнехтов в кинофильме Эйзенштейна 1938 года «Александр Невский». Несмотря на то, что немецкие «модельеры» старательно поработали над ней, каска весьма походила на стальной шлем M1907/10 Feldrock кайзеровской армии II Рейха, памятный царскими плакатами, газетными фотографиями и воочию увиденный при немецкой оккупации в 1918 году в Ростове-на-Дону и на Кавказе. Сейчас головы неизвестных солдатах защищали чуть менее громоздкие, чем кайзеровские шлемы M1918 с рожками для крепления дополнительной налобной пластин, шлемы Вермахта М1940. Кители имели более насыщенный серо-зелёный цвет feldgrau, чем кайзеровский каменно-серый steingrau. На обвешанных оружием солдатах знаков различия нигде не наблюдалось. Мотоциклы с колясками походили на горьковские или тюменские оппозитные М-72, но не совсем такие; чудные белые изогнутые номера на крыльях мотоциклов с буквами WH; плоские канистры вместо обычных советских бочкообразных; маскировочные сетки в скатках. Характерные удлиненные лица мотоциклистов. Никаких сомнений — это немцы! La scеne change!
У русских славянского происхождения черепа круглые с широкими скулами, покатыми лбами, покатыми подборками; у русских финно-угоров вроде рязанской мокши, эрзи, московской голяди и новгородской чуди, тоже. У русских северных словен, поморян челюсти более развиты, но скулы всё равно широкие, глубоко посажены глаза. Про антропологию, френологию калмыков, кавказцев, сибирских народов и говорить нечего — они весьма узнаваемы. А немцы имели черепа преимущественно удлинённые с высоким лбом, массивной челюстью и узкими скулами. Это весьма узнаваемый немецкий облик, доминирующий в воспоминаниях Виванова применительно к дореволюционным, довоенным годам, когда на российской госслужбе каждый трети — немец, срабатывал мгновенно. Наконец-то немцы! Виванов с удовольствием ожидал, что увидит испуг на лицах трёх ретивых красноармейцев, дрожание их пальцев, ладони, поднимающиеся вверх: «Сдаёмся!» Бедняги — оccuper le devant de la scеne и вдруг такое! Он тогда сможет с огромной радостью ударить еврея Гецкина, этого comique acteur, со всего маха кулаком в горбатый нос, а молодца с правильным московским русским выговором а-ля «небрежный русский» ударит ногой в пах: чтобы мучился и не пялился больше на красивую грудь Наташи... Сахалинского парня он заставит нести её чемоданы до поры до времени. Потом станет истязать его оглушённого и связанного как взбунтовавшегося раба, если до этого дойдёт и будет на то охота.
Разве не за таким вот развлечением и удовольствием он, вместо того чтобы запасать продукты, соль и спички, разъезжает теперь день-деньской на велосипеде по лесопосадкам, ищет как волк свои жертвы, а теперь принимает участие в судьбе единственной в округе красивой женщины и её дочурки: ведёт их по глухой дороге к Змеиной балке, где изнасилует из и убьёт? Конечно — именно за этим! Как прекрасен хаос отступления Красной Армии!
— Немцы! — одновременно воскликнули красноармейцы.
— Ой, это немцы, да, товарищ Василий? — вздрагивая всем своим упругим телом удивлённо воскликнула Наташа, словно примадонна театра на сцене. — Откуда они здесь? Как же так, здесь такая глухомань!
— Из Германии, мая драгоценная Наташенька, откуда ещё, не из АССР НП — немецкой автономной республики немцев Поволжья они появились в военной форме на мотоциклетах с пулемётами. Правда ведь? — с чувством невероятной, распирающей изнутри радости, будто внутри le rossignol chante, ответил сельский учитель и белёсые рыбьи глаза его засветилось зеленым огнём, наверное, из-за попавшего на лицо солнечно пятна-зайчика. — Наконец-то свершилось!
Над яблонями радостно летали птицы, крича на все голоса. Во радость-то, вот радость! Дождался конца СССР! Он снял кепку и пригладил короткие седые волосы. Ему нравилась его роль Сатаны, Джека Потрошителя, Комарова. Только они — безыдейные мясники, а он — мститель за свою разрушенную жизнь, свою прежнюю царскую Россию. Ну немножечко гедонист. Немножечко...
Серийного убийцу Комарова он знал лично. Встречался с ним как-то в белогвардейских войсках Деникина. К Деникину записалось добровольцами много подобных типов. У Деникина за массовые убийства повышали в звании. Лютовал тогда Комаров сильно. Ему очень нравилось расстреливать пленных, смотреть, как они двигаются, хрипят и ходят под себя.
Стреляя, восклицал: «Раз — и квас!». Затем всю ночь молился «за упокой души» убиенных. В Бога верил сволочь. Сам с 15 лет алкоголик. Русский. Долго жил в Риге после первого тюремного срока за кражу. Когда царская армия отступала из Прибалтики в 1915 году, бежал в Царицын, где его забрали на фронт. После революции мобилизовали в Красную Армию. Дисциплина ему не понравилось. Запрещали убивать пленных. Перебежал к белогвардейцам. Там разошёлся в бригаде Дроздовского. По Белой Глиной убил более 150 человек. После поражения Деникина по подложным документам приехал в Москву, сменив фамилию с Петрова на Комаров чтобы не попасть под суд Военно-революционного трибунала за свои кровные преступления. Мародёрствуя у Деникина скопил немного золота.
По окончании правления царя в России тогда царила разруха. Временное правительство привело разруху к хаосу, а белогвардейцы и Западные интервенты добили экономику. Миллионы людей оказались буквально выброшены из жизни. Петров-Комаров чувствовал себя неплохо. Купил в Москве дом на Шаболовке и с началом НЭПа вступил в ряды частных собственников — занялся предпринимательством — извозом, заодно приторговывал. Извоз у него был специфический — на тот свет. Он знакомился с клиентом, пожелавшим купить тот или иной товар, привозил в дом, поил водкой, затем убивал ударами молотка, иногда душил. Трупы закапывал на своём участке, бросал в заброшенных домах, сбрасывал в разные каналы или Москва-реку. За три года 33 убитых. ГПУ НКВД, тогда выбивалось из сил, кроме борьбы с бандитизмом, саботажем, белогвардейскими и националистическими бандами, занимаясь поимкой подобных Петрову-Комарову серийных убийц, которые резали, душил и избивали до смерти, бросали трупы по трущобам простой народ. Люди требовали от своей рабоче-крестьянской власти защиты. Широко практиковали самосуд, распространившийся в последние годы правления царя.
В конечном итоге сотрудники НКВД душегуба вычислили. Советская власть ничего не скрывала от народа: суд начался в июне 1923 года и вызвал сенсацию. Во время следственных действий, когда Петров-Комарова указывал места, где спрятал трупы, несколько раз милиция с трудом оттеснила разъярённую толпу москвичей, пытавшихся линчевать убийцу в духе того неспокойного времени. Белогвардейское прошлое убийцы вызывало ещё большую ярость. Такие Петровы-Комаровы на службе капиталистов три года заливали страну кровью в буквальном смысле. Путь белогвардейских банд отмечен на теле многострадальной России расстрельными рвами, полными убитыми. Комаров оправдывался тем, что убивал спекулянтов, а не честных людей, какие умирают на войне, мня себя в некотором смысле Раскольниковым из романа «Преступление и наказание» Достоевского. Но он не раскаивался, наоборот — говорил, что готов убить ещё хоть 60 спекулянтов. Пытался искусно играть на большевистских настроениях людей. Советский суд приговорил Петрова-Комарова и его жену-подельницу к высшей мере наказания — расстрелу. Большевики считали, что от нечисти землю следует очищать радикально, а не выпускать их после отсидки терроризировать общество даже самими фактом своего существования. Да ещё содержать до этого за счёт налогов честных людей, в том числе родственников жертв. Это в капиталистических странах так делали богачи, отсиживающиеся за кольцами личной охраны, чтобы угнетать свой простой народ — сохраняли нечисти жизнь и выпускали резвиться вновь.
Множество маньяков-убийц переползла из царского времени в Советскую Россию и как ядовитая спорынья. Спорынья...
Безземелье, холодный климат, скудные худородные земли — вот русская доля, да ещё под 1000-летней властью варягов, монголов, немцев. Но даже получив нормальный урожай и обеспечив семье не голодный год, оставался огромный риск не пережить его… Заражённый грибком ржаной хлеб мог стать причиной смерти. Зачастую так и случалось. Убийца русских — спорынья — паразитический гриб, растущий на колосьях ржи. Попадая вместе с мукой в пищу, грибок вызывает отравление. Заражённые спорыньёй зёрна содержат очень ядовитые алкалоиды, в том числе лизергиновую кислоту, а производным от неё является наркотик-галлюциноген LSD-25. Съеденный хлеб, заражённый спорыньей, ввергал здоровых людей во внезапную, ужасную и мучительную брюшную боль, галлюцинации. Кожа, казалось, сгорала в огне. Болезнь назвали «святым огнём». Обычно страдальцами овладевало безумие, а затем они умирали. Иногда целые деревни вымирали в течение двух дней
После появления спорыньи весь урожай ржи надлежало сжечь, голодная смерть может ещё и минует, а вот тяжелая болезнь или мучительная гибель от такого хлеба, полученного из него водки и кваса гарантирована! Если не смерть, то сумасшествие. В малых дозах яд вызывал потерю лактации — у крестьянок исчезало грудное молоко. Пропадало молоко и у коров — кормилиц целых семей. Следом умирали младенцы.
Но при капитализме главное деньги, и вот в голодные годы убийцы с купеческим статусом тайно скупали за копейки заражённое зерно, перемешивали с нормальными и продавали на отдалённых территориях. Это убийство называлось «делать дело». Американские миллиардеры Барухи ведь тоже начинали, продавая индейцам чумные одеяла, которые интенданты армии США должны были сжечь. Ан не сожгли, а продали ушлому прадеду нынешнего некоронованного короля США Баруха. И денег евреи заработал и США послужили избавиться от неполноценных коренных народов, претендующих на статус хозяйки земли американкой.
Спорынья — бич русских в царской России. Развивалась она при высокой влажности, отсутствии проветривания и в сыром климате. Все это в избытке как раз как имелось в природе средней полосы России, в хлевах и крестьянских избах.
В России заболевание от спорыньи — эрготизм впервые упоминается в Троицкой летописи в 1408 году. Конечно, оно существовало и раньше, но привезли его незадолго до нашествия Батыя вместе с рожью именно из Европы. Родна ржи греческая Анатолия времён греко-персидских войн — территория современной Турции. Первоначально сорное растение, но при культивировании в Европе приобрела больше значение из-за особой стойкости к холодам. Рожь на юге после скашивания может давать побеги, то есть оказывается растением многолетним. До того русские вполне обходились и довольствовались весьма немногим: мясо, мёд, икра, сёмга, лосось, орехи, яблоки, капуста, молоко, репа, коренья, просо, гречиха, пшеница.
Тогда не знали, что виновница эпидемий эрготизма — спорынья ржи. Как и в Европе, во всём винили бесов. Если крестьяне ели спорынью год-другой и не замечали никаких вредных последствий, а на третий год вдруг ни с того ни с сего пальцы, руки и ноги начинали буквально отваливаться. Тело больных как будто горело огнём, отделялось от костей, как обваренное, и начинало гнить. У скота крошились и раскалывались копыта: «Отбросить копыта» — так на это говорили. Начинались массовые психические расстройства.
Как тут не свихнуться, если от употребления хлеба со спорыньей развивается особое страдание — «злые корчи», имеющей две формы. При гастрических расстройствах, характерном чувстве ползания мурашек и онемения пальцев рук и ног, у одних впоследствии развивалась сухая гангрена конечностей — ergotismus gangraenosus; у других же выступали на первый план судороги, контрактуры мышц-сгибателей, дело доходило и до психозов — ergotismus convulsivus. Смерть при «злой корче» наступала при общем параличе организма. Гангренозная форма получила также название «Антонова огня» — это когда даже отпадали целые части тела.
При отсутствии явно выраженной «злой корчи» многие отравления просто не замечали или списывали недомогание на другие причины. Считая что здоровы, поражены отравлением были 78 процентов русских.
В XIX веке опасность спорыньи стала известной, но не для русских крестьян под немецкой властью. Царская власть вообще палец об палец не ударила для народосбережения. В Российской империи с 1710 до 1909 года произошло 50 крупных эпидемии эрготизма, когда вред здоровью из-за отравления грибком разной степени получало население огромных территорий. Особенно сильная эпидемия — в 1832 году. Она охватила 30 различных районов Российской империи. Смертность от болезни в разных местах доходила до 66 процентов.
Голод уносил сотни тысяч крестьянских жизней ежегодно, в пору неурожаев счёт погибшим от голода шёл на миллионы, но в этих цифрах оказывались и жертвы регулярного употребления спорыньи, которая медленно и методично выкашивала русское население или делало его недееспособным.
Зато немецкая власть России кормила пшеницей немцев, вывозя немыслимые объёмы зерна при голоде своего населения. Лишь картофеля снизил остроту проблемы. В более сухих регионах — Сибири, Урале, Оренбуржье, на Дону, Кубани, Кавказе проблема спорыньи стояла не так остро — там население обладало соответственно гораздо лучшим здоровьем и рождаемостью. «Сибирское здоровье» и «кавказские джигиты» — это оттуда.
Грибок-спорынья появился при Иване Грозном в каждой семье Среднерусской равнины. Русское крестьянство получало его с пищей в том или ином количестве постоянно. Массовая психопатия охватывала страну с разной периодичностью. Массовые психические заболевания порождали кроме всего секты трясунов, скопцов, малеванщиков, массовых сожжения старообрядцев, волны юродивых и кликуш.
Только Советская власть спустя 400 лет, проведя индустриализацию-коллективизацию и культурную революцию, смогла обеспечить нужный санитарный надзор, ввести современные агротехнологии и побороть этого вечного убийцу русских. Однако при индустриализации-коллективизации не все этого желали. Ведь так просто — дать хлебу под дождями постоять недельку — и вот он уже поражён грибком. В 1932 году в Советском Союзе урожай в результате вредительства и саботажа массово поразила спорынья. В августе 1932 года Наркомзем и ОГПУ принимали срочные меры по борьбе с спорыньей, поскольку возникли массовые случаи заражения зерна грибком сопровождались заболеваниями и смертями среди крестьян, употреблявших заражённое зерно. Вредители гнили зерно в поле и на складах, чтобы обеспечить его полное заражение.
Массовый убийца, ставший известным в Российской империи благодаря своей необычности — Ковалёв принадлежал как раз к общине старообрядцев, проживавших на Терновских хуторах в Приднестровье. Накануне переписи населения 1897 года члены общины вдруг поддались массовой истерии. Духовный лидер общины — старица Виталия заявила, что участие в переписи равноценно проставлению на себя печати антихриста и лучше умереть. Самоубийство считалось страшным грехом старообрядцы наняли за плату каменщика Ковалёва. В течении трёх месяцев: с декабря 1896 года по февраль 1897 года старообрядцы по очереди, отслужив поминальный обряд и облачившись в саваны, спускались в выкопанные ямы. Ямы снаружи закладывали кирпичом и закапывали. Ковалев заживо замуровал 29 человек, включая свою 22-летнюю жену, двух своих малолетних дочерей, мать и сестёр. Когда Ковалёва разоблачили, Николай II, тогда ещё не вполне «Кровавый», решил скрыть от людей происходящее при его власти и отправил Ковалёва гнить в монастырскую тюрьму РПЦ. Во время революционных событий 1905 года Ковалёв смог выйти. Далее его след потерялся в разрухе, тифе, высочайшей преступности и неразберихе.
Виванов хорошо помнил этот время. В первые годы Советской власти в органах управления, армии, на производстве, в сельском хозяйстве, уголовном розыске не хватало настоящих профессионалов. Активность преступников, в десятки раз скакнувшая вверх при Временном правительстве, в годы Гражданской войны и интервенции ещё больше возросла. Революционный трибунал и другие формы суда в то время с большим трудом переломили ситуацию драконовскими мерами. Им противостояли поистине средневековые монстры, вылезшие из недр капиталистического мировоззрения помноженного на извращения царизма. Так 11 лет в Донских и Кубанских степях бесчинствовал со своей бандой Башкатов — «степной Дьявол». Сам казак из села Семидесятного. В конце сентября 1919 года его село захватили белые казаки генерала Шкуро и удерживали 55 дней, убив за это время более 150 бедняков, сочувствующих Советской власти. В 1929 году началась индустриализация-коллективизация. В селе имелось два помещика: Добрынин и Коршиков. Их за создание банды расстреляли по решению суда. 50 семей «кулаков» раскулачили. 10 семей выслали. Создали 13 колхозов. Зажили, вроде, сытно. Пахали и жали на новых советских тракторах, а не на лошадях и вручную. Высвободившиеся люди поехали жить в города учиться, трудиться на созданных при коллективизации-индустриализации заводах и фабриках. Тогда появились гитлеровцы и венгерские фашисты. В июле они оккупировали село и восстановили власть капиталистов, а заодно создали 3 пересыльных концлагеря: огороженные колючей проволокой пустыри с вышками для автоматчиков. В лагеря согнали местных жителей со всей округи, назвав их военнопленными. Тот, кто вздыхал по 50 раскулаченным коммунистам, тоже оказался среди 50 000 репрессированных капиталистическими слугами. Вместо еды гитлеровцы и венгерские фашисты бросали пленным кости и клевер, а воду наливали в лошадиное корыто. Иногда выливали воду на землю, и измученные жаждой люди сосали кусочки влажной земли. Каждый день немцы расстреливали очередную партию пленных в ближайшем овраге.
Башкатов как раз относился к числу раскулаченных в 1929 году. Мать и отец его умерли давно, но его родственников, как пособников помещичьей банды выслали в Рязанскую губернию. Башкатов кроме материальной выгоды и природного садизма искал мести.
Он убил 459 человек. Его банда состояла в основном из призванных в Красную Армию, но дезертировавших. Ни одна банда в Европе не убила больше. Только при резне русских на Кавказе с большим размахом показали себя банды чеченцев.
Виванов тогда только поселился на Дону и сам видел искромсанные труп, оставленные бандой Башкатова. Может, и других душегубов. Тогда он тоже начал убивать. Всё валили на Башкатова.
Башкатова в 1914 году 35-летнем возрасте царь погнал на войну с немцами.
Башкатов дезертировал, попался и оказался на каторге. Советская власть освободила Башкатова по амнистии. Он числился красноармейцем, но вскоре занялся воровством, а в 1921 году создал банду. Они нападали на «мешочников»-спекулянтов, во множестве колесивших по стране, продавая продукты или переселенцев, ищущих лучшей доли, в также спасающихся от резни русских на окраинах бывшей империи. Башкатов действовал так, как теперь действовал Виванов с беженцами: знакомился с людьми, войдя в доверие, узнавал всё о них и их семьях. Затем предлагал ночлег. Оставшись с жертвой наедине и дождавшись, когда она уснёт, убивал. Больше всего невысокий и хромой Башкатов любил убивать женщин. Убивал и мужчин — у них при себе имелось обычно больше денег. За раз мог убить нескольких. Убивал целые семьи. Иногда отправлял родным жертв записки: «Я обустроился, всё в порядке, приезжайте ко мне, вас встретит добрый человек». Когда родственники приезжали, их убивали. Пятеро бандитов помогали Башкатову убивать, 15 отстирывали одежду убитых, продавали вещи на рынках. С 1921 по 1932 год в Сталинградской области, где тогда жил и тоже убивал Виванов, Башкатов убил 121 человека. Их называли на Дону и Кубани «степные дьяволы». НКВД кого только не арестовал по делу «степных дьяволов», попутно раскрыв сотни преступлений, но Башкатов всё никак не попадался. Такое вот были матёрые враги у Советского народа.
В районе города Кропоткин, бывший хутор Романовский, на станции Кавказской бандиты убили «мешочника» Яковлева, а затем «вызвали» из Подмосковья его жену Тамару с ребёнком. Башкатов завёл их в заброшенный дом, где убил и ограбил. Голые трупы бросили на рельсах. Отсутствие вещей дало ниточку — НКВД наводнило рынок в Кропоткине своими сотрудниками. Стали брать и проверять всех, кто продавал женские и детские вещи на рынке. Башкатова тоже взяли для проверки: в его съёмном доме обнаружили документы десятков людей, записную книжку с записями об убийствах. На суде Башкатов разыграл «классовую борьбу», мол, убивал бывших «беляков» и «кулаков», мол, «перестарался» и в последнем слове просил посадить его на 5 лет. Но Советская власть защищала постой народ от капиталистических убийц и истязателей и равно от любых других. Это при капитализме педофилов, насильников, убийц оставляли жить. Советское общество строило совершенный мир без подонков и негодяев. Советский суд приговорил 25 человека из банды расстрелу. Так боролись с дьявольщиной большевики.
Виванов знал, что если попадется, не будет списывать убийства на липовую классовую борьбу против «бывших». Его кредо — месть и попутные удовольствия как плата за потерянные наслаждения из-за пришествия коммунистов. Его гомицидомания, то есть склонность к убийствам не являлась доминантой в его жизни. Скорее совокупность всего давало этот вектор. Охоту он любил всегда, часто ходил охотиться с отчимом ещё до революции, но в этой степи однажды впервые пошёл на охоту на женщину.
Когда он вышел на дорогу Дубовицкое — Котельниково, то увидел какую-то молодую бабу. Она шла одна небольшим узелком, босяком и ботиночки с небольшим каблуком несла в руках. Берегла для города. Вечерело. У Виванова внутри всё «заколотилось» и он кинулся за ней. Было страшно из-за неизвестности того, как всё будет. Всё-таки он из дворян, не голь какая-то подзаборная. Услышав его приближение, женщина обернулась: из-под платка карие глаза взглянули удивлённо, будто силились распознать — не знакомый ли какой? Но он догнал её, схватил рукой за шею, поволок в сторону от дороги в степь. Она стала сопротивляться; тогда Виванов ножом перерезал ей горло. Просто провёл рукой с ножа в области её шеи, даже не почувствовал усилия на рукоятке ножа, как воздухе нарисовал кисочкой черту жизни и смерти. У него даже возникло безумное желание выпить тёплую кровь. В этот момент со стороны Дубовского появились повозки. Виванов лёг на землю и притаился рядом с убитой. Пока он лежал, у него затекли руки и заели насекомые. Тут рядом отметилась и ядовитая жужелица и в некоторых случаях смертельный жук-нарывник, ядовитые кольчатые сколопендры, и конечно, оводы, слепни и вездесущие муравьи. Обошлось без яда. Звенели цикады.
Когда повозки проехал, Виванов раздел тело женщины, изучил и стал совокупляться с трупом. Сколько продолжалась эта некрофилия, он не помнил. Затем вырезал груди вместе с полосками жира, вырезал икры, отделил таз и бедра. Всё происходило как во сне и не с ним на непонятной планете в непонятое время. Отрезанные части сложил в кулёк и принес домой. Часть жира растопил, часть засолил и пробовал есть как сало. Но его каждый раз рвало. Прокрутив мясо на мясорубке, сделал пельмени и угостил домашнюю хозяйку. Она ничего не заподозрила. Пробовал жарить сердце и почки. Мясо тоже. Но оно жёсткое и готовить его на собственном жиру долго. Мясо есть не смог. Пробовал через силу. Каннибалом не стал. Так и пошло: в тот год в ночь с 21 на 22 мая он убил пожилую женщину в Котельниково, возвращавшуюся домой после вечерней молитвы в церкви, 21 июня в 2 часа ночи — другую пожилую женщину и её дочь, спавших в своём доме в Караичеве, куда он проник с улицы, 27 июня — девушку Валентину из Нагольного. Так и пошло...
Всё! Теперь всё будет по-другому! Наконец-то! Немцы пришли! Реставрация капитализма! Здесь и сейчас заканчивается история Советской власти вместе с властью большевиков. Если бы у Советской власти имелось бы даже три — четыре партии в надзирателях, как до лета 1918 года — эсеры левые, анархисты, меньшевики, большевики: всё равно Советы — коллективы по месту проживания или работы, рано или поздно предприимчивые люди развалили и разворовали, присвоили себе остатки старого и громаду нового государственного добра.
Тысячелетия, столетия жизни дворянства и купечества в поднимании абсолютной святости только своего собственного имущества и ущербности общего имущества, подлежащего разграблению наиболее смелыми и сильными, не могли не угробить любое обобществлённое советское дело, имеющее в основе исконное представление русской крестьянской общины о ценности общего, действий и жизни сообща, то, что при большевиках назвали коммуной, колхозом, сельхозартелью, профсоюзом, партией, комсомолом, пионерией.
Во все времена как только репрессивная система защиты общественного добра давала по какой-нибудь причине сбой, общественное в тот же момент присваивалось собственниками. Ведь только большое вещественное богатство даёт столько угодно еды, комфорта, молодых женщин и мужчин для удовлетворения любой похоти, сколько угодно собственных детей, солдат для уничтожения конкурентов и личной охраны, удовольствия от решения чужих судеб, присуждения жизни или смерти, создание саркофагов величиной с гору и прославления себя различными искусствами. И источник всего — вещественное богатство.
Разве может какая-то идея о благе умозрительном с этим вещественным богатством соревноваться? Конечно нет! Только в воспалённом мозгу немецкого еврея Карла Маркса, адвоката-полукалмыка Ульянова-Ленина, грузинского сапожника Джугашвили-Сталина такое стало возможным, когда благо для всех встало выше блага для избранных? Только от безнадёжности и скудости жизни можно всерьёз провозгласить такое, только в нищей стране, разбитой на мелкие общины крестьян, от бедности живущих в деревнях как в доисторические времена — фактически большими семьями или группами семей, чуть ли не как лесные племена Амазонии со своими старостами и понятиями о законах справедливости: неграмотные, нищие, больные, кривые, полуголодные, рабы царской власти, своих помещиков и кулаков. У них одна борона на три двора, один амбар на всех; если соседским детям хлебца не подашь, с тобой никто больше словом не обмолвится, хоть помирай, хоть татарин тебя побери! Вот он — исток обобществления, социализма, коммунизма прямо в русском исконном быте. Часть русских рабочих, только несколько десятилетий назад выбравшихся из крепостной русской деревни, где их пороли баре и казаки, насиловали несовершеннолетних в барских гаремах, кормили собак грудью крестьянских женщин и продавали как скот, в промышленных городах ещё не успели вкусить радости собственничества, попав от плуга и косы к молоту и долоту. Некоторые пробились в мелкобуржуазную прослойку: мастера, приказчики, но основная масса — нет. Они, утрачивая к 40 годам здоровье и всякие надежды на работе за гроши, естественно, пали лёгкой жертвой идей социальной справедливости на базе владения всём поровну, исторгаемых коммунистической троицей «Маркс — Ленин — Сталин» по типу христианского Святого Духа, Отца и Сына.
На том стоял мир до Рюрика, при Великих и удельных князьях Рюриковичах c VII по XIV век, при русских царях от Ивана IV Рюриковича до царей Романовых и царей Гольштейн-Готторп-Романовых вплоть до немца Николая II и его семьи, с первых секунд самоназначенного буржуазного Временного правительства, а после его свержения социалистическими силами эсеров, большевиков, анархистов и меньшевиков с назначением II Всероссийским съездом Советов правительства Народных комиссаров под председательством Ленина — на том или ином способе решения трёх лавных русских вопросов Правды, Справедливости, Совести.
Всё общественное всегда расхищалось собственниками или сначала частное собиралось в одно место и только потом расхищалось. Итог один. С убийствами или нет, разорением страны или нет, не суть. Нужно очень сильно и свято верить в доброе начало человеческой сущности, чтобы пытаться грязное человеческое животное стадо сделать божественно правдивым, добрым и справедливым — только в этом случае альтруистическая теория могла превратится в практику, позволяющую построить рай коммунизма на части Земли под лозунгом «От каждого по способностям, каждому по потребностям». «Будь, брат, вместе со всеми и да будет тебе дано!»
Как же так можно рассуждать, если потребности каждого всегда устремлены к потреблению вперёд в бесконечность в соответствии с дремучим животным инстинктом, а способности что-то делать устремлены в соответствии с другой частью инстинкта, подразумевающего экономию сил и затрат организма в совершенно другую сторону — в минус бесконечность. Только Бог мог действовать наоборот — отдавать все силы и блага другим, а не себе, не брать себе лишнего, когда мог взять вообще всё.
Если Бог жадный, он соберёт всё вещество и всё электромагнитное поле в одну точку Вселенной в одну сверхмассивную чёрную дыру вокруг себя. А Бог вместо этого создал мириады звёзд везде, даже создал одну маленькую звёздочку, около которой в жидкой воде появилась жизнь и её производная — современный человек Homo sapiens из рода Люди семейства гоминид в отряде приматов: жадное, безжалостное, мерзкое и тупое создание, к великому сожалению. Если представить себе ту красоту и совершенство, что создал Бог во Вселенной, человек, конечно, досадная случайность и огрех. Homo sapiens — жалкие черви, потратившие миллион лет на то, чтобы возникнуть из Homo erectus. До этого ещё 3 миллиона лет Homo erectus преображался во что-то стоящее из шимпанзе. Ещё 7 миллионов лет до этого в круговороте рождений-смертей слепая природа создавала шимпанзе из горячего раствора минералов и аминокислот. Для того, чтобы создать блохастую мартышку — семь миллионов лет. Это и есть чудо Сотворения? Не слишком ли долго для Бога? А как-же «По щучьему велению, по моему хотению»? Думается , займись этим Бог сам, всё произошло бы как в Библии. Но увы...
Конечно же, как после 11 миллионов лет эволюции у такого утомлённого жизнью существа может возникнуть альтруизм Бога, живущего вечно и бывшего всегда и везде? Homo sapiens может органично существовать только так, как научило его время десяти миллионов витков планеты Земли вокруг звезды Солнце: «сильный пожирает слабого, умный дурака, старший младшего, мужчина женщину или наоборот». Это природный естественный антикоммунизм. Ведь коммунизм: «сильный не пожирает слабого, умный дурака, старший младшего, мужчина женщину, а сильный помогает слабому, умный дураку, старший младшему, мужчина женщине». Что более божественно? Коммунизм. Если предположить, что природу создал Бог, тогда нарушающий исконный ход вещей марксизм противоречит Богу. Если допустить, что мир создал не Бог, то попытка его усовершенствовать через добро, марксизм — дело самого Бога, огласивший через своего сына Христа свои заповеди — точь-в-точь базис коммунизма.
Ведь как говорится в Новом завете Христа в послании апостола Павла послание к ефесянам, глава 4, стих 24: «Отложите прежний образ жизни ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях, совлеките с себя ветхого человека с делами его, обновитесь духом ума вашего и облекитесь в нового человека, возрастайте в нового человека — мужа совершенного». Нормы коммунистической морали — около 20 принципов, вобрали основные евангельские заповеди общинной жизни. Их большевики объявили нормой, нравственным законом коммунистического общества, обратным законам верхушки общества капиталистического.
Преданность делу коммунизма; любовь к социалистической родине, к странам социализма соответствует многим местам Нового завета: «Все верующие имели всё общее и разделяли всем, смотря по нужде каждого» — говорится в «Деяниях апостолов» глава 2, стих 44. Коммунистическая установка «Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест» один в один повторяет мысль из 2-го послания Фессалоникийцам 3 глава, стих 10: «Кто не хочет трудиться, тот и не ешь» или суждение апостола Павла в послании к филиппийцам, глава 2, стих 4: «Не о себе каждый заботься, но и о других», а также другие места Библии.
Коммунистическое: «Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния» соответствует христианскому: «Никто не ищи своего, но каждый — пользы другого» как в 1-м послании апостола Павла к коринфянам, глава 10, стих 24. Коммунистическое — «Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех и все за одного» один в один христианское — «Нет больше той любви, как если кто душу положит за друзей своих» из Евангелия по Иоанну, глава 15, стих 13. «Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат» равно «Любите друг друга» из Евангелия по Иоанну, глава 15, стих 12 или «Все вы братья» Евангелия по Матфею, глава 23, стих 8. «Честность, правдивость, нравственная чистота и скромность в общественной и личной жизни» как личное кредо для каждого настоящего коммуниста прописана как «Говорите истину» в послании к ефесянам апостола Павла, глава 4, стих 45, как «Очистим себя от всякой скверны плоти и духа» из 2-го послания апостола Павла, коринфянам глава 7, стих 1 и так далее. О непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству соответствует стиху 11 главы 5 послание к ефесянам апостола Павла из Нового Завета Библии. И так далее: про дружбу и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни, непримиримость к врагам коммунизма, делу мира и свободы народов, братскую солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами есть в Библии.
Библейские заповеди и кодекс коммунизма не противоречат другу, зато сама Библия содержит много противоречий самой Библии. Учение Христа и кодекс строителя коммунизма идейно — очень близки и говорят об одном и том же. Учение Христа выступает против рабства. Зато Павел почем-то выступает за рабство. Вся Библия от этого пронизана противоречиями. В одном месте — «Не укради», а в другом — поощрение ростовщичества, узаконенной формы воровства. Хотя и в самой Библии содержатся неоднократные порицания ростовщичества. Именно ростовщичество легло в основу нынешней финансовой системы капитализма, выстроенной на банковских системах, созданных кроме евреев и христианами, даже «отцы церкви» сами не гнушались грехом ростовщичества. Евангелия говорят, что люди равны, Павел же делит людей на рабов и господ; Иисус отменяет подати, Павел их узаконивает; там, где у Христа прощение, у Павла — проклятие. Отодвигая Христа, трактовки религии Павлом основаны на страхе наказания: человек должен придерживаться добрых намерений только для того, чтобы избежать воздаяния и получить награду после смерти. Апостол оправдывает насилие, казни, рабство. Павел автор идей воскресения, спасения, посмертного возмездия, учения о повиновении власти. В Библии во многих местах поощряется рабство, христианам предписывается покорность господам — холопство, чего коммунизме нет и в помине. Таким образом марксизм, коммунизм — одна из светских форм библейской концепции, вроде протестантизма наоборот, по другую сторону католичества, с декларациями Справедливости, Правды, Совести для народов. Идея Справедливости неискоренима в человечестве. Коммунизм — это учение для человека свободного, светло смотрящего на мир, верящего в будущее. Для человека, который живёт по моральным нормам праведности, сознательно принятому свободному стремлению к совершенствованию себя и мира. Коммунист непримирим к несправедливости и злу.
Но то, как веру Христа подал Павел: скорчился «раб божий» в ужасе перед всесильным господином. Господин, беспощадно изрекает свои повеления и запреты, а раб, содрогаясь, видит, что ему грозит за ослушание — ад, муки вечные и скрежет зубовный. Павлианство — предательство Христа, кнут для устрашения раба. Став доминантой католицизма, павлианство предписывает примирение со злом всякого рода: «Не суди, да не судим будешь». Это прямой запрет на собственное мнение, право голоса, право суждение о том, что есть Зло, а что есть Добро в конкретике жизненных обстоятельств. Кем был бы Христос, не суди он Добр и Зле? Капиталистам, действующим в русле библейской концепции порабощения мира, очень выгодны слова Павла о рабстве и очень невыгоды слова Христа о свободе человека от рабства.
Увлечение павлианством вместе христианства завело Русскую цивилизации вместе с православием в полнейший тупик как нравственный так и экономический. «Положение правителя России обязывает, а если оно ничем не обязывает его, то оно его убивает.» — эту истину верхушка России игнорировала веками. В результате народ взялся за вилы среди разнородных протестов, осуществляющих социальную гигиену в отношении тех, кто оказался сам не способен решить накопившиеся за 1000 лет проблемы, не владея для этого знаниями и не допуская к возможностям овладения знаниями тех, кто может их освоить и решить проблемы.
В писаной истории человечества и в его предыдущей неписаной части, всё, что объявлялось общественным потом всё равно растаскивалось. Вечной иллюстрацией такого перетекания частного в общественное и обратно известно со времён Древнего Рима и Афинского военного союза греческих городов — там расхищали налоги — общественное добро. Пройдя великолепный дореволюционный университетской курс истории, да ещё и частный, да ещё и самообразовываясь непрерывно, Виванов всегда вспоминал в этом случае римские дороги, многие из которых строились только для того, чтобы истратить налоги. Организаторы строительства похищали деньги республики на завышении цены работ, стоимость материалов и приписках. Извечным объектом для расхищения служили военные расходы, военные трофеи и земли, захваченные римской армией. Земля, отнятая у чужих народов, являлась общественной собственностью, участки выделялись гражданам на время и за особые заслуги перед республикой Рим. Но часть богатых сенаторов однажды приняли нужный закон и приватизировали эти огромные республиканские территории. Когда же народный трибун и военный герой римского народа Тиберий Гракх в ситуации усугубления нужды простого народа, начал кампанию за возвращение приватизированной земли республике для справедливого раздела, богачи его убили. Убили сенаторы и его соратников, а потом и его младшего брата Гая Гракха во время малой Гражданской войны за призывы к принятию закона о пересмотре приватизации. Воровство из бюджета в рабовладельческом древнем Риме велось настолько открыто и масштабно, что на выдвижение в систему управления допускались только богатые люди для того, чтобы они воровали меньше. Зарплаты же им не платили. Служение государству считалось почётной обязанностью, которую ещё нужно требовалось заслужить. Но и это не помогало. «Как дела в Риме?» «Воруют».
Это для тёмных крестьян и полуграмотный рабочих Октябрьская революция 1917 года и социализм — откровение гения их вождей, а древнеримский социализм Гракха в 163 году до нашей эры для них такое же невероятное событие, как полёт на Марс в фантастическим советском романе Алексея Толстого «Аэлита» 1923 года или отрезанная говорящая голова из советского романа 1925 года инвалида Беляева «Голова профессора Доуэля».
Так как же всё-таки решились революционеры в полностью разорённой, разрушенной Российской империи, где осталась из активов лишь лес, недра, земля, по-прежнему способная родить пшеницу, пойти на такой странный и бессмысленный шаг как построение социалистического общества? Это делалось не в пику кому-то, а от страшной нужды и всеобщей нищеты, ситуативно, имея союзником крестьянские общины и рабочий класс — вчерашних выходцев их той же крестьянской общины. Наличие весьма стройной теории ступеней общественного развития в соответствии с техническими и экономическим реалиям Маркса пришлось кстати, но не более того. Маркс заблуждался, притягивая теорию к бурлящей революционными идеями Французской колониальной империи и Германии, вводя в заблуждение других. Порок его теории заключаются в том, что капиталистические отношения, то есть использование наёмной за плату рабочей силы, денежный оборот, собственность на средства производства, центры кредитования, существовали вне этапов технического прогресса и в Древнем мире, и в Средние века, и в эпоху Возрождения. Просто следовало внимательно посмотреть на детали. Революционная ситуация во Франции прошлого века разрядилась Парижской коммуной, а потом баррикадными боями в Париже, бойней в майскую неделю, массовыми расстрелами и репрессиями коммунаров. Немецкая революция этого периода разрядилась тем, что масса молодых и талантливых немцев эмигрировали в США, отдав свою энергию идущей там Гражданской войне, построив свободную и мощную страну на другом материке, а не в родной в Германии. Таким образом Маркс не совсем верно классифицировал стадии общественного развития, пытаясь оправдать свой тезис смены формаций и неизбежного наступления социалистической стадии, ведь накопление капитала, собственность на средства производства существовали независимо от технологического уровня или нюансов общественной жизни начиная с глобальной торговли финикийцев ещё до эпохи Рима. Капитализм не являлся ступенькой между феодализмом и социализмом, он существовал всегда в той или иной степени и форме, объединяя в пространственно-временной континуум времена от первого фараона Менеса до канцлера Германской республики Гитлера. Карл Маркс не хотел слишком плохо думать о людях, признавать, что капитализм проистекает не из экономических и технологических реалий, а присущ каждому человеку изначально как родовые свойства всех людей рода гоминидов — патологическая жадность и безжалостность...
— Немцы! — воскликнули трое красноармейцев почти в один голос.
Виванов с удовольствие сейчас вслушивался в симфонию артиллерийской канонады, гул самолётов и стрекот мотоциклетных моторов. Его ноздри хищно раздувались, втягивая аромат горящего пшеницы, смрада пожарищ, бензиновых выхлопов, горячего ковыля, тлена близкой реки. Такой запах имел разрушающийся защитник простого русского народа — Союза ССР. Всего несколько лет назад немцы в Испании уничтожили вместе с европейским капиталистами избранную народом государственную власть — республику социалистов, посмевшую замахнутся на святую частную собственность, вознамерившуюся дать вольные права всем женщинам и рабочим. Немцы и итальянцы в Испании, фактически отстранив фашистского генерала Франко от ключевых решений по ведению войны, уничтожали целые города, бомбили Мадрид чудовищными бомбами, поливали местность отравляющими веществами, расстреливали, сжигали дома с детьми и женщинами, давили танками, поощряли предателей и подкупали колеблющихся. Городок басков Герника, талантливо изображённый Пабло Пикассо на одноимённом художественном полотне — не одно такое местом, где реально происходило массовые убийства и уничтожение непокорного населения с помощью наёмных убийц из легиона «Кондор» немецкого генерала Шпеерле и его начштаба фон Рихтгофена. Это, как если бы в XVI веке инквизиционные самолёты с зажигательной термитной смесью и римский папа Александр VI Борджиа вместо угроз отлучить Флоренцию от церкви за отказ выдать знаменитого проповедника Савонаролу, ратующего за коренные социальные преобразования, полили бы Флоренцию зажигательной смесью и забросали тысячекилограммовыми бомбами с распылённым одновременно жидким кислородом для объёмного взрыва. Борджиа не имел самолётов, как сейчас их имеет итальянский король Виктора Эммануил III или канцлер Гитлер. Монаха Савонаролу после пыток сожгли на обычном костре свои же флорентийцы по указанию флорентийского олигарха Медичи, не желавшего ссориться с Борджиа из-за проповедей социального равенства. Немцы же взяли, прилетели на самолётах, сделанных на американские деньги Моргана и Рокфеллера, в очередной раз убили женщин, мужчин, детей в чужой стране, собравшихся в рыночный день на главной площади, разрушили город басков и ничего им за это не было. Так тренировались они перед нашествием на Союз ССР в части безжалостности и в части ухода от наказания...
Фашисты в конце концов уничтожили социализм в Испании несмотря на широкую помощь Союз ССР законному народному правительством республики Испания. Как и предсказывал Фрунзе ещё в 1925 году, готовя Военную доктрину, Советский Союз не смог пересилить финансовых и промышленных мощностей всего капиталистического мира. На той первой войне советских людей с европейским фашизмом 5000 советских добровольцев: танкистов, артиллеристов, лётчиков показали чудеса выучки, дисциплины, героизма, жертвовали собой, однако их усилия оказались тщетны против 200 000 германских и итальянских военных, составляющих половину армии испанских фашистов генерала Франко. За три года испанской войны Советский Союз продал республиканцам 700 самолётов, 250 танков, полевые и зенитные орудия, винтовки, пулемёты, миллионы единиц боеприпасы, сотни тонн продовольствия. На возмездной основе обучал испанских военных специалистов — хватило бы на две танковых армии. На республику Испания работала агентура Советской разведки. Когда у правительства Испании кончились средства для оплаты советского экспортного оружия, поставки осуществлялись в кредит, оставшийся не оплаченным после гибели правительства-заёмщика.
К сожалению социалистическое коалиционное правительство республики Испания постоянно менялось по составу. Испанское правительство после свержения испанской монархии не осуществило быструю национализацию помещичьих земель, как это сделал декрет Ленина через день спустя после свержения эсеровско-кадетского Временного правительства капиталистов: помещичья собственность на землю решением правительства Ленина отменялась немедленно без всякого выкупа, помещичьи имения, земли монастырские, церковные с инвентарём и скотом, усадебными постройками, принадлежностями, переходили к местным земельным Комитетам и Советам Крестьянских Депутатов для последующего распределения, за порчу конфискуемого имущества, принадлежащего теперь всему народу — революционный суд, земля рядовых казаков и крестьян не конфисковывалась. Это и явилось Справедливостью, Правдой, Совестью...
Поэтому-то за социалистам и с коммунистами в России пошёл весь простой народ и победил в Гражданской войне и выгнал интервентов. Правительство социалистов в Испании так не поступило. Оно отказалось от аграрной реформы и кроме феодальной знати их врагами стала ещё и разочарованная их колебаниями сельская беднота,
Теперь всё! Немцы с итальянцами, венграми, румынами, финнами, словаками и прочими европейцами в России наведут отчётливый порядок, как недавно в Испании! Разбомбят, сожгут, раздавят гусеницами коммунистические крепости и их защитников.
Инертное большинство, освобождённое от коммунистического ига окажется во власти новых господ? И что с того? И пусть окажется! Не впервой ему, большинству-то! Норманны Рюрика, затем их дети руками русских посадников столетиями правили огромной территорией, потом золотоордынцы руками московских князей правили сотни лет, потом правили немцы по велению Петра I, его прибалтийской жены и немецких родственников, их потомков вплоть до племянника германского кайзера Вильгельма II царя Николая II из немецкой династия Гольштейн — Готторп — Романовых.
Вот сейчас эти пареньки в красноармейской зеленовато-серой форме цвета хаки положат свои отличные новенькие винтовочки СВТ-40 — элитное оружие СССР на землю и всё: никто никогда не узнает про то, что у него, с виду безобидно сельского учителя, в сумке отрезанные женские груди, и уже при немцах он будет убивать без остановки всех подряд — детей, женщин, мужчин, но в большей мере, конечно, женщин и детей. Наверно, он даже пойдёт работать в немецкую администрацию — там полная воля для убийств и налаживания конвейера издевательств. Можно официально держать у себя рабов, гарем, наложниц и куколок для забав. Потом, если Красная Армия вернётся и выгонит гитлеровцев, можно взять документы и историю кого-то из убитых военнопленных, переехать куда-нибудь подальше, например, в Киев, и снова при убивать заблудших Зой, Наташ, Маш, Лиз и так до бесконечности, будто он волк — санитар леса, а на самом деле просто мститель, пока сам не умрёт от старости...
Они его разоблачили, посмотрите-ка! Эти парни, назвали его «вурдалаком», «Джеком-потрошителем», «людоедом», грозились отдать заградотряду; игрались в следователей НКВД, пограничника Карацупу, били прикладом винтовки, собирались даже учинить самосуд. И что? С появлением немцев всё его остаётся при нём: брезентовый фартук, мотки верёвки и проволоки, большой нож, мыло, молоток, полотенце, несколько пустых бутылок, узелок из носового платка с вышивкой. Набор расчленителя. В платке завёрнуты его трофеи сегодняшнего утра: тонкая золотая цепочка, золотой крестик, ещё одна цепочка с кулоном, пара золотых серёжек-колец, серебряные колечки, гребешок и лакомство — кусочки отрезанной женской груди. Сам он не ел человечину, брезговал, не получился из него людоед; он обычно кидал кусочки собакам или кошкам и смотрел как людоеды жадно поглощают человечину. Это, в общем, в любом случае удел любого — стать навозом под пашню...
— Мама, я в туалет хочу! — не сообразуясь с величием момента своей жизни и смерти, произнесла Ляля, поправляя панамку. — Пойдём куда-нибудь в кустики!
— Да, пойдём! — сказала Наташа, вставая с чемодана и оглаживая руками синее платье в белый горох на бёдрах тонкими пальчиками с аккуратным маникюром.
Время оставалось.
— Всё? Вопросы закончились, товарищи бойцы? — спросил красноармейцев Виванов злорадно. — Есть истины в последней инстанции, на них строятся все выводы и доводы, являющие собой человеческое мировоззрение. Например: отбирать — зло, давать добро, смерть — плохо, жизнь — хорошо, и так далее. На этом строятся всевозможные варианты человеческой этики. Только отказ от этих «истин в последней инстанции» открывает горизонт другого мира людей — человека свободного...
Но тут он понял, что молодые красноармейцы уже не слышат его, а заняты приготовлениями к бою: снимают с себя всё лишнее, проверяют винтовки, расходятся в стороны от дороги, ища укрытия за кочками, ложатся в степную траву, борясь со страхом. Эта отчётливо отражалась на их юных лицах. Виванов всё видел, имея врождённые способности физиономиста. Страх перед боем...
Лучший страх — рационализированный. «Аа-а, враг сейчас выстрелит и пуля попадёт в моё тело и что-то там наделает бедовое!» — нужно прятаться. «А пуля, еси не убьёт и не покалечит, заразит меня гепатитом!» — всё предельно рационализировано. «А если пулю разорвёт у меня в теле, то осколки полетят наружу и внутрь?» Страх перед пулей чаще всего иррациональный. Страх испытывать нормально, и со страхом можно жить. Вопрос в том, как. Например, женщины могут плакать от эмоционального напряжения — это нормально. А вот мужчины поступают иначе. У них есть замечательный способ: они дезертируют.
Можно ещё бояться не самой пули, а отдельно врага, отдельно его оружия, и отдельно вообще находится в прифронтовой полосе. Или любого другого элемента фронта от запаха до звука. Физиологические проявления совершенно обычные, как для любого другого страха. Например, если у вас нет страха получить пулю, можно прыгнуть с парашютом и запомнить ощущения в самолёте. Психически здоровый человек должен при этом испытывать иррациональный страх той же природы. Что даёт страх? Повышение артериального давления. Очень удобно, когда нужно убежать от врага или схлестнуться с ним в штыки. Повышение тонуса мускулатуры — это тоже повышает ваши шансы в бою с точки зрения эволюции.
Расширение зрачка как побочный эффект активации симпатической нервной системы — улучшение остроты зрения. Дискомфорт в животе и нижнем отделе кишечника: потому что нужно срочно забрать ресурсы на другое, и эта система бросается без управления. И ещё бежаться будет легче, поэтому эффект тоже полезный. Деградация мышления до уровня натренированных быстрых решений, часто рефлекторных — без участия сложных сознательных процессов.
«Бей или беги» или «беги, беги, беги».
Бывает и другая реакция на страх — «замри». В таком случае боец неподвижно сидит в укрытии с бледным видом. Как правило, в этой ситуации ресурсы оттягиваются от периферии для усиленного снабжения головного мозга. Боец понимает, что как всё идёт. В этом случае особенно хорошо помогает возвращение бойцу контроля над происходящим через объяснение командира или политрука происходящего. Если боец опасается рассказывать что-то командиру или политруку, не хочет делиться с ними своим страхом — это признак не самого профессионального командира и политрука. Командира и политрук должны распознавать состояние бойца. Люди боятся, что они не такие, как все, и знание, что командир видит страх ежедневно, тоже успокаивает. Ещё молодыми необстрелянным бойцам нравится, когда им сообщают заранее, сколько нужно находится в бою. Бойцам говоришь, самое противное длится пять часов вот на этой высоте зубе и весь вечер вот у той деревушки, они понимают распределение во времени и не паникуют раньше времени.
Страх нормален. Бояться чего-то — нормальное физиологическое состояние. Не считается психиатрическим диагнозом до тех пор, пока человек может перебороть страх. Если не можете — то уже возникают вопросы, но это ещё не диагноз. Считается так: если боец прошёл бой, хотя жутко его боялся, — всё в порядке, он достоин называться красноармейцем. Если нет, то дальше нужно что-то с этим делать. Истинный страх — это патологическая история, она требует лечения. Человек не может с ней справиться без посторонней медикаментозной или поведенческой терапии. Ещё часто боятся боли, а не пули. В этом случае не надо пытаться перебороть страх. Это ещё более нормально, боль вообще редко кто-то любит, хотя и такое случается.
Чаще всего страх иррационален. Это значит, что его можно только «пересилить» или обойти, но не снять какими-то рациональными рассуждениями или действиями. Точнее, есть несколько компонентов страха, например, страх неизвестности, непонимание длительности опасности, постоянное ожидание боли и так далее — их можно уменьшить. А есть иррациональные вещи, с которыми сделать ничего нельзя. И страх шальной пули или мины — обычно комплекс из этих вещей.
Очень важный момент в страхе — то, что человеку приходится столкнуться с неотвратимостью потери иллюзии бессмертия. Мы не видим атеросклеротические бляшки, мы не видим язвы, мы не видим, как устаревают и изнашиваются суставы. А тут доказательства смертности в на поле боя не пропустишь. А это одно из тяжелейших жизненных переживаний. Страх смерти — это на уровне с потерей разума и экзистенциального страха одиночества и входит в почётную тройку самых страшных вещей для человека. Но обычно его испытывают до боя.
Страх не имеет никакого отношения к трусости. Страх — это ответ организма на обстоятельства. Трусость — результат принятия решения. Бесстрашный человек не тот, кто не боится, а тот, кто умеет действовать вопреки своему страху. Боится каждый психически здоровый человек в принципе. Не боится в принципе только психически нездоровый человек или под воздействием особых веществ. Физиологически страх — это мобилизация организма для оптимальной реакции. Умение обращаться со своими страхами можно тренировать. Плакать пере боем, если захотелось, — нормально. Это часть компенсации страха, организм так делает. Ничего необычного. Не то поведения кишечника — нормально. Знать смысл каждого манёвра — нормально. Сила воли тренируется. Если можно побеждать страх в малом — потом будет легче побеждать страх в крупном. Пациент, который раньше боялся ходить в боевое охранение, а потом перестал, скорее всего, спокойно встанет в атаку.
Страх нормален. Командиры каждый день видят боящихся бойцов. Они не смеются над таким, это привычное состояние перед боем. Тот факт, что боец стоит перед бруствером с оружием в руках, — это очень хорошо, потому он не побоялся прийти сюда. Это не легенда для бойцов РККА, командиры реально испытывают уважение к тем, кто просто искренне объясняет, что с ним. Без того, чтобы играть в показное бесстрашие, как это часто случается. Страх легче переносить выспавшись, утром, не быть очень голодным, если вам не «крутит живот». Вот они эти три бойца: Надеждин, Гецкин и Петрюк готовятся к своему первому бою. Им страшно, но они готовятся. Каждому своё.
Виванов толкнул перед собой велосипед, схватил Наташу за талию, не переставая наслаждаться видом её тела: волнующий изгиб спины и груди подчёркивались облегающим платьем. Он потащил её, стараясь не переиграть, не впасть в упоение жестокостью и властью; крикнул сипло от приятного волнения:
— Бегите за мной, Наташа! И ты куколка-детка! Сейчас тут будет стрельба!
Он давно наметил путь отхода: от дороги к реке в сторону густых камышовых зарослей. В другую сторону отходить не стоило: яблони между дорогой и рекой росли довольно далеко друг от друга, кусты смородины и орешника встречались редко и сад просматривался весьма далеко, а до зарослей камыша и осоки всего-то каких-то сто метров. Золотоволосая Ляля — напуганная и усталая десятилетняя девочка едва успевала бежать за матерью. Перед глазами прыгали чёткие картинки травинок, листочков, теней, паутинок, муравьиная суетня, мамино платье, рисунок на задней шине дядиного велосипеда...
Жара, пыль, гарь, гудение самолётов в небе, гул фронта со стороны Котельниково дополнились раздевшимися сзади криками: кричали что-то красноармейцы, в отдалении кричали по-немецки мотоциклисты. Началась стрельба. Оглушительно взорвалась граната. Застрочил как бешеный пулемёт. В воздухе возник кислый запах пороха и взрывчатки. После грохота выстрелов, вокруг настала тишина и малейший шорох стал слышен за сотни шагов.
Наконец они остались одни. Василий с наслаждением схватить Наташу за волосы, рванул, повалил молодую женщину на траву и поволок как лев сбитую с ног антилопу, как палач тащит ведьму на костёр. Туфелька соскочила с её правой ноги, чемодан остался в стороне, соломенная шляпка отлетела в сторону...
Наташа даже не поняла в первую секунду того, что с ней произошло: ад злой мачехи-России, шедший за ней по пятам с самого детства через нападения бандитов-кулаков на имение отца, гибель в московских Октябрьских боях старшего брата, смерть от тифа родителей, голод, попытки изнасилования белогвардейской сволочью, тяжелые роды, бегство из Харькова в Барвенково, потом через Цимлянскую к Котельниково, ограбления, жажду, стыд и позор скотской жизни беженцев, злорадство казаков, авианалёты немецких убийц, теперь настиг её здесь, в зарослях у Аксая Курмоярского в калмыцкой степи. Этот ад явился вдруг в виде старого учителя Василия, встреченного утром на дороге между станицей Нижние Черни и калмыцким селом Караичевым, такого приветливого и участливого, предложившего продать еду и устроить на временное проживание в Дарганове. Может, она его чем-то нечаянно обидела, если он вдруг из милого спасителя вдруг превратился в безжалостного садиста? Но нет, вроде, нет, ничего такого произойти не могло. Но он почему-то вдруг взбесился. Боже, а Лялечка? Ляля! Что же теперь с ней будет?
— Ну, что, узнаешь меня, кокотка большевистская? — ликуя воскликнул Виванов, чувствуя, как жар мстительного наслаждения наполняет его тело. — Узнаёшь меня? Я-то тебя сразу узнал! Помнишь, как прокляла ты меня в Москве в октябре 1917 года?
— Что вы, что? — задыхаясь от вдруг нахлынувшего ужаса крикнула Наташа, цепляясь рукам за траву. — Ляля! Лялечка!
Наташа вдруг осознала, что её утреннее странное чувство, что она когда-то давно видела этого человека, оказалось верным. Теперь прошло лет двадцать пять и они оба очень сильно изменились, но водянистые, полные ненависти глаза мужчины не изменились. Он прятал их там, на дороге, играл, вкрадывался, притворялся святым в Пимено-Черни у моста, когда предлагал бескорыстную помощь с поиском временного наёмного жилья и продуктов питания. Будучи семилетней девочкой эти глаза Наташа видела хмурым московским осенним днём 31 октября 1917 года на перекрёстке улиц Малая Никитская и Спиридоновки у кованной ограды храма Большого Вознесения. Шёл мелкий противный дождь. На площади горели и дымились дома. Вокруг шла стрельба. Её любимый старший брат Александр умирал тогда на холодной булыжной московской мостовой, истекал кровью, пробитый красногвардейской пулей из-за попытки заработать жалкие 250 рублей за боевой день как участник офицерско-юнкерского отряда. Лоскут белой ткани на его рукаве для отличия от красногвардейцев с красным повязками, сделался от крови вполне уже красным, как зловещая метафора неминуемой победы красных. А Виванов, теперь ставший старым учителем в глуши, а тогда совсем ещё молодой модник, в каракулевой шапочке лежал рядом с умирающим студентом и стрелял куда-то из винтовки по крышам домов за особняком банкира Рябушинского вместо того, чтобы помочь раненому Саше, попытаться на извозчике отправить его в первую Градскую больницу или хотя бы в штаб офицерско-юнкерских отрядов и солдат-боевиков в кинотеатре «Унион» на Никитской площади, где у белых, вроде, имелись санитары и сёстры милосердия штаб. Но нет, молодой барчук даже не подумал помочь Саше, словно это лежало на холодных мокрых булыжниках животное, подстреленное на охоте. Из окна доходного дома напротив какая-то женщина истерично закричала:
— Убейте, убейте их всех, этих нищих сволочей!
— Не волнуйтесь, мадам, всех на фонарях перевешаем и расстреляем как в Париже как Тьер! — кивнул ей в ответ тогда молодой стрелок так, словно был пьян или под кокаином.
Потом со стороны Леонтьевского переулка прибежали усатые юнкера — сплошь Георгиевские кавалеры, видно из фронтовиков, офицеры, привезли пулемёт на орудийном лафете с большим щитом. Совсем юная девушка-прапорщик, вроде как любимица московской публики и журналистов де Боде, смеясь, стала обстреливать длинными пулемётными очередями из пулемётам системы Максима окна домов вокруг, где должно быть скрывались инсургенты. Заодно досталось кучке любопытных штатских зрителей у кладбищенской оградой перед домом графа Суворова. Двоих там ранило. Пока шла стрельба русских в русских, хотя на стороне и красных и белых наличествовали представители множества народов Российской империи, Саша умер... Потом появился со стороны Пресни отряд неизвестно чьих солдат и восьмилетняя Наташа едва сама не погибла во время начавшиеся перестрелки...
Если бы она узнала раньше этого человека там, на дороге перед Пимено-Черни, она ни за что не доверила ему бы свою судьбу и никуда с ним не пошла, ни в какой Дарганов, ни за какие посулы. Коля! Ах, Коля, Коля Адамовича! Ах, зачем только ты после такого героического пути от Харькова через Донские переправы под обстрелами, оставил её ради долга защитника Родины в то самое время, когда спасение от мук — Сталинград, был уже так близко — всего полдня езды на машине...
— Мама! — расширяя глаза и собираясь разрыдаться, крикнула маленькая девочка, бросаясь к матери. — Зачем этот дядя тебя бьёт? Дядя Бармалей, отпустите маму немедленно!
Виванов свободной рукой схватил девочку Лялю за чудесные золотые волосы и с силой ударил головой о колено.
— Молчать! — произнёс он ледяным голосом.
Крупное только на вид из-за воздушного платьица и копны волос, а на самом деле лёгкое, словно кукла из опилок артели «Всекохудожник» тело девочки без сопротивления поддалось резкому рывку. Виском Ляля ударилось о твёрдое колено и потеряла сознание. Не посетили её никакие грёзы, сны, видения, а только чёрная бездна наполнила детский мозг, будто она уже умерла. В момент удара Виванов не удержал её за волосы и Ляля упала на землю.
Не оглядываясь по сторонам, зная, что всего в нескольких метрах начинается вполне густой орешник вперемешку с акацией, Виванов снова схватил Лялю за волосы и потащил за собой уже две жертвы вместе: мать и дочь. «Хорошие у них волосы, густые, сильные и породистые — не лопнули, не оторвались от луковиц, не выскользнули» — подумалось сумасшедшему убийце...
Как ждал он этого победного чувства снова, как неугасимо горела в его сознании мысль: «Стать богом-вершителем, ангелом-мстителем, святым спасителем заблудших душ!»
Убийство утром диверсанта из учебного полка «Бранденбург-800», некстати оказавшегося на его звёздном пути прошло как по маслу. Но вот потом изнасилование на чердаке малолетней девочки Маши с одновременным удушением, прошедшее слишком скомкано из-за жары и суматохи на переправе, из-за шумихи, поднятой заградотрядом НКВД лейтенанта Джавахяна всего в ста шагах от дома, из-за суматохи, возникшей по причине проезда замкомандарма-64 Чуйкова со своей чеченской охраной, а также трёх красноармейцев, чуть было не отправившихся обыскивать дома в Пимено-Черни в поисках Маши. Изнасилование произошло слишком быстро, утомительно и не так, как ему грезилось раньше. Но это простительная помарка такого момента, когда одна власть ушла, а новая не пришла и всё решает сила и решимость. Больше такого случая могло и не представится. Состояние полной личной свободы, испытываемое им в Гражданскую войну и с трудом поддерживаемое убийствами в советский период, когда власть всё больше наводила порядок, вдруг вернулась. Эйфория вседозволенности. Равенства в Богом. Появления у НКВД средств связи, транспорта, обученных кадров правоохранителей, затрудняли в последнее время охоту на женщин и детей и получение удовольствия. Советская власть крепла и давила таких как Виванов беспощадно. Но вот теперь Советской власти нет. Теперь фортуна всё вернула всё мстителю и гедонисту сполна. Нужно только не лениться, не торопиться, напиться кровью виновных жертв на годы вперёд, потому что такое время может не повторится на его веку. Тем более, что он ведь не один такой «вурдалак». Охотники на человека в смутное время родятся сотнями и он встречал таких, встречал дело рук их, безошибочно узнавая сатанинский кураж и блеск глаз таких людей при взгляде на потенциальные жертвы. Потом новое настанет время и оно достанется уже другим охотникам.
— Я вспомнила тебя! — пытаясь вырваться, схватившись за руку Виванова и вписываясь ногтями в его кожу, закричала Наташа. — Из-за тебя умер Саша! Проклятый вурдалак! Ребята-красноармейцы тебя раскрыли!
— Да-да, помню... — ответил Виванов, не чувствуя боли от укуса, а только повергнув кулак, намотав на него женские волосы покрепче.
Он действительно помнил фотографически тот октябрьский день 1917 года как наваждение или звуковой кинофильм; помнил день убийства матросами-анархистами его семьи в Кронштадте за полгода до того. Но сейчас его крем картин далёкого прошлого занимала женская грудь. Странно ведь, природа своим инстинктом приказывает продлевать жизнь во что бы то ни стало: старики длят жизнь даже через боль как только могут, нищие продлевают жизнь, рожая даже не свалке, мужчины жертвуют собой, спасая чужого ребёнка, солдаты выносят раненых или спасают своих товарищей на поле боя, закрывая грудью амбразуру пулемёта, врачи сутками оперируют, прихожане церкви подают милостыню, цари объявляют амнистии, даже маньяки-убийцы порой имеют семьи и детей, но Виванов не таков: он отнимает жизнь, прерывает её, сокращает, давит. Он против жизни как таковой. Когда человек в результате обстоятельств добиваются нужного ему статуса, достатка, власти, окружающие начинают представлять для него опасность. Тогда он начинает из порабощать, угнетать, уничтожать, то есть бороться с жизнью вокруг себя. Этот алчущий богатства и безопасности правитель начинает бороться с жизни как Дьявол: переворачивает с ног на голову представления людей о добре и зле, хорошем и плохом, правде и лжи, называя себя хорошим, а зло — добром; он делает лживые теории «научными общепризнанными истинами», логику убийц в «социальную справедливость», ограничение мышления он назвал «политкорректностью», а терпимость ко злу приукрасил термином «нейтральные ценности», создал множество новых слов или дал новые определения уже существующим словам. Такой правитель-Дьявол берёт под свой контроль абсолютное большинство людей. Это и есть та социальная основа, с помощью которой дьяволы покрывают себя. Те немногие люди, которые обнаруживают планы дьяволов, становятся изгоями, и их призывы, не находят отклик. Стимулируя народ ненавидеть, опасаться и проводить расследования в отношении этих наций, групп или отдельных людей, правитель-Дьявол образом отводит их внимание от себя самого. Дьявол демонизирует тех, кто разоблачает его преступления, называя их «заговорщиками», «экстремистами», «представителями крайне правого крыла», «представителями левого крыла», «расистами», «сексистами», «ксенофобами», «разжигателями войны», «людьми, провоцирующими ненависть» и так далее. Таким образом Дьявол пытается вытеснить их на обочину общества и науки, превратить в «белых ворон», сделать так, чтобы люди относились к ним с презрением и старались держаться от них подальше, чтобы их речи не находили поддержки и чтобы само их существование ни на что не оказывало влияния. Наклеивание подобных ярлыков с неодобрительным смыслом является излюбленным приёмом дьяволов.
Дьявол всеми способами, используя разные критерии, раскалывает общество на противостоящие друг другу группы, а затем разжигает ненависть и борьбу между каждой такой группой. Основанием для раскола может стать классовая, половая, расовая, этническая, конфессиональная и другая рознь. Разжигается взаимный антагонизм между собственниками и неимущими, господствующим и «угнетаемым» классами, «прогрессивными» и «отсталыми» элементами, либералами и консерваторами. Для прикрытия своих подлинных намерений Дьявол-правитель совершает теракты, развязывает войны, экономические кризисы. Вся деятельность Дьявола-правителя подрывает здоровье, благосостояние, надежды общества, вызывает массовые миграции населения, общественные движения, социальные потрясения, повергая людей в шок, снижая рождаемость, вызывая гибель, уменьшение численности народа. Виванов, поднимись он волей обстоятельств на вершину власти, стал бы таким Дьяволом-правителем в духе Николая II, Гитлера, Георга V, Тамерлана, Наполеона, Рузвельта, Колчака, Моргана, Вильгельма II, Рокфеллера, Баруха, Ротшильда, Керенского и многих других. Когда идёшь в яркий весенний день по цветущему вишнёвому саду, не забудь смотреть по сторонам, ибо всегда где-то Дьявол рядом!
Теперь Наташина грудь оказалось не такой объёмной и рельефной под тонким платьем, как это всегда бывает, когда женщина стоит или сидит, а не находится на спине. Ну, это не беда — теперь грудь красивой женщины полностью в его распоряжении и как объект визуально-эстетический, и как объект похоти, и как объект гастрономический, если захотелось бы ему стать в конце концов каннибалом.
Виванов прекрасно помнил часто встречающийся плакат с черепом, поедающим людей и их дома, призывающий в 1921 году советских людей приложить все старания для реквизиции серебра и золота у буржуев, церквей, мечетей, костёлов, синагог для закупки за границей хлеба. Плакат тот гласил: «Падаль едят люди! Мёртвых едят люди! 10 000 000 вымрет, если хлеба не будет! Для еды и сева нужно 1346 миллионов пудов: собрано 700 миллионов пудов, нехватка в стране 600 миллионов пудов!»
Большевики ценили жизнь простого народа выше любых серебряных подносов и золотых окладов икон. Когда ещё не вполне закончилась Гражданская война и интервенция стран Запада, когда капиталисты и богатеи хотели вернуть себе награбленное в России, в 1921 году в Казахстане, Нижне-Волжском крае, Северном крае, на Северном Кавказе людоеды по своей привычке, унаследованной от времён царизма и более ранней истории России, ели трупы и убивали людей, женщин, детей. В большинстве своём людоедами становились сельские жители: кулаки, единоличники-середняки, единоличники-бедняки, исключённые из колхозов и колхозники, русские и не русские. Дети ели матерей и выкопанные на кладбищах трупы, жены ели мужей, братья сестёр, арендодатели убивали постояльцев, ели мясо сами, продавали на рынке в сыром и варёном виде, передавали заключённым в передачах, жарили на сковородках, делали колбасы, варили супы, холодцы. Такая вот страна досталась коммунистам от царя и помещиков, такие в ней жили люди, которых предстояло за шиворот тащить в светлое будущее с помощью подавляет всего старого, жуткого, страшного, дав культурную революцию и советское изобилие последних предвоенных лет. Людоеды этого страшного голода 1921 года, родившиеся все как один при царе-батюшке в разгул эпохи эгоизма и собственничества, зазывали жертвы в квартиры, отрывали трупы на кладбищах, похищали из моргов, душили, пробивали головы топорами. Люди, родившиеся ещё до революции, делали то, что умели всегда при царе в периоды голода; делали тупо и свирепо, сообразно своим дремучим и тёмным душам.
Эта дикость возникла задолго до Союза ССР, даже задолго до первого русского царя Ивана IV Грозного: каннибализм — общечеловеческий навык. При князе Дмитрии Донском ели людей русские и не русские, при Александр I употребляли в пищу, при Николае II не брезговали. Коммунисты их аппетиты в первые годы Советской власти остановить не сумели, пока не повысили сбор хлеба с помощью механизации сельского труда при индустриализации-коллективизации и не создали эффективную правоохранительную систему, применяя против людоедов высшую меру социальной защиты — расстрел. Тон в людоедстве при царях задавали прежде всего степняки и сибирские народы: якуты, остяки, эвенки и другие, так не цивилизованные великорусской культурой.
Людоедство для Виванова, как для любого образованного человека, являлось такой же частью человеческой культуры и цивилизации как рабство и философия. Звериный оскал сумасшедшего человечества, остановленный социалистическими идеалами в Союзе ССР впечатлял: английские короли регулярно пили настойку из измельчённых человеческих черепов, считая наиболее целебными черепа из Ирландии; европейские крестоносцы ели трупы врагов-арабов; монголы и русские князья из нормандской династии Рюрика делали из человеческих черепов чаши для вина; эпилептики при обезглавливании людей на плахе старались попасть под брызги крови — до эпохи Возрождения это считалось верным способом излечить эпилепсию; аристократы времён Микеланджело и Рафаэля в Италии, включая Пап Римских регулярно пили кровь мальчиков для долголетия. Церковь не запрещала брать жир умерших людей для втирания живым, в том числе знатным девушкам при кожных заболеваниях. Целые городские средневековые цеха в Европе работали для приготовления лекарств из мумий. Лекарство из измельчённых трупов! Ели европейцы человечину так: вымытый труп держали один день и одну ночь на улице, разрезали на куски и посыпали миррой и алоэ, чтобы он не горчил, держали мясо в маринаде из винного спирта и вешали вялиться в тенёчке на ветерке. Получалось что-то типа испанского хамона. Поскольку внешний вид трупа неотвратно вызывал позывы тошноты, мясо вымачивали в оливковом масле. Подданные английской королевы тоже слыли большими мастерами в поедании человеческих трупов: если воздух при вялении человеческого мяса оказывался слишком влажный или шёл дождь, то мясо вешали в трубе камина и сушили при слабом огне из можжевельника с иголками и шишечками до состояния солонины, которую обычно моряки берут в плавание. Когда в море моряки остались без еды или голод случился в осаждённых европейских городах, тут уж каннибализм разыгрывается в открытую.
Только спустя почти три века после открытия Америки, уже в XVIII веке европейцы стали принимать законы и ограничивать поедание частей трупов, но более ли менее всё затихло только в эпоху Наполеоновских войн уже в веке XIX веке. Но и позже не возбранялось съесть умершего ребёнка до его крещения для поправки здоровья и сохранения молодости в Ирландии и на Сицилии. Переработка трупов на мыло, кожу, удобрения являлась нормой много веков и перешла в концлагеря нацистов, построенные с использованием американских инвестиций и технологий подконтрольных им их фирм вроде «Farbenindustrie AG». Задолго до того, когда ополченцы Минина и Пожарском вошли в московский Кремль, их взорам предстала адская картина: в множестве котлов польских захватчиков и бояр-олигархов, среди которых здравствовал будущий первый царь кровавой династии Романовых, варилась человечина! Польский полковник Будзило не препятствовал своим людям есть трупы. Он просто отмечал фамилии съеденных, их количество: такой-то лейтенант и гайдук съели каждый по двое из своих бойцов; другой польский офицер съел женщину и часть продал русским боярам… Людоеды, попавшие в руки Минина и Пожарского, остались живы, разъехались по домам с награбленным, спаслись, благодаря благородному купцу и князю, как спаслись тогда и все сдавшиеся в Кремле русские предатели, немцы, венгры, включая боярина Михаила — в будущем первого царя из рода Романова, вместе с поляками в Кремле евшего человечину. Живодёрские традиции Романовы пронесли вплоть до Николая II.
Немцы, французы, поляки из Великой армии Наполеона в 1812 году тоже ели тела своих умерших от холода и тифа товарищей. Гитлеровцы, венгры, румыны итальянцы, хорваты, словаки, если не прекратят залезать всё дальше на восток, в степь, пустоту, то тоже станут есть своих умерших. Не всё-то им русских в лагерях морить голодом. Что касается условия для людоедства в царской России, то в самый урожайный 1913-й довоенный год в Российской империи потребление всего: еды, промтоваров на душу населения составляло меньше, чем на жителя Италии в 1300 году! Русские жили в XX веке как итальянцы в средневековье! Поэтому людоедству в России что в экономическом, что к культурном плане по-прежнему открывалась прямая и явная дорога. Традиции живут долго...
Когда при обысках в печах селян милиционеры, оперативники ОГПУ НКВД находили обгоревшие детские головы, то смысл сказок про Бабу-ягу наполнялся иным смыслом, хорошо понятным жившим тогда советским людям. Мальчика или девочку на лопату и в печь! Ничего, кроме высшей меры наказания и расстроенного полигона такая находка людоедам не судила, никаких лагерей и тюрем, амнистий и выхода на свободу после отбывания срока.
«Падаль едят люди! Мёртвых едят люди! 10 000 000 вымрет, если хлеба не будет! Для еды и сева нужно 1346 миллионов пудов: собрано 700 миллионов пудов, нехватка в стране 600 миллионов пудов!»
Только масштабная механизация сельхозтруда в крупных сельхозпредприятиях при индустриализации-коллективизации могла избавить русских людей от людоедства через голод. Однако у царских вельмож и министров даже речи об этом не заходило, даже на землях царской семи, банковских, кабинетных, монастырских, хотя они, вроде, могли себе это позволить — покупать трактора и комбайны. Что трактора, даже элементарные конные косилки, сеялки на 70 процентов в России были импортные, а остальные производились в России иностранными предпринимателям. Новое время для людоедов и душегубов пришло с войной. Царь постарался с капиталистами.
В первый же год войны царь погнал на фронт из села 7,5 миллионов крестьян. Во второй и третий годы войны в армию погнал на фронт ещё 6 миллионов деревенских мужчин. В результате без мужских рабочих рук, например, в Московской губернии осталось — 44 процента хозяйств, Амурской — 43, Томской — 42, Тамбовской и Вологодской — 36, Киевской — 37, Харьковской, Саратовской и Уфимской — 30 процентов. На полях безо всякой механизации пришлось работать женщинам, старикам и подросткам, 250 тысячам беженцев и 600 тысячам пленных. Приближалась разруха. В армию реквизировали каждую пятую здоровую лошадь. Царские чиновники реквизировали миллион голов крупного рогатого скота, особенно в южных и западных губерниях. Тяжесть реквизиций легла на середняцкие и бедняцкие хозяйства.
Беда случилась и сельхозоборудованием, по большей части импортным. В 1913 году имелось 97 тысяч жаток, а в 1917 году их осталось только 26 тысяч. Сенокосилок было 61 тысяча, осталось 3,7 тысячи. Конных граблей было до войны 62 тысячи, осталось и 5,5 тысячи. И это на всю Российскую империю! Количество сельскохозяйственных орудий, крайне недостаточное и до войны, на третьем году войны дошло до совершенно ничтожных размеров. По каждой позиции примерно в 100 раз меньше, ем США. Завод, изготовлявшие отечественный сельхозинвентарь из импортных комплектующих, снизили производство к 1917 году в сравнении с 1913 годом на 85 процентов. Разруха-с... При Временном буржуазном правительстве производительность заводов сельскохозяйственного машиностроения вследствие недостаточного снабжения их материалами была сведена на нет, а импорт сельскохозяйственных орудий был почти прекращен.
Положение с удобрениями стало также катастрофическим. До войны помещичьи и кулацкие хозяйства пользовались в отсутствии российской химической промышленности главным образом импортными удобрениями. Во время войны ввоз их почти прекратился. Отечественные суперфосфатные заводы, принадлежавшие иностранцам также прекратили выпуск минеральных удобрений. Даже количество навоза вследствие сокращения скотоводства уменьшилось. Разруха-с...
В связи с сокращением посевов в империи уменьшились валовые сборы хлеба. Сбор продовольственных культур сократился на 23, крупяных — на 15, кормовых — на 43, картофеля — на 24 процента. Урожайность хлеба упала на 15 процентов. Из-за прекращение экспорта российского зерно в стране имелось. Поэтому продовольственный кризис, возникший во время войны, обусловливался не отсутствием продовольствия.
Так, в Симбирской губернии бе посевов к 1917 году оказались 14 процентов семей, в Калужской губернии до 15 процентов. Уже в 1915 году возникли большие затруднения со снабжением городского населения и армии сахаром, что было вызвано сокращением площади посева и гибелью большого количества сахарной свеклы. Из-за отсутствия топлива сахарные заводы не могли переработать даже имевшееся сырьё. Цены росли и на хлеб, и беднота, обычно прикупавшая его, несла непосильные расходы. В то же время кулаки наживались на нужде. Плохо обстояло дело с мясом. Лишний скот имелся в азиатской части империи. Но вследствие нарушения работы транспорта скот в районы потребления было очень трудно доставить. В результате сократили солдатский мясной паек и ввели ограничение потребления мяса городским населением. Разруха-с.
Разруха на транспорте явилась первой по времени основной причиной, вызвавшей продовольственный кризис в крупных городах и прилегающих к ним районах. Приём частных грузов к перевозке прекратили в первый же день мобилизации 1 августа 1914 года и возобновлен лишь в середине октября, причём до конца года действовали ограничения. И в последующие годы ограничение перевозок гражданских грузов продолжалось. Поэтому огромные запасы продовольствия в производящих районах просто не могли своевременно поступать в крупные города и промцентры. Особенно остро ощущался недостаток хлеба, хотя хлеб в стране имелся. Российкая империя единственная из воевавших империй переживала продовольственный кризис при наличии внутри страны избытков хлеба. Это ж нужно было постараться ещё такую систему управления создать! Разруха-с...
После свержения царизма Временное буржуазное правительство не хотело дать землю трудящимся крестьянам, всячески противилось захвату крестьянами помещичьих земель. Эта политика вызвала решительное сопротивление в деревне. Трудящиеся крестьяне все теснее смыкались в своей революционной борьбе с рабочим классом. В течение лета и осени 1917 года нарастала мощная волна крестьянских выступлений; стихийные захваты крестьянами земель помещиков приняли широкий размах. По официальным, далеко не полным данным, таких захватов было в июле — 387, в августе — 440, в сентябре уже 958. В ответ Временное буржуазное правительство применяло отряды карателей из юнкеров, ударников и офицеров: в сентябре — октябре — 105 карательных походов с расстрелом Советов как в Калуге.
К осени 1916 года Петроград и другие города сидели на голодном пайке. Непрерывное повышение цен обеспечивало спекулянтам большие прибыли и лишали всё большее количество людей полноценной еды. Главную роль в развитии спекуляции играли капиталисты: банки и крупные хлеботорговцы. При этом помещики и кулаки, ожидая повышения цен на продовольственные товары, удерживали хлеб. У крестьян исчез стимул к продаже продуктов ввиду недостатка промтоваров, вызванного переключением промышленности на военное производство и инфляцией. Крестьянское хозяйство натурализировалось как при феодализме, царил безденежный товарообмен. Натурализировались и нравы. Россия усилиями капиталистов скатывалась в средневековье. Меры царским правительством для налаживания продовольственного снабжения, приводили к ещё большему ухудшению.
Цены стали подниматься с первых же дней войны. Правительство забыло про капитализм и рыночную экономику и стало регулировать цены. 31 июля 1914 года МВД выпустило циркуляр о фиксированных ценах на ряд продуктов питания. На основании циркуляра цены устанавливали: городские думы, губернаторы и комиссии. В одних губерниях фиксировалась цена на хлеб и мясо, в других — большинство продуктов. Согласованность в розничных и оптовых ценах отсутствовала: подвергались ограничению цены то розничные, то оптовые. В результате товары исчезали из района с ограничениями и появлялись в местах более высоких цен. При отсутствии единой системы регулирования, несогласованности действий властей система фиксированных цен дала лишь толчок к разрухе. Царским указом от 17 февраля 1915 года командующие военными округами получили право запрещать вывоз продовольствия из своих районов, утверждать обязательные цены, производить реквизиции. Царь ударился в социализм. В результате доставка продовольствия в потребляющие районы ещё более сократилась, цены повысились, усилилась спекуляция. В распределении продуктов питания наступил бардак. Этим занимались: земства, городские самоуправления, губернаторы, губернские уполномоченные, интендантство, МВД, министерство земледелия, министерство торговли и промышленности, Ставка Главнокомандующего. Общее руководство отсутствовало.
Местные власти в отдельных городах уже в 1915 году ввели карточную систему на ряд продтоваров. В середине 1916 года ввели карточную систему на сахар, хлеб, мясо. 9 сентября 1916 ввели повсеместные твёрдые цены на хлебные продукты для всех без исключения сделок. Начались реквизиции хлеба. В декабре 1916 года царское правительство в лице министра земледелия, он же председатель особого совещания по продовольствию, немца Риттиха ввело обязательной поставки хлеба в казну по твёрдой цене ниже коммерческой — продразвёрстку. Введение продразвёрстки привело к тому, что помещики, кулаки и спекулянты ещё глубже запрятали свои продовольственные запасы, а расстройство работы транспорта сорвало доставку заготовленного хлеба в города и на фронты. Разруха-с...
В октябре 1916 года армия недополучила 45 процентов продовольственных грузов, а в феврале — 58 процентов продовольствия. Армия на фронте стала голодать. В январе 1917 года армия располагали запасами на 7 дней. В течение января 1917 года гражданское население не получило 75 процентов продовольствия от планового значения. Начинался голод.
Кризиса вызвал не абсолютный недостаток продовольствия, а неспособность воровского царского правительства организовать снабжению, разруха на транспорте, в финансах, ценовой политике, разгул взяточничества, воровства, спекуляции.
От кризиса страдали только беднейшие слои населения. Чиновникам, помещикам, кулакам и спекулянтам кризис приносил прибыли. Царское правительство и не думало бороться со спекуляцией; оно делало всяческие уступки помещикам и кулакам, стремясь не затрагивать их интересы. Капитализм.
После Февральского переворота снабжения продовольствием всё более ухудшалось. Бардак и разруха нарастали
Временное буржуазное правительство 25 марта 1917 года издало закон о хлебной монополии — весь урожай подлежал сдаче государству по твёрдым ценам. Эсеровско-кадетское Временное правительство тоже решило сыграть в социализм без отмены собственно капитализма. Крестьяне не желали сдавать свою продукцию по низкой цене. Огромное сопротивление оказали помещики и кулаки. Хлебная монополия оказалась сорвана. Кризис продовольствия нарастал. Такую вот почву подготовили для людоедов и душегубов бывшие 1000 лет у власти хозяева русского народа перед назначением II Всероссийским съездом Советов правительства Народных комиссаров во главе с Лениным.
В отсталой дикости лежали пахотные дали
Под властью царских сабель и помещичьих плетей.
Не ели досыта крестьяне, вечно голодали.
Бродил Царь-Голод с миллионами смертей.
Дворцы, наряды, яхты покупая за пшеницу,
Царь и князья народ российский умерщвляли по пути.
Когда полурожая вывозили за границу,
Детей крестьянских умирало трое из пяти.
Всё лгут про доброго царя, про булки и котлеты.
Конечно, знала Русь и тех, кто жил навеселе.
Но по стране лежали в избах жёлтые скелеты,
В Госдуме обсуждали людоедство на селе.
Гноят в архивах правду либералы в сейфах узких,
Потомкам жертв бесстыдно восхваляя царский хлам.
Но меркнет Холокост евреев по сравнению с убийством русских,
И революция становится понятней нам!
Сам Виванов не любил есть человечину, он мог сделать совершая над собой усилие, только как акт высшей власти над людьми, ритуал, символ полной свободы. Брезгливость к людоедству не покидала Виванова и после того, что он узнал о людях, к несчастью родившись в России; он не пересмотрел свои взгляды. Вот съесть сердце немца, съесть мозг француза, наверное, его бы могло прельстить. Но жарить печень какао-то полукалмыцкой доярки? Фу, какая гадость!
Перед глазами мелькали последние метры травы до кустарника. Вот бешено стучащее сердце Виванова как-то по-особому толкнула кровь и напряжённое до крайности сознание помутилось или так только показалось. Но это сделано возможным, невозможное: сознание, работая сейчас за гранью повседневного, смогло увидеть отобразить как наяву тот дождливый октябрьский день 1917 года. Побежали картинки перед глазами, а в теле появились давно утраченные ощущения...
Его тошнило. Опасаясь, что от жары и усталости последних нескольких бессонных дней он может потерять сознание, Виванов скрутил Наташе руки за спиной, надавливая что есть силой коленом ей на позвоночник. То же сделал с Лялей и весьма вовремя — девочка очнулась и хотела уползти в кусты, но он вовремя поймал её за тонюсенькую щиколотку. После этого Виванов грузно уселся на траву под кустом, скрестив ноги по-портновски. Его сознание на секунду померкло и унеслось как во сне из-под Сталинграда 2 августа 1942 года в дни Октябрьских боёв в Москвы 1917 года, когда он впервые встретился с Наташей, и даже чуть раньше, в ту бурлящую революцией разваливающуюся на куски голодную, озлобленную, взбесившуюся, бывшую Российскую империю...
Всё это началось за шесть дней до той их встречи на Малой Никитской, а именно 25 октября 1917 года...
В тот день II съезд Советов в Петрограде объявил Временное правительство низложенным и создал своё правительство — Центральный Исполнительный комитет во главе с находящимся в розыске за сотрудничество с немцами Лениным. Посол США Фрэнсис укрыл у себя в посольстве перепуганного насмерть Правителя республики Россия Керенского, вовремя сбежавшего с ночного заседания Временного правительства в Зимнем дворце. Комитет Временного правительства продолжил нелегально заседать на частной квартире в Петрограде, ожидая денег от Центробанка для найма офицерских отрядов для решительных силовых контрмер.
Власть капиталистов и банкиров была свергнута. Это привело их в ярость. Управляющий Госбанка Шипов, несмотря на то, что здание Госбанка в Петрограде было занято красногвардейцами, выдал Вышнеградскому и Путилову для активизации их офицерско-юнкерских отрядов, вербовки новых солдат-ударников и организации боевых действий для возврата власти, 40 миллионов рублей. Огромные тогда деньги. Половина денег выделялось Москве.
В тоже время Шипов отказался заводить карточку на новое правительство Ленина и у правительства рабочих пока не было серьёзных денег для организации противодействия контрреволюции. Шипов был крепким орешком. Ставленник казнокрадов и иностранный агентов Витте и Столыпина, бывший царский министр, Шипов пережил революцию в своём кресле в Госбанке неприкосновенным. Вышнеградский, один из авторов вместе с руководителем Минфина господином Барком внешнего катастрофического долга императорский России, эквивалентного 10 223 тоннам золота, тоже по-прежнему продолжал руководить самым крупным в России Петроградским коммерческим банком, главными акционерами которого были немецкие банки и французские финансовые структуры барона Ротшильда. Пролетарская революция, казалось, прошла для них стороной как нечто несерьёзное.
Распавшаяся царская империя и арестованный царь — не беда. Отделения Петроградского коммерческого банка на отделившейся от России территории Польши, Финляндии, Украины, Прибалтики, Средней Азии, Северного Кавказа и Закавказья по-прежнему работали как часы. Большевики были ничтожным меньшинство в России. Как смеют они называться правительством!? Что такое II съезд Советов, чтобы объявлять о назначении легитимный такого правительства?
Двадцатилетний Василий Виванов принял известие об уходе Временного правительства Керенского в подполье и информацию о поступлении Гучкову денег Шипова через Вышнеградского с некоторой грустью. Сначала он потерял в феврале 1917 года мечту о собственной счастливой жизни, потом мечту о великой Родине, принадлежностью к которой он когда-то гордился, потом потерял семью, веру в людей, потом веру в разум своих идейных вождей. Теперь, в октябре, он с ужасом и грустью понимал и видел, как жадность и безжалостность одних русских сталкивается с отчаянием и злобой других русских людей. Снова...
Деньги Госбанка на контрреволюцию были уже в Москве. Они вот-вот начнут лить кровь, стрелять из пушек и пулемётов. Ну и пусть! Василий потерял всё и другие пускай получат туже долю! Добро пожаловать в клуб разочарованных русской жизнью! Его блестящее образование и эрудиция играла сейчас против него. Лучше было бы ничего не знать и не понимать, как и все. Чувство стыда, горя, жалости к себе, печаль и жажда действия блуждали и перемешивались в нём в разных пропорциях днём и ночью...
После ареста царя генерал-лейтенантом Алексеевым, гибели матери, отчима, сестёр и слуг во время резни в Кронштадте, после бегства оттуда, Василий, благодаря знакомому своего отчима, публицисту и предпринимателю Завойко, оказался с апреля месяца в самом центре событий, в «Организации экономического возрождения России» магнатов Вышнеградского, Путилова, Каменки. Организовал всю работу Гучков, при царе возглавлявший все промышленные закупки для армии. Оказавшись на волосок от ареста жандармами за хищения и коррупцию, он приложил титанические усилия к организации свержения царя, чем спас себя от суда и тюрьмы, но погубил страну. Гучков взял себе после этого крайне доходный пост военного министра в новом самоназначенном «демократическом» правительстве России князя Львова.
Спустя пару месяцев заговорщика Гучкова сменил в военном министерстве известный террорист-эсер Савинков. Сам же чёрный гений разрушения России коррупционер Гучков углубился в подготовку нового переворота во главе с будущим военным диктатором Корниловым. Так решили Путилов с Вышнеградским. Хаос возникшей народной свободы требовал укрощения. По-азиатски жестокий и жадный генерал-калмык Корнилов отлично для этого подходил.
— Разбушевавшееся быдло нужно загнать обратно в клетки! — сказал на встрече в апреле Корнилов с военной прямотой, и Путилов понял, что нашёл нужного диктатора для остатков России. Этим «быдлом» была вся, кроме богачей, Россия, и в клетки обратно она идти не хотела.
Василий благодаря протекции Завойко оказался в святая святых, в распределяющей кассе общества «Организации экономического возрождения России» в качестве доверенного курьера и счётчика. Он поехал в июле с Путиловым в Гурзуф на встречу с господином Финистовым из «Республиканского центра». «Республиканский центр» содержался той же самой «крупной денежной буржуазией» и контролировал многочисленные военные и полувоенные общественные организации: «Всероссийский военный союз», «Всероссийский союз казачьих войск», «Казачий съезд», «Батальон свободы», «Военная лига», «Лига спасения России», «Офицерский союз добровольцев народной свободы», «Единение», «Честь Родины и Свободы», «Союз личного примера», «Союз увечных воинов», «Союз воинского долга», «Союз свободы и порядка», «Союз спасения Родины», «Союз чести Родины», «Союз бежавших из плена» и так далее и тому подобное. На первом заседании «Республиканского центра» в мае присутствовал генерал Корнилов, тогда командующий 8-й армией Юго-Западного фронта, неплохо действовавшей на Волыни.
Боже, как быстро всё кончилось! Да и не могло не кончиться быстро! Свержение царя не было революцией, а было только сменой властителей. Место правящей династии в феврале заняли всё те же капиталисты и банкиры, помещики и военные, определявшие и до этого действия царя. Царь раньше был их ширмой. Теперь они выставили перед собой ширму из разномастных политиков. Экономика осталась прежней. Война продолжалась. Дворянские титулы и деление людей на сословия сохранялись. Возврат отпавших или оккупированных территорий Финляндии, Польши, Кавказа и Закавказья, Молдавии, Украины, Белоруссии, Прибалтики, Средней Азии был более невозможен и уже никого не волновал. Поскольку налоги теперь можно было не платить и с царской семьёй доходами не делиться, прибыли капиталистических узурпаторов власти даже возросли.
Теперь капиталистам и банкирам нужно было ради своих вилл в тёплых странах, яхт, содержанок и праздности своих семей загнать обратно в кувшин вырвавшегося на свободу во время свержения царя яростного джина простонародья: рабочих и деревенскую бедноту, в том числе составляющую значительную часть солдат в армии и матросов на флоте. Использованные как таран для свержения царя, рабочие, солдаты, матросы и крестьянская беднота теперь должны были быть загнаны обратно в свои клетки и стойла. Но они упорно не хотели быть загнанными в клетки и стойла...
Капиталисты голосом одного из своих лидеров капиталиста-казнокрада Рябушинского на Госсовещании в Москве озвучили курс на сворачивание общественных реформ. Был взят курс на сохранение существующего застойного и гибельного положения дел. Пролетариат и беднейшее крестьянство должны были навеки остаться в положении полурабов, полукрепостных, отсталых, неграмотных, под игом жадных и безжалостных предпринимателей и банкиров, кулаков-бандитов, казаков-карателей и новых жандармов. Кровавая война, разруха в промышленности и на транспорте, запустение на селе, отколовшиеся европейские территории с половиной наиболее образованного и здорового населения, культивирование отсталости, гиперинфляция, внешний долг страны эквивалентный 10 223 тоннам золота и так далее, стали и причиной, и декорациями продолжения драмы весны 1917 года...
И вот, Временного правительства больше не было. Был только его подпольный комитет. Глава правительства бежал в посольство США, а потом на деньги Шипова и Путилова начал готовить наёмников: офицеров, юнкеров и казаков в Гатчине, чтобы ворваться обратно в Петроград и кровавыми репрессиями вернуть власть капиталистам. Правительство хитрого, жадного и безжалостного Керенского, назначившее себя править страной девять месяца назад, изначально не собиралось урегулировать проблемы, ради решения которых участвовали в свержении царя рабочие и крестьянская беднота. Это Правительство занималось только делами богачей, было их, в некотором роде, генеральными приказчиком. Рабочие и крестьянская беднота надеялись на освобождение от произвола капиталистов и собственников всех мастей, на избавления от спекулянтов и живодёров-банкиров. Рабочим изначально нужна была пенсия, 8-и часовой рабочий день, регулярная справедливая зарплата, выходные дни, оплата сверхурочных. И только! Но нет, капиталисты и их правительство не захотели это даже обсуждать...
Ничего запредельного, невыполнимого или несправедливого рабочие и деревенская беднота не просили. Им нужно было такое правительство, которое не станет своими законами и действиями гнать их на войну для того, чтобы капиталисты могли бесконечно воровать и получать сверхприбыли на их крови и слезах, роскошествовать и бесконечно вывозить за границу богатства на фоне их нищеты. Но Временное правительство всё сделало наоборот, против чаяний рабочих и сельской бедноты. При этом правительстве фабриканты, банкиры и чиновники потеряли все сдержки, ограничения и пределы, даже малые, существовавшие при царе.
На забастовки рабочих хозяева отвечали немедленно локаутом. Увольнением сразу всех. Зарплату не выплачивали. По сговору соседние предприятия тоже закрывались. Объявлялось ложные банкротства, чтобы выгнать рабочих. Объявляли ложно об убытках, чтобы не платит зарплату, оставить рабочих и их семьи без средств существования. Наёмные бандиты на американский мафиозный манер и охранные отряды заводчиков расправлялись с лидерами забастовок и профсоюзов, разгоняли рабочие демонстрации. Избивали, убивали, запугивали по примеру гангстеров Моргана и Рокфеллера в США.
Московские рабочие были вчерашними крестьянами. Они были упрямы. Нужда делала их упрямыми. Им банкиры и капиталисты всех мастей обещали свободу и справедливость при свержении царя, и они не смирились с обманом. Они наращивали сопротивление — проводили рабочий контроль над деятельностью собственников через заводские комитеты. Суть контроля была такова: при отказе фабрикантов платить деньги за работу, проводилась проверка бухгалтерии, складов, устанавливая прибыльность или убыточность. Капиталисты с помощью охраны и бандитов сопротивлялись, не пускали рабочий контроль, возникали драки, иногда перерастающие в кровавые побоища. Начало говорить и оружие. Рабочими для охраны своих семей, забастовщиков, рабочего контроля, была создана из отрядов самообороны Красная гвардия. Красная гвардия, созданная рабочими массами, снимала охрану администрации и расставляла свои посты, фактически захватывая предприятие. Защищала демонстрации, в отсутствие полиции боролась с криминалом. Силовая борьба вылилась и в акты взаимного мщения, настоящей вендетты. Рабочие поставили фабрикантов и заводчиков фактически перед необходимостью частичной национализации заводов. Подал пример московский завод «Мотор»...
Созданный и управляемый французами из промышленной группы барона Ротшильда производственный комплекс по сборке авиамоторов из французских деталей, поскольку Россия не производила даже подшипники и высококачественную сталь для моторостроения, действовал на базе эвакуированный в Москву из Риги завод «Мотор». Завод собирал пять моторов в день. Среди рабочих было много латышей, русскоговорящих немцев.
Обманутые рабочие завода «Мотор», в том числе латыши, не получив в очередной раз обещанной зарплаты, остановили производство. После собрания с управляющими и акционерами завода, призвали инженеров, мастеров и служащих поставить завод полностью по рабочий контроль и работать без управляющих и собственников. Рабочие силой отобрали ключи, договора, чертежи, выставили караул Красной гвардии у кассы и ворот. На общем собрании было выбрано правление из рабочих и инженеров. Завод снова заработал и рабочие стали получать зарплату, да ещё и повышенную. Так продолжалось полтора месяца, пока собственники не пошли на уступки. При царе такие действия были бы невозможны. Забастовщики оказались бы на каторге. Но теперь силами только милиции власть, умышленно донельзя ослабленная либеральными капиталистами, справиться с забастовщиками не могла, а других сил, кроме армии и частный военных отрядов, не было.
Аналогичные события произошли на заводах Гужона, Второва и на других. Во время Госсовещании в Москве вообще забастовало 400 тысяч человек. Капиталисты России и Франции были в ярости. Их собственности, свободе быть царями и хозяевами чужих жизней, угрожали теперь их же рабочие, полурабы. Для этого что ли они разрушали Российскую империю и арестовывали царя с царицей, отправив их в сибирские дебри, чтобы их обременяли собственные рабочие? Керенский, Савинков, подталкиваемые капиталистами и банкирами Вышнеградским, Путиловым, Каменкой, Рябушинским и другими, ответили на сопротивление рабочих в духе сидящего под арестном царя расстрелом демонстраций, террором, массовыми репрессиями, как будто последствия расстрелов демонстраций и массовых репрессий ничему русских предпринимателей не научили...
Расстрел царём толпы рабочих и их семей в Санкт-Петербурге 5 января 1905 года и последовавшие массовые репрессии по всей стране закончились революцией, восстаниями на флоте и в армии, боями по своей стране в течении двух лет. Расстрелы царём невооружённой толпы в марте 1917 года закончились восстанием столичного гарнизона и отречением царя. Расстрел в июне 1917 года, спустя четыре месяца после отречения царя, чем должен был закончиться по мнению Керенского и его кукловодов? На этот раз стреляли в людей уже не гвардейские полки стройными винтовочными залпами по приказу царского министра Столыпина, а офицеры и юнкера свободной Российской республики, солдаты-ударники и наёмники из «Общевоинского Союза». Стреляли из пулемётов, с чердаков, с крыш и из окон, снова залпами с колена. Казаки рубили шашками и сбивали конями с ног толпу, гонялись по улицам за знаменосцами. Что должен был делать народ?
Если царские гвардейцы при царе стреляли в безоружных людей, имея за спиной послушную армию, откормленную полицию и жандармов, преданных казаков, то российские «демократические» офицеры и юнкера стреляли уже не только в рабочих и мелких служащих, но и в людей, имеющих оружие, в солдат запасных и лейб-гвардейских полков столичного гарнизона, в раненных из лазаретов, в их младших командиров. И те начали отвечать казакам, офицерам и ударникам с помощью своих винтовок. Началось неорганизованное восстание.
Спонтанное масштабное восстание 4 июля в Питере для рабочих было ошибкой. Пролетариат был ещё не организован в военные отряды и не смог бы удержать власти, ни физически, ни политически, возьми он её, хотя Петроград был в июле фактически в их руках. Восстание заглохло само собой.
Правительство Керенского, стреляя в народ, сильно ошибалось. В это время в США гангстеры и службы безопасности миллиардеров Моргана и Рокфеллеров тоже убивали рабочих во время забастовок. Избивали, запугивали, но никогда правительство США, будучи на стороне капиталистов и являясь их протеже, будучи, по сути «комитетом по делам капиталистов», пока ещё не расстреливало манифестации американцев из пулемётов с помощью Национальной гвардии или с помощью американской армии!
Американская полиция убивала рабочих. Да. Но полиция была муниципальной! Однако диктатор Керенский решил, что он с русскими рабочими и солдатами может позволить себе больше, чем президент США Рузвельт с рабочими американскими. Банкир Вышнеградский с торговцем Рябушинским решили, что они могут себе позволить с русским народом больше, чем некоронованные короли Америки Барух, Морган и Рокфеллер с американским народом.
Четыре месяца назад, в июле 1917 года рабочие не были ещё готовы драться и умирать за обладание Петроградом. Не имели они ещё озверения, нужного градуса кипучей ненависти к Керенскому, Корнилову, капиталистам, банкирам и фабрикантам, к их наёмникам всех мастей, не имели ещё сильных военных отрядов. Теперь, в октябре, эта ненависть была вполне и окончательно созревшей, а боевые отряды созданы.
После расстрелов 4 июля Временное правительство из революционного органа надежды народов страны на освобождение от гнёта переродилось в реакционное сборище, кровавых палачей на службе капиталистов. Социализм Керенского вылился только в распределение между бедными слоям всё убывающих ресурсов, реквизиции у крестьян хлеба и дров, приватизацию царской собственности, но не распространился на прибыли жадных и безжалостных капиталистов. Войну, разоряющую страну и убивающую людей на фронте Временное правительство продолжило. Нормы отпуска хлеба по карточкам били уменьшены вдвое. Топлива на зиму не заготавливалось сколько надо. Повальное воровство усилилось. Землю правительство крестьянами не отдало. Попыток собрать отпавшие территории правительство даже не предприняло.
Польша, Прибалтика, Финляндия, Украина, Белоруссия, Кавказ и Закавказье, Средняя Азии, Дон и Кубань были утрачены безо всяких надежд на их возвращение. Сибирь и Дальний Восток тоже жили самостоятельно, игнорируя деятельность местных комиссаров Временного правительства. Безумие жадности, очевидно, победило всё! Царь, будучи в силе, имея Украину, Кавказ и Среднюю Азию войну немцам, австрийцам и туркам проиграл, а Керенский в разрухе, не имея всех отпавших территорий, а только долги в 10 223 тонны золота, собирался войну против немцев, австрийцев и турок выиграть! Нонсенс.
Было ясно, что война шла не ради победы, а ради прибыли богачей Вышнеградского, Шипова, Рябушинского, Путилова, Нобеля и так далее. В этой ситуации Керенский вместо поиска компромисса с униженными и оскорблёнными, развязал массовые репрессии против большевиков — выразителей чаяний рабочий и крестьянской бедноты. Последовали массовые аресты, убийства, бессудные тюрьмы, высылки, разгром и запрет печатных изданий, собраний и митингов.
Вождя бедняков Ленина лживо обвинили в шпионаже в пользу Германии. Все органы массовой информации капиталистов и банкиров повела травлю Ленина и рабочего движения. Ленину пришлось скрыться в Финляндии и руководить рабочими из подполья. Капиталистами и некоторыми социалистическими партиями был создан единый фронт против рабочих, бедноты и их вождей большевиков.
Вождь социал-демократической партии меньшевик Милюков, а также вождь среднего крестьянства и кулачества правый социал-революционер эсер Пуришкевич, получив колоссальные деньги от Путилова и Вышнеградского, участвовал вместе с российскими офицерами, черносотенцами и попами 15 июля в похоронах карателей-казаков, убитых во время расстрела ими рабочих и солдат в Петрограде. Социалистические партии бросили рабочих. По просьбе генерала Корнилова Временное правительство, всего лишь четыре месяца назад своим первым Декретом отменившее дисциплину в царской армии, теперь ввело в армии драконовские репрессии и смертную казнь по прихоти командного состава. За арест семьи царя и содействие февральскому перевороту в Питере, калмык Корнилов был назначен главнокомандующим Русской армией. Верные ему дивизии из казаков, туркмен и чеченцев, стали как бы его личной гвардией.
Через два дня от имени съезда торговцев и промышленников Рябушинский призвал военных спасти свободную Россию от разлагающей её революции. Для них революция заключалась в устранении контроля царя и конкуренции со стороны его семьи, не более. Для них она закончилась. Забудьте!
— Русские люди, возвращайтесь в Москву к своим истокам! — провозгласил Рябушинский. — И вообще, господа, Учредительное собрание по учреждению новой власти должно происходить в Москве, а не в Питере! Подальше нужно быть от центра смуты!
Боже! Благодаря их стараниям государство было разрушено, беженцы, беспризорники, инвалиды, вдовы, дезертиры заполнили его как в Смутное время. Империя была уничтожена почти полностью. Великороссы на отпавших территориях подверглись резне. И вот теперь жадные и безжалостные богачи вели дело к распаду уже и самой Великороссии. Они глумливо выбросили на помойку свои красные революционные флаги, с которыми свергали царя в феврале, и подняли старый имперский триколор с двуглавым орлом, но только без короны. Символика их как бы говорила всем:
— Всё будет как при царе, но без царя!
Глава 7. Загадки русской души
25 июля 1917 года Временное правительство в Москве созвало совещание. Вроде бы собралось множество образованных, богатых, холёных, лощёных господ. В глазах мысли, аккуратные причёски, бородки, усики по моде, котелки и цилиндры, сверкающая обувь и красивые костюмы. Всё прекрасно по форме.
Новоиспечённый Главнокомандующего армией Республики Россия генерала Корнилова, стяжавшего славу больше не на поле боя, а тем, что арестовал царскую семью, офицеры несли от вокзала по городу на руках. Главной бедой России были объявлены «тёмные силы» и Корнилов должен был их победить.
Жадность, безжалостность и жара побила тогда все рекорды. 22 июня воздух в Москве прогрелся до 31,8 градуса Цельсия. Погода тоже сошла с ума. В Петрограде за два месяца до этого — 20 мая внезапно и сильно повалил снег...
Жаркий июльский ветер гонял по мостовой вороха измятых и рваных газет, серые смерчи из подсолнечной шелухи, трепал на стенах десятки обличительных, призывающих к благоразумию воззваний, трепал полинявший красный флаг, привязанный к поднятой бронзовой сабле памятника Скобелеву перед Моссоветом. Воздух пропах керосиновым запахом типографской краски, лошадиного навоза, деревенского ржаного хлеба и махорки. Над двухмиллионной Москвой висела пелена пыли и умопомрачительства.
День и ночь горели жёлтые электрические фонари. Их забывали гасить, но для экономии электроэнергии часы по приказу Временного правительства сильно передвинули назад. Солнце заходило теперь в четыре часа дня, совершенно инфернальным образом. В Питере были Белые ночи, в Москве появились Чёрные дни...
Большой Театр, вместивший элиту российских капиталистов, охраняли в те дни отборные силы из 4-й школы прапорщиков — две роты юнкеров по 250 человек, все фронтовики-боевики, в том числе подпрапорщики пехотные, артиллерийские, имеющие медали и полные колодки Георгиевских крестов. Отборные юнкера дежурили даже под сценой. Начальник 4-я школы прапорщиков полковник Шашковский совсем недавно осуществил карательную акцию в Тамбовской губернии по усмирению стрельбой, штыками и нагайками восставшего полка в Козлове. В Москве же со времени 1905 года ещё пока не было расстрелов из пулемётов демонстрантов, как только что произошло во время «июльский дней» в Питере. Бить били, убивать убивали. Но группы черносотенцев и отряды «Союза офицеров» демонстрации профсоюзов из пулемётов пока в Москве не расстреливали.
Кроме бравурных рассуждений о ценности демократии и необходимости защиты её твёрдой рукой диктатуры, призванной провести Учредительное собрание так, как нужно, без неожиданностей, вроде возврата к монархии, главной темой Госсовещания была разруха на транспорте, в сельском хозяйстве и топливно-энергетическом секторе экономики остатков России. Только одной Москве ежедневно требовалось 150 вагонов угля или 450 вагонов дров! Но обеспечить это количество сложившаяся к тому моменту хозяйственно-экономическая система уже не мгла. Мало того, что это останавливало промышленность Москвы, это ставило под вопрос выживания города зимой. Из-за угля и энергетического кризиса, из-за дров-дровишек всё и началось...
С началом войны в августе 1914 года в Петроград и Москву прекратилась поставка угля из-за границы. Прекратилась поставка и Домбровского угля из российской Польши, захваченной Германией у царя вместе с самым современным металлургическим заводом Российской империи Хута Баркова, вместе с крупнейшей в мире системой трамвайного сообщения между городами этого региона.
Капитализм в самодержавном исполнении не только вступил в войну под давлением своих французских и английский кредиторов, которым Россия должна была 4,2 миллиарда золотых рублей, неподготовленным с точки зрения мобилизации и технической отсталости, он даже не удосужился рассчитать свои энергетические и транспортные возможность для ведения войны одновременно с тремя империями — Германской, Австро-Венгерской и Турецкой. Царь сделал долгов ещё на 9 миллиардов золотых рублей, устал воевать и бросил разорённую страну. Отрёкся. Немец. Чего с него взять? Только свой личный барыш он и его слуги рассчитали, толкая русских в войну. Ввоз товаров и сырья через западную границу, через Чёрное и Балтийское моря стал невозможен.
Железнодорожные линии через российскую Финляндию, из Владивостока или Архангельска в центр оказались не приспособлены для интенсивного движения военной поры. Вместе со снарядами для пушек, винтовками и сапогами для пехоты, в России не стало вдруг германских паровозов и вагонов. Три четверти всех паровозов в царской России и «демократической» России были немецкими или американскими. Не стало вдруг германских станков и запчастей, не стало немецкого и польского качественного угля для промышленности, угля для работы импортных котлов отопления, широко распространённых в крупных городах в новых зданиях строительного бума предвоенной поры.
Попытка поднять в первый год войны добычу антрацитового угля в Донбассе дало кратковременный эффект. Усилия были сведены на нет коллапсом на железной дороге. Всё пытки доставить в Питер и Москву уголь из Донбасса в условиях использования железных дорог для перевозки военных грузов, для стратегической, часто и для тактической переброски войск, не увенчались успехом. Вагоны застревали порожними на оконечных станциях без паровозов, паровозы не узловых станциях простаивали без вагонов. Частные владельцы части железных дорог и акционеры различных компаний ожидаемо задирали цены не перевозки, опустошая казну, ломая координацию движения, совершенно выпустив вопросы своевременного ремонта подвижного состава и путей в погоне за прибылью.
Львиная доля железных дорог России принадлежала западноевропейскому капиталу, колоссальные деньги за военные перевозки уходили из России за рубеж на содержание и рост европейских городов, содержания их армий и населения. Соответственно Россия теряла эти деньги, лишая нужного содержание и роста российские города, лишала содержания русскую армию и русское население. Впрочем, такая же ситуация была создана царём в промышленности в целом.
Существование многочисленных жадных отечественных и зарубежных собственников железных дорог в России, помимо государственных железных дорог, обескровило транспортную систему спекулятивными тарифами, правилами, стыковочно-пересадочными узлами. Прибыли ушли на счета собственников за границу их ненасытным семьям, а Русское государство погибло из-за этой жадности, зависти и злобы, убивая при разрушении своём множество своих граждан, виноватых в этом и невиновных. Манёвр наличными ресурсами в интересах всей страны был для капитализма царского образца практически невозможен.
Чрезвычайно низкий уровень всеобщего российского образования, технической грамотности населения, низкие зарплаты, не заинтересованность людей в труде быстро сказалась на ухудшении обслуживания паровозов и вагонов. Они быстро начали выбывать из строя. Оставшийся парк паровозов и вагонов эксплуатировался без ремонта на износ. На дороги выпускались часто неисправные паровозы и вагоны, потому что их просто нечем было заменить. Восполнения для выбывших из строя почти не было. Коллапс транспорта быстро нарастал.
За второй год войны выбыли из строя каждый пятый паровоз и вагон. За 1916 год ещё двадцать процентов паровозов стали непригодны для эксплуатации и ещё тридцать процентов вагонов. К моменту отречения царя, несмотря на закупки паровозов и вагонов за рубежом, количество паровозов в Российской империи уменьшилось вдвое по отношению к довоенному количеству. То же произошло с вагонами. С вагонами пассажирскими дело было ещё хуже — осталась только треть от довоенного количества. Катастрофа пассажирских перевозок свершилась первой. Из каждых трёх пассажирских вагонов к 1917 году из строя выбыли два.
Разруха транспортной системы сказалась абсолютно на всех сферах жизни. Проявлялись всё новые, самые неожиданные последствия этого. Например, русская армия воевала без сапог из-за того, что совершенно архаичным образом совершала передислокации пешим порядком, уничтожая этим миллионы пар сапог за недельный марш, вместо того чтобы ездить на поездах или грузовиках. Новые сапоги нельзя было сшить из-за отсутствия кожи, хотя в Сибири на станциях гнили горы сапожной кожи, не вывезенной на фабрики из-за отсутствия вагонов.
Когда царские чиновники по продразвёрстке изымали у кулаков и середняков огромный урожай хлеба, в столице вводили карточки и огромные очереди за хлебом их не могли отоварить из-за невозможности хлеб доставить в столицу. Тогда очередь женщин, отойдя после суточного ожидания от двери какой-либо хлебной лавки, что захлопнулась у неё перед носом, становилась разгневанной демонстрацией. Нужно было доставить из Архангельска на фронт купленные в Англии бронемашины, но не было железнодорожных платформ. И так далее...
Железнодорожники, ремонтники, рабочие заводов, производящие паровозы и вагоны с осени 1916 года массово покидали города из-за невозможности жить в городе в условиях карточной системы и гиперинфляции. Им элементарно не хватало денег на полноценную еду. Они бежали в деревню или прогуливали работу, занимаясь подработками на стороне. Когда уже после свержения царя Министерство путей сообщения сделало на Брянском заводе, например, заказ на 164 паровоза, было построено всего 38, на Путиловском заводе из 64 паровозов в срок было построено 11. Кроме отсутствия квалифицированной рабочей силы. Не оказалось в наличии нужного количества импортных комплектующих, подшипников, поршней. И так на всех предприятиях «победившей демократии».
Надежда на поставки паровозов и вагонов из США не оправдала себя. Транспортировка американских паровозов из Нью-Йорка производилась через Тихий океан во Владивосток. Более короткий путь через Атлантику в Архангельск и Мурманск был невозможен из-за их неспособности их принять такой груз. Англия, Франция и Швеция в паровозах России отказали, хотя получили в начале войны 498 тонн золота в качестве обеспечения военных займов. Впрочем, царь к марту 1917 года взял кредитов у Запада уже в двадцать раз больше, чем этот невозвратный залог.
Пассажирские перевозки при Временном правительстве являли собой хаос. Посадка даже в столице была похожа на штурм с драками, поножовщиной и стрельбой. Степень озлобления и остервенения русских людей была полной. Пассажиры ездили по России толпами в до отказа забитых вагонах. Войти и выйти было зачастую невозможно. Вылезали через окна, через разобранный пол. Часть пассажиров ехала по России на крыше, как в какой-нибудь Индии, Шри-Ланке или другой отсталой Азиатской или Африканской стране.
В большинстве случаев вопрос о билетах даже не стоял. Проверить их было физически невозможно. Люди справляли нужду прямо из окна вполне в туземном духе. Не редкими были случаи захвата поездов дезертирами или бандитами. Тогда машинисты и начальники станций были вынуждены подчиняться им из страха смерти и вести состав в нужном им направлении. Солдаты-дезертиры и бандиты вели себя одинаково. Они просто выталкивали обычных лишних людей из вагонов, силой заставляли грузить уголь, дрова в паровозы, заливать воду.
Если к моменту отречения царя Россия за три года утратила транспортную возможность вести полноценную войну, потеряв половину паровозов и вагонов, бесперебойно снабжать промышленность материалами, а население продовольствием, то за полгода правления «демократического» Временного правительства была утрачена ещё половина паровозов и вагонов от оставшейся половины. Москва была в числе наиболее пострадавших от этого городов...
На Госсовещании в Москве среди всеобщей шумихи по поводу разрухи на железной дороге и вообще по поводу судьбы «демократической» Родины, вместе с обсуждением вопросов приватизации казённых предприятий вполне ожидаемо раздавались трезвые голоса о необходимости национализации транспорта и национализации всей системы распределения топлива.
Национализация железных дорог могла спасти Россию, но принять такое решение должны были те же люди, у которых это должно было отбираться. Те же люди, что владели железными дорогами, владели и Временным правительством, как своим комитетом по управлению своими делами. Естественно, при Временном правительстве национализация железных дорог для спасения России была невозможна. Национализацию могло провести только какое-то принципиально другое правительство.
Если железнодорожный и речной транспорт окончательно встанет, поставки в Петроград и Москву угля упадут в четыре раза, а нефти в три. Первая беды России — дураки, ввергли страну в безвластие и разруху. Вторая из главных бед России — железные дороги, продолжила всё наихудшим образом.
С дровами для отопительного сезона дела обстояли при «демократии» тоже не лучшим образом. С началом войны заготовка этого важного вида топлива российских городов сократилась на треть. Рабочие руки были забраны царём на фронт, а реквизиция, изъятие на второй год войны лесных участков и дров царскими чиновниками встретили яростное сопротивление торговцев дровами, владельцев дач и лесных участков.
После отречения царя в стране произошёл массовый самозахват кулаками помещичьей, церковной и царской земли, в том числе и самозахват лесов. Заготавливать дрова для обогрева Москвы стало весьма затруднительно. Крестьяне и кулаки смотрели на лес как на своё.
Все попытки что-то сделать с перевозками снова разбивались иностранными и российскими акционерами и владельцами железных дорог, среди которых была и ненасытная царская семья. После отречения царя весной в Донбассе на частных шахтах, принадлежащих в основном французским фирмам и предприятиям, зарегистрированным в Париже, начали работать по большей части подростки, женщины и военнопленные. Выработка упала вдвое ниже довоенной при постоянных авария и гибели шахтёров. Поезда с антрацитовым углём к зиме 1916/1917 года и так почти перестали ходить регулярно в Петроград и Москву. Доставить даже добытое стало чрезвычайно сложно и дорого.
Российские железные дороги и паровозы остались без антрацитового угля. Промышленные предприятия тоже остались без качественного угля. Чугунные импортные котлы отопления российских городов также остались без качественного угля. Изношенность оборудования, жадность владельцев, аварии, ухудшение питания и забастовки вообще почти остановили производство угля на Донбассе в первое лето «демократической» России. Разруха поразила и угледобычу.
Подвоз нефти по Москве-реке в танкерах тоже грозил остановиться по причине мелководья из-за аномальной жары лета 1917 года, забастовки судовых команд, забитости реки плотами поставщиков древесины. Нефть, составляющую треть потребляемого в Москве топлива, уже повсеместно принялись заменять в котлах на подмосковный уголь-богхед, что давало неплохой результат, но меньшая теплоотдача богхеда снова приводила к лишним затратам на транспортировку, не говоря уже о стоимости погрузки-разгрузки и технических сложностей при переоборудовании импортных котлов, что в условиях военной блокады было само по себе делом непростым.
При норме тепла в московских квартирах 17 градусов Цельсия половина кубатуры отапливалось именно чугунными котлами. Богхед годился безусловно только для железных котлов, а отсутствие опытных истопников и ремонтников для переделок чугунных котлов с угля и нефти на богхед и дрова всё портило. Половина довоенного топлива для Москвы — это донецкий антрацитовый уголь, треть от всего московского довоенного топлива — нефть Нобеля, Рокфеллера и Ротшильда из Баку и Грозного. Дрова были выходом весьма болезненным. Если начать заменять нефть дровами, получится как человека кормить только молоком. Умереть он не умрёт, но сыт не будет и делом не позанимается. Будет только беспрерывно пить и мочиться, пить и мочиться, пить и мочиться...
Газовый московский завод и электростанция, трамвайный парк с его бельгийским и американским оборудованием вообще невозможно было переделать на дрова. Москве предстояло погрузиться во тьму, московскому транспорту грозило остановиться вообще. Во время Госсовещания несколько раз в Большом театре гас свет и пафосные обсуждения судеб Родины велись при свечах и керосиновых лампах как во времена Крымской войны.
В первое лето жизни без царя в Москву поступило в 12 раз меньше топлива по железной дороге, чем требовалось. Это была настоящей топливная катастрофа для капиталистической промышленности города. Крупные московские заводы остановились. Остановились стройки. Десятки тысяч иногородних рабочих в один миг остались без работы и средств пропитания. У многих даже не осталось денег уехать в свои городки, слободки и деревни. А улучшений в работе железных дорог не намечалось, а совсем даже наоборот. Гигантские долги России, эквивалентные 10 223 тоннам чистого золота, делали её непривлекательным заёмщиком для стран, побеждающих в войне…
А ведь на Москву надвигалась зима!
При отказе от угля и нефти 700 вагонов дров в день был равно необходимому количеству топлива в дровяном эквиваленте для частных домов, оборудованных дровяными печами, то есть без канализации и без водопровода м промышленности. Дрова были доступны для заготовки в зоне действия конных повозок в 25 километров. В случае порожнего движения товарных вагонов, что случалось редко, заготовка дров могла производиться из 200-километровой зоны. Осенью заготовку на местах ожидаемо могла остановить распутица.
Вместимость железнодорожных станций Москвы была 2800 вагонов. Максимальный срок вывоза дров с московских станций 3 дня. То есть Москва могла принять максимально те же 700 вагонов в день. Впритык. Даже при гениальном управлении и наличии транспорта это было утопией. Капиталисты, управляющие экономикой России после царя, напрягли все силы, чтобы справится с топливной и транспортной разрухой и удержаться у власти, но ими же созданная разруха экономики страны во время войны ради личного обогащения не давала им на это шансов.
В ответ на все нападки на работу железнодорожного начальства со стороны министров Временного правительства, председатель Всероссийского исполнительного комитета железнодорожного профсоюза напрасно жаловался на репрессии конца июля-начала августа против железнодорожников. Репрессии, террор, ужесточение порядков после июльского расстрела в Петрограде рабочих и солдат, и после назначения Корнилова Главнокомандующим начались повсеместно.
Во Всероссийский исполком союза железнодорожников, ведающий теперь всеми вопросами организации движения поездов в стране, входило 40 человек: 5 правых и 9 левых эсеров, 8 меньшевиков, 3 большевика, 3 энесовца и 10 беспартийных. Взгляды Исполкома не совсем совпадали с позицией Временного правительства и тем более не совпадали с позицией кандидата в военные диктаторы генерала Корнилова. Однако с позицией Исполкома железнодорожников в свою очередь не совпадала позиция владельцев самих железных дорог. Железные дороги управлялись Исполкомом, но владели ими акционеры — частные лица, в том числе иностранцы. Вопрос о том, кто больше хозяин коня, владелец или наездник, постоянно вводил ситуацию в тупик...
Центральная продовольственная управа столицы заявила, что кроме проблемы нехватки продовольствия даже по карточкам, Глава градуправления Питера не может подтвердить наличие к началу отопительного сезона даже половины необходимого на зиму топлива. Одни будут жить в тепле, а другие в холоде. Часть многоэтажных домов придут в аварийное состояние из-за того, что от мороза полопается водопровод, отопление и канализация. Делать потом ремонт некем и нечем. Ни материалов, ни специалистов. Строительный бум последних лет на бешеных прибылях от военных заказов не вызвал бума подготовки квалифицированной эксплуатационной армии сантехников, электриков и тепловиков.
Городским служащим город опять задерживал зарплату. Никто не платил налоги и не собирал их толком. В кассе столицы осталось всего 300 тысяч рублей. Даже на содержание электростанций не хватало. Норму по карточному распределению сахара в 0,4 килограмм в месяц на человека обеспечить не удавалось. Карточки оставались неотоваренными. После 15 августа по карточкам столичный житель должен был получать в день 200 граммов хлеба. Вдвое меньше, чем весной. Бесчисленное количество фальшивых карточек на хлеб и другие продукты наводнили страну. В магазинах и кооперативах, отпускающих по карточкам продукты, треть карточек фальшивые.
Социалистическая деятельность Временного правительства по распределению продуктов логически пришла к постановлению, принуждающему лавки, рестораны, трактиры, гостиницы, банки, заводы, фабрики, ремесленные училища, приюты и даже благотворительные учреждения два раза в месяц подробно отчитываться о запасах продовольствия, даже чая и кофе в интересах своевременного, более справедливого и равномерного распределения продуктов среди населения.
Обе столицы представляли теперь собой огромные голодные чудовища с бесконечным количеством очередей. Длинные очереди за хлебом стали неотъемлемой частью городского пейзажа сначала царской, а потом и «демократической» России. За обувью по карточкам очереди у магазинов столицы стояли и по 48 часов. Продовольственная управа взывала к Госсовещанию:
— Надо что-то делать, господа!
— Репрессии! Власть военных! Массовые репрессии! — кричали с мест хорошо одетые и упитанные господа. — Да здравствует генерал Корнилов!
Но главным было то, что Госсовещание в Москве являлось явной репетицией предстоящего управляемого из-за кулис Учредительного собрания, где должна была победить воля капиталистов и помещиков, должен был победить их взгляд на устройство жизни в новой либеральной России. Петроград с его революционными массами предстояло нейтрализовать и дезинфицировать с помощью военной диктатуры Корнилова, для чего и сделали его Главнокомандующим Русской армией.
Траурные речи хозяйственников всем портили бравурное настроение. Керенский сильно нервничал. Он то впадал в ораторскую истерику, особенно из-за положения дел в столице, то погружался в летаргическую меланхолию.
Многим в зале Большого Театра казалось, что всё наладится, что всё уже налаживается, всё будет хорошо! Наживаться коррупцией, мошенничеством и воровством в отсутствии царской полиции и жандармов стало совсем легко и безопасно. Никогда ещё сладкая жизнь не выплескивалась так явно на улицы Москвы.
Однако ценность рубля по отношению к иностранной валюте по-прежнему снижался. Рубль теперь стоил как 3 — 4 довоенных копейки. Возник сильный спрос на иностранную валюту. Состоятельные люди сразу после отречения царя начали переводить свои капиталы за границу и сами уезжать из России. Они и теперь продолжали это делать. Деловые люди видели, что с такой властью Россия обречена.
Такая же паническая картина наблюдалась на рынке продовольствия. Скупали в запас всё, что только доставали на рынке и по карточкам. Цены росли неимоверно быстро. В то же время начинали закрываться заводы и фабрики из-за недостатка топлива и остановки транспорта. Всё более разрушалась хозяйственная жизнь вообще.
После отречения царя Госбанк, оставшийся под управлением бывшего царского министра Шипова, продолжил линию царского Минфина и сбежавшего в Париж министра финансов господина Барка по финансированию войны путём бумажно-денежной эмиссии и внутренних займов. Масштабы этих операций резко возросли в связи с дезорганизацией экономики, называемой в просторечье разрухой. Инфляции раскручивалась этими господами бесконтрольно, день ото дня.
За четыре месяца с момента отречения царя до начала Госсовещания глава Госбанка денег напечатал столько же, сколько при царе за два года войны! Осколок Российской империи наводнился бумажными деньгами нового образца — 250 и 1000 рублей с изображением Таврического дворца, где заседала Госдума и «керенками» в 20 и 40 рублей упрощённого образца, на плохой бумаге цельными, неразрезанными листами.
Денежный станок «Экспедиции заготовления государственных бумаг» работал днём и ночью. Безумное печатание денег привело, как ни парадоксально, к острому дефициту денежных знаков. Началось периодическое закрытие отделений Госбанка, не имеющих возможности выдавать наличные. Причина — опережающий рост цен на товары. За четыре месяца без царя денежная масса увеличилась второе, а общая цена всех товаров вдвое превысила сумму всех денег.
Зарплаты рабочих и служащих остались на месте, мгновенно сделав простых людей нищими. Налоги и пошлины никто не платил. Большая часть денег оставалась на руках населения. Богатые прятали деньги в крупных купюрах. Крестьяне, напуганные изъятием правительством по продразвёрстке хлеба, а на остальной объём введением закупочных твёрдых цен при росте цен на промтовары, придерживали хлеб, перегоняя зерно в дефицитный самогон.
Продовольственный налог «продразвёрстку», втрое более высокую чем при царе, крестьяне и тем более кулаки не выполняли. Продовольственных комиссаров Временного правительства били, убивали. Хлеб прятали в ожидании лучшей рыночной цены и исчезновении «ценовых ножниц». Со стороны кулаков это вообще было предательством Родины. Хоть как это назвать предательством? Ведь кулак как единоличник и шкурник, так и задумывался царём и министром Столыпиным в противовес сельской общине, когда кулак ради выгоды грабит ближнего своего, морит голодом детей собственного соседа. Что кулаку города? Что кулаку Россия?
Кулаки, которых царь взрастил, защитил от соседей военно-полевыми судами, виселицами под названием «Столыпинские галстуки» и поощрил разорением бедных хозяйств, безумными переселениями, фактически депортациями русских в «столыпинских вагонах», шкурным образом теперь предали интересы государственности, как когда-то по-русски предали своего царя.
Всё это, однако, не смущало российских и иностранных капиталистов. Они не собирались продавать акции своих предприятий, зная, что всё пройдёт и стоимость предприятий снова вырастет, а если при этом между жерновами экономического кризиса будет раздавлена революция, то любой биржевик этому будет только рад.
Начальник Генштаба Каледин заявил о необходимости отделения Дона как наследника казачества до Петра I, то есть без насаждённой царями украинщины, в самостоятельное государство. Будучи атаманом Войска Донского, Каледин призвал фронтовиков-казаков возвратиться на Дон для его защиты, а других он призвал казаков послужить генералу Корнилову в деле борьбы с рабочими. Украинская центральная рада в то же время объявила автономию Украины от России и отозвала с фронта украинцев, готовя сепаратный мир с немцами.
Не все украинцы поспешили вернуться на родину, поскольку на Украине назревала междоусобная война. Даже ополченческая дружина в московском Кремле, состоявшая из пожилых украинцев под командованием полковника Апонасенко, решила в полном составе остаться пока на российской службе.
И так забитый до отказа различными воинскими частями, госпиталями, военными производствами и складами, военными школами и училищами, военнопленными, беженцами, беспризорниками город Москва к тому-же заполнялся солдатами-дезертирами, застрявшими здесь по дороге на родину, бегущими в тыл, несмотря на крикливые приказы Керенского. Москва стала военным становищем, где неуправляемые никем солдатские толпы оккупировали пространство вокруг вокзалов. Привокзальные площади курились кострами и полевыми кухнями как развалины завоёванных Батыем или Наполеоном русских городов.
А с фронта уже приходили телеграммы об угрожающем армии голоде. На Самаро-Златоустовской железной дороге застряло 1200 вагонов с зерном продразвёрстки — продовольственным налогом из Самарской, Оренбургской и Уфимской губернии. Это остановился на полдороге груз продовольствия для армии, столичного Петрограда и первопрестольной Москвы.
— Везут ли хлеб? — был главный вопрос в Москве во второй половине лета 1917 года.
— Хлеб везут! — был ответ, хоть немного вселявший в умы московских обывателей некоторую уверенность в завтрашнем дне.
Опасность голода, как и в момент свержения царя, по общему мнению, нужно было ждать в Москве осенью. В Москву возвратились агенты Центральной продовольственной управы, ездившие в провинцию для сбора продразвёрстки. Они утверждали, что хлеб на местах грузится удовлетворительно. Карточки населения будут вот-вот отоварены. Хлеб, вроде бы, уже начал прибывать.
Но голод и холод были не единственными угрозами. С момента отречения царя весной, роспуска полиции и жандармов «демократическим» правительством, порядок в Москве отсутствовал. Освобождённые из тюрем по амнистии уголовники и хлынувшие на лёгкую поживу приезжие из Подмосковья, дезертиры с фронта и просто психически ненормальные люди принялись за грабежи складов, магазинов, квартир. Изнасилования, насилие над детьми стало нормой. Нападения и грабежи стали нередким явлением на улицах. Даже с отделившегося Кавказа приезжали угрюмого вида странные люди-горцы из Чечни, Осетии, Грузии поправить свои дела за счёт грабежей в Москве.
Милиция, организованная Мосгордумой из студентов, безработных, разных сомнительных личностей, в том числе и с уголовным прошлым, работала исключительно плохо. Кое-как была обеспечена защитой центральная часть города. Гражданам на окраинах самим пришлось заботиться о своей безопасности, что вылилось в рабочих районах в образовании рабочей милиции при своём органе самоуправления Совете рабочих депутатов.
Домовые комитеты в Москве устроили самоохрану. В отдельных домах в разных частях города страх заставил создавать отряды самообороны из жильцов, дворников, швейцаров. Вооружённые револьверами, охотничьими ружьями и холодным оружием, они дежурили в подъездах своих домов. Возникли и этнические боевые группы. Еврейские, латышские, китайские отряды самообороны.
Вооружённые сторожа, разного рода охранные службы пользовались повышенным спросом. Юнкерские училища, воинские части, школы прапорщиков охраняли себя сами, имея боевое оружие. Суды фактически бездействовали. Правосудием люди занялись сами как в средневековье.
Тысячи самосудов, аналогичных американским судам Линча, выработали свои правила и меры пресечения. Например, поймав вора на московском Смоленском рынке, толпа избивала его и определяла голосованием какой смертью казнить: утопить или застрелить? Решив утопить, мужчины бросали вора в ледяную воду Москва-реки с Бородинского моста. Но если он кое-как выплывал и вылезал на берег, тогда один из толпы подходил к нему и стрелял как в собаку.
В средние века на Руси, если преступник, приговорённый к повешению, срывался с виселицы, его оставляли жить, но в «демократической» России 1917 года этого не наблюдалось. Людьми овладел Сатана. Если кто-то попытался бы защитить репрессированного, его тоже убили бы.
Московская улица всегда любила бить. Этим хвастались. Людей издревле били родители, хозяева, офицеры, полиция. Теперь им самим, как бы дано было безнаказанное право истязать друг друга. Они пользовались безнаказанностью со сладострастием, со звериной жестокостью. Уличные самосуды стали обыденностью. Но линчевание всё равно никого не устрашало и уличные грабежи, воровство становились всё нахальнее и кровавее.
По всей России шли массовые погромы, передел собственности, паника, реквизиции имущества. Особенно страшные погромы произошли в Самаре, в Минске, Ростове-на-Дону, Юрьеве. Повсюду царили дикие выходки русских и нерусских солдат на станциях железных дорог, горцев, кулаков, бандитов, всеобщая распущенность, обалдение, хамство.
Погромы царских времён евреев и неевреев, включая погром немцев в Москве в 1914 году, были ещё более зверскими и кровавыми. Оттуда тянулась в новую Россию эта средневековщина. При погромах в Кишиневе, Одессе, Киеве, Белостоке, Баку, Тифлисе и десятках мелких городков произошло бесчисленное количество отвратительных убийств, изнасилований, глумлений над милосердием.
Нужно было немедленно делать что-то против этого, делать очень решительное. Но кто это мог остановить, сделать решительное добро, авторы разрухи хозяйства и разрухи души капиталисты и банкиры? Да ни за что! Для разграбления ими госсобственности, земель и природных кладовых России это был наилучший фон и театральный задник.
А Москва бурлила. Ночи напролёт шли митинги. Люди слонялись от бессонницы по улицам, спорили в скверах, на панели, в пивных. Незнакомые люди, встречаясь на митингах, в одно мгновение становились милыми друзьями или страшными врагами. Прошло уже четыре месяца с начала революции, но всеобщее возбуждение только нарастало. Тревога будоражила сердца.
Царизм был разрушен, но все понимали, что это не завершение революции. А где конец? Отречение Николая II под давлением арамейских и думских заговорщиков было только перевальным этапом. Всё, без труда достигнутое и наспех сколоченное после этого, было только началом новых времён. Это чувствовалось во всём. Сразу происходило так много феерических событий каждый день, что не хватало ни душевных сил, ни времени, чтобы разобраться в молниеносном полёте Валькирии-истории.
Грохот обвала частей конструкций старого государственного устройства сливался в сплошной гул. Идиллия и благодушие первых дней революции померкли. Люди входили в грозную эпоху создания новой гражданственности. В отличие от хапающих капиталистов, интеллигенция растерялась. Великая, гуманная русская интеллигенция выяснила, что умеет создавать высокие духовные ценности, но за редкими исключениями беспомощна в создания государственности.
Русская культура выросла главным образом из заказа богачей в борьбе с абсолютизмом царя. В заказах богачей оттачивалось мастерство. В борьбе с жандармами оттачивалась мысль, высокие чувства и гражданское мужество. Теперь, вместо того чтобы сеять разумное, доброе, вечное, надо было немедленно своими руками создать новые формы жизни, умело управлять вконец запущенной необъятной страной в состоянии войны. Кому это было под силу? Каким титанам? Интеллигенция всё валила на необразованный народ, а тот, тёмный и забитый, действовал наощупь, как слепой, исключительно по наитию, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Попробуйте без света сделать хотя бы простейшую хирургическую операцию. А России предстояло пересадить сердце, мозг и всё такое прочее.
Смутное ожидание чего-то главного у всей страны не могло длиться долго. Народ требовал ясности цели, точного приложения своей жизни, мыслей и труда. Оказалось, что справедливость и свобода требует тяжёлой и гигантской ежедневной чёрной работы, даже жестокости, воли и репрессий. Оказалось, что эти вещи не рождаются сами под звон колоколов и восхищённые крики сограждан. Таковы были уроки революции. Это была горькая чаша. Она не миновала никого. Сильные духом выпили её до дна и остались со своим народом, а слабые выродились и погибли. Множество людей поплыли по воле событий с одним только желанием прожить подольше, чтобы увидеть, как обернётся всё и к какому причалу придёт наконец корабль...
Все готовились к осени, когда натянутая струна всеобщего конфликта интересов из-за хапужничества одних и апатии других должна была лопнуть. Моссовет готовился, укрепляя свою милицию. Рабочие готовились в местах компактного проживания, налаживая самоуправление. Как противовес черносотенцам, охранным отрядам хозяев заводов и офицерско-юнкерским отрядам банкиров, рабочие создали группы партизанской Красной гвардии. Время разговоров и уговоров заканчивалось. Они начали накапливать оружие.
На складах «Сибирского банка» рабочие активисты похитили 200 револьверов Нагана и Кольта, 24 ящика патронов, шашки из эвакуированного в 1915 году оружия полиции Варшавы. Много оружия было захвачено при февральском разоружении в Москве полиции, городовых. Одних винтовок тогда было отобрано 120. Делались закупки. Покупали вскладчину револьверы, винтовки и даже пулемёты у солдат гарнизона, разного рода спекулянтов и дельцов чёрного рынка.
После отречения царя и роспуска жандармов железные дороги создали свои вооруженные отряды для охраны складов от грабителей. Это был ещё один источник оружия. Только на Курской железной дороге охрана из числа рабочих получила на руки 150 винтовок разных систем. В Орехово-Зуеве, пригласив офицеров 21-го запасного полка на спектакль и угостив их хорошенько водкой, рабочие вывезли из полка на грузовиках 300 винтовок и 60 000 патронов.
По ордерам полковых солдатских комитетов 55-го, 193-го и других запасных полков рабочие получали оружие из московских полковых цейхгаузов. Готовился захват оружия с оружейных заводов Тульского. Владимирского, Кунцевского, Мызо-Раевского, Симоновского. На заводе Второва скрытно производили гранаты и бомбы. Там же похищался тротил, динамит, пироксилин. В случае вооружённого противостояния с капиталистами, рабочим нужно было совершать подрывы на железных дорогах и мостах, чтобы не допустить в город враждебные войска. Это был хорошо выученный урок 1905 года.
Москва полнилась слухами о подготовке рабочих к вооружённому выступлению. Это был главный московский слух конца лета. Терпение людей иссякало. Рабочие, поняв, что политики собираются их дурачить до бесконечности, силой оружия хотели добиться передачи власти своему Моссовету, устроить водворение социалистического строя в размерах небывалых, исключая жалкую попытку французских коммунаров в 1871 году в Париже.
Моссовет существовал как легитимный орган власти с момента отречения царя вместе с Мосгордумой. В Моссовете было 700 депутатов от всех районов и большинства крупных общественных организаций города и области. В Московском Совете заседали 230 большевиков, 221 меньшевиков, 132 эсера, 54 беспартийных, 63 депутата из прочих партий. Если и был орган власти, в тот момент наиболее полно представляющий простой народ в Москве, то это был именно Моссовет.
Газеты Москвы опубликовали список городов, наиболее подверженных опасности нового восстания рабочих, вроде июльского, и введения рабочего контроля на заводах. Список был не очень велик: Петроград, Москва, Киев, Нижний Новгород, Харьков, Одесса, Екатеринослав, Самара, Саратов, Казань, Ростов-на-Дону, Владимир, Ревель, Псков, Минск, Красноярск, Подольск, Орехово-Зуево, Серпухов, Царицын, Уфа и Стерлитамак.
Проживая в роскошной гостинице в центре Москвы, по делам организации Вышнеградского и Путилова встречаясь со множеством разных людей самых разных слоёв и уровней, Василий Виванов не мог не видеть ужасную картину всеобщего развала и деградации. Он видел и то, как Москва длила и длила пир во время российской чумы, тонула в безумии увеселения и роскоши.
Первопрестольная столица была увешана афишами электро-кинотеатров, театров миниатюр, фарсов. Прибыл из Царицына эпатажный «Интимный театр Левицкого». Он должен был играть драму Островского «Без вины виноватые» и оперу в одном действии «Из-под стола к венцу». Анонсировалось, что молодые артистки будут практически в неглиже. Анонсирован был и спектакль «Тарас Бульба». После спектакля ожидался бал-маскарад и лотерея-аллегри.
Главные театры Москвы блистали. Аншлаг за аншлагом. Примадонны были в ударе. Артисты нарасхват. Оперный бас Петров со своей знаменитой арией из незаконченной оперы «Лея» и «Ах, зачем на карусели мы с тобой, Татьяна, сели!» — давал частные концерты богачам. Приезжали Мозжухин, Максимов, Мигай, Шаляпин и известный танцор Мордкин...
Царило какое-то новое небывалое карнавальное веселье, явно занесённое беженцами. Процветали тогда в Москве фотосалоны, музыкальные магазины, ломбарды, скупки, магазины часов, золота, серебра, портные и брадобреи, салоны пикантных услуг. В ресторанах шли нарасхват вина и водка, платили иногда в десятки раз дороже, от 50 до 100 рублей за бутылку. Платили в ресторанах за кусок мяса филея на пять персон порой и 80 рублей, за стерлядь на 8 человек — 180 рублей. Извозчикам лихачам платили за поездку за город, то есть в ресторан «Яр» или в «Стрельню», одиночным от 50 до 75 рублей, парным от 100 до 150 рублей. Это когда зарплата рабочего в месяц была в среднем 150 рублей.
На каждом углу продавали самогон. Со времени царского сухого закона Москва привыкла пить суррогаты, политуру в чистом виде или ханжу. Распространяли суррогатный алкоголь все от мала до велика. Продавали алкоголь даже дети бедняков, которые, впрочем, продавали иногда и себя для разврата. Девочки и мальчики. Можно было приобретать спирт в бесчисленных московских аптеках. Этой лазейкой активно пользовались выпивохи. За месяц с 25 сентября по 25 октября 1917 года аптеки продали 8 000 литров спирта. Были и другие способы побега от реальности «демократии».
Наркотики прочно вошли в повседневность Москвы. Опиум, морфий, другие. Врачи, аптекари, больничные служащие лидировали по впрыскиванию себе морфия. Через медиков этот наркотик широко распространился среди офицеров, чиновников, инженеров, студентов. Кабаки и армянские кофейни, где торговали морфием были всем известны. Муниципальная милиция, получая взятки, ничего против наркопритонов не предпринимала.
Если до войны кокаин употребляли представители богемы, как автор и исполнитель романсов Вертинский, например, написавший песню «Кокаинеточка», то с началом войны кокаин попал в армию и на флот. В Москве скопилось множество госпиталей и лазаретов, тысячи раненых и выздоравливающих. Лазарет был организован даже в здании Консерватории на Большой Никитской. Морфий и кокаин у раненых был нарасхват. Китайцы торговали на бульварах шариками кокаина по 5 рублей за штуку. Дорого, но когда уже привык, неважно.
Слушая с Софочкой де Боде и Верочкой в роскошном купольном ресторане «Метрополя» шансон Вертинского под пьяные выкрики юнкером и офицеров, стрельбу кавказцев в стены и рубку пробок на бутылках шампанского шашками, под дикий хохот звезды-трагика Мамонта Дальского, Василий никак не мог отделаться от смешной мысли, что белая маска на лице паяца сделана не тальком, а чистым кокаином:
Вас уже отравила осенняя слякоть бульварная
И я знаю, что крикнув, Вы можете спрыгнуть с ума.
И когда Вы умрете на этой скамейке, кошмарная
Ваш сиреневый трупик окутает саваном тьма...
Софочка и Верочка тогда переглядывалось и доставали свои изящные серебряные табакерки, чтобы тоже припудрить свои восхитительные носики...
Врагом рабочих стали и «мародёры» спекулянты. «Мародёрами» по ассоциации с солдатами, обыскивающими трупы на поле боя, называли тех, кто обогащался во время кровавой войны законным или незаконным способом, кто совершал вызывающие поступки или вёл неприемлемую для большинства жизнь. «Мародёры» — это ещё жадные и безжалостные изготовители некачественного хлеба, колбасы, берущие втридорога извозчики, торговцы политурой, респектабельные коммерсанты, мошеннически выполняющие гособоронзаказ. Состояния, сколоченные во время войны, считались сделанными на крови. Их владельцев презирали и порицали. Новые русские богачи вели себя развязно, напоказ швырялись деньгами.
Москву захлестнула психопатическая эпидемия роскоши. Временное правительство играя в популизм даже пыталось противодействовать вызывающему образу жизни спекулянтов всех уровней. Никогда ещё молодежь не наряжалась так. До войны и отречения царя считалось, что бриллианты не подобает носить незамужним девушкам. Это делало из них вульгарных содержанок. Теперь, когда всё стало в десять раз дороже, бриллианты носили и шестнадцатилетние девушки.
В игорных клубах Москвы полно было молодёжи, почти детей. Они швыряли на карту и рулетку такие деньги, о которых прежде понятия не имели и крупные игроки. Эта человеческая поросль безрассудно тянуло от отцов-спекулянтов и мародёров России неправедные, наворованные деньги и в них, в деньгах, видело высший закон и оправдание всего на свете. Впрочем, было немало совсем молодых спекулянтов, взяточников и среди самой молодёжи, которая интересовалась гешефтами не хуже закалённых в коррупционных битвах своих отцов. И всё это на фоне полуголодных нищих окраин. Даже церковь иногда отлучала таких от себя. Степень возмущения их действиями была такова, что даже пресса капиталистов не могла это игнорировать...
Афиши и объявления на страницах газет влекли Василия в водоворот московских событий, призывали забыться, отвлечься, уйти от проблем. Один за другим следовали перед ним спектакли, концерты, дивертисменты, балы и выступления цирка, розыгрыши лотереи-аллегри, гастроли знаменитостей, любительские показы, уроки танцев и пластики, курсы иностранных языков.
Однако в «пир во время чумы» закрадывались признаки близкой гуманитарной катастрофы и кроме карточек на хлеб или керосин. В бесконечных московских парикмахерских, например, не было больше ни одеколона, ни шведской воды, ни бриолина. После бритья лицо освежали простой водой. Например, возникли странные очереди у депозитария московского городского суда. Это квартиранты спешили внести в срок квартирную плату уклоняющимся от приёма денег домовладельцам. Домовладельцы-арендодатели прятались от квартирантов-арендаторов, а не наоборот! Расчёт домовладельцев был прост: выселить прежних жильцов якобы за неуплату, а затем сдавать квартиры другим по уже гораздо более высоким ценам.
Одни из первых ощутили наступление «пира во время чумы» в Москве проститутки. Трёх недель не прошло после июльского расстрела рабочих в Питере, как губернские «горизонталки» и содержанки спешно покинули свои города и прибыли в Москву, где концентрировались теперь деньги и клиенты. Богема последовала их примеру.
Постепенное падение уровня жизни рабочих и деревенской бедноты было бы не так заметно, если бы не наступивший резкий обвал экономики, последовавший с началом войны и повторяющийся обвал экономики после отречения царя уже второй раз.
Продовольственный, энергетический и транспортный кризис практически достигли пика. В Москве и крупных городах уже год как действовала карточная система. В число распределяемых товаров включались всё новые и новые виды продовольствия и вещей, вплоть до спичек и галош. Несмотря на вынужденный социализм в капиталистическом исполнении, мясо почти исчезло из продажи. Даже на рынках по нескольку дней иногда не бывало мяса, а бывало, так вонючее.
Хлеб, не то что по карточкам, но и на свободном рынке сильно потерял в качестве. В московских пекарнях в хлеб начали примешивать труху. Картошку привозил мёрзлую. Сахар с грязью. К тому же всё дорожало день ото дня. Лавочники, рестораторы, богачи и спекулянты платили по 50 рублей за коробку конфет, 100 рублей за бутылку шампанского — практически половина месячного заработка рабочего или месячная пенсия инвалида. Но и слышать богачи и их слуги не хотели о мире с немцами.
А год-то 1917 был аномальный. Весенние заморозки повредили озимым, а летняя жара яровым. Урожай ждали плохой сам по себе. Да ещё большая часть молодых крестьян и крестьянских лошадей оказалась в армии, в государственном ополчении, в могилах, земле или лазаретах. В Москву же влилась огромная массы беженцев и эвакуированных из Прибалтики, Польши и Украины. Были здесь военнопленные румыны, немцы, чехи, венгры, словаки. С фронта приезжали дезертиры. Злые, с оружием. Беженцы принесли с собой тиф, сифилис, повальное воровство и ненависть к русским.
Василий невольно участвовал тогда в московском Госсовещании и видел всё собственными глазами. За две недели до этого помпезного собрания богачей в Большом театре, 13 августа он стал свидетелем исторической встречи Путилова и Вышнеградского с Корниловым в трёхэтажном ресторане «Малый Ярославец» на Большой Морской улице в Петрограде. Решался вопрос силового разгона Советов с помощью кавалерийского кавказского и казачьего корпуса генерала Крымова.
— Нет, нужно удержаться от этого кровавого действия и просто управляемо провести Учредительное собрание с помощью своих купленных депутатов собрания, создать своё ручное постоянное правительство! — с врождённой еврейской осторожностью сказал тогда Каменка — глава Азовско-Донского банка, с трудом поворачивая толстое тело, покрытое испариной от питерской влажной жары. — Нас потом заклюют интеллигенты, что мы провели Учредительное собрание в условиях военной диктатуры и никто не признает его результаты. Кроме, может быть, США...
— Чья сила сильнее, того и правила признают! — надменно произнёс Корнилов, маленький узкоглазый человек в новенькой генеральской форме, блестя несоразмерно большими погонами.
— А вопрос о земле как решить, господа? — весёлым тоном спросил Путилов и посмотрел на странно скучающего и сонного главу Временного правительства России и одновременно военного министра Керенского.
Обычно Керенский был совершенно другим. Этот человек с припухшим лицом нездорового желтоватого оттенка, с багровыми веками и коротко стриженными редкими седоватыми волосами, всё делал стремительно: быстро ходил, скрипя и поблёскивая коричневыми лакированными высокими ботинками-крагами на длинных тонких ногах, заставляя адъютантов бежать следом, быстро и неожиданно поворачивался, пугая всех, быстро говорил, быстро уставал. Больная рука его на чёрной перевязи была вечно засунута за борт помятого френча, лежащего складками.
— Нет никакого вопроса. Всё, что крестьяне награбили, они должны возвратить. Особенно взятое у церкви и у царской семьи. Романовы теперь просто граждане, и нет нужды их обижать, — сказал Вышнеградский, ковыряя зубочисткой между передних зубов. — Я так любил с Николаем II в яхт-клубе соревноваться наперегонки! Моя красавица-яхта «Галлия-II» не сильно уступала царской яхте «Северная звезда» длиной 106 метров и со скоростью 17 узлов. Конечно, яхта царя «Штандарт» голландской постройки длиной 128 метров была всегда фаворитом. Её ход в 22 узла был впечатляющим. Я, пожалуй, сочиню об этом романс...
— Я думаю, — сказал Путилов, странно глядя на Вышнеградского, как на слабоумного, — лучше и надёжнее будет вариант, если Главнокомандующий Русской армией Лавр Корнилов двинет войска и займёт Петроград, выбросит оттуда Советы депутатов солдат и рабочих, и будет диктатором для обеспечения избрания выгодного нам нового правительства и формы правления. Главное — обеспечить безопасность наших банков и военных заказов. Не за этим ли мы просили Шуру Керенского сделать Лавра Корнилова Главнокомандующим?
Пока все молчали, обдумывая крайний радикализм Путилова, два молодых официанта в ярославских расшитых косоворотках и начищенных до блеска сапогах принесли серебряные блюда с рябчиками и ананасами. После того, как они ушли, Корнилов заявил:
— Я двину на Питер казаков и горцев! Если надо, отправлю полк своих телохранителей-текинцев! У меня есть ещё личный полк ударников Неженцева.
— Бог мой, горцев и казаков в Питере люди не любят. Они могут снова воспротивиться, что будет на руку Советам депутатов! — воскликнул Каменка и его зачёсанные назад волосы упали на потный лоб, а чёрные, кавказского вида усы поднялись вверх. — Эпические картинки боевой работы «Дикой дивизии» бледнеют на общем фоне её первобытных нравов и батыевских приёмов.
— Я не согласен с полной диктатурой военных! Это отшатнёт прогрессивных людей! — сказал Керенский вдруг срываясь ни того, ни сего в визгливый крик.
Таким он, однако, был с первых дней революции. Словно лая, сорванным голосом он швырял короткие фразы и задыхался при этом. Прокричав кому-нибудь в лицо пышные, образные фразы и слова о родине и свободе применительно ко всему, Керенский обычно актёрски падал в кресло или на диван, закрывал лицо руками, содрогаясь от слёз. Адъютанты отпаивали его чаем, валерьянкой и другими медикаментозными препаратами релаксирующего действия. Этот запах валерьянки и кокаина, напоминавший воздух притонов, больниц и зажиточных квартир везде сопровождал главу «демократической» России, за три месяца превратившуюся в диктатуру капиталистов.
Керенский достал из кармана френча маленькую табакерку с кокаином и напыщенно пролаял:
— Одно дело силой оружия разогнать Советы, кое-кого расстрелять во имя Свободы, кое-кого собрать в концлагере типа английских концлагерей в Трансваале, но не туземцы-чеченцы же и туземцы-туркмены должны на улицах Питера порядок наводить! Что скажет цивилизованная Европа на эту азиатчину? Почему нельзя довериться фронтовикам-юнкерам и лейб-гвардейцам? Вы мне поручили приватизацию казённых заводом и земель, казённых железных дорог, но для этого мне нужно время. Дайте мне это время, господа! Сделайте уже что-нибудь с анархией, эсерами и большевиками, а то никакой приватизации царского добра не получится! Думаете, Морган с Рокфеллером будут долго ждать своей доли и возврата долгов? Они меня уже предупредили через Шипова...
— Кхе... — Каменка даже поперхнулся ананасом при таком оголтелом великороссийском шовинистическом упоминании азиатчины в присутствии Корнилова, полуказака, полукалмыка, и об упоминании святого дела
приватизации всуе.
Открыв табакерку, Керенский взял ногтем немного белого порошка — аптекарского кокаина и, едва дотронувшись до носа, поместил его в одну ноздрю с кротким вздохом.
— Ещё бы, чеченцы ему не нравятся на улицах! — сказал Корнилов вызывающим тоном. — Тебе бы только генералов запаса арестовывать. Ты зачем в армии дисциплину в марте отменил? Ведь фронт окончательно рухнул из-за этого. Спросил бы Главнокомандующего тогда Алексеева. Нужна была не анархия тогда, а смертная казнь на месте, не целование с рядовыми и прапорщиками, а шомпола. Всё наоборот. Все полковые комитеты нужно было расстрелять на месте, активных перепороть. У французов восстание в армии подавили в одно мгновение, и у немцев тоже! А вы в России сопли развели! Думаешь, твоя кадетская партейка воров рабочее быдло из города выкинет?
— Не забывайтесь, генерал! Я Вас сделал Главнокомандующим, я Вас и разжалую во имя Родины! — закричал вдруг снова Керенский и глаза его заблестели. — Какая диктатура? Давайте договоримся о наведении порядка в столице, а не о военном перевороте! Это безответственно вводить казаков и горцев в город в отсутствии нормальной милиции! Это безответственно!
— Ну вот опять! — всплеснул потными руками Каменка. — Русские черносотенные патриоты в действии! Сколько можно?
— А ответственно было распускать полицию и жандармов, иметь сейчас по всей стране две милиции, милицию местного самоуправления и милицию Советов, а кроме того иметь в столице сто тысяч вооружённых дезертиров, брожения и шатания в полках запаса, банды уголовников, рабочие боевые группы, еврейские боевые группы, кавказское боевые группы, которые неизвестно кому подчиняются! Квартиры грабят уже полгода в Москве и Петрограде по сотне за ночь. По ночам кавказцы носятся на угнанных машинах по столице и стреляют на ходу во всех подряд. Не стесняются грабить и днём. Нужна диктатура! — настойчиво повторил свой тезис король металлургических заводов и угольных шахт Путилов. — Как можно скорее нужна военная диктатура.
— Рабочие боевые отряды и полки запаса из столицы нужно убрать! Все эти государственные ополченческие дружины из деревенских дедов с берданками тоже нужно убрать! Бесконвойных военнопленных и беженцев из городов нужно убрать. И уберём! — сказал уверенно Корнилов. — Мои текинцы, чеченцы и казаки это сделают! Мне для этого нужно пять миллионов рублей...
— На тебя надежда, Лавр! — сказал, кивая, Вышнеградский, с молодым задором подкручивая ус. — Я даже готов пьесу для фортепьяно на эту тему сочинить. Лучше симфонию. Но пять миллионов рублей явно многовато. Войска у тебя на государственном обеспечении. Ты им прикажешь и всё. Перевозка по железной дороге опять же за казённый счёт. Ну премии, ну апартаменты, рестораны, цыгане и барышни для удовольствий. Но почему столько? Тридцать тысяч человек корпуса Крымова по сто рублей премиальных на кавалериста, это будет три миллиона.
— Я считаю, торг здесь не уместен. Пять миллионов рублей! — повторил генерал Корнилов со скрытой угрозой в голосе. — Половину чеком, половину наличными. Иначе не стать Вам новым министром финансов.
— Деньги чеком пойдут потом на похороны, что ли, Лавр? — нехорошо засмеялся Путилов. — Глаза завидущие, руки загребущие. Ладно-ладно, надо подумать...
Наступила странная тишина. Тут Василия, сидевшего за столом с пачками денег напротив двери кабинета, за которой происходил этот разговор, отвлёк Кутлер, член ЦК кадетов. Блестя круглыми очками, этот пятидесятилетний бородач важно сказал молодому человеку весьма тихо:
— Вот видишь эти бумажные свёртки? Это наличные деньги для наших московских отрядов. Ты поедешь с этими наличными деньгами в Москву. Будешь отдавать суммы по моему списку. Он нашей охраны не отходи ни на шаг. Сумма большая, ответственность тоже. Завойко рекомендовал мне тебя отменно. Офицеры и другие добровольцы без денег воевать за нас будут спустя рукава, а командующего Московского военным округом полковника Рябцева нужно особо ссудой настроить, чтобы он юнкеров и прапорщиков своих в бой погнал, когда придёт время.
— Хорошо, Николай Николаевич! — ответили Василий. — Всё сделаю как надо. Буду в Москве осторожен!
— Всем говори: «Больше денег не будет, пока не будет результата!» — прошептал Кутлер с видом завзятого масона из тайной ложи. — Этот Вышнеградский нам не верит после прошлых больших растрат. Время критическое. На Урале рабочие установили контроль за частью Ревдинских заводов. Там уже сил охраны не хватает. Нам частные военные отряды из профессионалов нужны, армия нужна нормальная, а не разваленная, ведь требования рабочих о повышении зарплаты чрезмерны при упадке производительности, переход от сдельной зарплаты на почасовую губителен для нас! Это-то ты понимаешь?
Василий кивнул. Ему показалось странным, что при всём многообразии катастрофических внешних и внутренних процессов текущего момента, главным для этого соратника Гучкова, выразителя желаний крупных промышленников, была ось рабочий — наниматель...
После усмирённой мощной стачки московских рабочих в августе, Большой Театр во время проведения августовского Госсовещания стал местом сплочения вокруг конституционно-демократической партии кадетов всех помещиков, банкиров, заводчиков, военных, всех, кому была сладка жизнь на шее рабочих и крестьян под видом демократии. Кадеты себя называли партией народной свободы. Но вот только какого народа и какой свободы, свободы чего, они вполне отчётливо показали при расстреле недовольных в Петрограде, политическими убийствами и запретом деятельности оппозиции. Губернатор Петрограда и одновременно замминистра военного ведомства, печально известный террорист-эсер Савинков, бывший одновременно организатором офицерских наёмных отрядов на деньги банкиров, сделал всё решительно и всё как надо. Наступила новая эра свободы собственников властвовать над простым народом!
После питерского расстрела 4 июня и проведения репрессий, кадетское Госсовещание было съездом победителей. Временное правительство наконец силой заставило молчать недовольных бастующих рабочих и восставших солдат. Они были расстреляны из пулемётов наёмных отрядов, порублены шашками казаков. Их социал-демократы большевики были разгромлены и почти запрещены. Вождь рабочих Ленин был объявлен немецким шпионом и числился в розыске. Отчаявшаяся оппозиция оказалась подавлена силой молодой «демократической» диктатуры капитализма. Парижская коммуна 1871 года a la russeа в Питере не состоялась.
Красные флаги теперь были выброшены. Теперь они стали символом маргиналов и аутсайдеров жизни. Весной красные банты и флаги носили решительно всё: дворяне, промышленники, банкиры, купечество, кулачество, крестьяне, солдаты, жандармы, проститутки, уголовники, цыгане, даже член Императорского дома Великий князь Кирилл Владимирович явился присягать заговорщикам против царя с красным бантом и бриллиантовой заколкой на кителе. Теперь красный бант был символом ненавистным. Красное теперь означало рабочих, их партию социал-демократов большевиков и ещё левых эсеров с частью анархистов. Все остальные встали под цвета триколора.
Собравшимися на Госсовещании в конце аномально жаркого августа в Москве нужно было одно: продолжить получать военные сверхприбыли, сохранить поместья и капиталы, собирать налоги с простонародья, а самими налоги не платить. Эти налоги разворовывать, продолжать спекулировать, построить небоскребы как в Нью-Йорке, заиметь стометровые яхты и гаремы во всех столицах мира. А рабочие? Батраки? Они себе выбрали не ту профессию, не ту страну... Каждый день пребывания у власти наполнял карманы господ деньгами за счёт грабежа населения и разграбления налогов. Именно так устроена почти любая буржуазная конституционная демократия. Каждый день у власти был богачам в радость. И пусть бы каждый день в стране сгорал целиком один город вместе с людьми, но это положение дел нужно было удержать любой ценой. Однако из-за деятельности Советов сладкая жизнь была в опасности!
Ширма Госсовещания для организации диктаторского способа поддержания существующей власти сработала вполне. Новоиспечённый Главнокомандующий армией Корнилов, получивший от правительства демократов право предавать военных смертной казни, потребовал немедленного введения военной диктатуры для обеспечения условий проведения Учредительного собрания. Странным образом «демократический» процесс оказывался встроен внутри диктатуры! Это был нонсенс. Следующим шагом должен был стать запрет забастовок и рабочего движения, профсоюзов, левых партий, левой прессы, запрет всех союзов левого толка. Контрреволюция в чистом виде.
Рабочая партия социал-демократов большевиков, часть эсеров в ответ на победу реакции покинули зал. Правые эсеры и социал-демократы меньшевики остались. Корнилову была устроена бурная овация двухтысячного сборища контрреволюционеров. Теперь никто не сомневался, что Учредительное собрание по формированию нового легитимного правительства и выбор окончательной формы правления в стране будет произведён под диктовку промышленников, банкиров и землевладельцев под охраной военного диктатора.
Василий, сидевший на галёрке, заскучавший от жары, духоты и бурной ночи в объятиях своей новой пассии, ушам своим не поверил. История с Наполеоном, переворотом 18 брюмера Coup d'Etat du 18 brumaire, когда произошёл захват власти военными у французской Директории повторялась на его глазах в России в виде страшного фарса.
— Браво! — крикнул над его ухом потный господин в расстёгнутой манишке.
— Браво, Корнилов! — вторя ему, завизжала дама слева в пыльной шляпке с фазаньим пером, в унисон восторженным крикам партера.
Очень хотелось столкнуть их вниз, в партер, через бархатный поручень, но Виванов тогда сдержался. К тому же рабочие-саботажники отключили свет. Дальнейшее заседание элиты России проходило в темноте при свечах как во времена Крымской войны, что Василий нашёл весьма символичным.
Глава 8. Письмо от старшей сестры Гретель
Путь от аэродрома Котельниково до станицы Пимено-Черни, вернее до западной части балки Караичева, занял совсем немного времени. Подъезжая к скоплению грузовиков, мотоциклов, автобусов, танков, бронемашин, людей и лошадей у этой пологой балки в двух километрах от Пимено-Черни, лейтенант Манфред Мария фон Фогельвейде чувствовал страшную усталость, чуть ли не обморок, отчаяние и тошноту. Но также, как не исчезает одна часть предмета, после того, как мы переводим с неё взгляд на другую часть, так не исчезает время и события после того, как они перестают фиксироваться нашим изменяющимся сознанием, то есть прошлое и будущее время, прошлые и будущие события — это одно и тоже множество, просто постепенно освещаемое тонким лучом нашего сознания. Открыв глаза, после резкой остановки грузовика, и после того, как "хиви" Володя воскликнул что-то нечленораздельное, он увидел через пыльное стекло с полукруглыми поцарапанными разводами от щётки дворника, разговаривающих о чём-то нескольких немецких солдат, в настолько запылённых кителях и брюках, что они казались пепельными. Они вяло что-то обсуждали над развёрнутой картой с другой группой солдат в пятнистых куртках с типичным рисунком для Вермахта — параллельными линиями Strich — эффектом дождя, в касках, обтянутых пятнистой тканью чехлов Tarnhelmuberzug с торчащими из шлёвок в разные стороны пучками сухой травы и маленькими веточками. Рядом с ними сидел унтер-офицер и справлял большую нужду с красным от натуги лицом. Манфред невольно задержал взгляд на камуфляже, поскольку не ожидал увидеть в этой импровизированной боевой группе современный камуфляж, а не привычную накидку Zeltbahn-31 с рисунком дубовых листьев — Eichenlaub и тому подобное. Эти хлопковые блузы-анораки Tarnhemd с бежевой изнанкой и рисунком, похожим на ковёр из опавших листьев на фоне травы или земли, обладали очень свободным покроем и имели по бокам прорези, позволяющие доставать до снаряжения под ними и доставать карманы мундиров. Куртки были надеты сейчас из-за жары прямо поверх нижнего белья. Рукава на запястьях стягивались резинками, по талии шли кулиски со шнуром, а воротник одновременно был капюшоном со шнуровой затяжкой. Камуфлированные хлопчатобумажные брюки на пехотинцах были надеты вместо обычных брюк, и заправлены в невысокие сапоги. На куртках имелись вышитые нарукавные орлы и погоны. Наверное, это была разведка из 64-го мотоциклетного батальона майора Грамса...
Дальше, за зарослями невысокого кустарника, стояли приземистые танки передовой боевой группы, крашенные в цвет пустыни, бронетранспортёры, бронемашины, зенитные самоходные установки, самоходные орудия, крытые и открытые грузовики разных марок, штабные автобусы и машины, мотоциклы. Медленно перемещались фигурки панзер-гренадер, разгружающих ящики боеприпасов, чернели комбинезоны танкистов и ремонтников, копающихся у своих боевых бронированных машин, занимались своими лошадьми румынские кавалеристы. По выползающей из-за неровностей местности ложбине со стороны железной дороги к балке тащились автоцистерны вперемешку с юркими мотоциклами и велосипедами. От балки жаркие вздохи воздуха доносили запах бензина и походной кухни, кофе и ещё чего-то приятного, кажется, как в ресторане, сегодня солдатам давали колбасу с рисом, значит, предстояла нелегкая боевая работёнка. Неподалёку от кухни, понуро сидели на открытом солнце на траве около сотни голодных до смерти, изнывающих от жажды пленных в разномастном обмундировании и даже в морской форме, а были и в гражданской одежде. Их никто не собрался кормить и поить, никто их не охранял, за исключением одинокого “хиви” с русской винтовкой с длинным штыком-иглой. Множество пехотинцев и танкистов боевой группы тем временем толпилось у видавшей виды полевой кухни русского образца ПК-39 в ожидании не то запоздалого завтрака, не то раннего ужина, однако, наличие горячей пищи в передовом отряде на виду в врага делало честь капитану Зауванту. Многие, усевшись в траве, курили или дремали. Над балкой густым облаком плыла серо-коричневая пыль, оседая на листьях кустарников, на траве, на броне, боках лошадей, на оружии и солдатских шлемах...
Водитель Володя, открыв дверь, почему-то по-русски очень опрометчиво спросил их:
— Скажите, где командир боевой группы капитан Зейдель?
Он предвкушал отдых после ужасного дерби по жаре от Котельниково до Дона за запчастями и обратно, собирался посидеть в тени, покурить, может быть ещё много чего рассказать странному немецкому танкисту о превратностях истории России и о своей судьбы, о том, что он будет делать после войны, как будет рассказывать молодёжи о фронтовых днях в Вермахте, а они будут расширять глаза, когда он им будет небрежно повествовать о рядах большевиков, расстрелянных в противотанковых рвах, и как их утрамбовывали сельскохозяйственными тракторами для компактности — мёртвых с умирающими вперемешку, или о том, как он видел знаменитого военачальника Германа Гота, и юные слушатели буду затаивать дыхание в растерянности от его наград, не зная, что делать, брать автограф или просить вместе сфотографироваться, а он, получивший за службу земельный надел и батраков, будет над молодёжью посмеиваться, потешаться — потому что они не успели на войну, и не получили от немецких хозяев награды за услужение.
Немцы, услышав русскую речь из подъехавшего бескапотного грузовика Renault AHN, резко развернулись, вскинули автоматные стволы, щёлкнули затворами. Для них, находящихся как на острове в океане среди территории, насыщенной мелкими группами противника, дезертировавшего или ещё сражающегося, такое появление русского рядом с собой даже в расположении крупного военного формирования могло означать смертельную опасность, а старая военная форма Вермахта и повязка “хиви” на рукаве водителя была им сразу не видна.
На удачу всё обошлось благополучно, непроизвольного выстрела не было, а когда “хиви” повторил свой вопрос по-немецки, ему хотя не ответили, но и издевательств не последовало. Увидев, как из кабины медленно вылезает на пыльную траву офицер-танкист, они вообще успокоитесь, приветствовали лейтенанта, и вернулись к своему разговору.
— Чего-то я их не узнаю, в передовой боевой группе всегда всё так быстро меняется! — проворчал русский шофёр, вытирая пилоткой ещё недавно коричневое от загара, а теперь красное от жары и испуга лицо, — похоже, они меня тоже не узнали...
Манфред, едва ответив на приветствия, оглядываясь по сторонам, подошёл к солдатам. Пейзаж вокруг балки был всё тем же, что и все предыдущие дни пейзажи, видимые из поезда: пыль и дрожащий раскалённый воздух, а вдали в разрывах лесопосадок, между плотными серо-зелёными кустарниками, будто разбитое и разбросанное в траве оконное стекло, блестела река. Курмоярский Аксай, несмотря на летний межень, был полон воды. Балки и овраги, начиная от Радыка и Сухой до Нагольной и Лога щедро снабдили его влагой ночных тропических ливней. Эта калмыцкая река пряталась в крутых берегах речной поймы, но в местах поворотов виднелась вся. За полосой лесопосадок просматривались камышовые и дощатые крыши домов селения — это маленькая станица Пимено-Черни. Больше похожие на сараи для скота, дома располагались среди садовых деревьев. Дальше на востоке висели миражом в колеблющемся воздухе голубые полоски строений каких-то животноводческих ферм с серебряным столбиком водокачки. Ещё дальше в небе застыли, будто неподвижно, на высоте облачности, столбы чёрного дыма, словно где-то в степи извергался индонезийский или исландский вулкан. Наверное, это горела нефть или что-то подобное. Дым далёкого и свирепого пожарища наклонялся на северо-восток, в сторону Волги и Сталинграда, повинуясь тропосферному воздушному потоку. До Пимено-Черни река текла почти строго с востока на запад, после петляла в юго-восточном направлении, образуя как бы гигантскую излучину. От следующего селения река опять поворачивала на запад, уходя затем на северо-запад к Котельниково, к Дону и Цимле. То тут, то там кроме оврагов встречались старые русла реки, заросшие кустарником и деревьями, меандры и ямы....
Один из солдат, с чёрным от загара и пороховой гари лицом, слабо присвистнул, будто из чайника вырвалась струя перегретого пара. Он что-то обвёл грязным ногтем пальца на развёрнутой на весу карте. Другой тоже потыкал в карту пальцами, кивая в сторону опушки леса.
Подошёл и Володя, всё ещё не жив, ни мёртв от происшествия, извиняющимся жестом подняв вверх ладони и изображая на лице подобострастно улыбку. Немец глянул куда-то в сторону реки через свой бинокль 6X30, махнул Володе рукой. Жест мог означать только одно — “Убирайся!”
— Мне нужен капитан Зейдель, — сказал Манфред унтер-офицеру, одержавшему, наконец, победу над содержимым своего кишечника, и вставшему на ноги, — где его найти, я буду командовать танковым взводом по очереди с лейтенантом Вольфом.
— Да, да, он тут! — нестройно ответили хором унтер-офицер и его разведчики, и почему-то заулыбались.
Они бросили рассматривать карту, закурили белые сигареты, всё те же дрезденские “Mokri superb", чиркая зажигалками "Вдовушка".
Провожая насмешливыми взглядами торопливо уходящего русского, лейтенант оглядел крыши деревни, верхушки деревьев близкого леса, буйно заросшие зеленью, благодаря близости реки, огороды. Он взял сигарету из протянутой ему пачки. Унтер-офицер застегнул поясной ремень брюк, и произнёс с явным южным тирольским акцентом:
— Сворачивай карту, Вилли! Всё, ясно, “Иваны” прикрывают фронт от переправы севернее! Нужно пройти по оврагу, что ведет южнее, прямо им во фланг, и посмотреть, можно ли по нему скрытно подойти к реке и атаковать оттуда!
Унтер-офицер старался говорить на Hochdeutsch — стандартном немецком языке, но получалось от этого ещё хуже. Он, как и любой тиролец в обществе северных немцев, очень стараются говорить на Hochdeutsch, но лучше бы он не старался, поскольку Манфред, например, не разобрал ни слова, а скорее догадался о смысле сказанного исходя из мизансцены. Австрийцам просто-напросто непривычно и неудобно было говорить на стандартном немецком языке. Если молодые австрийцы ещё могли поговорить на Hochdeutsch, то поколение постарше и не пытается этого делать. Им проще было объясниться с тобой знаками и восклицаниями, нежели по-немецки — ведь ничто не разделяет немцев и австрийцев сильнее, чем один и тот же язык.
Путаясь в ремнях автомата, бинокля и рифлёного цилиндра противогаза, Вилли свернул карту, сунул её в карман маскировочной куртки и сказал:
— Значит, можно давать ракету, чтобы разведгруппы 3-й роты унтер-офицера Эссера возвращались?
— Да, пусть Бергман стреляет ракетой, если не забыл, как это делается!
— Никак нет. В сторону от русских позиций, для ориентации Йозефа Эссера! — ответил Бергман — заросший рыжей щетиной солдат, — всё помню: белый сигнальный парашютный патрон — сигнализирует, что здесь проходит линия фронта или показывает наше подразделение, красная ракета с одной или двумя звёздочками сигнализирует, что русские начали атаку, что враг в той стороне, куда летит ракета, что требуется заградительный огонь, зелёный сигнальный патрон требует временно прекратить огонь или другие действия, дымовые сигнальные патроны с облаком дыма или дымовой трассой — сигнал “Приближаются или атакуют танки русских”, свистящий патрон — “Газовая атака”...
— Молодец, что не до конца отупел от жары и пороховых газов!
Бергман вытащил из кобуры, скрытой под камуфляжной курткой, 26-миллиметровую ракетницу. В отличие от привычного Манфреду сигнального пистолета Walther Leu.P, для отстрела осветительных, сигнальных, дымовых и звуковых патронов, у солдата был новый сигнальный пистолет Moritz & Gerslenberger EM-GE образца 1942 года, отштампованный из тонкой листовой стали. Лейтенанту с грустью подумалось о том, что экономия ресурсов страны начала сказываться и в таких мелочах. Из скрытой под курткой 12-зарядной патронной сумки Бергман извлёк цилиндрический патрон с зелёной риской. Зарядил, поднял руку, прищурившись, выстрелил в сторону поля подсолнухов.
Ракета, роняя искры, ушла над головами в сторону от леса. Осветительный патрон сработал на высоте 50 метров, и 15 секунд в голубом степном небе висела ослепительная дьявольская зелёная звезда, видимая на расстоянии нескольких километров...
— Это дочка сигнальных индейских костров! — сказал развязно, подошедший тем временем к своему брату Отто фон Фогельвейде, — надо уже побороть отсталость в нашей армии и перейти на достаточное количество небольших радиостанций для связи. А то американская сахарная газировка “Coca-Cola” и “Fanta” у наших снабженцев есть — и даже карточная система на их производство не распространяется, а вот американской связи у нас нет, а она была бы полезнее, чем “Fanta”. Говорят, у американцев есть уже рации фирмы Motorola по прозвищу “ходи и говори”, которые можно носить в руке как телефонные трубки, как сейчас было бы хорошо их иметь, лучше, чем ракетами-то стрелять, как в прошлую войну.
Унтер-офицер исподлобья поглядел на розовощекого юношу с сияющими как звезды голубыми глазами, в чёрном танкистском комбинезоне и бежевой кепи Африканского корпуса с галунными нашивками фельдфебеля на рукавах.
— У меня жена из лимонада “Fanta” детям суп варит с кашей — сладко и сахара в ней много, детям нравится! — устало сказал через некоторое время солдат с надписью химическим карандашом на ткани чехла шлема: “Da hin ich Haus!“, — жалко, что “Coca-Cola” теперь непросто достать, только “Fanta” в избытке в продаже... Эти американцы нам специально перед войной отсталую технику поставляли и оборудование, чтобы мы опять им проиграли войну.
— А мне больше по душе стрельба из Sturmpistole, — сказал унтер-офицер, не обращая внимания на гастрономические темы товарищей — вот это действительно нужная вещь для армии, не то, что телефоны без проводов!
В 1942 Вермахт получил специальный 26–миллиметровый нарезной боевой пистолет Kampfpistole Z — KmP.Z на базе ракетницы для стрельбы гранатой Sprengpatrone–Z на дальности до 200 метров и с радиусом поражения осколками до 20 метров. Одновременно германская пехота применяла и старый, широко распространённый и любимый в войсках гранатомётный комплекс из 26-миллиметрового сигнального пистолета Вальтера Leu.Р с противопехотными осколочными гранатами 326 и 361LP и противотанковыми кумулятивными гранатами 326 HL/LP и Н26LP, поражающими бронетехнику с толщиной брони до 50 миллиметров на дистанции до 100 метров. Для стрельбы из этого пистолетного гранатомёта полагался приклад и складной прицел, рассчитанный на дистанции 100 и 200 метров. В отсутствии миномётов и гаубичной артиллерии, при навесной стрельбе, осколочные пистолетные гранаты эффективно убивали людей в лесу и населённых пунктах, проделывали проходы в проволочных заграждениях. Боевой пистолет KmP.Z с помощью противотанковой надкалиберной кумулятивной гранаты с бронепробиваемостью 80 миллиметров на расстоянии до 75 метров мог уничтожать танк Т–34 на ближних дистанциях! Русские долго даже представить себе не могли, отчего вдруг при отсутствии вблизи артиллерийских орудий их танки пробивались и горели один за другим! Вариант немецкой карманной артиллерии являла собой и оригинальная импровизация — сигнальный пистолет Walther Leu. Р. превращённый в орудие убийства Sturmpistole с помощью вкладыша с нарезным стволом–лейнером Einstecklauf. Этот вкладной ствол позволял широко распространённому сигнальному пистолету вести стрельбу осколочными гранатами, сигнальными и осветительными патронами. Ружейные гранатомёты имели более мощный боеприпас, специальное противотанковое оружие также превосходило бронепробиваемость гранаты 42 LR штурмовых пистолетов, но дешевизна и компактность сделали полмиллиона изготовленных штурмовых пистолетов неожиданно смертоносным оружием в стеснённом городском бою...
Вслед за Отто к разведчикам подошёл Эрвин в лёгком тропическом кителе оливкового цвета с эмблемами “череп и кости”, в бриджах, заправленных в высокие зашнурованные ботинки.
— Привет, товарищи! — сказал он, явно бодрясь, — как дела?
— Мы уже умерли... — сказал кто-то из солдат, пуская сигаретный дым, и не поднимая головы на солнце.
— Господа танкисты, желаю всего... — проворчал унтер-офицер, вминая каблуком в сухую траву тлеющий окурок папиросы, — а вы тоже, поболтали, девочки, отдохнули, теперь пошли проверять овраг, что ведёт к реке. Вперёд!
Не обращая на танкистов больше внимания, пешая разведка двинулись по склону балки к тому месту, где неглубокая выемка обозначала начало оврага, идущего к реке в сторону русских позиций. Манфреда поразило безразличное спокойствие людей к тому факту, что они шли навстречу врагу. Они делали это так, с такой ленивой болтовнёй, словно шли играть в домино или пить пиво. Разведчики на ходу вытянулись цепочкой, расстегнув из-за духоты и жары все пуговицы задубевших от грязи и пота камуфляжных курток и кителей.
— Может, стоило дать всё-таки трёхцветный сигнал? — задал сам себе вопрос Бергман, уже заходя по пояс в ковыль на дне оврага.
— Тогда вторая ракета означала бы, что “иваны” ушли. Да... Положение как в публичном доме, когда девка не помнит, скольких за ночь обслужила. Я-то думал, почему обер-лейтенант посылал меня, унтер-офицера на рядовую разведку оврага, а теперь я вижу, что он правильно не доверял вашему разгильдяйскому отделению, — пробормотал унтер-офицер, отстёгивая от пуговицы мешающий ему сигнальный фонарь "Diamon", и сунув его за пазуху идущему рядом солдату, — надо быть собранней, Бергман, пора оставить свою отпускную расслабленность.
Через десяток шагов все разведчики сняли стальные шлемы, открывая коротко стриженые головы слабому движению воздуха, закатали по локоть рукава. Среди стеблей полыни и ковыля то и дело попадались выцветшие, вымытые дождями румынские листовки, сброшенные с самолётов много дней назад. На листовках был изображён усатый и носатый чернявый человек в фуражке с красной звездой, рубящий топором земной шар. Надпись на румынском и русском языке гласила, что комиссары — это обезьяны, подлежащие уничтожению.
Долговязый молодой солдат брезгливо зацепил двумя пальцами измочаленный жёлтый листок, прочёл надпись, плюнул себе под ноги:
— Кретины, только бумагу умеют переводить, да раскидывать с высоты, чтоб Иваны картошкой их не дай бог не сбили. Летают на тарахтелках, как их...
— IAR — Industria Aeronautica Romana, — хрипло подсказал идущий следом солдат со сморщенным, как старое яблоко загорелым лицом, — что румыны не сделают, всё по лицензии и всё получается, как швейная машинка.
— Ну да, эти румыны только и умеют, что немецкую колбасу жрать, да отсиживаться за нашими спинами. Правда, Эрих?
— Ну, по-разному бывает, — проворчал идущий следом разведчик с чёрными кругами гари, собравшимися вокруг глаз из-за резинок пылезащитных очков, — а так, конечно, их король Михай слабее итальянского Виктора Эммануила будет.
Впереди дрогнула трава и шарахнулись в сторону две одичавшие собаки, похожие на тех, что постоянно следовали за 14-й танковой дивизией, и по ночам терзали трупы “иванов”.
— Фу, шакалы! — сказал Эрих, чуть заметно передёргивая плечами под мешковатой маскировочной курткой, — зато идут, куда хотят...
Никто ему не ответил. Все двинулись дальше, оглядываясь по сторонам. Высоко в небе появились шесть бомбардировщиков Heinkel He.111. Они прошли дальше на северо-восток. Ещё выше в небе проплыли сопровождающие их маленькие точки истребителей.
Бергман задумчиво проводил взглядом самолёты, теребя успевшие отрасти за время отпуска жёсткие волосы с пятнами седины. Из-под его ног со дна оврага взлетела какая-то небольшая степная птица, заставив его нервно дёрнуться, и осатанело, по-футбольному ударить ногой по траве. Вверх подлетело, рассыпаясь и кувыркаясь в воздухе, небольшое птичье гнездо. Попадали и вдребезги разбились маленькие краплёные яйца.
Эрих вгляделся в одно из них, сокрушённо покачал головой.
— Эх, зря, дружище, сообразили бы яичницу потом, — прошептало он, — у Матиаса из второй роты есть хорошая сковорода.
— А он ещё не скопытился, старая жадина? Никак не может собраться с духом и отдать мне десять рейхсмарок, проспоренные ещё в Миллерово. А на счёт яиц не печалься, главное, чтоб свои уцелели.
— Тебе хорошо, Бергман, ты только что из дома, поел домашних пирожков. А мы не ели яиц уже месяц.
— Ты думаешь, я в Берлине обжирался? Чёртово ветрило, как бы не так! Там со жратвой не лучше, чем у нас. Конечно, партийные товарищи и СС жрут всё подряд... — со вздохом сказал Бергман.
Эрих повернулся, уставившись на него взглядом филина, на секунду задержался, поджидая его.
— Ты что, скис? Из-за ракеты? — спросил он товарища, — ерунда, Хауссер всегда чем-то недоволен, унтер есть унтер...
— Да нет, ракета тут не при чём, — вздохнул Бергман, — никак не привыкну я снова к этой степи после берлинских улиц...
— Везёт тебе, а я вот ни разу в Берлине не был, даже проездом. Нас и везли-то на формирование через Киль. А как там, в Берлине? Рейхстаг ты много раз видел?
— Смеешься? Я в пяти минутах ходьбы живу от Рейхстага, на левом берегу Шпрее.
— А она широкая, Шпрее, купаться в ней можно?
— Какой там купаться, сразу в полицейский участок загребут. А потом вода уж больно грязная, с канализацией, и берега все в граните, и всякие железки от пристаней и так деле в ней торчат в разные стороны — неуютно. Лучше на озеро Крумме Ланке в Грюнвальде ездить купаться в солнечный день. Там павильончики, лодочки на прокат, шезлонги, пиво, женщины красивые в купальниках, вода прозрачная как хрусталь — песчаное дно везде видно, где нет камыша. Но всё равно красивая она река...
— Конечно — это Родина твоя! Да-да...
— Да-да... Все в Берлине любят светлые платья, пышные причёски, туфельки, носочки, и не верится, что хлеб и маргарин продают по карточкам, а бомбы могут в следующем ночь снести твой дом до основания вместе с тобой. В кинотеатрах крутят музыкальные мелодрамы с Марикой Рёкк, хороший фильм я смотрел — ”Г.П.У” с красоткой Лаурой Соляри про большевистский террор секретной полиции против хороших людей и про сталинские репрессии, ещё видел “Мы делаем музыку” с Лизой Вернер, ещё смотрел два раза “Большая любовь” с Зарой Линдер. На улицах чистота, даже там, где сильно разбомбили...
— Стой, как это, сильно разбомбили?
— Вот так, Эрих! — сказал Бергман, и щетина на его щеках встала дыбом, — англичане, эти вонючие островные обезьяны, с нового года бомбят Берлин, да что Берлин, всю западную Германию уже на на шутку, пока мы тут в России загибаемся. А хромой Геббельс с боровом Герингом до сих пор кричат, что ни одна бомба не упадёт на германские города. А наш обер-лейтенант туда же! Он же раньше меня ездил в свой Росток и ничего не сказал нам, что там произошло в апреле. Там груды битого кирпича вместо города остались после авиналётов, сплошное братское кладбище, а он говорил нам, будто там всё хорошо. Пока мы тут в степи сражаемся с “иванами”, проклятые “томми” у нас дома наших жён и детей всех перебьют. Гибель города Ростока может повториться с любым городом Германии и с Берлином тоже!
— Да, не думал что наш ротный такое дерьмо! Врал прямо в глаза!
— Он тут ни при чём, ему не охота идти в рядовые. Меня ведь тоже предупреждали в комендатуре, когда я отмечался об отбытии, чтоб держал язык за зубами на счёт бомбардировок и уменьшении норм по продовольственным карточкам, чтобы не болтал, когда вернусь на фронт. Иначе мне грозит штрафная часть или концлагерь. Но только они забыли, что меня ниже уже разжаловать нельзя — я и так рядовой, и засунуть дальше некуда — наш 64-й мотоциклетный батальон и так как штрафная рота. Тут в степи и так самое пекло, конец света и страшный суд, и чёртово ветрило!
Бомбардировки Германии...
В начале войны Англия и Франция не бомбили политические и промышленные центры Германии из-за нежелания мешать подготовке и нанесению Гитлером уничтожающего удара по стране коммунистического социализма — Союзу ССР. В Германскую промышленность, в её военные технологии и Вермахт промышленные, банковские круги США, Великобритании, Франции, прежде всего структуры Баруха, Моргана, Рокфеллера, барона и лордов Ротшильдов, английская королевская семья вложили через специально созданный для этого банк международных расчётов — Bank for International Settlements за предвоенные годы сумму, эквивалентную 7000 тонн золота. Этот банк BIS, созданный Центробанками Великобритании, Франции, Бельгии, Италии, Германии и тремя американскими банками во главе с банковским домом J.P. Morgan, в том числе First National City Bank, частным японским банком императорской семьи решал вопросы по переводу на счета Рейхсбанка стартовых кредитов для скорейшей милитаризации нищей немецкой экономики на сумму эквивалентную 3000 тоннам золота уже в 1933 году. В таких условиях при дальнейшей широчайшей американской финансовой, технологической, научной и организационной помощи Гитлером была запущена грандиозная программа строительства флота и боевых самолётов, начата программа сооружения и реконструкции портов и аэродромов. За пять лет количество работников только в авиастроении выросло в 40 раз, а выпуск самолётов увеличился в 300 раз. Шло максимально ускоренное производство вооружений, накопление материалов, закупка цветных и редкоземельных металлов, нефти, сырья для военной промышленности, наращивалась собственная добыча. Заработали, созданные с американской, британской и французской помощью 60 авиационных заводов, 45 автомобильных и танковых, 70 химических и 15 судостроительных. К началу войны военная продукция в Германии составила 80 процентов промышленного производства, выводя её на первое место в Европе и второе в мире после США. Германии по “золотой продразвёрстке” властителей мира и при содействии банка BIS для наращивания мощи удара по Союзу ССР должны были достаться золотые запасы Чехословакии — 30 тонн золота, золото Греции — 50 тонн, Австрии — 80 тонн, Бельгии — 200 тонн, Голландии — 180 тонн. Естественно, что американцы, англичане и французы не собирались всерьёз бомбить своё детище —фашистскую Германию до тех пор, пока она не выполнит свою главную миссию — полный разгром или нанесение смертельной раны сталинскому Союзу ССР, после чего возникала вилка вариантов, как поступить с самой Германией.
Мнение хозяев мира относительно способов массового убийства людей с помощью авиации выразил послушный слуга короля Георга VI — премьер-министр Великобритании Чемберлен, заявив, что Великобритания не знает никаких общепризнанных международных законов относительно правил ведения воздушной войны.
Имея реальный шанс нанести сокрушающий удар по германской экономике дальней авиацией, тактическими бомбардировщиками и истребителями уже осенью 1939 года англо-французские капиталисты, естественно, этого не сделали, хотя большая часть промышленных объектов III Рейха, Рурский бассейн, Дуйсбург, Эссен, Дюссельдорф, Золинген, Вупперталь, Кёльн, Бонн, Мангейм, Штутгарт находились в 100-километровой зоне от границы. Один только Рурский промышленный район включал в себя 60 процентов всей военной промышленности Гитлера. Отправка большей части германской истребительной авиации в атаку на Польшу обеспечила тогда союзникам четырехкратное превосходство в истребителях для массированных атак промышленных центров и ночью и днём до полного из паралича. Но был произведён только налёт на второсортный аэродром Ваальхавен...
Первыми стали бомбить гражданское население лётчики английского короля. Первые 30 английских 41-килограммовых бомб упали на мирное население Германии два года назад в Фрейбурге — в том числе одиннадцать бомб на Центральный вокзал, две на детскую площадку, убив 57 человек, в том числе – 22 ребёнка, 13 женщин, 11 мужчин и 11 военнослужащих. Все последующие налёты королевских ВВС берегли промышленность Гитлера, в которую были вложено ради прибыли гигантские деньги короля и других капиталистов через Bank for International Settlements, и налёты были направлены против городов и невоенных целей на северном немецком побережье, в особенности против Гамбурга и Бремена, городов западной Германии за редким исключением. Главными объектами бомбардировки первого периода войны кроме жилых домов для королевских ВВС были объекты коммунальной инфраструктуры. Устрашающим и логичным шагом английской науки убивать стало применение 400-килограммовых бомб и начало производства чудовищных 800-килограммовых тонкостенных “блокбастеров” — бесполезных на фронте — специальных разрушителей кварталов и убийц городских жителей. Ударам бомбардировщиков подверглись нефтехранилища и заводы по производству синтетического горючего. Рокфеллер и другие поставщики топлива Гитлеру были прямо заинтересованы в уничтожении горючего флота для увеличения объёмов закупок у них. Спустя год после краха Польского государства регулярным бомбардировкам стали подвергаться жилые кварталы Берлина исключительно из террористических соображений — на фоне сохранения и даже наращивания военного производства в Германии, целью атак на Берлин было дать повод Гитлеру атаковать английские города и Лондон. Это оправдывало бы короля за введение рабского военного режима в стране и начала получения по примеру Первой Мировой войны массированных экстренных займов у США для закупок вооружения с последующим возвратом займов за счёт взымания повышенных налогов с населения. Схема обогащения королевской семьи за счёт грабежа собственного народа повторялась, как и в первую мировую войну — на американские займы королевские предприятия во время войны строят уйму кораблей и самолётов по бешеным расценкам, обогащая правителей, а простой народ гибнет на фронте и в тылу, а потом возвращает кредиты непомерными налогами после войны...
Гитлер, как безмозглая, но подлая марионетка, сделал то, что от него хотели устроители войны — санкционировал бессмысленные с военной точки зрения налёты на Лондон, дав союзникам возможность оправдать теперь любые гуманитарные и военные преступления против гражданского населения Германии. Налёт возмездия 500 самолётов Люфтваффе осенью 1940 года на английский город Ковентри и сброшенные тогда 450 тонн зажигательных и фугасных бомб был истинным подарком королю и могли быть многократно перекрыты без реального ответа, что потом и произошло.
С начала 1941 года редко, когда налёты королевских ВВС совершались группами менее 100 бомбардировщиков. Подвергся опустошению второй по величине город страны — Гамбург, где были серьёзно повреждены машиностроительные заводы, электростанции, доки и судостроительные верфи, являющие угрозу для широкомасштабных перевозок вооружения и материалов через Атлантику в Англию из США. По той же причине был несколько раз разгромлен Киль — главная база немецкого военно-морского флота, центр судостроительной промышленности. Киль получил бомб больше, чем какой-либо другой немецкий город. В первом массовом налёте на него участвовали 300 бомбардировщиков, во втором 160. Прогресс по части убийства как всегда не стоял на месте, и в мае на городок Эмден были сброшены первые бомбы-блокбастеры весом в 1800 килограмм, действительно сносившие ударной волной и вакуумным воздействием целые кварталы домов вместе с жителями. Люфтваффе отреагировало на всё возрастающую угрозу на первый взгляд парадоксально — пропорцию поступления новых истребителей сместили в пользу Восточного фронта. Люфтваффе изначально замышлялось как наступательное оружие против Союза ССР, и Гитлер все оборонительные проекты беспощадно уменьшал при распределении производственных заданий. Войну с Союзом ССР Германия начала с приставленным к её затылку заряженным пистолетом со взведённым курком — 1000 бомбардировщиков короля Георга VI в 49 бомбардировочных эскадрильях. С этого момента каждую ночь в Германии простому народу английские капиталисты пускали кровь и кишки — в среднем по 100 бомбардировщиков за ночь бомбили города по площадям. Сильным разрушениям подверглись кварталы Билефельда, Мюнстера, Ахена и Касселя. Какую ночь, неделя за неделей, месяц за месяцем шли бомбардировки, не нанося, впрочем, роковых ударов по железнодорожному транспорту, мостам, плотинам, дорогам, узлам связи и командным центрам Рейха. После того, как в августе прошлого года Люфтваффе серьёзно увязли в войне с Союзом ССР, королевские лётчики сбросили на Берлин за один раз 82 тонны бомб, а к октябрю налёты на Берлин усилились, словно подстёгивая кнутом солдат и офицеров Вермахта, гоня их поздней осенью на Москву в операцию “Тайфун”:
— Солдаты Германии, быстрее уничтожьте русских коммунистов, пока мы не уничтожили все ваши семьи и дома!
В конце прошлого года 129 английских бомбардировщиков снова подожгли Киль, сбросив на город 138 тонны бомб, а к марту 1942 года Кёльн пережил 33 налёта общим количеством бомбардировщиков 2000, когда было сброшено около 7000 тонн фугасных бомб разного калибра и 150 тысяч штук зажигательных бомб различной конструкции. Дважды королевская авиация бомбардировала город по пять ночей подряд, убив 450 человек гражданских, 850 тяжело ранив и 25 тысяч человек оставив без крова. Однако ни один из крупных заводов Кёльна не был полностью выведен из строя более чем на месяц.
К концу года король Георг VI решил довести численность своих тяжёлых и средних бомбардировщиков с помощью американского капитала и американских заводов до 4000 единиц. Бомбовая нагрузка королевского авиапарка за год также выросла — на 70 процентов — прошло перевооружение на более современные машины. Бомбардировщики Armstrong Whitworth A.W.38 Whitley, Handley Page HP.52 Hampden, Bristol Blenheim были дополнены более мощными и живучими американскими бомбардировщиками Douglas A-20 Havoc/DB-7 Boston, Lockheed Ventura и английскими Mosquito B Mk IV. Остались в строю из довоенных королевских машин только мощные Vickers Wellington. На самый крупный на тот момент времени британский бомбардировщик Avro 683 Lancaster приходилось три четверти всего сброшенного бомбового груза. Максимальная боевая нагрузка этого нагрузка самолёта доходила до 12 тонн, сброс производился безнаказанно с 12 тысяч метров — недосягаемой высоты для немецких зениток и истребителей. Каким образом в такой обстановке, да ещё после зимней катастрофы Вермахта под Москвой, Гитлер решил объявить войну ещё и США, может быть ясно только при понимании того, на кого он в действительности работал со своими нацистами. Извне это выглядело так, будто Гитлер решил просто к 1000 королевским бомбардировщикам, убивающим немцев в их родных городах, прибавить ещё 1000 американских, чтобы Германия проиграла войну уже точно и при ещё больших потерях в людях и материальных ценностях.
Весной 1942 года 240 королевских бомбардировщиков за три часа сбросили 460 тонн бомб на завод Renault под Парижем, принадлежащий некоронованному королю Франции барону де Ротшильду, сбежавшему к тому времени в США. Было убито более 600 и ранено 1000 человек, 200 домов разрушено. День похорон жертв бомбежки был объявлен в южной Франции днём национального траура. Несмотря на это Renault через четыре месяца выпуск продукции даже увеличил.
Тогда же 215 самолётов вновь бомбили Эссен. 3000 зажигательных и 127 фугасных бомбы разного калибра и конструкции были сброшены лётчиками короля Георга VI на южную окраину этого города, но металлургические заводы Круппа снова не пострадали. Траур в Германии никто и не думал объявлять. Информация о побоище в Эссене была засекречена, как и сведения о жертвах других налётов до и после этого. Немцы должны были заниматься Восточным фронтом, а не думать, как бы им прекратить поскорее войну на Западе, заключив там перемирие, пусть даже против желания Гитлера, и все свои ресурсы направить против подлого короля Георга VI...
Одновременно Киль подвергся новому налёту, и снова пострадала судостроительная верфь, были разрушены 280 жилых домов. Бомбардировка другого портового города Любек, проводилась силами 234 машин, сбросивших на головы населению 300 тонн бомб фугасных и зажигательных бомб. Весь город оказался охвачен пожарами, уничтожившими 80 гектаров городской застройки, разрушив 2000 жилых домов, 6000 зданий сильно повредив, как будто когда-то новый Везувий стёр город Помпеи с лица земли. Была уничтожена городская инженерная инфраструктура, убито 400 гражданских и 800 тяжело ранено, 22 000 человек лишились жилья. В течение трёх недель горожане разбирали завалы, искали погибших и погребённых заживо.
Королевские и американские лётчики теперь использовали для уничтожения жилых кварталов сверхтяжёлые бомбы — Георг VI санкционировал применение чудовищных блокбастеров — 3600-килограммовых бомб “Super Cookie”. Такие сатанинские боеприпасы в Эссене сносили дома до состояния щебня и щепок на целом гектаре городской застройки одной бомбой. Человеческие тела исчезали во взрывах без вести десятками. Однако зажигательные термитные бомбы были страшнее — тонна зажигательных бомб, вызывая огненный торнадо, уничтожала больше, чем три тонны фугасных — до 5 гектаров городской застройки. Отдельные очаги огня быстро соединялись друг с другом, раскалённый воздух летел вверх, холодный воздух стремительно тёк к очагу горения по улицам и переулкам. Таким образом начиналась огненная буря, превращающая отдельные пожары в огромное огненное море, где несчастные люди даже не сгорали — они просто испарялись.
В течение апреля 1942 года последовали новые массовые налёты на Дортмунд, Эссен, Кёльн и Гамбург. Наибольший урон в апреле понёс Росток — порт на балтийском побережье. За четыре налёта из 520 самолётов на него сбросили 800 тонн зажигательных и фугасных бомб. Немецкий налёт на Ковентри годичной давности казался уже давно жалким лепетом. Город Росток оставался без газа, воды и электричества три недели, 6000 гражданских были убиты или пропали без вести и 10 000 тысяч человек были тяжело ранены. 80 процентов старой исторической части города полностью разрушились. Природные наводнения, ураганы и извержения поблекли перед рукотворным апокалипсисом. Цена апокалипсиса для короля была незначительная — всего 12 сбитых самолётов. И вновь никаких фатальных последствий для военной машины Гитлера не наступило. Немцев в Германии убивали как насекомых, не мешая им в то же самое делать в Союзе ССР, и даже придавая Вермахту дополнительную сатанинскую злобу на коммунистов, не желающий проигрывать и сдаваться, мешающих побыстрее свести войну к одному фронту. 30 мая состоялся налёт на Кёльн армады ещё невиданной в истории войн — 1046 бомбардировщиков “Wellington”, “Whitley”, “Hampden”, “Stirling”, “Halifax”, “Manchester” и “Lancaster”. За два часа они обрушили на военно-морскую базу и жителей города 1455 тонну фугасных и зажигательных бомб. 240 гектаров жилых построек были полностью разрушены, сожжены огненными торнадо — 19 000 жилых, промышленных и общественных зданий, 11 000 зданий повреждено серьёзно, и 33 000 зданий легко повреждено — почти столько же, сколько было повреждено и уничтожено во всех городах Германии с начала войны. Были разрушены или серьезно повреждены металлургические, химические, станкостроительные и машиностроительные заводы, доменные печи, заводы по производству искусственного каучука, дизелей для подводных лодок и аккумуляторов, другие производства, связанных с флотом. Убито 550, ранено 5100, остались без крова 67 000 человек. И снова — ни одного самолёта Люфтваффе не было снято с Восточного фронта для защиты населения, а ровным счётом наоборот. Убийство коммунистов на востоке Гитлер почему-то считал более приоритетной задачей, чем сохранения жизни своего населения и промышленности, точь-в-точь, как властители мира, назначившие его погонщиком Германии к рубежу полной военной и экономической катастрофы, уже не к частичному, а полного и безоговорочному закабалению своими кредиторами после войны навсегда.
Через два дня 1000 бомбардировщиков нанесли удар по Эссену, Оберхаузену и Мюльгейму. Металлургические заводы Круппа в Эссене, акционерами которых были промышленные и финансовые структуры Баруха, Моргана, Рокфеллера, Георга VI, естественно, вновь не пострадали. Потом своё получили жители Вильгельмсхафена, снова Гамбурга, Саарбрюккена, Дуйсбурга, Любека и Данцига...
Через две недели 1006 бомбардировщиков совершили новый налёт на Бремен — было сброшено 1450 тонн бомб. Зарево пожаров над 11 гектарами деловой части города и жилых кварталов встало до стратосферы, словно извергался вулкан. Огонь прорывался через крыши горящих зданий, образуя столб раскалённых газов высотой 5 и диаметром 3 километров. Этот столб подпитывался снизу более холодным воздухом. На расстоянии 2,5 километров от эпицентра пожарища за счёт этой тяги ветер достигал скорости 50 километров в час, а в очаге пожара вырывались с корнем деревья толщиной в метр. Когда температура внутри разогретой области достигала точки возгорания большинства материалов, вся она взрывалась огнём, в котором всё сгорало практически без остатка, то есть не оставалось ничего от только что горевших веществ. Только через несколько дней земля остыла настолько, что к этому району можно было приблизиться.
Немецкие дети Бремена... Внутри их детских чистых душ были когда-то папа, мама, песни, кошки, собаки, море, нежность, восходы и закаты, музыка и ветер. Теперь не было ничего. Там, где они ещё вчера звенели детской радостью и счастьем теперь простирались поля мусора, перемешанного с частями их разорванных и обугленных тел. Капиталисты-сатанисты торжествовали! Участвовавшие в этом налёте американские самолеты B-24 Liberator были произведены американским автомобильным, бронетанковым и авиационным промышленником Генри Фордом, сделавшим по указанию Баруха, Моргана, Рокфеллера и Рузвельта немало для подготовки Германии к войне, бывшего большим личным другом Гитлера, примером фюрера для подражания всем деловым немцам, чей портрет стоял у фюрера на рабочем столе.
— Я произвожу не бомбардировщики, я произвожу прибыль! — говорил Сатана-Форд по поводу строительства своего самого большого военного авиазавода в мире на деньги банка Моргана. Награждённый вторым после Форда Железным крестом германского орла — самой высокой наградой Германии для иностранцев, глава IBM Томас Ватсон, передав Германии технологии кибернетических машин для радаров и зенитной артиллерии, в то же время обеспечивая своим оборудованием англичанам и американцам автоматизацию расчётов параметров наведения на цели бомбардировщиков, тоже был одним из самых массовых серийных убийц в истории планеты. Если ты делаешь деньги на пособничестве массовым убийствам, тебе всё равно кого убивают — американских лётчиков или немецких детей! Погибшие в этой бойне в Бремене немцы даже не догадывались о там, что их смерть — часть коммерческого предприятия на крови, а вся избиваемая Германия — завод по производству прибыли на их кишках...
Но как может немец узнать о таком, о тщательно скрываемом, разве что можно интуитивно почувствовать, узнать как провидец, но это сфера чрезвычайно сложная для понимания, а тем более, для управляемого использования. Хорошо известно, что большинство важнейших решений в жизни человек принимает интуитивно. Кажется, что знания при этом не нужны, они нужны лишь при расчётах, связанных с законами природы или экономики, однако, интуиция остаётся важным приёмом и там. Большинство жизненных аллюзий не имеют границ только в одной отрасли знаний, множество жизненных случайностей искажают первоначальные расчётные планы, и чаще всего правильные решения захватывают области знаний широкого спектра, не поддающиеся точному расчёту и предвидению. Математики, физики и социологи знают, что при определенной детализации плана любая жизненная проблема становится неразрешимой. Тогда и настаёт время интуиции. Интуиция — это высокоскоростная мыслительная деятельность, расчёт мозгом вариантов решений проблем со скоростью, превосходящей управляемую мыслительную деятельность человека, в обход ряда мозговых центров и процедур, формирующих сознание. То есть, чем больше разнообразных знаний, сиречь информации имеет мозг при интуитивном расчёте решения, тем лучше, тем точнее будет решение человека. Ограниченность знаний вообще может исключить интуицию из арсенала мозга. Интуиция, скорее всего, и есть душа — непонятная, наделённая мистическими свойствами субстанция. Выражения — душа неспокойна, душа болит, душа светлая, душа мятежная, бездушный и так далее, при замене слова “душа” на слово “интуиция” всё объясняет очень точно. Душа — это не фантастическая субстанция, а реальная интуиция мозга, именно интуиция беспокойна, именно она светлая, именно она доставляет неприятные ощущения телу, сосёт под ложечкой или она мятежная, даже когда ясное сознание находится в противоположном состоянии и так далее. Душа поэтому и отсутствует у животных, поскольку у них нет знаний и понятий, позволяющих принимать решения интуитивно. Животные все решения принимают исходя из инстинкта и фактических данных текущего мира. Интуиция, как мысль, нуждается в как можно большем количестве информации. Отсюда формулируется и обратная задача для любой власти узурпатора — исключить, скрыть информацию фактическую, наполнить мозг информацией о правильности действий власти. Это не только создание из народа управляемой толпы, это лишение его души — интуиции, создание и тиражирование душ чёрных и мелких, с зачаточной интуицией, выбирающей всегда путь зла...
Вчера днём в трёх тысячах километрах от Курмоярского Аксая 640 королевских бомбардировщиков “Wellington”, “Stirling”, “Halifax”, “Manchester” и “Lancaster” сбросили на Дюссельдорф 1100 тонн бомб. На очереди был снова Эссен, потом город Бахум, Франкфурт. Хотели они — бомбили Германию вдоль, хотели — бомбили поперёк. Готовились к применению и особые сейсмические авиабомбы короля — 5,4-тонная Tallboy и 10-тонная Grand Slam. Бомба Tallboy была спроектирована так, чтобы при падении её скорость превышала скорость звука. При сбросе с достаточной высоты она проникала в землю на глубину 30 метров или пробивала 5 метров железобетона. При взрыве более чем двухтонного заряда из особо мощной взрывчатки “torpedo explosive” возникало локальное землетрясение, разрушающее все близко расположенные сооружения. 10-тонная бомба Grand Slam была ещё разрушительней — самой разрушительной из всех известных в истории. Конструктор этой бомбы, думая о том, как она будет убивать людей, вероятно в те моменты совокуплялся с Дьяволом…
Мощь двух сверхдержав — США и Великобритании обеспечивали господство в воздухе над территорией Германии, чего Германия не смогла добиться даже на Восточном фронте, даже в самые победные месяцы Блицкрига. Допустив массовое уничтожение жизненной силы немецкого народа на фронте и в тылу, сохраняя такую ситуацию для выгоды немецких и иностранных капиталистов, Гитлер, если и был вождём немецкого народа, то вождём, действующим против интересов большинства немецкого народа. Немецкий народ не выбирал Гитлера вождём — Гитлер пришёл к власти путём правительственного переворота, когда президент республики по указанию крупнейших капиталистов отказался от своей законной власти в его пользу. Уже имея власть, Гитлер закабалил немцев с помощью различных психо- и социотехнологий до состояния рабов и подставил под пули и бомбы трёх самых сильных государств планеты. После массового убийства бомбами и пожарами немцев в родных городах, солдаты Вермахта на Восточном фронте вообще переставали признавать человечность и гуманность за что-то стоящее на планете. Расчеловечевание, осатанение, вселяемое в немцев властителями мира, позволяли этим капиталистам надеяться на долгую и прибыльную для себя войну, на нанесение Союзу ССР и Германии смертельных потерь, они хотели долгого и выгодного размена человеческих жизней на жёлтый металл под названием золото...
— Тише ты, вон Шумахер уже уши навострил.
— Дохлого пса ему в глотку, пусть слушает, доносчик проклятый. Что толку от его доносов теперь, когда мы все завтра кончимся в этой степи. Вон, мясорубка между Доном и Волгой всё набирает обороты. Русские вот-вот очухаются после Харьковского котла и разгрома под Миллерово, — заметно раздражаясь, ответил Бергман, — когда я проезжал Воронеж, попал в переделку; артиллерийскую дуэль дальнобойных батарей. Это был кошмар! Наши посылают на восток два снаряда, а оттуда возвращаются двадцать. Русские под Воронежем молотят по площадям, снарядов не жалеют. Румыны и венгры у Воронежа бросят фронт как пить дать, если “иваны” ударят с севера, а это у нас в глубоком тылу сейчас. Так что если они там скоро очухаются, тогда, чёртово ветрило, придётся нам здесь и на Кавказе очень туго!
В этот момент унтер-офицер поднял руку и остановился, вглядываясь в кустарник впереди. Всё разведчики тоже немедленно остановились, держа оружие наготове. Когда был подан знак двигаться дальше, Бергман продолжил говорит уже почти шепотом:
— Да ладно тебе, вроде неплохо мы продвигаемся пока на Кавказ...
— Ну да... Когда ехали по Германии, отпускников было полно, в вагоне ни сесть, ни лечь. В Польше уже половина из них только в вагоне была. У Минска осталось три человека в вагоне наших солдат с фронта, а на передовой у Миллерово вылез из поезда я один. Все остались по тыловым гарнизонам, да по комендатурам расползлись пока мы ехали. Я вообще слабо понимаю, кто же собственно у нас воюет на передовой? Русские предатели, хорваты и венгры с румынами? Вот так... А у “иванов” народу уйма. Мне один пехотный фельдфебель-отпускник в роскошной пивной на Потсдамер-платц рассказывал, как они сидели в жуткие морозы под Москвой, а “иваны” из Сибири пошли в наступление. Это был ад — снег по пояс, танки замёрзли, орудия заклинивало от мороза, пулемёты нужно было отогревать над кострами как жаркое из мяса, если, конечно удаётся достать дров или работать избу, солдаты превращались в ледяные статуи в караулах... А русские полезли ночью по горло в снегу, по не убранному минному полю и не порезанной проволоке, без танков, без авиации, с хилой артподготовкой, но зато всё в войлочных сапогах, овечьих шубах, с автоматическими винтовками и автоматами. Намолотили их там миномётами и артиллерией всё равно, что колосьев в хорошую жатву, и лежали они один на другом. И что ты думаешь? На следующий день попёрлись опять и опять с такими же потерями, и всё из-за каких-то двух сараев на отшибе деревни. И пришлось отступать и всё бросить. Понимаешь? Ни черта ты не понимаешь! Лично у меня после этого рассказа, услышанного за кружкой холодного пива бессонница началась, и не проходит, и постоянно такое ощущение, что нас вот-вот накроет азиатский вал и вынесет как гальку на берега Рейна...
— Я вот получил в марте письмо от своей жены Кэтти из нашего Ваттеншейда. Последнее её письмо. Долго уже не приходит больше... — сказал тихо солдат с забинтованной шеей и с трофейной советской винтовкой в руках, идущий следом за ними, — она писала, что в одну пятницу у них было за одну бомбёжку 12 убитых, в Эссене — 60. Самое ужасное было в Зендигегаузене. Когда вечером начинается тревога, она теряет голову, хватает из кроваток детей, заворачивает их в одеяла и бежит в убежище. Её охватывает страх, как только наступает вечер… Бедняжка, Кэтти, ещё много ей придётся пережить за эту осень...
— Эй, чего вы там разболтались? — окликнул их солдат с припухшими веками маленьких глаз, и выпущенными маскировочными брюками поверх сапог, до этого внимательно слушающий разговор, — что за пораженческая агитация?
— Иди ты в задницу, Шумахер, — глухо сказал Бергман, — стукач ты!
— Полегче, я могу и по морде съездить! — огрызнулся Шумахер.
— Прибереги свой пыл для “иванов”...
— Без тебя разберусь. У меня, между прочим, Железный крест!
— Да знаем мы, как ты его заработал! Вон наш унтер-офицер Хауссер голыми руками столько коммунистов передушил, сколько ты сигарет не выкурил за всю жизнь, а у него нет даже медали, да в отпуске за два года ни разу не был. Зато задницу никому не лизал!
— Это я, что ли, лизал?
— Да пошёл ты! — неожиданно почти выкрикнул Бергман, — гестаповская ты ищейка!
— Эй, кончайте орать, не в кабаке! — зло рявкнул унтер-офицер, — с ума сошли? “Иваны” от нас в ста метрах, а вы тут устроили дурацкую ссору!
— Ты хоть бы знал, что такое гестапо, свинья ты тупая! — сказал Шумахер и вдруг остановился, щуря свои маленькие глазки, — гестапо — это аббревиатура от Geheime Staatspolizei — тайная государственная полиция Министерства внутренних дел Рейха. Здесь, на оккупированной территории, в состав Рейха не входящей, гестапо вовсе нет. Здесь действует рейхсминистерство восточных территорий Розенберга, и оно к гестапо отношения не имеет...
— А полиция безопасности и СД — Sicherheitsdienst, то есть служба безопасности рейхсфюрера СС? А полевая жандармерия и тайная полевая полиция Вермахта в прифронтовой полосе и в ближайшем тылу? Или Абвер-2 — военная контрразведка Вермахта? На кого ты работаешь, доносчик?
Бергман вдруг швырнул на землю свой шлем, молниеносно сбросил с плеча автомат с откинутым прикладом и бросился на Шумахера, замахиваясь, с намерением нанести удар кулаком в челюсть сбоку. Шумахер успел рукой с обломанными ногтями, схватить Бергмана за воротник. Имея более высокий рост и более длинные руки, чем у Бергмана, он удержал дистанцию, и потому удар крюком пришёлся не в его щетинистый подбородок, а в пустоту.
Эрих и солдат в камуфляжной куртке без погон, тут же бросились к ним и повисли на руках Бергмана.
— Пустите меня, дайте я врежу в морду этой гестаповской свинье! Сколько тебе платят за доносы на товарищей? — зашипел как змея Бергман, пытаясь вырваться, — в Берлине каждый второй — стукач, так неужели, мы будем терпеть их и тут, на передовой?
— Я тебя сейчас уделаю, как наш тяжеловесный боксёр Макс Шмелинг американского негра Люиса уделал!
— Вообще-то негр победил Макса, а последний раз, а не Макс еврея!
— Зато Макс ему всыпал не слабо!
Унтер-офицер Хауссер неожиданно проворно, словно огромная кошка, оказался рядом с ними и обхватил драчуна руками, как стальными обручами, со словами:
— Идиот, тише, ты нас всех погубишь!
Стеснённый его стокилограммовой тушей, Бергман не мог сделать больше и полшага. Хауссер, глядя по сторонам, продолжил:
— Мне жаль, но после отпуска ты стал бешеный, и я буду просить обер-лейтенанта больше не давать тебе отпуск, несмотря на все возможные будущие заслуги. О драке будет доложено по команде. Напишете мне оба рапорт.
Бергман насупился, рассматривая царапины на ладони, и проворчал:
— Вы же сами всё видели, господин унтер-офицер, зачем же бумагу марать?
— Я сказал — по команде. Рапорт на моё имя. Ясно?
— Слушаюсь! Нервы...
— Теперь все шагом марш! Нервы... — он отпустит Бергмана, и подтолкнул локтем угрюмого Шумахера, — вперёд!
Бергманн задержался, подбирая своё вооружение. Догнав разведчиков, он увидел, что всё они в напряженных позах уже лежат, готовые к бою, а к ним медленно и беспечно идут по дну оврага между кустами и островками высокой травы несколько “иванов” с противотанковыми минами и маленькими лопатами в руках...
После того, как Манфред было оправился к группе офицеров у бронемашин и лёгких танков Pz.I и Pz.II, указанных разведчиками мотоциклетного батальона, проходя снова мимо своего грузовика, он опять столкнулся с Отто. Его голубоглазый брат хитро щурился. Вялый поток душного жаркого воздуха шевелил маленький чуб соломенного цвета на его коротко стриженой голове. Выгоревшие на солнце волосы казались седыми. Кобура с его любимым пистолетом P08 Parabellum — грозой пленных, цыганок и беженок, висела на ремне через голую шею на животе.
Вокруг беззвучно колыхались на ленивом жарком ветру листья кустарников и стебли полыни и ковыля, звенели цикады. Роями носились мухи, садясь на потные, почерневшие от загара лица солдат, “хиви” и лошадей, на нагретые солнцем стальные шлемы, стволы пулемётов, чёрными тушками стоящих в траве. Танкисты, в большинстве своём раздетые по пояс, в пилотках, чтобы не угореть от солнца, маялись у своих машин, не зная, чего бы ещё проверить и подмазать. Они доливали в резервные навесные баки из широких чёрных и зелёных канистр, квадратных банок и других ёмкостей быстро испаряющийся, как фата-моргана бензин, деловито простукивали ключами и молоткам гусеничные траки и колёса, по-железнодорожному определяя на слух исправность подшипников, ныряли головами в распахнутые люки, включали электроцепи, проверяли по шкалам приборов уровень и давление масла, наполнение гидроприводов, в общем, делали всё то, чем занимались бы ремонтные отделения рот и батальона, будь они сейчас с ними, а не разбросаны по все степи у неисправных машин или, что ещё хуже, в качестве пехотного охранения, занятых в степи населённых пунктов, необходимых для поддержания снабжения и связи. Вообще, в отличие от танковых рот РККА, танковые роты Панзерваффе на своё счастье имели свои собственные ремонтные отделения — Kfz.Instandsetzungsgruppe, по сути, настоящие полевые мини-танко-ремонтные предприятия. Два десятка опытных ремонтников, оснащённые мотоциклами с колясками, легковым автомобилем-мастерской, грузовиком с оборудованием, запасными частями, двумя полугусеничными тягачами, как ангелы-хранители колдовали над танками днём и ночью, освобождая танкистов от этого трудного дела. Сейчас их было не видно здесь, в передовой боевой группе. Другие солдаты тоже переливали из бочек и канистр жидкости, но жидкости не колыхались в воздухе пятнами испарений, как будто летало жидкое стекло — это был не бензин, а вода. Без первой жидкости в раскалённой степи останавливались машины, без второй останавливались люди. Миномётчики отцепляли и перекатывал на руках на позиции неуклюжие туши шестиствольных химических миномётов, кажущиеся частями разобранного церковного органа. На ходу крутили рукоятки маховиков наводки, определяя исправность тонких механизмов после невольных испытаний кочками и ямами в движении по степному бездорожью.
Артиллерийские наблюдатели быстро тянули чёрные телефонные провода по дну балки, перекрикиваясь о чём-то с солдатами из боевого охранения, каски которых виднелась в траве на вершине склона.
Два опорожнённых бензозаправщика Sd.Kfz.5 Hensel и трофейный советский аэродромный бензозаправщик Б3-35 на шасси трёхосного грузовика ЗИС-6, завывая на подъёме моторами, один за другим выворачивали из скопления людей и техники, выезжали из балки наверх и медленно скрывались в облаках коричневой пыли. Сидящие между полевой кухней и горой 20-литровых канистр, пленные каждый раз замирали от голода, когда повар накладывал танкистам или панзер-гренадёрам в алюминиевые термосы гуляш и кашу. Угрюмые, оборванные советские военнопленные, многие с совершенно монгольскими, азиатскими лицами, тёмные от солнца и грязи, в остальное время глядели вокруг непонимающими, будто лишенными человеческого начала газами. Как и большинство русских, они были низкорослые, с круглыми черепами, маленькими челюстями, покатыми подбородками, глубоко посаженными глазами. “Хиви” Володя, вместо того, чтобы со своими товарищами разгружать машину и заниматься делом — ремонтом танков и машин боевой группы, зачем-то уже стоял около пленных, и о чём-то говорил с “хиви”-конвоиром в кубанской плоской шапочке из каракуля, жестикулируя и хлопая себя ладонями по бёдрам. За спиной Отто на корточках около бампера сидел Эрвин, и своими толстыми руками, распирающими рукава рубашки, орудовал в каком-то сером почтовом мешке с надписью по трафарету Deutsche Reichspost, стоящем рядом с выгруженными из кузова хлопчатобумажными полосатыми мешками для продовольственного рациона и личных вещей.
— Вот снова Новый год! — сообщил Отто, и Манфреду подумалось, что контузия от взрыва склада горючего на станции разгрузки всё-таки с опозданием, но настигла его несчастного брата, и у него случилось помешательство.
Тело самого Манфреда по-прежнему ломило, звенело в ушах, вкус металла во рту всё не проходил.
— Э-э! — протянул, подняв выцветшие брови Отто, понимая, что брат никак не отреагировал не его парадоксальную фразу, предназначенную для привлечения внимания, — ты чего такой озадаченный?
— Я понял, что потерял свои любимые солнце-пылезащитные очки фирмы Merz-Werke...
— Тогда я тебя порадую! Спой мне песенку или прочти стишок, и получишь подарок! — воскликнул Отто, бодрый, несмотря на то, что попал под такую же бомбежку, как и его брат, и так же трясся в грузовике несколько часов на страшной жаре.
— Представляете, господин лейтенант, оказывается, этот олух водитель вёз с нами среди запчастей и наш мешок почты, ехавший в поезде от самого Минска! — воскликнул Эрвин, потрясая над головой прямоугольниками писем, — они несколько раз перемаркировали мешок по мере того, как нас распределяли то одну танковую дивизию, то в другую. Почтальоны раньше нас знали, что мы попадаем не во 2-й батальон 7-го полка 10-танковой дивизии 6-й полевой армии, а в 3-й танковый батальон 36-го танкового полка 14-й танковой дивизию 4-й танковой армии. Полк ещё позавчера был разбросан отдельными батальонами у станицы Цимлянская и на плацдармах вдоль Дона, а теперь быстро продвигается также отдельными батальонами и ротами в составе боевых групп на восток, и это просто чудо, что наша почта нас догнала именно здесь! Тут прицепилась на проволоке бирка от воздушного фильтра и наши “хиви” в суматохе бросили его в кузов. Тут есть и ваши письма здесь, господин лейтенант!
— Где они? — спросил Манфред, ощущая, как звон в ушах вдруг усилился и сделался почти нетерпимым, — где мои письма?
К грузовику подскочил запыхавшийся ординарец капитана Зайделя — панзер-солдат-ефрейтор с расстегнутым планшетом из хорошей чёрной кожи, не дающей бликов, висящем на животе, с биноклем 6X30 “Dienstglass” на шее и медалью за ранение на груди — знаком чести для тех, кто рисковал жизнью ради Родины и был ранен или искалечен — на овальном жетоне в лавровом венке каска M35 со свастикой на скрещённых мечах. Ординарец равнодушно отчеканил:
— Господин лейтенант, вы Манфред Мария фон Фогельвейде?
— Да, это я. По приказу майора Зауванта, командира 1-го батальона 36-го танкового полка, я должен получить под командование танки лейтенанта Вольфа!
— Да, это так, вон ваши танки, не сердитесь, что вместо роты будете командовать взводом, такова специфика боевых групп, так что принимайте танки и готовьте к бою! — ответил ординарец, указывает рукой на три танка, стоящие в ряд позади шестиствольный миномётов, — а сейчас вас вызывает капитан Зейдель — срочно!
Манфреду жребием судьбы достались два видавших виды танка Pz.II и один современный танк Pz.III Ausf.J с новой 50 миллиметровой пушкой KwK 39, с 500 метров пробивающей броню любого танка коммунистов. Всё, как и мечталось его брату Отто — броневой лист 50 миллиметров, шаровая установка для пулемёта MG-34, смотровой прибор Fahrersehklappe-50 с бинокулярным перископом...
— Вот видишь, Манфред, нам везёт! — воскликнул Отто, увидев свой новый танк, — есть же в мире справедливость!
После этого он радостно пропел пассаж из песенки “Edelweiss”:
Это был эдельвейс,
Маленький эдельвейс!
Хола-хи-ди хо-ла-ла,
Хола-хи-ди-хо-о-о-о...
При этом он, наконец, вынул руки из-за спины и протянул Манфреду несколько коричневых и серых прямоугольников писем со словами:
— Держи, брат, ты популярен как великий писатель, вон сколько у тебя корреспондентов!
Манфред заметно побледнел, сразу как-то осунулся, узнав на одном из серых конвертов круглый почерк сестры Гретель под круглыми штемпелями и коричневой маркой с профилем Адольфа Гитлера. Она никогда не писала ему раньше, презирая за военную карьеру, хотя до этого презирала за перспективу стать торговцем, как отец. Письмо от неё могло означать только какую-то большую семейную неприятность, о чём он не хотел бы знать, тем более сейчас.
В его ярко-голубых глазах появилась тоска. Манфред облокотился на крыло грузовика, прикрыл выдающие его состояние глаза ладонью, будто от слепящего солнца.
Отто ободряюще похлопал его по плечу.
— А зачем вы держите на передовой позиции пленный “иванов”? — спросил он панзер-солдата-ефрейтора.
— Они сами выходили на нас, пока мы двигались сюда утром от аэродрома, и здесь в балке пятьдесят примерно русских сидели в норах и без оружия, пережидали, пока всё уляжется, и даже не стали убегать о разведки, думали их наш повар из отделения боевого обеспечения Зоммербауэр поить и кормить будет. Потом поймали несколько матросов, что стреляли в нас из травы от самого Котельниково. Одного лейтенанта сразу убили на всякий случай разведчики, а трёх вольнонаёмных женщин, не то зенитчиц, не то медиков, румыны тоже сразу убили, раз они добровольно пошли в этот ад — значит фанатички. Насиловать их румыны перед этим не захотели, поскольку женщины были некрасивые, грязные и вшивые, а мыть негде, и нет времени. Хотели румыны их под коней своих для смеха попробовать положить, чтобы их кони изнасиловали, но никак не могли придумать помоста или такого устройства, чтобы это можно было сделать коню. Пока думали и смеялись, румынский командир эскадрона женщин шашкой изнасиловал между ног. Вон они там валяются! — панзер-солдат-ефрейтор неопределённо мотнул головой в кепи с очками-лисичками над козырьком куда-то в сторону оврага, — а от пленных матросов капитан велел немедленно избавиться до атаки на Пимено-Черни любым способом — им нечего делать в боевых порядках, а конвоировать их куда-то, у нас нет ни времени, ни сил, ни желания. Не отпускать же их гулять дальше, пока их большевики не подберут и не направят снова воевать против нас?
— Исчерпывающе ответил товарищ! — улыбнулся Отто, огляделся вокруг и поспешил к своей новой боевой бронированной машине, что-то напевая под нос.
— Господин лейтенант! — сказал ординарец, уже обращаясь к Манфреду, — вас ждут!
— Да-да! — ответил тот.
Лейтенант отшатнулся от грузовика и неуверенно зашагал вслед за ординарцем между машинами, танкистами и солдатами боевой группы, перекладывая из руки в руку письма. Их было четыре: от его старшей сестры Гретель, от старого друга детства Штриттматтера, теперь лейтенанта из разведотдела отдельного командования Люфтваффе “Дон”, от хорошенькой, как ангел, девушки из “Союза немецкой молодёжи” с которой он переписывался как герой фронта по её просьбе, ни разу живьём её ещё не увидев, а только на фото, и странное письмо с логотипом нотариальной конторы из Кенигсберга...
Глава 9. Баронесса-прапорщик Сафочка де Боде как зеркало русской революции
Как раз во время Госсовещания в конце аномально жаркого августа 1917 года в Москве кандидат на диктаторскую власть Главнокомандующий Корнилов показал себя на фронте во всей красе. Он оставил без артиллерии, командования, резервов и снабжения XII русскую армию, защищавшую Ригу от немецкого наступления. XII армия генерал-лейтенанта Парского располагалась близко от Петрограда и была под сильным влиянием большевиков. Костяк этой армии состоял из 9 полков латышских революционизированных стрелков, бывших подданных бывшей Российской империи. Латыши были умышленно подставлены под мощный удар немцев, на направлении их главного удара без должного количества артиллерии и боеприпасов, умышлено поставлены на направлении подготовленного немцами мощного наступления.
Скоординированный с немцами план Корнилова был планом поражения. План этот заключался в уничтожении руками немцев большевистского ядра XII армии, для того чтобы исключить её участие в будущих боях в Петрограде при установлении диктатуры военных. По этому плану поражения без боя был сдан Искюльский плацдарм. Подготовка Риги к обороне командованием фронта и армией предпринята не была. Ради личной выгоды Корнилов предал Россию.
За несколько дней до начала помпезного Госсовещания в Москве десять немецких дивизий с мощной артиллерией пошли в наступление на 18-километровом участке Икшкиле для обхода Риги и окружения XII армии. Немцы переправилась на правый берег Даугавы, беспрепятственно развили наступление на Инчукалнс и Юглу. Штаб XII армии бежал из Риги в Валку. Система управления и связи оказалась дезорганизована. Хаос с помощью корниловцев распространился на штабы корпусов и дивизий. Только комитеты революционных полков, отдельные командиры и солдаты насмерть сражались в такой обстановке против наступающих немецких войск, имевших подавляющее превосходство в живой силе и технике. Только красным Россия оказалась дороже жизни.
1-я бригада революционизированных латышских стрелков остановила продвижение кайзеровского Рейхсвера к Псковскому шоссе. 2-я бригада латышей остановила немцев на реке Малая Югла. Здесь сражался 5-й Земгальский латышский стрелковый полк большевика Вациетиса, имея одно тяжёлое орудие, две лёгкие батареи с небольшим запасом снарядов. Этот полк ради спасения XII армии пожертвовал собой. 1 600 латышских стрелков и командиров стояли насмерть против 10 000 солдат и офицеров немецкой гвардейской дивизии при 100 орудиях различных калибров. Когда у защитников России закончились боеприпасы, озверевшие немцы ворвались в траншеи. Латыши пустили в ход штыки и приклады, котелки, камни и кулаки. Почти все земгальцы погибли, но и враг не прошёл...
XII русская армия из-за предательства Корнилова и его подручных была разгромлена. 25 000 убитыми, ранеными и пленными. Потеряны 500 орудий, бомбомётов и миномётов, 200 станковых пулемётов, почти всё имущество. Корнилов сдал немцам Ригу и Усть-Двинск, создав непосредственную военную угрозу Петрограду.
Выступив с трибуны с речами о деяниях на пользу Родины, не забыв упомянуть о сотрудничестве с немцами Ленина, Главнокомандующий Корнилов через несколько дней снял с направления прорыва немцев казачьи части Крымова и чеченцев, оголяя фронт, и двинул их на Петроград наводить порядок, какой считал нужным. Действия Корнилова, Путилова, Вышнеградского и иже с ними ясно показали тогда, что для России справедливо всё то, что и для других стран; жадные, безжалостные капиталисты и их слуги предадут Родину, пойдут на сговор с врагами, пойдут на все преступления, лишь бы отстоять свою власть над простым народом и баснословные военные прибыли.
Оставшись в Москве как финансовый агент и представитель «Общества экономического возрождения России» после Госсовещания и бездарного провала наступления заговорщика Корнилова на Петроград, после очередного раздрая во Временном правительстве из-за доступа к возможности распоряжаться убывающими бюджетными средствами, Василий Виванов стал свидетелем произошедших в Москве зловещих предзнаменований грядущей беды. Страшная пустота и одиночество после потери близких ему людей вдруг сменилась любопытным и пристальным вниманием к происходящим вокруг событиям, чему немалым образом посодействовали его амурные похождения в обществе весьма доступных московских барышень, падких на молодых людей при деньгах, при автомобиле и в заграничных нарядах.
1 августа 1917 года Временное правительство Керенского национализировало и монополизировало торговлю углём Донбасса. Также с 1 августа правительство Керенского монополизировало торговлю хлебом, хлопком, шерстью. Кроме уже действующих со времени царя карточек на хлеб, сахар и другие продовольственные товары, в России были введены карточки на товары повседневного спроса: керосин, мыло, спички, калоши. За энергетическим кризисом, транспортным коллапсам, военной катастрофой во весь рост встал призрак голода. Всеобщая подлость и бездарность всех слоёв российского населения, жажда наживы во что бы то стало, воровство, коррупция, техническая отсталость, безграмотность, бездорожье и расстояния, неблагоприятный климат, исконная рабовладельческая психология сделали своё дело. Страна Россия осталась, а Российской государственности не стало. Разруха, пропади она пропадом...
«Социалистический» подход Временного правительства пришёл на смену деятельности демократов-капиталистов. К царской разрухе на транспорте и в топливной промышленности прибавилась разруха «демократическая». Частично национализировав энергетику, Временное правительство создало государственную монопольную компанию «Осотоп». Центральный комитет Временного правительства по заготовке дров для железных дорог получил название «Центролес». Топливом от имени правительства стали заниматься Центральный военно-промышленный комитет, Совет съездов представителей лесной промышленности и торговли, государственная организация поставок не военных материалов и продовольствия для армии «Земгор».
Хищения, коррупция, приписки, взятки процветали в деятельности этих государственных учреждений у всех на виду. Никто с этим даже не собирался бороться. Коррупция пронизала всё. Результат в топливной промышленности был по-прежнему неудовлетворительным: паровозы были лишены необходимого количества высококачественного твёрдого топлива и запчастей, кулаки сопротивлялось лесозаготовкам, речная навигация танкеров была сорвана. «Демократические» государственные организации состояли из тех же капиталистов и чиновников, что и при царе. Общество относилось к ним так же, как и прежде относилось к апологетам наживы — противодействовало как могло.
В уже демократической России в дополнение к наступившей военной разрухе на транспорте, после ценового произвола царских чиновников и капиталистов, воцарился произвол «демократических» чиновников и капиталистов. За взятки руководители топливных госучреждений передавали свои государственные квоты на перевозки по железной дороге частным железным дорогам, организациям спекулянтов и перекупщиков, вступали с ними в ценовой и тарифный сговор. Железнодорожные чиновники и владельцы частных железных дорог от них не отставали.
Близилась осень. На фоне ужасных воспоминаний о зиме 1916/1917 года, когда железнодорожное сообщение между городами почти прекратилось, ко всеобщему ужасу и весьма ожидаемо государственные организации «Москвотоп» и «Топливосоюз», хотя имели полностью заготовленный на лесосеках объём дров, не справились с транспортировкой топлива на зиму для Москвы из-за нового резкого сокращения железнодорожного сообщения.
Архаическое управление движением сбоило. Скопление вагонов всё время оказывалось в одном месте, а свободные паровозы совершенно в другом. И без того сокращённое железнодорожное движение в связи с тем, что осталась только четверть от довоенного числа паровозов и вагонов, уменьшилось ещё из-за отсутствия должного количества топлива. Военное же ведомство на радость капиталистам за взятки не переставало заказывать вместо товарных вагонов передвижные железнодорожные бани, вагоны-прачечные, поезда-столовые, санитарные поезда, передвижные склады, ремонтные мастерские и гауптвахты...
Главные топливные потребности Москвы теперь можно было обеспечить только на шестьдесят процентов. К началу осени крупные заводы Москвы ожидаемо полностью остановились. Десятки тысяч московских рабочих остались вдруг совершенно безработными. Чем им предстояло кормить свои семьи, капиталисты, разорившие экономику ради личной наживы, умалчивали. Ярости уволенных рабочих и служащих не было предела. В Москве сокращалось движение трамваев, выработка электроэнергии, перекачка воды и стоков, прекратился вывоз мусора, ремонт дорог, мостов, остановилось строительство и ремонт. Затихла крупная московская торговля, закрылись даже огромные оптово-розничные фирмы товарищества Чичкина и Бландова, закрылся «Скороход», повесили на двери замки меховые фирмы Михайлова и Сорокоумовского, универсальные магазины Мур и Мерлиз...
14 сентября Керенский, грамотный, в общем-то, человек, юрист, безо всякого проведения Учредительного собрания вдруг провозгласил Россию республикой. Главой Республики Россия провозгласил себя. Одновременно подчинил лично себе армию с флотом. Керенский произвёл государственный переворот. Может быть, не такой шумный как свержение царя, но по своей сути не мене зловещий.
Возникала как бы новая странная «демократия» из самоназначенного органа исполнительной власти, диктующего свою волю стране без системы судебной и законодательной власти. Россия оказалась по названию республика, а по сути диктатура. Вытерев ноги о всеобщую договоренность о проведении Всероссийского собрания по Учреждению новой формы власти взамен самодержавия, может быть конституционной монархии, как в Объединённом королевстве Великобритании или парламентской республики как в США, Керенский, его поводыри капиталисты и дирижёры банкиры открыли ящик Пандоры. Теперь всем всё было можно. Кто сильнее, тот и был прав!
В конце сентября, начале октября 1917 года на перевыборах в московские районные Думы большевики ожидаемо получили больше половины голосов! Их программа: «Земля крестьянам, заводы рабочим, мир народам» была ответом на все вопросы большинства простого русского народа. И это в черносотенной-то Москве! Из 17 000 солдат Московского гарнизона 14 000 проголосовали за большевиков! Во всех районных Думах и Управах большевики, до того ничтожная кучка, за счёт своей идеи теперь получили большинство. Ничтожная муха мгновенно стала реальным слоном. Это был уже какой-то красный кошмар!
4 октября Керенский принял решение о скорейшей эвакуации в Москву Временного правительства, высших учреждений, некоторых фабрик и заводов из-за угрозы захвата города немцами. На самом деле Керенский предполагал Петроград немцам сдать. Руками немцев расправиться с Советами. Для того Корнилов и Ригу сдавал, и фронт открывал. Но большевики решили защищать Петроград от немцев как свой, защищать до последней капли крови.
6 октября Керенский как диктатор распустил Госдуму, Госсовет и стал действительно единовластным правителем России и её сокровищ. Демократия обратилась против её же творцов! И сразу же началось... Всеобщая забастовка московских рабочих почти всех отраслей...
Московские промышленники и их управляющие как всегда решили заморить рабочих голодом и объявили локауты. Выгнали скопом с работы в один день около 10 000 человек. Значит, с учётом семей уволенных, без источника к существованию в начале октября осталось 40 000 — 50 000 москвичей. Мало того, что им есть было нечего, вдобавок приближалась зима, квартплату платить тоже было нечем, что грозило людям с детьми оказаться зимой на улице.
Службы безопасности, частные военные отряды и наёмные бандиты избивали деятелей профсоюзов, активистов. Грабили, поджигали каморки и бараки рабочих, запугивали, отбирали хлебные карточки. В общем, применяли свою обычную тактику подавления забастовок при полном равнодушии или злорадстве московских обывателей. То же самое происходило по всему миру: США, Великобритания, Аргентина, Китай, Мексика, Испания, Италия... Капиталисты привычными столетиями приёмами расправлялись с бедным людом. Россия не была исключением из террора. Россия была исключением в организованном беднотой отпоре. При уже ощутимом дефиците продуктов в городе, вконец обесцененном рубле, это всё грозило началом социального взрыва типа революции 1905 года.
И началось. 17 октября на сходке московских фабрично-заводских комитетов была провозглашена резолюция: «Даёшь немедленный переход власти в руки Моссовета! Даёшь власть Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов для передачи земли Крестьянским комитетам, установления рабочего контроля на заводах, прекращения войны с немцами и турками, решения продовольственного вопроса и вопроса безработицы! Даёшь мораторий на квартирную плату и созыв Учредительного собрания!»
Власть Советов в Москве должна была по мысли рабочих открыть закрытые локаутами предприятия силой. Однако и эти метаморфозы в сознании массы бедных и безработных не остановили хозяев и управляющих от саботажа производства, закрытия предприятий. Капиталисты, буржуазия, их слуги ни за что не хотели удовлетворять, в общем-то, элементарные, разумные требования рабочих. Словно обезумев, ослепнув и оглохнув, словно они были в богатых США, а не в нищей России, они как бараны шли на обострение кризиса, провоцируя пролетариат на агрессию.
У Виванова тогда возникло стойкое чувство, что так долго продолжаться не может, что счёт пошёл на дни и часы. В действиях капиталистов и их властей было что-то запредельное, из разряда какого-то сумасшествия, осеннего обострения шизофрении, вроде того, как войти в клетку к голодному крокодилу и начать бить его по носу палкой! Виванов после кровавой бойни весной в Кронштадте и июньской бойни в Петрограде насмотрелся на вершителей судеб страны и наслушавшись их речей, от чего и сам слегка утратил чувство меры. Но он кожей чувствовал, что власти так опасно себя вести...
Виванову не нужно было даже заканчивать университет, чтобы это понимать, а он университет закончил с отличием. У него возникло такое ощущение, что в небе зазвучал без перерыва «Реквиема» ре-минор Вольфганга Моцарта...
Quantus tremor est futurus,
Quando judex est venturus,
Cuncta stricte discussurus...
И не вдруг, а закономерно катастрофа для гражданского мира. Власти устроили кровавую бойню в Калуге! Керенский оказался кровавым мясником.
30 сентября 1917 в Калугу, где, как и в Москве на выборах в Думу победили большевики, по зову правых эсеров, меньшевиков, кадетов, выражающих волю промышленников, купцов и банкиров, выполняя решение военного министра Верховского и Главы правительства Керенского, вошли каратели. Это были войска с Западного фронта: две роты кубанских казаков, «дивизион смерти» из солдат-ударников, 17-й драгунский Нижегородский полк, три броневика. Карателями командовал полковник Брандт. Полковник сразу объявил в Калуге военное положение, став главой власти. Брандт сразу приказал ликвидировать Советы рабочих и солдатских депутатов.
Страна затаила дыхание: в Калуге был реализован военный переворот в том виде, который ожидал Петроград в августе, введи генерал Корнилов свой казачий и горский корпус в столицу. Модель того, что должно было произойти в Петрограде в августе молодая российская демократическая республика продемонстрировала в Калуге 2-го октября. Не сорви большевики Корниловский мятеж, пролетариат столицы ждала бы два месяца назад кровавая баня.
Здание Совета в Калуге оцепили казаки. Что была Брандту Россия? Он был этнический немец. Плевать ему было на последствия его действий для России. Забаррикадировавшимся депутатам-большевикам был предъявлен ультиматум, после чего, не дождавшись ответа, броневики Брандта открыли огонь на поражение. Здание было подожжено в двух сторон. Выпрыгивающих из окон здания офицеры «Дивизиона смерти» добивали из наганов, казаки рубили шашками. Полковник Бранд, беря пример с лейб-гвардии полковника Мина, убивавшего 1905 году рабочих лично, и убитого потом за это девушкой-террористкой, лично зарубил шашкой солдата с красным бантом на шинели. Выслуживался.
Уцелевших в пожаре загнали в здание городской бойни. Телеграф мгновенно разнёс вести: «В Калуге двухдневный погром с грабежами, избиениями, убийствами и изнасилованиями! Власть в Калуге с помощью военных снова перешла к «демократам»: кадетам, меньшевикам и правым эсерам. Вот пример для подражания!» Суд убийцам и насильникам не грозил. Много месяцев страна и так жила по системе самосуда на манер «суда Линча».
Весть о бойне в Калуге, устроенной полковником Брандтом, привела московских рабочих в стояние сначала шока, а потом в ярость. Москва явно была на очереди. Из немногочисленных боевых групп и рабочей милиции стали лихорадочно организовывать партизанскую Красную гвардию по примеру Петрограда. Остальное московское большинство, увлечённое коммерцией всех видов, увеселением и личной жизнью, наоборот, возликовало:
— Хамов наконец-то поставили на место! Наконец-то в России появилась твёрдая рука! И в Москве нужно навести такой же порядок!
Реквием Моцарта всё звучал и звучал в осеннем небе монотонно-страшно...
Сколь великий трепет настанет,
Когда придёт Судия,
Который строго всё рассудит...
Всем стало понятно: «Время слов прошло. Временное правительство объявило Гражданскую войну простолюдинам и в Калуге одержало первую победу!». Шипов, Вышнеградский, Путилов, Нобель и другие инициаторы будущей военной диктатуры уже не прятались за Керенского. Положение России ухудшалось с каждым днём, а Керенский убирал всех министров, чуть только замечал в них способности, грозящие его собственному престижу. Угроза захвата Петрограда немцами должна была вот-вот реализоваться. Временное правительство заканчивало приготовления к эвакуации в Москву. Золотой запас России уже из Питера был вывезен председателем Госбанка Шиповым в Казань. Часть золота была при этом им похищена. Но что с того? Всё золото готовилось к похищению мятежниками.
Нехватка продовольствия в Москве и Петрограде становилась всё серьёзнее. Приближалась зима. Топлива не было. Но на заграничные счета чиновников, промышленников, торговцев и банкиров по-прежнему поступали деньги. Им не хотелось это процесс прерывать ни на минуту. Деньги на миллионные счета Керенского тоже поступало исправно. Ему тоже ничего не хотелось менять.
Банки пребывали в лихорадочной работе. Спекулянты счастливы. У военных появилась новое прибыльное дело по защите предпринимателей от вымогателей и налётчиков. Контрабанда, взятки сделались чуть ли не официальной платой за всё. Торговцы кокаином, валютой, предметами роскоши, малолетними проститутками и ломбарды процветали. В театрах аншлаги. Чайные с разливом алкоголя из-под полы полны посетителей. Студенты и юнкера с радостью ожидают возможности присоединиться к удобно устроившимся в этой жизни на шее народа. Клиенты содержанок и девушек для радости к клиентам щедры. Всех всё устраивает...
И вдруг в Москве как гром среди ясного неба, а на самом деле закономерно, за три дня до свержения Временного правительства, 21 октября в субботу начинается восстание частей московского гарнизона! Восстание началось с того, что Генерального штаба полковник Рябцев, являющийся по назначению Керенского командующим Московским военным округом, приказал расформировать 193-й запасной полк из 4 000 тысяч солдат, размещающихся в Хамовнических казармах из-за неповиновения офицерам. Полк не подчинился. Мятеж!
Этот полк москвичи называли «мартовцами» из-за того, что семь месяцев назад, ещё до отречения царя, в марте, полк первым в Москве перешёл на сторону Временного правительства Львова и Церетели. В полку солдаты тогда убили несколько офицеров. Затем полк принял участие в разоружении полиции и свержении царской власти в Москве. Теперь 2 000 солдат этого полка на митинге постановили: «Полк не распускать. Подчиняться только московскому Совету солдатских депутатов!». Мятеж!
Ротного командира прапорщика Померанцева, бывшего юнкера 2-й Московской школы прапорщиков, представителя коренной московской интеллигенции, патриота, не большевика, беспартийного, добровольно пошедшего в армию, прервав учёбу в Университете, избрали председателем Полкового комитета, что с учётом выхода полка из системы существующей военной субординации означало для Померанцева должность командира полка.
Основная масса солдат 193-го запасного полка не знала грамоты и говорили кое-как, хотя все были в возрасте 40-45 лет. За плечами у каждого профессия, тяжёлая крестьянская доля бедняка, дети, даже внуки, великий жизненный опыт, свой мудрый взгляд на жизнь. Это были солдаты из числа «белобилетников», освобождённых ранее по разным причинам, а теперь призванных на кровавую войну, когда уже погибли, были искалечены или дезертировали более младшие призывные возраста. Таким образом в гарнизоне Москвы появилась некая вооружённая сила, которую по привычке называли «193-м запасным полком», а на самом деле эта сила уже не была полком Временного правительства. Это был полк какой-то новой, пока ещё не существующей армии. Мятеж!
В отличие от средств массовой информации: газет, плакатов, выступлений правительственных агитаторов и ораторов прикормленных властью партий, пожилые солдаты запасных полков имели свою информацию о происходящем на фронте и в стране. Они узнавали всё из первых рук: от множества дезертиров, беженцев, калек и раненых из московских госпиталей. Люди рассказывали друг другу о своём, не глянцевом опыте трёхлетней войны: как германские гаубицы зарывали в землю целые русские полки с винтовками и сапогами, а русские пушки не имели снарядов, не стреляли навесно им в ответ по их закрытым позициям, как немцы ездили на грузовиках и по железной дороге, а русские шли пешком, превращая за один переход сапоги в труху, а других не было, как офицеры и ударники стреляли в затылок не желающим идти в атаку, как умирали раненые на поле боя и в лазаретах без лекарств и бинтов. Устная солдатская почта повествовала про химические атаки немцев и их дальнобойную артиллерию, про их подавляющее превосходство в авиации, связи, подготовке офицеров и солдат, про то, как русские солдаты замерзали и обмораживались, про вшей и голод, гниющие в окопах ноги и руки. А дома у солдат осталось заброшенное хозяйство, грабящие их банки, семьи кулаки-бандиты, комиссары Керенского, выскребающие в качестве продовольственного налога «продразвёрстки» последнее зерно, голодающие дети, безнадёга, болезни...
Если бы это был один только такой полк в Москве, хотя и мятеж одного лейб-гвардии Волынского полка взорвал ситуацию в марте в Петрограде, вызвав восстание всего столичного гарнизона и отречение царя. Но такой революционизированный полк был в Москве не один. Временное правительство мародёров, жадные, безжалостные капиталисты, намереваясь вести истребительную войну ещё несколько лет, вдруг оказались перед тем фактом, что на позицию большевиков, левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов по вопросу о срочном окончании войны, встали армейские части по всей Великороссии: в Петрограде, Александрове, Владимире, Воронеже, Иваново-Вознесенске, Калуге, Коврове, Костроме, Моршанске, Москве, Муроме, Новохоперске, Ростове, Рыбинске, Рязани, Смоленске, Шуе, Ярославле, Коломне.
При понимании того, что де-факто Польша, Финляндия, Украина, Белоруссия, Кавказ, Средняя Азия уже вышли из состава бывшей Российской империи и казачьи области тоже заявили о таком же желании, Временное правительство оказалось в стране, действенно править которой оно не имело возможности. Планируемый переезд Временного правительства в Москву и сдача Петрограда немцам ничего уже не меняли. Мятеж! В России массово восстала армия в тылу!
Кроме 2 000 солдат 193-го пехотного запасного полка в Москве, кроме частей гарнизона Петрограда и Балтфорта, за несколько дней до конца октября 1917 года вышли из подчинения Временному правительству, восстали и потребовали передачи власти Советам московские 56-й, 85-й, 192-й запасные пехотные полки и 168-й, 169-й, 170-й, 194-й перевязочные отряды, Мызо-Раевский гарнизон около Малых Мытищ, там же рота 251-го пехотного запасного полка. В Костроме вышел из подчинения командования 202-й, в Туле 76-й и 77-й пехотные запасные полки, в Ярославле 254-й, в Ростове 206-й полк, в Брянске 83-й, 256-й, 278-й пехотные запасные полки, в Воронеже 58-й пехотный запасной полк, 8-я пехотная запасная бригада, 1-я бригада кавалерийского запаса, 66-я ополченческая бригада, 681-й и 682-й пешие воронежские дружины ополчения, 61-й, 62-й, 63-й, 64-й сводные эвакуационные госпитали. В Нижнем Новгороде восставшие солдаты и ополченцы отказались отправляться на фронт по приказу Главнокомандующего Керенского, а 15 000 солдат гарнизона города Смоленск захватили арсенал и выдали оттуда оружие рабочим города!
Конечно, это был всего 0,5 процента из 10-миллионной армии Временного правительства и только пятая часть армии была на фронте. И это был ещё меньший процент от почти половины взрослого населения страны, мужчин, прошедших через призыв в армию — 19 миллионов. Но эта малая толика армии была расположена в ключевых точках транспортной, промышленной и управленческой инфраструктуры Великороссии, что с учётом 2-х миллионов дезертиров в тылу, почти 3-х миллионов уже убитых, и 3-х миллионов выздоравливающих, не желающих из лазаретов и госпиталей возвращаться на фронт, для существующей деградировавшей системы государственной власти «демократического» типа в стране, погрузившийся в хаос хозяйственной разрухи и гиперинфляции, и которой больше никто не давал в долг, было летальным.
Немудрено, что из Моссовета полки и части гарнизона, рабочие союзы, союзы эвакуированных, иностранных рабочих, мелких служащих и другие, стали отзывать всех депутатов от своих партий, выступающих за продление такого порядка вещей, и заменять их от себя депутатами-большевиками, провозглашающими немедленные и коренные преобразования жизни.
Продолжение последовало немедленно. 23 октября Моссовет, имея на своей стороне восставшую часть гарнизона и будучи одним из законных выборных органов власти в городе, издал свой декрет Nо 1:
— Приём и увольнение рабочих производятся с согласия фабрично-заводского Комитета или районного Совета рабочих депутатов, решение которого является обязательным, приём и увольнение служащих производится с согласия Комитета служащих.
— Против виновных в нарушении Декрета Совет рабочих и солдатских депутатов будет применять решительные меры силами милиции вплоть до ареста!
В отсутствие в Москве реально действующего гражданского и уголовного суда, внятной системы правопорядка, когда думская и рабочая милиции были не реальной силой, а фактически охранными отрядами, такой Декрет стал апофеозом профсоюзной борьбы, борьбы рабочих за свои права, заявкой на полную власть над частью капиталистических отношений, существенно ограничивая возможности тех, кто привык вольготно жить на шее рабочих и служащих.
Василий тогда в третий раз встретился с Верочкой в номере «Метрополя». Из всех пассий за три месяца московского сексуального безумия осталась она и ещё одна девушка, её подруга Сафочка де Боде. Творящиеся в городе грабежи, разгул, развлечения, кокаин, убийства и самосуды так повысили желание девушек и женщин, что Василий с ними полностью вымотался. Вдобавок подружка Веры, баронесса де Боде, девятнадцатилетняя девушка-прапорщик, миниатюрная сумасбродка и любительница кокаина, увлекла Веру в сферу лесбийской любви.
Совместные любовные утехи с этой парочкой не заладились с самого начала. Приняв чистый аптекарский кокаин, девушки напрочь забывали о своём кавалере. Если бы в этот момент между ними оказался Дьявол, они бы и его заключили в объятия.
Баронесса де Боде имела такой характер, что вполне могла родиться и мальчиком. Это было пикантно. Она окончила Смольный институт благородных девиц. Была сперва на содержании харьковской знаменитости эсера Савинкова среди многих его юных и малолетних. Потом оказалась брошена, когда Савинков сделался военным министром у Керенского и увлёкся несовершеннолетней женой своего друга-эсера. Тогда Софочка пошла другим путём: вступила в партию кадетов, записалась в женский ударный батальон смерти.
На площади у Исаакиевского Собора в Петрограде Софочка стояла левофланговый батальона мужичек на торжественной церемонии вручения под звук оркестра, игравшего «Марсельезу», и под песнопения попов, белого знамени ударницам с надписью: «Первая женская военная команда смерти Марии Бочкарёвой». Война капиталистов до победного конца требовала нового пушечного мяса, новых смертников, на этот раз уже женского мяса. Хотя, как стала бы разваливающаяся Россия отдавать потом репарации с Германии, когда погибли бы и молодые женщины? Мёртвым не подают милостыни!
Юная баронесса покинула батальон мужеподобной Бочкарёвой и уехала во «2-й Московский женский батальон смерти», где женщин благородного происхождения было больше, а порядки были не такими суровыми, как у мужички Бочкарёвой, будто в многодетной крестьянской семье, с зуботычинами и подзатыльниками вместо обеда. Затем Софочка самостоятельно отправилась на четырёхмесячные офицерские курсы в Александровское училище и назло дядькам-юнкерам, проходящим полный и трудный многолетний курс, а также в пику ветеранам фронта юнкерам ускоренных курсов, была досрочно произведена начальством «за красивые глава» в чин прапорщика.
Баронесса обладала такой чудесной кукольной внешностью, круглым личиком и огромными круглыми голубыми глазами, что в первый раз Василию даже было неловко соединятся с ней. Кроме всего она была почти мальчиком. Её безгрудая фигура сзади была похожа на мальчика. Плечи были чуть шире, чем надо, бёдра чуть уже. И запах от неё был не совсем женский. Благо, что она не курила.
На улице баронесса в своей не по форме гусарской тужурке с меховой отделкой и кубанке с красным верхом чуть набекрень, в игрушечных лакированных сапожках со шпорами и сверкающими погонами прапорщика производила неизменный фурор. Вместо штатного револьвера Нагана в пехотной кобуре с большим клапаном-лопухом она носила изящный, но чрезвычайно мощный, пробивающий на расстоянии 250 шагов две еловых доски, толщиной 25 миллиметров каждая, семизарядный пистолет бельгийца Браунинга в фирменной кобуре от торгового дома Зимина и Никифорова. Из всего множества личного зарубежного оружия, наводнившего Москву, этот пистолет был лучшим. Офицеры отдавали Софочке честь за десять шагов, барышни хлопали в ладоши, солидные господа кланялись и улыбались.
— Ах, какая красавица! — неизменно неслось ей вслед.
— Да здравствует свобода! — неизменно отвечала она.
Бандиты и налётчики её не трогали, нищие не домогались, король преступного мира Ночной Король Хивы с Хитровки подвёз её однажды на своём роскошном авто. Даже нахлынувшие из Питера для пополнения карманов за счёт грабежей и налётов делегаты Всероссийского съезда народов Кавказа, разъезжающие по ночам на машинах со стрельбой, были с баронессой галантны и учтивы, предлагая себя в покровители:
— Какая дэвочка, лизико... Вах!
В марте месяце демократическая Россия после отречения царя всему уголовному миру объявила всеобщую амнистию. Тысячи уголовников заполонили разорённую и распавшуюся страну от края и до края. Москва стала бандитской столицей. За год до этого по весне 1916 года в Москве было совершено 3000 преступлений, а весной 1917 свыше 20 000. Скачок преступности в семь раз! По кражам скачок в пять раз, по убийствам в десять! Раскрываемость убийств равнялась нулю. Кровавая бойня на фронте дала урок безнаказанных убийств, грабежей и изнасилований миллионам. Москва застенала, заплакала под бандитскими ножами и обрезами, призывая спасителей от уголовных каст «иванов», «храпов», «шпанки».
Самая крупная Московская банда Сабана за полгода награбила денег и ценностей на сумму эквивалентную 5 тоннам золота. Это были безжалостные убийцы. На Дмитровском шоссе банда ограбила семью фабриканта Иванова и хладнокровно убила после этого всех, включая женщин и малолетних детей. Бандиты Сабана для устрашения убивали милиционеров-рабочих. Подзывали к машине и стреляли в упор, запустив слухи о «чёрных мстителях».
В Банном переулке сабанинские бандиты вывели жертв ограбления в сарай и зарубили топором 10 человек. На платформе «Соколовская» Ярославской железной дороги ограбили аптеку, изнасиловали жену аптекаря, погнались за свидетелями преступления, поднявшими шум на платформе и хладнокровно убили 7 человек служащих железной дороги.
Банда Яшки Кошелькова, имевшего при царе 10 судимостей, тоже отличалась страстью к убийствам. Единственным реальным способом борьбы с бандитским беспределом в Москве был бы расстрел уличённых и захваченных на месте преступления, виновных в грабежах и насилиях. Однако Дума предпочитала использовать московских гангстеров на манер американских олигархов Моргана и Рокфеллера для борьбы с рабочими и профсоюзами, протестующими против карточной системы, безработицы, войны и повальной коррупции. Одной из причин создания Красной гвардии рабочими была именно защита от банд.
Бандитским чревом в Москве был Хитров рынок со своим королём по кличке Ночной Король Хивы. Только он мог поддерживать мир между основными бандами. Этими основными криминальными авторитетами были «Гусек» из Петровского парка и Бутырской заставы, «Графчик» из Екатерининского парка и Пименовской улицы, Краснощёкова, «Хрящик» и «Матрос» с Дмитровского шоссе, Бутырской заставы, бандиты из сёл Останкино и Свиблово, «Бондарь» из Марьиной рощи, «Соло» из центра города. Банда Швабе, сына бывшего начальника московской сыскной полиции была немного в стороне и занималась исключительно грабежами банков.
Разгул бандитов, поддержанный оружием с фронта, набирал обороты. Нападения на банки, квартиры, склады, убийства конвоиров, милиционеров, обывателей, похищение миллионов рублей, товаров, драгоценностей, ширились. Многие бандиты, кроме всего прочего, разъезжали по улицам Москвы на автомобилях и извозчиках, выбирали красивых женщин, хватали, увозили за город. Угрожая оружием, насиловали. Бандиты очень быстро сошлись с богачами-мародёрами и торговцами-спекулянтами, образовав преступные синдикаты на манер гангстерских семей в Америке под общим управлением олигархов Моргана и Рокфеллера. В Москве связи эти тянулись к Рябушинскому и Путилову. Таких случаев совместной «работы» было множество.
Всё отягощалось тем, что в городе скопилось 170 000 беженцев и эвакуированных из западных районов бывшей империи, оккупированной австрийской и германскими армиями, в том числе 30 000 евреев, бежавших с отделившейся Украины и из Польши. Тысячи военнопленных немцев, румын, австрийцев, венгров, чехов также были тут. Для менее, чем двухмиллионного города это была урбанистическая катастрофа. Каждый десятый москвич оказался чужаком. Каждый четвёртый иногородним.
Репрессии против бандитов Глава города правый эсер Руднев проводить даже и не собирался. Он был занят распределением городского заказа, продажей земельных участков, выдачей всевозможных разрешений, получением от промышленников и торговцев мзды, всем тем, чем занимались московские градоначальники при всех царях.
В рабочих районах Пресни или Замоскворечья баронесса де Боде не появлялась. Нетрудно было понять, что ей вслед сказали бы там жёны и матери безработных, увечных воинов. Зная, чем занят Василий и откуда у него такие огромные деньги, роскошный номер в «Метрополе» с горячей водой, завтраком в постель, хрустящими накрахмаленными белоснежными простынями, откуда личное авто, охрана, телефон в номере, баронесса страстно желала включиться в его дело. Хотя большие деньги доверить он ей не мог, она по своему почину постоянно посещала чайные, особенно у Манежа, на Моховой и Охотном ряду, на Арбате, дешёвые и дорогие рестораны «Националь», «Метрополь», «Савой», «Ампир», «Англия», «Люкс-Отель», «Прага», «Эрмитаж», где часто собирались офицеры и прапорщики, студенты и купчики. Там она вербовала их в боевые отряды «Союза офицеров армии и флота», «Республиканского центра» или «Общества экономического возрождения России». Мечтой Софочки было командовать своим офицерско-юнкерским отрядом, дать бой большевикам, анархистам и левыми эсерам.
Осторожность с деньгами Василий поставил во главу угла после того, как при передаче очередной суммы из Петрограда, Завойко, будучи одним из доверенных лиц Корнилова, намекнул, что Корнилов теперь должник промышленника Путилова. Неудачный военный переворот позволил Путилову требовать назад свои пять миллионов рублей. За Корнилова поручился банкир Каменка, сказав, что найдёт генералу дело в Таганроге или Ростове-на-Дону. Но если Корнилов не вернёт или не отработает долг, люди из охраны Путилова его обязательно убьют несмотря на всех его хвалёных чеченских нукеров-охранников и текинцев. Такими деньгами не шутят.
Если Виванов мог сомневаться в честности чеченцев, то про туркмен он был другого мнения. Сформированный из туркмен конный Текинский полк сохранял беспрекословное подчинение полукалмыку Корнилову, неплохо говорящему по-туркменски и по-ирански. Генерал у текинцев был в огромном авторитете. И что с того? В конечном итоге именно туркмены и казахи шли впереди войск Батыя, покорив для него Русь с помощью хашара — армии подневольных воинов из разных народов.
Другая часть личной гвардии генерала Корнилова, отлично кормящаяся за счёт всей страны «отряд ударников смерти» капитана Неженцева численностью в полк, с особыми чёрно-красными погонами. На стальных касках ударников, фуражках и рукавах в качестве эмблемы был изображён череп над скрещенными костями или мечами. Среди армии, забывшей о дисциплине, в такой же стране, где не было больше закона, именно такая личная гвардия убийц по призванию души только и могла обеспечить политику авторитет, верша казни и насилие по приказу предводителя. Вариант древнего князя и его иноземной дружины.
В любом случае Василий не хотел остаться должным Путилову. Денег для вербовки он Софочке не давал, предпочитая встречаться с офицерами сам, но собственный отряд он ей всё-таки пообещал. Она так хотела убивать охамевшую голытьбу и так жарко об этом говорила, особенно когда рассказывала о расстреле на Невском демонстрантов из пулемётов офицерами-наёмниками, что ему было не по себе. Её кумиром был полковник Мин, генерал Корнилов и полковник Брандт. Баронесса пугала его своей страстью к убийствам и кокаину.
Когда она в очередной раз поругалась с Верочкой, на этот раз по смехотворному вопросу реальной или мнимой девственности Жанны д’Арк, Василий с удовольствием попросил знакомого швейцара за сто рублей не пускать больше женщину-прапорщика в номер.
— Барин изволили отъехать по делам-с! — заслоняя огромной тушей проход в вестибюль к стойке буфета в фойе под витражный световым фонарём, произнёс с удовольствием швейцар «Метрополя», сам из бывших полицейских урядников, явно давно ненавидящий эту посетительницу, наглую выскочку новой власти. — Пускать не велено, барышня!
— Я не барышня, я прапорщик! — гордо произнесла Софочка. — Я его в номере дождусь как всегда!
— Не велено-с!
— Ах так, ах он пёс, bordel de merde, — вдруг истерично закричала юная дочь генерала, не догадываясь, что Василий в это время сидел с газетой за фикусом с другой стороны рояля. — Собаки счастливее, чем он и все его бабы! Эфир, зефир... Так и предайте ему, швали, ублюдку и мрази, псу поганому! Не увидит он больше меня, не достоин! Enfant de pute!
— Слушаюсь-с!
Собак в Москве почти не было слышно, как это случилось почти сто лет назад при Наполеоне, захвативший первопрестольную. Тех давнишних собак 1812 года перебили на жаркое голодные до смерти французские, польские и немецкие мародёры Великой армии императора Франции. Теперь в 1917 году всех московских собак перебили налётчики и бандиты в первый месяц после отречения царя и установления «демократической» свободы. При ограблениях и реквизициях шумные собаки погибали в первую очередь. В отличие от офицеров или жандармов, псы не могли изменить присяге или перейти в другую партию, партию побеждающую. Они лаяли и гибли.
До отречения царя великороссы и матерились-то редко. Церковь боролась со всеми проявлениями свободы мысли, в том числе со сквернословием. Матерщина во времена междоусобиц древних княжеств Руси защищала людей от нечистой силы, всуе не употреблялась.
Главными ругательствами всегда были имена животных: скотина, быдло, червь, собак, козёл, кляча. Имена потусторонних сущностей вроде ведьмы, чёрта или беса с лешим старались не употреблять, чтобы не навлечь на себя беду. Дураком называли искусанного бешеной собакой, ужаленного осой, больного, сумасшедшего. Остолопом обычно великорусские дворяне называло своих слуг, доведённых до состояния бессловесных столбов и вещей.
Идиот, это в Древней Греции человек, отказавшийся участвовать в политическом процессе, отдавая предпочтение личной жизни. Это в высшем обществе идиот превратился в обозначение умственной отсталости. Пентюхом, то есть брюхом или пузом, был лентяй и дармоед. Харей называли страшные маски. Стервой был труп животного, падаль, поедаемая, естественно, стервятником. Шваль по-французски лошадь. Так со времён наполеоновских солдат, вынужденных во время отступления зимой 1812 года есть лошадиные трупы, называли нищих и трупоедов. Подлецом называли поляки малорослого или простого человека. Мерзавец и мразь — морозно-холодный, злой человек. Ублюдок — незаконнорождённый ребенок, зверь, родившийся от разных видов: скажем, осла и кобылы, собаки и волка, лисы и шакала.
Фронтовики-латыши или армяне ругались матерно гораздо чаще великороссов, не понимая, впрочем, сакрального смысла чужих слов...
Глава 10. Аргентина
Площади, парки и скверы Буэнос-Айреса, засаженные густыми кустарниками эритринами, больше даже деревьями с ярко красными цветами, целыми рощами этих огромных великолепных растений, иногда с оранжевыми, жёлтыми и даже белыми цветками, вперемешку с каменной резьбой фасадов и блеском стёкол витрин роскошных магазинов, перевернули всё представление о земном и неземном в душе маленького еврейского мальчика Зуси Гецкина. Но больше всего нравились ему именно ярко-красные соцветия эритрин — петушиные гребни, блеск, делающий их деревья похожими на поля кораллов. Вдоль плантаций какао и кофе у его родного Посадаса целые рощи таких ярко красных сибайлас бережно укрывали ценные растения от палящего солнца. Нектар падал на землю большими сладкими каплями, словно слёзы младенцев, а насекомые и птички-колибри лакомились их сладким соком. Но горе было тому, кто вкусит ядовитый бобовый плод цветка, как бы олицетворяющего этим дуализм мироздания — жизнь и смерть.
— Вот, Зуся, теперь мы снова нищие, — сказал однажды отец, кладя тяжёлую руку на плечо восьмилетнего мальчика, — но хотя бы воздух пока в Аргентине ещё бесплатный.
— Однако в трущобах он вонючий и с дымом горящей помойки, а без дыма и вони в хорошем районе воздух дорогой, — сказал, не согласившись с отцом старший брат Яков, — пока мы продавали наш дом и фабрику в Посадасе, цены сильно выросли из-за банковского кризиса в США. Денег на покупку дома в хорошем районе у нас теперь не хватает. Ужас, вообще неизвестно, что теперь нам делать. О, несчастная, бедная доля еврейских скитальцев!
Был яркий солнечный день, они вчетвером, без матери и сестёр, стояли между улицами Санта-Фе, Эсмеральда, Либертадор и Флорида, на площади, где когда-то происходила кровавая коррида, а теперь, среди пышных омбу, пальм, лип, ив, магнолий и эвкалиптов стояла на гранитном пьедестале бронзовая конная статуя генерала Сан-Мартина между четырёх фигур, символизирующих переход через Анды, провозглашение независимости Перу, битву при Сальте и взятие Монтевидео.
— Но я хочу, чтобы хотя бы Зуся всё-таки получил хорошее образование, женился на доброй женщине, чтобы его дети не боялись за завтрашний день…
— А с нами всё, что ли, кончено? — не удержался средний брат Лев, указывая пальцем на бронзового генерала, проставленного тем, что по много раз менял своих хозяев, сражаясь против вчерашних друзей, а потом наоборот, пока не стал первым главой правительства независимой капиталистической Аргентины, ещё до того, как сформировалась общность, имеющая хоть какие-то признаки единого аргентинского народа, — нам погибать здесь без надежд на будущее?
— Нужно ехать в Союз ССР к коммунистам в еврейскую автономию в Биробиджане. Уезжать нужно от проклятого капитализма, при нём нигде на планете не будет счастья. Евреи на самом уже пять тысяч лет коммунисты — все всем помогают, делят всё ещё со времени, когда Моисей вёл евреев из Египта в Ханаан. Я не Моисей, и Бирабиджан не Ханаан, но старый Изя прав — в Аргентине долго будет антисемитизм и беспорядок, а в Союзе ССР, теперь передовой стране, для евреев сделали автономию. Дети Израилевы получили, наконец, свою страну. Если там не получится жить, придётся ехать в Палестину к сионисту Герцелю, что скупает у Турции куски земли в пустыне, оплачивает проезд и материалы для домов, и там делает кибуцы — как трудовые коммуны, как колхозы, только совсем в пустыне. Вот только уж больно бесперспективная эта пустыня — пыль, пекло и глушь...
Воздух провинции Мисьонес, воздух джунглей северной Аргентины — жаркий и влажный, кардинально отличался от жаркого воздуха Буэнос-Айреса. Другие ароматы, другой ветер — ветер Атлантического океана делал федеральную столицу на берегу залива Рио-де-ла-Плата совсем не похожей на остальную страну. Разделённый рекой Матансас на зажиточный центр и бедный Ланус с Авельянедой, испанцы так и назвали его когда-то — Buenos Aires — хороший, чистый воздух, добрый ветер, не имеющий малярии и туч комаров. Здесь не было привычной Зусе с детства водной пыли и грохота водопада Игуасу, простецких запахов жареной кукурузы — постоянной еды польских и украинских работников и их женщин, их любимого чая мате, пронзительных криков каталонских ослов с квадратными мордами и выпученными глазами, ароматов навоза и дыма сигарет из от обрезков сигарных табачных листов, не было прыгающих в пальмовых ветвях длиннохвостых пиайа. Буэнос-Айрес благоухал ароматами ресторанов, бодегонов и пульперий — кофе, шоколада, эмпанадас и медиалунас, перемешиваясь с чудными запахами парфюмерных магазинов: мандарина, сирени, флердоранжа, розы, гвоздики, лилии, жареного миндаля из фешенебельных баррио Реколета — американского Парижа, Палермо и Бельграно — родины бельграндойч, смеси немецкого и испанского языков, на котором чаще всего говорили в Буэнос-Айресе, и особенно часто в Бельграно. И розы... Зуся часто между кошмарами с бандитскими мордами и ножами видела во сне эти розы Аргентины разных цветов от дымчатых до бордовых и пурпурных. Жадным землевладельцам Аргентины нужно было заселить безжизненную степь, пампасы с низкорослыми деревьями, колючими кустарниками и жесткими травами, и они манили щедрыми посулами переселенцев — больше всего итальянцев, потом испанцев и немцев, голландцев и греков, армян и евреев, арабов и датчан, чехов, литовцев и поляков, белорусов, русских и украинцев. Людям с другого континента нужно было жизненное пространной, и он искал его здесь. Тех денег, что, судя по слухам, американцы и англичане вкладывают в заводы и армию Германии, чтобы она могла расшириться своё жизненное пространство на восток, хватило бы на билет каждому немцу, чтобы вся Германия переехала жить в Аргентину. Здесь и климат тёплый и земли в пампасах сколько угодно, и живучих русских убивать не надо. Пусть не все они пожелают остаться именно здесь, и уедут дальше в Парагвай, Перу и Чили, но не для того немцам дают столько денег, не для их счастья, а для самоистребительной войны. И куда еврею податься в таком случае? Вот и Аргентина отказалась злой мачехой...
Всё здесь было издревле, со времён испанских рабовладельцев организованно и устроено так, чтобы одни жадные и безжалостные семьи могли за счёт других есть вкусно, и спать сладко, а остальные — хоть сдохните на помойке! Внешне всё было прекрасно, а суть была живодёрная, как и главное дело Аргентины — скотобойня.
— Побегал, побегал, а потом на скотобойню! — говорил по этому поводу Зусе отец.
Католическое кладбище Реколета с его гробницами, великолепными склепами, саркофагами и скульптурами, словно в подтверждение слов старшего брата Якова, было огромным музеем сверхдорогих произведений искусств, как бы говорящим беднякам из трущоб:
— Мы — бывшие рабовладельцы, а вы бывшие рабы, смотрите, мы и сейчас отняли у ваших живых детей еду и счастье, чтобы отдать их трупам своих родственников, и так будет всегда! Горе вам — ведь вы по-прежнему фактически наши рабы!
Зато здесь не было никогда зимы и снега, морозов и распутицы, вовсю зазывали шумные бары, танго-концерты, карнавалы. Хмурые портеньос из трущоб и рабочих кварталов сильно отличались и от счастливых обитателей северных кварталов и от индейцев-гуарани, а вытянутые длинноносые лица индейцев, прищуренные их взгляды карих глаз из-под полей шляпы здесь встречались редко.
Идея переехать из провинции в федеральную столицу и обосноваться здесь вместе со старшими сыновьями Львом и Яковом пришла отца не сразу и трудный выбор дома происходил спонтанно, по мере поездок по делам его обувного бизнеса. Дела у Гецкиных шли плохо из-за продажности правителей американцам. Для того, чтобы англичане и американцы покупали аргентинское мясо, аргентинское мясное лобби заставило правительство снизить ввозные пошлины на американские и английские товары, и на обувь тоже. Мясники Аргентины при поддержке военных продолжали богатеть, а другой бизнес и трудовая Аргентина разорились. Промышленность сельскохозяйственной страны умерла под пятой иностранцев, едва родившись, как это случилось чуть ранее в царской России. Новая родина еврейской семьи явно разворачивалась в сторону фашизма богачей итальянского типа. Ненависть здесь к евреям, унаследованная от испанцев и англичан, устроенная немецкими и польскими эмигрантами, становилась всё сильнее. Бедный еврей Гецкин-старший, приехавший в Америку из польского Бреста, тоже полностью разорился из-за истории с мясным лобби, несмотря на все старания и прижимистость в тратах, даже несмотря на то, что он самоотверженно искал кожу для производства своих ботинок в таких непролазных дебрях на границе с Парагваем, что только отряды испанских и португальских бандейрантов двести лет назад туда доходили в поисках страны Эльдорадо, по пути обращая в рабство племена индейцев. Всё имущество семьи в Посадас пришлось продать. С трудом удалось получить место продавца в фирме одного знакомого еврея, торговавшего полувоенными ботинками из английского Нортгемптона на улице Флорида, и то, только потому, что брат этого еврея был женским врачом, и лечил сестру горничной жены президента Иригойена. Теперь город был оккупирован не пиратами или солдатами императора Британской империи — английского короля, а его ненасытными бизнесменами. Буэнос-Айрес...
Открыв рот, маленький Зуся глядел на чудо, недоступное для их бывшей родины — Российской империи — первое метро в Латинской Америке — Subte. Рассматривая старинные и новые трамваи, он благоговейно шёл по Авенида Кордоба к новому порту Пуэрто-Нуэво, куда всё прибывали и прибывали эмигранты из разорённой войной Германии и Польши. Отец на ходу рассказывал ему про площадь Конгресса, находящуюся неподалёку, ещё недавно заваленную убитыми и ранеными рабочими вот время “Кровавой недели”, рассказывал и про восстание рабочих “Трагическая неделя” когда уже вся столица был завалена убитыми и ранеными рабочими, про массовые репрессии, про эскадроны смерти их охранников богачей, про похищения и пытки, и про то, что у аргентинской бедноты и рабочих не оказалось приготовленного оружия и своего Владимира Ленина, и их утопили в собственной крови, загнали обратно в трущобы, и такое же повторилось в аргентинских городах Росарио и Санта-Фе. Аргентинский президент Иригойен бросил против народа армию и фашистские офицерские отряды полковника Перона. Люди тогда просто стали исчезали десятками тысяч по всей стране, но расстрельных полигонов никто не организовывал, списков не вёл, квот на расстрелы не составлял, списков репрессированных не вёл и судебных троек не назначал. Просто наёмные офицерские и националистические отряды выбрасывали убитых по их произволу людей куда-то как мусор, без вести и без счёта, как это планировали сделать в Москве офицерско-юнкерские отряды Вышнеградского, Путилова, Каменки с Нобелем. Благодатный край остался в руках владельцев человеческой живодёрни. В США некоронованные короли Морган и Рокфеллер действовали более изобретательно и эффективно до и после организации ими экономического кризиса — Великой депрессии — они использовали для фашистского беспредела и массового террора против рабочих, а заодно и против своих конкурентов банды итальянских мафиози, обойдясь, таким образом, без помощи армии и нацгвардии для сохранения перед всем миром маски своей псевдодемократии. В России у богачей не вышло с фашизмом, а в Аргентине, Германии, США, Венгрии и Финляндии у них всё получилась...
Так и не получилось у Зуся осуществить свою наивную детскую аргентинскую мечту — стать гаучо — дерзким и храбрыми аргентинским метисом, рождённый от испанца и индейской женщины. Не потому, что он был рождён красивой еврейской женщиной от отважного еврейского мужчины, и были они эмигранты из Польши, а потому что уехали от нищеты в Советскую Россию, и обзавестись конём и ножом Зуся до взросления просто не мог успеть. Ему много раз потом снилось, что у него имеется шляпа, красивое традиционное аргентинское пончо, вкусный чай мате из листьев дерева Йерба, и что по всем законам — он изгой общества, которого нигде не любят и не принимают, но живёт он свободной жизнью, никому не подчиняется, обитает счастливый в бескрайних пампасах, по которым бродят бесчисленные стада и дикие табуны. Его нож caronero — кинжал с полуторной заточкой и очень длинным клинком переделан из сабли, хорошо подходит для дуэли на ножах. Его гнедой рослый конь аргентинской породы, спокойный и весёлый, а ещё кон его смел и вынослив. Но его главная отрада души, символ любви, творческого начала и силы — роза инков, родохрозит. В его сокровищнице целый ковёр из таких кристаллов малинового цвета, похожих на цветки розы, почитаемые инками, как капли отвердевшей крови своих самых храбрых вождей инков. Его девушка — прекрасная юная аргентинка, со светлыми вьющимися волосами, собравшая все восхищенные взоры на улицах столицы, привычная к комплиментам, но она не подаётся на мужскую болтовню, на красивые слова и пустые обещания, она создана для серьёзных отношений и требуется немало усилий, чтобы она полюбила...
— Эй, эй, не спи, браток, сейчас упадёшь! — сказал кто-то над самым ухом Зуси уже совсем не по-испански, а очень по-русски, и он понял вдруг с ужасом, что ослеп, ничего не видит и, кроме того, ещё и задыхается.
Однако через мгновение пред ним мелькнула картинка вокзала в морозном эвенкийском Биробиджане — столице Еврейской автономии Союза ССР. Евреи из Соединённых Штатов, из Аргентины, Палестины и Европы идут по Биробиджану с транспарантами и красными знамёнами на первомайском митинге перед театром имени Кагановича. Бездонные и добрые, как звёздное небо глазам матери и её слова:
— Шесть твоих сестёр не могут послужить стране, которая нас приютила, братья Жорж и Генех ещё маленькие! Иди от всех нас на фронт и сражайся, сын!
Благовещенск, Хабаровск, Сибирь, Урал, Свердловск, Энгельс, Сталинград, Котельниково...
Он уже осознал, что снова уснул стоя — просто уткнулся лицом в мокрую от пота спину Надеждина, что-то рассказывающего лейтенанту Джавахяну — командиру заградотряда из 10-й стрелковой Сталинградской дивизии НКВД полковника Сараева, осуществляющего защиту объектов тыла в Сталинграде и Сталинградской области.
Джавахян хмуро слушал Надеждина, стоя в накинутой на плечи не уставной кожаной куртке, танкистском шлеме на затылке и мотоциклетных очках. Лейтенант, видимо, собрался куда-то ехать на своём мотоцикле, полулежащем на груде пустых ящиков из-под бутылок у одноэтажного домика магазина с соломенной крышей и вывеской “Хлеб”. Видавший виды бронеавтомобиль БА-64 заградотряда стоял теперь поперёк моста, повернув башню с пулемётом ДТ-29 на запад. Через открытую вниз и вбок металлическую дверцу броневика были видны по пояс голые из-за жары водитель и стрелок в шлемах. Две крытые автомашины ГАЗ-АА стояли под масксетью. Бойцы в форме пограничных войск НКВД с автоматическими скорострельными винтовками Токарева, пистолетами-пулемётами ППД, двумя ручными пулемётами Дегтярёва слушали своего комсорга, говорящего что-то про долг перед страной и партией, о надеждах на них товарища Сталина. Станковый пулемет Максима по-прежнему располагался в окопе у моста, бухта телефонного провода и ящик динамита были сложены там же, а 82-миллиметровый батальонный миномёт БМ-41 стоял теперь у крыльца, вместе с ожидающими команды о занятии боевой позиции тремя бойцами. Тут же сидели на солнышке невозмутимые приблудные собаки. Всё это внештатное вооружение для ведения пехотного боя — взрывчатка, бронемашина и миномёт явно не подходило для конвойных и заградительных задач отряда, и явно было получено по случаю исключительной инициативы молодого кавказского начальника. Однако, в обстановке, когда вчера ещё тыловой рубеж Курмоярского Аксая превратился в линию фронта, это вооружение из арсенала стрелкового батальона могло помочь взводу НКВД удерживать контроль над переправой. Вот и сейчас, слушая рассказ стрелка из 208-й дальневосточной дивизии о немецких мотоциклистах на дороге у Даргановки, лейтенант чувствовал себя вполне уверенно — его БА-64 любых мотоциклистов он перебьёт без особого труда и потерь для личного состава заградотряда не будет.
Полупьяный веснушчатый местный житель Прошка с редкой двухдневной щетиной на щеках, девушки-делопроизводители из заградотряда Женя и Зоя в крепжоржетовых платьицах с рукавами-фонариками в мелкий цветочек, седой старшина, председатель Текучев с казачкой Андреевной стояли тут же. Стол, похожий на прилавок, с разными мелкими вещами из числа конфиската, с недоеденными помидорами и арбузом, пишущей машинкой, стопками бумаг, патефоном с лакированной крышкой, был покрыт толстым слоем пыли и щепок после недавнего авианалёта гитлеровцев. Пластинка, как это было утром, не крутилась, детский голос песню о Ворошилове не пел и балалаечный оркестр сопровождения безмолвствовал.
— Так значит, немцы стреляли из пулемётов, ранили твоих товарищей, а вы их гранатами? — переспросил Джавахян, присаживаясь на край стола, — и теперь ваши немцы где?
— Скрылись в плавнях! — ответил Надеждин, чувствуя, что у него всё плывёт перед глазами от жары и усталости, хотя адреналин боя и опасности всё ещё блуждал в его крови, заставляя держаться на ногах, — нам бы машину или подводу, чтобы нашего Колю Петрюка забрать и сюда довезти, а то он сильно ранен пулей, а бинтов и йода у нас толком не было.
— Ну да, стрельба с той стороны была нам слышна, хотя стреляют сейчас уже везде. Машину вам дать? — переспросил Джавахян, поглядывая при этом на заросли по другую сторону реки, где ополченцы из числа ранее задержанных заградотрядом подозрительных личностей и беженцев рубили и ломали кустарник вокруг артиллерийской позиции двух 122-х миллиметровых гаубиц третьего дивизиона 865-го артполка 302-ой дивизий лейтенанта Беридзе. 40 осколочно-фугасных выстрелов этих орудий были сейчас главной надеждой 1-го батальона 435-го полка 208-ой стрелковой дивизии в обороне. Было видно, как молодой грузин Беридзе, позабыв про усталость и изнуряющую жару, деятельно распоряжается оборудованием позиции на берегу реки у моста: прокладкой кабели телефонной связи, рытьём укрытий, щелей, маскировкой орудий ветками и пучками травы. Это было совсем не лишним, поскольку прямо над Пимено-Черни на большой высоте висел в воздухе и монотонно гудел двумя моторами немецкий самолёт-корректировщик Focke-Wulf 189. То, что немецкие разведчики оттуда всё видели через свою отличную оптику как на ладони, Джавахян не сомневался — способности подобных стервятников были печально известны фронтовикам ещё с лета прошлого года, а воины-чекисты 10-й стрелковой Сталинградской ордена Ленина дивизии войск НКВД с ними встретились в июньском сражении за город Воронеж. Свойства превосходной радиосвязи немцев не давала возможности сомневаться в том, что и на этот раз наземные гитлеровские силы, стоящие в балке в нескольких километрах отсюда, главные их силы у Котельниково, немецкая моторизованная колонна, идущая на восток южнее хутора Дарганова, знают всё про советские оборонительные позиции, про беженцев и эвакуированных, уходящих на восток по восточной Караичевской балке. Если немецким танкам и бронемашинам удастся через Пимено-Черни ворваться в эту балку, выводящую в тыл боевой группе Воскобойникова и чеченцев Висаитова у железнодорожной станции Чилеково, перекрывших к досаде майора Зауванта грейдированную дорогу на Абганерово, то во время паники и бегства, зажатые склонами балки, на радость немецким, румынским убийцами и их русским, казачьим помощникам, от пуль и гусениц погибнут тысячи советских людей, и недавний расстрел беженцев на мосту покажется этим палачам гуманным актом...
За артиллерийскими позициями Беридзе располагался его небольшой склад боеприпасов, заранее подготовленный пункт сбора раненых, отхожее место, полевая кухня. Лейтенанту Джавахяну от моста был хорошо виден недалёко от гаубиц грузовик зенитного дивизиона 61-й стрелковой дивизии с крупнокалиберным пулемётом Дегтярёва-Шпагина в кузове. Имеющиеся при пулемёте мощные бронебойные патроны Б-30 12,7x108 и бронебойно-зажигательные патроны БЗ могли заставить остановиться танки и отвернуть пикирующие бомбардировщики, но достать разведывательный самолёт Focke-Wulf 189 на высоте более трёх километров они не могли. Красивая молодая девушка-зенитчица Рая Шаблыкина из Оренбурга с каштановыми волосами и серыми глазами, похожая на героиню плаката “Женщина, на паровоз!” и водитель Толя Деев — стройный юноша из Астрахани, с огромными чёрными глазами, сейчас стояли рядом у пулемёта и, задрав головы, следили за самолётом-разведчиком. Случалось, правда, редко, что немцы спускались и ниже 2500 метров, и тогда ДШК мог до них доставать. Рая и Толя считали себя мужем и женой, дав вчера клятву верности. Они сейчас так нежно прижимались друг к другу, словно стояли не в кузове грузовика за крупнокалиберным пулемётом, а в романтической беседке Аэропортовского или Скульптурного парка культуры в Сталинграде на утренней летней зорьке. Лейтенант Джавахян не сразу поверил утром в их рассказ о боях в степи и, если бы не записка ординарца командарма-64 генерал-лейтенанта Чуйкова, направившего их сюда, он бы их задержал для тщательной проверки. По их словам выходило, что их дивизион 748-го зенитного артполка подполковника Рутковского был передан из Сталинграда в 91-ю стрелковую дивизию дагестанцев несколько дней назад. При прорыве немцев и румын у станицы Цимлянской и Богучар через оборону дагестанцев на Дону, зенитчики располагались на Цимлянских высотах. Потом они отступали кружным путём через станицу Мокросоленую к реке Сал и станице Кутейниковской, где были застигнуты немецким авангардом и приняли смертельный бой. В то время как другие защитники станицы пали смертью храбрых, они бежали в степь. Теперь вот, обнимаются у всех на виду: ещё того гляди целоваться начнут...
Командир заградотряда Джавахян невольно вздрогнул, когда громкий голос прервал его мысли и вернул на площадь перед мостом, только что очищенную от тел убитых при авианалёте людей и лошадей. Задержанные и местные жители, отворачиваясь и щурясь, при помощи пограничников, таскали и складывали в наспех отрытый неглубокий ровик у реки изуродованные разрывными пулями и снарядами авиапушек тела женщин, мужчин, молодых, старых, подростков и детей. Это было всё так похоже на жуткие рассказы отца Джавахяна о чудовищной резне армян озверелыми турками в 1915 году и депортациях армян Западной Армении, Киликии и других провинций турецкой империи, когда сотни тысяч живых людей превратились в таких вот безликих жертв Сатаны, превратились в кули кровавых тряпок, и их даже некому было похоронить по-христиански. Ему вдруг припомнилась истовая светлая вера зенитчиков Раи и Толи в счастливое будущее после войны, и захотелось даже поверить и пожелать, чтобы так же засветились и его глаза, как светились они любовью у этих безумно влюблённых советских Ромео и Джульетты, и так же светло улыбнуться как они, но вот только сейчас армянский мужчина — лейтенант НКВД, просто не мог улыбнуться никак. Турецкие капиталисты мечтали всегда оккупировать Южный и Северный Кавказ, Среднюю Азию, Крым, Поволжье. Покончить с армянским народом для них было первым шагом к этому, и фашистская пропаганда внушала турецкому народу чувство звериной ненависти к армянам. Турками и их немецкими советниками была организована массовая депортация армянского населения Западной Киликии, Западной Анатолии и других местностей в концентрационные лагери в Ирак и Сирию с целью уничтожения и окончательного решения армянского вопроса. Лишь самооборона армян Вана, смогла успешно отразила атаки турок, и сорок дней продолжалась героическая защитников горы Муса в Суетии от турецкой орды. Все сёла были разорены и ограблены, не было больше у армян ни крова, ни зерна, ни одежды, ни топлива. Улицы были переполнены трупами. Всё это дополняли голод и холод, уносящие одни жертвы за другими. Турецкие фашисты и их кавказские пособники старались ещё более зверскими средствами наказывать народ, радуясь и получая от этого дьявольское удовольствие. Они подвергали разным мучениям родителей, заставляя их отдавать в руки палачей и насильников своих 8- 9-летних девочек. Капиталистами были уничтожены были тысячи древних рукописей из армянских монастырей страны, первой на планете принявшей христианство, были разрушены исторические и архитектурные памятники, осквернены святыни народа и его могилы. До концентрационных лагерей в Ираке и Сирии доходила всего лишь небольшая часть репрессированных, а других ждала ужасная судьба — турки выводили людей тысячами из лагерей в пустыню и сатанински убивали. В концлагерях, турецкими фашистами на виду у их западных покровителей и вдохновителей был организован голод, эпидемии. Армян массово убивали в Ираке и Сирии у Алеппо, в лагерях смерти Рас-ул-Айна, Дейр-эз-Зора — сотни тысяч ни в чём не повинных женщин, стариков и детей были там преданы мученической смерти. Такие же массовые репрессии настигли армян Восточной Армении, Азербайджана и Карабаха, после крушения царизма и хаоса на обломках империи Николая II. Только в городе Баку и Шуши турецкие фашисты и азербайджанцы — закавказские татары предали мученической смерти по 30 тысяч человек в каждом городе. В Измире, кроме садистского уничтожения людей в самом городе, изверги затопили в гавани корабли с женщинами, стариками и детьми, а всего один из древнейших цивилизованных народов мира — армянский народ потерял двадцать лет назад от рук турецких фашистов их курдских и кавказских помощников 1 500 000 своих сынов и дочерей. Фашисты Талиат, Шакир, Джемал-паша, Халим ликовали, кричали на весь капиталистический мир:
— Армянского вопроса больше не существует и еврейского, и русского вопроса так же не будет!
За этим главарями турецких фашистов охотились армянские народные мстители, казнили их именем армянского народа, но воскресить полтора миллиона невинных жертв уже было невозможно...
— Да-да, товарищи бойцы, проверим мы сейчас ваш рассказ про учителя, — сказал лейтенант, возвращаясь мыслями на Курмоярский Аксай, где теперь и ему, по-видимому, предстояло сойтись в смертельном бою с капиталистами, и переводя взгляд на лица людей, стоящих вокруг, — где этот ваш учитель квартирует?
— Так вон его дом, первый у реки, с огородом прямо вдоль улицы, он там у Марии Ивановны комнату снимает уже очень давно, — заикаясь, сказал старик Текучев, поправляя трясущейся рукой на голове старую казацкую фуражку с треснувшим козырьком: вид множества убитых, изувеченных пулями и авиаснарядами, вид луж крови и внутренностей вызвали в нём ужас и страх.
— Вы тут, граждане казаки, развели убийц-маньяков, а мы из-за вас должны их отлавливать, съехаться на ваш Дон со всей страны и воевать, и работать за вас! — сказал старшина, — давайте сначала про мёртвых и как майору Рублёву с обороной помочь.
— Товарищ старшина... — протянул красноармеец Пётр Надеждин, — ну, товарищ старшина, мы ведь советскую девочку Машу тут ищем, и ищем потому, что так нашему комбату майору Рублёву командарм Чуйков приказал. На вид девочке тринадцать лет, платье жёлтое, косички, могла в Даргановку к тётке пойти. Учитель Виванов наврал нам, что видел её у Змеиной балки. Саму Машу мы из-за бандитов и немцев так и не нашли. Учитель этот набор мясника при себе имел, и беженку одну красивую ещё на дороге охмурял, похоже, что он и есть — убийца детей. Ещё мы девочку Лизу ищем. Одета она была в красную юбку, белую рубашку с пионерским галстуком. А вот учитель Виванов сказал, что только что вернулся от этой самой учительницы в Пимено-Черни, а по дороге видел Машу. А учительница-то уже неделю как тю-тю, уехала без возврата...
Надеждин говорил и чувствовал, что близок к помутнению сознания, что его молодой и сильный организм почти выдохся — всё перед ним иногда расплывалось, как в тумане, и трудно было сказать, что больше его угнетало: усталость от ночного марша с полной выкладкой, авианалёт в поле и смерть своих юных товарищей, распятые и растерзанные девушки у лагеря уголовников, ранение товарищей в бою с немецкими мотоциклистами, или всё-таки этот мост, залитый кровью, заваленный убитыми людьми и животными, заставленный изуродованными машинами, повозками, словно после действия луча смерти из романа Алексея Толстого “Гиперболоид инженера Гарина”. Этот фантастический роман графа, принявшего власть трудового народа, была любимой его книгой, тоннелем в другой мир будущего, ужасный и прекрасный. Он и сейчас мог, если бы ворочался язык и голова прояснилась, пересказать прочитанный пять лет назад роман о русском инженере, ставшим за счёт сверхоружия и машины по производству неограниченного количества золота диктатором США вместе с подругой Зоей, балериной легкого поведения. Гиперболоид — это аппарат, выпускающий тепловой луч с химическим источником энергии, способный разрушить любые преграды на больших расстояниях. Гарин быстро пробурил и добыл из самого центра планеты огромное количество золота, платины, урана, железа, никеля, алюминия, чем подорвал золотой стандарт США, вызвал глобальный финансовый кризис, после чего скупил, как Морган и Барух в Великую депрессию, обесценившуюся промышленность США, стал там диктатором. Гарин сделал бы тоже самое с разрушенной экономикою России, если бы там не победили большевики. Диктатору противодействовал и одновременно содействовал агент Союза ССР и ещё американский монополист-мультимиллиардер, банкир и промышленник, в котором можно было легко узнать Моргана или Рокфеллера. В романе произошла воздушно-химическая война, как в Испании и Эфиопии, а разъярённая толпа в Вашингтоне штурмовала Белый дом...
— Ну да, я помню, ты говорил про свои подозрения насчёт Виванова, и что он может быть как-то связан с пропажей девочки Маши, дочки гражданки Андреевны... — кивнул головой лейтенант.
— Дрэк мит фэфэр — тяжело дыша, прошептал бледный Гецкин, стоящий рядом, едва не теряя сознания от жары и усталости, — chicas, vamos, lo siento!
Вся левая сторона его головы, шеи и груди были в запёкшейся крови. После мгновенного сна о Буэнос-Айреса в его затуманенном сознании всплыло видение колбы с мандариновым сиропом на тележке с газированной водой, бутылка с сладкой охлаждённой “Крем-содой” со вкусом ванили, гранёный стакан с пузырящимися цитрусовым “Ситро” в праздничном летнем парке...
— Да-да, — поддакнул Текучев, самоназначенный староста вместо сбежавшего председателя сельсовета, — места у нас тут нехорошие, калмыки и черкесы обычно ворованный скот неподалёку в балках прячут. Однако наш Василий — примерный учитель, в доску свой, не может он быть убийцей детей, он же их в школе учит…
— Немцы вот-вот атаку начнут! — воскликнул с сильным акцентом лейтенант Енукидзе, подошедший к образовавшейся группе вокруг командира заградотряда, показывая пальцем через реку на заросли, — нужно связь ещё к КП батальона Рублёва протянуть и с убитыми процедуры закончить, а вы чего тут за митинг развели, товарищи? Зойка, держи документы, что у убитых беженцев удалось найти при себе, готовь по ним список в милицию, пусть учтут, хоть родственники будут знать, где их близкие лежат!
Грузин передал ей окровавленную стопку удостоверений и справок. Сейчас он совсем не был похож на того разбитного молодого человека, что со своей невестой Зоей устроил несколько часов назад по-кавказски шумное веселье с песнями и безобидным хулиганством.
— Тут же половину фамилий не разобрать из-за крови! — воскликнула Зоя со вздохом.
Джавахян поглядел на своего товарища Енукидзе из инженерной роты охранной бригады, присланного для усиления инженерных возможностей его маленького отряда, и вдруг, как будто взглянули из прошлого самому ему в его душу заплаканные, испуганные, широко распахнутые карие глаза его младший сестёр Зары и Каринэ, братьев Ашота и Баграма. А потом промелькнуло перед его глазами только что произошедшее массовое убийство на моту ни в чём не повинных людей, привиделось, как разрывные снаряды и пули истребителя Messerschmitt Bf.109G врезались в повозку с испуганной женщиной в юбке и ситцевой кофте с подпрыгивающими на ухабах комочками двух маленьких девочек — одна из них прижимала, словно спасала от опасности страшненькую самодельную тряпичную куклу, как на дорогу упало тельце ребёнка, лишённое головы, за ним выпрыгнула мать с леденящим душу истошным криком:
— Ка-атя-я! Ка-атя-я!
Сделав шаг и она упала, изрешечённая мелкими осколками, словно десятки ножей одновременно пробили её тело. Вторая девочка с тряпичной куклой упала следом около тел сестры и матери. Кукла отлетела в сторону, и девочка тянулась к ней, как к спасению, к последнему, что осталось вдруг от всей её прошлой, прекрасной жизни среди любящих людей. Ударившие вокруг неё пули и осколки, будто не посмели коснуться её. Разлетающаяся на куски повозка накренилась — правая лошадь, путая сбрую, повалилась через голову, дёргая ногами, а вторая вздыбилась и упала хребтом на повозку. Людей накрыло повозкой и вещами. При попадании разрывных пуль, от кучи из лошадиных и человеческих тел и тюков в разные стороны полетели капли крови, кусочки кожи, щепки, лоскуты...
Печально зазвучала в его сознании шедевральная музыка армянского дудука из абрикосового дерева, своим мягким звучанием, напоминающим живой человеческий голос, запели певцы-гусаны, виртуозно играющие на кемане, шви, а струны бамира изливали задумчивую мелодию, и всё это звучание архаических пластов культурной семантики основ всей мировой культуры, с интонацией одновременно восточной и западной музыки рвало душу на части. Потом музыка сменилась, и родные слова самой красивой песни о любви на секунду заслонили все окружающие звуки его жизни:
Ов, сирун, сирун...
Инчу мотецар?
Сртыс гахтникэ,
Инчу имацар?
— Минируй мост динамитом, Тенгиз, если что, взорвём его, чтобы танки быстро не прошли в балку, а то по балке машины, подводы, толпа людей уходит на Чилеково, — сказал ему лейтенант, придя в себя, — и если немцы туда ворвутся на танках, то будет мясорубка, похлеще той, что только что тут была из-за самолётов!
Енукидзе поправил портупею и невесело произнёс:
— У меня сегодня день рождения — двадцать пять лет стукнуло, и пусть будет по этому поводу капиталистам хороший салют!
— Бойцы, давай за мной, вдруг ваш подозреваемый вернулся домой, — скомандовал Джавахян, — а если он не вернулся и допросить его не получится, осмотрим дом, допросим квартирную хозяйку, если он псих-убийца детей, то что-нибудь из улик дома да оставил, может вещи какие...
— Шлепнули бы его там на дороге, вашего убийцу и дело с концом, — зло сказал Надеждину старшина, — зачем отпустили-то его?
— Так немцы же выехали прямо на нас... — пробормотал Надеждин.
— Да, а ты... — сказал лейтенант, остановился и ткнул пальцем в Гецкина, — ты вместе с Зоей, она у нас обученный санинструктор, и с сержантом Свиридовым отправляйся быстро на машине за вашим раненным товарищем бойцом, пока он кровью не истёк, где вы там его спрятали!
После этого Джавахян в сопровождении старшины, селян и Надеждина, решительно направился к указанному старостой дому. Он был теперь здесь властью, а Пимено-Черни стал сейчас западной границей Союза ССР — на востоке отсюда были свои, на западе враги. После авианалёта не было больше у Курмоярского Аксая стихийного рынка перед мостом, толпы беженцев из-под Харькова, с Донбасса, из Крыма и других западных областей, застигнутых неожиданно мощным наступлением немцев, румын и венгров на участке фронта от Харькова до Тамани. Не было толп русских, казаков, калмыков со своими телегами, бричками, верблюдами и лошадьми, грузовиками и возами с кулями, чемоданами, кроватями, зеркалами и фикусами. Не было рядов встревоженных лиц, испуганных детей, усталых стариков, лающих собак, блеющих овец и коз, мычащих коров, выводков крикливых гусей. Переправа и подъезды к ней были теперь забиты расстрелянными авиацией грузовиками, крестьянскими повозками, разорванными на куски лошадиными и человеческими телами, чемоданами и кулями. Смолкли истошные рыдания и проклятия убитых и раненых. Задержанные заградотрядом подозрительные мужчины из числа беженцев и вместе с ними жители Пимено-Черни рыли ещё одну траншею у воды и носили туда тела убитых. Жара не оставила других вариантов действий. Зато среди шиповника, черёмухи, вязов и лесных яблонь снова запели, перелетая с места на место, птицы. Щеглы и дрозды деловито повествовали друг другу на разные голоса про свою вечную тему жизни — еду и воду, а в зарослях вдоль реки для них было полно мух, кузнечиков и жуков.
— Пока, Аргентина! — сказал Надеждин вяло Зусе, слегка помахав товарищу рукой.
— Да, да, — промолвил тот еле слышно, — я скоро вернусь!
Так они и расстались. И Зуся пошёл, спотыкаясь, за Зоей к грузовику, и перед глазами его плыли круги, даже ослепительный свет не взбадривал, скорее слепил и злил.
Надеждин пошёл в другую сторону, за Джавахяном и остальными по улице Ленина от магазина с вывеской “Хлеб” к дому Виванова, немного в горку. А вокруг Пимено-Черни всё так же горели колхозные поля пшеницы, горели машины и комбайны, от чего запах гари бил в ноздри, а пыль щекотала глаза. Над соломенными, камышовыми и дощатыми крышами станицы гудели самолёты, медленно двигались со стороны далёкого Каспийского моря облака, сулящие ночью ливень. Надеждину было теперь так же невмоготу, как утром Гецкину на дороге от Котельниково, когда тот, того не осознавая, на ходу ослабело прислонился к плечу товарища и уснул. Негромкие голоса, шорох подошв, гудение моторов в небе, раскатистые выстрелы неподалёку стали теперь в его сознании далёкими, гулкими и звучали, словно в каменном колодце...
— Ну вот, пришли, — сказал кто-то, видимо Прошка, — вот дом Марии Ивановны...
Гецкин же тем временем неловко и еле-еле двигая рукам и ногами, забрался в кузов грузовика под тент без своей разбитой винтовки. Несмотря на то, что брезент прикрывал кузов от палящего августовского солнца, воздух под ним был раскалён, как в духовке.
— Жара какая! — словно вторя его мыслям, сказала Зоя, залезая следом и втаскивая за собой пухлую брезентовую сумку санинструктора с красным крестом на клапане, — вот, освоила в промежутках между печатной машинкой и сшиванием папок нужную военную профессию. Реально в боевых условиях лучше иметь перевязочные пакеты, жгут и йод, так проще подползти к раненому под обстрелом, подложить под него свою ногу, разрезать одежду над раной, потом наложить ватные подушечки на входное и выходное раневые отверстия под бинт. Потом бойца надо укрыть от вторичного поражения пулями или осколками, окопать или оттащить за кочку, в воронку на плащ-палатке или петлёй от лямки, обведенной вокруг туловища под плечи. Главное поскорее к врачу в полковой медпункт его доставить. Так что главное — пакеты и йод…
Девушка положила пачку документов погибших беженцев, переданных ей лейтенантом под сидение и накрыла рогожей до возвращения.
— Тебя как зовут, боец? — спросила она Зусю.
— Зуся, но можно звать Аргентина... А тебя Зоя зовут, я знаю…
— Смешное у тебя имя и прозвище тоже смешное!
В другое время он бы во все глаза смотрел на курносый носик двадцатилетней девушки, её голубые глаза, широкие бёдра и упругое тело, пружинящее при каждом движении под платьем в цветочек, одновременно представляя себе любимую эротическую картинку юности — тётю Соню во время купания, когда можно было подсмотреть невообразимые её женские таланты. Но сейчас он только видел руки с ватным шариком и пузырьком йодной настойки, быстро приготовленные девушкой, чтобы обработать горящие огнём ссадины на его лице и шее.
— Боец, куда ехать-то? — зычно спросил Гецкина сержант Свиридов прямо через брезент, прислушиваясь к раскатистым, но невнятным звукам речи от работающей за леском немецкой агитационной радиоустановки, призывающей батальон Рублёва сдаться в плен, — где твой раненый товарищ спрятан?
— По берегу нужно ехать по ту сторону реки к Даргановке, — ответил Гецкин так тихо, что Зое пришлось суфлировать его ответ.
— Вдоль реки, по той стороне, — сказал сержант бойцу-водителю в фуражке на самом затылке и неуставной белой футболке-безрукавке с синей буквой “Д” на груди, обозначающей некую его принадлежность к футбольному клубу “Динамо”, — давай, Андрюха, поехали!
Водитель всё это время стоял, разглядывая самолёты в небе, а получив команду, вразвалочку подошёл к капоту своей сильно запылённой полуторки ГАЗ-ММ-В... Пока союзники, на примере потопления немецкого современного линкора “Admiral Graf Spee”, действующего в одиночку в удалении от своих баз против всего флота Великобритании, показали, что могут за счёт своего качественного и количественного превосходства, если захотят, гарантированно утопить все надводные корабли Гитлера в течение нескольких месяцев, но под предлогом угрозы от единственного оставшегося гитлеровского линкора “Tirpitz”, скрывающегося во фьордах Норвегии, саботировали доставку северным морским конвоем по ленд-лизу очень нужных грузовиков в самый критический момент всей войны, советские заводы в условиях эвакуации продолжали выпуск грузовиков, без которых война с Вермахтом была бы проиграна. Даже без всей мощи надводных кораблей короля Георга VI, только его авиация, имеющая возможность уничтожать целые города, могла за один налёт потопить линкор “Tirpitz” и разрушить всю инфраструктуру немногочисленных норвежских аэродромов Люфтваффе, угрожающих очередному северному морскому конвою PQ 17. Но кровавому королю хотелось убить ещё побольше людей, и он таких приказов не отдавал. Конвой PQ 17 был в условиях начавшегося Сталинградского сражения “ложкой, дорогой к обеду, и бесполезной после обеда”. Однако, судя по делам, творящимся вокруг конвоя PQ 17, кукловод Гитлера — король Георг VI меньше всего желал победы Союза ССР в разгорающейся Сталинградской битве. Но к его огорчению грузовики разных марок всё равно выпускались советскими заводами, и даже в большем количестве, чем до войны, пусть и с потерей в качестве. Ни автомобильный, ни железнодорожный, ни речной транспорт страны рабочих и крестьян не остановился, как это случилось с транспортом в империи Николая II в разгар войны, вызвав крах царской промышленности, проигрыш в войне, голод в городах, распад страны и армии. Героические советские железнодорожники и заводчане спасли страну в прошлом году от коллапса и повторяли подвиг теперь, в этом году. Официальный ленд-лиз для рабоче-крестьянского государства в условиях саботажа ленд-лиза самими же американскими и британскими поставщиками, был провальным ленд-лизом для советского получателя. Но это было совсем не то, что представлял собой неофициальный американский и британский ленд-лиз для капиталистического III Рейха Адольфа Гитлера, когда американские поставщики ленд-лиза вроде Форда производили грузовики прямо в Германии на принадлежащих им через третьи руки заводах “Opel” или “Horch”. Конечно, неплохо получалось выпускать качественные машины в США, когда твои пол страны не сожжены карательной армией Вермахта, когда не убиты миллионы американских солдат, то есть рабочих, а дефицитные материалы не погибают тоннами ежедневно на поле боя вокруг осаждённого Нью-Йорка в виде амуниции и техники уничтоженных дивизий...
Вот и на этом советском грузовике заградотряда в Пимено-Черни горьковского завода ГАЗ-ММ-В механические тормоза были установлены только на задних колёсах, не двухскатных, как у довоенных машин, а односкатных, и фара передняя была только одна, зеркал заднего вида не было вовсе, крылья из кровельного железа, боковые борта не открывающиеся, и апофеозом утилитаризмам военного времени была деревянно-брезентовая кабина водителя вместо металлической, и брезентовые занавески вместо дверей! Задние полуэллиптические рессоры этого грузовика выглядели просевшими, видимо на полуторку грузили обычно гораздо больше положенного. Грузовик был устаревшим, не самым лучшим автомобилем, но как раз такая архаичная конструкция позволяла грузить на него сколько влезет, заправлять всем, что горит, ремонтировать тем, что найдётся под рукой...
Шофёр Андрюха подкрутил пробку заливной горловины перед ветровым стеклом — бак размещался в кабине перед лицами водителя и пассажира — бензин самотёком поступал в двигатель, а указателем уровня топлива служил видимый поплавок.
— Ну, что, вроде готова наша “полундра”! — сказал он, — давай, сержант, будешь помощником на ручном тормозе, а то от педали тормоза не работают.
Он залез в тесную кабину, разогретую на солнце как печь.
— Поехали! — скомандовал сержант, с трудом устраивая в тесной кабине свой автомат ППШ.
Шофёр повернул ключ зажигания, нажал на педаль стартера за рулевой колонкой. Грузовик весьма бодро завёлся, заглушая все остальные звуки мира, началась тряска, словно мотор был намертво прикрученным к раме.
Дёрнув рычаг переключения передач с небольшой “собачкой” для предотвращающая непроизвольного включения задней скоростей, Андрюха включил вторую скорость и тронул машину с места, крутя четырехспицевое рулевое колесо, чтобы выехать на мост с таким усилием, что, казалось, он поворачивал не машину, а всю планету под ней. Но радиус разворота ГАЗ-ММ-В был весьма мал, и развернуть грузовик на пятачке удалось без лишних мучений. Бронеавтомобиль на мосту тоже завёлся одновременно с грузовиком, немного повернулся на месте, пропуская машину, и снова перегородил мост. Лейтенант Енукидзе, мокрый от пота настолько, что гимнастёрка прилипла к спине и груди, начавший было распоряжаться установкой динамитных шашек на опорах моста, помахал Зое рукой, закричал на прощание что-то из академической грузинской поэзии, явно бодрясь:
Когда Актеон, сын Аристея,
Мягко ступая, шёл по лесу, охотясь,
Вдруг Артемиду он увидел нагую,
Средь своих нимф она красовалась...
— Ничего не слышу, Тенгиз, я скоро! — крикнул Зоя в ответ военному инженеру сквозь вой двигателя.
Миновав горящие комбайны на подъёме от реки, грузовик свернул на едва заметную колею, и двинулся вдоль берега со скоростью, едва превосходящую скорость велосипедиста. Убитая корова с раздувшимися боками лежала в кустах неподалёку от моста, рои мух везде суетились как на бойне. Медленно проплыли места, где недавно три товарища ехали на велосипедах, а потом шли через невысокий кустарник по левому берегу Курмоярского Аксай на восток. Река здесь часто петляла. Старицы, промоины, лесопосадки, сады, изгороди, овражки и кочки затрудняли движение. Убитые люди в зарослях, лежащие кое-как в нелепых позах встречались повсюду: белые платочки размотались, изодранные кофты грязны, пыльные юбки задраны, босые заскорузлые ноги и тёмные от ветра и солнца руки вывернуты так, как у живых людей не бывает. Вокруг тел валялись узелки, крынки, бидоны, ботинки, сапоги. Наверное, здесь истребители обстреляли толпу селян, возвращающихся с рытья окопов или полевых работ. Вокруг было совсем пусто, ни души, только бродили бесхозные овцы...
— Может в твоей санитарной сумке немного опия или кодеина найдётся? — проныл тихо Гецкин, едва не теряя сознание от тряски, — аз ох ун вэй!
Он чувствовал, что ему так страшно хочется есть и пить, что он, наверное, сейчас умрёт от этого. Невольно взглянув на колени девушки, он опустил взгляд на её босоножки на невысоком каблуке, когда-то, видимо, белого цвета, побитые камешками и сильно запылённые. Носочков на Зое не было, и грубые ремешки заметно растёрли нежную кожу на подъёме. Эта девушка в платье с подкладными плечиками и рукавами-фонариками, хоть и без белых носочков в босоножках — была просто символом мирной счастливой эпохи, рухнувшей с началом войны. Платьица, косынки, босоножки, носочки, фильдеперсовые чулки со швом... Фильдеперсовые чулки со швом достать было до войны очень трудно, а цены были нереальными, но они были таким объектом мечтаний, что девушки и женщины рисовали на голых ногах карандашом шов и пятку, имитируя чулок. Из-за мира таких вот женских ног Зуся никогда не отказывал отцу в его желании сделать из сына обувщика, он и сам готов был заниматься женской обувью хоть на том свете. Тем более в огромном Союзе ССР, где в условиях различного обувного дефицита для предприимчивого еврейского обувщика было просто раздолье. Если бы не война... Советские девушки и женщины предпочитали носить ультрамодную обувь на платформе и танкетке, туфли с открытым носком и пяткой, на высоком каблуке, имеющие платформу под носочной частью. То, что в Союзе такой обуви практически не было, Гецкин-старший заметил сразу, как только они доехали до Биробиджана — унылого мира валенок и бурок — высоких сапог с голенищем из войлока и низом из натуральной кожи. Вся семья Гецкиных по приезду сразу принялась выстругивать платформы кустарным способом из дерева, набивать хлястики или союзки из ткани или обрезков кожи. Получалась модная обувь, стоившая дороже, чем тяжёлые в изготовлении полуботинки со шнуровкой на небольшом каблучке и туфли лодочки. Зимой все советские модницы мечтали о шнурованных ботиночках ”румынках” на небольшом каблуке, на меху и с меховой оторочкой, но это было слишком сложно в изготовлении для еврейских переселенцев из-за дефицита хорошего сырья.
Хорошая обувь стоила недешево, поэтому на ногах у советских женщин часто можно было увидеть грубоватые модели, мало похожие на элегантные туфельки из журналов...
— Это мы для серьёзно раненых оставим наркотики! — решительно сказала Зоя, — и вообще, сейчас главное — малярия. Хорошо, что наши учёные по указанию Иосифа Виссарионовича Сталина в срочном порядке ”Акрихин” от малярии разработали и целый завод построили. А то на Воронежском фронте и к нам, на Сталинградский, говорят, итальянцы занесли тяжелую тропическую форму малярии, так что целая эпидемия теперь... Пить хочешь, Зуська?
Не дожидаясь ответа, она протянула ему флягу, с жалостью глядя на заросшего чёрной суточной щетиной, тонкокостного юношу, с большими, выразительными карими глазами, бледным лицом со впалыми щеками, на котором выделялся длинный нос с горбинкой. Гецкин трясущимися руками взял флягу и сделал глоток самой обыкновенной, пахнущей тёплым алюминием, но самой вкусной в его жизни воды...
В это же время приземистая пятитонная бронемашина Sd.Kfz.222 с эмблемой 14-й танковой дивизии руной “Одал” со следами запекшейся крови на протекторах колёс, кусками человеческой кожи, клочьями советской униформы, застрявших в сопряжениях оборудования, инструментов и канистр на броне, из числа машин, участвовавших ночью в расстреле в Котельниково эшелона с бойцами 208-й стрелковой дивизии, стояла сейчас зарослях дикой вишни гораздо ближе к Пимено-Черни, чем ожидалось, примерно там, где недавно трёх товарищей обстреляли из зарослей дезертиры и уголовники. Из-за жары все дверцы и решетчатый люк на восьмигранной башне бронемашины были распахнуты настежь.
Передовой солдат-наблюдатель с компактной УКВ рацией Telefunken 15 W.S.E.b с питанием от “солдат-мотора”, изготовленной на заводе VEF в Риге, располагался ещё ближе, и сообщил о движении к Даргановке вдоль реки советского армейского грузовика. Поэтому-то стрелок бронемашины Sd.Kfz.222 бокового охранения колонны 64-го мотоциклетного разведбатальона 14-й танковой дивизии генерала Хайма, идущего по степи через Шарнут на Жутово, не отрываясь смотрел на дорогу через окуляр оптического прицела TZF 3a, а палец держал на электрическом спуске, и расстрел грузовика произошёл раньше, чем шофёр Андрей и сержант Свиридов успели заметить немцев.
Разрывные снаряды с белым фосфором Sprgr.Patr.Br. 20-миллиметровой автоматической пушки 20-мм KwK 30 и разрывные пули спаренного с ней 7,92-миллиметрового пулемёта MG-34 пронизали грузовик ГАЗ насквозь, пробив радиатор и капот, вскрыли словно консервным ножом бензобак в кабине. Хлынувший из него на раскалённые детали разбитого двигателя бензин бешено вспыхнул, мгновенно охватил кабину, сержанта Свиридова и шофёра Андрея. Они стали гореть живьём, от непереносимой боли рефлекторно и конвульсивно дёргаясь в потерявшем управление грузовике, поехавшем теперь в реку. Горели их волосы, одежда, горел бензин с моторным маслом на их коже и на ослепших сразу глазах. Отек лёгких от раскалённого угарного газа и наступившее удушье быстро прервали эти их последние секунды предсмертия, длинные, словно целая жизнь в аду...
Зуся Гецкин даже не понял сразу, что произошло: просто от дощатого неокрашенного борта перед ним вдруг отделились щепки, мелкая деревянная и металлическая крошка, впилась в его правую руку и ногу, словно волчьи клыки, его обожгло болью, вступившей резко в голову. Вслед за этим фантастическим действием обычных вещей, как будто железный лом ударил в грудь, опрокинул на доски кузова, уходящего из-под ног куда-то в сторону, противоположную той, куда вдруг побежала светотень листвы кустов и яблонь, и невозможно было сделать больше ни вдоха, ни выдоха. И только тогда стал слышен дробный стук, словно в пустое железное ведро кидали тяжёлые гайки, и треск и скрежет, и появился лающий звук громких, быстрых, как из пулемёта, выстрелов пушки, и истошный крик девушки Зои:
— Тенги-и-и-из!
Голова девушки дёрнулась, что-то стукнуло ей по голове, сорвало часть кожи вместе с волосами. Зоя выронила флягу, схватилась за голову, ударяясь всем телом об оказавшийся над ней борт. Превратившись в средства убийства, щепки впились ей в лицо, мгновенно изуродовав до неузнаваемости, кисть руки отрезало невидимым ножом, и только серые глаза, полные смертельного ужаса ещё мгновение смотрели в глаза Зуси, сияя посреди всего мира как ослепительные звёзды, а когда пылающий грузовик въехал в воду, попал в промоину и перевернулся, Зоя упала на него, почему-то теперь невесомая как пушинка. Через разорванный брезент на них из кабины хлынуло белое бензиновое пламя, и бездонная темнота с абсолютной тишиной накрыли сознание комсомолки Зои и красноармейца Зуси Гецкина по прозвищу “Аргентина”...
Глава 11. Октябрьские бои в Москве
Вместо императора Николая II в марте 1917 года главой России, вернее того, что от неё осталось, стал, самоназначившись, князь Львов. Князь Львов был сверхбогачём, организатором половины бюджетных закупок для воюющих императорской армии и флота. Львов был преступником, коррупционером, вором. Он обвинялся царём в гигантских хищениях государственных средств. Для Львова заговор против царя был подобен тому, как убийца поджигает дом, чтобы скрыть совершённое им там убийство.
Другой организатор заговора против царя Гучков. Тоже организатор-посредник промышленных закупок для армии, тоже вор и взяточник. Гучков взял себе после развала империи пост Военного и морского министра. Таким образом обогащению капиталистов Вышнеградского, Путилова, Каменки, Нобеля, Алексеева и других бенефициаров государственного переворота теперь никто не мешал.
Им никто теперь не мешал теперь делать капиталы на бюджетных закупках и переводить капиталы за рубеж, готовя там себе роскошную жизнь в мире и покое, поскольку разруха продолжала приводить Россию в непригодное состояние для любимой ими роскошной жизни. Пришедшие к власти либералы решили, что Николая II лучше арестовать, пусть даже он ими ни в чём не обвинялся, наоборот, доверчиво отдавал свою жизнь и жизнь своей семьи в их руки.
Привычная субординациях в армии и на флоте, губернаторы, отдельный корпус жандармов, охранные отделения, полиция, внутренняя стража были немедленно ликвидированы в ходе начавшейся сокрушительной перестройки страны. Вместо надёжной как топор палача правоохранительной системы была учреждена эфемерная милиция из гимназистов, сумасшедших и уголовников. Националисты этнических окраин империи создали свои государства. Рабочие учредили собственную милицию и к ней партизанскую Красную гвардию. На безопасность буржуев им было плевать, они занимались охраной рабочих районов. Милиция Временного правительства, то есть милиция при городской Думе каждого города в первые месяцы демократии занималась больше вымогательствами и грабежами квартир, чем охраной правопорядка. С уголовниками, повсеместно вышедшими по амнистии, с нахлынувшими за поживой в Москву кавказцами бороться такая милиция не хотела и не могла, а часто даже вступала с ними в сговор.
В сельской местности порядок устанавливали сельские Советы и их вооружённые отряды из помещиков, кулаков и подкулачников. Новая система юстиции сразу утонула в противоречиях старых законов, разбавленных новыми, находящимися другом с другом в неразрешимом противоречии. Воцарился самосуд.
Когда полуказак-полукалмык генерал Корнилов летом 1917 года по просьбе и за деньги крупных промышленников открыл фронт немцам под Ригой, двинул на Петроград казачьи части и Дикую дивизию горцев спасать Россию путём расстрелов пары тысяч смутьянов, вместо того, чтобы пустить по дорогам поезда, завести хлеб и топливо на зиму в столицу, Временное правительство, не имея других сил, чтобы защититься от лезущего в диктаторы Корнилова, передало рабочим-эсерам и большевиками 40 000 винтовок для защиты Петрограда от генеральской контрреволюции. Красная гвардия стала сразу грозной силой в столице и начала наводить в порядок расстрелами бандитов и кавказцев на месте.
Однако спустя всего три месяца, осенью, когда комиссары Временного правительства по всей стране были либо убиты, либо изгнаны и проигнорированы местным населением, красногвардейцы в союзе с лейб-гвардией выгнали и само Временное правительство, которое к октябрю ничем не распоряжалось и не имело никаких сил, кроме карательных отрядов офицеров, юнкеров и ударников. Собрав хлеба продразвёрсткой за полгода вдвое больше, чем царь за последний год царствования, а потом большевики за три, не имея транспорта, чтобы хлеб привести в столицу и крупные города, Временное правительство устроило жесточайший продовольственный, а заодно топливный кризис.
Одной рукой самоназначенный правитель России Керенский пытался арестовать коммуниста Ленина по заказу своих капиталистических хозяев, а другой рукой выдал его соратникам в столичном Совете оружие и разрешил организовать в Смольном институте штаб коммунистической Красной гвардии для защиты от военных сил тех же капиталистов! Керенский вёл двойную игру, если не считать его ориентации на Западные деловые круги и их спецслужбы. Будучи эсером, Керенский посещал поочерёдно то заседания своего Временного правительства капиталистов и помещиков, то заседания обольшевиченного столичного Совета депутатов, членом которого он тоже являлся.
Главное событие этого времени, лишившее Временное правительство поддержки большей части населения, заключалось том, что власть демократов-капиталистов отказалась подтвердить права собственности крестьян и бандитов-кулаков на присвоенные ими весной 1917 года царские, помещичьи и церковные земли, а принялась дискутировать о сроках и условиях. Этим власть перепугала и крестьянство бедное и кулаков-бандитов, что уже присвоенные помещичьи и монастырские земли могут отобрать.
Всё внимание Временного правительства капиталистов-мародёров было поглощено приватизацией государственных царских заводов, золотых и нефтяных приисков, перепродажей их американцам, англичанам и французам. Поэтому Временное правительство игнорировало не только земельный вопрос, но и бросило реально заниматься вопросами работы транспорта и продовольственного снабжения городов, а ведь паровозов и вагонов за полгода демократической власти вышло из строя вдвое больше, чем при царе за два года войны и вдвое выросли цены на всё.
Зато Временное правительство переплюнуло царя в грабеже народа и ввело хлебную монополию! Теперь весь произведённый хлеб принадлежал Временному правительству. Раньше царю-самодержцу принадлежал хлеб только с его сельхозземель, пусть и огромных, а хлеб с земли собственников принадлежал всё же землевладельцам. Новый закон требовал передачу всеми собственниками всего объёма, выращенного ими хлеба за вычетом установленной нормы потребления на личные нужды в распоряжение Временного правительства. Хлебовладельцы, естественно подчиняться отказались. Им стали угрожать оружием военных команд. Какая бы страна, пусть трижды некоммунистическая, долго такое правительство терпела?
За несколько месяцев действия хлебной монополии, как главный регулятор процесса, правитель-мародёр Керенский стал одним из богатейших людей страны. Его зарубежные банковские счета пополнялись взятками и поборами ежеминутно.
Капиталистическая «продразвёрстка» отныне приобрела вид полной конфискации хлеба. Если бы население реально сдало осенью 1917 года весь хлеб правительству, то умерло бы от голода зимой. Не помогли бы никакие карточки, поскольку социалистическая система распределения в руках капиталистов при неработающих железных дорогах действовать не могла. Сельское население, помещики, хлебовладельцы хлеб прятали, как когда-то прятали хлеб от «продразвёрстки» княжеских дружинников Рюрика, «продразвёрстки» баскаков хана Батыя, «продразвёрстки» казаков и поляков Лжедмитрия, «продразвёрстки» Наполеона, «продразвёрстки» Николая II.
С августа 1917 года третий состав Временного правительства, конфисковав почти весь урожай хлеба в стране, тем не менее ввёл норму отпуска хлеба для Петрограда 200 граммов хлеба в день. Эта норма по калорийности была за чертой голода. В последний день своего правления Керенский вообще объявил на закрытом заседании Временного правительства в Зимнем дворце:
— Хлеба в столице на полдня!
Как народ мог ужиться с такой властью? Злая ирония заключалась в том, что комиссарами «демократического» Временного правительства по продразвёрстке и конфискации хлеба были те же царские чиновники, занимавшиеся продразвёрсткой до победы Февральской революции при царе. Они не бойкотировали своё дело и при Ленине...
В Москве ещё при царе с августа 1916 год начали распределять по карточкам сахар. Но лишь с момента отречения царя в марте 1917 года начались продажи хлеба по карточной системе. Через три месяца после ареста царя правитель Керенский ввёл карточки уже на крупы, потом на мясо. Ещё через месяц на коровье масло. В сентябре на яйца. В октябре на растительные масла, кондитерские изделия и чай. Социализм капиталистов затрагивал продукты питания прямо пропорционально ослаблению железнодорожного снабжения и обесцениванию рубля.
В России во время голода 1917 года хлеб не кончился как таковой. В хлебородных районах заготовленный хлеб гнил в сараях, на станциях, в вагонах. Перевезти его в нужном объёме в города не хватало транспорта. Царская разруха и «демократическая» разруха поглотили паровозы, вагоны, мосты, пути, квалифицированный персонал. Засуха аномально жаркого лета 1917 года сделала для хлебных и топливных барж непроходимыми многие реки. Спекулянты и мародёры открыли дорогу для хищения хлеба эшелонами.
Торговцы принимали на реализацию конфискованный хлеб в огромных объёмах и везли его при нехватке в городах за рубеж. Спекуляцией хлебом, казалось, занялась вся стране от мала до велика. Наибольшую выгоду получали, конечно, люди, имеющие изначально капиталы для их вложения в пшеницу. Тот же Вышнеградский, Путилов, Каменка, Нобель, Рябушинский, Гучков и другие. Деньги делали деньги каждый день и каждый день у власти этим мародёрам был дорог. Население крупных промышленных городов оказалось без поставок продовольствия и топлива на будущую осень и зиму. Но богачам капиталистам было плевать на свой народ...
Из больших городов началось паническое бегство населения. Из двухмиллионной Москвы к осени 1917 года уехало полмиллиона. В Питере в начале правления Временного правительства капиталистов весной 1917 было 2 миллиона 400 тысяч человек, а к последнему дню деятельности Керенского и его закулисных хозяев в конце октября 1917 года осталось 1 миллион 400 тысяч! Население столицы проголосовало за свободу капиталистической демократии самым практическим образом — ногами...
К последнему дню правления Керенского 24 октября 1917 года в Рязани хлебные пайки были сокращены до 200 граммов хлеба, будто бы Рязань была снова осаждённым монголами Батыя городом. По сентябрьскому наряду мука в городе получена не была. Горожане получили взамен муки швейку — плохие хлебные отруби, обычно идущие для корма скота. В некоторых уездах хлебной Рязанской губернии начался полный голод. Рязанские предприниматели делали хлеба из суррогатов. В городе начались заболевания на почве недоедания, цинга и голодный тиф, самоубийства. Управа Рязани заключила договора с местными мануфактурными фабрикантами об обмене на хлеб ситца, полотна и сукна в урожайных местах губернии. Деньги потеряли ценность. На базаре на деньги ничего получить было нельзя. Чай, керосин, спички обменивались на хлеб, масло молоко...
В Астраханской губернии наряды от Министерства продовольствия правителя Керенского не выполнялись. Запасы хлеба в области были истощены, карточки отоварить было невозможно, государственные склады оказались разгромлены вооружённым народом. Люди избивали, убивали и захватывали в заложники продовольственных комиссаров Временного правительства. Никаких военных сил для борьбы с восстанием астраханцев не было. Весь Губернский продовольственный комитет от страха подал в отставку.
Крупные спекулянты и перекупщики по всей стране начали отказываться продавать хлеб частным магазинам и лавкам из-за фиксированных низких государственных цен в условиях гиперинфляции. Удвоение фиксированной цены при ажиотажном спросе положение не спасло. Крупные игроки на хлебном рынке из жадности ждали нового повышения цен на зерно.
В Оренбургской губернии началось открытое сопротивление проведению продразвёрстки. В Оренбурге и Орске ощущался недостаток хлеба.
В Калужской губернии для борьбы с голодом Продовольственный комитет решил организовать помощь железной дороге автомобильным и гужевым транспортом для перевозки продуктов и принять принудительные меры к изъятию хлеба при противодействии добровольной сдаче его Временному правительству. Однако автомобильного транспорта область не имела вовсе, а лошади в основном были реквизированы для армии. Врачи Калуги в связи с голодом предлагали населению разработанные ими научно варианты суточных пищевых пайков с минимальным допустимым наукой калорическим эквивалентом и сообщали рецепты в целях сохранения муки и суррогатов, имеющих пищевое значение.
На Кубани съезд собственников земли постановил упразднить государственные Продовольственные комитеты и изгнать комиссаров Временного правительств, а все вопросы хлеба решать торговлей и самими станицами, волостями, сёлами, хуторами и аулами. Повышение твёрдых государственных цен на хлеб в два раза после недавнего заявления Временного правительства об их неизменности вызвало панику и полную уверенность в их дальнейшем повышении.
На Северном Кавказе, где уже шла Гражданская война горцев между собой и против казачества, царили всеобщие волнения и полный беспорядок. Разгром магазинов, продовольственных и товарных складов, грабежи, разбой, похищения людей, заложники, убийства и поджоги. В Закавказье, Тифлисе, Баку шла агитация за полное отделение от России. Дон, Кубань, Северный Кавказ и Закавказье создали государство Юго-Восточный союз со столицей во Владикавказе.
Повсеместно спекулянты скупали хлеб без ведома продовольственных организаций по взвинченным ценам и тут же перепродавали с ещё большей наценкой, полностью срывая продразвёрстку. Поспешное увеличение государственных твёрдых цен вдвое не усилило подвоз коммерсантами зерна для частных магазинов во Владикавказе и в других городах Северного Кавказа. Крупные торговцы ожидали к зиме последующего увеличения цен и хлеб придерживали, невзирая на полное разрушение из-за этого госвласти на местах и возникающий из-за их жадности хаос.
В Ростове-на-Дону и Азове продолжились массовые беспорядки из-за двукратного повышения цен на муку. Состоялся разгром казаками и иногородними Продовольственных управ и канцелярий Уполномоченных по закупке хлеба для армии. Развернулась широкая контрабанда и вывоз хлеба и скота с Дона в северные губернии для самостоятельной продажи по спекулятивным ценам. На юге страны сотни пудов хлеба и кишмиша ежедневно перегонялись в спирт. Борьба была безрезультатна. В Таганроге казаки-самогонщики пригрозили городской Управе самосудом за попытки милиции мешать их делам. Все подобные действия в стране в прессе называли действием «тёмных сил»...
В Саратовской губернии был избит и скончался член Продовольственной управы, а кулаки и крестьяне отказывались везти хлеб, после чего представители районных и городских продовольственных комитетов заявили о сложении с себя полномочий.
В Царицыне Продовольственный комитет заявил, что без серьёзной вооружённой силы изъятие зерна невозможно. Некоторые царицинские купцы-спекулянты за продажу по цене пшеничной муки выше государственной цены были заочно приговорены окружным судом к тюремному заключению, но решение исполнять было некому. С повышением цен на зерно повысились цены на муку и печёный хлеб.
В Ставропольской губернии подвоз хлеба несколько улучшился...
В Крыму и всей Таврической губернии не утихали волнения «тёмных сил». В сельской местности шёл погром лавок, грабежи казённых складов продовольствия. Из Севастополя был вызван крейсер и миноносец для устрашения крестьян. Городские Управы из-за отсутствия денег от сбора налогов прекратили закупки и ввоз хлеба для распределения, что сразу вызвало разгром продовольственных лавок. Симферополь ввиду отсутствия в кассе денег решил выдавать городские векселя, которые оплачивались бы по истечении срока Государственным банком. В Херсонской губернии оказалась раскрыта организованная банда погромщиков, вооружённая пулемётами, винтовками, ручными гранатами, ножами и ломами. К массовым погромам там призывали безработные и дезертиры с фронта. Водка погромщиками раздавалась бесплатно...
В Полтавской губернии производился насильственный вывоз хлеба из сёл, однако украинцы устраивали беспорядки и насилие над Продовольственными комитетами. Для продолжения изъятия хлеба властям требовались дополнительные военные отряды. Большинство государственных продовольственных комиссаров за последний месяц там разбежались, опасаясь за жизнь. В Ромнах Продкомитет сложил полномочия ещё раньше. Служащие Продовольственного комитета Одессы заявили о сложении полномочий...
Задерживалась поставка хлеба в Харьков. Там были задержаны 50 погромщиков — все профессиональные воры, часть «тёмных сил», но ситуация не улучшилась. Зато в Киевской губернии удвоение твёрдых цен благоприятно подействовало на ход снабжения города хлебом, хотя в губернии самостоятельно закрылись больше 2000 сельских Продовольственных комитетов.
Поступление хлеба в Казань задерживалось, но в самой Казанской губернии скупщики хлеба из других губерний, получив за взятки и по знакомству удостоверения волостных и других продовольственных организаций, спешно покупали у кулаков хлеб по бешеным ценам и перепродавали его крупным перекупщиками, сводя на нет заготовку хлеба для потребителей в городах. Зато в Казань был вывезен золотой запас страны с мизерной охраной и ждал экспроприации нужными председателю госбанка Шипову людьми. В Уфе после погрома магазинов «тёмными силами» почти все торговые фирмы самоликвидировались. Было прекращено кредитование и торговые сделки...
В Бессарабии, в Кишинёве молдаване разгромили магазины, склады, провели самочинные обыски хранилищ, вагонов, расхищая чай, сахар, мыло, хлеб, табак и муку. Повсюду имело место буйство толп пьяных дезертиров и демобилизованных, не имеющих возможности вернуться домой по железной дороге. Только энергичные меры Совета солдатских и рабочих депутатов охладили погромщиков. Массовые репрессии представителей народа против представителей власти в ответ на попытку организовать массовые репрессии против народа привели за девять месяцев к потере управляемости в стране...
В Курской губернии спекулянты из Калуги вывозили на свои склады огромное количество хлеба, срывая продразвёрстку. Комиссара губернской Управы при попытке навести порядок, коммерсанты убили камнем по голове.
Избиения, взятие в заложники сотрудниками продовольственных комиссаров Временного правительства произошли в Саратовской губернии, где комиссары стали отказываться от должностей, опасаясь за жизнь.
В Томской губернии приезжие киргизы принялись скупать по высоким ценам местный хлеб у кулаков, землевладельцев и вывозить через Туркестан в Турцию, а самогонщики в Каинском уезде губернии действовали при покровительстве думской милиции.
В Калужской губернии недостаток годового сбора по продразвёрстке хлеба составил миллион пудов, а хлеба в соседние губернии кулаками на конной тяге и по железной дороге ежедневно отправлялся до 10 тысяч пудов по очень высоким ценам без всякого учёта и в обход закона о государственной хлебной монополии. Военными отрядами солдат-ударников и казаков вывоз по железным дорогам был перекрыт, но перекрыть грунтовые дороги «тёмным силам» не получалось из-за недостатка сил. На ссыпные пункты калужские крестьяне почти не доставляли зерно из-за отсутствия обещанной в качестве оплаты ткани и мануфактуры. Зерно они предпочитали прятать и перегонять в самогон.
В Минской губернии завоза хлеба прекратился. Хлебные пайки сократились до 200 граммов в день. Закупленный и конфискованный хлеб силой не выпускался из сёл крестьянами. Паёк в Минске оказался сокращён до трех фунтов на человека в две недели, но карточки отоварить было всё равно невозможно. В южные хлебородные губернии были посланы из Минска представители фронтовых, армейских и корпусных комиссий, чтобы с оружием в руках поведать крестьянам о своих нуждах. На Волыни крестьяне разогнали продовольственные комитеты. В Витебске хлебные запасы были исчерпаны. Повальное самогоноварение при плохом урожае ржи отягощало ситуацию со снабжением...
В Могилёвской губернии наступило критическое положение — заболевания на почве недоедания, погромы магазинов, избиения чиновников из-за отсутствия хлеба, продовольственные комиссары отказались работать. Гомельский Продкомитет сложил с себя полномочия по снабжению населения. В Екатеринославской губернии были разгромлены винные склады, возникла паника населения в Бахмуте, прошли повсеместные погромы, грабежи, обыски складов и магазинов. Власти губернии и милиция оказались деморализованы и дезорганизованы страхом, для пресечения беспорядка сил не было. Спекуляция хлебом «тёмными силами» происходила свободно. Присланные для охраны винных складов войска перепились...
В отсутствии теперь в России промышленного производства из-за военной разрухи, вернувшей её во времена феодализма, при остановке выполнения военный заказов опять же по причине разрухи, спекулятивная торговля хлебом для всех богатейших русских капиталистов стала основным родом деятельности. Вышнеградский, Путилов, Каменка, Шипов, Гучков, Нобель, Рябушинский и другие мародёры ради своих мегаяхт, элитной недвижимости на тёплых берегах Европы и США, ради дорогостоящих проституток и роскошных застолий отбирали весь хлеб даже у самых последних нищих, сирот и вдов, стариков и калек, чтобы продать его тем, кто заплатит больше. Тем, кто умирал от голода, они глумливо советовали сменить страну или род деятельности. Такие люди правили бал, такую людоедскую дрянь выпестовала страна, таких жадных вурдалаков выдвинула Россия в свои правители. Таков русский капитализм в действии. Царизм окружил себя такими людьми...
Сам же царь Николай II сидел сейчас под арестом и всё ещё лелеял надежду сбежать за границу жить в золоте и бриллиантах. Наивный, он поверил обещаниям предателей своих! Марионетка капиталистов Керенский отвёз бывшего царя не на запад, поближе к границе, а наоборот, на восток в Тобольск, в глушь, чтобы не дай бог бывший царь, обладатель несметных сокровищ за границу не уехал. Сверх богат и абсолютно беззащитен.
На поверхности лежало что-то очень уголовное. Что-нибудь типа тайно сжечь царя, а пепел развеять по ветру. Это стоило сделать, чтобы невозможно было наследникам установить факт смерти, чтобы все его несметные зарубежные банковские вклады достались западным банкирам. Банкиры за брусок золота мать родную не пожалеют, а уж за несметные богатства свергнутого царя, лежащие в банках Запада и подавно не пожалеют никого и ничего. Тем более самого царя.
А ещё бывший царь Николай II так много знал про деньги русской верхушки, так много знал про их предательства и коррупцию, что жить ему с такой информацией не следовало на свете вовсе. Царь отлично знал, что из 10 233 тонн золота долга страны минимум 1 000 тонн золота осели на счетах его министров как взятки от западных и американских банкиров.
Когда старый Вышнеградский брал взятку, эквивалентную 500 килограммам золота у Ротшильда за невыгодный заём Россией огромных средств, и его раскрыли, высокопоставленный взяточник рассказал сказку Александру III про то, что это была взятка на благотворительные цели. Взятка на благотворительные цели. В результате Россия потеряла Аляску. Старый Вышнеградский остался высшим вором страны и дальше в Минфине. Потом он передал ремесло воровства Вышнеградскому-младшему. Теперь младший Вышнеградский привёл Россию к потере Финляндии, Польши, Украины, Белоруссии, Прибалтики, Дона, Кубани, Северного Кавказа, Закавказья, средней Азии.
Нет, такой свидетель как Николай II русским ворам был не нужен. Им было выгодно, чтобы Николай Романов исчез, унося с собой в могилу их тайны. Кроме того, для иностранных покровители русских иуд и прочим «тёмным силам» было крайне выгодно, чтобы все царские сокровища, его недвижимость, приготовленные им для безбедной жизни за рубежом, остались бы в распоряжении западных банков и их основных владельцев: барона Ротшильда, лорда Ротшильда, Рокфеллера и Моргана. Они, а не наследники семьи Романовых должны были распоряжаться его сокровищами. Тем более, что он был их крупный должник. Поэтому он должен был не просто умереть, а так умереть, чтобы факт его смерти доказать было тяжело и наследники не имели бы из-за этого прав на его многомиллиардные вклады.
Тем временем в Амурской области спекуляция дошла до биржевой покупки в течении одного дня несколько раз одного и того же объёма хлеба, всё время увеличивая цену, при полной невозможности Продкомитета этому препятствовать. Железнодорожный транспорт там почти не работал.
В Симбирской губернии изъятие хлеба шло только с помощью военных отрядов. Однако губернский комиссар не разрешал вывоз хлеба из губернии по распоряжению министра продовольствия, выйдя из подчинения. В Новгородской губернии ощущалось приближение голода. Везде самовольно шла вырубкам леса на топливо, грабежи, убийства, власти волостных земств и милиция оказались бессильны...
В Вятской губернии отмечалось повсеместное противодействие учёту хлеба регистраторами, что сорвало реквизиции в соответствии с хлебной монополией. В Вятскую и Якгаинскую волость были вызваны отряды казаков и ударников. Произошли вооруженные стычки. На станциях без погрузки под открытым небом тем временем портилось заготовленное зерно.
В Тамбовской губернии вскрылись хищения продовольствия Городской управой Тамбова на миллион рублей для продажи по спекулятивным ценам и для самогоноварения. Тамбовское чрезвычайное губернское Дворянское собрание решило возглавить Продовольственные комитеты. Продовольственные комиссары Костромы тоже стали отказываться от должностей, опасаясь за жизнь...
Во Владимир и Ярославль подвоз продовольствия прекратился вовсе. Железнодорожное грузовое сообщение почти остановилась. Там и в Рыбинске начались продовольственные обыски и изъятия, взлом замков, избиения людей, в основном самых неимущих, даже последние крохи у них отбирали «тёмные силы». В Спасске, как и во многих городах региона, препятствием для погрузки и отправки хлеба явилось отсутствие налоговых сборов и денег в местном казначействе. В Акмолинской области на причалах скопились запасы хлеба, но вывоз задержался мелководьем Камы.
В Нижегородскую губернию подвоз хлеба сократился. В Нижнем Новгороде хлеба осталось на сутки, карточки отоварить было нельзя. Власти пытались организовать работу железной дороги и начать бартерный обмен обуви и других товаров на продовольствие. В Костроме началось изготовление хлеба из суррогатов. В Смоленск поступление хлеба ничтожно, продовольственная организация беспрерывно меняло свой состав. В Тульской губернии волнения, продовольственной милицией арестованы мошенники с поддельными хлебными карточками и так далее, и так далее. Это что, такое возмездие за жадность накрыло страну?
В столичном Петрограде хлеба оставалось на полдня...
Москва как и вся прочая Россия, оставшаяся при развале царской империи из-за войны и разрухи оскоплённой после отделения обширных территорий в 1917 году, стала особым местом на планете. На десять человек, которые делают, в Москве было сотни и тысячи, которые говорят: утром, вечером, даже ночью. От нескончаемых разговоров болит и кружится голова, расшатывается и теряется вера. Ловкому демагогу совсем нетрудно увлечь толпу, иметь митинговый успех. За несколько месяцев Москва выговорила всё, о чём молчала столетиями.
С февраля в Москве, как и по всей стране, днём и ночью шёл сплошной беспорядочный митинг. Самыми митинговыми местами Москвы были площади у памятников поэту Пушкину на Тверском бульваре и генералу Скобелеву перед Моссоветом. Сборища гудели и на других площадях, у памятников и вокзалов, на заводах, в казармах и в сёлах, на базарах, в каждом дворе, на каждой лестнице.
На митингах слово брали сами. Охотно позволяли говорить солдатам-фронтовикам, казакам. Когда солдат называл себя фронтовиком, его толпа допрашивала, с какого он фронта, какой дивизии, полка, кто полковой командир. Люди не хотели слушать провокаторов и ряженных под военных и сумасшедших. Если оратор отвечал нескладно, его сволакивали с трибуны. Могли побить. Чтобы заставить толпы слушать, нужен был сильный ораторский ход.
У памятника Скобелеву выступали представители партий от дворянствующих кадетов до пламенных большевиков с более ли менее внятными программами. На Таганской площади говорили о чём попало, хотя о том, что Керенский еврей из местечка Шполы или про разгул банд. У памятника Пушкина выступали в основном студенты. С каждым днём речи ораторов на митингах делались конкретнее. Вскоре в путанице лозунгов и требований обозначились два лагеря на какие фактически разделялась и страна: богатые угнетатели и бедные угнетённые. Тревога, стыд, скорбь, недоумение наполнили и не отпускали в Москве любого умного человека, а уж если твоя семья зверски убита...
Таким и запомнился двадцатипятилетнему Василию Виванову последний день девятимесячного, словно беременность, республиканского воровского периода Временного правительства России между Николаем II и Лениным, когда всё, что осталось не разрушенным царём и не разграбленным его приближёнными, было доразрушено и доразграблено Керенским и его «приватизаторами».
Зачатие нового мира Василий видел весной в Кронштадте во время кровавой резни офицеров, закончивших так своё многовековое рукоприкладство и издевательски над матросами русского флота. В той Крондштадской неуправляемой расправе над офицерами была безжалостно и безнаказанно убита анархистами его семья из-за мундира жандармского ротмистра его отчима. Если такое зачатие новой жизни, то тогда какими кровавыми должны быть роды нового мира? Всеобщей войной всех против всех? Каков будет сам ребёнок, рождённый после этого Россией-Матушкой?
Но Василий так и не вспомнил пока Наташу Адамович среди девочек, как в калейдоскопе промелькнувших в его постели или просто в магазинах, ресторанах, в других местах Москвы, где он бывал за эти осенние месяцы 1917 года. Её малый возраст в те дни — пять, шесть лет, сильно сужал круг мест и поводов для тех возможных контактов. Малолетних проституток с рабочих окраин, в большом количестве предлагаемых своими малолетними же сутенерами, Виванов не любил, брезговал ими. Да и мала была бы она ещё для таких дел, непривлекательна. Среди семейств знакомых он похожую маленькую девочку не помнил.
Может быть, позже он видел её, но когда это было? Во время сражения белогвардейско-черносотенных и офицерско-юнкерских отрядов Вышнеградского и Путилова с социалистическими отрядами в Москве? Надо было идти по тропе памяти дальше, вспоминать детали, чтобы точно быть уверенным, что теперь у хутора Пимено-Черни 2 августа 1942 года он встретил именно её, ту девочку из Москвы 1917 года. Дальше...
24-го октября 1917 года в Петрограде разные части гарнизона, отряды рабочей Красной гвардии, матросы Балтфлота под руководством Петроградского совета сводили разведённые правительством мосты в брошенном на произвол судьбы городе. Красногвардейцы разоружали караулы, брали под контроль вокзалы, электростанцию, телефонную станцию, телеграф и Госбанк. То в гололёд, слякоть, то в дождь, снег этой ненастной октябрьской ночи, они действовали почти без выстрелов, спокойно и методично, поскольку всем всё было понятно, а сопротивляться было особенно и некому. Народ действовал из убеждения, что хаос нужно прекращать. Малочисленные большевики и левые эсеры с анархистами были только глазами, открывающими суть и дорогу.
Уже месяц, как приготовившись к переезду в Москву Временное правительство, не собираясь препятствовать немцам занять Петроград, поручило начальнику Генштаба русской армии генералу Духонину вывести все боеспособные армейские части из столицы за исключением полков лейб-гвардии, юнкеров военных училищ и трёх казачьих полков. Керенский хотел облегчить захват Петрограда немцами, а облегчил захват его силами красных. Даже лейб-гвардия в ту ночь выступила на стороне рабочих и матросских отрядов, а казаки заняли позицию нейтралитета.
Оказать сопротивление рабочим отрядам, солдатам и морякам оказалось некому. Ленинцы раньше немцев успели захватить столицу, несмотря на нежелание разных социалистических партий и даже части большевиков, это делать. Просто рабочие знали и солдаты знали, что немцы устроят в Петрограде один большой концлагерь, как устроили англичане огромный концлагерь в Южной Африке десять лет назад голландскому населению-бурам. Рабочие понимали, что немцы наведут в Петрограде такой отчётливый порядок именем своего кайзера, что революционным рабочим и большевикам придёт полный конец.
Странным было всем узнать, что Ленин, объявленный и разыскиваемый для ареста как немецкий шпион, якобы получающий немецкое жалованье, собирается защищать от немцев Петроград до последней капли крови, отобрать у немцев их заветную цель Петроград, а как бы патриоты России Керенский и Корнилов решили город покинуть и немцам отдать, открыв фронт. Всё получилось ровно наоборот, от того, как то преподносила официальная правительственная пропаганда. Ленин по факту своих действий оказался не немецким шпионом, а патриот России, а Корнилов и Керенский по факту своих действий оказались не патриотами России и немецкими агентами.
Временному правительству во главе с Керенским в Зимнем дворце стачечные комитеты рабочих отключили сначала телефоны, потом свет. Революционный крейсер «Аврора» вошёл в Неву. Моряки вытеснили юнкеров с Николаевского моста. Крейсер произвёл холостой выстрел из носового орудия. Из Петропавловской крепости по дворцу с другого берега Невы ударили боевыми снарядам полевые пушки.
Затем огромный комплекс зданий Зимнего дворца был легко занят революционными ротами солдат лейб-гвардии Павловского резервного полка, отрядами матросов и рабочих. Шестеро охранников, оказавших сопротивление, были убиты, пятнадцать ранены или избиты. Женская рота солдат-ударников из 1-го Петроградского женского батальона гвардии штабс-капитана Лоскова при самом корректном отношении революционных солдат и красногвардейцев, сдалась без боя. Командир женской роты Сомов, сославшись на болезнь, с вечера остался «на излечении у себя на квартире». Начальник штаба Петроградского военного округа генерал Багратуни подло заманил роту женщин на смерть, встать на пути всего восставшего гарнизона, заманил для участия, якобы, в параде. Капиталисты. Ничего святого. Но солдаты разобрались что-то чему и женщин не тронули.
Казачий 14-й Донской полк, охранявший со своей артиллерией Зимний дворец, в полном составе заявил о нейтралитете, Временное правительство защищать не стал, снялся с позиций и отправился в казармы готовиться к отъезду на Дон. Дон должен был вот-вот войти в состав нового федеративного государства Юго-Восточный Союз и дела России донским казакам были уже чужими. Юнкера из Михайловского артиллерийского училища в своих красивых киверах с орудийной батареей тоже не решились оказывать сопротивления лейб-гвардии Павловскому резервному полку. Лейб-гвардейцы-павловцы явились к Зимнему дворцу при своих знамёнах, офицерах и артиллерии. Оркестр играл «Гимн свободной России» Гречанинова, солдаты пели:
Да здравствует Россия, свободная страна!
Свободная стихия великой суждена!
Юнкера-артиллеристы были отпущены с миром в своё училище. Попытка патрулей юнкеров из Владимирского пехотного училища восстановить контроль над телефонной станцией потерпела фиаско. Это был закономерный конец «демократии»...
Керенский бежал в посольство США под защиту американской экстерриториальности и на машине с американским флагом выехал с очень крупной суммой денег за город для организации военного наступления на город извне. Калужский вариант полковника Брандта в Петрограде осуществить было пока некому. Вышнеградский и Путилов известили Гучкова и других организаторов «Общества экономического возрождения России» о начале реализации плана по введению в дело наёмных военных отрядов «Союза офицеров», «Экономического союза офицеров» и других офицерских обществ в Петрограде и Москве. Частные военные отряды банкиров и промышленников должны были захватить ничейную, по их мнению, власть и организовать новое правительство из военных уже без Керенского. Русский народ они по привычке не воспринимали как субъект действия и права на власть.
Прежнего центрального правительства в России больше не было. Было провозглашённое заседающим Всероссийским II Съездом советов правительство Ленина. На следующее утро 25-го октября московский Совет рабочих депутатов вслед за Петроградом заговорил про установление своей власти в Москве совместно с Моссоветом. Однако Мосгордума не захотела расставаться с властью в городе.
Мосгордума с союзе командованием Московского военного округа имела в своём активе несколько миллионов рублей «Общества экономического возрождения России», 10 000 наёмников из офицерско-юнкерских отрядов «Союза офицеров» и других офицерских организаций, 156 000 солдат и офицеров гарнизона. Кроме того Мосгордума и командование Московского военного округа рассчитывали на 700 000 солдат Московского военного округа, 2000 юнкеров из фронтовиков-орденоносцев двух военных московских училищ, 5000 юнкеров шести школ прапорщиков, 2200 кадетов, 7-й Казачий Сибирский полк, четыре броневика, 50 000 винтовок и 300 пулемётов в цейхгаузах частей гарнизона и училищ, 700 00 американских винтовок и два броневика в Арсенале московского Кремля.
Также в активе Мосгордумы и командования Московского военного округа имелось 7000 добровольцев-студентов и гимназистов в качестве бойцов, разведчиков и санитаров при поддержке тысяч черносотенцев, сотни артиллерийских орудий в артиллерийских парках Ходынки и артиллерийских мастерских «Мастяжарта» в Лефортово различных калибров и систем, самолёты-истребители в ангарах на Ходынке, бомбомёты, миномёты, огнемёты, большое количество револьверов, ручных гранат в арсенале Кремля, сотни миллионов единиц боеприпасов на Симоновских складах.
Всего в московском регионе до 800 000 человек оказались в разной степени готовности и верности в распоряжении Мосгордумы, Штаба Московского военного округа и агентов Вышнеградского, Путилова, Каменки, Гучкова. Ни они, ни их зарубежные партнёры-акционеры даже не могли себе представить, что против такой силы может найтись в Москве внятное противодействие.
Керенский был московским деятелям уже совсем не нужен со своим подпольным Временным правительством. По мнению Вышнеградского, Путилова, Каменки, Гучкова, Алексеева и Корнилова самоорганизация рабочих ограничивалась уровнем партизанских боевых дружин образца 1905 года, рабочей милиции, малочисленными и плохо вооружёнными партизанскими отрядами Красной гвардии. Никто их них не мог себе представить, что рабочая Москва сможет выставить аналогичное количество бойцов с равноценным вооружением, что борьба превратится в сражение, в битву в большой городе с применением бронетехники, авиации и артиллерии, в том числе крупнокалиберной...
Одних только членов отрядов «чёрной сотни» в Москве насчитывалось 10 000 молодых лавочников, приказчиков, извозчиков и кустарей, охранников и милиционеров. Такие силы и полная уверенность, что в Москву через три дня прибудут с фронта вызванные казачьи и ударные части от Главнокомандующего русской армии Духонина, гарантировали, что рабочие в случае вооружённого сопротивления, захлебнуться собственной кровью как в 1905 году. Весь их рабочий контроль за работой предприятий и национализация канет в лету. Быдло будет снова загнанно в подвалы.
Лидеры московских социалистических партий: эсеры, меньшевики, анархисты и другие, получив от промышленников огромные суммы, готовы были нейтрализовать активность своих последователей в предстоящем действии. Социалисты как всегда продали и предали рабочий класс капиталистам. Уверенность в своей силе и полной безнаказанности наполняло думских деятелей и капиталистов кипучей энергией. Роль защитников Москвы от хамов и установление своей власти им казалась весьма безопасной и выигрышной.
Генерального штаба полковник Рябцев, командующий Московским военным округом, получив обещание щедрой мзды от Вышнеградского и Путилова, был готов бросить в бой все свои силы, применить авиацию, бронетехнику, артиллерию и пулемёты, невзирая на то, что приказы ему теперь станет отдавать совсем не сбежавший Главнокомандующий Керенский, а какой-нибудь Комитет из штатских деятелей кадетской или эсеровской партии и разного рода деятели московской деловой общественности.
Теперь, когда не стало немощного и раздражающего всех безудержным воровством центрального Временного правительства, каждый сам должен был решить для себя как ему быть, опираясь на свою духовную ментальность и жизненный опыт, усвоенные заветы религии и традиции. Традиции же московской интеллигенции, деловых кругов и военных требовали крови и избиения посмевших восстать рабов. Тем более, что всё для этого было приготовлено с лета. Так они всё и порешили...
Превращённые в щебень, щепу и дымящиеся развалины с помощью артиллерии рабочих кварталов на Пресне в недалёком 1905 году, переулки и трущёбы, заваленные трупами рабочих и их домочадцев, расстрелянных без суда, многие из думцев двенадцатых лет назад видели воочию. Даже сами участвовали как ополченцы губернатора в том кровавом побоище. Теперь они считали возможным повторить такое же сейчас, в октябре 1917 года. Тем, кто платил за это деньги, заказчикам убийств и массовых репрессий против бедноты, Шипову, Каменке, Путилову, Нобелю и другим, нужно было побольше времени, чтобы продолжалось их дело по высасыванию денег из населения, госбюджета, экономики России. И неважно, что при этом будут идти баррикадные бои или будет Гражданская война, или любая другая война в любом виде. Главное, чтобы движение денег из карманов населения и казны в их карманы не прекращалось.
Банкир Вышнеградский тоже этого желал страстно. Время без центральной власти, это всё равно деньги в его кармане, содержание его яхты Галлия-II, лишний дом под Парижем к уже имеющимся, деньги для содержания гаремов любовниц и девушек для радости. Но если победят «красные», они могут национализировать его Петроградский международный банк немецких, французских акционеров, обобрать банковские хранилища и депозитные ячейки и всё, конец! Значит, нужно кровь из носу сформировать новое правительство России с генералом во главе на груде трупов новых коммунаров. Народное правительство Ленина должно исчезнуть. Изволите! Легко!
Против экстремистов-социалистов в Москве следовало решительно бороться и борьба эта началась теперь и немедленно, решительно и беспощадно. Ещё звучали в ушах аплодисменты Корнилову на Госсовещании в Большом театре три месяца назад, ещё звучали речи про Учредительное собрание по выбору новой власти России именно в Москве, звучал в ушах июньский клич Рябушинского:
— Русские люди, пора возвращаться в Москву!
Головокружение от своей значимости в истории не могло не воодушевить на военное выступление против своего народа председателя Мосгордумы правого эсера Руднева и бывшего командующего военным округом правого эсера Рябцева в совокупности с деньгами, полученными от банкира Вышнеградского и короля сталелитейной и угольной промышленности Путилова. Руднева не мог не воодушевить удачный пример Савинкова по организации летнего расстрела недовольных в Питере, удачные репрессии против большевиков с погромами, убийствам, арестами и запугиванием, приказом на арест или убийство Ленина.
Будучи Главой города с населением почти в два миллиона человек, впервые в жизни всего лишь три месяца вообще возглавив город, правый эсер, дворянин Руднев уже вкусил прелести распределения городского заказа, подрядов на заготовку топлива на зиму, участков для строительства, денежных подношений торговых объединений и промышленников, сборов и поборов с 20 000 московских магазинов, распоряжения продовольственными карточками на хлеб, сахар, другие товары, вплоть до галош, монопольной муниципальной торговли дровами, углём и нефтью для обогрева и работы заводов, взяток за хозяйственные споры. Поэтому городской Глава жаждал действия по сохранности своей «кормушки». Московский городской Продовольственный комитет при московском Градоуправлении находился под надзором Руднева и распределял хлеб и хлебопродукты, мясо, сахар и так далее с лета, когда правительство Керенского ввело карточки на всё это плюс керосин, калоши, фураж, ткани, чай, табак и так далее. Терять такой источник коррупционной наживы Руднев не собирался. Скромный некогда дворянин и социалист уже привык к сладкой роскошной жизни.
25 октября утром, как только стало известно о бегстве диктатора Керенского и об аресте части Временного правительства, эсеры Руднев и Гельфгот вместе с бывшим уже командующим Московского военного округа полковником Рябцевым на совещании в Мосгордуме реализовали свою предварительную договорённость и часть плана Гучкова. Они создали комитет для спасения существующего порядка с несколько странным названием «Комитет общественной безопасности». Это было заимствование из времени Великой Французской революции 1790-х годов.
Руднев и Рябцев были людьми образованными и таким названием определяли характер своего органа власти. В период якобинской диктатуры во Франции, с июня 1793 при органе законодательной и исполнительной власти Конвенте существовал среди комитетов «Комитет общественной безопасности». Этот комитет выдавал ордеры на арест, проводил аресты, конвоировал обвиняемых в Революционный трибунал со всеми вытекающими из этого последствиями.
Весной-летом 1794 года «бешеные» из «Комитет общественной безопасности» стремились к более сильным террористическим мерам. В это же время робеспьеровский «Комитет спасения» предпринял репрессии против «бешеных». Тогда «Комитет общественной безопасности» принял участие в перевороте 9 термидора и свержении Робеспьера. В общем, история кровавой клики, ведущая дело к военной диктатуре Наполеона.
Характерное отсутствие упоминания свергнутого Временного правительства было не случайным. Свергли правительство Керенского? Поделом! Дворянин и правый эсер, выпускник Базельского университета в Швейцарии, военврач, всю войну плававший на госпитальном судне, Руднев решил, что наступило время ничем не ограниченного произвола и насилия, время репрессий и террора, когда он один знает в Москве, что и кому надо, что положено в этой жизни. Рудневу, как члену ЦК правых эсеров не довелось по примеру знаменитых эсеров-боевиков убить министра внутренних дел Сипягина или дядю императора Великого князя Сергея Александровича. Или, к примеру, одного из 7-и царских генералов, или одного из 33-х губернаторов, убитых эсерами, товарищами по партии. Но Руднев сейчас мог показать всем, кто он такой!
Присутствующие на совещании правые эсеры, меньшевики, кадеты, представители офицерских наёмных отрядов и «чёрный сотни», представители промышленников, банкиров и домовладельцев под аплодисменты включились в этот правоэсеровский и кадетский комитет. Владельцы роскошных блистающих апартаментов и московских особняков-дворцов собрались объявить войну нищим обитателям каморок в Лужниках и деревянных бараков фавел Пресни. Было от чего делать ставку на террор.
Кроме захвата лесов, лугов, полей после Февральской революции и свержения царя, народ ринулся захватывать и недвижимость. В Петрограде, Москве и других крупных городах стал происходить захват частных зданий эсерами, анархистами, большевиками, частными военными отрядами, бандами и другими силами. Газеты, особенно «Петроградский листок» стали хроникой такой экспроприации и собственники, сотни лет грабившие народ и накапливающие награбленное, в том числе в виде недвижимости, лихорадочно искали себе защитника от воли народа.
Вот, после роспуска полиции, жандармов и стражи Временным правительством, 28-го апреля 1917 года в комиссариат милиции было срочно сообщено, что особняк лейб-гвардии Преображенского полка полковника герцога Лейхтенбергского на Английском проспекте в Петрограде дом N 18 явились два десятка анархистов с револьверами, винтовками и заявили, что займут особняк по предписанию комитета партии.
Это был скандальный особняк. Символ великосветского разврата. Этот дом содержал, а затем выкупил Николай II для своей польской любовницы-балерины Кшесинской. До этого дом открыто содержал для своей любовницы-балерины Кузнецовой младший брат императора Александра II, родившей ему пятерых детей, при том будучи официально женатым на эрнестинской принцессе, красавице и его троюродной сестре Амалии Терезе Вюртембергской. Принцесса тоже родила пятерых.
В особняк немедленно прибыл отряд милиции и солдат во главе с местным комиссаром. Группа вооруженных анархистов предъявила письменное предписание партии анархистов на занятие особняка.
— Да ведь это предписание не может иметь обязательной силы, — удивлённо сказал комиссар милиции, прочитав бумагу.
— Но это смотря для кого, — возразили на это анархисты. — Для нас других документов не нужно. Новые времена, новые веяния. Вопрос закрыт.
Попытки уговорить анархистов покинуть особняк не удались. Начать боевые действия против Федерация анархических групп милиция и солдаты не решились. Опытные и безжалостные боевые группы анархистов могли на равных противостоять войскам, не то, что милиции из гимназистов, мелких лавочников и полууголовной шпаны. Комиссар милиции смог только договориться, что городской комендант оставит в особняке солдат для охраны имущества и ценностей герцога Лейхтенбергского.
Похожий эпизод экспроприации «снизу» произошёл 26-го июня 1917 года с обширным имением графа Грабе, его домом, прекрасно обставленным и оборудованным. К управляющему именем явились двое скромно одетых анархо-коммунистов и заявили, что по постановлению комитета графский дом занимается для нужд организации. Графу Грабе был назначен кратчайший срок съехать. Заявлено анархистов вызвал панику в имении и среди дачников. Комиссар милиции выставил в имении охрану. Через 3 дня анархисты явились сильно вооруженными, с бомбами и гранатами. Местные милиционеры не пожелали вступать в бой и имение было захвачено.
Чужое не жалко. Через некоторое время анархисты загадили дом. Заплевали, засыпали окурками и сором. Шелковые портьеры заплевали, шелковую мебель замарали, порвали, поломали; с мебели с кожаной обивкой сорвали кожу. В верхнем этаже дома находилась ванная комната с огромным мраморным бассейном. В это бассейне наполовину набросали окурков, шелухи от подсолнухов, кожи от колбасы, спичечных и папиросных коробок. Это был символ того, как темнота и бескультурье народа, поддерживаемые столетиями знатью, обернулось против них самих. Таким мусором закидан был весь Петроград, Вся Россия! Так было везде. Временное правительство, само породив этот хаос, ничего с ним сделать уже не могло.
После свержения Временного правительства назначенный этим правительством в Москве комиссар со своим помощником мгновенно стал для всех уже полным нулём. Само Временное правительство было «обнулено» Лениным. Член Временного правительства Савинков, по слухам, пытался начать противодействие в Питере с помощью казачьего отряда генерала Краснова, но что с того...
По планам заговорщиков против народа из «Комитета общественной безопасности» одновременно с захватом власти в Москве офицерско-юнкерскими отрядами, то же самое должно было произойти в Петрограде. Отчаянная самодеятельность Савинкова была обречена на поражение изначально и даже мешала. Вроде бы как Савенков даже уже освободил Царское село, устроив безжалостную резню большевиков. Вот-вот к Краснову и Савинкову присоединятся части казаков. Через два дня планировалось военное выступление юнкеров военных училищ в Петрограде под руководством офицеров генерала Алексеева.
Генерального штаба полковник Рябцев так же как и Руднев, не видел другого способа и в Москве, кроме пути кровавого лейб-гвардии полковника Мина или полковника Брандта. Русский офицер Рябцев второй раз за девять месяцев сменил хозяев. Теперь он из демократа превращался в путчиста, военного диктатора Москвы. Русские офицеры, что дышло, сколько заплатишь, то и вышло...
В полдень Рябцев начал хозяйничать в городе. Он приказал ввести в здание Думы на Красной площади роту юнкеров 4-й школы прапорщиков и пулемётные расчёты офицеров. Наиболее меткие стрелки и два пулемёта были помещены к чердачным окнам. Одна рота юнкеров 4-й школы прапорщиков с двумя 9-сантиметровыми трофейными бомбомётами Minenwerfer M 14 разместилась в начале Никольской улицы. Боевые патроны и гранаты были розданы, пулемётные ленты заправлены в пулемёты.
Станковые пулемёты Максима смотрели тупорылыми стволами из окон Думы на глянцевую от дождя Красную площадь и Кремль, на Воскресенскую площадь перед Большой Московской гостиницей. Пулемёты и бомбомёты как бы говорили горожанам о том, кто в городе теперь хозяин. Ну и что, что рабочая партия социал-демократов большевики набрала большинство голосов при выборах в районные думы? Плевать...
В Москве будут теперь такие же репрессии как в Калуге! По мнению еврейского банкира Каменки, только те деньги чего-нибудь стоят, если они умеют защищаться! От размещения на Красной площади артиллерийских орудий и бронемашин Рябцева отговорил Руднев, посчитавший, что пока и пулемётов в Думе хватит для устрашения Моссовета.
Генерального штаба полковник для пущего впечатления всё же распорядился установить на Арбатской площади у Александровского училища батарею трёхдюймовых орудий. Пушки 1-й гренадерской артиллерийской бригады и боеприпасы к ним были тут же доставлены через притихший город с Ходынки эскадроном казаков и офицерами-добровольцами на двух грузовиках. Орудия поступили под командование опытного артиллериста подполковника Баркалова и были развёрнуты для стрельбы вдоль бульваров. Там же были размещены и два из четырёх броневиков «Aston-Путиловец» учебного дивизиона Александровского военного училища.
В отличие от лейб-гвардии полковника Мина или полковника Брандта, Генерального штаба полковнику Рябцеву не нужно было врываться в город и восстанавливать власть или начинать немедленные репрессии и террор. Власть и так принадлежала в городе кадетам и правым эсерам в лице городского головы Руднева за неимением другой. Конкретной компактной цели для применения военной силы тоже не было. Моссовет пребывал в растерянности, парализованный подкупленными предателями, и на призывы рабочих отвечал увёртками. Поэтому можно было пока ограничиться демонстрацией силы...
Перед казармами 3-го Московского кадетского корпуса, 1-го Московского кадетского корпуса и перед Алексеевским пехотным училищем в Лефортово Рябцев тоже распорядился установить артиллерийские орудия для устрашения горожан. Однако эта команда выполнена не была.
Конторы Мосгордумы мгновенно стали из гражданского учреждения военным штабом, рассылая военные приказы, прокламации и листовки. Монументальное здание Думы теремного типа в русском стиле было превращено в крепость и военный штаб, что изначально не способствовало никакому компромиссу с рабочими. Как ни странно, исполком Моссовета из эсеровских и кулацких крестьянских депутатов, как и части солдатских депутатов, поддержал такие приготовления думцев к кровопролитию. Рабочие-большевики и левые эсеры в Моссовете остались практически одни перед лицом военных приготовлений в городе.
В штаб Руднева и Рябцева кроме штаба Московского военного округа и контор Городской управы, вошла ещё Управа уезда, железнодорожный и почтово-телеграфный союзы, депутаты губернии, часть солдатских депутатов. Внушительный новый самоорганизованный военный орган власти в Москве, сплотивший имущие слои под идеологическим руководством партии кадетов и правых эсеров, обратился к начальнику Генштаба армии генералу Каледину, умоляя о скорейшей присылке надёжных казачьих войск. Каледин пообещал прислать казачьи войска с артиллерией в Москву из Новочеркасска через четыре дня и ещё пообещал прислать батальон ветеранов-ударников из Брянска. Так же была надежда на прибытие в Москву из Калуги ударного отряда кровавого полковника Брандта.
Солдат московского военного округа было втрое больше, чем московских рабочих всех возрастов вместе с их женщинами и детьми. Притом только небольшая часть из них была готова однозначно сменить своё участие в забастовке и стачке на баррикадные бои и смерть от пули. Одно дело делать вечерами бомбы или клеить листовки, а другое дело бросаться с бомбами на казаков или сходиться с офицерами в штыки. Поэтому у 3000 необученных военному делу и почти безоружных молодых рабочих московской Красной гвардии и рабочей милиции, разбросанных по всему городу, не было никаких шансов на победу.
Восставшие полки московского гарнизона, симпатизировавшие рабочему делу, тоже были на две трети безоружными. Их митинговый протест пока не выходил за пределы казарм. Как люди военные, восставшие солдаты, многие после госпиталей, фронтовики, понимали, с чем придётся иметь дело. Им, почти безоружным, противостояли десятки тысяч офицеров, скопившиеся в Москве, тысячи юнкеров из числа фронтовиков и георгиевских кавалеров, десятки тысяч студентов, черносотенцев, солдат-эсеров, солдат-ударников, казаков, располагающих аэропланами, пулемётами, артиллерией, броневиками, притом, что через несколько дней должны были прибыть с фронта ещё боевые части, артиллерия, казаки, карательный отряд полковника Брандта из Калуги. Было чего испугаться!
Одних только юнкеров в возрасте от 20 до 35 лет из Александровского, Алексеевского училищ, шести школ прапорщиков было более 5000 человек со своими пулемётами, орудиями, бомбомётами. Большая часть почти двухмиллионного населения Москвы, будучи в целом обывательским болотом, либо готовилась стрелять рабочим в спины, либо хранила зловещее молчание, не испытывая никакого сочувствия горестному положению окраин. Зажиточные москвичи воспринимали новые предстоящие репрессии и террор против бедноты с одобрением. С таким соотношением сил, хотя надёжность лояльных частей гарнизона была сомнительной, Руднев, Гельфгот и Рябцев чувствовали себя уверенно.
После вызова в центр города юнкеров и кадетов старших рот, в Московском университете по призыву Рябцева и Руднева начали создаваться первые отряды студентов. Их вооружали из цейхгауза Александровского военного училища. Студенты приступили к первичному военному обучению на площади у электро-театра на Арбате. Формированием отрядов руководил полковник Екименко. Там же размещались и первые арестованные на улице по произволу юнкерских патрулей рабочие-большевики и не большевики...
Узурпатора Рябцева, однако, весьма смущал как союзник, прибывший накануне из Петрограда с группой адъютантов лейб-гвардии полковник Трескин — командир батальона лейб-гвардии Волынского полка, эмиссар бывшего царского генерал-адъютанта в чине генерал-лейтенанта Алексеева. Руководитель нескольких влиятельных офицерских союзов Алексеев имел многочисленные отряды в Москве. Отряды эти готовы были драться за провозглашение Алексеева главой России. Лейб-гвардии полковник Трескин был всем офицерам страны хорошо известен. Он так жестоко командовал своим батальоном лейб-гвардии Волынского полка, что именно его солдаты первыми начали стрелять в своих офицеров полгода назад в Санкт-Петербурге, запустив в бурлящем городе процесс восстания гарнизона, то есть революционное свержение царя и гибель Империи.
До своего приезда Трескин командовал группой боевиков алексеевского офицерского союза «Белый крест» в Гатчине. Эта группа охраняла Великого Князя Михаила Александровича, который там находился под арестом Временного правительства. К дому Михаила Романова была и так приставлена наружная усиленная охрана, но Трескин находился там, чтобы гипотетический наследник престола не оказался на свободе и не помешал установлению военной диктатуры Алексеева. Если бы Великий Князь Михаил Александрович предпринял попытку побега, люди Трескина должны были его застрелить. Бывшему царскому генерал-адъютанту в чине генерал-лейтенанта Алексееву, состоящему в сговоре с капиталистами разных стран и арестовавшему царя, живой его наследник на воле был хуже смерти...
Теперь «чёрный демон» революции Трескин практически встал во главе организации и вооружения отрядов нескольких союзов офицеров в Москве. Он почти игнорировал думский военный комитет Рябцева. Каков будет организационный итог этого переворота внутри самого военного переворота?
Но одновременно с этими приготовлениями к войне за власть, в Москве на борьбу выступили и те, кого готовились уничтожать. Поднимались те, на чьей шее до этого удавалось так вольготно устроиться разным господам, представленным в комитете Руднева и Рябцева, выступили на борьбу районные Совет рабочих депутатов и профсоюзы. У рабочих Москвы не было в распоряжении крейсеров и миноносцев с Балтики, как у рабочих Петрограда, не было многочисленной, чётко организованной и хорошо вооружённой питерской Красной гвардии, не было отрядов матросов, лейб-гвардии резервных полков, многочисленных революционизированных частей гарнизона и фронтовиков, тяжёлой артиллерии Петропавловской крепости. То, что Петрограде произошло организованно и быстро, в Москве грозило затянуться надолго...
Понимая, что вот-вот начнётся кровавая бойня на подобии действий гвардейцев полковника Мина, Ладожского полка из Варшавы, казаков, черносотенцев и наёмников градоначальника Дубасова в 1905 году при подавлении Московского декабрьского восстания, при Моссовете был создан Военно-революционный комитет. Всем старым московским рабочим был памятен шотландец по происхождению лейб-гвардии полковник Мин, лично расстрелявший в 1905-ом году в Миусском техническом училище 26 санитаров, 14 студентов, 12 девушек-курсисток.
Расстреливал Мин революционных бойцов с особым удовольствием, людей с повязками Красного Креста тоже не щадил. Что для него был русский народ? Ничто. Ему царь деньги платил и чины давал. Царский холуй Мин и лейб-гвардии полковник Риман, немец по происхождению, убивали русских людей без суда и следствия. Убивали матерей на глазах детей, мужей на глазах жён, сыновей на глазах матерей, лично пробивали штыками половые органы, раскраивали черепа саблями. Такие они были «русские» офицеры старой царской закалки, с которыми предстояло снова сойтись в бою рабочим. Но русские люди не собирались просто так сдаваться.
«Арестованных не иметь!» — бросил в январе 1905 года палач Мин клич своим карателям-гвардейцам, черносотенцам и казакам 1-го Донского полка, штурмующим рабочие кварталы Пресни.
«Подавить любыми жертвами!» — отозвался тогда из столицы министр внутренних дел палач Столыпин, для которого переход от репрессий и террора против крестьян к убийствам московских рабочих стал закономерным итогом его злодеяний против народа России...
Навыки организации забастовок был преломлен сейчас рабочими в военную плоскость. Главными вопросами организации рабочей гвардии были вопросы оружия, боеприпасов, транспорта и связи. Нужно было привлечь на свою сторону части гарнизона. Готовился захват оружия с оружейных заводов Тульского, Владимирского, Кунцевского, Мызо-Раевского, Симоновского.
В Лефортовских артиллерийских мастерских находилось около 400 орудий разных систем и стран в процессе ремонта и переделок. Несколько японских и австрийских орудий были боеготовы, хотя замки, панорамы и снаряды от них были спрятаны боевиками «Союза офицеров». В конце концов замки были разысканы на складах и в арсеналах. Орудия могли стрелять. В артмастерских в Лефортово работало несколько сотен солдат без оружия, считающихся властями ненадёжными. Эти части старой армии заявили о неподчинении самозванному комитету Рябцева и Руднева, отдав артиллерию мастерских партизанам Красной гвардии.
На удачу революционных рабочих в Гжатске был остановлен рабочими-железнодорожниками поезд с оружием. На Казанском вокзале был реквизирован стоящий вагон с японскими винтовками «Арисака». В Тулу были срочно посланы грузовики за отечественным оружием. Революционные войска заняли арсенал Тулы со 150 000 винтовками, 500 пулемётами и 200 миллионами патронов.
Арсенал Кремля сразу стал ключевым местом борьбы, как и автомобильные роты в Сокольниках, и самолёты Nieuport N.21 авиаотряда Ходынки. На складах авиаотряда на Ходынке было реквизировано 30 разобранных 7,7-миллиметровых пулемётов «Lewis», 8-миллиметровых «Hotchkiss» и «Vickers» с дисковыми магазинами. Там удалось добыть пороховые ракеты для уничтожения аэростатов «Le Prieur».
Арсенал московского Кремля имел 700 000 американских винтовок Remington Arms и Westinghouse компаний Моргана из заказанных Керенским за золото 1,8 миллионов винтовок. К сожалению, это были не 300 000 винтовок под русский трёхлинейный патрон «Винчестера» US Rifle, Cal. .30, Model of 1916, но некоторое количество боеприпасов .401 WSL к ним всё же в Кремле имелось...
Гостиницу и магазин торговца Андреева «Дрезден» на улице Тверской — площади Скобелева, на месте, где когда-то размещались палаты боярина Иакинфа Шубы — полководца князя Дмитрия Донского, занял штаб Красной гвардии. Солдаты из запасного самокатного батальона и унтер-офицеры лётного отряда организовали его охрану. Они охраняли также Моссовет в здании бывшего генерал-губернатора напротив через улицу Тверскую. Понимая, что рабочие-красногвардейцы в схватке с профессионалами полковника Рябцева и Трескина просто погибнут, большевики употребляли все силы, чтобы, хотя частично привлечь на свою сторону войсковые части.
Ключевая точка борьбы Кремль имел в качестве гарнизона несколько воинских частей. Во-первых, охранный батальон 56-го запасного полка полковника Пекарского, расквартированного в Покровских казармах. Во-вторых, 1-ю школу прапорщиков, юнкера которой состояли из числа фронтовых солдат-боевиков. В-третьих, 683-ю Харьковскую дружину ополченцев полковника Апонасенко, охранявшую кремлевский Малый Николаевский дворец — штаб командующего шестью московскими юнкерскими школами прапорщиков генерала Шишковского. В здании Арсенала размещалась ещё команда артиллерийских складов легендарного ветерана военной царской службы генерала от кавалерии Кайгородова.
Если в 56-ом запасном полку этнических украинцев было не более трети, то у полковника Апонасенко великороссов не было вообще. Офицеры 683-й Харьковской дружины носили золотые погоны с синей тесьмой и лентой, как бы в целом жёлто-голубые, и такие же повязки на рукавах. Ратники-украинцы на фуражках и шапках носили над кокардой ещё крестик свинцового цвета. Имели большие бороды. Издалека совсем походили на дедов. Они были не годны для строевой службы и их мобилизовали власти в возрасте старше 40 лет...
Поубивав молодых и сильных русских людей за четыре года разорительной империалистической кровавой войны по указке своих западных кредиторов, проклятый царь, а затем самозванец Керенский, люди все в крови, принялись за пожилых, калек и слабосильных. Из негодных для строевой службы было сформировано преступной властью 769 пеших дружин батальонного состава, безоружные рабочие дружины и роты, 3 конных полка, 140 конных сотен, 88 лёгких артиллерийских батарей, сапёрные и этапные роты и полуроты, команды связи. Части государственного ополчения сводились в бригады, дивизии и корпуса, при которых формировались лазареты, перевязочные отряды, отряды коневодов, отряды сельхозназначения. Пушечное мясо России — Великороссии и Малороссии таким образом массово перерабатывалось Вышнеградским и Путиловым с компанией им подобных в деньги.
Москву харьковчане ненавидели в принципе. Русские дела им были чужды. Но в пучину революционной Украины они возвращаться не торопились и не могли. Команда Арсенала Кремля полковника Лазарева занимали позицию нейтралитета.
Комендантом Кремля был от имени Моссовета и военного штаба рабочих назначен прапорщик Берзин из 56-го запасного полка. Комиссаром стал большевик Ярославский. Они отправились в Кремль вместе с двумя ротами 193-го запасного полка для охраны оружия. Солдаты-ратники 683-ой Харьковской дружины, юнкера 1-й школы прапорщиков и рабочие Арсенала заняли нейтральную позицию. Бывший комендант Кремля полковник Мороз вёл себя странно, не определившись, за кого ему быть. Для него, как и для большинства офицеров сбежавшего Главнокомандующего Керенского, создавшаяся ситуация была совсем не очевидной.
Кремль, в конце концов, сторонники рабочих взяли под контроль и заперли изнутри. Прапорщик Берзин остался комендантом. Командующий Московским военным округом Рябцев, оказавшийся в Кремле по делам, был беспрепятственно выпущен наружу. Он опоздал со своими мерами противодействия. Пытавшиеся войти в Кремль роты юнкеров 4-й школы прапорщиков были остановлены угрозами у стен и остались снаружи. Юнкера выставили посты у всех ворот. Через калитку у Троицких ворот договорились впускать и выпускать живущих в Кремле служащих, чиновников, священников, монахов, а также подводы с провиантом...
Для подавления криминальной анархии в городе, охраны своего легитимного органа власти Моссовета, для охраны телеграфа, телефона, казначейства, вокзалов, винных и пивных складов, городской Военно-революционный комитет направил отряды 56-го запасного полка и группы красногвардейцев. Группы вооружённых рабочих численностью по десять человек с некоторой робостью заняли почту, телеграф, телефон, не вмешиваясь в их работу. Были взяты под охрану винные и продовольственные склады, вокзалы, где скопилось огромное количество дезертиров с фронта и мешочников-кулаков, частным образом спекулирующих хлебом и самогоном.
Помещения городского Ревкома в гостинице «Дрезден» на Скобелевской площади охраняли теперь солдаты 56-го запасного полка, рота мотоциклистов и солдаты-велосипедисты. Особую надежду руководители социал-демократов большевиков Ногин и Усиевич возлагали на солдат-«двинцев» бывших недавно политзаключёнными солдатами-фронтовиками, репрессированными по обвинению в агитации за прекращение войны и за свержение Временного правительства капиталистов. В основном это были члены ротных и полковых комитетов. «Двинцев» было 850 человек. Они были организованы, имели командира солдата Сапунова, имели боевой опыт, были решительными и опытными агитаторами.
Они сидели сначала в тюрьме Двинска, потом в московской Бутырской тюрьме, где им и дали кличку «двинцы». Сидели они без суда, конкретных обвинений, терпели издевательства, избиения, объявляли голодовки, требуя разбора дела, хотя им было объявлено, что документы утеряны. Солдаты гарнизона требовали выпустить «двинцев», упрекая Советы в нерешительности. Только недавно командующий Московским военным округом Рябцев своей властью без суда выпустили их из Бутырки, опасаясь восстания в гарнизоне...
Те временем Ревком Замоскворецкого района разместился в помещении студенческой столовки на Малой Серпуховке. Рабочих Замоскворечья возглавил профессор астрономии Московского университета Штернберг. Его бойцы-красногвардейцы, вооружённые кто чем, зачастую с голыми руками, в шляпах, котелках, канопэ, картузах, в пальто, плащах и куртках собрались на Калужской площади. Вечером оттуда под блики костров ушёл в моросящий холодный осенний дождь патруль из десяти рабочих Варшавского арматурного завода, расположенного у Крымского моста, к этому же мосту. Московские красногвардейцы были простыми рабочими и недавними крестьянами. Они готовились сражаться так же, как и работали всю жизнь, как работали их деды, не взводами и ротами, а десятками...
Другой десяток рабочих пошёл на Большой Каменный мост. Ещё один патруль отправился на Москворецкий мост. К Устинскому мосту отправился десяток бойцов с фабрики «Проводник». Патрули ушли через темноту на Серпуховскую площадь, к Коммерческому институту в Стремянном переулке. Они никого не арестовывали, только останавливали, обыскивали проходящих и проезжающих на извозчиках людей, похожих на офицеров, военных врачей, студентов, отставных военных, бандитов. Разоружали их. Отбирали револьверы, шашки и обрезы. Надо сказать, что это получалось у них не всегда.
Ревком рабочих Хамовнического района расположился на Большой Царицынской улице, ведущей от Зубовской площади к Новодевичьему монастырю, в доме 13. Это был красивый особняк детского сиротского приюта, построенный в неогреческом стиле архитектором Ивановым-Шицем на деньги француженки Шароно. Ревком ещё не посылали патрули, собирал и вооружал красногвардейцев. Дорогомиловский Совет тоже выбирал Ревком. Социал-демократа меньшевика Кобинкова, пытающегося помешать работе, выгнали с собрания зуботычинами, отняв револьвер.
Вечером под защитой пулемётов собралась на заседание торжествующая Мосгордума. Накрапывал мелкий дождик. Ветер дует почему-то тёплый. Видимо юго-западный. Виванов со своим баулом с деньгами для Руднева с трудом добрался до Красной площади из Лефортова, куда отвозил на извозчике большую сумму для начальника кадетского корпуса, предназначенную для покупки грузовиков «Austin» на немецкой фабрике котельного оборудования «Товарищества Дангауэра».
Площадь перед входом в здание Думы вся была заставлена извозчиками и автомобилями. Толпились журналисты, фотографы, любопытные штатские и возбуждённые военные, женщины и мужчины, проститутки, газетчики, распространяющие единственную вышедшую в тот день газету «Рабочий путь», разносчики пирожков и папирос. Все глазели на здание с пулемётами, а пулемёты глазели на них из окон. Милиции думской больше нигде не было видно — рабочий Совет постановил милицию разоружить в случае отказа сотрудничать. Рабочая же милиция стала частью Красной гвардии...
Виванов тоскливо оглянулся: здание Большой Московской Гостиницы, трёхэтажное обшарпанное здание на углу Охотного ряда и Тверской, с чайной «Караван», с огромной рекламой на крыше Портвейна Nо 111 «Алупка» и рекламой белья Травникова тускло светился окнами. Тоска московская...
Под ажурными псевдорусскими красными арками парадного входа Думы высокий усатый юнкер в зелёной фуражке с винтовкой с примкнутым штыком подозрительно посмотрел на коричневый баул и оттопыренные карман пальто Василия, явно с плоским пистолетом Браунинга. На лице юнкера был шрам, на шинели красовался белый Георгиевский крестик. Подошедший штабс-капитан с испитым лицом деньги пронести разрешил, но Браунинг отобрал на время пребывания в здании.
Баронесса де Боде в своё папахе-кубанке тоже была здесь.
— Баронесса де Боде, — шутливо представилась она, совершенно не смущаясь молчанию Василия и своей явной любовной отставке. — Я хочу получить под своё командование какой-нибудь отряд добровольцев, чтобы убивать красных сволочей! Жду личный состав! Юнкеров, офицеров и инсургентов! Спасибо за денежную ссуду!
— Удачи, сударыня моя! — только и нашёлся, что сказать Василий, уже поднимаясь по лестнице.
После возникновения нового правительства в Питере во главе с Лениным, он становился из защитника существующего порядка вместе с окружающими его военными сам военным мятежником. Ясная как хрустальный шар эта простая мысль теперь неотступно преследовала его. Это было неприятно осознавать.
— А вот наш Гаврош с патронами из романа «Отверженные» Виктора Гюго! — произнёс важно полковник Рябцев, увидев Василия со знакомым чемоданом, обычно набитым денежными пачками.
— Гаврош Тенардье был по другую сторону баррикад! — ответил быстро Василий. — И по возрасту вдвое младше меня...
Генерального штаба полковник Рябцев в своё время пытался писать прозу, стихи и считал себя знатоком литературы. Он был грузный, как бы рыхлый. Лицо его было тоже рыхлое, немного бабье. Был Рябцев по партийной принадлежности правым эсером, но иногда называл себя и социал-демократом меньшевиком. Вроде бы крайний экстремизм партии эсеров должен был его бодрить, но он, обычно такой деятельный, теперь выглядел нерешительным, опухшим, как от бессонной ночи. Небольшая борода была в беспорядке, усы как бы упали вниз.
Он был родом из Рязани. Хотел сперва быть священником. Юнкерское училище заканчивал в грузинской столице. Отказался подчиняться своему Главнокомандующему Корнилову во время его мятежа и за это недавно был назначен Керенским командовать Московским военным округом. Непонятно как вообще он собирался находить язык с офицерами из корниловских и алексеевских заговорщицких организаций...
Думский зал оказался набит битком. Комиссар Временного правительства доктор Кишкин сидел бледный и понурый на заднем ряду. Фигура комиссара Временного правительства, суховатого человека с седеющей бородкой и глазами жертвы, обречённой на заклание, в элегантном сюртуке с шёлковыми отворотами и красной кокардой в петлице, и раньше имела в Москве чисто декоративный характер. Рудневу даже не приходило в голову выполнять его приказы. Теперь он был уже совсем никто.
Все гласные Думы были в сборе. Но праздничность как-то быстро улетучилась. Ни обычного шума, ни разговоров. Настала упорная тишина. Загробным голосом открыли заседание. Вместо вопроса распродажи с помощью Рябушинского 500 американских станков завода АМО для покрытия дефицита городского бюджета, отчёта по отовариванию продовольственных карточек и работы по ликвидации дефицита топлива к надвигающейся зиме, вопрос был один — о власти в Москве. Василию было неинтересно, что будут теперь говорить кадеты, меньшевики и эсеры, при понимании того, что Руднев, вкусив всю доходность должности главы города, ни за что не захочет добровольно от неё отказаться.
Большевики-депутаты на заседание не пришли. У них теперь было своё новое советское правительство в России, и они считали, что Моссовет должен теперь решать все вопросы в Москве, а не Мосгордума, поскольку она не смогла решить ни вопрос получения и распределения продовольствия, ни вопрос с достаточным количеством топливом на зиму. Москва же при этом под руководством правых эсеров Руднева и Рубцова стала как бы квазигосударством со своим правительством и собственной разношёрстной армией против воли Моссовета.
Думскому военному комитету КОБ на помощь вот-вот могли прийти казаки с фронта и ударники, но к большевикам в Москву тоже могли прибыть подкрепление из Питера и Подмосковных городов. Передавая деньги Рябцеву под расписку, Василий отметил, что у того дрожат пальцы. Военно-революционный комитет заседал всего в 900 метрах от Думы в гостинице «Дрезден» рядом с нейтральным пока ещё Моссоветом, где всё те же эсеры и меньшевики уговаривали остальных не подчиняться правительству Ленина. Моссовет пока что отказал рабочим в выдаче денег для покупки оружия для их милиции и рабочих готовы были вот-вот самостоятельно взять оружие со складов. Всё могло перемениться в одночасье.
У «Дрездена» собралась толпа солдат из разных частей со всего города, слушая разнонаправленные речи различных ораторов. Зато в 56-м запасном полку делегата от большевиков на руках носили по ротам, радуясь установлению новой и справедливой власти в России, надеясь на эффективную борьбу с хозяйственной разрухой. Такую же встречу оказали большевикам в 193-ем запасном полку. Офицеры из этих полков ушли к Рябцеву в Думу, на Арбат или в военные училища. Солдаты же отправили делегатов к Моссовету чтобы понять, что происходит в городе. Со всех концов в центр потянулись группы солдат в расстёгнутых шинелях, с винтовками и без винтовок. Но шли промеж них по делам и нарядные дамы с покупками, спешил куда-то деловой люд, даже фланёры Кузнецкого Моста вышли на прогулку. Вслед офицерам они бросали любопытные и жалостливые взгляды, особенно женщины. На солдат смотрели с пониманием.
— Вы куда идёте? — спрашивали прохожие и извозчики у солдат.
— К Совету! — отвечали солдаты.
— А вы чьи, Совета или Думы?
— Мы пока ничьи!
Вперемешку с солдатами к центру Москвы по приказу Рябцева шли роты юнкеров из школ прапорщиков, старшие кадеты лефортовских кадетских корпусов. Особо выделялись юнкера Алексеевского военного училища: в ротных колоннах по четыре, высокие, усатые, многим под тридцать лет, с белыми крестами Георгиев на шинелях, прошедшие фронт, многие уже ставшие там подпрапорщиками, с винтовками с блестящими примкнутым плечами на плечах, с подсумками, под командованием своих офицеров с шашками на боку...
Качались в такт шагам их зелёные фуражки, сверкали золотом погоны, устрашающе гремел печатный шаг тысяч ног по брусчатке московских улиц и переулков. Они готовились продолжить воевать на фронте, овладели множеством предметов науки убийства. Теперь им приказали, но нет, не Временное правительство, которого больше не было, которое сами их командиры ненавидели, а эсер, дворянин Руднев и эсер полковник Рябцев, продемонстрировать навыки убийства на москвичах. У них в Москве не было семей, им нечего было за них бояться, как приходилось бояться за своих детей московским рабочим. Семьи и дети юнкеров остались в маленьких городах и деревнях по всей Великороссии и Малороссии, даже в отколовшихся уже от бывшей Российской империи самостоятельных странах. Юнкера с офицерами с лёгкостью шли на то, чтобы устроить в Москве москвичам полноценную войну. Они пели, зло выкрикивая припев юнкерской песни:
Сборы кончаются,
Парочки прощаются,
До чего короткая военная любовь...
Гей, песнь моя, любимая,
Буль-буль-буль-
Бутылочка зелёного вина!
Обучение юнкеров — будущих прапорщиков и офицеров включало еженедельные занятия верховой ездой, приёмы при артиллерийских орудиях, штыковой бой. Летом еженедельные стрельбы, ротные и батальонные учения на Ходынском поле с другими подразделениями военного округа, смотры. В основе обучения, как и в кадетских корпусах, тактика, артиллерия, фортификация, военная топография, военная администрация, русский и иностранные языки, математика, химия, физика, черчение, история, логика и психология. Действовала практика 4-х месячных курсов, так как немцы продолжали в ходе боев массово убивать младших офицеров...
— Куда? — тревожно спрашивали юнкеров прохожие.
— К Думе! — зло отвечали юнкера.
Тем временем, чтобы не оставить огромную Москву без хлеба, Моссовет назначил продовольственных комиссаров, для борьбы с пьянством начал конфискацию запасов спирта. Патрули рабочих обходили ночные чайные. В случае торговли спиртом владельцев арестовывали. Хлебные склады на Болотной и Провиантские склады были взяты под охрану. Разведчики проникали в Думу, в район скопления юнкеров, собирали сведения, сообщали о передвижении войск, настроении в лагере противника. Ногин и Усиевич мобилизовали транспорт, реквизировали много частных автомобилей. 2-я и 22-я автомобильные роты перешли на стороны рабочих со своими английскими грузовиками Austin и легковыми машинами Fiat, Peugeot, Locomobile.
На недостроенном заводе «Московского автомобильного общества» рабочие реквизировали 50 грузовиков — 1,5-тонных FIAT-15, собранных из итальянских комплектов. Госсредства на постройку этого завода в размере эквивалентном 10 тоннам золота были украдены промышленником Рябушинским и военными заказчиками, поэтому-то грузовики и собирали из привезённых из-за границы деталей. Но самым печальным для военного руководителя «Комитета общественной безопасности» Рябцева было то, что комитет 1-й запасной артиллерийской бригады и 4-й украинский артиллерийский дивизион перешли на сторону рабочих, выделив городскому Ревкому батареи 3-х дюймовых полевых пушек с боекомплектом шрапнельных и картечных выстрелов, и опытных наводчиков. Теперь у полковника Рябцева не было преимущества в артиллерии перед надвигающимся сражением. У него оставались только артиллерийские орудия училищ и уже вывезенные казаками с Ходынки 3-дюймовки, хотя и с большим запасом снарядов.
Не получив поддержки ни от одной из воинских частей Подмосковья, а лишь группы из их офицерского состава, прибывшие в Москву, Рябцев с конвоем из офицеров и казаков на трёх машинах по очереди принялся объезжать все шесть московских школ прапорщиков, два юнкерские училища, три кадетских корпуса, отдельные части гарнизона, организуя их подготовку к боевым действиям. Юнкера и офицерские отряды уже второй день разъезжали вооружённые по городу на грузовиках с пулемётами в кузовах.
Полковник Рар, этнический немец и уроженец Германии, в своём 1-ом кадетском корпусе в Лефортово самостоятельно всё уже решил. Он построил укрепления и выдал кадетам. Не только 18- 20-летним кадетам старших рот он выдал боевое оружие, но и младшим кадетам в возрасте 14-16 лет. Получив за свою решительность возможность руководить всеми немалыми военными силами в Лефортово, полковник Рар определил, что за его политические пристрастия, немецкое желание выслужиться, за развал страны должны были почему-то кровью ответить русские юноши и мальчишки-кадеты.
Вернувшись с Арбата, Василий не удивился тому, что, несмотря на поистине зловещие приготовления к бойне в Москве, в «Метрополе» всё было по-прежнему: огни, музыка, цыгане и фокстрот, девушки для радости, малолетние сутенёры расхваливали совсем крох с кукольного нарумяненными щеками, шампанское, знаменитости. Если бы не юнкера с пулемётом у входа, грузовик с сидящими в кузове хмурым солдатами-ударниками и студентами с белыми повязками на рукавах, можно было бы подумать, что всё идёт по-старому.
Виванов смертельно устал. Ему было не до сутенёров, долларов, цыган и фокстрота. Итоги дня 25 октября оказались в пользу Рябцева. Его «белые» из-за повязок на рукавах силы оказались более организованы. Время решительной схватки ему удалось оттянуть. Подкрепления с фронта от Духонина было в пути. Прикормленные капиталистами эсеры и меньшевики в Моссовете практически связали инициативу рабочих по рукам и ногам.
Но Рябцев непростительно, без единого выстрела потерял за день почти всю артиллерию 1-й бригады, 56-й и 193-й запасные полки, 74-ю Тульскую дружину государственного ополчения, 192-й пехотный запасной полк, авиаотряд, самокатчиков, две автомобильные роты, артиллерийские мастерские в Лефортово. Часть верных ранее казаков 7-го Казачьего Сибирского полка заняла выжидательную позицию. Нарком торговли промышленности новой ленинской власти Ногин и двадцатисемилетний представитель Моссовета Усиевич оставили полковника Генерального штаба без центральной позиции в Кремле. Но и силы «красных», названных так из-за красных повязок, бантов и знамён, там были заблокированы.
На следующий день у Василия была назначена финансовая встреча в ресторане «Яре» с бывшим лейб-гвардии полковником Трескиным. Глава московской офицерской организации «Белого креста» Трескин неожиданно брался организовать взаимодействие в Лефортово между Алексеевским военным училищем и отрядами наёмников и черносотенцев. Интересно, знал ли об это его «хозяин» Алексеев? Из простого разносчика денег при Завойко и Гучкове, Василий невольно превращался в организатора сопротивления, аналитика и контрразведчика. Это делало его первосортной мишенью для «красных», узнай они, чем он тут занимается. Да и чемоданы с наличными деньгами под кроватью в его номере пригодились бы для организации Красной гвардии. Проболтаться могла и баронесса де Боде, тем более, что она была зла на него. Офицеры в масках тоже могли навестить его в «Метрополе» и потребовать чемоданы. Даже охрана Василия не была на сто процентов надёжна. Всё весело на волоске.
Также завтра Василию предстояло добраться в Останкино и передать большую сумму денег для формирования отрядов из добровольцев Подмосковья. Предстояло ехать через весь город в Останкино. Он страстно желал в оставшиеся до утра часы хорошенько помыться горячей водой, что было теперь в Москве роскошью, а также наконец-то выспаться. Тот день он запомнил очень хорошо. Девочка Наташа тогда ему точно не встречалась...
Глава 12. Танки атакуют в час дня по Берлинскому времени
Запылённые с ног до головы и чёрные от загар и пороховой копоти панзер-гренадеры, танкисты, артиллеристы, разведчики, кавалеристы, ремонтники боевой группы капитана Зейделя сонно, как сомнамбулы, стояли, лежали и бродили между танками, бронетранспортёрами, бронеавтомобилями, грузовиками, мотоциклами, велосипедами, артиллерийскими орудиями, зенитными пушками, лошадьми стараясь себя чем-нибудь занять, чтобы отогнать тревожные мысли о предстоящем бое, поскольку во всём чувствовалось, что теперешнее трёхчасовое стояние на одном месте — случайность, и вот-вот снова начнётся движение вперёд, скорее всего атака. Всё говорило именно за это — странная обстановка и накопление сил в этой балке недалеко от казачьей станицы, суета у штабной машины и автобуса, чересчур быстрая заправка танков при острой нехватке горючего в боевой группе, подход румынских кавалеристов. Все и так знали, что их задача — идти вперёд, к Сталинграду во что бы то ни стало, и если перед ними успели укрепиться коммунисты, следовало их атаковать, отбросить, окружить, пленить или убить, но каждый раз страх смерти не давал им покоя, словно в первый раз предстояло идти в бой.
Румыны держались от немцев и русских "хиви" отдельно...
Какой-то панзер-солдат, набрав на кухне горячей воды, устроился бриться. Разложив полотенце, кошелёк с лезвиями "Rotbart" и точилкой для них, баночку с мылом "Kaloderma", помазок с рыжей щетиной, он пристроил складное зеркальце на крыле танка и, стащив измятый китель, грязную нательную рубаху и перекрученные жгутом старые подтяжки, мастерски орудовал белым бакелитовым скребком дешёвой безопасной бритвы. Наверное, он мог бы с такими талантами открыть и маленькую солдатскую цирюльню для товарищей, вроде солдатских частных магазинчиков, мастерских и парикмахерских, имеющихся почти в каждом батальоне с разрешения командования. Сидящие рядом его товарищи, рассеяно и философски щупали свои заросшие трехдневной щетиной подбородки, жевали травинки, вертели головами то в сторону горящего Котельниково, то в сторону дороги и инфернальных шлейфов пыли над ней. Большинство их них тоже пыталось чем-то себя занять: солдаты и танкисты вынимали из карманов, перебирали, осматривали курительные принадлежности, солдатские книжки, бумаги, билеты, портмоне, деньгами, письма, фотографии, перекладывали, использовали для починки одежды швейные наборы. Они раскрывали упаковки иголок и ниток "фельдграу", без обычных для привалов шуток и прибауток, подшивали бирки для прачечной со своими инициалами, или проверяли бирки, где были напечатаны их имена, звания, номера подразделений — это было иногда полезнее, чем посмертный медальон. Кто-то сосредоточенно пришивал и укреплял бесконечные маленькие и большие, снаружи и внутри, пуговицы из бакелита, кости, целлулоида, пресс-картона или алюминия, окрашенные в серо-зелёный или серый цвет. Пуговиц для парадных и офицерских мундиров покрытых серебристой краской здесь не наблюдалось в принципе — ничего, лучше сверкающей на степном солнце такой ослепительной звезды для облегчения задачи снайперу ”иванов” и представить себе было нельзя. Кто-то сосредоточенно проверял личные наборы перевязочных бинтов в специальном внутреннем кармане кителя, баночки и упаковки мазей и кремов для лечения ран. Другие осматривали многострадальные на войне свои ступни и ноги, употребляя присыпки от мозолей и потёртостей. Больше всего внимания солдаты и мотоциклисты сейчас уделяли своим солнцезащитным и пылезащитным очкам, без которых пороховая гарь на жаре быстро разъедала глаза, на жаре перемешиваясь с потом и превращаясь в натуральную кислоту. Пыль и ослепительной солнечный свет вообще не давали ничего толком видеть, особенно когда солнце в степи начинало клониться к закату или на восходе. Каких только очков здесь не было: противопылевые мотоциклетные очки "Auer", очки "Masken-Brille" для ношения с противогазом, имеющие ленты вместо ушных дужек, многоцелевые "лисички", складные английские трофейные очки с оранжевыми стёклами, стандартные "снежные" очки егерей с прорезями и окантовкой из кожи, очки "Carl Zeiss" с дополнительной защитой от солнца, солнцезащитные очки наблюдателей и снайперов, просто гражданские солнечные очки, и даже несколько стандартных очков с диоптриями типа "Dienst-Brille" из медно-никелевого сплава...
Время текло медленно и вязко, среди этой будничной возни солдат возникало ощущение нереальности происходящего. Все они ждали своего жребия. Многие без команды осматривали и перезаряжали оружие. Один совсем молодой солдат с ефрейторскими нашивками чистил свой заляпанный глиной стальной шлем куском грязного бинта. Пожилой связист прилаживал ремешок, прокладывал внутри шлема чистый носовой платок.
Были и такие, кто мог позволить себе в такой обстановке задремать в теньке бронетранспортеров и грузовиков. Кто-то даже по-настоящему спал, другие лишь беспокойно вертелись, стараясь поудобней устроиться на жёстких кочках.
Из люков танков высовывались по пояс голые панзер-солдаты, неподвижностью своей похожие на каменные статуи — пребывание теперь в постоянном соприкосновении с врагом заставляло иметь в танках дежурных стрелков, готовых в любую секунду открыть огонь, если последует нападение отдельно блуждающих групп коммунистических фанатиков, особенно ночью... Поблескивали на солнце отполированные о землю и траву траки гусениц, чуть дрожали на горячем ветру ветки и пучки травы камуфляжа на корме и башнях машин. На командирский танк Pz.Kpfw.III с обычной пушкой KwK 38 L/42 взвода лейтенанта Брустнера была приторочена целая копна пшеничных колосьев. Из-за них выглядывало утомлённое, изуродованное давнишними ожогами лицо механика-водителя.
Манфред оглянулся на ходу в сторону боевых бронированных машин своего нового взвода и увидел, что Отто уже влез в танк и что-то обсуждает с русскими ремонтниками “хиви” при помощи отдельных слов и жестов. Кажется, диалог строился вокруг степени натяжения гусениц.
“Хиви” Володя мог бы прояснить ситуацию, но он сейчас был занят совершенно другим — он с помощью нескольких пленный азиатского вида скручивал кусками чёрного телефонного провода военнопленным руки за спинами. Это действие сопровождалось с его стороны тычками в спины, ударами по ногам, по головам пленников. Пленные с откровенно монгольскими и кавказскими лицами были отсажены Володей в сторону. Связывали руки только похожим внешне на русских — всего их таких было человек сорок. Стоящие и сидящие неподалёку немецкие и румынские солдаты, привыкшие к расстрелам за год войны в России, тем не менее, с интересом наблюдали за странными приготовлениями.
— Зачем он их связывает? — спросил, не удержавшись, своего сопровождающего Манфред.
— Не знаю, и знать не хочу, — ответил ординарец, — этот неистовый русский ремонтник на прошлой неделе у Цимлы по своей прихоти двух пленных женщин-зенитчиц привязал к капоту своего грузовика прямо у радиатора, и голых возил, пока от них, визжащих от боли, пар не пошёл от ожогов. Кричали они недолго — потеряли сознание. Потом в промежности им он пытался засовывать разные предметы, палки, но они оттуда выпадали. Говорил, что оплодотворит коммунистических девок деревяшками, чтобы они рожали коммунистов уже сразу в гробах. А женщины уже мёртвые в этот момент были. Я насмотрелся на фронте на сгоревших по пояс, а сверху будто нетронутых, на разорванных, без головы, на раздавленных, на всяких... Но молодые женщины... Он сумасшедший, этот наш ремонтник Володя...
На башне одного из танков, рядом со штабными машинами, сидел, свесив ноги, совсем молодой юноша в сдвинутом на затылок кожаном шлеме, тоскливо пиликая на губной гармонике что-то бессвязное...
Вид у этого танка Pz.Kpfw.II Ausf.F был ужасный, словно его жевали зубы огромного сталинского чудовища. Отметины, борозды, ямки, дыры, сварка, заплаты...
До сегодняшнего дня Панзерваффе удавалось восстанавливать и ремонтировать три четверти своих танков, повреждённых в бою или непригодных для применения из-за механических неисправностей. Если немцы танки и оставляли на поле боя, то только полностью сгоревшие. Это был архиважно — гораздо экономичнее было восстановить и модернизировать повреждённый немецкий танк, чем выпустить новый. Наибольший ущерб танкам наносили противотанковые орудия и мины. Чаще всего повреждалась ходовая часть, опорные катки, гусеничная лента. Естественно были пробоины, вмятины. Многие повреждения ликвидировались просто. На всех танках имелись домкраты, и замена гусеницы в поле было делом доступным даже для экипажа. Повреждение ведущих колёс или роликов требовали эвакуации буксиром — универсальным мощным полугусеничным тягачом Sd.Kfz.7 или Sd.Kfz.9. Если же большая часть катков была повреждена, то танк ставили на полозья и тащили с поля боя по земле как сани по снегу, хотя бы для того, чтобы потом разобрать его на запчасти. Особо старались ремонтники в отношении огнемётных танков. Это было чудо-оружие. Огонь бил на сто метров, выжигая из окопов и дзотов упрямых “иванов”. Тягачи Sd.Kfz.7 или Sd.Kfz.9 с начала войны всегда были под рукой, поскольку использовались ещё и как тягачи для орудий, как транспорт снабжения, и как платформой для зениток или подъёмных кранов. Sd.aH 116 — бортовая прицепная платформа для перевозки танков в России не использовался из-за отсутствия подходящих дорог. По мере нарастания потерь тягачей пришлось широко применять советские и французские тракторы, и переделанные в тягачи советские танки Т-35 или БТ. Без участия снарядов и мин врага наиболее часто ломалось сцепление из-за движения по грязи, выходили из строя шестерни первой передачи, на катках рвались резиновые бандажи, ломались торсионы, топливные насосы, засорялись карбюраторы, барахлило электрооборудование...
Если русский снаряд пробивал броню башни или боевого отделения, танк скорее всего загорался, выгорал и был не пригоден для ремонта, а если была пробита моторная часть и танк не загорался, то всё равно двигатель был разрушен. И в первом, и во втором случае танк нужно было отправлял на завод и делать капитальный ремонт. У русских танкистов ремонт осуществлялся на уровне передвижных ремонтно-восстановительных рот, имеющих инструменты для текущего ремонта, средних работ, токарные станки, сварочные агрегаты, генераторы для зарядки аккумуляторов, компрессоры, мощные тракторы-тягачи "Ворошиловец" с авиационными двигателями. Специальных тягачей для вытаскивания танков у них было мало, и поэтому они тоже снимали с танков неисправные башни и делали из танков ремонтные тягачи...
Поправив чёрную пилотку с розовым кантом так, чтобы круглая вышитая кокарда и потускневший от пыли орёл со свастикой был точно над мимической морщинкой между бровями, Манфред обошёл спины нескольких миномётчиков и “хиви”, выгружающих чёрно-белые ракеты Wfr. Gr. 21 из своих английских транспортёров. Унтер-офицер в одной майке на тщедушном торсе подгонял их хриплым голосом:
— Скорее! Скорее, курортники с морского пляжа Кранца, и мы ударим так, чтобы у “иванов” кишки из носа полезли!
Эта батарея 158,5-миллиметровых миномётов Nebelwerfer-41, хорошо знакомых Манфреду по Северной Африке, как и другие подобные подразделения миномётчиков, использовала для передвижения полученные в 1940 году в Дюнкерке, вместе с большим количеством запчастей, британские гусеничные транспортёры Bren Carrier. Эти лёгкие и мощные машины с подвеской Horstmann, несущие сейчас на запылённых бортах балочные германские кресты, белые тактические номера и эмблемами реактивных пусковых установок в виде буквы “Т” на ножках и двумя кружочками под перекладиной, напоминающие усатую рожицу, выдерживали любые превратности африканских и русских дорог и прощали все ошибки вождения, а лафет от полевой противотанковой пушки, используемый для миномётов, позволял артсистемам без проблем следовать за этими юркими вездеходами. Всего лишь 6-и километровая дальность стрельбы 40-килограммовыми ракетами Wfr.Gr. 21 заставляла размещать позиции Nb.W.41 практически на поле боя. При стрельбе с темпом один выстрел в секунду и после трёх залпов за 5 минут, батарея поднимала вокруг себя огромное, полностью демаскирующее её облако дыма и пыли, и поэтому задача молниеносно покинуть позицию после залпа с помощью юрких транспортёров Bren Carrier, до того, как “иваны” начнут её обстреливать из своих орудий, была вопросом жизни и смерти, если миномёты действовали в отрыве от ствольной артиллерии, как сейчас...
Упоминание о почти родном курортном городке Кранце неожиданно и некстати вытолкнули из памяти в сознание Манфреда воспоминание об этом славном довоенном местечке Восточной Пруссии, так любимом и его матерью, и сёстрами. Несмотря на головокружение из-за баротравмы, полученной при авианалёте, и другие проявления контузии, ему хорошо помнилась весёлая яркая довоенная компания курортников, немцев, не очень многочисленных из-за неразрешимых финансовых проблем в Германии после поражения в войне, более многочисленных французов, датчан и шведов, добротные курортные дома с трепещущими на ласковом ветру флагами, пчелиные соты общественных купален, шумные гостиницы, мосты, прозрачные павильоны, хорошо ухоженные молодые женщины, гуляющие по променаду в накидках-парео, широких шляпах, купальниках всевозможных расцветок рисунков, сидящие в плетёных креслах с тентом на пляже, с наслаждением купающиеся в море. Вечером ресторанчики под открытым небом, танцы в Курхаусе, его младший брат Отто совсем ещё карапуз, сестры только и заботятся о том, как они выглядят в своих купальниках с латексом или пляжных платьях, хорошо ли подчёркнуты у них грудь и талия, достаточно ли откровенные вырезы на спине — они имели и короткие туники с крохотными штанишками, и спортивные трико в стиле Коко Шанель, и американские купальники, как у модистки Голливуда Мебс Барнс где всё затягивалось и просматривалась, как будто девушки были голыми. Мода на купальники была в Кранце не такой передовой как, например, в парижском общественном бассейне Piscine Molitor, но всё же вполне современной. Загар тогда стал у европейцев не менее популярен, чем золотые украшения. Отец же, как другие любители экзотики и приключений со старыми товарищами из “Стального шлема” катался на лодках под парусом, увлечённо играл в боулинг и теннис, или оказывался в компании рыбаков с камбалой, торговцев янтарём среди чудных прибрежных пейзажей, дюн, скалистых склонов на закате или при лунном свете, как на открытках с фотографиями Фритца Краускопфа. Манфред был как-то раз в Кёнигсберге на улице Штайндамм с очередной своей девушкой, имени которой уже не мог вспомнить, но очень похожей на Эльзу, в тихом ресторане, недалёко от мастерской этого фотографа с характерной вывеской в виде фотоаппарата на треноге. На чуть расстроенном инструменте играл пианист с большим носом и огромными печальными чёрными коровьими глазами, а миниатюрный поляк пел популярный тогда русский фокстрот Фанни Квятковской “Pod samowarem”:
У самовара сидит красавица Маша,
Я прошу её о поцелуе, а она говорит — “нет”!
Страсть моя кипит, как вода в самоваре,
А она меня ругает на чём свет стоит...
Словно миражи Иерусалима над Палестиной, вставали сейчас перед Манфредом в дрожащем раскалённом воздухе Сальской степи картины того довоенного Кенигсберга, и виделась ему, то церковь Святого Адальберта, то Курхаус с флагами на островерхих крышах в Кранце. Где-то в Калифорнии или во Флориде красивые длинноногие американки в облегающих купальниках обнимались и сейчас на пляжах с богатыми молодыми и белозубыми американцами, а здесь немцы, румыны и русские предатели убивали советских русских, а те старались убить своих убийц, а веселье на пляжах Америки не прекращалось ни на минуту, и ни на минуту не прекращалось строительство небоскрёбов Нью-Йорка и роскошных вилл под грохот пушек Восточного фронта...
За грудой побитых и помятых бензиновых бочек всех цветов, времён и народов с одной лишь сиротливой довоенной оцинкованной немецкой бочкой с Н-образными защитными кольцами, штампованной маркировкой на донных частях Heer и Wehrmacht, стояла приземистая пятитонная бронемашина Sd.Kfz.222 командира боевой группы капитана Зейделя с неприличной красной эмблемой моторазведроты в виде штыря с двумя кружками по бокам у нижнего конца, похожего на мужской детородный орган. Эмблема 14-й танковой дивизии руна “Одаль” была обычного жёлтого цвета. Отто, как фанатику полноприводных внедорожников, эта боевая машина очень нравилась, а Манфред часто наблюдал эту машину с 20-миллиметровой автоматической пушкой 20-мм KwK 30 и 7,92-миллиметровым пулемётом MG-34 в Тунисе в разведывательном батальоне 5-й легкой дивизии Африканского корпуса — двухосное шасси “Horch” мощностью 80 лошадиных сил, при отличном вооружении не обеспечивал нужную проходимость даже с колёсной формулой 4Х4 по полному бездорожью поля боя. Зато по шоссе скорость была отменной. Лобовая броня имела толщину аж в 14,5 миллиметров, однако броня кормы была толщиной только 5, даже меньше чем на Bren Carrier, и легко пробивалась обычной английской и русской винтовочной пулей со средней дистанции. Однако каждая танковая дивизия Панцерваффе имела до 90 таких бронемашин для своих разведчастей, и они становились первыми жертвами мин, засад и танковых контратак. Поэтому из 1000 таких машин, начавших войну в Вермахте, через год была потеряна половина. Зато мотоциклистам в разведке бронемашины Sd.Kfz.222 заменяли собственную противотанковую артиллерию, являлись передвижными пулемётными точками и зенитками одновременно. Что касается бронемашины группы Зейделя, то по ней было видно, что ночью она участвовала в расстреле в Котельниково только что прибывших с первым эшелоном бойцов 208-й стрелковой дивизии и второго эшелона этой же дивизии, вкатывающегося на станцию, как рассказал майор Заувант на аэродроме. Сколько человек убил из 20-миллиметровой автоматической пушки бронемашины лично капитан Зейдель, было неизвестно, но о том, что там была бойня, говорили запекшейся сгустки крови на резиновых протекторах колёс, на ступицах, куски кожи с волосами, клочья советской униформы, застрявшие в сопряжениях навесного оборудования, инструментов, канистр на броне.
Перед боевой бронированной машиной было сооружено для защиты от палящего солнца и маскировки от всегда возможного авианалёта некое подобие тента из треугольных солдатских плащ-палаток Zeltbahn-31 и советских маскировочных сетей N4. За броневиком, глядящим своей скорострельной пушкой в безоблачное небо, где очень высоко мельтешили ведущие воздушный бой истребители, стоял запылённый семиместный советский ЗИС-101А с кузовом “лимузин”. Роскошная чёрные машина матово блестела на солнце никелированным радиатором и колпаками колёс. Мало пригодная для бездорожья, тем не менее, по сухой твёрдой земле августовской степи вполне уверенно себя показывающая, трофейная автомашина была сейчас походно-полевой квартирой капитана Зейделя. Если бы Отто её здесь увидел, то наверняка бросил бы свой танк и принялся за изучение этого трофейного конвейерного сокровища советского дизайна по мотивам разработок американского кузовного ателье Budd Company. Об этом русском автомобиле, серийный выпуск которого был прекращён после начала войны, в Германии среди любителей техники легенды ходили. Огромное количество этих ЗИС-101 обслуживали государственных и партийных деятелей, простых граждан, его можно было выиграть в лотерею, получить в качестве особого поощрения, в Москве и столицах союзных республик представительские модели ЗИС широко использовались как такси на длинных маршрутах, как машины “скорой помощи”, как агитационные звуковещательные машины. В Москве такие автомобили с весёлой синей, голубой и жёлтой расцветкой курсировали по Садовому и Бульварному кольцам, на линии Рижский вокзал — площадь Свердлова, связывали вокзалы, аэропорты, основные шоссе, имели маршруты до Ногинска и Бронниц.
На крупносерийном 116-сильном ЗИС-101А, разгоняющемся до 125 километров в час, всё было передовым — отопитель салона, радиоприёмник, термостат в системе охлаждения двигателя, алюминиевые поршни, гаситель крутильных колебаний вала, двухкамерный карбюратор, вакуумные сервоусилители сцепления и тормозов, трёхступенчатая коробка передач. Был вариант с кузовом “фаэтон”, серо-серебристый, с салоном из тёмно-синей кожи, имелся и вариант с тёмно-вишнёвым кузовом ”кабриолет” и салоном из тёмно-красной кожи, был вариант автомобиля с телефоном, был бронированный ЗИС-101”Экстра” с толщиной стёкол 70 миллиметров, был спортивный автомобиль ЗИС-101А-Спорт...
Сейчас через задние двери машины, открытых против хода машины, Манфреду были видны в салоне корзины с торчащими из них горлышками винных бутылок, свернутых в трубочки холстами картин, серебряные подсвечники, карты местности, папки с документами, стереотруба “заячьи уши” — 10Х50 Scherenfernrohr, трофейный советский патефон. Спящий по пояс голый ефрейтор с необычной копной пепельных волос и с подтяжками в весёлую красно-белую полоску. Под тентом сидели командиры танковых взводов в чёрных комбинезонах, офицеры мотоциклетного батальона в пыльных кителях, усталые пехотные офицеры, румынские кавалеристы, артиллеристы. Некоторые из них полулежали, опираясь на локти, курили, пили воду из фляг, отгоняли насекомых от потных, грязных от копоти и пыли лиц, молча ждали, пока капитан Зейдель закончит говорить по рации. Контрастно выделялись свежими мундирами два обер-лейтенанта из 29-й моторизированной дивизии. Румынские кавалеристы держали фасон — чинно сидели в жару в наглухо застёгнутых оливковых рубашках, френчах английского покроя и светло-зелёных галстуках. От пота воротники и манжеты рубашек промокли насквозь, образовав вокруг шей и запястий чёрные канты. Неподалёку от румын сидели в гордых позах два молодых проводника-казака в одинаковых тёмно-синих черкесках с сияющими газырями на груди и сдвинутых на затылок кубанках с красным верхом. Один казак был блондином с огромным чубом — просто вылитый хрестоматийный ариец, потомок готов, как высказался о казаках Адольф Гитлер, а другой казак наоборот, имел совершенно чёрные до синевы волосы, такие же усы, длинный изогнутый нос и миндалевидные иранские глаза — абсолютный семит, как сказал бы доктор Геббельс. Они с вожделением поглядывали на разнообразную снедь перед офицерами. Ни тот, ни другой казак не были похожи типом на русского “хиви” Володю, скручивающего сейчас пленным руки за спиной телефонным проводом...
На нескольких плащ-палатках под навесом была разложена карта местности под прозрачным целлулоидом чехлом, позволяющим по много раз делать отметки не портя карту, лежала лупа, стояла коробка аппарата телефонной связи Feldfernsprecher 33, впрочем не подключённая, видавшая виды радиостанция Torn.Fu.b, созданная до войны по технологиям фирм International Resistance Company и Radio Corporation of America, Тут же лежал в куче бакелитовый карбидный фонарь для подачи сигналов азбукой Морзе, стальные шлемы, солнцезащитные очки, фуражки, пистолеты-пулемёты МР 38/40, патронные магазины к ним в подсумках, чёрные, коричневые армейские и граждански гражданские и даже советские трофейные планшеты, топографические транспортиры, линейки масштабирования, курвиметры для измерения кривых линий, цанговые карандаши "Faber", угломерный прибор для расчёта параметров артиллерийской стрельбы, армейский компас 1930 года из меди с чёрным лаком и современный бакелитовый компас "Rathenow", свистки, футляры биноклей из кожи и прессштофа, бинокли и монокуляры 6X30, в основном "Dienstglas" из магниево-алюминиевого сплава...
Всё было такое знакомое Манфреду до боли, что он даже зажмурился, словно мог этим отогнать дурной сон. Письмо от сестры Гретель, лежащее в планшете жгло ему ногу через толстую свиную кожу планшета и пачку бумаг как раскалённый утюг. Сестра в последний раз писала ему почти год назад, чтобы сообщить, что уезжает из Восточной Пруссии к своей знакомой по университету “Альбертина” в Кёльн. В коротком и холодном письме она писала о смерти её несчастного мужа Мартина на Восточном фронте под Ленинградом, несмотря на все старания профессора психиатрии Альфреда Хохе спасти его от призыва в Вермахт, и ещё о смерти их с Мартином новорожденного ребёнка, не состоявшегося племянника Манфреда и Отто. Она не интересовалась тем, как братья фон Фогельвейде воюют в Африке с англичанами, не ранены ли, не больны ли, дадут ли им отпуск и будет ли враг разбит. Находясь раньше в конфронтации с отцом — домашним деспотом Густавом фон Фогельвейде из-за его нежелания дать Манфреду волю в выборе военной карьеры вместо торговли кофе из Руанды, сестра в то же время явно негативно воспринимала всё, связанное с армией, как с узаконенным цивилизацией аппаратом массового убийства. Её оккультное мировоззрение, близкое, наверное, к катарам, понимающим мироустройство как равновесие злого и материального с добрым и духовным, не терпело отвлечения от созерцания мира в короткий миг жизни, тем более замещение этого короткого мига жизни убийствами и низменными страстями наживы и похоти. При всём этом Гретель гордилась своим происхождением по линии своей матери Марии из древней семьи Гильденбандт и тем обстоятельством, что её предок во втором крестовом походе в Святую землю для освобождения Эдессы, во время битвы с турками спас жизнь королю Конраду III Гогенштауфену. О чём Гретель решила написать ему спустя почти год? Что теперь произошло такого архиважного?
Помотав головой, словно пытаясь отогнать звенящие мысли, Манфред вступил в тень от навеса, а его провожатый сообщил капитану, что приказ исполнен и лейтенант прибыл. Теперь стали видны более мелкие вещи весьма легкомысленного бивуака в паре километров от “иванов”: блокноты и стопки незаполненных и заполненных перфорированных разноцветных эвакуационных карточек, прикрепляемых к телам раненых перед транспортировкой в тыл с указанными фамилиями, характером ранений. По цветовой маркировке можно было быстро понять, кого в первую очередь эвакуировать, кто может и обождать. Жёлтые полосы на карточке — "инфекционное заболевание" были самыми желанными любому солдату Вермахта, как и зелёные — "общее заболевание". Можно было отлично отдохнуть недельку в прифронтовой полосе от вшей в блиндаже и свиста пуль у виска. Красные полосы, тем более две — "боевое ранение, нетранспортабельный" — был практически приговором к смерти. Таких карточек с пятнами крови рядом с рацией лежали около десятка. Что случилась с их обладателями нетрудно было догадаться. Рядом стояли набекрень пристроенные бутылки с напитком “Fanta” и тёмно-зелёные пивные бутылки, лежали складные вилко-ложки из алюминия, открытые овальные банки мясных консервов, сардины, жестяные баночки шоколада "Sho-ka-kola" с кофеином, сахарин, маргарин в жестяной, пачка бульонных кубиков "Maggi" с рисом и помидорами, кружки с разведённым с бульоном, бакелитовый контейнер хлеба, початая упаковка хлебцев "Knaketbrot", коробка средства от малярии "Atebrin", стрелки лука, огромные томаты и перезревшие жёлтые огурцы. За такую еду в Германии простые немки уже были готовы отдать себя первому встречному, а здесь никто из офицеров боевой группы Зейделя это богатство, облепленное мухами, даже не ел — все только пили воду и курили.
Все офицеры были Манфреду незнакомы, всех он видел в первый раз в жизни, но у него возникло такое ощущение, что он их уже знает, знает давно и, кроме того, отлично знает — сильнейшее дежавю накрыло его и на мгновение переместило в пустыню Туниса. Он отметил невольно, что мезансцена чем-то напоминала привал охотников с жанровых картин и пейзажей XVIII века, только вместо свор охотничьих собак были пыльные мотоциклы, вместо лошадей исщерблённые пулями танки и продырявленные осколками грузовики, вместо двустволок и карабинов реактивные миномёты и противотанковые орудия, вместо убитых волков трупы красноармейцев на склонах балки вокруг и вместо трофеев охоты полсотни пленных...
— Отлично, вот и единичное пополнение из Африки прибыло! — воскликнул капитан Зейдель, откладывая наушники рации и выключая питание, — далеко же ехать пришлось, но теперь мы точно победим!
Капитан Зейдель был в кавалерийских затёртых на коленях серо-пепельных бриджах с леями из серой кожи в шагу, заправленных в длинные сапоги для верховой езды с затяжными ремешками и уступами над каблуками для шпор, но без самих привязных шпор. Расстёгнутый его китель был полинявшим и пыльным, с красной ленточкой железного креста 2-й степени, боевыми знаками на левой стороне груди и узкой планкой с лентами медалей и орденов над клапаном левого нагрудного кармана. Манфред на планке смог узнать только ленту крест “За военные заслуги”, почётный знак “За заботу о немецком народе”, медаль “За зимние сражения на Востоке 1941/1942”. Остальные награды были, скорее всего, награды немецких земель, разрешённые к ношению, послужные и ведомственные знаки. Вид у капитана был усталый, но решительный. Контуры пылесолнцезащитных очков вокруг глаз на его красном лице, как и у всех присутствующих, были отмечены малиновыми полосами от пороховой гари, смешанной с потом.
— Эх, крестоносец, где твой добрый, славный конь? — внимательно глядя на Манфреда, спросил капитан, глухим, осипшим голосом, — в штабе дивизии говорят, лейтенант фон Фогельвейде, что ваши предки ходили в крестовые походы, на завоевание Гроба Господня, и вроде бы в продолжение славных традиций, действия вашей роты в Тунисе были весьма успешны. Но здесь не Иерусалим, а я не папа Римский, чтобы вас учить жить и воевать. Однако диспозицию двадцатого века послушайте, господин крестоносец? Потом скажете, что вы лично по этому поводу думаете!
Видимо, это должна была быть шутка. Но она явно не удалась. Никто кроме ординарца даже не улыбнулся. В этот момент у одного из офицеров, рассеянно слушающего капитана, со лба слетели обычные очки с диоптриями, а ефрейтор, не заметив, куда они упали, но решив из поискать, неловко наступил на них каблуком. Хрустнули стекла.
Манфред, не задумываясь, принял строевую стойку и автоматически произнёс:
— Так точно!
Одновременно с Манфредом и ординарцем к навесу подошёл молодой пехотный лейтенант в шлеме с камуфляжным чехлом, в солдатском поясе с плечевыми ремнями, вместо обычного коричневого широкого ремня с двузубой пряжкой — символа офицерского достоинства. Он был весь увешан оружием и снаряжением как рождественская ёлка игрушками. Пот катится ручьём по его щекам, заливая ворот рубашки.
Капитан Зейдель, глядя на него и показывая рукой в сторону кромки лесопосадок и крыш Пимено-Черни, колеблющихся в жарком воздухе над степью, и недовольным голосом произнёс:
— Какого чёрта! В требовании было чётко сказано: требуется 3000 литров горючего для десяти танков и такого же количества бронемашин, для грузовиков пехоты, тягачей артиллерии и ремонтных машин! Почему автоцистерны были наполовину пустые? Куда бензин испарился по дороге? У меня через полчаса назначена танковая атака на “иванов” у Пимено-Черни, а потом что? Хоть коней в танки запрягай!
— Так есть же десять бочек авиационного бензина с импортными присадками, что прибыли только что с лейтенантом из Котельниково! — хлопая серыми глазами, отчего из-за солнечных бликов, глаза его вообще как-бы были лишены радужек вокруг рачков, ответил лейтенант, — это всё равно, что пятнадцать бочек простого автомобильного бензина, господин капитан.
— Доставайте мне ещё три тысячи литров, где хотите, хоть у русских отбивайте. Всё, шагом марш! — резко бросил слова капитан и отвернулся, — одни пикирующие бомбардировщики, обещанные, не могут дать ни одного, потому что вспоминают вдруг, что бомбить остатки 208-й русской дивизии у Чилеково для генерала Хайма важнее, чем бомбить остатки той же дивизии у Пимено-Черни, а другие присылают полупустые автозаправщики и не знают, почему это произошло! Не армия, а швейцарский санаторий в Давосе для страдающих амнезией!
Капитан Зейдель утёр багровое лицо грязным платком и сел, выпрямив спину со словами:
— Господа офицеры, у меня приказ в 13-00 по Берлинскому времени атаковать и уничтожить русские части, прикрывавшие переправу у Пимено-Черни. Это не такая уж важная переправам, как переправы через Буг, Днепр и Дон, но, если учесть, что в степи, изрезанной балками и оврагами, будто её жевал Сатана, обход Пимено-Черни силами 4-го армейского корпуса генерала фон Шведлера намного южнее среди этих препятствий будет стоить тысяч и тысяч литров дефицитного бензина, задача не кажется пустой затеей. Не думаю, что фон Шведлер сможет перенести на руках на лишнюю сотню километров сотни своих бронемашин, грузовиков и тягачей южнее Дарганова. Кто-то должен открыть ему более короткий путь. И вообще, мне тут намекнули, что папа Гот хочет именно в Пимено-Черни разместить штаб всей нашей 4-й танковой армии. И так... Расположение позиций противника отображено на карте. Вот эта контрольная точка — южная конечность узкого лесного массива вдоль реки. Чтобы сориентироваться, посмотрите вон туда... — капитан привстал, протянув руку в сторону Даргановки.
Офицеры взялись за бинокли. Кто-то встал на ноги, кто-то просто повернулся в ту сторону, поскольку и так всё было прекрасно видно — как на ладони.
Цейсовские линзы в шесть раз приблизили крыши деревни, верхушки лесопосадок, не скошенное золотистое поле справа, тянущееся до самых лесных зарослей…
Один из танкистов, унтер-офицер с повязкой из грязного бинта на левой руке, подкручивая резкость бинокля, удивлённо воскликнул:
— Господа, ничего не видно, “иваны” здорово замаскировались, дёрн у них на брустверах ещё не высох и не даёт контрастной полосы, но смотрите, какой-то папаша тащит девчонку в лес, лупит её как заклятого врага, а она упирается, падает, кажется кричит!
Капитан вышел вдруг из себя и почти закричал:
— Миллер, вы сошли с ума! Чем вы заняты! Если ваш взвод потеряет в бою ориентацию, я отдам вас военно-полевому суду! Смотрите на группу высоких деревьев правее! Тысячу метров левее от вашей пасторальной сценки, за оврагом и дорогой, по сообщению разведчиков, начинается минное поле и позиции русских. Вся оборона вытянута в линию вдоль леса. Возможное расположение огневых точек и система огня показаны на карте. Возможны коррективы...
Манфред, приложив к глазам горячие от солнца резиновые окуляры бинокля, с любопытством наблюдать за двумя далёкими фигурками на краю пшеничного поля. Хлеба уже перезрело легли, грунтовая дорога, идущая вдоль кромки леса, была хорошо видна. У него даже прошёл звон в ушах и перестало двоиться в глазах, зато теперь мешал смотреть горячий воздух и пыль, поднимающиеся и дрожащие над степью. Перед глазами по-прежнему плыли чёрные точки-мушки и полосы, запятые и кляксы, будто от контузии взрывом оторвало часть сетчатки со дна глазных яблок. По сетке дальномера бинокля, до бегающих фигурок них было не более двух километров. На мотоцикле это чуть более трёх минут. На танке по пересеченной местности под обстрелом — десять. Вроде бы мужчина невысокого роста в кепке и сапожках по местному обычаю, тянул девочку в платье и панаме за руку к лесу, дёргал, бил по щекам какой-то тряпкой. Судя по росту и пропорциям, девочка была в возрасте десяти лет примерно, и она мотала головой, широко открыв рот, видимо кричала, звала на помощь. Мужчина дёрнул за ворот платьица, разорвав до пояса, но девочка как-то выкрутилась из его рук, вырвалась и побежала по жёлто-белым колосьям в сторону Даргановки, прижимая двумя руками к груди лоскуты платья...
Наблюдая, как появляются на кочках и исчезают две бегущие фигуры, у Манфреда в висках снова гулко застучала кровь.
— Что за русская скотина там это делает? — пробормотал он.
Он оглянулся: офицеры, склонившись над картой, лежащей перед капитаном Зейделем, что-то записывали в блокноты.
— По данным нашей наземной разведки и воздушной фоторазведки, по информации перебежчиков и местных жителей, у окопавшегося русского батальона есть противотанковые орудия, гаубица, миномёты, станковый зенитный пулемёт, противотанковые ружья, мины, — говорил тем временем капитан, — замысел атаки следующий: мы обстреляем позиции из реактивных миномётов, а если всё-таки нам дадут пикировщики, пробомбим их. Строимся мы для атаки, как обычно, ромбом: танки снаружи, все остальные внутри. Пехота наших товарищей из 29-й моторизованной дивизии, переставляя свои пулемёты, и ведя из них перекрёстный огонь, будет атаковать за танками фронтально, затрудняя противотанковым орудиям на флангах и русским бронебойщикам вести огонь по танкам. Два танковых взвода и бронемашины атакуют с правого и левого фланга. Ближе к левому флангу, где у “иванов” уже точно обнаружены противотанковые пушки, идёт танковый взвод Миллера. В центре панзергренадер и сапёров поддерживают зенитки и самоходные орудия. Румынские кавалеристы сначала в конном, а потом в пешем порядке атакуют вдоль реки Курмоярский Аксай от Караичева и Даргановки на Пимено-Черни, с целью захватить гаубицу, мост, препятствовать отходу вражеского батальона в глубокую балку за Пимено-Черни, по которой русские могут организованно отойти на восток. 64-й мотоциклетный батальон майора Грамса имеет свою задачу обогнуть нашу пробку южнее, и безостановочно продвигаться через степь на Сталинград. На них мы в бою не рассчитываем...
Капитан сидел теперь по-турецки, держась одной рукой за блестящее голенище кавалерийского сапога, а другой, водя по карте двухцветным красно-синим карандашом. Он начал, не спеша ставить задачи пехотным ротам. Ординарец сидел рядом на корточках, держал планшет на колене и чернильной ручкой записывал приказ в журнал боевых действий группы. Чуть поодаль, за бронемашиной стояли жёлтые от глины и пыли мотоциклы BMW R75 с префиксом WH над изогнутом номере над крылом, с пулемётами MG-34 на низких колясках. Дальше стоял мотоцикл полевой полиции с префиксом Pol на номерах. Это были те же фельджандармы, что повстречались танкистам и “хиви” по дороге к Котельниково, когда те были заняты вырыванием плоскогубцами золотых зубных коронок у убитых кавалеристов-горцев. Эти трое солдат с сияющими на груди стальными бляхами-горжетами и оранжевыми шевронами на рукавах были тут же. И их фельдфебель с красно-чёрной ленточкой медали “За зимнее сражение на Востоке 1941/42” на груди, что тогда насвистывать фокстрот “Musik, Musik, Musik” артистки Марики Рёкк из фильма “Хелло Жанин” тоже стоял поблизости. По выражению его лица было видно, что сейчас он тоже её насчитывает, проставляя себе голоногих девушек в умилительных колпачках, прозрачных юбках, перчатках по локоть, бьющих чечётку и трясущих маракасами. Двое ординарцев штаба боевой группы в сдвинутых на затылки пилотках, щурясь от ослепительного солнца, тоже были там неподалёку и лениво переговаривались, глядя, то в сторону русских позиций, то в сторону горящего Котельниково. Трофейная машина ЗИС-101А из 573-го отдела пропаганды с огромными рупорными пьезоэлементными громкоговорителями ГРД-2 всё так же ездила левее дороги и оглашала окрестности призывами сдаться, исторгала различные тексты по-русски про Сталина, евреев, НКВД и Ленина. Мелодии советских танго и разных русских песен инфернально плыли в раскаленной воздухе, перемешанном с тошнотворным запахом горелого человеческого мяса, хлеба и машин:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег, на крутой...
Никто кроме Манфреда на сцену погони на окраине леска особого внимания не обратил. Фон Фогельвейде опять приник к тёплой резине окуляров бинокля. В воздухе по-прежнему стояла пыль, пересекая линию визирования, то и дело рядом проходили солдаты, проехали мотоциклисты, велосипедисты...
Русский мужик почти нагнал девочку. Панамка упала с её головы, белая лента, скрепляющая волосы, развязалась и полетела как хвост воздушного змея, медленно опадая. Блеснуло в его руке длинное лезвие. Девочка упала на живот, наверное, забилась в конвульсиях — из-за дрожащих стеблей пшеницы этого было не видно. Мужик схвати её за щиколотку и быстро потащил к лесу...
— Сейчас бы из пехотной винтовки Маузера его самый момент достать! — закусив губу, сказал Манфред вслух, ощущая, как в его вернувшейся в первый раз назад душе после авианалёта штурмовиков на бензосклад, шевельнулось какое-то на редкость гадостное чувство, будто это он убил маленькую девочку, и поволок её как свинью на освежевание, поскольку он не вмешался, не спугнул убийцу.
— Господин капитан, — сказал он звонко, — рискую отправится на русские пушки вместе с унтер-офицером Миллером, но я предлагаю силами моего танкового взвода пройти по пшеничному полю правее оврага, развернуться влево у леса и выйти прямо к дороге, отрезав сразу всех “иванов” от моста. Перед мостом стоят два горящих зерноуборочных комбайна, один на буксире трактора, и они явно шли на мост. Значит, по мнению местных жителей, грузоподъёмность моста достаточна для них, следовательно, достаточна и для нашего танка. Мы на полном ходу ворвёмся в село и закроем русскому батальону дорогу через балку, что попробует отойти от села на восток...
Глядя на лейтенанта снизу вверх, Зейдель удивлённо спросил:
— Хорошо сказано, крестоносец, но такой манёвр под огнём противотанковых орудий, наверняка спрятанных на той стороне поля, просто безумен — они за минуту расстреляют вам борта и двигатели, и мы будем иметь три сгоревших без толку бронированные машины, не подлежащие ремонту и больше ничего!
— Не так, господин капитан, у “иванов” правее оврага и дороги нет ни противотанковых орудий, ни вообще никак частей!
— Откуда такая информация? — снова поднял голову капитан, едва снова уставившись в карту, и на его лбу появилось множество глубоких мимических морщин.
— Я только что видел, как какой-то местный мужик убил в том месте девочку. Она кричала, бежала! Если б там были какие-нибудь воинские части, то военные, пусть даже варвары-русские, наверняка вмешались, или как-нибудь себя проявили. Да и убийца девочки не стал так нагло действовать близ их позиций и потом волочить убитую в лесок, где по вашему мнению могут находиться противотанковые орудия.
— Эти русские просто звери. Не удивлюсь, если они по официальному разрешению большевистских властей убивают собственных детей. Они ещё хуже арабов — сказал панзер-фельдфебель, видимо, командир ремонтной группы, в прожжённом на груди советском ремонтном комбинезоне, но с пришитыми фельдфебельский погонами.
Из-под комбинезона не менее странным образом торчала расшитая красными петухами белая украинская рубаха. Его левая щека постоянно подёргивалась, как от нервного тика. На секунду задумавшись, он поправил на голове потёртую, выцветшую довоенную фуражку с высокой тульей и добавил:
— Я про это художественный фильм “G.P.U” в госпитале видел, большевики могут какие угодно злодеяния творить.
— Однако, лейтенант, в ваших словах есть некоторый резон... Хорошо, пусть будет так. Атакуйте вашими танками и тремя бронемашинами лейтенанта Гроссевальда правее оврага с выходом на мост. Кавалерийская сотня румын последует за вами в конном строю для закрепления успеха у моста. Ваша группа теперь называется “Роланд” и вы её командир. Если хоть один “иван” уйдёт по балке Караичевская к Чилеково, я отправлю вас обратно в Африку со всем вашим интеллектом и древностью рода, если смогу, конечно, а если вы “иванов” окружите без потерь, сделаю своим начальником штаба с повышением в звании. Итак, господа офицеры, ещё раз повторяю, через полчаса, в 12-45, все подразделения моей боевой группы должны находиться на исходных позициях в построении ромбом. В 13-00 по Берлинскому времени начинается артподготовка, в 13-15 атакует пехота и танки. Авиации сегодня будет мало, но и противник ничего серьёзного тоже из себя не представляет, за исключением того, что это упрямые русские сибиряки. Честно говоря, авиации я вообще не жду, так что всё! — капитан, кряхтя как старый дед, достал из специального часового кармашка брюк качественные противоударные часы "Zenith" на стальной цепочке, закреплённой на вшитом в шов пояса кольце, — на моих часах 11-20... Все свободны… Лейтенант фон Фогельвейде, а вас я попрошу остаться... Ординарец, командира минометной батареи ко мне, срочно!
Офицеры разошлись равнодушно и устало, подкручивая наручные часы, вяло переговариваясь. Капитан, то открывая, то защёлкивать крышку часов, о чём-то размышляя, бурча себе под нос:
— Плохо дело... Всё не так...
Со стороны артиллерийского дивизиона подошёл, приложив руку к пилотке, стройный и подтянутый молодой офицер, с двумя мерцающими как звезды стальными клипсами, удерживающими авторучки в нагрудном кармане мундира.
— Господин капитан, лейтенант Ханке, по вашему приказу явился!
— Приказываю вам, Ханке, после проведения артподготовки и начала атаки переместить позицию батарей вплотную к западной окраине деревни Пимено-Черни и вести огонь в разрывы между постройками вдоль склона балки Караичевской, куда через селение уходят беженцы. Мне нужно, чтобы мины перепахали там каждую кочку и создали панику и непроходимый затор из машин и повозок.
— Но господин капитан, согласно приложению к полевому уставу Вермахта, реактивные миномёты следует размещать не ближе трех тысяч метров до объекта обстрела и категорически запрещается вести залповый огонь над головами своих войск и в промежутки между строениями. Я не могу согл...
— Господин лейтенант! Здесь, в моей боевой группе уставом является мой приказ. Когда речь идёт о победе и жизни моих солдат, я подкладываю этот талмуд устава под задницу, и тогда очень хорошо видны контратакующие азиатские орды, не подавленные артогнём из-за таких как вы ревнителей устава! — твёрдо, исподлобья глядел на стоящего в струнку лейтенанта, бросил фразы Зейдель, будто стрелял в упор, — фельдмаршал Роммель, которого не зря прозвали “Лисом пустыни” за умение быть со своими войсками везде, и одновременно не быть нигде, говорит, что Вермахт — это цвет нации, а германская нация — это цвет человечества. Так вот, я не соглашусь променять хоть одну напрасно потерянную жизнь танкиста на все ваши железяки вместе взятые. Вы должны вспахать восточную окраину деревни так, чтобы там не осталось ни одного неповрежденного пулемёта, ни одного не оглохшего и не ослепшего, способного подняться в контратаку, занять оборону или в целости и сохранности отступить в Чилеково по восточной балке Караичевская. Деревню присмотрел штаб армии и всё должно быть чётко. Это приказ. Ваша новая позиция после артподготовки — сразу за танками. Артподготовка начинается в 15-00 по местному времени. Всё, идите!
Артиллерист козырнул, чётко повернулся на каблуках, сморщив край расстеленной под тентом плащ-палатки, и быстро зашагал к своим солдатам.
Капитан выудил из-под пачки бумаг початую бутылку без этикетки, налил в раскладной стаканчик и протянул стаканчик фон Фогельвейде со словами:
— Попробуйте и скажите, что это за коньяк?
Сам же он отхлебнул прямо из горлышка и добавил:
— Снимает мою вечную боль в спине...
Манфред взял на язык немного коричневой жидкости с резким коньячным вкусом и ответил первое пришедшее в голову, поскольку все его мысли сейчас были заняты письмом сестры:
— Коньяк “Weinbrand-Cognac”!
— Нет, это настоящий французский “Baron Otard”! — морщась, сказал капитан, — у меня до войны в городе Коньяк был торговый партнёр-француз, и всё прислал в подарок некондиционную виноградную водку, так что изрядно скопилась, а я не ценил, а теперь потихоньку жена из дома присылает, и я счастлив с ней на этой проклятой войне. Если вас сегодня не убьют, я попрошу её прислать и Вам бутылку. Со своей оперативной группой “Роланд”, после вступления в бой, действуете автономно, по своему усмотрению. Румынская пехота будет вас сопровождать в атаке, чтобы “иваны” вас не подожгли коктейлями Молотова, а вы румын должны беречь от пулемётов и миномётов как зеницу ока. С нами Бог!
— Слушаюсь, господин капитан! — ответил Манфред, увидев, как капитан поморщился, будто у него разом заболели внутренности, — с нами Бог!
— Идите же...
Лейтенант поставил стаканчик рядом с картой, испещрённой разноцветными пометками и, придерживая на груди бинокль, быстро пошёл к танкам своего взвода: теперь можно было прочитать письма из с родины...
Глава 13. Первые дни Гражданской войны в России
Утром 26-го, пока Василий спал, юнкерские и офицерские патрули встали на посты на улицах и перекрёстках в районе Никитских ворот, Остоженки, Пречистенки, Страстной площади на Тверской, заняли Манеж, окружили Кремль.
Прибывшее в Кремль с ордером Моссовета за оружием на грузовиках FIAT-15 представители рабочей милиции и солдаты-«двинцы» нагрузили в машины 1500 американских винтовок и ящиками с патронами, попытались выехать из Кремля, но не смогли. Вооружённые офицеры «Союза офицеров» и юнкера их не выпустили. Началась перебранка, затем драка и перестрелка. С обеих сторон были убитые и раненые.
Узнав, что бандитски задержаны грузовики с оружием, Моссовет заявил протест Рябцеву, а тот, притворившись удивлённым, пригласил его представителя Ногина на переговоры. Они встретились. Потом отправились с делегацией в Кремль. Провели митинг, уговаривая солдат гарнизона пойти на примирение. Потом ещё два раза в течение дня там появились они вместе, запутав своим поведением и речами «красного» коменданта Берзина и его солдат.
Генерального штаба полковник Рябцев тянул время до подхода подкреплений, а интеллигент Ногин смешивал непротивление злу Льва Толстого и всепрощение Иисуса Христа, совсем не обращая внимание на наглые и хамские рожи окружающих Кремль офицеров и юнкеров, уже ощутивших вкус безнаказанного убийства и готовящихся убивать дальше. Ему бы хоть толику решительности преподобного Сергия Радонежского и всё кончилось бы малой кровью, установлением разумного порядка. Но...
Переговорщики договорились вернуть юнкеров и офицеров в училища и казармы, а Военно-революционный комитет Моссовета расформировать после наведения в городе порядка, после чего всю гражданскую власть передать от Думы в Моссовет. Однако юнкера и офицеры в казармы не вернулись, поскольку большая их часть, естественно, Рябцеву изначально не подчинялась, а подчинялись Трескину. Районные рабочие Военно-революционные комитеты тоже продолжали действовать, не доверяя Рудневу и Рябцеву, не доверяя Ногину, предательской линии Моссовета, поскольку военные приготовления юнкеров и офицеров к массовым репрессиям были слишком очевидны и продолжались повсеместно.
Хамовнический район выставил посты красногвардейцев по десять человек в каждом на Крымской, Сенной и Зубовской площади, на Смоленском бульваре, Стрелке и Плющихе близ Девичьего поля. Красногвардейские патрули начали арестовывать и вести в свой Ревком всех, похожих на офицеров или юнкеров, обыскивая и разоружая. Трамваи они не останавливали. Ревком Дорогомиловского района выставил пост для конфискации оружия на Брянском вокзале у проезжих офицеров при помощи находящихся там тысяч застрявших без поездов дезертиров и демобилизованных солдат.
По всей Москве из окон зажиточных домов и особняков то тут, то там по патрулям рабочих периодически стреляли богачи и их холуи. Стреляли хулиганы, стреляли бандиты. Это не давало возможности осознать реальное положение дел и намерения сторон. По данным регистрации в Москве находилось 55 тысяч участников боевых действий: офицеров, прапорщиков, юнкеров, солдат-ударников. В городе находился и знаменитый генерал Брусилов, едва не ставший летом Главнокомандующим, проживающий на Остоженке. Это дополнительно придавало напряжённость всей ситуации.
Убедившись в колебаниях среди советских и несоветских партий Моссовета, Генерального штаба полковник Рябцев днём предъявил Ногину новый ультиматум:
«Требую замены моими юнкерами солдат караульного батальона 56-го запасного полка внутри Кремля! Рабочие арсенала, арсенальная команда, солдаты гарнизона, колеблющиеся юнкера из числа солдат-фронтовиков 1-ой школы прапорщиков генерала Шашковского, а также ратники 683-ой Харьковской дружины могут пока в Кремле остаться! 56-й запасной полк пусть уйдёт в свои Покровские казармы!»
Это было слишком. Ультиматум Рябцева, то называющего себя эсером, то социал-демократом меньшевиком, о сдаче Кремля, при отсутствии каких-либо политических или экономический требований, показал их желание захватить власть в городе. С учётом того, что правительство Керенского уже не существовало, образовать в Москве своё правительство, альтернативное правительству Ленина в Петрограде, было явным желанием начать Гражданскую войну. Рудневу, вероятно, понравилось идея, из главы Москвы стать новым Президентом России, а Рябцеву стать военным диктатором!
Осознав, что Руднев и Рябцев готовы перейти к активным силовым действиям, Ногин и Усиевич призвали партизанские отряды Красной гвардии к готовности и запросили у Народного комиссара военно-морских сил Троцкого помощь. Троцкий пообещал прислать их столицы матросов и артиллерию, если чиновники-железнодорожники согласятся их перевезти, саботаж на железной дороге будет прекращён. Борьбу с саботажем поручили товарищу Сталину. Покамест Троцкий просил опереться на помощь из Подмосковья.
Красногвардейцы готовились к битве. Распределяли немногие свои винтовки, берданки, охотничьи ружья, револьверы. Редко, когда отряд красногвардейцев превышал пятьдесят человек. Только треть была вооружена огнестрельным оружием. Всё теперь зависело от революционного творчества масс и их спонтанно возникших лидеров.
Так великан и бородач Штернберг, будучи профессором астрономии Московского университета, известным в России и за рубежом учёным, неожиданно для всех деятельно возглавил Замоскворецкий Ревком. Кроме решения вопросов вооружения, он принял срочные меры к занятию Трамвайной электрической станции. Теперь он мог использовать трамваи для перевозки продовольствия, оружия, войск, раненых, для доставки отрядов для производства обысков и изъятия оружия в квартирах и домах откуда по рабочим стреляли зажиточные горожане.
Профессор Штернберг не будучи военным, исходя лишь из логики событий, сделал и следующие верные шаги. Он взял также под контроль Электростанцию 1886 года. Его Ревком изъял 200 винтовок Бердана образца 1870 года с 10,7-миллиметровыми патронами в команде выздоравливающих. Пусть к каждой винтовке рабочему смехотворно давалось по пять патронов с дымным порохом, давно позеленевших от времени. Большего пока не было. Лиха беда начало! На Казанском вокзале разведчиками было обнаружено несколько ящиков с японскими винтовками Arisaka и 6,5-миллиметровые патроны к ним. Это оружие рабочие вывезли на трамвае в кинотеатр «Великан», где был организован склад оружия.
Штернбергу удалось раздобыть у Бутиковских казарм французские осадные орудия. Офицеры и французы-инструкторы вывезли куда-то прицелы, снаряды, а сами скрылись. Солдаты-артиллеристы обращаться с пушками не умели, но по приказу профессора одно орудие было установлено для психологического давления на врага на набережной у Крымского моста, а другое на Калужской площади. Гаубицы без прицелов и снарядов стояли как символы. Но это уже была сила. «Красный» профессор, хотя и не был человеком военным, отлично понимал, что артиллерия всегда имела большой психологический эффект, поднимая дух своих бойцов и угнетающе действуя на чужих...
Воинские части гарнизона в большинстве своём пока находились в казармах. Вечером прошло гарнизонное собрание ротных Комитетов, признавших власть Советов рабочих и солдатских депутатов. Они отправили ультиматум Рубцову и Рудневу: «Увести офицеров и юнкеров с улиц и от Кремля, открыть дорогу для вывоза оттуда оружия для Моссовета». В случае отказа солдатские Комитеты различных частей собирались силой разблокировать Кремль. Депутатов-солдат при передаче ультиматума юнкера и офицеры арестовали, поместили под арест в Манеж. Донские казаки там издевались над ними и угрожали высечь нагайками. Так множество воинских частей Москвы сделались однозначно врагами «белых».
Первую половину всего этого дня Василий потратил на раздачу денег «Общества экономического возрождения России» по имеющемуся списку Завойко. Полмиллиона рублей досталась «Офицерскому экономическому обществу», 400 тысяч «Совету офицерских депутатов». Вторая половина дня ушла на то, чтобы добраться до села Останкино и встретится там в ресторане парка с поручиком Зуевым для формирования батальона смерти из добровольцев подмосковных воинских частей и боевых групп офицеров «Совета офицерских депутатов губернии».
Сразу после свержения царя Мосгордума решили отторгнуть у Московской губернии изрядные куски территории внутри только что построенного Московского железнодорожного кольца. Губернатор был отстранён от власти и помешать этому не мог, а комиссарам Временного правительства было всё равно. Тогда Останкино и стало Москвой вместе с Бутырским хутором, Марьиной рощей и так далее.
Уже в начале XIX века в Останкино дворовые графа Шереметева начали сдавать свои дома дачникам, а на территорию усадьбы и парка стали пускать всех, кто хоть как-нибудь походил на приличного человека. Вместе с этим там открыли рестораны, трактиры, лавки и тому подобное. В конце концов парк открыли вообще для всех.
Чтобы превратить старые избы в дачи мужики надстраивали вторые этажи, выводили на них балкончики, пристраивали наружные лестницы, не жалели коньков и петушков. Мужики так привыкли слышать от нанимающих вопрос «А терраса есть?» — что начали возводить террасы, где попало.
Верочка и Софочка несколько раз заставляли летом Василия ездить с ветерком на авто к их знакомым молодым актёрам, снимающим одну из таких дач. Балкончик на два человека, на втором этаже, поддерживаемый двумя планками, прибитыми к стене. Пол на этой террасе скрипел немилосердно, сквозь щели между его досками проваливались ножки стульев. Удобства во дворе. Но такую «дачу» чудаки всё-таки нанимали.
После встречи с пренеприятнейшим поручиком Зуевым в грязной армянской дыре в Останкино, гордо именуемой рестораном, на обратной дороге уже в сумерках автомобиль Василия «Ford Model Т» остановили и едва не обыскали рабочие патрульные. Он откупился. 100 рублей решили дело. Риска при даче взятки не было. Только что рабочие пропустили за такие же деньги возы с углём и мукой, явно краденной. Возничий сидел на том возу грустный, весь словно гипсовая статуя в муке. Добродушные рабочие пареньки, деревня деревней, только помахали ему рукой, чтоб быстрее ехал прочь.
За такую же сумму потом патруль пропустил в деревню Останкино повозку с прикреплённым к ней зелёным знаменем ополчения, с мясом, мукой и водкой ещё старой заготовки, с казёнными печатями. Вместе с Василием и шофёром были ещё двое охранников из бывших офицеров флота. Получалось четыре на четыре в случае стычки и патруль не стал особо торговаться.
В сыром вечернем воздухе над Москвой раскатисто звучали выстрелы. Уже привычные из-за постоянных грабежей хлопки револьверов и охотничьих дробовиков, теперь чередовались с хлёсткими выстрелами винтовок. Это стреляли по рабочим патрулям и просто по отдельным людям жильцы богатых домов и особняков. Исподтишка, в спину, из-за оград, с чердаков, из окон, через форточки, с потушенными лампами в комнатах. Работодатели, фабриканты, банкиры, купцы и их слуги воспользовались случаем продемонстрировать своим работникам, что, кроме задержек зарплаты, массовых увольнений, хамства и издевательства, грядёт время массовых репрессий, террора и убийств как в 1905 году. Они снова готовы были рабочих убивать, словно на охоте, как будто объявлено сафари на людей.
Этими ночными убийствами и террором богачи ясно обозначили своё желание устроить рабочим в Москве Варфоломеевскую ночь. Как на это ответят рабочие? Будут под руководством большевиков, анархистов и левых эсеров последовательно штурмовать все зажиточные дома и особняки в городе? Да, если придётся, и враг не захочет сдаваться! Казалось, в Москве назрело что-то страшное и вот-вот прорвётся из-за вечерних свинцовых туч на землю...
Совсем недавно многим идеалистам верилось, что Февральская революция может переменить людей к лучшему, объединить непримиримых. Казалось, что русским людям будет не так уж трудно ради бесспорных общечеловеческих ценностей отказаться от пережитков прошлого мрачного мира, от разной скверны, жажды обогащения, национальной вражды и угнетения себе подобных. Русские люди ведь всегда тяготели к идеалам справедливости. В каждом ведь должны были быть заложены зачатки доброй воли и всё дело заключалось лишь в том, чтобы вызвать добро из глубины сущего. Но каждый день, начиная со дня отречения царя, швырял в лицо доказательства того, что революция не уничтожила ни ненависти, ни жадности, ни похоти. Наоборот! Всё чаще вспыхивал гнев и злоба. Но не было другого пути, чем тот, который был избран простым народом...
Рано утром 27 октября 1917 года всё вдруг перевернулось. Правые эсеры Руднев и Рубцов получили телеграммы от начальника штаба Верховного Главнокомандующего Духонина и Главнокомандующего Западного фронта генерала Балуева о том, что в Москву по плану «Республиканского центра» и «Союза офицеров» для подавления стремления рабочих взять власть, перенаправлена гвардейская бригада. Казаки и артиллерия, двигавшиеся до этого в Тулу, Брянск и Орёл теперь двигаются по железной дороге в Москву. Войска эти начнут прибывать в Москву через сутки. Необходимо их встретить, обеспечить охрану Брянского и Александровского вокзала.
Именно поэтому, несмотря на ультиматум солдатской депутации, Руднев и Рябцев почувствовали себя хозяевами положения. Поэтому они решили больше не заигрывать с частями гарнизона. Через сутки в их распоряжении будут фронтовые части с артиллерией и от рабочих кварталов не останется камня на камне в случае сопротивления. Вышнеградский и Путилов также уверили «Комитет общественной безопасности» о продолжении финансирования всех офицерских и черносотенных сообществ, противодействующих рабочим. Финансирование ими самостоятельных офицерских групп Алексеева и Корнилова не должны были смущать КОБ Рябцева и Рубцова. Капиталисты ставили сразу на двух лошадей в забеге на приз в виде военной диктатуры в стране. Было также сообщено, что через два дня аналогичное выступление правых эсеров и военных против власти рабочих и революционных солдат планируется в Петрограде, Смоленске и других крупных городах.
Полковник Рябцев больше ждать не стал и тут же объявил в Москве военное положение, а себя властью, его осуществляющей. Теперь все люди с оружием, кроме военных и инсургентов Рубцова и главы города Руднева, оказались вне закона. Выведя на улицу 3000 юнкеров и объявив вне закона Красную гвардию и рабочую милицию, которая с момента отречения царя вместе с думской милицией была полноправным субъектом власти, комитет Руднева и Рябцева произвёл де-факто военный переворот в Москве. Как на это отреагируют «красные»?
Ровно то же самое несколько месяцев назад хотел сделать генерала Корнилов в Петрограде, но рабочие-железнодорожники, лейб-гвардия и Красная гвардия тогда с Корниловым справились ещё до вступления его войск в город. Тогда сражения в центре Петрограда удалось избежать. Теперь Генерального штаба полковник Рябцев делал то, что пытался сделать генерал Корнилов на подступах к Петрограду, но только на этот раз воинские силы заговорщиков были уже изначально в центре Москвы. Им не нужно было прорываться в город извне. Чем ответят на это рабочие?
Инсургенты тоже не оставались в стороне от войны с рабочими. В Александровском военном училище, в окружении свирепого вида юнкерских патрулей, приехавшим из Петрограда лейб-гвардии полковником Трескиным и его адъютантами уже два дня организовывались в роты и батальоны тысячи офицеров разных родов войск и званий, живущих в Москве, проходящих тут лечение, ждущих назначения в части, командированных за пополнением, снаряжением, или просто сбежавших с фронта.
Им, по большей части не москвичам, за службу платили правители-мародёры и спекулянты, сделавшие состояния на всеобщем разорении страны, Путилов, Вышнеградский и другие российские и нероссийские капиталисты. Именно Временное правительство мародёров давало офицерам во время войны тройной оклад, звания, должности, право карать и миловать, воровать, заниматься коммерцией на крови солдат. Когда такие благодетели вдруг оказались свергнуты рабочими в Петрограде и угрожали то же самое сделать в Москве, ярость «демократического» офицерства не знала границ! Их подготовка к расправе с рабочими началась задолго до того, как стало известно, что на их кормильцев покушается власть рабочих.
Мир с немцами? Ни за что! А как же тройной оклад, внеочередные чины, грабеж системы военного снабжения?
Национализация заводов? А как же тогда капиталисты будут властвовать и вести войну?
Земля крестьянам? А как же тогда получить за кровавую псовью службу на старости лет генеральские поместья с батраками?
Нет. Рабочие и их большевики должны быть стёрты с лица земли!
Гарнизонное собрание офицеров в Актовом зале Александровского училища придало этим организационным усилиям предстоящего массового убийства более стройную форму. Из 55 тысяч офицеров запаса, находящихся в Москве на лечении, в отпусках, в командировках, состоящих в разных щедро финансируемых офицерских организациях, 15 тысяч решили принять участие в безнаказанных боевых действиях в городе. Все они ожидали, что знаменитый генерал Брусилов, организатор одного из немногих победоносных сражений проигранной войны с немцами, проживающий в отставке в Мансуровском переулке на Остоженке, возглавит отряды сил военного переворота вместо непопулярного у офицеров царской времени правого эсера Генерального штаба полковника Рябцева, но Брусилов отказался.
Брусилов не признал «Комитет общественной безопасности» Рябцева и Руднева той силой, что действует в интересах страны или хотя бы в интересах свергнутого Временного правительства. Как можно было собирать в Москве армию головорезов-юнкеров и профессионалов убийства фронтовых офицеров, даже не объявив, на какой стороне такая армия будет сражаться? Заявление этих эсеровско-кадетских сил о защите общественной безопасности от рабочих в городе, погрязшем в бандитизме, коррупции, беззаконии, произволе богачей, наркомании и проституции была Брусилову непонятна.
Какую безопасностью и какого общества хотели защищать путчисты в криминальной столице России, котирую они сами довели до такого состояния, седой генерал не понимал. Безопасность коррупционеров и взяточников? Зато он понимал, кто на самом деле стоит за Рудневым и Рябцевым: те же люди, что разорили империю и арестовали Николая II, кто продолжал проигранную уже войну, даже когда страна уже разорена и распалась. Так или иначе, но денег у Василия генерал Брусилов не взял.
Полмиллиона рублей благородный старик простой смахнул рукой со стола на пол. Предстояла кровавая бойня между согражданами, между русским и это было для боевого генерала отвратительно, тем более, он совсем не хотел расчищать дорогу к трону для Корнилова или Алексеева, сторонников которых больше всего было в наёмных офицерских отрядах. Брусилов знал, откуда идёт их финансирование. Этот сухонький и седоватый человек с бесстрастным лицом, в чёрном потёртом бешмете, сказал Василию:
— Я не нахожу, кто бы мне мог приказать принять такое командование! А мародёрам и спекулянтам я помогать не хочу! Что обо мне через сто лет скажут русские люди?
Бывший начальник Александровского училища генерал-лейтенант Геништа о таком же предложении возглавить «белых» в Гражданской войск и разговаривать не стал, сославшись на болезнь. Стрелять в своих? Никогда! Желает Алексеев с Корниловым этим заниматься, извольте, но они и года не проживут после этого! Теперь бойня в Москве была делом нескольких, давно потерявших офицерскую честь бывших царских полковников, каждый из которых понимал этот процесс по-своему.
Уже третий день на Арбате в здании электро-театра «Художественный кинематографа Брокша» Генерального штаба полковник Дорофеев, лейб-гвардии полковник Трескин и капитан Мыльников продолжили формировать из студентов и офицеров отряды, вооружённые револьверами Нагана, винтовками Мосина, пулемётами Максима, револьверами, шашками, кортиками, ручными гранатами, бомбомётами и 37-миллиметровыми траншейными пушками Розенберга. Отрядам офицеров передавались также ранцевые огнемёты Товарницкого, созданные царским офицером изначально как оружие полицейское для разгона толп демонстрантов и несанкционированных сборищ.
Было понятно, что моральное потрясающее действие огнемёта было выгодно использовать для подавления бунтующей толпы, если будут организованы таковые, и в уличных боях во время Гражданской войны. Достаточно лёгкой демонстрации огневой струи, чтобы неорганизованные массы московских рабочих рассеялись. Однако горючей жидкости на основе синтетических масел из угольной смолы было крайне мало. Выдавались наёмникам и разрывные пули образца 1916 года, предназначенные в принципе в армии для стрельбы по аэростатам и самолетам, но при стрельбе по людям, наносившие страшные раны.
«Кинотеатр Брокша» на Арбатской площади был штабом формирующихся отрядов «белых». Кинотеатр имел паровое отопление, бетонные перекрытия, стальную комнату для киноплёнки, прекрасно подходил для военных целей и хранения денег заговора. Вместо демонстрации кинофильмов «Призрак счастья», «Переход русских войск через реку Сан после победы над австрийцами» и так далее, здесь формировали списки отрядов и будущих жертв репрессий, обучали обращению с оружием, содержали арестованных.
Отряды офицеров с наглым и кровожадным видом, с воинственными песнями и скабрёзными шутками в адрес рабочих и их женщин разошлись и разъехались на грузовиках по центру города, постреливая в воздух, занимая боевые позиции в районе Арбата, Кудринской площади, Смоленского рынка, у Никитских ворот. Предполагалось, что рабочие будут вскоре пытаться организовать в центре города многотысячные вооружённые шествия как в июле в Петрограде и тогда в дело вступят пушки, пулемёты и огнемёты.
Красногвардейские же патрули пока что даже не могли установить контроль в своих районах, где их постоянно обстреливали из богатых домов, особняков, проезжающих автомобилей. Самокатчики и авторота солдат, при появлении неподалёку грузовиков с вооружёнными пулемётами офицеров, от штаба в «Дрездене» и от Моссовета на Скобелевской площади разбежались. Надежды на мир практически исчезли. Да в них никто особо и не верил. Вот-вот должна была разразиться война. Ногин и Усиевич вызвали на помощь к Моссовету на Тверскую отряд солдат-«двинцев»...
Генерального штаба полковник Рябцев обратился с призывом к московским студентам и учащимся гимназий встать на сторону его эсеровско-кадетского комитета КОБ. В богословской аудитории на Моховой собрались представители всех факультетов Московского Университета, московских училищ, гимназий. Прибыли делегаты Лазаревского и Коммерческого институтов, Петровской сельхозакадемии. Студенчество, состоящее преимущественно из зажиточных слоёв и немосквичей, приняло резолюцию о вооружённой поддержке комитета Руднева и Рябцева.
Началось массовое формирование и вооружение отрядов студентов. Студенты ещё до этого стали повязывать на рукава белые повязки, белые банты на грудь, назвавшись «Белой гвардией», чтобы отличаться от рабочих, от их красных повязок и красных бантов Красной гвардии. Отказавшись от повязок-триколоров, приняв просто повязки белые, они подчеркивали свою дистанцию от свергнутого Временного правительства и царя, как бы ещё намекали на свою белую дворянскую и купеческую кость, отличающуюся от рабочей и крестьянской кости, белизну своей кожи, отличающейся от крестьянской во время жатвы и от тёмных лиц рабочих-сталеваров.
Ещё весной студент московского Университета с красным бантом на груди был одним из символов революции. Теперь красный бант студента стал мишенью для штыкового удара, а солдатская кокарда, обёрнутая красной тканью, мишенью для пули. Всего семь месяцев назад в Москве состоялся праздник «Красного флага и красной ленточки». Из десяти человек восемь были украшены ею на улицах Москвы. У кого в петлице, у кого на груди, на плече. Барышни с красными бантами, кавалеры в красных галстуках. У военных и чиновников кокарды на картузах обтянуты красным, у дам даже пуговицы на пальто. Правда уже тогда у начальников патрулей думской милиции повязки имелись белые. Патрульные машины имели белые флажки, а не красные. Офицерская организация «Белый крест» тоже имела в качестве символа белый георгиевский крест. Но всё же...
И вот теперь никому из прогрессивных когда-то студентов не понравился ни ленинский Декрет о мире, ни ленинский Декрет о земле, ни ленинский Декрет об отмене смертной казни. Массовые репрессии царизма по отношению к рабочим, включая тюрьмы, ссылки, каторгу и расстрелы, убийства из-за угла ничему эту молодёжь не научили. Массовые репрессии Временного правительства по отношению к рабочим, расстрелы их демонстраций, тюрьмы, ссылки, запреты их партии, заказные убийства тоже их ничему не научили. Теперь они сами решили заняться массовыми репрессиями под командой Руднева и Рябцева!
Деньги Путилова и Вышнеградского, переданные начальнику студенческой милиции Морозову по указанию Кутлера, сейчас сработали идеально. Сумма, присланная ему же промышленником Рябушинским, тоже добавила огня. После лета на дачах, пива и портвейна, катания на лодках и амурных похождений с курсистками, великовозрастные студенты решили в составе офицерско-юнкерских отрядов убивать московский пролетариат и солдат, как будто их в Университете этому только и учили! И это притом, что железнодорожный телеграф разнёс по стране весть: «Ленин только что подписал Постановление Правительства о выборах в Учредительное собрание 12 ноября!»
Кажется, дорога ко всеобщему консенсусу всех сил в стране открыта. Идите на выборы и выбирайте себе нужную вам власть демократически. Зачем же тогда готовить кровавое сражение? Но Ленин был социал-демократ большевик. Значит, марксист. Значит, он был противником собственности на заводы и фабрики, как источника силы и власти капиталистов, как источника всех бед людей! А это было неприемлемо для студентов, будущих слуг этого самого капитала.
Не постановление ленинского Правительства Народных комиссаров о назначении выборов в Учредительное собрание, не работа Учредительного собрания волновала сейчас заказчиков Рябцева, Руднева и Трескина, а также студенческих усачей, а сохранность и приумножение их капиталов волновала. Эсеровская и кадетская сущность жадных и безжалостных собственников в сознании большинства студентов со всей страны из зажиточных слоёв общества и кулаков, диктовала студентам Университета выступить на борьбу за сохранение возможности сидеть на шее простонародья.
Именно поэтому назначение выборов в Учредительное собрание не произвело впечатления ни на исполняющего обязанности Главнокомандующего русской армией генерал-лейтенанта Духонина на фронте, ни на Генерального штаба полковника Рябцева в Москве, ни на студентов университета и училищ. Наоборот. Вступил в действие подробно разработанный в штабе Алексеева и комитете Рябцева план по силовому разгону Советов и разоружению революционных частей в Москве и Петрограде.
То, что из 17 районных Дум Москвы в 11 Думах социал-демократы большевики были избраны и оказались в большинстве, а в столице уже действовало правительство социал-демократов большевиков, выпустившее уже свои Декреты-указы о мире, то есть о прекращении войны, разрушившей страну, о земле, то есть о передаче безвозмездно земли крестьянам, об отмене смертной казни на фронте, они проигнорировали. Им не понравилась ни идея мира, ни идея наделения крестьян землёй, ни отмена смертной казни. Они учились не для того, чтобы идти в ногу с простым народом, а для того, чтобы сидеть на шее у этого простого народа. Первые декреты и законы рабочей власти были им как кость в горле.
— По делам их узнаете их! — сказал как-то один мудрый человек.
Кажется, это было сказано в Евангелии от Матфея, главе седьмой...
— Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить...
А если студенты вслед за юнкерами и офицерами Руднева шли мерить рабочих судом смерти и мерой рабочим смерть назначать, то им самим что должно было воздаваться?
При всём при том в Москве было шесть школ прапорщиков и два военных училища общей численностью около 10 000 юнкеров и офицеров с артиллерией, пулемётами, бронемашинами, автотранспортом. Целая дивизии из бойцов, по большей части уже прошедших фронт! Они хотят военную диктатуру Алексеева или Корнилова? Пусть! Любому обывателя исход такой борьбы был ясен. Победа будет за полковниками! Присоединиться к такому побоищу «красных» и бедняков студенчество было непрочь! И о, Боже, в толпе добровольцев попадались и 12- 14-летние гимназисты! Неужели и им организаторы бойни дадут боевые винтовки, сделав их тоже мишенями?
Октябрь 1917 года в Москве выдался аномально тёплым. В то время, как в Питере слякоть сменялась гололёдом, а дождь снегом, в Москве ещё не было заморозков и сырой ветер не был, как обычно в это время, студёным. Погода позволяла вполне комфортно чувствовать себя в демисезонной нарядах, оставаться подолгу на улице. Это способствовало человеческой активности. Иногда между туч ненадолго выглядывало и солнце, как бы намекая москвичам и приезжим, что всё ещё может быть хорошо...
Добровольцев предстоящего побоища приветствовала радостными возгласами и аплодисментами разношерстная и любопытная московская публика, собравшаяся погожим осенним днём на тротуарах около Манежа. Мелькали франтовски одетые, в котелках и шляпы банковские работники и коммерсанты, чиновники и служащие в форменных шинелях и фуражках. Виднелась кулацкие косоворотки, картузы, дамские шляпки с перьями и цветастые платки торговок, раненые из бесчисленных московских лазаретов и госпиталей, на костылях, с палками, подвязанными руками, забинтованными головами. Тут были кустари, извозчики, беженцы-евреи, украинские подённые рабочие-штрейкбрехеры, кавказцы в меховых шапках и бурках. Все были возбуждены, будто наэлектризованы. Шумели, выкрикивали что-то, поддерживая желание будущих врачей, учителей, чиновники, инженеров убивать рабочих и солдат из неимущих слоёв.
Не было только видно сейчас в кровожадной толпе на Моховой, Никитской и Арбате ни одного священнослужителя. Священный Собор, заседающий в тот день в Москве в Лиховом переулке дискутировал о патриаршестве. Имя патриарха Гермогена в заседаниях упоминалось неоднократно вместе с прямыми параллелями со Смутой начала XVII века. При этом в Епархиальном доме вместе с проведением Собора, действовали Пастырские, Псаломнические, Миссионерские курсы, преподавалось женское богословские, проходили съезды, собрания, отмечались юбилеи не только церковные, но и светские. Что им до России?
О том, что уже два дня в России другая власть, о том, что в Москве полковники затевают кровавое чёрное дело, никто и словом не обмолвился, словно это была не Русская Православная Церковь, а марсиане из романа Герберт Уэллса «Война миров». Нажива, зависть, малодушие владели попами сейчас особенно явно.
А ведь каждый из трёхсот московских приходов мог призвать в среднем по 700 верующих, а ещё 70 церковников Собора и соборной канцелярии могли выйти на улицы Москвы с 200-тысячной демонстрацией московских христиан и одним своим присутствием блокировать любые противоборствующие силы, численность которых исчислялась двумя десятками тысяч человек. Могли остановить назревающее братоубийство! Но нет. Не для этого существует Православная церковь, а совсем для другого...
Выходя с толпой возбуждённых молодых людей из душной богословской университетской аудитории после короткой финансовой встречи с Морозовым, Василий не находил такую поддержку студентами заговорщиков странной, как не было странным для этих добровольных помощников Руднева и Рябцева получить от командиров отрядов положенные 50 рублей за боевой день при предъявлении особой отметки в студенческом билете на последней странице. Кассовый металлический шкаф начальника студенческой милиции, забитый миллионом рублей царского образца, сейчас был самыми востребованными местом. Этот сейф был одним из тайных вождей их движения.
Алчность. Это было понятно. Но Василий не мог найти объяснений другому. Почему на стороне эсеровско-кадетского комитета Рябцева и Руднева выступили студенты Московского университета и училищ из традиционно советских партий: меньшевики и анархисты. Почему они пошли против рабочего Совета? Ведь именно рабочие Советы первыми в марте 1917 года, ещё до отречения царя, взяли под охрану московское здание Думы и выпустили революционную прокламацию. Потом Советы уступили Думу старому составу, оставив за собой управление в рабочих районах Москвы.
Думцы тогда заявили москвичам, что они, кадеты, представители делового сообщества города, повинуясь своему долгу перед москвичами и внимая их требованиям, взяли в свои руки власть в Москве для установления нового государственного и общественного порядка на началах свободы и справедливости, единение сил народных. И что стало с этой справедливостью к осени, после расстрела рабочих в Питере, массовых репрессий Керенского против рабочих и их партии, мятежа Главнокомандующего «демократической» армией Корнилова и репрессий в Калуге? Расстрел из пулемётов демонстраций в Питере в июле, увольнение в Москве сразу 10 тысяч московских работников в августе. Это ли единение сил народных?
Василию тут же подумалось, что следует переехать из отеля «Метрополь» в «Боярский двор» на Старой площади у многогранной башни Китай-города, подальше от Думы и Кремля. После таких приготовлений к побоищу это было бы разумно. Он теперь даже в ресторан гостиницы не ходил без револьвера «Ивер и Джонсон». Люди кавказской внешности, украинские купцы, американские скупщики антиквариата, спекулянты, сутенеры и торговцев кокаином совсем там стыд и страх потеряли. Теперь ещё в гостинице «Метрополь» не к добру разместилась рота юнкеров-алексеевцев с пулемётами, ополченцы-студенты и их кокетливые медицинские сёстры, торгующие кокаином и собой.
Василию было странно видеть, что студенты-кадеты и студенты-эсеры теперь шли против рабочих вместе, хотя ещё летом они вцепились бы друг другу в глотку на митинге и в аудитории. Вот что значит психология господская перед угрозой восстания рабов!
Студенты Московского университета, старшие гимназисты Коммерческого и Лопухинского училищ двинулись по Моховой, Знаменке и Никитской нестройными командами на Арбатскую площадь. Там прямо у памятника сгорбленному Гоголю скульптора Андреева, как бы всеми своими героями «Ревизора», «Мёртвых душ» и «Тараса Бульбы» взывающего к борьбе с известной глупостью и подлостью русской, полковник Дорофеев формировал отряды. Зловеще стояли здесь два броневых автомобиля Александровского училища, два 3-х дюймовых орудия, доставленных сюда казаками 7-го Сибирского казачьего полка с Ходынского поля, бомбомёты и 37-миллиметровые траншейные пушки.
Тут студентам и офицерам выдавали из цейхгауза Александровского училища винтовки, патроны, назначали командиров, ставил боевые задачи под щелчки редких выстрелов у Кремля. Командирами в отряды студентов назначались преимущественно георгиевские кавалеры, фронтовики. Прежде всего, студентам-белогвардейцам поручалось патрулировать переулки от Остоженки до Тверской. Офицерам выдавалось из денег, привезённых Василием двухмесячное жалование. Москвичей среди офицеров и студентов на Арбатской площади было меньшинство. В основном это были жители Пензенской, Астраханской, Рязанской губерний. Они были не прочь преподать спесивым москвичам урок смирения.
— На Москву идут эшелоны с казаками с Дона, идут войска ударников с фронта, необходимо продержаться не более двух дней! — время от времени говорили они одну и ту же фразу, словно эхо летало над Арбатом.
— В Питере генерал-лейтенант Алексеев возглавит новую власть! — снова летело по улицам и переулкам эхо.
Студенты шли в своих шинелях с блестящими пуговицами, петлицами, в фуражках с глянцевым козырьками и синими околышами, с улыбочками, в очёчках, с бородками и усиками, сигаретами в зубах, винтовками на плечах с примкнутыми штыками. Издалека студенты мало чем отличались от групп юнкеров, если бы не цвет верха фуражек и шинельного сукна, да обувь: ботинками вместо сапог. Блестящая форма Коммерческого училища вообще искрилась эполетами. Некоторые имели при себе обрезы и охотничьи ружья-дробовики, револьверы Нагана, Кольты, пистолеты Браунинга...
Студенческие вооруженные отряды в Москве уже с марта, с момента отречения царя, охраняли университет от погромщиков и бандитов, фактически управляли своими альма-матер. Студенческая милиция так же как милиция рабочая или милиция городская имела свой взгляд на происходящее. Судя по выражению лиц и глаз идущих на братоубийственное дело студентов, вряд ли среди них были энциклопедисты, будущие ученые или хотя бы надежда русской словесности. Те сейчас слепли над учебниками в библиотеке...
Несколько студентов явно под воздействием дозы кокаина или морфия радостно пели на латыни, идя в обнимку с нарядными барышнями-курсистками Московских высших женских курсов:
Gaudeamus igitur,
Juvenes dum sumus!
Juvenes dum sumus!
Post jugundam juventutem,
Post molestam senectutem
Nos habebit humus.
Nos habebit humus...
Другие пели более осознанное:
Вот вспыхнуло утро и выстрел раздался!
Для трона ударом он был роковым...
И грозным призывом в толпе раздавался:
«Долой цепи рабства и старый режим!»
Хорошенько отдохнувшие в летние каникулы, не попавшие на фронт благодаря связям и уловкам, московские студенты и гимназисты готовилось принять участие в наказании рабочих за желание лучшей доли. Кто будет зубрить английский, латынь и сопромат, когда предоставлена возможность пострелять по живым людям под аплодисменты барышень?
Рабочие хотят захватить власть в стране путём насилия? Как будто царь не был свернут с помощью насилия, путём вооруженного переворота! Успех рабочих — гибель всей России! А сейчас она разве уже не погибла или страна процветает, разграбленная жадными капиталистами? Поэтому все, для кого слова «свобода» и «присяга» не пустой звук, должны немедленно приступить к организации сопротивления! Свобода для кого и свобода чего? Присяга кому?
Однако из 50 тысяч московских студентов белогвардейцами стали только 5 тысяч особо безнравственных и жестоких. Против рабочих и солдат не пошли студенты Института инженеров путей сообщения, Высшего технического училища, Политехнического института, Межевого института, Лазаревского института восточных языков, Археологического института...
Свобода чему и для кого, присяга кому и для чего, полковники из многочисленных военизированных организаций и союзов офицеров продемонстрировали на Красной площади к радости одних и ужасу других.
После того, как прекратилась утренняя перестрелка между окружившими Кремль офицерами, юнкерами и казаками с «двинцами» и солдатами 56-го запасного полка, прибывшими за оружием, там наступило затишье. Четверо юнкеров и казаков были ранены, один убит. Столько же потеряли ранеными защитники Кремля.
Грузовики с 1500 американскими винтовкам и патронами к ним были брошены шофёрами перед открытыми воротами Боровицкой башни. Они стояли сиротливо там с открытыми дверцами и пробитыми пулями радиаторами. Ветер шевелил края брезента на ящиках. С этой стороны Кремль блокировали 4-я и 6-я роты юнкеров из 5-й школы прапорщиков со Смоленской площади. Прорыв из Кремля с оружием был отложен до ночи. В этом должны были помочь два имеющихся в Кремле броневика красного прапорщика Берзина.
Четыре роты из 5-й и 4-й школы прапорщиков и сотня казаков 7-го Казачьего Сибирского полка уже сутки стояли в оцеплении вокруг Кремля и вяло перестреливались с защитниками, неся потери. Юнкера 4-й школы пришли сюда вчера под «Песнь о вещем Олеге» из своих Екатерининских казарм бывшего 5-го гренадерского Киевского полка. Почти пятьсот сильных мужских глоток ревели тогда переделанную юнкерскую песню, чеканя шаг по Большому каменному мосту:
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмщать неразумным хазарам.
Их сёла и нивы за буйный набег
Обрёк он мечам и пожарам!
Берегись хазары-ы-ы-ы-ы...
Так громче музыка играй победу!
Мы победили и враг бежит!
А на Совет рабочих комиссаров
Мы грянем громкое апчхи! Апчхи! Апчхи!
Ещё пятьдесят юнкеров и офицеров этой школы прапорщиков были оставлены в казармах для охраны имущества и офицерских семей, поскольку рядом в казармах 6-го гренадерского Таврического полка находился 55-й запасной полк, арестовавший только что своих старших офицеров.
В 4-й школе прапорщиков, как и в каждой из шести московских школ прапорщиков, было по две роты юнкеров-фронтовиков численностью в 250 человек в каждой роте. Офицеры школы тоже состояли из фронтовиков в большинстве своём с лёгкой степенью инвалидности: хромота, повреждения пальцев, несгибание какой-либо конечности, частичная потеря слуха. Юнкерами школы были, в том числе, подпрапорщики пехотные, артиллерийские, даже авиаторы, имеющие медали и даже полные колодки Георгиевских крестов.
Начальник 4-й школа генерал Шашковский и подполковник Невзоров совсем недавно возглавляли поход юнкеров своей школы с участием казаков и броневика для репрессий в Тамбовской губернии. Там они усмиряли стрельбой, штыками и нагайками восставший полк в Козлове.
Вечером того же дня со стороны Замоскворечья из Озеровского госпиталя в Озёрищах, в сторону улицы Тверской для охраны Моссовета и городского Ревкома, через Красную площадь двинулся революционизированный отряд из 300 солдат-«двинцев». В большинстве своём они были вооружены винтовками и револьверами. Командовал ими их выборный командир солдат Сапунов. Одессит, отец четырёх детей.
На Москворецком мосту и на Васильевской площади пикеты юнкеров и офицеров спрашивали их, куда и зачем они идут, но не задержали. Между храмом Василия Блаженного и часовней Смоленской иконы Божьей Матери на трамвайных путях их остановила полурота юнкеров 4-й школы прапорщиков, блокирующих Спасские ворота. Полуротой здесь командовал сам подполковник Невзоров.
На Красной площади на требование к солдатам-«двинцам» подполковника Невзорова сдать оружие как требует военное положение, введённое бывшим командующим Московским военным округом Генерального штаба полковником Рябцевым, и следовать под арест в Манеж, командир солдат-«двинцев» Сапунов ответил, что Временное правительство, назначившее Рябцева командующим округом уже два дня как не существует. Следовательно, военное положение, введённое Рябцевым, является жандармским произволом. После этого «двинец» заявил, что его отряд подчиняется Замоскворецкому Ревкому и сдавать оружие не будет, а пойдёт охранять Моссовет и городской Ревком. Сапунов обернулся и скомандовал своим товарищам:
— Рота, шаго-о-ом марш!
В это время подполковник Невзоров с изменившимся лицом быстро вынул из кобуры самовзводный револьвер Нагана и выстрелил Сапунову в затылок. Во все страны брызнул розовый человеческий мозг. Сапунов упал, обливаясь кровью, дёргаясь в предсмертных конвульсиях.
И хотя уже сутки в Москве стреляли и были уже убитые и раненые, уже по всей России лилась кровь, этот выстрел подполковника Невзорова в солдата Сапунова, вероятно и был тем главным фатальным первым выстрелом Гражданской войны в России. Подлый выстрел. В затылок. Будто палач убивал. В Москве. На Красной площади. На Лобном месте.
Побледневший разом помощник Сапунова фельдфебель Воронов успел крикнуть:
— В цепь, братцы! В цепь!
Не успели «двинцы» это сделали, как по ним открыл огонь пулемёт с крыши Верхних торговых рядов. Пули зацокали по мостовой, высекая фонтанчики искр. Убитые на месте солдаты повалились как тряпичные кули, роняя из рук оружие. Солдаты рассыпались из строя в стороны и залегли на мокрой брусчатке от Лобного места до Спасской башни.
Если бы часть электрических фонарей при этом не была разбита, если бы не находчивость фельдфебеля Воронова, всё «двинцы» были бы быстро перебиты. Юнкера открыли ещё и беглый огонь из винтовок. «Двинцы» стал им отвечать. Те и другие были фронтовиками. Те и другие не хотели уступать, считая своё дело правым. У тех и у других была своя Родина. Но для одних Родиной была возможность служить цепными псами тем, кто грабить покорный, забитый народ, а для других Родина была надеждой на достойную и справедливую жизнь после освобождения от власти угнетателей и убийц.
У «двинцев» и юнкеров тут же появились убитые и раненые. Пули цокали о булыжник и звякали о трамвайные рельсы. С воем кувыркаясь от рикошетов. Пикеты юнкеров со стороны Васильевской площади тоже открыли огонь. «Двинцы» оказались окружены. Бой ожесточился. Крики боли и ярости эхом зазвучали на Красной площади, смешиваясь с грохотом выстрелов, многократно усиленном эхом огромного каменного колодца.
Когда в поддержку «двинцев» со звонницы Спасской башни над голландскими курантами Фатца и ещё с Сенатской башни ударили пулемётные расчёты солдат 56-го запасного полка, заставив на время умолкнуть пулемёт юнкеров на крыше Верхних торговых рядов, раненый в грудь фельдфебель Воронов понял, что это последний шанс спастись и скомандовал хрипя, захлебываясь кровью:
— В штыки! На прорыв!
В полумраке Красной площади, освещаемой вспышками выстрелов, «двинцы» бросились вперёд пригибаясь, стремительно и с яростью, словно перед ними были германские окопы. Юнкера, уже считавшие себя победителями, оказались не готовы к штыковому бою. Они начали бросать винтовки, вскакивать и убегать к Никольской улице, где стояли их грузовики с пулемётами и бомбомёты. Другие юнкера легли ничком, притворившись убитыми. Только некоторые юнкера встали, выставив перед собой штыки, но были заколоты как соломенные чучела и попадали на грязный булыжник. Всё это заняло считанные секунды.
У Никольской башни «двинцы» натолкнулись ещё на один подходящий отряд юнкеров и в ход снова пошли штыки, солдатские револьверы, приклады. Снова юнкера отступили. Если бы не этот штыковой бой у Никольский ворот, пулемёты с Никольской улицы никого из «двинцев» в живых не оставили бы. Но пулемёты не могли стрелять, чтобы в рукопашной не убить своих. Пулемёты на Спасской и Никольской башнях тоже молчали. Всё происходило в мёртвой зоне для их огня.
Из окон «Метрополя» Василий, привлечённый грохотом перестрелки, видел как «двинцы», поскальзываясь на мокрой брусчатке, поспешно уносили нескольких своих раненых и убитых. Они почти бегом миновали спуск между Никольской башней и Историческим музеем, оказавшись на Воскресенской площади перед Большой московской гостиницей. Любопытствующие постояльцы, купцы, извозчики, проститутки и гуляющие кавалеры с криком и визгом бросились врассыпную. Студенты-белогвардейцы вжались в стены, даже не пытаясь снимать с плеч свои охотничьи ружья и старые винтовки. Здесь разъярённых боем «двинцев» никто задерживать не решился и они двинулись на Тверскую улицу мимо часовни.
После бойни, когда смолкли на Красной площади трещётки пулемётов и горох винтовочно-револьверных выстрелов, черносотенцы из числа торговцев Верхних торговых рядов и юнкера собрали около 40 убитых, 5 тяжелораненых солдат и погрузили их на машины, вызванные из Манежа. Труп Сапунова юнкера забросили в кузов подняв на штыках. Часть убитых отвезли в морг Университета для учебного процесса, других убитых и раненых повезли к Швивой горке, где собирались сбросить в грязную, окрашенную стоками фабрик во все цвета радуги реку Яузу. Берега там занимали фабрики, перемежающиеся с огромными пустырями, садами, огородами. Там бы преступников никто не увидел, а трупы никто не нашёл. Однако черносотенцы натолкнулись на рабочий отряд и трактор, волокущий тяжёлое французское орудие, и повернули с трупами обратно. Началось...
Глава 14. Мёртвые и живые
— Вот, товарищи, этот дом! — щурясь от ослепительного солнечного света, сказал коренастый и плечистый Прохор Коваленко, — вот тут наш станичный учитель у доброй хозяйки Марии Ивановны комнату снимет уже много лет.
С заросшей грудью, длинными, мускулистыми руками, заканчивающимся увесистыми кулаками, в молодецки сдвинутой на затылок матерчатой фуражке и майке с лямками, этот тракторист опирался на свой неизменный велосипед, чем-то напоминая поведением и лицом актёра Николая Крючкова из довоенного фильма “Трактористы”. Зубоскал, бездельник и шут, Прохор был весьма неплохим колхозным трактористом, практически передовиком, присланным из Сталинграда после строительства на моторно-тракторную станцию в колхоз ”Ленинский” за пять лет до войны. Колхозная земля принадлежала колхозникам — у каждого свой пай, вхождение которого в колхоз закреплялось договором. Продукция с земли принадлежала колхозу и её делили пропорционально работе. Потом хочешь ешь, хочешь продавай на рынке. Однако тракторы и тракторная станция со средствами механизации была государственная. Только государство могло себе позволять такие огромные траты на технику, каждый раз её обновляя и сдавая её колхозу в аренду. Если бы колхозу пришлось самому заботиться о своей технике, то так бы до сих пор и пахали как при царе на лошадях и на бабах. Конечно, тракторист или комбайнёр и получал много, и в почёте был у власти всегда. Прохор справедливо считал себя видным почти городским женихом, не пропускал своим внимание ни одной молодой девушки или женщины. Во время войны и призыва множества мужчин на фронт его ценность для местных женщин возросла многократно, чем он умело пользовался. Вместе с “бронированием” от мобилизации рабочих и инженеров военных заводов, студентов речных техникумов, находящихся в навигации, студентов лесотехнических институтов, находящиеся на лесозаготовках в тайге, колхозным комбайнёрам и трактористам, таким как Прохор, занятым на уборке урожая уже вторую осень подряд, предоставлялись отсрочки от призыва на фронт. Прохор прекрасно станицу и знал этот дом, и знал учителя Виванова. Учителя тоже имели право на отсрочки от призыва — а до войны учителей вообще не призывали на военную службу. Тракторист считал Виванова — умного и грамотного человек с аристократическими замашками, своим другом, и долго старался подбить учителя-вдовца на походы на танцы по соседним сёлам. О своих любовных похождениях и драках по всему Котельническому району Прохор постоянно ему рассказывал, и всегда советовался, как уговорить ту или иную молодую солдатку, вдову или разведёнку на ответную симпатию. Вот однажды было дело в этом самом доме год назад — учитель помог ему с неприступной недотрогой Шурочкой. Жертва учителя была велика, поскольку он сам пытался за Шурой Мордюковой ухаживать. Именно в этом доме, когда хозяйка лежала в больнице в Котельниково из-за грыжи, учитель устраивал им свидания. Прохору вспомнилось, как однажды он загробастал здесь Шурочку громадными ручищами так, что что-то хрустнуло, и сказал ей хмельно:
— Эх, сахарная моя!
Шура пискнула и ловко выкрутилась со словами:
— Фу, тут где-то учитель таится, за нами подсматривает и подслушивает, как мы тут занялись кое-чем. Пошли в сарай лучше!
Женщина прихватила со стола бутылку ростовского вина, скатала кулёк из газеты для картошки и вареных яиц, перекинула через плечо Прохора толстое пуховое одеяло, пока тот судорожно разыскивал кисет и спички.
— Готов? — спросила она со смехом из-за его нелепого вида.
Немного погодя она уже не смеялась от любовной утехи, забыв и про подглядывающего за ними учителя и про свою чопорность полногрудой красавицы-казачки...
Он же совсем изнемог от усталости, когда Шура дрогнула, вся подалась навстречу, застонала, быстро зашептала что-то. Обхватила плечи мужчины, будто желая принять его всего без остатка. А он, околдованный бесконечной страстью, до предела убыстрил движения, чувствуя, как у неё всё сжимается внутри, как накатывается неимоверно сладостная, тягучая волна абсолютного человеческого счастья. Они почти одновременно вспыхнули изнутри солнцем, жгучим почти до боли, и растворились в мощном, брызнувшем из каждой клетки тела, ослепительном фейерверке наслаждения. Со стонами заметались, извиваясь в сладострастных конвульсиях, подрагивая и обретая невесомость.
Весь мир исчез. Ничего больше не ощущая, они съехали вместе с намокшим от пота одеялом на холодный земляной пол сарая, и так лежали некоторое время, тяжело дыша, ловя последние капли прошедшей только что над ними любовной бури. Наконец, Прохор опомнился, поднял Шурочку бережно и уложил обратно на соломенное ложе. Она с головой зарылась в душистые, особенное степное сено, пряча от него своё счастливое лицо. Потом она разметала сено решительным движением, легла обнажённая и прекрасная на спину, закинув руки за голову. Сказала тихо:
— Ох, как сегодня было хорошо. Какой ты был сегодня... сильный... Ты ведь никогда не бросишь меня, Проша? Не оставишь?
— Нет, ты лучше всех, кого я знал.
— Ого, и многих ты знал?
— Да успокойся ты, только тебя одну, Шур...
— Не ври подлючка, подлиза. А жена как же, а Светка до этого как?
— Какая Светка? С чего...
— Да она мне намедни похвасталась, что ты над ней учинил любовные стахановсие старания по её просьбе.
— Ну и бабы, ну и ушлый народ! Да не ревнуй ты к ней, она же дура, и ни хрена не умеет. Не лечь по-человечески, ни то, ни всё... Ни туда, ни сюда... Ты же другое дело! Откуда только научилась этим своим развратным барским штучкам. А, монашка?
— А я от природы такая. Когда с первым парнем закрутилось, он даже не поверил, что я девка была. Не поверил, представляешь? А тебе, дорогой мой, вот что скажу — узнаю, что кроме меня и своей жены ты крутишь с кем-нибудь любовь — брошу! —Шура сердито шлепнула ладонью Прохора между лопаток.
Он притворно застонал, изображая страдание и боль, и неожиданно кинулся на неё, навалился, перевернул, поднял над собой, как котёнка со словами:
— А ты что ж, Александра батьковна, шпионить за мной зачнешь? Обижусь, ведь!
— Ну и что? Обида у тебя всё больше бестолковая. Вроде как на председателя Матвеевича. А уже светает. Как быстро... Может ещё разок, Проша, а? — она привольно раскинулась на сене, живописно, картинно, будто вся состояла из неги.
— Прости, но больше трёх разов здоровье не позволяет. Передых нужон! — сказал Прохор и по-собачьи высунул язык, изображая полнейшую загнанность.
— Ну ладно, пойду, наружу выбегу, а то твоя сметана обратно потечет! — сказала она со смехом, накинула кофту, босиком выбежала из сарая, свернула за угол, пребольно стукнувшись мизинцем обо что-то.
Она вдохнула медовый весенний воздух и инстинктивно присела, чертыхаясь и прикрывая руками голые колени, потому что из-за невысоких кустов благоухающего шиповника на неё немигающим взглядом смотрел её второй ухажёр — тот самый учитель Виванов. Женщина кинулась обратно, наткнулась в дверях на Прохора.
— Тьфу, опять этот Виванов подсматривал за нами! Женишок чёртов! — сказала она, уткнувшись в его грудь.
— Вот дурак!
— Прилип, как дерьмо к подмётке. Я ж ему казала — ты отвяжись, ничего не выйдет. А он всё конфетки, букетики, разную дрянь волочёт. В хату ежели войдёт, то выпереть — целая беда. Чаю обопьётся, разговорами замучит. Ужас... Хорошо хоть бабка у меня крутая. Сразу уборку начинает сухим веником в хате робить. Устроит пылищу... Он однажды хотел в окошко подглядеть, как я на ночь раздеваюсь. Да наш кобель с цепи сорвался, и все штаны ему ободрал. И всегда он так пялится, так пялится… Даже неудобно. Вот теперь он за углом, небось, сейчас объявится тут.
— Ну, ничего, я ему ща портфель его на задницу натяну, не посмотрю, что друг! — ответил Прохор и решительной походкой обошёл сарай, увидел там учителя, облокотился о брёвна стены и вызывающе уставился на Виванова.
— Привет, это ты, Прохор Пантелеймонович, вот смотрю, знакомое лицо мелькнуло? — странно спросил учитель, всё ещё всматриваясь в темноту, куда скрылась полуобнаженная женщина, — уж не Александра Васильевна, часом тут с тобой?
— А ты чего здесь зыркаешь? — ответил вопросом на вопрос тракторист и насупился, заломив бровь, — как будто не знаешь, что это моя Шурка? Вот хитрец, и как тебя дети слушаются?
— К детям надо относиться с любовью, тогда они становятся послушными и хорошими. А если с ними обращаться с такой вот, как у вас грубостью, ничего не выйдет.
— Сгинь, друг, бабу себе нашёл бы согласную. А то живёшь и не мужик будто, раз на одной юбке с ума сошёл! — сказал Прохор, стараясь придать голосу примирительную интонацию, и улавливая полный ненависти взгляд учителя, от которого ему стало не по себе...
И вот теперь, спустя два года его нежная и смешливая Шурочка Мордюкова лежит в братской могиле на берегу Курмоярского Аксая, ещё не засыпанная сырой землёй, и немецкая пуля швейцарского производства изуродовала её красивое лицо до неузнаваемости прямо на его глазах час назад на мосту...
Стуча каблуками сапог к двери дома Марии Ивановны, сбитую кустарно из серых досок, имеющих остатки синей краски на углах, подошёл старшина. Закинул автомат за спину, дёрнул дверь на себя, потом толкнул от себя, но дверь оказалась заперта изнутри. Постучал — никто не ответил. Крикнул, чтобы отворили — в ответ тишина.
— Странно, у нас двери в дом никто не запирает даже в такое время! — сказал старик Текучев, пристально оглядывая привычные, вкривь вкось пристроенные колья и жерди огородной изгороди, капустные кочаны у дома и, не то щавель, не то салат в огороде учителя и домашней хозяйки.
— Семён Михалыч, а вы точно знаете, что хозяйка сейчас дома? — спросил его лейтенант Джавахян, наблюдая, как казачка Андреевна, обходя россыпь дров, козлы, чурбан с топором-колуном, приближается к окошку и, прикрывая стекло от солнечного блика, заглядывает внутрь горницы.
— Да, точно! Она ещё отпросилась от работы в поле, казав, шо белеет спиной и должна отлежаться день-другой. Конечно я разрешил, как власть, поболеть, — ответил староста, — муж её в гражданскую войну воевал в партизанском отряде Лобашевского, и погиб в бою с анархистами в Котельниково. Дети уехали Магнитку строить, да и не вернулись. Она же почти совсем глухая, если по губам слова не читает, то не понимает, что говорят ей.
— Всё касатиком меня называла, — сказал тракторист, — добрая была бабка, пострадала от кулаков в своё время сильно.
— Кулаки давали вдовам солдат, погибших за Россию, или инвалидам, в долг хлеб зимой под башенный процент, а весной отбирали у них за долг участок, а потом снова давали в долг, а потом брали в рабы. А если было сопротивление — избивали, убивали. А середняки на это рабство бедняков, старых, немощных и больных смотрели спокойно, потому что с кулаками землю помещиков захватили и поделили, и так было до 1928 года, — сказал Джавахян, показывая пальцем за спину, где вдоль реки лежали тела убитых, — они теперь с фашистами пришли назад власть свою устанавливать, и товарища Сталина поливают грязью из-за границы в унисон с Геббельсом, и опять оружие в руки взяли. А товарищ Сталин был простой бакинский агитатор, он просто рассказывал нам, кто они такие есть — кулаки и богачи, и бедняки его не зря как знамя в 1928 году подняли над собой, как отца родного на руках понесли, ох не зря...
— Мы этот дом не осматривали ведь утром, тут вроде как Мария Ивановна больная лежать должна, не хотели мы её тревожить, — сказала Андреевна, словно не слыша лейтенанта, и голос её охрипший и дрожащий прозвучал как набат, — ох, чувствует моё сердце здесь неладное!
Старшина навалился на дверь плечом, и внутренний крючок оказался вырванным вместе с гвоздями от напора, а дверь распахнулась внутрь.
— Вася! — крикнул в дом староста.
Пройдя через тёмные сени, пахнущие кошачьей мочой и вроде как ещё и прокуренные, провонявшие грязным бельём и тяжёлым чесночным запахом, задев со звоном ногой подряд вёдро и деревянную лохань, стуча каблуками по дощатому полу, Прохор оказался в тесной и сумрачной горнице. Электроосвещения в доме не было. Тут он ойкнул, что-то разглядев, быстро подошёл к оконцу, двумя пальцами отодвинул ситцевую зелёную занавеску. В крохотную комнату с очень низким потолком как луч ослепительного прожектора ворвалось солнце и подсветило висящую густую пыль, словно прибитую к воздуху узкими лучами света. Посреди комнаты располагался стол и табуретки. На пожелтевшей, замызганной скатерти стоял недопитый стакан молока, голубая чашка, кувшин, миска варёной картошки, кучкой валялись очистки, огрызки яблок и шелуха от подсолнечных семечек...
Перед столом в луже чёрной засохшей крови распласталось тело хозяйки Марии Ивановны. Рядом, у лестницы на чердак, лежал мёртвый капитан НКВД, неестественно скрюченный, словно ему пытались подогнуть голову под грудь, а ноги заплести, причём левая нога трупа в яловом сапоге подъёмом застряла в нижних ступенях лестницы на чердак, а часть кожи на щеке оторвалась лоскутом, но крови от этого на кожу и гимнастерку не вылилось — травма была посмертная. Стеклянными мутными глазами мёртвый капитан смотрел на вошедших, словно спрашивал:
— Чего нужно, вы кто такие?
От жары и тяжёлого запаха трупов и экскрементов, выделенных из расслабленных перед смертью кишечников, в доме стоял отвратительный запах. Мухи деловито роились над телами, занимаясь привычным откладыванием под кожу своих трупоедных личинок.
— Это какой-то незнакомый мне капитан из нашего комиссариата, убит ножом в спину, — произнёс скорбно старшина, оглядев быстро трупы, — а старушке перерезали горло!
Сняв автомат с плеча и щёлкнув затвором, он крикнул в тишину дома:
— Ну-ка, кто здесь есть, выходи, руки вверх!
Все застыли, как заговорённые: лейтенант неслышимым движением вынул из кобуры самовзводный револьвер Нагана с потёртым воронением, а старшина, скрипя досками пола, прошёл во вторую крохотную комнату за печкой: металлическая кровать с шишечками и лоскутным покрывалом. Тут он оглядел быстро окинул взглядом шкаф с мутным зеркалом, фотографии разных школьных классов в рамках и без, плакаты, радиоговоритель-тарелка, школьные учебники стопками у стены...
— Никого здесь нет! — сказал он командиру и резко обернулся на шорох — из-под кровати осторожно вышел рыжий в полоску кот, посмотрел на человека умными жёлтыми глазами и скрылся в щели за печкой.
— Вася! — ещё раз крикнул в глухую тишину Михалыч.
— Его на чердаке убили, а потом стали спускать вниз, но уронили, — сказал озадаченно Джавахян, — значит, убийца один был.
— Давайте наверх! — скомандовал он, уже наклоняюсь над телом Марии Ивановны — у старушки горло разрезано почти до кости, ровно прорезана кожа, гортань, сухожилия и кровеносные сосуды, то есть нож был очень остро отточен, так учитель не стал бы точить, да и сталь должна быть особой закалки, это почерк скорее парашютиста-диверсанта, чем местного сельского убийцы.
Старшина и Прохор стали подниматься на чердак по скрипучей лестнице. С дощатого потолка посыпалась побелка.
— Ну-ка, — сказал лейтенант, подойдя теперь к трупу капитана, приоткрывая клапан наружного кармана гимнастёрки трупа и извлекая оттуда маленькую алюминиевую тубу с надписью “Pervitin” c винтовой пробкой, — так это же немцам такие наркотические тарелки типа кокаина выдают.
— Я этого капитана на дороге утром видел перед первым налётом на батальон, — сказал Надеждин, всматриваясь в труп в обмундировании НКВД, — он вместе с учителем Вивановым стоял, и мотоцикл при них был…
— Вмсте стояли с этим капитаном? А во дворе мотоцикл был?
— Не было...
— А почему этот капитан НКВД с немецкими таблетками сидел на чердаке в жару в доме учителя, вместо того, чтобы помогать нам наводит порядок на мосту? — спросил Текучев, — он что, немец?
— Не знаю я пока, папаша, но таблетки немецкие точно, — ответил Джавахян, склоняясь ещё ниже, и протягивая руку под труп, — ага, а вот и финка у него в ножнах на ремне имеется, значит, вот чем старушке горло перерезали. Однако убивали его самого другим ножом под лопатку в спину, ведь не стал бы убийца потом ему финку в ножны обратно вкладывать.
Лейтенант, роняя капли пота со своего длинного крупного носа, расстегнул заскорузлую от засохшей крови, пота и рвотной массы гимнастёрку и нижнюю рубаху на груши трупа и, разглядев среди рыжих от крови волос татуировку, прочёл вслух:
— Львiв — героям слава! И ещё мелкая наколка есть тут, вроде... Андрей Догадайло...
— Это ж хохол, запеденец! — всплеснула руками казачка Андреевна, — то-то харя не немецкая, мы немцев-то наших из немецкой автономии богато тута бачили!
В этот момент сверху послышалось сдавленное восклицание Прохора и матерная ругань старшины. Все подняли головы вверх.
— Что там? — спросил лейтенант.
— Мы нашли её! — послышался ответ.
— Кого?
— Машу...
Андреевна затряслась от волнения и, сделав шаг вперёд, протянула руки.
— Маша, Маша! — закричала она, — дочка любимая!
В ответ была только тишина. Старшина стал медленно и тяжело спускаться по скрипучей лестнице, в руках он держал растерзанное тело Маши в свёртке из камышовой рогожи. Воскового цвета лицо белокурой девочки было изуродовано — вместо глаз чёрные от запёкшейся крови лоскуты запавших век, вокруг глазниц, носа, рта виднелись порезы. На теле и в кудрявых светлых волосах была солома, сор, грязь, ползали мухи...
Сам белый как полотно, седой старшина снёс на руках страшную находку вниз, и положил её перед столом на солнечное пятно из окна. Его гимнастёрка была черна от пота и вся покрыта соломенным сором.
Казачка больше не могла говорить — она то целовала восковую кожу трупа, то расчесывала светлые волосы пальцами, отгоняя мух, то застёгивала пуговки на платье, то наоборот, расстегивала, протирая потёки крови на руках и ногах мёртвой девочки, что-то бормоча ей ласковое и успокаивающее, словно она была ещё жива и могла слышать свою мать.
— Эта ваша дочь, про которую нам командарм Чуйков говорил? — спросил селянку Джавахян, зная, впрочем, уже ответ, — вот мы её и нашли!
— Да, этот и есть девочка Маша из Пимено-Черни, — тихо пробормотал Надеждин, чувствуя, что его вот-вот вырвет, — юбка, кофта, и так далее, и никуда в Даргановку она с козой не ходила, а была всё время тут, в ста шагах от всех нас, и от матери, и от Чуйкова, и от заградотряда на чердаке дома своего проклятого учителя.
— Надо же... — протянул Текучев подавлено, прикрывая нос рукавом от нестерпимого отвратительного запаха трупов вперемешку с кошачьими испражнениями.
— Это ещё не всё! — закричал сверху Прохор, — держите вот!
Сверху на пол с грохотом слетел мешок, словно он был с бетонным блоком внутри, а следом с лязгом съехал вдоль ступенек и глухо ударился о доски пола дульным тормозом немецкий пулемёт с патронным магазином в виде рифлёного кекса. Лейтенант нагнулся к и дёрнул за шнур на горловине мешка. Внутри оказалась немецкая переносная рация.
— Рация немецкая и пулемёт немецкий, — проговорил устало старшина, — наверху ещё есть немецкие вещи, пустые советские бланки, фальшивые деньги.
— Понятно! — ответил лейтенант — стандартный набор диверсанта!
— Что делать будем?
— Позови Зою... Нет... Зою же мы на машине отправили к Даргановке за раненным... Так... Позови тогда Надю, пусть она, если успеет до немецкой атаки, опишет место преступления, а в Сталинграде, если живы будем, передадим описание места преступления и записку обо всех обстоятельствах дела в областную милицию, пусть уголовное дело заведут, объявят этого Виванова в розыск как преступника, а мы сами дадим ориентировку своим особым отделам госбезопсности и его будем искать и как немецкого агента — сказал Джавахян, поворачиваясь к двери, — мне всё ясно: этот капитан — агент немецкой разведки.
— И это всё? — захлопав глазами, спросил его старик Текучев.
— Командарм Чуйков приказал найти девочку Машу, и мы её нашли! Что ещё? — устало сказал ему лейтенант, собираясь выйти в сени.
— Вы не будете теперь ловить Виванова?
— Как ловить, папаша? Послушай, гражданин казак, ваш учитель Виванов тут лет десять живёт и убивает вас как Джек-потрошитель, и вы его всем колхозом не разоблачили и не поймали, потому что он умный и опасный враг. Я думаю, что он сам из бывших господ и был в подпольной белогвардейской или шпионской организации, раз такой умелый и осторожный. Что, советская власть теперь между немецкими авианалётами и перед танковой атакой должны его сейчас вдруг найти из-под земли? — оборачиваясь и глядя исподлобья на старика, глухим голосом проговорил лейтенант, — по твоей подсказке, папаша, ваш учитель за одним столом с нами сидел, содействие заградотряду оказывал, ел, пил и глазом не моргнул, ничем себя не выдал, что тут его жертвы рядом в доме лежат. Представляешь себе личность его? Думаешь, его так легко будет поймать теперь и шлёпнуть?
— Схватите его! Убейте его немедленно! — закричала казачка так громко и яростно, что всё мужчины вздрогнули, — репрессируйте его нахрен...
Она тряслась, широко открытые глаза смотрели незряче, расставленные в стороны руки со сжатыми кулаками качались как крылья, растрепавшиеся волосы из-под упавшей косынки торчали в разные стороны, и в солнечном прожекторе сияли как нимб на иконе.
— Навёл он нас на ложный след, а потом ещё пошёл заманивать в лес Наташу из Харькова с маленькой дочкой Лялей явно для убийства, — прислонившись к дверному косяку и тяжело дыша, сказал Надеждин, — и те распятые девушки в лесу, наверное, тоже его рук дело, раз он такой расчётливый вурдалак! Прямо по трупам идёт!
— А кто-нибудь потом эту Наташу с дочкой видел? — спросил лейтенант сержанта, стараясь не смотреть на трясущуюся в истерике женщину, — вот ещё возможная жертва вашего станичника, будь он проклят!
— Она женщина очень приметная, я бы её заметил, товарищ командир, — сказал Прохор, спускаясь вниз с чердака и утирая пот, градом льющийся со лба, — муж её только что в ополчение записался, и сейчас ушёл за реку со своим другом-инженером. Другом в очках был...
— Совсем не подготовленные они бойцы, — со вздохом сказал лейтенант, — убьют же их сегодня немцы зазря...
— Вот вы какие, бесчестные сталинские псы! — вдруг с новой необъяснимой силой закричала сумасшедшим голосом Андреевна, поднимаясь от изуродованного, безглазого трупа своей девочки, — все вы палачи!
Она вскочила с необъяснимой лёгкостью и бросилась на Джавахяна, наставляя на его глаза скрюченные пальцы. Лейтенант попытался увернуться, но его опередил старшина, и тычком ствола автомата в лицо казачки отбросил её в сторону. Что-то при этом хрустнуло, было похоже, что были выбиты зубы. Женщина упала на тело старухи, обливаясь кровью и хватаясь за своё лицо.
— Антихристы! — прошептал Текучев, крестясь, попятился к двери, пока не уткнулся спиной в винтовку Надеждина, на которую тот опирался, — разве так можно?
— А как можно? — спросил кто-то зло.
У Надеждина вдруг всё поплыло перед глазами, закрутилось разноцветными картинками. Он сделал несколько шагов, сел на табурет, опираясь локтями о стол, и от неловкого движения упали на пол со стола головка чеснока и картофельные очистки.
— Какая духота! — еле слышно произнёс он.
Казачку Андреевну, закрывающую руками разбитое лицо, Прошка с дедом практически вынесли на двор на руках. Кровь капала на пыльные половицы и размазывалась как чернила на тетрадном листе. На крыльце её пришлось держать, чтобы она не бросилась обратно к телу дочери, и такая любовь грубой женщины к своему ребёнку была понятной — даже в больших казацких семьях, не избежавших многочисленных трагедий ранних детских смертей, все дети были любимыми.
— Маша... Маша, Машечка... — тихо шептала она, безумно таращась по сторонам, словно ища сочувствия, — моя младшая, самая любимая моя девочка!
— Похоже, диверсант здесь вёл разведку на рубеже Курмоярский Аксай, самолёты наводил и пеленгацией наших штабов, проходящих, занимался, и когда тут командующий армией Чуйков проезжал, вполне мог на него совершить теракт, но кто-то ему помешал, — проговорил Джавахян, тяжело дыша, и ставя на дощатую ступеньку мешок с немецкой рацией, — уж не учитель ли постарался, поссорилось они тут с диверсантом-хохлом, что ли?
— Этот переодетый капитаном хохол, наверное, диверсант из той группы, что бронепоезд у Куберле подорвала, а потом в степи сцепилась с чечено-ингушами Емельянова и Висаитова из 255-го кавполка, — сказал старшина, сдвигая на затылок фуражку с зелёным верхом, чтобы вытереть мокрый лоб рукавом, и пристраивая затем на плече второй автомат, найденный на чердаке, — это командир чеченцев сержант Казанкин из конвоя командарма Чуйкова мне рассказывал. Они до этого производили разведку местности вдоль железной дороги в сторону Куберле. Может быть, этот хохол из тех диверсантов, что с бронепоездом “Комсомол Чувашии” у Брюховецкой и Каневской перестреливались. Там десант фашистов в камышах вдоль железной дороги прятался. А потом диверсанты пути взорвали у Белоглинской, когда два наших бронепоезда шли на Сталинград через Котельниково, и вставшие бронепоезда расстреляли подошедшие танки...
Надеждин промолчал. Пыль, зной и запах пожарищ снаружи был всё равно несоизмеримо лучше смрадного запаха в доме. Совсем невпопад ему вспомнилось рассуждение его дяди Семёна Александровича, когда-то, до решения суда военной коллегии, преподавателя Академии Генштаба РККА, а потом одного из помощников начальника Административно-хозяйственного управления НКВД, о чеченцах. Дядя тогда прокомментировал ему рассказ Льва Толстого “Кавказский пленник” в том смысле, что чеченцы и ингуши, насколько о них известно, сильно напоминают древних греков времён Троянской войны, греко-персидских войн и походов Александра Македонского: такая же в их стране изолированность долин от долин, как и греческих островов, такие же горы, непролазные леса, бурные потоки, и язык чем-то похож, и общая прародина их в Малой Азии, культ оружия с пелёнок, бороды, каменные постройки, бараны и козы, похищение женщин и скота, мужественное убийство слабых, тренировка воинского искусства на беззащитных, бесконечная война всех против всех и общая война против внешних иноверцев. Царь Дарий — это как русский царь Александр II или генерал Ермолов. Кровная месть, собственные амазонки, демократия старейшин, диктатура одиночек, Фермопилы — оборона столицы имамата Ведено, персидский поход — нашествие на Кахетию, Геракл — Шамиль, Агамемнон — Башир-бек, Ахилл — Идрис Гергебильский, Леонид — Гази-Мухаммад. Очень всё похоже на далёкие легендарные времена. Не то, чтобы дядя не любил чеченцев, просто он много раз сталкивался с ними в гражданскую войну, воюя и против, и вместе с ними на одной стороне, и хорошо их изучил. От царизма горцы пострадали сильно, но всегда были только за себя, и то, что вместо кавалерийской дивизии по мобилизационному плану маршала Будённого вся Чечня и Ингушетия выставили у Сталинграда против фашистской орды европейских армий только один кавалерийский полк, и то на четверть состоящий из русских, о многом говорило. Зато вместе с агентами и диверсантами Гитлера они массово занялись в самой Чечне партизанской войной против советского народа, в тылу Красной Армии, ставя под угрозу нефтедобычу в Грозном — для феодального общества горцев социализм, как передовая общественная формация, был абсолютно чужд, а вот нацизм понятен и приемлем. Лидерами бандитских формирований сейчас были Майрбек Шерипов, главарь “Чечено-ингушского союза националистов” и Хасан Исраилов из “Национал-социалистической партии кавказцев”. Потом перед глазами юноши, накладываясь на панораму берегов Курмоярского Аксая, затянутых пылью и дымом, пронеслись в калейдоскопическом видении лица, улицы, дома, снег, весна, особенно чётко вырисовалось в воображении лицо и изящная фигура в летнем платьице девушки-москвички Маши, имя которой он узнал при ужасных обстоятельствах арестов в доме преподавательского состава Академии Генштаба. Москвичку звали так же, как и малолетнюю казачку Машу из Пимено-Черни. Девочку Машу из Пимено-Черни они искали весь день, их обстреляли из зарослей и едва не убили уголовники и дезертиры, Зуся Гецкин в стычке с немецкой разведкой был ранен, Коля Петрюк лежал сейчас в плавнях, истекая кровью от тяжёлой раны, и Зуся поехал за ним на машине вместе с двумя заградотрядовцами и их медсестрой. Нашли они казачку Машу, изнасилованную и зверски замученную. И сделал это, похоже, местный Джек-Потрошитель — пожилой учитель Виванов. Зуся ещё утром всё мечтал с шутками разбогатеть на войне — немецкий танк подбить и послать матери в Биробиджан премию за него — 1000 рублей, или ещё лучше — три танка — 3000 рублей. Потом он, шутя, решил, что подбивать ему три танка как бы втроём с товарищами бутылками КС будет более выгодно — за танк, подбитый группой в ближнем бою давали по 1500 рублей на всех. Трижды по 1500 было бы у него уже 4500 рублей, если бы товарищи постояли в сторонке! А с той девушкой Машей из Москвы Пётр столько раз хотел заговорить, стоя в очереди к молочнице, за молоко и творогом, и однажды, когда он ехал с ней в маленьком грохочущем лифте, он почти на это решился, но она так пронзительно посмотрела на него сияющими как звёзды прекрасными зелёными глазами с длинными ресницами, что он оробел, хотя и был юношей не робкого десятка. Это взгляд в лифте надолго запомнился ему и снился ночами в Славянке, и много раз он представлял себе, как он вернётся в Москву, как подойдёт к ней, снова в красивой курсантской форме пограничника, и станет говорить ей что-то весёлое, а она будет рада снова его увидеть и станет отвечать, и они потом договорятся пойти вместе в театр, или в кино на комедию про туркменов “Рубиновые звезды” или драму про Западную Украину “Ветер с востока”, а лучше на диковинный цветной фильм “Майская ночь” по повести Николая Гоголя. Громкоговоритель будет петь им тогда в парке голосом артиста Утёсова:
Легко на сердце от песни весёлой
Она скучать не даёт никогда,
И любят песню деревни и сёла,
И любят песню большие города!
У Маши была очень длинная, нежная шея, ладная фигура, благородные, точёные пальцы, прозрачная кожа с проступающими голубыми прожилками, словно по ним текла не красная, а голубая кровь. Вроде бы, по слухам, она была в родстве с Александрой Скоблиной, племянницей бывшего белогвардейского генерала. сбежавшего в Париж. Она всегда была красиво и по-модному одета в ситцевые, атласные, креп-жоржетовые и шёлковые платя с цветочным рисунком или диагональную полоску из ателье Наркоминдела на Кузнецком мосту. Воланы, банты и плиссировки на ней были как в самых модных журналах и у киноактрис. Несмотря на свою юность, она носила и шляпку из костюмерного цеха Московского Художественного театр и берет из Дома Моделей Мосторга на Большой Дмитровке, сумочку и причёску "волна". А может быть можно было сходить на концерт, например, молодого скрипача Давида Ойстраха, победившего на конкурсе в Брюсселе, и ставшего мировой знаменитостью...
Но не сбылась его довоенная мечта гулять с ней по паркам и бульварам, по советским скверам и площадям вечерами по выходным и праздникам, под вальсы и фокстроты бесчисленных оркестров военного гарнизона, милиции, пожарных и заводской самодеятельности, есть мороженое, пить прохладное ситро, среди смеха детей и радостного говора взрослых, гулять по красивой Красной площади с гранитным мавзолеем Ленина и пёстрым собором Василия Блаженного, по красавцу советской архитектуры — Большому Москворецкому мосту и наслаждаться видом на русский Акрополь — Кремль с пятью башнями, увенчанными пятиконечными звёздами из рубинового стекла с золотыми прожилкам, с громадьём царского дворца, звонниц, соборов и храмов, и колокольней Ивана Великого с огромным золотым крестом...
Потом Надеждину привиделись 18-19-и летние комсомольцы-добровольцы в Славянке, серьёзные, будто предчувствующие свою страшную долю, стоящие в очереди в райком комсомола, где проходил предварительный отбор в десантники, лётчики, истребители танков. От них требовали положительные характеристики с работы или с места учёбы, но брали всё равно в основном спортсменов, или хотя бы сдавших нормы ГТО — “готов к труду и обороне”, и ПВХО — “готов к противохимической обороне”. Таких, наверное, уже и не осталось больше в тылу на второй год войны— все ушли и погибли за свою советскую Родину, а кто не погиб и не был искалечен, уже никогда не сможет быть счастливым после пережитого. Так погиб утром при авианалёте на дороге от Котельниково и улыбчивый красноармеец Саша, юный, стройный и голубоглазого юноша, похожий на актёра Марка Бернеса, и он теперь засыпан землёй, с пробитой разрывной пулей грудью с обломками костей, сухожилий и окровавленного мяса, не успевший ни о чём подумать перед смертью, оглушённый сильнейшим ударом, обещавший в последнюю ночь перед отправлением на фронт с берегов залива Петра Великого:
— Когда вернусь, буду работать в рыбсовхозе, и с каждой зарплаты буду покупать маме шёлковые китайские платки! Ведь я её так люблю!
По большей части комсомольцы-добровольцы раньше, сдали нормы по отличной стрельбе “Ворошиловский стрелок”, нормы ПВХО и военную топографию. Эти юноши и девушки не подвели — подвиги Талалихина, Космодемьянской, Голикова, Гастелло служили примером жертвенной любви к своей советской Родине. В ряды ополчения и Красной Армии за первый год войны влилось почти два миллиона комсомольцев, не примазавшихся карьеристов, а настоящих, идейных коммунаров. Партизанские отряды на треть, а иногда наполовину состояли из комсомольцев. Это были лучшие люди советской Родины, и смерть каждого из них была тяжёлой потерей для будущего социализма, ведь враги советской власти оставались жить в тылу и размножать своё капиталистическое сознание, страстно желая погубить страну рабочих и крестьян, как только им представится такая возможность и ослабеет из-за войны и потерь карающий меч революции. Надеждину же ещё в Москве сдача школьный нормативов БГТО — “будь готов к труду и обороне” далась без труда, очень легко, как и физические тесты при поступлении в Московское военное училище связи пограничной и внутренней охраны НКВД имени товарища Менжинского на Ленинградском шоссе в доме 3/5. После ареста дяди и бегства под чужой фамилией на Дальний Восток можно было и не мечтать о специальных военных частях — там анкеты смотрели очень тщательно. Никто из военных комиссаров не хотел, чтобы сильное оружием и духом подразделение погибло из-за предательства какого-нибудь сынка-кулака или врангелевца, вступившего потихоньку в комсомол и затаивших злобу на советскую власть, делающих всё, чтобы погубить исподтишка и предательством сильную воинскую часть, разлагать её пораженческими разговорами, умышленно портить средства связи и оружие. Надеждин в Славянке не делал попыток записаться добровольцем в 60-ю танковую дивизию, но в пехоту, в 208-ю стрелковую дивизию его взяли безо всяких вопросов — просто записали фамилию и возраст.
Его дядя перед арестом по делу Тухачевского говорил ему:
— Споры между русскими имеют смысл только тогда, когда Россия свободна. Поэтому великий князь Ярослав — Фёодор Всеволодович с ханским ярлыком был уродом со своей развёрсткой по русским землям дани для Батыя, поэтому немца и американца нужно быть, а не дружить с ним, и не брать у него деньги и оружие, как Краснов и Деникин на Дону...
— Маша, Маша! — снова закричала казачка, опять бросаясь к Джавахяну и с новой силой кровь хлынула из рассечённой губы.
— Держите её, граждане, я пришлю задержанных и бойца, чтобы вынести всех мёртвых из дома, и Машу до дома донести, — сказал Джавахян, с силой отцепляя от своей руки побелевшие пальцы Андреевны, — вот же любовь материнская как хватает...
— А сама, небось, дочку в чёрном теле держала, пока не потеряла! — сказал на это старшина, — смотреть нужно было, кто с вами тут рядом живёт, гражданочка! Устроили тут “Вечера на хуторе близ Диканьки” с чертями и ведьмами! Где ваш местный Тарас Бульба был, куда он смотрел? Тоже мне, казаки...
— Так же никак не верилось, что такой вурдалак может с нами рядом жить и одну землю топтать! — горестно воскликнул старик Текучев, — мы-то за все убийства на горцев и калмыков грешили! То ж зверьё! А это — свои!
— Таких своих надо к стенке ставить без суда и следствия!
И тут послышались недалёкие громкие, клацающие хлопки, как будто множество гружёных товарных вагонов стали быстро соударяться сцепками, и воздух наполнил нарастающий рёв и скрежет. С запада стали быстро расти и приближаться по небу густые дымные трассы.
— Шестиствольные миномёты! — крикнул старшина, — фрицы начали атаку!
Слепая смерть, выпущенная на волю из стволов миномётов Nb.W.41 изобретательными, умелыми и настойчивыми убийцами, в виде фугасных и зажигательных неуправляемых ракеты Wfr.Gr. 21 с вибрирующим воем и скрежетом приближалась к своим жертвам,
— Ну, вот и немецкая атака! — произнёс лейтенант Джавахян на удивление тихим голосом, — вообще-то заградотряд подчиняется Военному совету Сталинградского фронта и командиру 10-й дивизии НКВД, и мне предписано держать контрольно-пропускной и заградительный режим в тылу 51-й и 64-й армии у станицы Пимено-Черни, наводить и поддерживать порядок, проверять документы, личные вещи, проходящий гужевой и автотранспорт, как у гражданских, так и у военных, независимо от должностей и званий, задерживать самовольно уходящих в тыл командиров и красноармейцев, вылавливать дезертиров, диверсантов, шпионов, зеков, сбежавших из-под стражи, или из мест заключения, осужденных трибуналом...
— Так уходите тогда скорее! — сказал Текучев, — немцев с румынами тьма идёт с танками и самолётами, а за рекой только один ваш батальон и горстка ополченцев!
— Через Караичевскую балку безопасной дорогой уходят тысячи беженцев и эвакуированных советских партработников, евреев и просто советских людей к Чилеково, там же стоит сейчас заслон из остатков 208-й стрелковой, чеченцы и моряки из московской 154-й морской стрелковой бригады, что в прошлом году под Волоколамском остановили фашистов, а теперь у станицы Верхнекумской им крепко врезали! — как бы сам себе сказал Джавахян, от волнения сильно коверкая слова на кавказский лад, — по рации нам сообщили, что на подмогу 208-й дивизии идёт из Сталинграда бронепоезд уфимцев “Полководец Суворов” из 25-го дивизиона. Их на перегоне Гнилоаксайская — Абганерово беспрерывно атакуют немецкие пикировщики. Есть попадание в одну бронеплощадку, экипаж её полностью погиб. Но я верю, что уфимцы прорвутся на помощь к Котельниково! Мы останемся и примем бой!
— Вы останетесь тут? — странно посмотрев на лейтенанта НКВД, спросил Прохор, — вас же не больше тридцати!
— И что, поэтому врагу можно нагнать беженцев в Караичевской балке, устроить там массовое убийство, а потом зайти в тыл наших позиций у Чилеково и Небыково? — ответил Джавахян и добавил, опуская тяжелую и широкую ладонь, как у каменотёса, на плечо Надеждина, — пошли, товарищ боец, раз уж мы не спасли девочку Машу, так хотя бы отомстим всем организаторам её смерти через своё нашествие на нашу страну!
— Нам бы день простоять, да ночь продержаться! — сказал Надеждин, едва улавливая смысл сказанного армянином, — как в повести про Мальчиша-Кибальчиша “Военная тайна”...
Не то, чтобы Надеждин любил эту сказку героя Гражданской войны Гайдара, написанную в год прихода к власти Гитлера. Просто ничего из собственных стихов ему сейчас не явилось. В сказке Гайдара же говорилось, что, когда напали на страну проклятые буржуи, и ушли на войну отцы и старшие братья, и в деревне остались одни мальчишки, Мальчиш-Кибальчиш поднял и повёл своих товарищей-мальчишей на войну. А Мальчиш-Плохиш тоже пошёл с ними, выгадывая момент для предательства за бочку варенья и ящик печенья — он поджёг склад с боеприпасами и погубил дело обороны. Заковали Мальчиша в тяжёлые цепи и пытали до смерти самой страшной мукой, чтобы выпытать у него военную тайну Красной Армии, но не выдал мальчик тайну, и враг, в конце концов, был разбит подошедшей рабочие-крестьянской армией...
— Пошли, пошли! — закричал Джавахян, быстро пересёк двор, толкнув, распахнул калитку, и побежал дальше к магазину “Хлеб”.
Сержант, за ним зачем-то Прошка, а следом и Надеждин побежали за командиром заградотряда. Едва не падая, чувствуя, что четырехкилограммовая самозарядная винтовка СВТ-40 стала вдруг втрое тяжелее, Надеждин старался не смотреть на подлетающие как в страшном сне с запада немецкие ракеты. Дышать было трудно, страшно хотелось холодной газировки “Буратино” или “Дюшес”, в крайнем случае, просто холодной воды с газом, зрение как бы сузилось, видя перед собой только узкую полосу, и очень не хотелось умирать… И вдруг земля на другом берегу как в замедленной киносъёмке стала подниматься, пучится и расти. Раздался страшный грохот, треск и скрежет, как будто несколько неумелых великанов-барабанщиков принялись бить огромными барабанными палочками, размером с заводские трубы по барабану земли. Вдоль западного берега Курмоярского Аксая на пятистах метрах лесопосадок ветки, кусты, деревца полетели вперемешку с комьями земли и рваным дерном, с кусками от тел людей, лошадей и повозок. Пыльная станичная улица Ленина дрогнула под ногами и заколебалась, подбросив вверх ручейки пыли. Казалось, даже на воде реки пошло рябь. Между султанами пыли, земли, дыма кувыркающихся частей и кусков всего, в местах падения ракет с фугасными боевыми частями огромнейшей силы, словно адские новогодние шары выросли и красно-белые облака взрывов зажигательных зарядов. Быстро вращаясь и расширяясь, переливаясь оттенками чёрного и рыжего, они мгновенно зажгли сухой кустарник, бурьян, ветки малорослых берёз и яблонь, и было непонятно, где разлетающаяся граница взрывов зажигательного боеприпаса, а где уже вспыхивающая полоса пожара...
Жаркий ветер ударил в лицо, заставил бегущих невольно пригнулся. Двое бойцов заградотряда и лейтенант-сапёр Енукидзе, стоящие сейчас по пояс в воде с ящиком динамита на руках, тоже прыгнули головы, не прекращая при этом крепить заряд к опоре моста. Часть похоронной команды, состоящей кроме добровольцев ещё из задержанных подозрительных лиц, мужчин разных возрастов и роста, а разной одежде и головных уборах, в основном в кепках, бросив укладывать погибших в траншею, по примеру приблудных собак кинулась врассыпную, не обращая внимания на предупреждающие крики бойцов НКВД и их предупредительные выстрелы в воздух. Водитель и стрелок бронемашины закрыли дверцу, пулемётчики в своём окопе под масксетью сняли фуражки и надели каски, остальные бойцы, кто спрыгнул окоп около магазина, кто залёг где стоял или спрятался за дровяной штабель.
Жалея, что как назло, его стальной каски СШ-40, которая так долго мешала жить и двигаться, теперь с ним нет, а ведь так было бы хорошо сейчас прикрыть беззащитную голову 1,14-миллиметровой кремний-марганец-никелевой сталью И-2 родного советского лысковского завода Nо.700, Надеждин чувствовал кожей свою беззащитностью перед могущественными средствами убийства. Уши заложило от грохота, жаркий, отвратительно пахнущий серой и жжёным мясом порыв воздуха достиг лица, и душной химической гарью ворвался в лёгкие — грудь сразу начало выворачивать от кашля.
— Чем же они так стреляют? — спросил он сам себя беззвучно.
У крыльца магазина был прислонён к груде пустых ящиков из-под бутылок тяжёлый мотоцикл ПМЗ-А-750 с красной звездой эмблемы Подольского завода на раме, и Надеждин, споткнувшись о невидимую в пыли кочку, со всего маха упал прямо на него, ударившись скулой о торец кожаного сидения. Но он не ощутил боли, а ему только подумалось о том, что же почувствовали среди этих чудовищных взрывов люди, находившиеся там, в окопах, возле пункта сбора раненых, на позициях миномётов в центре и около склада боеприпасов?
Рядом, на загаженном овцами и курами дворике у крыльца магазина “Хлеб” оказался Прохор. Его веснушчатое лицо с двухдневной щетиной улыбалось, но в глазах был животный страх, и было заметно, как он пытается его перебороть. Тракторист схватил и держал, зачем-то Надеждина за ремень сухарной сумки. Джавахян и старшина добежали до окопа пулемётчиков и спрыгнули в него.
Рядом со столом, где недавно обедали командиры и всё так же заваленном вещами, изъятыми, или поднесённые в качестве подарков: бюстик Ленина, чернильница в виде паровоза, хрустальная ваза, из двери магазина, отчаянно жестикулируя, показалась девушка-писарь Роза и что-то закричала сапёру. Она была, кажется, единственная, кто не обратил внимания на страшное действо смерти, разыгравшееся на другом берегу неширокой реки, совсем рядом о неё. Крича что-то и махая ей рукой, Тенгиз из воды пытался ответить ей, но пока грохот не унялся, разобрать было ничего нельзя.
— Тенгиз! Товарищ военный инженер, перебило телефонный провод на КП батальона за рекой! — уже разборчиво крикнула девушка, и красно-сине-зелёные блики зайчиков от хрустальной вазы заиграли на её лице.
— Товарищ боец! — в свою очередь обратился лейтенант-сапёр к Надеждину, — ко мне бегом марш, я поставлю боевую задачу!
Стало слышно, как за рекой ревут и тарахтят на все лады двигатели немецких танков, бронемашин и мотоциклов, пока ещё достаточно отдалённо, пока ещё в тон гудению самолётов идущих на восток на разных высотах и жужжание самолёта-разведчика.
Поднявшись, Надеждин поспешил к мосту. Тошнота подступала к горлу, ему мерещилась тёплая вода из армейской фляги, вспышки выстрелов в зарослях, взрыв гранаты в трёх от себя шагах, веер осколков, раненый товарищ-сахалинец, убитый немец на мотоцикле около Дарганова, пустые глазницы замученной извергом девочки Маши...
Здесь везде были следы недавнего авианалёта: крошево щепок, окровавленные тряпки, одинарные порванные ботинки, туфли, куклы, черепки посуды, брошенные узлы, чемоданы, убитые лошади и коровы, облепленные мухами. В лесополосе начался пожар, а среди клубов чёрного дыма стало слышно, как с запада снова послышались дробные хлопки миномётных выстрелов — не прошло и пары минут, как состоялся второй залп фашистских “скрипух”. Снова к позициям батальона майора Рублёва потянулись шлейфы чёрно-коричневого дыма, оставляемого множеством вращающихся сопел 40-килограммовых ракет Wfr.Gr.21 Сказать по их полёту, куда теперь они упадут, насколько фашистские миномётчики поменяли прицел, было невозможно. Каждому теперь казалось, что эти чудовища летят убить именно его...
Ещё не пролетели и половины своей дуги ракеты второго залпа немецкий “скрипух”, а две 122-миллиметровые гаубицы лейтенанта Беридзе на левом берегу Курмоярского Аксая отрывисто и звонко выстрелили. Видимо, наблюдатели определили расстояние и направление до фашистской батареи 53-го полка реактивных миномётов по пыли и дыму от их залпа.
— Давай, товарищ боец, ты, вроде сообразительный, пройди по всему поводу до КП своего батальона, найди обрыв провода, — вылезая на берег и размахиваясь пистолетом системы Нагана, возбужденно и устало прокричал командир сапёров на ухо Надеждину, указывая на чёрный провод под ногами, проложенный по мосту от магазина в сторону поворота дороги с горящими комбайнами и трактором "Фордзон-путиловец”, — зачистить провода сможешь и скрутку сделать на обрыве? Связь, это очень важно в бою! Мы должны знать, как у Рублёва дела, чтоб не прогадать со временем взрыва моста, и сами должны предупредить его, если у него в тылу здесь у моста вдруг окажутся немцы!
— Ну да, это просто скрутить, товарищ лейтенант, — ответил Пётр Надеждин, кивая головой, с трудом дыша из-за густой пыли и дыма вокруг, и едва отдавая себе отчёт в происходящем, — есть, найти обрыв провода!
— Отлично, вперёд, товарищ боец! — снова крикнул ему в ухо лейтенант, не обращая внимания на стоящего рядом с красноармейцем тракториста Прохора, и вернулся в мутную воду реки, где двое бойцов заградотряда НКВД в касках проволокой крепили ящик с динамитом к стойке моста, — у меня сегодня день рождения — двадцать пять лет, и я хочу его встретить достойно!
— Да-да, мы поможем! — радостно ответил Прохор, подхватывая с брёвен моста провод и начиная движение вдоль него, перебирая провод в руках участок за участком, — эх, какие наши годы!
На другом берегу Пётр и Прохор быстро прошли мимо ряда убитых беженцев, приготовленных для помещения в братскую могилу. Мёртвые были, кто в крестьянской мужицкой или казацкой одежде, кто в платках и сарафанах, косоворотках, сапогах, калмыцких бюшмюдах или хутцанах, кто в городских костюмах, френчах, рубашках, платьях, туфельках и босоножках. Повсюду валялись детские вещи, как будто здесь расстреляли детский сад, и это было очевидно — с беженцами было много детей и детских вещей с ним тоже было много, и теперь на поле смерти они были разбросаны везде, повреждённые, забрызганные кровью, и это сразу бросались в глаза нелепостью мирового порядка, где правят от имени сатаны ненасытные к деньгам люди. Мимо промчалась, не разбирая дороги и задевая копытами убитых, ошалевшая лошадь, вроде бы верховая лошадь Звёздочка майора Рублёва. Мир стал теперь другим, фантастическим и страшным, и Петру невпопад припомнились его же строки из стихотворения, написанного мучительной бессонной ночью когда-то очень давно, ещё до бегства из Москвы во время ареста дяди:
Растерянность бессилием расшита.
Скакун гнедой презрев рассудком страх,
Летел галопом, защемил копыто
В норе барсучьей и упал во прах!
С этой стороны реки была как в тумане видна позиция гаубиц в ста метрах от моста, и позиция зенитного пулемёта ДШК на половине этого расстояния, задранный вверх ствол с дульным тормозом и зенитным ракурсным прицелом на фоне столба чёрного дыма от пожаров в станице Нижние Черни и на станции Котельниково. Расчёта комсомольцев-молодожёнов Раи и Толи из 748-го зенитного артиллерийского полка из Сталинграда у машины ГАЗ-АА с открытыми бортами, ни в кабине, ни у пулемёта не было, поскольку не было смысла в отсутствии целей находился под огнём...
Повторная серия мощнейших взрывов почти тридцати ракет Wfr.Gr.21 ракет вновь сотрясла позиции батальона и окрестности Пимено-Черни. Яблони, берёзы, дёрн, сломанные ветви вместе с плодами снова взлетели в воздух. На воде реки начались всплески от падающих сверху комьев земли и обломков предметов, веток и сора. Сейсмическая волна пробежала по телам людей, словно в последний раз предупреждая о последней возможности вернуться назад, уйти, убежать от неминуемой смерти. Что-то в зарослях возле замаскированных позиций взвода 82-миллиметровых миномётов БМ-37 загорелось и всё заволокло густым чёрным дымом в дополнении к густой пыли и гари, так, что и бронемашину на мосту и ряды мертвецов на берегу стало не видно.
Лесопосадки оказались теперь так прорежены взрывами, что в дыму местность на запад открылась светлыми пятнами. Сквозь волны пыли, из синего неба сальской степи с плывущими точками вражеских самолётов, били косые лучи солнца, как на картинах старых мастеров, изображающих так взор божественный, и были видны вспышки выстрелов двух гаубиц. Не для того артиллеристы дошли сюда от Ростова, чтобы просто так бросить свои средства вооруженной борьбы, кинуться в бегство, как это сделали расчёты тысяч подобных орудий РККА в прошлом году от Балтийского до Чёрного моря, и ещё хуже, отдавшие свои отличные орудия вместе с запасами снарядов и тягачами врагу, чтобы он мог теперь убивать из них по всему фронту красноармейцев и советских людей. Нет, артиллеристы лейтенанта Беридзе из третьего дивизиона погибшего 865-го артполка 302-й горнострелковой дивизии, разбитой в Керчи, восстановленной из выписанных из госпиталей и кавказцев, в июле без подготовки направленной маршем на Ростов на оборону Дона, и разбитой снова, умели и хотели драться. Малочисленные остатки их 302-й стрелковой дивизии после сражения с танками Гота в районе Пад, Копани и Малой Мартыновки, после бегства левых соседей — кабардино-балкарских кавалеристов к Зимовникам, оказались отрезанными, потеряв разгромленные тыловые службы и склады в хуторе Будённый, и теперь неуправляемо отступали от реки Сал к Весёлому Гаю, к Старо-Рубашкину и к Андреевке, угрожая, впрочем, перекрыть дорогу на станцию Ремонтную, снабжающую передовые боевые группы немцев и румын у Котельниково. Артиллеристы Беридзе, многие из которых прошли дорогой декабрьского десанта в крымском Камыш-Буруне, знали, что для этого, может быть, и родились они двадцать, двадцать пять лет назад в своих городках, аулах, деревнях и станицах, чтобы защитить тех, кто там сейчас остался от фашистского порабощения и немецких капиталистов, русских и нерусских новых помещиков. Это была всего одна двадцатая часть сил их части, но она сохранилась назло всему и всем под налётами немецких и румынских боевых самолётов, для неё было добыто в раскалённой степи горючее для тягачей, вода, и можно было только догадываться, что сейчас испытывали немцы и румыны, идущие в атаку, когда над их головами стали шелестеть 122-миллиметровые фугасные снаряды сталинской тяжёлой артиллерии. Туча пыли и дыма над немецкими позициями не давало возможности оценить результаты стрельбы и внести коррективы, и стрельба на подавление батареи реактивной миномётов немцев велась почти вслепую, но вот взлетел вдалеке на воздух немецкий бензозаправщик, подняв гриб яркого красно-чёрного пламени, потом в нескольких местах загоралась степь, и после третьего залпа немцев, пока ракеты ещё летели, батарея шестиствольных 158,5-миллиметровых минометов Nebelwerfer-41 стала поспешно покидать свои позиции, используя быстрые тягачи Bren Carrier, чтобы не быть уничтоженной ответным огнём. За ними быстро выходили из демаскирующего облака машины заряжания и командования, бензозаправщики. Наблюдатель советских артиллеристов видел, как в буро-жёлтой степи серебряными блюдцами миражей между горбов курганов среди зелёных полосок кукурузных полей и пятен зарослей подсолнуха, между буро-зелёных пятен разнотравий, между бисеринок теней многочисленных стогов сена двигались вереницы отходящих немецких машин. В дрожащем воздухе висели длинные пылевые хвосты и шлейфы, а ближе облаков пыли к позициям батальона Рублёва двигались и качались во все стороны квадратики немецких танков, бронемашин, бронетранспортёров, идущих в атаку, колебались тёмные полоски румынской кавалерии. Не мог Беридзе своими сорока снарядами уничтожить танковую боевую группу капитана Зауванта, составленную из частей 14-й танковой и 29-й моторизованной дивизий, но вот замедлить, сорвать их атаку, заставить потерять время, расходовать боеприпасы и горючее, понести потери, не добившись результата, было уже само по себе решением задачи. Оборона батальона за счёт умелой стрельбы полубатареи Беридзе неожиданно приобрела стержень, давший возможность части огневых средств пехоты не быть уничтоженными вместе с окопами последовательным артобстрелом.
И ожидаемо незамедлительно как ответ на это появились пикировщики. Это были явно те самолёты, что уже находились в воздухе и шли на восток вдоль железной дороги Тихорецкая-Котельниково-Сталинград к Волге, к Абганерово и Тингуту...
Радиопередачи капитана Зауванта в увязке с работой наблюдателя с самолёта-разведчика, видящего вспышки и пыль выстрелов гаубиц Беридзе, ориентировали самолёты чётко на Пимено-Черни и позиции артиллеристов.
Координатор Люфтваффе в боевой группе Зауванта имел через радиостанцию Fu 7 Lorenz связь как с самолётными радиостанциями FuG 17 Telefunken, так и с их командным пунктом Люфтваффе с подвижной тактической радиостанцией на дистанции 50 километров. Поэтому первый же заход на цель перед наступающей боевой группой оказался точным.
— Во-озду-ух! — сейчас, наверное, закричали все, кто сквозь дым и пыль видели небо, — во-о-озду-ух!
Фашистские самолеты-пикировщики Stuka Ju-87 В-1 неспешно приближались к позициям батальона, чтобы убить артиллерийские расчёты, осмелившиеся сопротивляется в безнадёжной ситуации победному шествию 4-й танковой армии Германа Гота. Пикировщики отличал страшный вой сирен-крыльчаток на стойках неубирающихся шасси, приводимых в действие потоком набегающего воздуха. Кроме помощи лётчику для оценки параметров пикирования без взгляда на приборы, а по повышению тона звука с ростом скорости, вой оказывал такое мощное психологическое воздействие, что необстрелянные советские бойцы и гражданские прижимались к земле, не смея поднять головы и даже шевельнуться, или наоборот, в панике бежали куда глаза глядят, потеряв представление о действительности. Самолёт Ju-87 был создан восемь лет назад за счёт колоссальных американские кредиты и с применением большого количества военных патентов фирм подконтрольных Моргану: “Pratt & Whitney” и “Douglas Aircraft Company”, а запущен в серию был всего пять лет назад на самом современном американском оборудование из Детройта, стоимостью, эквивалентной 2 тоннам золота, высокооктановое же горючее с присадками для них изготовляли с того же времени нефтеперерабатывающие заводы подконтрольные “Standard Oil” Рокфеллера и построенные в Германии на земельных участках площадью в 730 тысяч акров. Несмотря на то, что Ju-87 уже успел за пять лет устареть, и мог использоваться только при подавляющем господстве Люфтваффе в воздухе, сейчас было всё ещё его время...
Не успел Надеждин решить, что делать — вернуться, бежать вдоль телефонного провода быстрее или залечь, как учили, около машины с зенитным пулемётом оказались Раиса и Толя. Они быстро вскарабкались на площадку, образованную открытыми бортами кузова ГАЗ-АА, как девочка с мальчиком в паре в детском саду стояли несколько секунд и глядели на мир царствующей смерти странно счастливыми глазами. После этого сержант Раиса взялась за рукоятки пулемёта, не без усилия повернув его стальное тридцатикилограммовое и полутораметровое тело на станке конструкции Колесникова в сторону подлетающих бомбардировщиков. Она решительно нажала на спаренные спусковые крючки и открыла огонь, когда уже первый Ju-87, сверкая стёклами гранёной кабины, перевернулся через изогнутое по-птичьи крыло и начал с воем пикирование на гаубицы лейтенанта Беридзе. Пулемёт затрясся словно бешеный, выбросив вверх упругую полосу огня и дыма. Толя высокий и красивый юноша двадцати лет, стоя слева от жены, придерживал металлическую ленту с патронами. Трасса бронебойно-зажигательных патронов БЗТ рванулась через жаркий воздух навстречу цели — с 500 метров ДШК мог пробить высококлассную хром-никелевую броню толщиной 15 миллиметров, то есть одного патрона было бы достаточно, чтобы разбить на куски двигатель пикировщика Jumo-211Dа, совсем не как шрапнель или осколки обычного зенитного снаряда. И вдруг пикировщик Stuka Ju-87 В-1 заметно качнул крестатыми крыльями в сторону и, не долетев до цели, отделил от себя две осколочные бомбы SD-50E, и стал выходить из пике. Он боялся! Он боялся её, этот гитлеровский ас унтер-офицер Шидзих из первой группы 100-й бомбардировочной эскадры “Wiking”, кавалер Рыцарского Креста, за три месяца боёв совершивший 288 вылетов, боятся сероглазую девушку из Оренбурга, потерявшую вчера своих командиров и трёх подруг из её города, видевшую, как немцы сожгли огнемётами экипаж танка, отказавшегося сдаваться, а потом сожгли палатки медсанбата с ранеными, но не запуганную этим, а наоборот, ставшую сильнее своей правдой. Одна бетонно-стальная бомба с 50 килограммами тротила, перелетела через горящие комбайны и с невероятно оглушительным грохотом взорвалась за дорогой, где более 400 её осколков, разлетевшись на 200 метров вдоль берега, срезали и сорвали все деревья и кустарники. Вторая бомба упала между грузовиком зенитчиков и артиллеристами, попав, видимо, в какую-то выемку в грунте, поглотившую часть силы её взрыва, однако, когда столб земли, веток и травы упал обратно, стало понятно, что бойцы ближней гаубицы всё-таки убиты или ранены осколками, оглушены, полузасыпаны и прекратили стрельбу. Но вторая гаубица ещё стреляла. Машина зенитчиков была изрешечена осколками, запорошена до седины землёй и сором, в ней вспыхнули и загорелись коробчатые жестяные канистры и деревянная кабина.
Толя был убит...
Он упал замертво к ногам молотой своей жены, не прекращающей вести огонь. Сквозь дым и пыль было видно, что на девушке горела юбка и волосы. Наверное, одна из жестяных банок с бензином была пробита и брызнула горючим в разные стороны...
— Уходи, спасайся! — закричал девушке Прохор, непроизвольно вскакивая и бросаясь бегом к машине, хотя Рая не могла его слышать из-за надсадного и леденящего воя сирен самолётов, грохота пулемёта и стрелявшей второй гаубицы, — бензин в машине сейчас взорвётся!
Второй пикировщик, верно оценив исходившую от упрямого стрелка на грузовике с ДШК угрозу, изменил свою траекторию полёта и стал пикировать прямо на зенитку. Среди кустиков астрагала и плотных кустиков солодки, похожих на маленькие жёлто-зеленые взрывы, мимо Прохора в противоположную сторону пронёсся заяц корсак с пепельным оттенком шерсти, быстрый, как зигзаги молнии. Ему было хорошо, он мог спастись…
Надеждин же прижался к земле всем телом, не смея подняться и даже шевельнуться, всё ещё сжимая в кулаках чёрный телефонный провод. Грудь душило и жгло гарью — выворачивало от кашля. Вздох, ещё вздох, ещё один, с огромным трудом. Так, оказывается, важно просто делать вдох и выдох и только от этого зависит твоя жизнь. И вдруг грузовик, девушка Раиса, бегущий к ней Прошка, горящий везде кустарник, бурьян и ветки малорослых берёз и яблонь, дым, небо, лучи солнца исчезли, тело сдалась невесомым и перед глазами пронеслась какая-то карусель, и не сразу стало непонятно, что где.
— Как же это я? Почему такое? Мама... — повис в воздухе, как будто уже вне его сознания и головы, вопрос, — мама, что же это?
Исчезла горечь, исчезла тяжесть и боль в душе, исчезла боль в теле, смерть как заботливая мать готовилась принять его в свои объятия. И в это момент ещё одна бомба SD-50E попала почти в него, и сотни осколков бетона и стали почти разорвали всё его тело, одежду, обувь на кусочки, и исчезло всё, исчез он сам, исчез вместе с ним и весь огромный его мир, его поэзия...
Пётр Надеждин уже не услышал, как после этих страшных убийств самолёты стали уходить в сторону аэродрома 27-й эскадры в Миллерово-Уразово, пока их собственный аэродром и аэродром Котельниково их не принимал, и он уже не услышал, как появились другие немецкие пикировщики, как замолчала вторая гаубица Беридзе, как оглушительно взорвался после попадания очередной ракеты склад боепитания за окопами второй роты, оставив бойцов батальона Рублёва с теми боеприпасами, что были при них при себе, как начали стрелять 45-миллиметровые пушки 53-К и 82-миллиметровые миномёты БМ-37 — немецкие танки и пехота были уже на дистанции их эффективного огня. А над полем боя по-прежнему неподвижно висело безжалостно палящее солнце и облака, словно нарисованные. У восточного горизонта небо серело из-за висевшей в воздухе пыли и дыма над степью, а там, где была Волга, на много километров вверх поднимался гигантский столб чёрно-голубого дыма и поворачивал с ветром на юг...
Глава 15. Штурм Московского Кремля
— С первой победой Вас-с, Ваше высокоблагородие! — поздравил подполковника Невзорова бородатый извозчик, доставивший юнкерскому патрулю у Никольской башни ужин из ресторана гостиницы «Метрополь» от французского шеф-повара после расстрела солдат-«двинцев».
— Рано радуешься, дурак! — зло ответил подполковник.
Постепенно разрастаясь, по всему периметру Кремля шла интенсивная перестрелка. На электростанции включили прожектор и белый луч света стал обшаривать верхушки Кремлёвский башен с золотыми двуглавыми царский орлами. Стреляли теперь по всему городу; милиционеры со страха, хулиганы для удовольствия, бандиты для дела. Вся Москва трещала; к ружейным хлопкам присоединился гнусный звук пулемётов, неистово кричали встревоженные галки, и казалось, что кто-то рвет гнилую ткань.
Впечатление было такое, как будто масса людей избивают друг друга, собравшись огромной кучей, идёт свалка врукопашную грудь с грудью. Но вот мчится грузовой автомобиль, тесно набитый юнкерами, и видно, что они стреляют в воздух для того, чтобы поднять свой дух, чтобы не думать о том, что они творят. Потом мчится грузовик с красногвардейцами. Они тоже стреляют в воздух для поднятия революционизированного духа. Вороны отвратительно каркают им вслед, кружа над мокрыми крышами.
Вся обывательская Москва притихла, вслушиваясь в первый и необычайно яростный бой в центре города. Люди судорожно хватали трубки телефонов и выясняли подробности к радости одних и унынию других. Но и без объяснений было всё понятно. Гражданская война в центре Москвы и в самом сердце России началась.
Юнкера и казаки обстреливали посты на башнях, а солдаты 56-го запасного полка из охраны Кремля со своим прапорщиком Берзиным отвечали. Подключились с обеих сторон пулемёты. Юнкера начали обстрел Кремля из бомбомётов, чтобы заставить караул уйти вниз со стен и башен. Раздались взрывы, полетели в разные стороны куски белокаменной резьбы, осколки кирпича. Ну и что, что Кремль был сакральной святыней...
Ликующий после неожиданной лёгкой победы над «двинцами» и убийства одного из известных большевиков Сапунова, бывший Генерального штаба полковник Рябцев позвонил в Моссовет председателю Ногину и предъявил ему свой ультиматум:
— Я требую, чтобы Военный комитет рабочих в «Дрездене» был немедленно упразднён, солдаты 56-го запасного полка в Кремле сдались, были разоружены и открыли ворота. Всё оружие должно быть возвращено в Арсенал!
— Но это невозможно. В стране уже новое Правительство и я один из его Народных комиссаров. Я не могу распустить Военно-революционный комитет пока в Москве действует Ваш незаконный неправительственный центр военной силы «Комитет общественной безопасности»! — резонно ответил ему Ногин. — Ревкомы районов тоже с этим не согласятся! Они мне напрямую не подчиняются. Не понимаю, на что Вы и КОБ рассчитываете. Я не военный человек, но война в городе вызовет бессмысленные массовые жертвы! Вы же обещали, полковник, что в обмен на вывод нашего отряда 193-го запасного полка комиссара Ярославского из Кремля, Вы не будете предпринимать попыток захватить Кремль!
— Ситуация в Москве изменилась в нашу пользу! К нам движутся с фронта казаки и артиллерия! И не я один всё в Москве решаю! Решает «Комитет общественной безопасности». Сдавайтесь! У вас нет сил нам противостоять!
— Это подлость с Вашей стороны, полковник, мы же договорились! Мы же вывели отряд 193-го полка комиссара Ярославского…
— Меня эти доводы не трогают! Это вы, большевики, во всём виноваты, это вы развалили страну! — ответил Генерального штаба полковник. — Даю времени двадцать пять минут! После этого начинаю штурм Кремля!
За двадцать пять минут не то, что разоружить отряды в районах, даже связаться с ними не получилось бы. Тем более, что районные Ревкомы не собирались бросать оружие. Они были научены горьким опытом 1905 года, опытом июля в Петрограде и сентября в Калуге. Любые попытки соглашательства большевика Ногина после бойни на Красной площади и подлого убийства всем известного большевика Сапунова были бы решительно отвергнуты рабочими отрядами в районах города.
Через двадцать пять минут Рябцев от имени комитета эсеров и кадетов КОБ, и как Командующий Московским военным округом отдал приказ о штурме Кремля. Офицеры и юнкера даже не собирались размышлять, от кого исходит это приказ. Имеет ли Рябцев де-юре такой приказ отдать. Имеют ли они право де-юре такой приказ выполнять.
Офицеры и юнкера давно и радостью ждали этого преступного приказа убивать простых людей, смеющих требовать прекращения войны с немцами, австро-венграми и турками. В Москве находился в этот момент и бывший Генерального штаба полковник Трескин. Он был представителем бывшего царского генерал-адъютанта в чине генерал-лейтенанта Алексеева, организатора ареста царя и инициатора выхода воюющей армии из подчинения самодержцу. Алексеев был автором текста отречения, главой боевых офицерских организаций «Белый крест» и «Союз георгиевских кавалеров», в которых состояли не менее трети всех находящихся в Москве офицеров.
Алексеев считал возможным после устранения Временного правительства занять пост военного диктатора России, как этого желал для себя и генерал Корнилов. Алексеев пока не вмешивался в деятельность комитета Рябцевым и Руднева, поднявших военный мятеж для передачи власти Корнилову. Алексеев не считал Москву подходящим местом для военного мятежа против большевиков. Он считал Дон лучшим местом для организации захвата власти в России, чем Москва. Алексеев не для того разрушал монархию и арестовывал царя, чтобы власть досталась какому-то калмыцкому выскочке Корнилову.
Большая же часть московских офицеров из полувоенной организации «Экономическое общество офицеров», финансируемой Путиловым, Вышнеградским, Каменкой, Нобелем и другими капиталистами, ратовала за то, чтобы после успеха установления военной власти в Москве, вся полнота проявления была передана Корнилову. В России, уже давно лишённой полностью какой-либо законности, преступники получили разрешение других преступников убивать простых людей, сколько и как им вздумается. Остановить их могла теперь только большая сила, чем они сами. Но откуда было взяться этой силе?
Тем временем главный вопрос контроля над городом заключался в вопросе контроля над центром города. Вопрос контроля над центром города заключался в овладении осаждённым Кремлём. В Кремле у красного прапорщика Берзина имелись два броневика. Их использование против сил Рябцева даже после ухода отряда солдат комиссара Ярославского могло легко прорвать блокаду юнкеров. Для борьбы с броневиками Берзина юнкерами были приготовлены 37-миллиметровые пушки Розенберга, а от Александровского училища были вызваны два пятитонных броневика «Austin-путиловец» пулемётно-автомобильного учебного взвода...
Надрывно воя моторами и скрежеща коробками передач, на большой скорости броневики Александровского училища выехали на Красную площадь с Воскресенской улицы. Водители переднего и заднего рулевых постов броневиков «Austin-путиловец» имели хорошую обзорность. Корпус изнутри был обит войлоком для защиты от осколков. Толщина брони в 7,5 миллиметров позволяла экипажу в пять человек чувствовать себя спокойно перед врагом, не имеющим никаких бронебойных средства. По два пулемёта Максима во вращающихся башнях на каждом броневике могли произвести шквал огня. Колёса броневиков имели толстую резиновую защиту от пуль. За броневиками следовал американский грузовик «White» с боеприпасами, горючим и ремонтниками, а так же страшно трещащая и дымящая мотоциклетка «Мото-Рева Дукс» для связи под управлением поручика в кожаной шведской куртке и пылезащитных очках на шлеме.
К Кремлю из Крутицких казарм Рогожско-Симоновского района подошла рота юнкеров 6-й школы прапорщиков. К началу штурма Кремля теперь всё было готово.
Связавшись по телефону с командированием 683-й Харьковской дружины в Кремлёвском малом Николаевском дворце, Рябцеву удалось убедить украинцев нейтрализовать бронемашины Берзина. Полковник Апонасенко со своими офицерами-украинцами используя подлость захвалил броневики в гаражах Кремля. Солдатам 7-й роты 56-го запасного полка пришлось вырыть у ворот гаража ров, поставить заграждения и оставить 8-ю роту с 4-мя пулемётами для блокирования захваченных броневиков. Теперь прорыв красных сил из Кремля с оружием был уже невозможен. Успех штурма из-за возникновения второго фронта внутри Кремля, наоборот, сделался более очевидным.
Тем временем броневики юнкеров поочередно подъехали сначала к Никольской, потом Спасской башне и в упор расстреляли бойницы и уровни, где были установлены пулемёты или находились часовые прапорщика Берзина. Следом за броневиками по башням и зубцам кремлевских стен начали стрелять через площадь пулемёты из окон Верхних торговых рядов. Бомбомёты Minenwerfer M 14 сделали несколько выстрелов, не попав, впрочем, по стене. Тогда Рябцев по телефону вызвал с Арбата огонь артиллерии и 76,2-мм полевая скорострельная пушка команды добровольцев Баркалова от Александровского училища сделала четыре выстрела шрапнелью по Кремлю.
Высокие разрывы звонко лопнули в темноте над Арсеналом, послав на головы защитников 1040 своих круглых десятиграммовых пуль, поразив сразу площадь 200 на 200 метров. В свете прожектора в воздухе остались на несколько мгновений серые облачка. Трое защитников Кремля за короткое время оказались убиты, семеро ранены, пулемёты на башнях повреждены. Больше пулемёты уже не пытались отвечать. Но ворота были по-прежнему закрыты. При попытке приблизится, из-за зубцов вёлся винтовочный огонь. Ситуация становилась патовой.
В тот момент, когда бухали пушки, что стреляли по Кремлю с Арбата, Василий как раз вернулся со своей охраной и выходил из машины. Стоящий у выхода из «Метрополя» в сторону стены Китай-города человек в шапке «пирожке», похожий на переодетого военного, пренебрежительно сказал швейцару и дежурившим у входа юнкерам:
— Шрапнелью стреляют, идиоты! Это к счастью, а то бы они раскатали весь Кремль.
Он стал рассказывать о том, в каких случаях необходимо уничтожать людей шрапнелью, и когда следует «действовать бризантными».
— А они, болваны, катают шрапнелью на высокий разрыв! Это бесцельно и глупо…
Швейцар неуверенно справился:
— Может быть они нарочно так стреляют, чтобы напугать, но не убивать?
— Это зачем же?
— Из гуманности?
— Ну, какая же у нас гуманность, — спокойно возразил знаток техники убийства, странно косясь на Василия. — Что, разве шрапнель уже не убивает?
Ближе к полночи юнкера подполковника Невзорова решились на обострение у Кремля. Они выкатили 3-х дюймовые артиллерийские орудия, доставленные с зарядными ящикам сотней 1-го Донского полка, уже на прямую наводку прямо на Красную площадь. Демонстративно приготовились к стрельбе по воротам Спасской башни. Одновременно, не таясь, юнкера начали рыть траншеи у Сенатской башни и закладывать туда ящики с динамитом, готовя подрыв стены, как того требовала военная инженерная наука.
Координация действий велась по телефону, а красногвардейцы на телефонной станции в Милютинском переулке, построенной и оснащённой Шведско-Датской компанией, пассивно наблюдали за работой телефонистов и переодетых офицеров-путчистов. Для деловой и чиновничьей Москвы телефон был ценнее, чем Кремль, и здесь не то, что из пушек, из винтовки пока никто не отважился стрелять.
Приготовлениями к взрыву руководил бывший командир 56-го запасного полка полковник Пекарский. Маленький, подвижный и нервный, с подёргивающимся от контузии лицом, с чёрной повязкой на выбитом глазу и с белым крестом ордена на груди, «проспавший» свой полк и готовый мстить всем, кто попадётся под руку. Все солдаты его полка теперь были против него по ту сторону стены, но все 200 офицеров полка были за него в его отряде по эту сторону...
Пользуясь стрельбой у Кремля и отвлечением на это всеобщего внимания, отряд офицеров боевой организации «Белого креста» на четырёх 3-тонных грузовиках White TAD с установленными на них пулемётами Максима легко одолел патруль рабочих у Большого Каменного моста и двинулся в Замоскворечье на захват Трамвайной электрической станции.
Российская империя и демократическая Россия покрывала потребности своего автомобильного рынка выпуском отечественных автомобилей всего лишь на 2 процента. После начала войны с Германией в 1914 году почти вся доля рынка, принадлежавшая немецким автомобилям, почти 80 процентов, досталась американцам. Мобилизация и реквизиция царскими властями автомобилей у населения по военно-автомобильной повинности не смогли дать царской армии нужного количества машин и началась массовая закупка за рубежом у американских фирм Ford, White, Gramm, Packard, Pierce-Arrow, FWD, Jeffery, Hurlburt, Kelly-Springfield, Garford, Locomobile, Federal, Peerless, Selden...
Грузовые, санитарные, штабные с кузовами торпедо, бензовозы, самоходные 76-миллиметровые пушки на шасси 5-тонных машин White TKA, а также сотни тракторов и тысячи мотоциклов, запасные части и материалы, комплекты оборудования и инструмента для ремонтных мастерских покупались по спекулятивным ценам. Посредники в России получали по 15 процентов комиссионных от сумм заказов, что чрезвычайно распаляло аппетиты чиновников-коррупционеров. Разграбление нищей страны продолжалось и здесь. Только марки White было куплено для армии 5000 машин. От фирмы Packard 2167 автомашин. Много грузовиков White попали потом как трофеи к немцам, где они продолжали исправно работать. Взятки всегда были способом управления колониями. Именно в колонию превратили Россию жадные и подлые правители к осени 1917 года.
По Всехсвятской улице офицерский отряд на грузовиках, стреляя в воздух для устрашения, с ветерком промчался к Трамвайной электростанции с четырьмя высокими трубами на московском острове. Паровые котлы швейцарца Гампера и шведские турбины «Brown-Boveri» этой московской станции работали на нефти, получаемой по трубопроводу от нефтехранилища Нобеля у Симонова монастыря. Трансформаторы «Вестингауз Электрик» американской корпорации олигарха Моргана кроме трамвайных линий питали ещё Лубянскую, Краснопрудную, Миусскую и Сокольническую электроподстанции.
Отряд офицеров быстро и без проблем убил и ранил в короткой перестрелке нескольких молодых рабочих-красногвардейцев станции, но с башни с большими часами неожиданно заработал пулемёт. Это было большой неожиданностью. Пулемёта здесь у рабочих не должно было быть. Началась изнурительная и безрезультатная перестрелка.
Вдоль улицы от Большой Полянки, скрываясь в темноте, в канавах, стал подтягиваться на выручку товарищей с электроподстанции отряд красногвардейцев с завода Михельсона. Офицеры оказались окружены и решили сдаться, оставив Рябцева без контроля за освещением зданий и улиц в центре города. Вокруг станции рабочие спешно вырыли окопы и соорудили баррикады из чего под руку попало. Однако это была в тот вечер единственная неудача мятежников...
В сырой осенней тьме опытные офицерско-юнкерские отряды, действуй согласно плану, чётко и одновременно как на учениях, атаковали ключевые точки города, позавчера ещё занятые патрулями рабочих. Свежие, воодушевлённые началом бойни, вооружённые до зубов, на кураже, офицеры и юнкера несколькими выстрелами и зуботычинами разогнали и разоружили посты красногвардейцев на Садовом кольце в районе Крымского моста, Смоленского рынка и Кудринской площади. В плен было взято около пятидесяти рабочих, трое большевиков и левый эсер были расстреляны на месте за попытку вооружённого сопротивления. Всего двое юнкеров были ранены в этом деле. Пока других рабочих вели к Штабу военного округа на Пречистенку, дюжие юнкера их били прикладами, плевали в лица, делали уколы штыками. В конце концов, двоих слишком гордых мужчин застрелили у ограды Святотроицкой церкви.
Сводный батальон из 120 офицеров 56-го запасного полка и 100 юнкеров 2-й школы прапорщиков после четырёхчасового боя с применением пулемётов отбили у солдат 56-го запасного полка Центральную телефонную станцию и Почтамт. Всего за считанные часы, передвигаясь пешим порядком, верхом, на грузовиках, трамваях, извозчиках, где стрельбой в упор и из-за угла, где хитростью или наглостью, где штыками и прикладам, отряды офицеров и юнкеров захватили всю центральную часть города, кроме части Тверской улицы. Так же легко были захвачены все вокзалы на окраинах. Рябцев и Руднев торжествовали и праздновали победу. Казалось, «Комитет общественной безопасности» взял власть в Москве.
Солдаты запасных и рабочие-красногвардейцы на поверку оказались не готовы убивать и сопротивление оказали слабое. Для молодых рабочих всё происходящее изначально вообще было похоже на привычную стачку или забастовку под охраной своей рабочей милиции. Когда их начали хладнокровно убивать как телят на бойне, они растерялись. И только на следующий день до них дошло: их хозяева прислали к ним не своих сторожей и черносотенцев как обычно, а уже целую свою офицерско-юнкерскую армию безжалостных убийц как в 1905 году. И ещё: одно дело — ты фронтовик-юнкер, сознательно выбравший профессию убийцы и обучавшийся этому с утра до вечера несколько месяцев или лет, или вообще боевой офицер, и совсем другое дело, если ты лудильщик или электрик и предметом твоей профессией является создание обычных благ для жизни людей.
Подступы к Александровскому училищу со стороны Смоленского рынка в конце Арбата, от Поварской и Малой Никитской улиц были надёжно перекрыты белогвардейскими силами Рябцева и Руднева. Большая Никитская и Малая Никитская, весь Тверской бульвар вплоть до Университета теперь тоже был под их полным контролем. Продвижение офицерско-юнкерских боевых групп от Лубянки на север города было остановлено только у Сухаревой башни на пересечении Садового кольца и Сретенки. Солдаты 192-го и 251-го запасных полков затащили на 50-и метровую высоту Сухаревой башни пулемёты и превратили башню в крепость, встретив боевиков КОБ пулемётным и ружейным огнём.
В это же время 250 студентов-белогвардейцев Коммерческого института, попечителем которого являлся известный своими мародёрскими прибылями на военных заказах промышленник и банкир Рябушинский, под командованием малоопытного, но амбициозного корнета из «Союза офицеров армии и флота», окружили санитарный пункт рабочих в кафе «Франция». Студенты попытались разгромить санитарный пункт, но санитаркам удались чуть раньше связаться c находившимся поблизости отрядом рабочих. Те вступили в бой со студентами-белогвардейцами. В ходе перестрелки двое студентов были убиты, шестеро ранены, двадцать сдались в плен. У рабочих был один убит, ранено четверо.
Другой отряд студентов-белогвардейцев Коммерческого института по командованием правого эсера Атабекяна пытался пройти к Замоскворецкому райкому партии социал-демократов большевиков, который размещался в студенческой столовой на Малой Серпуховской. Однако отряд был вовремя обнаружен мальчишками-дозорными, окружён и без боя разоружён. Белогвардейцы-студенты в части боевой подготовки и решимости убивать не шли ни в какое сравнение с юнкерами. Однако красный профессор Штернберг отреагировал на эти действия белых сил в своём тылу решительно: рота солдат 55-го запасного полка под командованием солдата Алексеева и отряд красногвардейцев завода «Поставщик» окружили здания Коммерческого института в Стремянном переулке.
Более 300 дворянских, купеческих, чиновничьих сынков — будущих директоров, кандидатов экономических наук, коммерц-инженеров и так далее, под командованием офицеров из боевой организации «Белый крест» в течение нескольких часов вели перестрелку с рабочими разных национальностей и солдатами из разных глухих городков и деревень России. Звенели разбитые стёкла, падали со стен простреленные портреты Менделеева и Ломоносова. С обоих сторон были раненые.
На предложение сдаться белогвардейцы ответили отказом. Начался штурм. После того, как солдаты и красногвардейцы ворвались в вестибюль училища, белогвардейцы сдались. Офицеры бежали через окна. Студентов разоружили. Кого-то побили, но большинство отделалось испугом и обещанием больше не воевать против власти Советов, после чего всех отпустили по домам. Советская власть изначально не собиралась устраивать террор и мщение.
Не готовы были рабочие, в первом, втором поколении русские крестьяне, устраивать на английский манер концлагерь или на господский, церковный манер бросать людей в застенки. Это была в России всегда прерогатива господ. В здании училища в Стремянном переулке был оставлен патруль. Атабекяна и других зачинщиков отправили в под конвоем в Серпуховской арестный дом.
Военно-революционный комитет в «Дрездене» на Скобелевской площади тем временем был блокирован. Два броневика Генерального штаба полковника Рябцева неожиданно на большой скорости атаковали перманентный митинг на площади через Столешников переулок со стороны Большой Дмитровки. Стреляя на ходу из всех своих пулемётных башен, бронемашины устроили кровавое побоище среди штатских митингующих, солдат 56-го запасного полка, «двинцев» и красноармейцев, охранявших Ревком и Моссовет. За десять минут было убито и ранено более двадцати человек. Грузовики и легковые машины Ревкома также были повреждены. Связь и любое сообщение между городским Ревкомом и районами оказалась прервана.
«Двинцы» забаррикадировались в окружающих Скобелевскую площадь зданиях и заняли оборону у окон, рассчитывая подороже продать свои жизни, потому что вслед за броневиками появилась пехота белых. Началась ожесточённая перестрелка. Все переулки, ведущие к «Дрездену» от Большой Никитской, оказались блокированы юнкерами, офицерами и студентами-белогвардейцами. Дом градоначальства на Тверском бульваре был захвачен юнкерами и превращён в опорный пункт. После взятия под контроль центральной части Тверской улицы, оставался не занятым «Комитетом общественной безопасности» из стратегически важных мест в центре города пока только Кремль.
Ближе к рассвету на Скобелевскую площадь к Моссовету по Тверской со стороны Страстного бульвара и одноимённого монастыря начали весьма бесхитростно наступать 150 рабочих с Пресни и солдаты 192-го запасного полка для вывода из окружения Моссовета, Ревкома и штаба Красной гвардии. У церкви Дмитрия Солунского между Гнездниковскими переулками они попали под точный обстрел шрапнелью с Красной площади из двух 3-дюймовых полевых пушек полковника Пекарского.
В гнетущей предутренней тишине, обволакивающей туманными облаками светлячки газовых фонарей, послышались гулкие выстрелы, резкие хлопки шрапнельных разрывов и звон бьющегося оконного стекла. Огонь артиллерии кто-то корректировал. Потому-то уже третий шрапнельный снаряд взорвался над колонной наступающих. За минуту на месте пулями шрапнельных снарядов было убито и ранено 26 рабочих и солдат. Остальные бросились бежать к Тверскому и Страстному бульварам. По Тверской в свете газовых фонарей потекли глянцевые кровавые ручейки. После этого разгрома офицерские роты и юнкера начали методичную зачистку крыш на Поварской улице и Малой Никитской...
Московские фабриканты и заводчики радости потирали руки в своих тёплых постелях, гостиных роскошных московских особняков и многокомнатных квартир в центре. Всё случилось так, как они обещали. Пролетарии и солдатня закончили свою митинговую свободу, умылись кровью за смутьянство и попытки по справедливости контролировать работу предприятий, приём-увольнение, размер зарплаты, решать по-своему вопросы землевладения, войны и мира. Военные диктаторы Алексеев, Корнилов или Рябцев вот-вот возьмут в городе власть полностью и тогда бунт черни будет подавлен, как подавлены были до этого все бунты народов на Руси, начиная со времён их сопротивления крещению в христианскую веру.
Когда всё-таки закончилась нескончаемая чёрная пятница 27-го октября 1917 года под канонаду вокруг Кремля и ружейно-пулемётную стрельбу в других районах города, Василий едва смог заснуть...
Под утро 28 октября в его номере в «Метрополе», выходящем окнами на Большой театр, было отвратительно сыро из-за того, что расхваленные Саввой Мамонтовым радиаторы отопления «Метрополя» были едва тёплыми. Сырость тут же напитала обстановку: излишнюю мебель, ковры, покрывала и занавеси с ламбрекенами, кистями и бандо. Даже телефон звонил как-то глуше. Всё сразу стало пахнуть пылью, плесенью и кошками. Когда горничная подала горячий чай и бутерброды с лососиной, Василий даже на них не взглянул.
От езды на автомобиле Ford T целый день по московским ухабам, лужам и канавам от одних казарм к другим, разбросанным по всей Москве и её окраинам, у молодого мужчины кружилась голова и подступала тошнота к горлу. Там, где улицы в центре Москвы были вымощены булыжником, донимала мелкая тряска и подбрасывание на волнообразных ухабах, где брусчатка имела выемки, американский автомобиль проваливался туда колесом с глухим ударом и шофёр каждый раз останавливался, подолгу осматривал шины, горестно вздыхал.
За Садовым кольцом мощёных улиц было совсем немного. В основном открытый грунт, размытый и раскисший от моросящего дождя. Наличие рабочих патрулей вынуждала часто проезжать к цели вояжа такими глухими местам, которыми при обычных обстоятельствах ни один нормальный автомобилист не поехал бы. Не предназначенные для поездок господ на хороших автомобилях и экипажах, многие улицы Лефортова, Замоскворечья, Пресни, Таганки и других окраин, где жили рабочие, беженцы, дезертиры, пленные, беспризорники, были завалены кроме всего прочего мусором, пустой тарой, отходами разных производств. Антисанитария царила полная. Немудрено, что Москва лидировала по России по числу умерших от холеры, дизентерии, тифа. Освещение улиц отсутствовало. Тротуары перед приличными домами заканчивались вдруг. Дальше улицы и переулки были выложены деревянным мостками как во времена князя Дмитрия Донского или вообще были ничем не мощёны.
Нищета российская. Деньги утекли на благоустройство Парижа, Лондона и Нью-Йорка. Ford T Василия несколько раз попадал в большие ямы, залитые водой, отчего застревал, погружался по самые фары. Водителю с охранниками и доброхотами приходилось на руках вытаскивать машину на ровное место.
Множество офицерских групп и отрядов «Союза офицеров» и «Белого креста» маскировались под фальшивые команды для охраны военнопленных. Как назло, тысячи ненавидящих Россию военнопленных австрийцев, немцев, венгров, румын, словаков, хорватов, прибывших из регистрационного лагеря в Павловском Посаде, были размещены именно среди московских трущоб, около складов, заводов мастерских и строительных площадок, цементных заводов, сортировочных железнодорожных станций, где они работали.
Самые крупные лагеря для военнопленных находились во Владыкино, на фабрике Моргунова, у станции Серебряный Бор, в Кожухово, Бутово. Отсюда городской голова Руднев отдавал сотни пленных как рабов за мзду сельским хозяевам и промышленникам, направлял их на чистку московской канализации, мощение улиц, разгрузку угля, дров. Почти половина пленных быстро погибала от болезней, каторжного труда и недоедания. В Серебряном Бору, Кожухово, Бутово их и хоронили в братских могилах. Это был ад, настоящий ад. В местах размещения пленных находились вооружённые команды городской управы по их охране. Там хранилось оружие наёмных офицерских отрядов.
Жуткая нищета рабочих окраин Москвы, бесконечные очереди за хлебом, возы с дровами, ассенизаторские повозки, пьяные песни, драки у кабаков, нищие, калеки, китайцы, девочки-проститутки с мальчиками-сутенёрами действовали барчуку Василию на нервы. Он закрывал глаза, чтобы не видеть разруху российскую. Зажимал нос, чтобы не чувствовать вони, ощущая себя поэтом Вергилием из поэмы Данте Алигьери «Ад» спустившимся через семь кругов преисподней. Ему было стыдно за свою Родину. Он не желал видеть сараи, бараки, полуземлянки, кирпичные дома рабочих, похожие на заброшенные казармы, покосившиеся разномастные вывески лавочек, чайных и питейных, ремонта и пошива, похорон и гадания на картах, горы мусора, лужи нечистот, трупы собак и крыс вперемешку с зарослями пожелтевшей сорной травы и голыми кустарниками, бесконечные свалки. Он не желал видеть и знать о существовании нищих, калек, девочек-проституток. Нищие деревни Останкино, Бутово, Измайлово лучше было вообще не посещать. Москва, однако. Он Москву и так не любил, в отличие от Петрограда, считал Москву азиатчиной, хаотично разросшейся деревней, а теперь просто ненавидел до слёз...
Несмотря на молодость, такие перемещения на автомобиле на третий день давались Василию уже тяжело. Всё было бы проще с передачей денег офицерским организациям, если бы московские банки могли обналичивать чеки. Офицерские общества и группы могли бы получать деньги там. Но московские отделении банков уже много месяцев работали с перебоями из-за гиперинфляции. Наличных денег в кассах не имелось. Ни царских, ни керенок. Василий Виванов с пачками наличных царских высоко ценимых рублей превратился таким образом в разъездной кассовый центр Вышнеградского, Каменки, Барка и Нобеля...
Весь прошедший день молодой человек вспоминал услышанный когда-то рассказ старого барона Врангеля о том, как один его знакомый лейб-гвардии поручик, посланный в конном экипаже с донесением из Москвы в Санкт-Петербург ещё до постройки железной дороги, после многодневной поездки по ухабам и колдобинам туда и обратно, заявил, что, если ещё раз начальник департамента Кригскомиссариата отправит его в такую поездку, он подаст в отставку со службы и уедет в своё имение в деревне на покой. В отличие от того поручика лейб-гвардии и самого старого барона Врангеля, Василий не мог оставить службу своим новым господам. Из заговорщицких организаций масонского типа, подобных «Экономическому обществу возрождения» не уходили, а если и уходили, то только «ногами вперёд»...
Телефон в номере «Метрополя», стоящий под зеркалом, постоянно звонил. Взволнованная барышня с телефоний станции «Эриксон» называла фамилии людей, ждущих встречи с ним или договорившихся о передаче денег. Пять раз звонила Верочка. Ей было страшно и одиноко в Москве, где началась ожесточённая стрельба. Не то война, не то очередной стрелецкий бунт...
В то время, как США было 7 миллионов телефонных абонентов, в демократической России их было всего 155 тысяч, и все 60 тысяч московских абонентов, кажется, решили просить и потребовать денег в кассе «Общества экономического возрождения России», да ещё именно в этот вечер, когда Кремль обстреливали отряды сторонников Рябцева, Алексеева и Корнилова, позабыв на время о своей внутренней вражде. И попросить денег все хотели именно у Василия, хотя в городе были и другие сочувствующие борьбе с рабочим меценаты вроде Рябушинского.
Сначала Василий просто нажимал на рычаг. В конце концов, ему это надоело, и он положил трубку рядом с некрасивым аппаратом фирмы «Ericsson & Co» на мраморную столешницу консольного столика с парой гнутых золочёных ножек. Девушка телефонистка долго звала его взволнованным голосом, потом затихала чуть не плача. Шведы отбирали девушек-телефонисток для своей московской телефонной компании безжалостно как настоящие апологеты скупости и рабовладения.
Не принимали девушек с ростом ниже 155 сантиметров, поскольку они не могли дотянуться до всех гнёзд коммутатора. Не принимали замужних, чтобы дети не мешали хорошо работать. Замужество допускалось лишь старшим телефонисткам по особому дозволению. Если беременность, то вон с работы сразу же в один день. В течение первого месяца работы зарплату девушки не получали. Потом год получали треть зарплаты. Двухнедельный оплачиваемый отпуск полагался только через два года. Выходной один в месяц. Продолжительность рабочего дня не нормированная. В общем, капиталистические рабы, как и все московские рабочие, на принципах социал-дарвинизма...
Зарывшись с головой в белоснежные подушки на широкой двуспальной кровати, Василий слышал некоторые время звуки проезжающих грузовиков с офицерами и юнкерами, спешащими занять нужные огневые позиции в ключевых точках центра города. Стрельбу в воздух. Он старался отогнать видения сегодняшнего дня: люди, люди страшные, люди чужие, вышедшие из бараков и землянок, каморок общежитий и заводских серийных трущоб: голоса грубые, без намёка на владение интонациями и игру смыслом. Лица женщин-работниц не русские, чувашские, мордовские, татарские, еврейские, латышские. У мужчин лица каторжников или пьяниц-кокаинистов, землистые или красные, словно преступники и каторжники все. Римляне и русские цари ставили на лица и лбы каторжников клейма «вор». На эти лица москвичей-рабочих и солдат можно было клейма на ставить, не тратить сил. И так всё было понятно: их место в загоне для скота...
В центре городе не было больше никаких красногвардейцев и никаких ограничений на передвижения. Люди в котелках и шляпах шли теперь через сквер по своим ночным делам, постукивая тросточками. Врачи, спекулянты, сутенёры, китайцы. Дамы «для удовольствия» и пролетарки-проститутки останавливались у поста юнкеров возле остановки трамвая перед колоннадой Большого театра, спрашивали, что происходит. Рослые юнкера Александровского училища, фронтовики, стояли тут в нарочно героических позах, словно позируя фотографам газеты «Московские ведомости», офицеры и студенты-белогвардейцы красовались с видом победителей. Юнкера...
Только деревенский житель может на слух перепутать слова «юный», «юнга» и слово «юнкер». «Юнкер» и «юнга», при одном и том же индоевропейском фонетическом корне «юн», обозначают совершенно разные группы людей. «Юнга» английское слово, флотская категория чинов. Юнга действительно юный. Это подросток, мальчик, юноша корабельной команды. «Юнкер» это «средний», транскрипция немецкого слова «Junker». Юнкер воинское звание выше унтер-офицеров и ниже прапорщика. Средний чин. Возраст юнкера не ограничен.
Из гостиницы видно было, как эти «промежуточные» чины юнкера, возраст которых не ограничен ничем, задерживали людей пролетарской внешности, которых неожиданно и подозрительно много оказались ночью в центре города. Юнкера их обыскивали, быстро допрашивали. Если те сопротивлялись, били прикладами по плечам, в грудь, в живот. Били девушек-пролетарок, но не очень сильно. Зло смеялись, проводя эти репрессии. Задержанных отвозили или отводили в Штаб округа на Пречистенке или на Арбат, где вовсю работали столы контрразведки. Пролетарки ведь могли быть посыльными красных, связными, агитаторами, боевиками, разведчиками.
На стене перед главным входом в отель «Метрополь» уже висела прокламация военного главы КОБ Рябцева. Она гласила, что основное сопротивление Моссовета и Ревкома сломлено. Москва захвачена. Вот-вот будет взят Кремль. Василий, однако, не верил, что всё решится капитуляцией рабочих хотя бы потому, что среди них было много большевиков и солдат гарнизона, не получающихся деньги ни от одного источника финансирования социалистических партий соглашателей, а действующих по своей совести, то есть неуправляемых. Тем более, что в Петрограде их сторонникам удалось взять власть и сформировать Всероссийское Правительство Ленина с мандатом доверия II Всероссийского съезда рабочих и солдатских депутатов в союзе со II Всероссийским съездом крестьянских депутатов. За Ленина было большинство населения. А за Рябцева?
То, что Василий видел, разъезжая по всему городу, не вселяло в него надежд. Контролировать улицы Садового кольца и небольшие островки в Лефортово, в Екатерининских, Покровских казармах и школах прапорщиков, это ещё не значит, контролировать Москву! Но Рябцев, помогающие ему отряды офицерских союзов и черносотенцев пока удерживали инициативу. Ночью они начали новый штурм Кремля...
Сначала 1-й взвод 1-й офицерской роты при Александровском училище, примчавшись на грузовиках с пулемётами, напали на Большой Дмитровке на охрану гаража Земского союза. Перебив сторожей, они похитил грузовики. На этих захваченных грузовиках к Кремлю с окраин прибыли боевые отряды офицеров «Союза бежавших из плена» и «Союза Георгиевских кавалеров», получившие днём по три месячных оклада на каждого из кассы «Экономического союза офицеров». На протесты Моссовета по поводу украденного транспорта уже просто не обратили внимания.
Сразу после неудачи летнего военного путча Корнилова в Петрограде «Союз бежавших из плена» создал отряды в Москве для передачи власти Корнилову путём военного переворота. Совсем недавно представитель этого офицерского Союза в Москве генерала Брусилов, бывший не так давно Главнокомандующим русской армией, отправленный в отставку из-за амбиций Корнилова стать самому Главнокомандующим, отказался возглавить выступление офицерских отрядов в пользу Корнилова. Поэтому летний путч в Москве был отложен.
За пять дней до захвата красными власти в Питере, понимая, что Временное правительство вот-вот переедет в Москву, «Союз бежавших из плена» стал готовиться к новому выступлению. Союз офицеров получил 3 000 винтовок, пулемёты, 37-миллиметровые орудия Розенберга, 500 000 патронов. Часть вооружения, как водится, было тут же продано на чёрном рынке. О своём участии в действиях войск «Комитета общественной безопасности» Рябцева и Руднева против рабочих офицерские отряды оповестили сразу после введения военного положения.
Командирами этих и других офицерских отрядов, присутствующими на Собрании офицеров московского гарнизона, бывший полковник Дорофеев был избран руководить Штабом московского военного округа вместо Рябцева, чем московские военные де-факто признали лидерство над собой во всём московском деле бывшего генерал-адъютанта царя в чине генерала-лейтенанта Алексеева. Помогать Дорофееву были выбраны Собранием офицеров московского гарнизона полковник Матвеев и полковник лейб-гвардии Преображенского полка князь Хованский 1-й. «Бывшими» они себя, разумеется, не считали. Хотя той армии и правительства, которые присваивали им эти чины уже не существовало.
Генерального штаба полковник Рябцев был этим чрезвычайно напуган. Как так, его офицеры отстраняют от командования округом! Раскол среди «белых» был полнейший, как и среди «красных». С другой стороны, того, кто его назначал командовать, Керенского, уже и след простыл. Отмахнутся от решения офицерского собрания Рябцев не мог. Его могли просто самосудно застрелить офицеры. Но и отказываться от руководства округом, юнкерскими училищами и школами прапорщиков, лишаться денег из кассы Виванова, он не хотел, теряя, кроме того, доступ к будущим трофеями победителей в борьбе за власть. Рябцев решил тянуть время и скрываться от Дорофеева.
Добровольцы-офицеры, высадившиеся у Кремля из грузовиков для участия в штурме, были обмундированы за счёт «Союза георгиевских кавалеров» в дешёвые солдатские шинели, но с золотыми офицерскими погонами и в модные тогда офицерские фуражки на «немецкий манер» — с небольшими размерами тульи и козырька, но с широким околышем. Козырек от околыша отходил резко вниз и подходил ближе ко лбу. Тулья имела характерный, теперь «белогвардейский» вид, с приподнятым передним краем в середине и со свешивающимися «боками».
Каждый офицер-доброволец имел мощную винтовку Мосина с двумя патронташами, револьвер, спрятанный под шинелью в кобуре, две ручные гранаты, обязательно охотничий нож. То, что заменяло у них души, согревалось тройным месячным окладом наёмника, выплаченным вперёд.
По сравнению с любым красногвардейцем такой боец был ходячим арсеналом. Эти заранее подготовленные отряды выгодно отличались от добровольческих отрядов, явившихся на Арбат не организованно. В добровольческих отрядах на Арбате можно было увидеть в одном строю морских офицеров, мичманов в чёрных шинелях и казаков в мохнатых папахах, авиаторов в кожаных лётных шлемах и шведских кожаных куртках и учащихся в гимназических шинелях. Здесь же были сплошь фронтовики.
Была седая от изморози осенняя ночь. Суббота. Свет высокого и туманного месяца то и дело закрывался чёрными тучами. Юнкера Алексеевского училища и двух школ прапорщиков, офицерские отряды, солдаты-ударники начали новую атаку на Кремль со стороны Спасских и Боровицких ворот при поддержке двух броневиков.
— По зубцам стены пальба взводом! — скомандовал штабс-капитан с моноклем в глазу и в белых перчатках, прохаживаясь напротив Собачьей башни Кремля. — Взво-од... пли!
Треснул, словно порвалась ткань воздуха, винтовочный залп.
— Взво-од... пли!
Второй залп...
Отряды офицеров беглым огнём поддерживали юнкера 6-й рот 5-й школы прапорщиков со стороны Александровского сада и юнкера 4-й школы со стороны Красной площади. Били по зубцам и площадкам башен пулемёты юнкеров из окон Верхних торговых рядов. Эти ряды, напротив стен Кремля с между Спасской и Никольской башнями, открытые двадцать пять лет назад, были как бы символом победы торговцев над духовностью Кремлёвских святынь и архитектурным антагонистическим противопоставлением сакральному ансамблю Кремля. Теперь оттуда неслась смерть...
«Наша победа над духовностью будет в России!» — как бы кричали хором из Верхних торговых рядов громадные магазины розничной и оптовой торговли, магазины шёлковых и парчовых тканей братьев Сапожниковых, часовые магазины Калашникова, кондитерские Абрикосова, акционеров Трёхгорной мануфактуры, товары фабрики Эмиля Цинделя, Жирардовской мануфактуры, другие торговые предприятия, размещавшиеся там, а с ними предприятия рестораторов и банкиров.
Со стен и башен Кремля, защищая святыню, отвечали пулемёты солдат 56-го запасного полка. Грохот и дым, вспышки, световые полосы и искры наполнили Красную площадь словно огромный цех сталеплавильного и механического производства. Кремль защищался отчаянно. 11-я рота арсенальцев без перерыва снаряжала и доставляла на гульбища и звонницы башен пулемётные ленты.
Снова с обеих сторон появись раненые. Появились убитые. Подкоп у Сенатской башни был готов. Динамит заложен. Рота ратников 683-й Харьковской дружины, охранявшего Малый Николаевский дворец, по приказу своего полковника Апанасенко вдруг ушла в казарму, где в клубе начала митинг, требуя у красного коменданта сдать Кремль. Потом украинцы вернулись на посты, потом ушли опять.
— Сдадимся, нас окружили! — кричали украинцы на всю Арсенальную площадь.
Наконец, рано утром, видя упорство защитников старинной русской крепости, подполковник Невзоров распорядился открыть артиллерийский огонь по воротам Никольской башни. Грохнула 3-х дюймовка, железный шар гулкого эха, подскакивая на воде Москва-реки, покатился в тумане вдоль берегов. Картечный 76,2-миллиметровый выстрел — 549 круглых стальных пуль весом по 10 грамм каждая ударил в упор по Спасским воротам с оглушающим грохотом и треском. Верхняя часть огромных воротин была буквально снесена.
Когда пыль и щепа упали на брусчатку, а пороховой дым рассеялся, стало видно, что оставшиеся части створок едва держатся на петлях. Надвратная икона и белокаменный декор оказались изрешечены пулями. Стоящий на иконе Иисус, благословляющий одной рукой, в другой держал Евангелие, гласящее:
— Придите все ко мне всё труженики и живущие тяжко, и я успокою вас!
На этот раз у ворот с его изображением стояли не труженики, а те, кто пришёл тружеников карать за желание свободы.
Иисус спокойно смотрел на Невзорова, а Невзоров спокойно смотрел на Иисуса.
— Там же икона! — воскликнул генерал Шишковский, сидя в открытом роскошном автомобиле FIAT Tipo-3 Ter и с трудом согревая ноги под казачьей буркой. — Эти ворота называют Иерусалимскими, поскольку в Вербное Воскресенье через них совершается крестный ход, изображающий вход Господень в Иерусалим! Нельзя ли брать немного пониже, господин полковник?
— Если я готов стрелять большевикам в затылок, Ваше Превосходительство, то неужели Вы думаете, что я постесняюсь обстрелять окрашенную попами штукатурку? — спросил Невзоров. — Кисейная всё пропаганда для барышень с оборками! Думаю, после такого заявления о наших силах, «товарищу» прапорщику Берзину придётся капитулировать! Пушек и бомбомётов у него нет, броневики захвачены украинцами. Против наших орудий и бомбомётов его «товарищи» солдаты не устоят!
Словно в подтверждении этих слов, пулемёт на Спасской башне замолчал, а потом замолчали пулемёты и на других башнях. Воспользовавшись замешательством обороняющихся и паникой среди украинцев, бывший Генерального штаба полковник Рябцев связался по телефону с Кремлём и приказал бывшему прапорщику Берзину в течение 5 минут сдаться. В противном случае одна из стен Кремля будет разбита динамитом и начнётся штурм. В этом случае ответственность за кровопролитие будет возложена на Берзина. Если все в Кремле разоружатся, то офицеры и юнкера никого не тронут. В этом Рябцев дал своё честное слово.
Увлекающиеся литературными трудами экс-полковник красочно лгал, описывал прапорщику, две ночи не спавшему, много часов проведшему в бою под миномётным и артиллерийским обстрелом, среди митингующих солдат, что вся Москва захвачена слушателями военных училищ и школ прапорщиков, офицерскими отрядами и инсургентами. Рябцев образно расписывал, что Кремль святыня и его нужно беречь, а оружие Арсенала нужно надёжно охранять. Раз за разом Рябцев повторял Берзину одну и ту же ложь: захвачены все каналы связи; телефон, почта, телеграф, Военно-революционный комитет Ногина и Усиевича распущен, на Брянский вокзал прибыли казаки и артиллерия, дальнейшее сопротивление силам КОБ бессмысленно. Полковник не говорил о том, кто за ним стоит, чего хочет его организация КОБ, за что он сам воюет. Он под честное слово обещал, что никто не пострадает, не будет никаких репрессий.
Связь Кремля с городом была отключена шведской станцией в Милютинском переулке и реального положения дел Берзин не знал. Он только слышал в утренней октябрьской тьме по всему городу ожесточённую стрельбу и крики «ура». За двое суток обстрела и в ночном бою его батальон 56-го запасного полка потерял 8 человек убитыми и 20 ранеными. Были повреждены пулемёты, установленные на Спасской и Никольской башнях. Броневики оказались захвачены офицерами-украинцами и вот-вот могли быть пущены ими в дело внутри крепости. Для прапорщика это было слишком...
Комендант Кремля не был Троцким, Сталиным или Антоновым-Овсеенко. Эти вожди революции были сейчас в далёком Петрограде. Берзин был простым прапорщиком ускоренного военного выпуска, в прошлом учителем. Берзин стал уговаривать солдат сдаться. Солдаты послушали его доводы, повторенные из дезинформации Рябцева и согласились. Обещание никого не трогать под честное слово полковника были важной причиной для такого решения. Часть солдат охранного батальона 56-го запасного полка и двадцать человек «двинцев» всё равно решили не сдаваться. Они разошлись по казармам и забаррикадировалась.
На рассвете Берзин распорядился открыть Никольские, Троицкие и Боровицкие ворота Кремля. Он приказал всем солдатам покинуть боевые посты и построиться. Дворы между строениями на случай уличных боёв внутри крепости были несколько дней назад перегорожены баррикадами из ящиков с винтовками, боеприпасами и разным снаряжением, поэтому солдаты стали строиться группами кто где, вне прямой видимости между собой. Страх будущих репрессий сковывал их душу и волю. Таков Кремль. Таково оно, каменное сердце России, где стрельцам и мужикам столетиями господа рубили головы, сажали на кол, четвертовали, вырывали ноздри, ослепляли, клеймили лбы.
В пятистах метрах от солдат находилось Лобное место, где русский царь Петр лично обезглавливал стрельцов из московской Зубовской слободы у одноимённой ныне площади. Тут же рядом находились и места, где стрельцы под предводительством своих полковников убивали бояр. Здесь же в Кремле под бесстрастными золотыми куполами и безучастными крестами находились несколько безымянных древних могил. Здесь были безымянные могилы поляков времён Смуты. Ещё здесь были могилы французов Наполеона, где лежали останки тысяч французов, умерших от ран, полученных в Бородинской битве. Никто не озаботился узнать, чьи же это тысячи скелетов, как зовут этих поляков и французов. Никто не похоронил их по-человечески. Московский Кремль — древнее место кровавых расправ, позорных предательств, людоедства во время осад, жестоких убийств...
Ещё затемно через открытые Спасские ворота медленно и с опаской вошли юнкера 4-й школы прапорщиков во главе с бывшим полковником Невзоровым и бывшим генералом Шишковским. Следом шёл отряд офицеров-добровольцев. За ними бывшие офицеры Русской армии на руках вкатили в Кремль полевое 3-дюймовое орудие на случай, если между постройками Кремля возникнет бой с частью сил гарнизона.
Опытные во фронтовых боях юнкера, осторожно пригибаясь, шли с винтовками наперевес по Спасской улице и плац-параду мимо памятника императору Александру II. Затем они шли по Царской соборной площади выставив перед собой тускло мерцающие штыки, с револьверами и гранатами за ремнями. Они были готовы убить любого вставшего на пути. Они готовились к встрече не с людьми, а с преступниками, заслужившими самосуд по правилам уличных расправ Линча, изменниками и бунтовщиками, посмевшими противиться своим командирам, кого бы командиры в эти октябрьские дни не представляли...
Из окон кремлевских квартир и монастырских строений боязливо смотрели на происходящее жители, семьи служащих, церковные чины и монахи. Соборы и монастыри вместе со своими настоятелями хранили гробовое молчание в этот ужасный миг. Никто не вышел с иконой, никто не заговорил о милосердии.
Через Троицкую башню от Манежа вошли в Кремль юнкера 4-й и 6-й роты 5-й школы прапорщиков, офицерские группы с бывшим полковником Пекарским во главе. Они вкатили за собой пулемёты Максима. Через Никольские ворота мимо оставленных с прошлого утра грузовиков с оружием вошли офицеры и студенты-белогвардейцы. Они шли вдоль стен и баррикад осторожно как истинные мародёры, посланные своими богатыми хозяевами — такими же мародёрами-капиталистами.
Все три этих отряда вошли в Кремль не по сигналу, а от того, что ворота башен открылись и прекратился огонь защитников. Действия их никто не координировал. Общего плана не имелось. Друг о друге отряды не знали и пока не имели даже визуального контакта. При такой организации дела могло случиться всё, что угодно.
Солдаты частей гарнизона тоже не осознавали до конца происходящего; те, кто находился во время ночного боя в казарме, вообще не ожидали увидеть перед собой вооружённых офицеров и юнкеров внутри стен...
Солдаты 1-го батальона и 8-й роты 56-го пехотного запасного полка, арсенальная команда, ратники 683-й Харьковской дружины выстроились поротно среди баррикад и ящиков с оружием перед зданием Арсенала рядом с огромным памятником царю Александру II фронтом к окружному суду. Всего более 700 человек. Часть арсенальцев вышли без оружия с сундуками, думая сразу идти на вокзал. Они собрались около памятного креста Великому Князю. Некоторые солдаты всё ещё располагались на стенах и в башнях. Юнкера 1-й школы прапорщиков из своих казарм в Кремле на построение не вышли. В трёхдневной защите Кремля они участия не принимали — нейтралитет. Сдаваться им было ни к чему. Перед строем расставили снятые со стен и башен 26 пулемётов системы Максима и Браунинга.
Когда офицеры отряда полковника Пекарского приблизились, прапорщик Берзин скомандовал:
— Сводный полк, смирно! Положить оружие!
Солдаты с клацаньем и грохотом стали класть винтовки перед строем. Некоторые раздумывали. Многие плакали, понимая зловещее значение события. Пожилые, бородатые и чубатые украинцы бросали свои винтовки насколько могли далеко, шагов на десять с грохотом и треском, с облегчением расставаясь с постылой им русской службой в интересах непонятно кого.
Из гаража, воя 50-сильными моторами, появились два броневика Austin полковника Апанасенко. Проехав между баррикадами, броневики остановитесь на плац-параде у памятника царю. Украинские офицеры вышли из них щурясь и улыбаясь. Полковник Апанасенко, грузный и краснолицый, с обвисшими усами, отправился приветствовать полковников и генералов с чувством выполненного долга. Именно его действия обеспечили только что состоявшуюся историческую капитуляцию Кремля.
От Никольской башни офицеры на руках прикатили трёхдюймовую полевую пушку. Установили рядом с броневиком. Часть офицеров и юнкеров, гулко топая в абсолютной тишине площади, как на учениях быстро и слаженно заняли казармы в старом здании Оружейной палаты и часть помещений Арсенала. Встали в дверях. Заняли огневые позиции в окнах. Другие юнкера двинулись к башням занять поскорее пулемётные точки...
Бывшие генералы армии Временного правительства Шишковский и Кайгородов, которые, впрочем себя генералами считали по-прежнему, как и окружающие их бывшие офицеры их считали таковыми, остались в открытой легковой машине на плац-параде около памятника императору рядом с артиллерийским орудием и броневиками напротив Малого Николаевского дворца.
Перед строем солдат на Арсенальной площади собрались начальник Арсенала полковник Лазарев с полковником Висковским, бывший командир 56-го запасного полка полковник Пекарский, с подёргивающимся от контузии лицом и чёрной повязкой на выбитом глазу, подполковник Невзоров. В руках этих «бывших» сейчас оказались жизни сотен людей.
— Почему не докладываете, как положено, прапорщик? — крикнул угрожающе Невзоров прапорщику Берзину.
Перед строем обомлевших от неожиданности солдат, несколько офицеров с перекошенными от ненависти лицами быстро подошли к Берзину и с треском сорвали с него погоны. Отобрали револьвер Нагана и шашку. Затем Берзину нанесли несколько ударов по голове: кто эфесом шашки, кто рукоятью Нагана. Уже окровавленного и еле стоящего не ногах коменданта практически волоком притащили к подполковнику Невзорову.
— Как же ты, русский офицер, продался за немецкие деньги большевикам? Ты кому служишь? — крикнул Берзину в лицо Невзоров, обдавая бледное, залитое кровью лицо прапорщика белым паром дыхания с запахом лука и винного перегара. — Ты кому служишь?
— Вы обещали не устраивать экзекуции, если мы сдадимся, — тихо прошептал прапорщик, глядя в пустоту. — Вы обещали.
Невзоров ударил прапорщика рукояткой своего Нагана в переносицу и ответил:
— Это Рябцев обещал. С него самого надо спрашивать за предательство Корнилова в июле. Он отстранён от командования округом. Вот, бери пример с сестёр Мерсье! Это есть офицерская честь.
Подполковник указал револьвером в сторону Троицких ворот, где были только что установлены два пулемёта Максима. Две женщины-прапорщика маленького роста в неуставных красивых каракулевых папахах спокойно легли прямо на мокрую каменную мостовую и нацелили хоботы пулемётов на строй солдат. Вторые номера пулемётных расчётов заправили в пулемёты патронные ленты и замерли в ожидании.
— Вот Вера и Маша в бою у Кремля ранены! — продолжил кричать подполковник прапорщику в окровавленное лицо Берзина, сам себя распаляя. — А ты продался большевикам, сволочь ты красная!
Невзоров поднял револьвер к переносице прапорщика. Растерзанный, с опущенным и отёкшим уже от повреждения правым веком, со струйками крови по всему лицу, с клочками ткани и нитками на плечах от вырванных погон, Берзин закрыл глаза перед выстрелом. Он делал всё как надо, а получилось как получилось.
— Помилуйте, милостивый государь, как можно человека вот так застрелить, вот так-то просто? — произнёс вдруг громко полковник Мороз. — Пускай военный суд решает вопрос о смертной казни для него!
— Хорошо! — вдруг легко согласился подполковник и опустил револьвер. — Давайте будем теперь жалеть скотов! Они отобрали у нас страну, отобрали армию, наши звания, должности, оклады. Что дальше они отберут? Дом, ордена и жён? Кто загонит быдло обратно в подвалы, если не мы?
Если бы Мороз не состоял с Невзоровым в одной офицерской организации генерала Корнилова и не ходил с ним на одни собрания, Невзоров, наверное, Мороза и слушать не стал. Странно посмотрев на Мороза, подполковник, не убирая, впрочем, в кобуру револьвер, неспешно отправился к Троицким воротам, что-то зло бормоча себе под нос. Прапорщика Берзина, потерявшего сознание, перед строем сводного полка под руки отволокли во внутренний двор Арсенала. Юнкера с винтовками и револьверами наготове принялись вести счёт и обыск побледневших, испуганных солдат.
— Пешков! Выйти из строя! — скомандовал вдруг громко Мороз. — Максим Горький расстроится, что его сынок тут! Хоть и смутьян, да в сторону его отведите. Всё же Горький мировая знаменитость...
Вышел из рядов понурый Пешков в солдатской шинели, коричневых американских ботинках и шляпе. Костистый, высокий и сутулый как его отец. Сочувствующий большевикам журналист, пожелавший быть в гуще событий. Его увели за ящики.
Между сдающимися и принимающими капитуляцию вдруг началась ругань и взаимные оскорбления. Многие юнкера были из фронтовых солдат-ударников, а их обычные солдаты ненавидели люто. Отряды ударников создавались из опытных добровольцев, выходцев в основном из кулацких семей. Противостояние в деревне между кулаками и крестьянами общины было искони весьма напряжённым. Отряды ударников создавались в каждой дивизии «демократической» России по немецкому примеру изначально как штурмовые отряды для прорыва фронта, удара в наступлении по штабам, укреплениям, артиллерийским позициям, узлам связи, мостам.
Ударники получали унтер-офицерский оклад. Кроме винтовок они вооружались ручными пулемётами, огнемётами, гранатами, взрывными зарядами, револьверами, разнообразным холодным оружием, имели каски, нагрудные кирасы. В качестве знака отличия солдаты-ударники носили над кокардой знак черепа с костями или саблями и такие же нарукавные шевроны. Назывались отряды ударников «Батальонами смерти», «Отрядами смерти».
Разорённая войной и мародёрами Россия, как и её распавшаяся армия, воевать не могла и не хотела. Поэтому отряды ударников, «Батальоны смерти», «Отряды смерти» быстро превратилась в заградотряды, военно-полицейские формирования, стреляющие из пулемётов в свои же отступающие войска, ведущие аресты, расстрелы бунтовщиков. Отсутствие в стране капиталистов законов, суда при потере нравственных ориентиров с заменой их средневековой жадностью и безжалостностью, мгновенно превратили ударников в машину массовых репрессий.
В конечном итоге фронтовые «Батальоны смерти» стали карателями против населения уже вне фронта. Вооружённые артиллерией, броневиками и пулемётами, они занимались подавлением волнений в стране. Именно такие каратели по приказу Военного министра громили в сентябре в Калуге городской Совет, что резко взвинтило градус всеобщей нацеленности на силовое решение надоевших всем противоречий в России. Ударники сами были смертниками и безжалостно сеяли смерть среди сослуживцев и простых граждан.
Самым большим подразделением ударников капиталистической Русской армии был «Батальон смерти» штабс-капитана Неженцева, состоящий в личном подчинении кандидата в диктаторы генерала Корнилова. Этот батальон штабс-капитана Неженцева быстро разросся до размеров личного полка ударников Корнилова. Полк ударников Неженцева едва не прорвался в Петроград несколько месяцев назад совместно с дивизией казаков генерала Крымова и чеченцами для разгона Временного правительства и усмирения рабочих во время военного мятежа Главнокомандующего Русской армией Корнилова.
Расстрелы, пытки, избиения, изнасилования, грабежи, поджоги — вот почерк ударников. Солдат-ударников за специфические заслуги перед Временным правительством охотно принимали в военные училища и школы прапорщиков в качестве юнкеров. Юнкера Временного правительства в основном и состояли из ударников. Даже бывшая любовница Василия баронесса де Бодэ перед тем, как стать юнкером, затем прапорщиком, состояла в двух женских «Батальонах смерти», пусть и просто из-за карьерных соображений.
Такие слуги-убийцы были просто необходимы капиталистам как гаранты их варианта паразитической демократии или, на худой конец, военной диктатуры. И вот теперь эти слуги военной диктатуры и капиталистической демократии в одном лице в обличии юнкеров, офицеров и добровольцев-белогвардейцев захватили Кремль. Ненависть их к солдатам, вернее к народу в солдатских шинелях, рвалась наружу. Захватчики были предельно злы. Трое суток они были в бою вместо неги привычных тёплых казарм, квартир и студенческих общежитий. Девять из них были убиты, втрое больше ранены...
Эта ненависть была явно неприемлемой при принятии капитуляции. Если бы не хаотичность действий отрядов, сражающаяся на стороне «Комитета общественной безопасности» Рябцева и Руднева, стало бы возможным провести принятие капитуляции более безопасно, не теми же самыми отрядами, что участвовали в ночном бою, а до этого всю среду и вторник провели в оцеплении и перестрелках. Взаимная ненависть только что стрелявших друга в друга людей, сошедшихся лицом к лицу на Арсенальной площади перед рядами старых пушек времён Ивана Грозного и Наполеона, была очевидна изначально.
Подполковник Невзоров дошёл, оглядываясь, до Троицких ворот и что-то там стал говорить офицерам. Затем, как гром среди ясного неба, раздались длинные пулемётные очереди. Это сёстры Мерсье вдруг открыли шквальный огонь по строю солдат 56-го запасного полка. Первые очереди пуль прошли несколько выше голов, солдаты частью залегли, частью с воем ужаса, в панике бросились в разные стороны. Кто побежал в казармы в здании старой Оружейной палаты, кто в ворота Арсенала, где осталась открытой только одна калитка.
— Не стреляйте, братцы! — кричали они. — Мы же свои, русские!
— Я вам покажу «русские»! — крикнул Невзоров. — Сволочи лапотные!
Стоящие у ворот Арсенала юнкера стали бить подбегающих солдат штыками сноровисто как на тренировках штыкового боя с соломенными чучелами. Пробивали животы, грудные клетки, шеи. Офицеры в упор стреляли в подбегающих к воротам солдат из револьверов. У ворот Арсенала и дверей казарм быстро образовались страшные горы из тел убитых, раненых, затоптанных. Живые в отчаянии лезли по ним, стараясь спастись, раненые шевелились как раки в ведре.
Открыли огонь из винтовок по бегущим солдатам и юнкера, стоящие у баррикад рядом с Царь-пушкой, с Соборной площади. Полковники, картинно вытянув револьверы и заложив руки за спину, как на стрельбище, всаживали в солдатские тела пуля за пулей. Некоторые солдаты бросились к своим винтовкам, лежащим на плитах двора, и даже сделали несколько выстрелов, но были убиты.
Генералы Шишковский и Кайгородов в это время сидели в автомобиле и осуждающе качали каракулевыми генеральским папахами с красным верхом. Кайгородов не являлся членом офицерских организаций Алексеева или Корнилова. Шишковский после бессонной ночи под сырым ветром то засыпал, то просыпался и от происходящего ему было дурно...
Часть солдат перелезли через баррикады на Арсенальной площади и бросились в 1-ю школу прапорщиков, расположенную в крайнем корпусе Сената. Там они попали под огонь пулемётов, установленных на крыше Исторического музея. Около ста работников Арсенала, что собрались с вещами у креста в этот же момент попали под огонь пулемёта с крыши Верхних торговых рядов. Не зная что происходит, увидев групповую цель, без особых раздумий юнкера начали стрелять оттуда по безоружным пожилым солдатам. Множество бородачей оказалось тут же убиты или ранены.
Рабочие Арсенала, увидев как убивают солдат 56-го запасного полка, через несколько минут после начала бойни поставили в окнах пулемёты и открыли по юнкерам стрельбу, впрочем, весьма неточную. Офицеры и юнкера укрылись от пуль за баррикадами из ящиков американских винтовок и стали стрелять по окнам. Из-за Царь-пушки по окнам Арсенала открыл огонь юнкерский пулемёт.
К броневикам по собственному почину, отложив винтовки, спешно отправились офицеры из автотранспортной роты. В кожаных бриджах и куртках, с крылатыми колёсами и пулемётами в качестве эмблем на погонах, они с видом знатоков принимали картинные позы, важно занимали места боевых экипажей.
Броневики завелись и двинулись в промежуток между баррикадами по Соборной площади, постреливая сразу из всех четырёх пулемётных башен. Доехав до угла келий Чудова монастыря, броневики остановились и открыли шквальный огонь по стреляющим из окон Арсенала рабочим. Грохот выстрелов, вой рикошетирующих пуль, истошные крики, топот, звон бьющегося стекла наполнил площади Кремля и Красную площадь. Часть рабочих отпрянула от окон, но некоторые всё же продолжали вести огонь пока не были убиты или ранены.
Вошедшие через Боровицкие ворота и остановившиеся на Императорской площади между Оружейной палатой и Большим Николаевским дворцом юнкера и студенты сначала занялись обследованием зданий и церкви святого синода. Услышав перестрелку, они в панике побежали обратно за ворота Кремля с криками:
— Измена, измена!
— Что происходит?
— Где Рябцев?
Хаотично начавшийся расстрел, перешедший в бой и снова в расстрел, закончился когда юнкера вошли в казармы, общежитие офицеров и стали прочёсывать этажи. Оттуда через разбитые окна послышались револьверные выстрелы, взрывы гранат. Потом всё стихло по всему Кремлю. Бойня прекратилась...
От Троицкой башни через Арсенальную и Соборную площадь прошли офицеры, полковник Пекарский, подполковник Невзоров. Смеясь, они стали кричать и махать руками, лежащим вокруг солдатам:
— Вставайте, вставайте, это ошибочно! Это ваши большевики стреляли! Идите все снова строиться для капитуляции на плац-парад, там безопаснее!
Медленно и со страхом потрясённые уцелевшие солдаты 56-го запасного полка стали поднимаются повсюду с мокрой брусчатки и плит среди обезображенных тел, среди умирающих и раненых товарищей. Из-за баррикад со всех сторон вышли и юнкера. Подходя к бредущим на построение солдатам, они их толкали, били на ходу чем только придётся: рукоятками шашек, револьверами, прикладами, сапогами, кулаками, сбивали с ног, топтали.
— Встать! Построиться! — закричал снова зычно Невзоров.
Но стоило только солдатам снова построиться на плац-параде перед Малым Николаевским дворцом лицом к Москва реке, по ним опять ударили пулемёты сестёр Мерсье. Теперь пулемётчицы вели огонь со стороны храма Иоанна Лествичника и колокольни Ивана Великого. На это раз первые очереди с фланга легли прямо на уровне груди людей. Убитые русские солдаты снова стали падать как подкошенные. Раздались звериные крики боли и вопли отчаяния. Стоящие у памятника офицеры стали кричать:
— Встать, болваны! Стоять смирно! Не ложиться!
Около ста солдат всё-таки побежали к Спасской башне. В этот момент по ним выстрелило картечью 3-дюймовое орудие. Это был тот же самый офицерский расчёт из добровольцев, где был мичман с кортиком на боку, что разбивал на рассвете ворота Спасской башни. От грохота орудийного выстрела звякнули стёкла, жалобно заныли колокола. По всему Кремлю снова взлетели, только-только успокоившиеся, голуби и вороны. В расстрелянных картечью солдат полетели ручные гранаты.
Раздались трескучие взрывы, зажужжали осколки. Площадь заволокло дымом, паром, пылью. Затихли пулемёты Мерсье. Юнкера пошли добивать раненых. Кто лежал и не двигался, кто бродил вслепую, кто на колени становился. Дикие стоны и крики оглашали сырой воздух.
— Ваше благородие, помилуйте! — кричали бородачи, поднимая руки как на Страшном Суде. Вы же обещали никого не трогать при добровольной капитуляции!
— Будете знать, сукины дети, как в офицеров стрелять! Мы ничего не обещали, это слизняк Рябцев вам обещал! Он нам не командир! — кричали им в ответ юнкера. — Свободы захотели? Вот вам свобода!
Просящих милости, правда, штыками не кололи. Жалко было, видимо. Других юнкера и офицеры в ослеплении злобой и безнаказанностью пробивали штыками, отсекали шашками конечности, разбивали головы прикладами. Это походило уже не была скотобойню. Кровь, моча, содержимое желудков залили площадь, наполнили лужами стыки плит и сетку брусчатки. Пороховой едкий дым, пар от дыхания и горячей крови висел как туман. Солдаты уже и не кричали, а только выли и стонали. Через некоторое время опять офицеры стали командовать:
— Это ваши снова стреляли! Встать! Построиться!
Генерал Кайгородцев не выдержал. Он неловко слез с высокого сидения автомобиля, оттолкнул огромного роста юнкера и неожиданно быстро бросился вперёд, поскальзываясь в дымящейся крови и кишках. Он встал прямо среди ползающих, копошащихся тел в серых шинелях и распростёр руки в стороны со словами:
— Прекратите это убийство, господа! Вы звери, господа, вы просто звери!
— Отойдите, Ваше Превосходительство! — крикнул полковник Апанасенко. — Их доля на Лобном месте!
— Я не уйду, милостивые государи, стреляйте тогда и в меня! — крикнул старый генерал, бледнея.
Он поднял из бурой жижи оторванную человеческую кисть и протянул её перед собой, крикнул палачам:
— Это и есть ваш новый отчётливый порядок в стране, господа?
Генерал от инфантерии Кайгородов был всем хорошо известен. Практически легендарен. Представитель древнего дворянского рода. Блестящее военное образование. Тридцать пять лет в войсках. Бывший Иркутский губернатор. Во время подавления революции 1905 года он сказался больным, чтобы не командовать карательным действиями войск. За это был понижен в должности, стал комендантом Гродненской крепости, сдав её два года назад немцам, ввиду предстоящей бессмысленной гибели гарнизона из-за отсутствия должного количества артиллерии, которую по его запросу не предоставило командование фронтом. Генерал был под судом за это. Его оправдали после свержения царя, назначив на унизительно маленькую должность.
Вид генеральской шинели с красными отворотами и золотыми генеральскими погонами с зигзагами подействовали на юнкеров магически. Юнкера и офицеры опустили винтовки, револьверы и окровавленные шашки. Стрелять в седого генерала было и для них пока что чересчур, хотя для корниловцев не было авторитетов. Их кумир Корнилов арестовал даже царскую семью.
— Адмирал Колиньи времён Генриха Наваррского! — презрительно сказал кто-то из офицеров.
— Варфоломеевская ночь из того же времени! Однако не пора ли остановиться, господа? — сказал генерал Шишковский из автомобиля. — Теперь они все пленные. A la guerre comme a la guerre. Установите всех членов ротных комитетов, подумайте, как с ними поступить, какие организовать репрессии. Я отправляюсь в свой штаб в Малый Николаевский дворец. Господин полковник Апанасенко, со мной попрошу! И уберите это всё отсюда поскорее!
— Чур, я буду королевой Марго! — сказал тот же голос сзади.
Убитых и раненых арсенальцев, солдат 56-го запасного полка, команда из пленных стала переносить в артиллерийский склад и дровяной сарай. 500 юнкеров 1-й школы прапорщиков загнали в помещение казармы, где помещалась раньше одна их рота. Их нейтралитет был победителям подозрителен. В Гражданской войне нейтральных не бывает. Окон арестованным юнкерам отворять не разрешили, разговаривать запретили, выходить и оправляться по нужде тоже. Принесли «парашу». У дверей встали надёжные юнкера из других школ и поставили пулемёт. Юнкеров 1-й школы стали по одному вызывать и допрашивать: сколько лет и так далее. Тем юнкерам, кто был старше 35 лет, сразу давали пропуск за ворота и говорили:
— Мы вас выпускаем. Дайте слово против нас не воевать и идите куда хотите!
Но никто не решался выходить, потому что за воротами Кремля стояли посты из офицеров и юнкеров других школ. Они сулили юнкерам 1-й школы штыки за отказ воевать на их стороне.
Избитый до полусмерти бывший комендант Кремля красный прапорщик Берзин был брошен в карцер Николаевской гауптвахты безо всякой медицинской помощи. Часть раненых санитары отнесли в клуб-лазарет. Часть пленных отвели во двор Окружного суда. В воротах встали на часах юнкера. Пленных держали как скотину в загоне, добавляя к ним всех, кого где поймали. Часть пленных из числа подозрительных поместили в камеры гауптвахты бывшего 1-го лейб-гренадерского Екатеринославского полка вместе с мёртвыми и тяжело раненными. Там все они лежали вперемешку и всюду была кровь. Кровь... Запертые вместе с мёртвыми товарищами в одном помещении, солдаты запели «Вы жертвою пали»:
«Вы жертвою пали в борьбе роковой
Любви беззаветной к народу,
Вы отдали всё, что могли, за него,
За честь его, жизнь и свободу!»
В ожидании расправы солдаты думали, чем и как с собой покончить, но ничего не могли придумать, ибо у них ничего для этого не было. Раненые не получали никакой помощи.
Под присмотром юнкеров и под командованием прапорщика Хорошкова из числа пленных, пленные солдаты собрали почти 200 человек убитых у Арсенала, у казарм и по всему Кремлю. Трупы стали вывозить на грузовиках и машинах скорой помощи в Университет, а потом на Дорогомиловское кладбище к церкви Преподобной Елизаветы, поскольку туда путь в течении суток через Смоленский рынок был свободен. Нагружали трупами грузовики, сгружали. Потом пленные пешком ходили за продуктами на Воздвиженку в «Экономическое общество офицеров» и несли каждый по мешку картошки на себе. Юнкера шли сзади и гнали солдат как рабов.
Уцелевших 8 членов ротных комитетов вывели к стене Арсенала. Потом к ним после допроса присоединили ещё четверых. Добровольно вызвавшиеся палачи их всех расстреляли. Окончательно рассвело...
Пока шли репрессии, расстрелы, монастыри, храмы, церкви Кремля хранили полное молчание. Никто не вышел с иконой, крестом, словом увещевать убийц. Никто не постарался ничем остановить бессудное убийство, не пришёл к умирающим, чтобы облегчить хотя бы словом их последние мгновения жизни. Никто не помог сотням раненых...
Ворота Кремля закрыли с глухим стуком как крышки огромного гроба. Два полевых артиллерийских орудия установили в Кремле около Чудова монастыря у входа с готическим крыльцом. Там же разместили зарядные ящики и большой запас снарядов. Пулемёты систем Максима, Браунинга и Гочкиса подняли обратно на башни и стены. Установили бомбомёты. Протянули полевые телефоны от наблюдательного пункта на колокольне Ивана Великого до артиллерийской батареи. Загородили ворота баррикадами, загородили ящиками арки Иверской часовни, чтобы можно было скрытно ходить в Мосгордуму на совещания. Отныне Кремль стал цитаделью белых сил.
Глава 16. Приведение Эльзы Грубер
...«Дорогой мой брат Манфи...
Как ты уже понял, пишет твоя сестра — Гретель. Я лежу бездвижно в больнице в Бад-Нойштадт-ан-дер-Зале в Верхней Баварии. После того, как пришло извещение о смерти моего мужа Мартина под Ленинградом, с января 1942 года я жила в Гамбурге у его матери. Мартина поставили в караул ночью у орудий его гаубичной батареи, и он пропал бесследно. Один офицер-фронтовик, будучи в отпуске в Гамбурге, сказал, что скорее всего Мартина захватила ночью русская разведгруппа и, выведав информацию, убила.
Кроме любимой нашей матери в нашем Вольфберге никого теперь не осталось. Теперь лишь я поняла, что значил для меня наш любимый дом и семья. Мысль о том, как безрассудно я покинула наше семейное гнездо, мучает меня постоянно. Но мне кажется, что именно смерть Эльзы Грубер и твой отъезд в кавалерийскую школу в Ганновере разрушили нашу семью. Именно с того дня начался весь сегодняшний танец проклятий...
Сейчас с разрывающимся сердцем вспоминаю наш прекрасный дом, не оценённый тогда мной до конца, пока он находится с нами, и бесконечно желанный, когда он теперь так далеко.
Мне постоянно вспоминаются тихие уголки некогда роскошного парка под окнами старинного замка с остатками стен из грубо обработанных валунов и блоков прусского гранита огромных размеров. Полукруглая стена кухни, некогда бывшая частью башни, парадная лестница, фронтончики и пилястрочки, гулкие коридоры, увешанные пыльными картинами, мелодичные напольные часы Junghans в гостиной, прокуренный отцовский кабинет, уставленный книжными полками с трудами Аристотеля, Платона, Петрарки, Боккаччо, Ли-ши-мина, Софокла, Эсхила, Гомера, Плавта...
Боже, я всё ещё помню в сегодняшнем аду эти запрещённые доктором Геббельсом книжные имена! Ещё помню европейские рифмованные хроники, «Хронику Тевтонского ордена», «Ливонскую рифмованную хронику», глобусы, астролябии, статуэтки лошадей и всадников, маленькие каменные скамьи в парке, в окружении хаотично разросшихся цветов и ароматного шиповника, трели соловья. А эта наша чудная прибалтийская осень... Только и можно сказать стихами:
На картине как в небе цветы,
Ярких звёзд золотые фонтаны,
Всеобъемлющий мир красоты,
Облака – золотые туманы...
Упади в эту синюю даль,
Словно кот в завитушки на торте,
И получишь от жизни медаль
В виде счастья, а может быть, орден...
От Вивальди разбившийся звук
Под ногами хрустит мелкой крошкой,
Расправляются крылья из рук
Понарошку и не понарошку!..
Прости, меня стихи так и не отпускают, хотя сто раз зарекалась после смерти Мартина больше не писать...
Коротко сообщу тебе об отце. Знаю, что ты с ним не переписывался никогда. Поэтому тебе расскажу о том, что он жив и здоров, объявил о желании развестись с нашей матерью из-за того, что сошёлся с кинодивой Гретой Вайпер. Он на неё столько денег, говорят, уже истратил, что можно тебе новый танк купить. Он вступил в партию HSDPA, потому что заказы на его «Pervitin» для Вермахта можно получить только при содействии гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха. Кох пусть и член «Стального шлема», но прежде всего функционер правящей партии. И то требуется содействие старика Генриха цу Дона-Тальксдорфа. Ведь «Pervitin» теперь делают ещё несколько компаний. Конкуренция высока.
Когда умер его любимый боевой товарищ и слуга, наш конюх Адольф, отец не прислал ни марки на похороны. Нелепая смерть — старика ударила копытом лошадь. С этим огромным мужчиной с седой шевелюрой, и закрученными как клыки вепря, усами, умерла целая эпоха нашей немецкой истории. 30 лет службы в кавалерии имперской армии, во фрайкоре и Рейхсвере. Он ещё молодым потерял семью при обороне китайского порта Циндао в провинции Шаньдун от Японии, сражался на русском фронте в Великую войну вместе с нашим отцом...
Теперь о главном, почему я решила тебе написать после стольких месяцев молчания. Хочу рассказать о твоей первой любви — Эльзе Грубер...
Эльза, конечно, имела внешность очень привлекающую мужчин, и, признаюсь тебе честно, мой брат, я как женщина очень завидовала её женской красоте. Ты же знаешь, что моё проклятье — слишком близко расположенные глаза и крупный нос. Теперь моя мечта о косметической операции, видимо, уже никогда не осуществится. Она же, о, несправедливость, — невысокая, но стройная, широко образованная, начитанная и эрудированная саксонка с ярко-зелёными глазами и густыми чёрными волосами! И внешность её всегда выглядела весьма живой и игровой. Как правильно ты мне тогда сказал как-то о словах короля Эдуарда III, произнесённых им во время танца с Прекрасной Девой Кента, склонной к разного рода сексуальным шуткам, являвшейся на самом деле графиней Кента, баронессой Вудстока, и к тому же принцессой Уэльской:
— Honi soit qui mal y pense! — пусть станет стыдно тому, кто подумает плохо о ней!
Прости моё многословие. Просто я прикована теперь к кровати после очередной бомбёжки. Пришла моя страшная судьба, и от близкого разрыва английской бомбы на меня упала стена дома, где я жила недалеко от Ботанического сада. Мать Мартина, его бабушка и сёстры, находившиеся за стеной в гостиной, погибли сразу. Его мать умирала несколько часов, пока я лежала под завалами. Я слышала её крики и плач, потому что на ней лежали её мёртвые девочки Барбара и Бриттни.
У меня теперь сломаны обе ноги, повреждены бедренные суставы. Страшная боль преследует днём и ночью, и поэтому писать в минуты просветления для меня — единственное развлечение. Не знаю, что буду делать, когда кончатся отцовские деньги на сиделку Милошу и морфий, здесь, в Бад-Нойштадт-ан-дер-Зале в Верхней Баварии. Ведь меня в больницу не брали и не возьмут — Германии теперь не нужны бесперспективные калеки. Теперь в фатерланде лечат только тех, тех, кто моложе, кто может родить, принести рейху пользу в борьбе с врагами.
Ты даже себе представить не можешь в своём безопасном танке, что происходило в Гамбурге! Сначала безжалостные слуги проклятого английского короля сбрасывали мощные фугасные бомбы, и от того повреждались крыши, перекрытия, выбивались взрывной волной двери и окна, создавая сквозняки. Затем ковром падали зажигательные бомбы, поджигая чердаки и пробитые этажи. Сквозняки разносили пламя во все стороны.
Особенно страшное творилось в густонаселённом жилом районе восточнее Эльбы. Огонь, взметнувшийся ввысь до неба, затягивал туда воздух как ураган. В каналах горела вода. В трамвайных вагонах плавились стёкла. В банках на кухнях кипел сахар. Люди пытались бежать, вязли в жидком, пузырящемся асфальте и не могли выбраться, падали, перед смертью сходя с ума.
Повсюду лежали их чудовищно изуродованные тела. По одним пробегали синеватые фосфорные огоньки, другие мертвецы, бурые или багрово-красные, запеклись и съежились до трети натуральной величины. Скрюченные, они лежали в лужах собственного, частью уже остывшего жира...
Даже те, кто спрятались в бомбоубежищах, оказывались обречены — чудовищная тяга высосала воздух из их жалких укрытий и они задыхались...
Меня только через два дня нашла в завалах бригада штрафников и лагерных заключённых. Я уже простилась с жизнью. В нашем доме в подвале они нашли много людей, которые, задохнувшись от дыма. Они так и сидели за столами. За парком имелись дома, где лежали куски плоти и костей, и целые горы тел, обваренных кипятком из лопнувших отопительных котлов.
За Эльбой тела людей обуглило и испепелило так, что останки нескольких больших семей могли уместиться в одной бельевой корзине. Вот только военные заводы сохранились...
Газеты и радиостанции мало рассказывают о наших ужасах. Доктор Геббельс даже не пытается представить нас жертвами англо-американских агрессоров, не знающих пощады. Зато во все концы Германии бросились сотни тысяч беженцев. Многие на грани безумия или уже сумасшедшие.
Когда меня друзья отца перевозили в Верхнюю Баварию, беженцы пыталась штурмом взять поезд. Я видела, как на перрон упал фибровый чемодан и разбился, и из него вывалились игрушки, маникюрный несессер, обгоревшее белье и… сожжённый до мумии детский трупик... Обезумевшая мать тащила с собой остаток ещё несколько дней назад своего живого прошлого!
Но перед тем как думать о конце своей несчастной жизни, я хочу тебе рассказать о том, как и почему умерла Эльза. Это мучает меня не меньше, чем боль. Эльза не покончила жизнь самоубийством. Её убили. Напрасно ходили слухи о причастности к её смерти наших старых активистов «Стального шлема», хотя один наш безумный знакомый старик цу Дона-Тольксдорф, друг командира мюнхенского фрайкора фон Эппа, чего стоил!
Родство Эльзы с Мартином Грубером — редактором скандально известной и храброй газеты «Мюнхенер пост», о которой писали и в «Нью-Йорк Таймс», и в других газетах мира, имело место. Но фанатичным сторонникам фюрера и юдофобам трудно было связать их воедино.
Грубер и его журналисты писали о предательстве австрийцем Гитлером интересов Германии, о его службе американцам, о его предательской дружбе с королевским слугой Муссолини, возглавляющим правительство короля Италии Виктора Эммануила III. В то время король удерживал немецкий Южный Тироль, а Гитлер за деньги молчал об этнических чистках там немцев. Писал Грубер о гомосексуализме в штурмовых отрядах SA, про иностранные и криминальные источники доходов Гитлера, про его роскошную жизнь, любовную связь со своей племянницей Раубаль.
Когда Гитлер убил из пистолета эту племянницу, беременную от своего шофёра, угрожающую раскрыть сексуальную связь Гитлером, только Грубер писал, что это не самоубийство, как утверждала продажная полиция. Представить себе, что военные ветераны решили убить родственницу журналиста, так ненавидимого Гитлером, можно вполне легко, но это не так!»...
Дочитав до этого места, Манфред почувствовал, как сердце стало просто бешено колотиться, и что он не может больше прочитать и строчки. Он поднял глаза, понимая, что до атаки остаются странные минуты: агитационная машина уже возвращалась от позиций «иванов» и играла какую-то бодрую русскую песню. Пел женский голос. Манфред по-русски не знал ни слова, кроме завезённых эмигрантами слов типа «водка», «балалайка», «икра». Но в песне этих слов не прослушивалось.
В ярчайших лучах солнца лесок у серой ленты реки выглядел даже красиво. По краям опушек, сбегавших к самому берегу, тихо стояли кустарники, покровительственно поглядывали на них ивы и молодые дубки. Над горизонтом колыхался голубой мираж — не то озеро, не то фантомное море. Воздух благоухал горячими ароматами степного разнотравья. Природа огромного жаркого пространства располагала к умиротворению, покою, раздумьям. Но всём не до этого — с минуты на минуту должен начаться бой за переправу...
С северо-запада доносился тяжёлый гул артиллерийской канонады. Беженцы и жители на другом берегу Курмоярского Аксая с детьми и домашним скарбом поспешно уходили в балку за рекой, ведущую к Гремячей. Левее дымно горело Котельниково. Пожары бушевали сколько хватало глаз не только в далёких и близких населённых пунктах, но и на полях...
Артиллеристы застыли в напряжённых позах около своих 6-ствольных миномётов. Риошоры — лихие кавалеристы румынского короля Михая I уже сидели в сёдлах. Частично одетые в трофейную русскую форму, но со своими знаками различия, они смотрелись весьма странно, но вполне воинственно. Румынский офицер, указанный на совещании Манфреду как на командир части, приданной тактической группе «Роланд», вопросительно смотрел то на Манфреда, то на крыши в Пимено-Черни...
«Хиви» Володя со своими ремонтниками и с помощью пленных азиатского вида, заканчивал укладывать в ряд перед танком Манфреда 40 связанных пленных и моряков с русской внешности. На башне этого танка Pz.Kpfw.III с надёжным орудием KwK 38 L/42 сидел Отто и с интересом наблюдал за приготовлениями. Из водительского люка виднелась в тени голова здоровяка Эрвина.
Неподалёку, на склоне западной балки Караичева, как бы в естественном амфитеатре, стояли с непокрытыми головами несколько десятков немецких пехотинцев, панзер-солдат и младших командиров. Они молились. Люди, вещи, трава, оружие покрывал слой густой пыли, нивелирующей яркость красок всего вокруг, обычно проявляемых ослепительным солнцем. Большинство из солдат имели разнообразные грязные бинтовые повязки на головах, руках, коленях, наклеенные пластыри и пятна мазей. Над прихожанами выше по склону, возвышаясь на голову, стоял худощавый капеллан с крестом распятия на шее, с повязкой с красным крестом и фиолетовыми полосами, с фиолетовым кантом на фуражке и крохотным крестиком на тулии под вышитым орлом.
Просветы на петлицах не различались, но то, что они тоже фиолетовые, — это без сомнения. Без погон, с пистолетной кобурой на ремне, европейский священник держал открытый книжный томик Библии в руке. Возвышенные слова католической молитвы слетали оттуда на окружающий мир кровавой дикости. Раскалённое, замедленное как у умирающего, дыхание ветра доносило обрывки отполированных тысячелетиями фраз:
...Вождь небесных легионов, защити нас в битве против зла и преследований дьявола. Будь нашей защитой...
...Низвергни сатану и прочих духов зла, бродящих по свету и развращающих-души, низвергни их силою Божиею в ад...
...Будь рядом с нами в тяжелом сражении, которое нам приходится вести против князей и сил, повелителей этого темного мира...
...Злой змей изливает на ослепленное и поверженное человечество, как грязный поток, яд своей злобы, духа лжи, безбожия и хуления, дух нечистоты и всех позорных грехов...
Гитлер и его окружение, особенно его секретарь Борман, справедливо считали, что фашизм и католическое христианство не согласуются между собой, поскольку церковь строит свой авторитет на невежестве, а национал-социализм на научных основах. Правда в Библии содержался вполне кровожадный расистский Ветхий Завет с иудейской Торой во главе, но иудеи — евреи, а это для гитлеровцев — табу.
Хотя сам фюрер официально никогда не выходил из лона Ватикана и всегда платил церковные налоги, он принципиально возражал против существующих церковных практик, считая их устаревшими и не современными — у него ведь другая вера — капитализм, доведённый до совершенной организационной формы — фашизма.
Капеллан в Вермахте — это очень престижно. Но в разы более трудное поприще, чем у комиссар РККА. Чтобы стать капелланом и получить автоматически чин майора, требовалось арийское происхождение, одобрение церкви, министра по делам церкви, гестапо, а ещё доказательство, что и жена тоже арийской крови. Ещё требовались специальные курсы и медицинское обучение...
Слушая сейчас отточенные тысячелетиями проникновенные слова, солдаты крестились. Многие имели за плечами такие кровавые злодеяния и такую массу убийств, что, наверно и Дьявол не взял бы их в ад, а просто уничтожил без следа. Но такая уж природа психопатии и шизофрении — хитрить даже с самим собой, прикидываться не тем, кем являешься даже внутри своего создания...
Манфред, как зачарованный рекой зла, сунул письмо сестры под целлулоидное окно планшета, и вынул совсем тоненькое письмо от своего закадычного дружка Отто Штриттматтера.
На конверте красовалась коричневая почтовая марка с изображением трёх несущихся лошадей, обвитых лентой с надписью «1942 — скачки на приз коричневой ленты Германии». Штриттматтер писал о том, что он теперь лейтенант и служит в разведотделе командования Люфтваффе «Дон». Понимая, что лавры Хартмана и Руделя ему получить не удастся, он рад тому, что может внести вклад в общую победу…
Недавно Штриттматтер ездил в свой родной Шпремберг, что в районе Шпрее-Найсе, земля Бранденбург, и его искренне удивило царящее там уныние и неверие в победу. Штриттматтер вспомнил в письме времена, когда они с Манфредом носились на велосипедах по вымощенным брусчаткой дорогам, и балтийский ветер Бернштайвинд приятно холодил лицо. Ровные аллеи из дубов, тополей и лип, районное отделение «Юнгфолька» — «Германские следопыты», славные парни Гарольд и Рихард, драки с коммунистами, мечты стать фанен-юнкерами. Как давно это прошло! Штриттматтер очень хотел встретиться с Манфредом здесь, на Дону, а ещё лучше на параде победы в Сталинграде, и послушать, наконец, рассказ про то, как Манфред в январе сражался в составе Африканского корпуса под командованием «Лиса пустыни» генерала Роммеля вместе с итальянцами против англичан. Послушать рассказ про захват Бенгази, про Тобрук и Эль-Аламейн на границе Египта...
Манфред оторвал взгляд от расплывшихся букв, каллиграфических строчек старого друга, погибшего всего несколько часов назад в этот бесконечный день 2 августа 1942 года… Старенький самолёт Штриттматтера на взлёте из расположения штаба 4-й танковой армии Гота оказался походя сбит советским самолётом-разведчиком...
Манфред этого не знал. Чувствовал. Письмо казалось холодным, как бы пустыми. Лейтенант поднял глаза к небу. В бескрайней синеве на разной высоте медленно перемещались, практически висели точки самолётов. Иногда они вспыхивали искорками, когда солнечный свет отражался от стёкол кабин. Степь вокруг пестрела буро-зелёные пятнами разнотравий. В дрожащем воздухе висели пылевые хвосты и шлейфы от движения транспорта по грунтовым дорогам, тропам и просто через степь. Земля пылила ручейками и реками пыли. Полог смешивался с дымом от пожарищ, застывал на одном месте, поддерживаемый потоками воздуха от разогретой земли.
Везде виднелись точки, чёрточки, нитки, идущих и едущих в разных направлениях людей, лошадей, домашнего скота, разнообразного транспорта. Со стороны Котельниково в сторону Курмоярского Аксая шли беженцы, ехали машины, повозки, хотя и не в таком количестве, как утром. Панорама дрожала, как поверхность воды. Здесь и сейчас происходило что-то великое, злое, огромное и страшное, как в библейских сказаниях и мыслях философов о конце света. Катастрофа, вызванная людьми, а не природой, забросила в эту глушь людей со всего мира... Ну, вот зачем понадобилась немцами эта палящая пустыня, где в квадрате 700 на 700 километров есть лишь один крупный город — Ростов-на-Дону... Потому, что подо Ржевом и Ленинградом Вермахт завяз наглухо, а эту степь никто особо не желает защищать?
Когда письмо старого друга немного замедлило биение сердца, Манфред вновь взял в руки письмо сестры Гретель. Странно, что оно дошло к нему через барьер военной цензуры. Цензура вскрывала все письма весом более 125 грамм для изъятия пересылаемых в письмах денежных купюр. Но люди есть люди… Ошибки им свойственны всегда. Может, какая-то курносая девушка SS-Helferinnen из главного оперативного управления SS после ночного налёта просто пропустила это письмо, или к конверту сверху прилипло сообщение, не подлежащее перлюстрации. Может, письмо проходило через контрольный пункт Абвера, и там посчитали тихий провинциальный адрес отправителя из Бад-Нойштадт-ан-дер-Зале неинтересным... Как знать...
Манфред вернулся к строкам письма, которые уже заметно плясали в своём написании относительно первых ровных строк.
«...На самом деле 18-летняя Эльза — любовница твоего отца. Она стала его любовницей ещё до того, как приехала в поместье и сделалась гувернанткой. Мало того, она оказалась к тому же беременна от твоего отца, и собиралась шантажировать его этим. В этом всё дело... Она требовала 10 000 рейхсмарок или 4000 долларов, чтобы оставить всё в тайне от нашей несчастной матери, и не спровоцировать развод с разделом имущества.
Как посредника для переговоров Эльза избрала меня, подло использовав наши с ней общие взгляды на роль женщины в современном обществе, тесное общение во время совместных прогулок с беседами на темы любви, моды и будущего. Поскольку она, будучи по Зодиаку Близнецом, и от того заигрывая со всеми мужчинами, заигрывала и с моим будущим мужем Мартином, и он мог не выдержать её чар, сломав мою судьбу, я легкомысленно решила помочь всем нам поскорее удалить её из нашей жизни, оказав помощь в выполнении её требований.
Дело как будто налаживалось. Наш отец Густав фон Фогельвейде согласится открыть не её имя счёт в отделении «Commerz-und Private-Bank AG» в Кёнигсберге, и положить на него 4000 долларов. Номер счёта и договор о вкладе предполагалось передать ей уже в Кёнигсберге, после того, как она отправится туда вместе со всеми своими вещами. Твоё растление она решила совершить уже после того, как договорённость достигли, а деньги разместили на её счёте.
Эта юная особа желала сделать больно нашему отцу, показать ему, что все слова любви по отношению к нему — всего лишь наигранная ложью, а его ответная страсть к ней не романтическая любовная история стареющего богатого мужчины, а просто дорога грязной похоти.
Видимо, она хотела унизить Густава за своё собственное унижение в его постели. Несмотря на мои мольбы отступиться от тебя, Эльза проявила странную непреклонность, оправдываясь тем, что сам Густав просил её отвлечь тебя от мыслей об армии.
Она думала, что получила возможность повелевать людьми и играть ими как куклами: у неё случилось головокружение от успехов. А ведь никто не мог заподозрить в ней такую интриганку!
Эта прелестная девушка стала вдруг словно ведьмино исчадие Вальпургиевой ночи в саксонских местечках и на горе Брокен в Гарце. Она говорила мне, что проведёт твою инициализацию сексом, смертью и священным миром. Убьёт в тебе слабого ребёнка и обеспечит рождение нового человека — сильного и взрослого. Как ни странно, в конечном счёте, она своей смертью это и сделала — ты ушёл из дома от солдатиков и машинок, и стал на войне офицером танковый войск.
Не то, что я верю в ведьм, хотя каждый третий немец верит в них. Лотки с ведьмами-куклами, книги о ведьмах в витринах книжных магазинов, карнавальные костюмы — шапки-колпаки, остроносые туфли, метла, праздники ведьм, когда дети разыгрывают сценки из поверий и легенд — часть нашей немецкой культуры. Про ведьм из «Гензель и Гретель», «Йоринде и Йорингеле» можно и не упоминать — они словно вдохновили Эльзу.
Ведьма способна менять облик, притворяться другой женщиной или животным, и её следует сжигать, вешать, топить, скармливать диким зверям, ослеплять, обезглавливать. Эльза будто ведьма вошла в жизнь нашей семьи и начала её разрушать. Мы все решили её проучить и избавиться от неё...
Я попросила её открыть дверь, а сама стояла за дверью в коридоре, в комнату не входила. Мне сделалось очень страшно. Я ведь очень борюсь ведьм! Густав, Адольф и Фридрих — один из сыновей цу Дона-Тальксдорфа, вошли в комнату, схватили Эльзу и заставили обманом написать предсмертную записку. Затем они вложили ей в рот яд. Последними словами в её жизни стали:
— Проклинаю всех вас!
Отец очень боялся, что Эльза воскреснет, поскольку уверял, что она приходила к нему по ночам во сне и ещё вне сна, как приведение. После того, как все трое её полумёртвую по очереди изнасиловали, так мне показалось, они её окончательно задушили. Шилом пробили сердце. Уже мёртвую повесили. Альфред повис на её ногах, чтобы сломалась шея... Я слышала хруст...
Но это не всё. После вашей ссоры и драки с отцом, после того как труп Эльзы увезла полиция, друзья отца из «Стального шлема» по его просьбе с помощью санитаров выкрали труп из морга «Больницы милосердия» на улице Хинтерросгартен. Все считали, что то, что ты бросился с кулаками на отца результат всё ещё действующих ведьминых чар Эльзы. Поэтому её труп сожгли на костре и развеяли пепел над островом Ломзе за жилыми бараками лесопилки.»...
Манфред глазам своим не верил. Видения тех далёких дней сновал приблизились в его собрании, будто это происходило вчера... Теперь почерк сестры изменился. Всё больше появилось ошибок в орфографии и пунктуации — это писала уже не Гретель. Кто-то дописывал письмо за неё под диктовку, может, упомянутая сиделка Милоша. Тогда понятно, почему сразу столько ошибок. Что взять с чешки...
«...Вот и всё, прости меня, Манфреда, мой милый брат, за то, что так долго я молчала, так сурова всегда относилась к тебе. Наверное, если бы мне не оставалось жить месяц и не мучили эти ужасные боли, такие, что их теперь не заглушает и морфий, я не открыла бы тебе правду. Но после кусков человеческой плоти и костей, гор тел, обваренных кипятком, всех этих массовых убийств английским королём немецкого населения, после чемодана с игрушками, обгоревшим бельём и спалённым до мумии детским трупиком на вокзале в Гамбурге, после смерти Мартина, его матери и сестёр, я чувствую, что мы все умрём. Вся наша семья погибнет из-за этой ведьмы Эльзы и её проклятья. Когда я лежала под завалами. Эльза явилась ко мне. Она смеялась и летала вокруг в темноте. Она придёт и за тобой... Береги себя, береги нашего глупыша Отто! Прошу, уцелейте, мальчики! Прощай, больше писать уже может не оказаться сил, вот-вот померкнет сознание. Твоя сестра Гретель. 14 июня 1942 года. Бавария. Бад-Нойштадт-ан-дер-Зале»...
Наверное, в сознании Манфреда в другой обстановке возникла бы тема вступления первой части Allegro con brio Симфонии No.5 Людвига ван Бетховена в исполнении по радио Берлинского филармонического оркестра:
— Та-да-да-да-а-а-а-ам... Та-да-да-да-а-а-ам...
Но этого не произошло. Музыка в памяти молчала, только звон в ушах от контузии, словно орал целый оркестр сверчков. Свинцовая усталость навалилась на его сознание, на плечи как целое небо. Перехватило дыхание...
В этот момент оглушающий грохот сотряс жаркий августовский воздух. Удушающее облако на мгновение закрыло небо. Тошнотворно запахло серой и селитрой — эту зазвучали «Органы Гитлера» — ударили 6-ствольные 158,5-миллиметровые миномёты Nebelwerfer-41 лейтенанта Ханке. Началась назначенная командиром боевой группы Зейделем на 13-00 по Берлинскому времени артподготовка...
Оставшийся резкий вкус коньяка «Baron Otard» во рту сделался горьким. Показалось, что тело пробило гвоздями, словно в него попала молния. Голос капеллана, читающего солдатам молитву, сделался окончательно не слышим. Гул самолётов, канонада за Котельниково, крики «хиви», готовящих пленных для явно лютой смерти — раздавить танком, тоже утонули в грохоте...
С рёвом и скрежетом фугасные и зажигательные ракеты Wfr.Gr.21 понеслись к позициям «иванов», оставляя за собой мосты из витого коричневого дыма. При своей скорости примерно 150 километров в час, летящие ракеты отчётливо различались глазом...
Манфреду вдруг в дыму и пыли привиделась комната, штора, сдвинутая порывом ветра из приоткрытого окна, тело Эльзы с петлёй на шее. Вместо посиневшего, обезображенного смертной гримасой лица — её блудливая улыбка. Вместо вывалившегося языка — эротичное дрожание её розового кончика. Вместо остекленевших, помутневших глаз — хитрый взгляд. Изорванная и испачканная при изнасиловании ночная шёлковая рубашка показалась роскошным бальным платьем...
— Эльза! — сдавленно воскликнул лейтенант, но вдруг понял, что не может сделать и шага от этого видения девушки, которую он до сих пор, оказывается, любит.
Приведение так контрастно выделялось на блёклом фоне выцветшей на солнце травы, что казалось реальным... И пусть она беременна от отца, пусть интриганка и шантажистка, но социальная градация редко когда могла в истории рода человеческого пересилить природное естество молодых людей. Лицо Эльзы оказалось в сантиметре от его лица: огромные смеющиеся глаза, нежный голос зазвучал над ухом, чудный запах снова напоил сознание...
Божественное стремление к любви ко всему миру у большинства молодых девушек и юношей так велико, что начисто лишает их зрения. Многочисленные подлецы пользуются этим для удовлетворения своей похоти или тщеславия. Только мудрые люди могут помочь юным без тяжёлых последствий миновать опасный возраст душевной слепоты. Жаль, что сказки, книги для детей, кино и игры не помогают им в этом. Наоборот, порождают иллюзию в безусловную доброту, справедливость, разумность мира, и собственную неуязвимость. Но случается всё чаще всего ровно наоборот, — молодость зряче идёт рука об руку с подлостью, а мудрость, опьянённая желанием дарить миру свободу воли, наоборот слепа. В легкомысленном величии позволяет она нанести себе ужасающие раны. Свобода — это возможность что-либо делать. Воля — это желание. Свобода и воля совсем не равнозначны свободе воли. Свободная воля — это...
Трудно чётко сказать, что такое свобода воли и существует ли она в мире людей. Психика и мышление развивается под воздействием меняющиеся знаний о мире и различных воспитательных и социальных парадигм. Свободная воля — это когда кто-то хочет что-то сделать, имеет для этого полную возможность, но не делает этого. Его воля свободна и реальный поступок совершён, и это доказывает, что он — свободен.
Другой пример — человек хочет что-то сделать, но этого нельзя делать никак, это сулит, например, смерть, но человек это всё-таки делает. Здесь, кажется, тоже присутствует свобода воли. Но вот вопрос: кто заставил человека захотеть то, ради чего он пошёл на смерть? Кто-то или что-то ведь заставило его захотеть, не важно, социальная догма или природный инстинкт. Здесь свободы воли может являться подчинённой величиной.
Это не опровергает предыдущий пример с отказом при возможности, это просто доказывает, что свободная воля не может существовать в отрыве от реального мира, иначе ей не в чем и не на чем себя проявить. Почему так? Свободной воле всегда нужен аппарат причин и механизм действий, иначе свободная воля не сможет реализоваться.
Ещё пример — властитель, достигнувший всего, отказался от почестей, материальных благ, охраны и удовольствий. Он — свободен! Властитель, достигнув всего, купается в почёте, в материальных благах, удовольствиях под надёжной охраной прихлебателей? Он — раб своих желаний, которые вели его по пути к достижению вышеуказанного. Его воля — воля раба, заложенная в него чужой волей при воспитании в детстве, в жизненных пертурбациях, в том числе от природы, определившей варианты получения телом и психикой наслаждений.
Разве нет богатых рабов? Сколько угодно! История может предоставить множество примеров, когда рабы оказывались баснословно богаты, а свободные люди — нет. Есть ли вообще на Земле свободные люди? Существовали ли они? Есть, да, — то немного. Например, Конфуций, Диоген...
Почему так? Трудно хотеть чего-то от человек — потомка бактерии и червей. У человека всё наследственные признаки вирусов и обезьян вместе взятые. Их звериные желания и инстинкты, далёкие от свободы... Свобода воли вообще не может существовать вне рассудка. Даже идеальное и совершенное существо, сын Бога — Иисус Христос по всем признакам не имел свободы — над ним довлело его представление о добре и зле. Почему так? Потому что его светлый образ придумали несвободные волей древние люди. Имей Иисус Христос свободную волю, он бы не стал появляться на Земле вообще! Бог не может являлся живым и проявлять реакции и желания живых — настоящий Бог ведь существовал всегда. Он не рождался, не умирал. Почему так? Потому что Бог — есть природа неживая. У неживой природы нет свободы воли, потому что нет желания.
Солнце мертво... Оно возникло не потому, что хотело возникнуть, или кто-то этого хотел, а просто таковы законы гравитации, стянувшей в одно место множество вещества из обширной области пространства. Неживое Солнце парит в неживой пустоте. Свободы во Вселенной хоть отбавляй. Воли нет вовсе. У человека наоборот, — воли хоть отбавляй, а свободы — мизер. Итак: свобода воли — это...
— Господин лейтенант! — услышал сквозь грохот выстрелов и рёв мин Манфред над самым ухом хриплый голос с тирольским акцентом. — Капитан Заувант приказал нам срочно следовать с вашей группой «Роланд» к мосту. Наша главная задача в атаке — не допустить повреждения охранным отрядом НКВД моста и зданий, пригодных для размещения штаба «папы Гота». Господин лейтенант, вы меня слышите?
Манфред открыл глаза. Пред ним стоял какой-то офицер. В нём Манфред узнал унтер-офицера Хауссера. Рядов с ним — солдаты 64-го мотоциклетного батальона майора Грамса. Час назад они ушли на разведку в овраг. Потом оттуда слышался шум боестолкновения. Теперь солдат стало вдвое меньше, чем, когда они уходили. Солдат с надписью химическим карандашом на ткани чехла шлема «Da hin ich Haus!» оказался среди живых. Разведчик Эрих с чёрными кругами гари вокруг глаз — тоже. Отсутствовал тот, кто стрелял из ракетницы...
— Да-да, конечно, унтер-офицер, — почти прокричал Манфред в ответ сквозь рёв миномётов. — Следуйте за танками и румынской кавалерией на своём бронетранспортёре. Спешивайтесь и действуйте по обстановке. Я вас контролировать не буду. Связывайтесь по возможности с помощью своей ранцевой КВ радиостанции «Bertha», то есть я хотел сказать Torn.Fu.b1. Мой позывной будет «Роланд-1», ваш — «Роланд-2»!
Манфред после этого быстро пошёл в сторону своих боевых бронированных машин. Разведчики последовали за ним устрашающей карнавальной группой: увешанные оружием, в касках, обтянутых пятнистой тканью с пучками сухой травы, в бесформенных блузах-анораках, похожих на ковёр из опавших листьев на фоне травы. Они при этом поглядывая на трофейную корову у полевой кухни русского образца ПК-39 и повара Зоммербауэра, не прекратившего свои магические пассы над едой и после начала артподготовки...
— Мы всё утро лазили с парнями по позициям «иванов», рисковали своими бесценными задницами, пока остальные дрыхли в грузовиках! — ворчал один.
— Нам как самым измождённым жизнью, положен без очереди горячий обед с мясом, а не гороховый концентрат, и ещё прохладительные напитки! — отвечал другой.
— Хотя бы нормальный кофе с «панзер-шоколадом» выдали! — поддакивал третий.
«А ведь меня сегодня убьют, непременно убьют!» — подумалось Манфреду. — С такими олухами одна дорога — в ад...».
Письмо Гретель в нагрудном кармане обжигало ему кожу через рубашку как раскалённый утюг. «Все поколения моих древних тевтонских предков вместе со мной закончат здесь свою славную историю, потому что такие совпадения просто так не случаются...» — пронеслось в его сознании.
Миновав большую группу панзер-солдат, пехотинцев 29-й моторизованной дивизии Фремерея и румынских кавалеристов-рошиоров, торопливо справляющих впрок большую и малую нужду перед атакой, на бегу натягивающих после этого брюки и застёгивая гульфики, Манфред оказался около своего командирского танка Pz.Kpfw.III с орудием KwK 38 L/42 и свежим красно-белым тактическим номером 404 поверх другого номера, совсем уже не разборчивого.
Что означал этот номер, Манфред не понял. Первая цифра «4», — по идее — номер роты. Вторая цифра должна обозначать номер взвода, но здесь «0»... Вот дела...
Сумрачный тевтонский гений, особенно в капиталистическом исполнении зачастую доводил порядок до состояния хаоса. Так происходило в Вермахте и с нумерацией боевых машин Панцерваффе. Сначала могло показаться, что тактическая нумерация Вермахта очень проста и понятна, но при более близком рассмотрении оказывалось, что вариантов нумерации куда большее, чем можно себе представить, и тем более, чем это нужно для нормального учёта... Далеко не всё понятно с этим оказалось даже для штабов. Часто встречались танки с системой номеров, которую, ещё никто не встречал. Причём принадлежность многих танков с нестандартными номерами к определённым подразделениям, так и оставалась неустановленной. Тактическая нумерация многих танковых подразделений так и оставались Terra Incognita...
Что номера танков, когда Вермахте «бесследно» растворились из учёта целые танковые полки под номером 9, 12, 13, 14, 16, 17, 19, 20, 22, 23, 24, 26, 30, 32, 34, 37!!! Вот в 1941 году в танковых дивизиях Вермахта с 1-й по 20-ю с такими номерами танковых полков нет. Куда они делись? Неизвестно... Какие номера имели резервные танковые полки без экипажей при моторизованных корпусах, танковых группах, танковых армиях, группах армий, резерва OKW? Сколько и каких танков там было? Ведь промышленность не отправляла танки с заводов прямо на передовую, а лишь в некие «накопители» резервов...
К дню вероломного нападения на Советский Союз двух одинаковых танковых дивизий — Panzer Division в Вермахте не имелось. Штат в немецком понимании — это количественные и качественные показатели для данного конкретного соединения или части. Более ли менее чётко выдерживались штаты лишь для небольших подразделений: взвод, рота, батальон.
В Панцерваффе наличествовали одновременно варианты штатов с двумя танковыми полками — Panzer Regiment — Pz.Rgt., одним танковым полком и одним дополнительным танковым батальоном — Panzer Abteilung — Pz.Abt., одним танковым полком. Каждый из имеющихся танковых полков состоял из двух — трёх танковых батальонов. В свою очередь, все танковые батальоны состояли из трёх — четырёх танковых рот лёгких или средних — Panzer Kompanie. Каждая лёгкая или средняя танковая рота состояла из трёх — четырёх взводов. Количество и качество танков в группах управления полком, батальоном тоже разнилось...
Вроде бы можно взять количество танковых дивизий, умножить на количество взводов в ротах каждой дивизии и — вуаля! Вот количество танков! Но нет...
5-й сверхштатный взвод вне списочного состава в танковых ротах всех танковых встречался в 1941 году более чем часто. Так летом 1941 года, в 9-й роте III батальона 27-го танкового полка 19-й танковый дивизии 5-й взвод имел «железную саранчу» — танки Pz.Kpfw.I. В 10-й роте III танкового батальона 6-го танкового полка 3-й танковой дивизии имелся внештатный 5-й взвод, оснащённый трофейными советскими Т-34. Они имели номера 1052, 1053 и так далее. При штабах батальонов как правило находился резервный взвод танков.
Или вот в 8-й роте 11-го танкового полка 6-й танковой дивизии имелось два нештатных взвода сверх списочного состава: 5-й и 6-й. Каждый из этих двух взводов состоял из 7 огнемётных танков Flammpanzer III. В других дивизиях внештатные роты огнемётных танков чаще относили к штабу батальона.
В 18-й дивизии резервные плавающие танки Tauchpanzer III имели необычные номера 110Х, 110Y, 110Z поскольку являлись резервными.
Что уж говорить, ведь даже обычные линейные роты при вероломном нападении имели порой один-два резервных внештатных танка...
5-я танковая дивизия после вероломного нападения в 1941 году получала танки на пополнение сверх штата и эти танки сразу получали номера 5-х, 6-х, 7-х, 8-х взводов. Например в этой дивизии встречались номера танков: 151 — 153, 460 — 462, 641 — 645, 751 — 754, 862 — 865. Так сколько танков имела 22-я танковая дивизия? Из каких закромов они сыпались? Ведь номера шасси в отчётности OKW указывалиcь на меньший выпуск машин в этот период! Путай-путай!?
Понятно, что количество танков в разных дивизиях при полном штате могло отличаться почти вдвое! В номерах полков, батальонов и рот чисто имелись пропуски, например I батальон некого танкового полка мог иметь 1-ю, 2-ю и 4-ю роты, а II батальон 5-ю, 6-ю и 8-ю роты. Путай-путай... Количество полков, батальонов, рот, взводов и число машин во взводе почти каждый месяц менялось штабами разных уровней... В результате гитлеровское командование никогда точно не знало, каким количеством танков располагает...
Типичный вопрос Гитлера на совещании командующих армиями на их нытьё относительно недостаточности резервов:
— Я дал вам 10 000 танков, куда вы их дели?
Стандартная система нумерации танков — 3-значный номера на башне или корпусе. Первая цифра — номер роты, вторая — номер взвода, третья — номер машины во взводе. 4-значные номера применяли при наличии в полку третьего батальон. Но во многих частях считали, что стандарт — «это не для нас» и применяли уникальные номера.
Пример стандартной 3-значной нумерации лёгкой танковой роты по штату K.St.N.1171 от 01.11.41 года: штаб роты — 101, 102, лёгкий взвод — 103 —107, 1-й взвод — 111 — 115, 2-й взвод: 121 — 125, 3-й взвод: 131 — 135. Лёгкий взвод мог входить в штабную секцию и нести номера с «0», либо мог нести номера линейного взвода, например: 141, 142, 143, 144, 145, а также нестандартные номера: 1L1, 1L2, 1L3, 1L4, 1L5 в которых литера «L» — лёгкий.
В других дивизиях могла применяться 2-значная система, обозначающая номер взвода и танка. Принадлежность к роте определялась цветом номера. Могли ввести какой-либо дополнительный знак для обозначения роты. Ну кто мог подумать, о таком широком творчестве на пустом месте!
Другие оригиналы наносили на башню танка лишь номер роты. 3-значный номер танка или две цифры «взвод-танк» наносили на небольшой металлической ромбовидной табличке, либо наносились рядом с цифрой номера роты, но мелким шрифтом. Встречалась система сквозной маркировки, когда все танки батальона обозначались последовательными номерами без разделения на взводы или роты. В двух танковых батальонах полка система маркировки могла различаться.
Трофейные французские танки SOMUA S35, устанавливаемые на немецкие бронепоезда имели 3-хзначные номера, в которых первые две — номер бронепоезда, а последняя цифра — номер танка в его составе.
В 20-й танковой дивизии сквозная нумерация шла внутри батальонов. Номера танков от 1 до 75. Сами батальоны различались цветом и стилем нанесения номеров. В 1-й, 2-й и 4-й ротах I батальона 21-го танкового полка 20-й танковой дивизии номера белого цвета, в 5-й, 6-й и 8-й ротах II второго батальона — красные с белым контуром. В 9-й, 10-й и 12-й ротах III батальона — жёлтые.
Принадлежность танка к роте могла определялся цветом номера, а также цветом латинской литеры, например — «W» на эмблеме батальона, от первой буквы фамилии командира: штаб — зелёный цвет, 1-я рота — белый, 2-я рота — красный, 3-я рота — жёлтый.
II батальон 29-го танкового полка 12-й танковой дивизии имел сквозную 3-значную нумерацию внутри рот батальона. То есть, скажем, в 5-й роте имелись номера по количеству танков от 501 до 517. Такая же система 3-значной нумерации со сквозными номерами внутри рот часто применялась на штурмовых орудиях.
Номер роты мог наноситься слева от балочного креста, а номер танка справа.
На танках применялись и комбинированные буквенно-цифровые номера, в которых первой шла буква, обычно обозначающая роту «А», «В», «С», а затем две цифры обозначающие взвод и машину. Танки штаба батальона имели буквой «S»...
В составе 22-й танковой дивизии имелась батарея 150-миллиметровых самоходных орудий StuIG 33B из состава учебного батальона — Lehr Btl.XVII артшколы в Бурге. Эти 12 самоходок Sturm-Infanteriegeschutz 33 Ausf.B имели сквозную нумерацию после литеры «G. Имелись на бронетехнике также литеры «L», «Y», «Z»...
Импровизированный сводный танковый батальон при 6-й полевой армии фон Рейхенау, сформированный в декабре 1941 года получил название Pz.Abt. «Montfort» от фамилии его командира капитана Монтфорта. Там имелся Pz.IV с нестандартным номером 853.
Как тут не вспомнить бардак в австрийской армии, красочно описанный Гашеком в бессмертном романе «Похождения бравого солдата Швейка»?
Кроме номеров боевых линейных танков живых красок в цифровую палитру счетоводов Вермахта добавляли танки штабов. Танки в составе полкового или батальонного штаба имелись и во взводе связи — Nachrichten-Zug и в лёгком взводе — Leichte-Zug. В обозначении этих штабных танков иногда применяли литеру «L», например RL1. Количество танков в штабной роте всё время меняли.
Также танки в составе штаба батальона согласно штата K.St.N.1150 от 01.11.1941 года имелись в составе секции сапёрного взвода — Pionier-Zug. Иногда танковые сапёрные взводы имели также штабы танковых полков. Иногда лёгкие танки Pz.Kpfw.II имелись у полковых медиков и несли особую маркировку в виде змеи обвивающей посох, нанесённую рядом с тактическим номером. Также медиками мог применяться особый номер. Например, литерами RA — Regimental Аrzt.
В составе родного Манфреду 5-го танкового полка к прибытии в Северную Африку в штабной роте имелся взвод связи из семи танков, а также два лёгких взвода, по восемь танков каждый. Такой вот штаб полка из 23 танков. Мог сам в атаку ходить...
Кроме танкового полка, 8 командирских танков по штату K.St.N.971 от 01.10.37 года находились ещё в составе радиороты батальона связи танковой дивизии. Шикарно жили на американских вложениях... Эти радийные танки обычно придавались штабам подразделений танковой дивизии, в которых отсутствовала своя хорошо радиофицированная бронетехника — штабам стрелковой бригады или артполку танковой дивизии. На этих танках встречались номера с латинскими литерами «В» и «D». Например В01, В02... В многострадальной 7-й танковой дивизии помимо командирских танков с номерами R01, III01 и так далее, имелся номер В00 и семь номера В01 — В07.
В штабе 100-й танковой бригады трофейных французских танков, командирские танки несли номера без ноля — В1, В2, В3 и так далее. Танки с номерами на букву «D» — D01, D02 и так далее относится к штабу дивизии.
Командирские танки офицеров высокого ранга могли нести фамилию командира. Танк командира 1-й танковой дивизии имел надпись на борту башни «Kruger». Танк командира 15-го танкового полка 11-й танковой дивизии имел надпись «RIEBEL». Только ещё перекрестие прицела на башне нарисовать для удобства советской артиллерии и авиации...
Когда в 12-ю танковую дивизию в июне прибыло очередное пополнение в виде роты Pz.Abt.z.b.V.66 с командиром обер-лейтенантом Бетке из новых Pz.Kpfw.IV и архаичных Pz.Kpfw.I Ausf.F и Pz.Kpfw.II Ausf.J, на них нанесли номера типа: B02, B15, B32 и так далее, где «В» — первая буквой фамилии комроты — Bethke. Кто во что горазд...
Когда к сентябрю 1941 года Красная Армия выбила большую часть танков в танковых дивизиях Вермахта, включая резервные машины взводов, батальонов, полков, дивизий корпусов, танковых групп, группа армий и OKW, а также массу «железной саранчи», путаница усилилась. Чтобы как-то выкрутится в 11-м танковом полку 6-й танковой дивизии в августе-сентябре 1941 года, из-за малого количества танков в полку, все боеспособные танки Pz.Kpfw.IV собрали в одну сводную роту под командованием командира 3-й танковой роты капитана Штерна. После чего танки роты получили номера типа S00, S32 и так далее, где буква «S» означала первую букву фамилии комроты — Stern.
В двух других сводных ротах II танкового батальона этой же дивизии танки Pz.Kpfw.35(t) несли похожие номера по первым буквам комрот, только с буквами «Н» — Hille и «N» — Neuling. Довоевались...
Наиболее частая маркировка машин штаба танкового полка — литера «R» — Regiment. Цифры — принадлежность танка офицерам штаба. R01 — танк командира полка, R02 — танк адъютанта командира полка, R03 — танком офицера связи полка, номера R04 — R08 танки взвода разведки. В некоторых подразделениях танк командира полка имел номер R00, соответственно сдвигались и последующие номера.
После того, как советские танкисты, противотанкисты, пехота и авиация изрядно проредили ряды гитлеровского офицерства, в целях маскировки командирских машин, гитлеровцы перешли на нестандартную систему маркировки. В штабе 2-го танкового полка приняли номера 01, 02, 03 и так далее. В штабах батальонов I батальона 2-го танкового полка просто двухзначные номера: 10, 11, 12 и так далее, во II батальоне 20, 21, 22 и так далее. Страшно уже стало на поле боя гитлеровским командирам...
В двухбатальонных танковых полках из восьми танковых рот букву «R» могли заменять цифрой «9». В других частях использовали нумерацию, где литера «R» заменялась нулём. В некоторых дивизиях вместо стандартных номеров R01 или I01 могли применять обозначения, в которых ноль заменялся, на литеру «N», которая обозначала штабной взвод связи — например RN1 или IN1. Лёгкий взвод в таком случае мог обозначаться RL1 — RL5, а взвод разведки RА1 — RА5.
Так же ноль из номера мог убираться, и танки маркировались просто R1, R2 и так далее. Имелась практика использования в вместо нолей номеров несуществующих или уже погибших рот или взводов, что порождало номера вроде 965 или 967. В 33-м танковом полку 9-й танковой дивизии имелся танк 96. В штабе 2-го танкового полка три танка с номерами 99 — 97, а в 9-м танковом полку танки 922 и 925.
Встречались казусы, когда танки в полковом и батальонных штабах дивизии несли одинаковые номера, как например, в 11-й танковой дивизии. Для различия принадлежность к штабу полка обозначал дополнительно небольшой квадратный флажок, нанесённый контуром белого цвета на смотровой лючок на борту башни, рядом с номером. А танки двух батальонных штабов, с такими же номерами обозначались окружностью и жёлтым кругом, нанесённым на борта башни. Такой бардак в учёте техники пронизывал Вермахт сверху до низу...
СС не отставало по части путаницы. Здесь тоже «Кто в лес, кто по дрова!». В 9-й танковой дивизии СС в штабе танкового полка этой дивизии, танк командира полка нёс маркировку КО9. Танк полкового адъютанта — маркировку AJ9. Танк офицера для поручений — маркировку ОО9.
Машины штабов танковых батальонов эсэсовцев вместо литеры «R» часто наносили римские цифры I, II и III, соответствовавшие номеру танкового батальона в полку. Например, танк командира первого батальона мог иметь номер I01 или I00, командира второго батальона — II01, а командира третьего — III01. Иногда номера наносили без нуля: II1 — II8, как например в 20-й танковой дивизии в 1941 году.
Такое же обозначение могло применяться и во взводе разведки в случае, когда командирские танки маркировались нестандартно. Иногда в обозначении штабных танков батальона встречалась буква «А», как 6-й танковой дивизии — А01 — А03.
В некоторых случаях, командирские танки эсеровских батальонных штабов несли, как бы обычные, 3-значные номера. Но в них из-за страха перед советскими охотниками за эсесовскими командирами убирали римские цифры и нули, чтобы номер не выделялся, и максимально походил на номер линейного танка.
В моторизованных дивизиях, в состав которых имелся штатный танковый батальон, танки батальонного штаба, как правило, несли простую нумерацию, состоящую из одной или двух цифр.
Эта же неразбериха с нумерацией боевых машин как вирус герпеса поразил танки арткорректировщиков Pz.Beob.Wg.III из артполков танковых дивизий, бронетранспортёры панцергренадёрских полков, и некоторые бригады штурмовых орудий StuG.
В штабах многочисленных отдельных танковых батальонов всех групп армий, корпусов и так далее, в том числе без экипажей, три штабные машины часто маркировались просто римскими цифрами — I, II и III.
Приказ о прекращении бардака с учётом танков, что прежде всего предусматривала стандартизацию тактических номеров, даже не назревала. Хотя явно следовало вместо старых обозначений с «R», «I», а также различных импровизаций, ввести коды в виде одной или двух случайных чисел, за которыми шёл номер танка. Но, несмотря на это, бардак с нумерацией, и не только с ней, в Вермахте длился как нарочно и дальше.
В 24-й танковой дивизии на танках командиров эскадронов, так по кавалерийской традиции в этой дивизии называли роты, второй цифрой в номере вместо ноля шла цифра «5», маскирующая ноль, которая указывала на командира. А так как в танковой роте по штату имелось четыре взвода, то 5 нанесённая в качестве, якобы номера взвода, позволяла скрыть ноль. Таким образом, номера 451 и 452 имелись у командира 4-го «эскадрона», а 1251 и 1252 у командира 12-го «эскадрона». Нумерации танков командиров рот I батальона 24-го танкового полка имела даже смешной вид: на танках командира 1-й роты номера 171, 172, во 2-й роте — 261, 262, в 3-й роте — 351, 352 и в 4-й роте — 441, 442...
В 29-м танковом полку 12-й танковой дивизии в течение 1941 года танки батальонных штабов несли буквенно-цифровой код, в котором первой буквой: «А», «В» или «С» обозначались соответственно I, II и III батальоны. А вместо «0» в номере «9», обозначающая штабную машину. Например, в I батальоне на командирских танках связи Pz.Bef.Wg.38(t) имелись номера А91, А92, А93, а на Pz.Kpfw.II лёгкого взвода номера: А94 — А98. Во II батальоне номера: В94 — В98, а в III: С94 — С98. А вот на машинах полкового штаба номера имелись со стандартной буквой «R». Один танк управления Pz.Bef.Wg.38(t) имел загадочный номер N81.
В течении 1941 года в штабе 18-го танкового полка 18-й танковой дивизии на танках батальонных штабов имелась нестандартная 2-значная сквозная нумерация. В I батальоне номера штабных танков с 10 до 17, во II от 20 до 27, а в III от 30 до 37.
В 204-м танковом полку 22-й танковой дивизии в 1942 году имелись странные номера, вроде 030 и 060, 051, 661.
23-я танковая дивизия по прибытию на Восточный фронт весной 1942 года на штабных танках уже имела нестандартную нумерация. Например, штабные радийные танки Pz.Bf.Wg.III имели номера 267 и так далее, штабные Pz.Kpfw.III номера 259 и далее, Pz.Kpfw.II номера 265 и так далее. К лету нумерацию сменили, и теперь в штабе 201-го танкового полка на командирских танках Pz.Bf.Wg.III номера имели вид R01 и так далее, на Pz.Kpfw.II лёгкого взвода RL1 и так далее. Ещё номера танков полкового штаба имели белый цвет с чёрным контуром. У остальных танков полка номера имели красный цвет с белым контуром. В батальонных штабах система маркировки: I01 — I03 и IL1 — IL5 в I батальоне и так же во II и III.
В 24-й танковой дивизии на танках батальона связи, приданных штабу дивизии, имелись номера 2471 — 2473. В III батальоне 9 на штатных Pz.Bef.Wg.III нанесли номера 1161 — 1163, а у лёгкого взвода 1164 — 1168. Причём, нестандартные номера продолжали применяться и в дальнейшем, после 2-го формирования. Например командирские танки Pz.Bf.Wg.IV имели номера V01 и так далее. Что означала буква «V» можно только догадываться.
Кроме того, из-за каши с номерами на танки пришлось наносить геометрические символы на башенном эвакуационном люке. В штабе батальона на люке рисовали диагональный белый крестик, у танков 1-го эскадрона — вертикальная полоса, во 2-м эскадроне — небольшой кружочек в центре люка, в 3-м эскадроне треугольник, в 4-м эскадроне — горизонтальная полоска.
Танковый батальон Pz.Abt.«GD» самой мощной моторизованной дивизии в истории «Grossdeutschland» — численность дивизии достигала 20 000 человек, летом 1941 года имел на своих основных танках Pz.Kpfw.IV комбинации из горизонтальных полос и цифр, наносившихся белым цветом на борта башни и на забашенный ящик. Количество полос от одной до трёх указывало роту, а цифра показывала сквозной порядковый номер танка в роте — от 0 до 9. В составе каждой роты по 10 танков Pz.Kpfw.IV и 3 танка Pz.Kpfw.II. Это без командирских и французских танков. Pz.Abt.«GD» предполагалось развернуть в танковый полк, превращая «Grossdeutschland» в усиленную танковую дивизию.
Похожая ситуация в 1941 году сложилась с танковыми отрядами, аналогами танковых батальонов Вермахта в моторизированных дивизиях СС «Wiking» и «Leibstandarte SS Adolf Hitler».
Иногда в тактических номерах танков встречалась буква «F». Чаще в батальонах огнемётных танков и ротах радиоуправляемых машин. Так в Panzer-Abteilung 100(Flamm) танки штаба батальона несли номера, начинающиеся на букву «F». Две роты этого батальона имели трофейные британские крейсерские танки А-13 Мк.II — немецкое название — Pz.Kpfw.Mk.IV 744(e).
101-й огнемётный танковый батальон имел состав более похожий на штат K.St.N.1151 от 01.02.41 года.
Номера с буквой «F» имелись на огнемётных танках Flammpanzer III из 16-й танковой дивизии, взвод которых, в составе 7 танков придавались штабу II танкового батальона 2-го танкового полка этой дивизии.
Подобные номера встречались в роте управления радиоуправляемых танкеток — Panzerkompanie 313 Funklenk.
Зато 353-я танковая огнемётная рота Pz.Kp.353(Flamm) из 10 огнемётных самоходок Flammpanzer 38(t) имела номера начинающиеся на букву «S». Ну вот чёрт ногу сломит!
Сформированный в мае 1942 года 503-й тяжёлый танковый батальон s.Pz.Abt.503/FHH имел на командирских «Тиграх» номера в виде римских цифр I и II.
В подразделениях штурмовых орудий Sturmgeschutz-Abteilung или Brigade нумерация практически во всех дивизионах менялась по несколько раз и тоже имела вид полного бардака. При вероломном нападении 22 июня в дивизионах штурмовых орудий система обозначения как в артиллерийских частях для маркировки буксируемых орудий — буквы А, В, С, D и так далее. Ещё встречалась 2-значная система взвод-машина, при которой машины разных батарей дивизиона отличались цветом номеров или цветом эмблемы дивизиона. Встречались и другие варианты, например в StuG.Abt.185 батареи дивизиона обозначались геометрическими фигурами: круг, квадрат и треугольник. А сами «Штуги» батарей обозначались латинскими буквами. В StuG.Abt.243 батареи обозначались символами карточных мастей на эмблеме дивизиона. Батареи StuG.Abt.177 различались цветом фона геральдического щита эмблемы дивизиона, а «Штугам» вместо литер или номеров давали различные имена: DERFFLINGER, SEYDLITZ и так далее. Подобная же система, когда цвет эмблемы обозначал батарею, применялась и в других дивизионах, таких как StuG.Abt.192 или StuG.Abt.203.
В StuG.Abt.202 «Штуги» носили имена различных диких животных, птиц и морских обитателей. Затем в дивизионе появилась дополнительная система обозначений в виде геометрических фигур: три батареи дивизиона обозначались вертикальной чертой, ромбом и кругом, а количество этих фигур обозначало номер взвода в батарее. На «Штугах» StuG.Abt.190 летом 1942 года, применялась трёхзначная система нумерации, только необычная — во всех номерах присутствовала цифра «7».
В дивизионе штурмовых орудий дивизии «Grossdeutschland» с лета 1942 года имелись сквозные 2-значные номера. Тактические номера или литеры полугусеничных транспортёров боеприпасов Sd.Kfz.252 могли повторять номера или литеры штурмовых орудий батареи, или вообще эти транспортёры нумеровались отдельно.
К лету 1942 года многие дивизионы перешли на 3-значную систему нумерации, как в танковых частях, хотя многие дивизионы продолжали применять и другие системы нумерации. В Stug.Abt.189, StuG.Abt.209 и StuG.Abt.904 продолжали обозначать штурмовые орудия буквами.
Помимо этой маркировки встречались дополнительные обозначения на машинах командиров дивизионов, батарей и взводов. Например, в Stug.Abt.210 и Stug.Abt.243, на орудии командира дивизиона имелось загадочное обозначение CH. В некоторых подразделениях на орудиях командиров батарей изображали буквы BF — Batterie Fuhrer. Также имелись дополнительные обозначения на бронетранспортёрах Sd.Kfz.253 командиров взводов — литера «Z» с номером или без, как в Stug.Abt.197 и в StuG Batterie 666. В StuG Batterie 667 два орудия 1-го взвода несли номера I1 и I2, орудия 2-го взвода — II1 и II2, а 3-го взвода III1 и III2.
На смену выбитым Красной Армией танкам артнаблюдателей на базе лёгких танков Pz.Kpfw.II, полугусеничных бронетранспортёров Sd.Kfz.253 и Sd.Kfz.250/5 в 1942 году пришли танки передовых артиллерийских наблюдателей — Beobachtungspanzer III — Pz.Beob.Wg.III. Донаблюдались... На бронетехнике передовых артнаблюдателей, входящих в штабы дивизионов самоходной артиллерии артполков танковых дивизий, тоже встречались разные варианты нумерации: буквенные, буквенно-цифровые, 3-значная, 4-значные.
Самоходная артиллерия и разная «железная саранча» тоже применяла несколько типов нумерации. Чаще всего, встречались обычные для артподразделений, литерные обозначения самородок А, В, С, D, Е, F и так далее, и 3-значные «танковые» номера. Часто экипажи давали своим самоходкам имена, обычно женские, имена известных полководцев или названия городов. В некоторых случаях, орудия батареи могли нести литеры и имена, либо номер и литеру. В некоторых подразделениях на орудиях наносили имена убитых гитлеровцев. Реже встречались 2-значные и буквенно-цифровые номера...
В танковых батальонах, ротах, группах, приданных танковым, пехотным и моторизированным дивизиям, в отдельных танковых батальонах, резервных танковых батальонах и резервных танковых полках царил полный хаос как с нумерацией, так и с учётом вообще. В шести пехотных дивизиях: 298-, 299-, 111-, 75-, 67-, 44-й имелись «дикие», как их называл Гальдер танковые отряды двух-трёхротного состава из французских танков, как в модернизированном, так и в первоначальном виде. Тут с обозначениями и учётом вообще царила неразбериха. 44-я пехотная дивизия взяла во Франции столько трофеев, что могла легко сойти за моторизированную...
Такой бардак в Вермахте с тактическими номерами корреспондировался с приписками, сокрытием информации от вышестоящих штабов, умышленной путаницы производителей боевой техники, постоянным переформированием уничтожаемых Красной Армией полков и дивизий, которые вновь разворачивались часто из одного уцелевшего штаба и номера соединения на карте. В Вермахте отсутствовали боевые знамёна частей, с потерей которых часть расформировывается, как в Красной Армии...
В Вермахте боевые знамена вручались лишь в период с 1936 по 1939 годы. При разворачивании Вермахта из 3 до 8,5 миллионов человек к 22 июня 1941 года части и соединения знамён уже не получали. Кроме того, после сокрушительных контрударов советских мехкорпусов в первый месяц войны Гитлер распорядился забрать и вывезти все штандарты и знаки воинских отличий из фронтовых зон в музеи Вермахта. Так что Красная Армия, которая громила немцев, даже в случае окружения вражеских частей не имела возможности захватывать боевые знаки отличия. Цифра же в названии соединений Вермахта не имели чести, как не имели чести и сами завоеватели и их генералы...
Красная Армия в этом компоненте оказалась более грамотной и организованной. Нумерация регламентировалась Боевым Уставом. Опознавательный знак соединения, части, представлял собой рисунок геометрической фигуры в виде круга, квадрата, прямоугольника, ромба, треугольника и других фигур. Опознавательный знак соединения или части назначался старшим начальником и периодически менялся. Номера назначал зампотех, комполка обычно сам в это не вмешивался.
Номер боевой машины, он же «бортовой номер», «бортовой тактический номер», «боевой номер», представлял собой 3-значное число. Командир соединения на определенный период выделял каждой воинской части одну — две сотни номеров. Например: 200 — 299 или 800 — 999. Порядок нумерации боевых машин подразделений устанавливал командир воинской части, при этом допускалось повторение одних и тех же номеров для разных видов боевой техники.
Высота цифр 20 — 40 сантиметров в зависимости от конструктивных особенностей боевой машины. Ширина — 2/3 высоты. Размер опознавательного знака не больше высоты цифр условного номера, но не менее 2/3 их высоты. Толщина линий опознавательного знака и условного номера — 1/6 их высоты. Летом опознавательный знак и условный номер — белый, зимой красный или чёрный. На боевых машинах не предусматривалось нанесение знаков, указывающих на их принадлежность к Красной Армии. Никогда на танках или иной боевой технике не рисовались ни красные звёзды, ни государственный герб, ни серп и молот, ни какой-либо иной знак национальной принадлежности. Боевыми уставами не предусматривалось.
В полках общепринятой практикой являлись шифрование. Наиболее часто применялась следующая шифровка: первая цифра — порядковый номер батальона, вторая цифра — порядковый номер роты в батальоне, третья цифра — порядковый номер машины в роте. Другой вариант: первая цифра — порядковый номер роты в полку, вторая и третья цифры — порядковый номер машины в батальоне. Ещё вариант: первая цифра — порядковый номер батальона, вторая и третья цифра порядковый номер машины в полку. Таких систем шифровок имелось ещё несколько. Больше ничего и не требовалось. Других опознавательных знаков или номеров бронетехника на фронте не имела. Всё строго — по военной науке. Социализм — это учёт. Советская Красная Армия — армия порядка.
Иногда на бронетехнике встречались красочные изображения знаков «Гвардия». Реже, но встречались надписи типа «Пионер Сибири», «От комсомольцев Тувы», «Боевая подруга» и так далее. Однако, это делалось либо для украшения машин, участвующих в военных парадах или агитационных мероприятий, фото- и киносъёмок. Полагалось по окончании мероприятий закрашивать неуставные надписи.
Яркие цветные пятна очень сильно демаскируют машину, чётко различимые изображения помогали лютому врагу разыскивать, распознавать и сосредотачивать огонь на командирских машинах, машинах особенно успешно действующих против них воинов.
Но нередко у командоров просто не доходили руки до закрашивания. Бойцы же, — большие любители до украшательства машин, просто лелеяли эти знаки и бережно их сохраняли. Иногда в этом их поощряли и крупные начальники, например Катуков, Ротмистров, Рыбалко...
Брат Манфреда — непоседа Отто, обхватив рукой ствол танковой пушки, наблюдал за действиями «хиви» Володи и его товарищей. Они как раз закончили с помощью пленных азиатский внешности укладывать перед гусеницами танка в два ряда пленных славянской внешности для страшного массового убийства.
Сорок воинов разного возраста... В закопчённом, порванном, запылённом советском обмундировании. Чаще всего с грязными тряпками на ранах вместо бинтов, много дней небритые, с чёрно-красной обожженной солнцем и порохом кожей лиц, покрытые множеством деловитых мух... Они лежали лицами вверх как масти на игральных картах, — через один, голова к ногам, для большей плотности. Эти русские смотрели в ослепительное небо голубыми и серыми глазами северян, как бы прощаясь с ним навеки. Яркий свет играл и отражался от радужек глаз. Из-за сильного контраста с тёмными лицами, казалось, что из глаза светились как драгоценные камни.
Несколько пленных имели морскую военную форму: некогда чёрные, а теперь скорее серые свободные брюки, кирзовые ботинки, полосатые тельняшки, бескозырки и бушлаты с золотыми пуговицами. Что делали в степи моряки в 350 километрах от ближайшего моря или от Волги, вполне широкой, конечно, и имеющей возможность обладать флотилией военных малых судов?
Манфред этого не понял. Но он и сам перенёсся в Сальскую степь к реке Курмоярский Аксай из Туниса, куда попал из Восточной Пруссии после цепочки разных приключений. Если бы на его чёрной форме Панцерваффе мысленно отобразить этот маршируют, он тоже бы смотрелся странно.
Молодые и уже взрослые лица пленных выражали как будто равнодушие к происходящему. Хлопали пыльными ресницами. Рты двигались и открывались, словно у рыб, вытащенные из воды. Они глотали раскалённый пыльный воздух...
Две 10-метровые параллельные полосы из человеческих тел, положенные страшной гатью перед гусеницами танка ждали своей участи. Символом 1000-километрового моста из погибших смертью храбрых советских патриотов, послужившего дорогой сюда германским танкам, смотрелась эта дорога...
— Что здесь происходит? — спросил Манфред «хиви», осознав вдруг, что не слышит из-за грохота выстрелов собственного голоса.
— Капитан Заувант приказал избавиться от лишних пленных, чтобы к началу боя они нас не стесняли! — ответил водитель Володя, скорее угадав, чем разобрав смысл вопроса.
Он размахивал потёртым револьвером Нагана, приготовленным для стрельбы в головы.
— Откуда такая идея убивать пленных? — удивился лейтенант. — Разве это поможет выиграть войну? Как насчёт благородства немецкого офицера?
— Эти чёртовы моряки-коммунисты из 154-й морской бригады утром убили двух наших ребят и сожги их грузовик с боеприпасами у Котельниково. Поэтому капитан Заувант приговорил их к казни. Может, это и не они сделали, но подобные им блуждающие по степи группы большевиков. Кроме того, эти москвичи-моряки из их морской бригады несчётно убили раньше немецких солдат под Можайском и Волоколамском, Старой Руссой, под Туапсе и на Дону. Комиссара их мы сразу застрелили. Этих держали, пока капитан Зейдель не решил, что с ними делать...
В общем — да. Эти советские мужчины имели приказ своей Родины, погибая, убивать и фашистов. «Если ты ранен, — гласил негласный, стучащий в самом сердце советского солдата приказ, — прежде, чем умереть, пристрели и фашиста, приблизившегося к тебе. Убивай его из винтовки, штыком, кинжалом, вцепляйся фашисту в глотку. Погибни сам, но прежде — убей фашиста!»...
Перед глазами Манфреда пробежал калейдоскоп рыцарских представлений о воинской чести, крестоносцы, наполеоновские войны, фрайкоры, вешающие красных на столбах, вспомнился Фридрих — сын коммуниста коммуниста-агитатора Фульке из «Рот Фронта», которого замучили до смерти его друзья из Hitler-Jugend. Всплыла картина — его брат, по дороге сюда стреляющий из вагона в людей... Но пленные...
Так вот почему «хиви» Володи по дороге из Котельниково сюда рассказывал ему о том, что для расстрела в затылок штатное германское оружие — 7,9-миллиметровый карабин Mauser Gewehr 98 и 9-миллиметровый Parabellum P08 не подходят. Из-за высокой мощности их патронов мозги жертвы постоянно летят на стреляющего, порождая серьёзные гигиенические проблемы. Для расстрелов подходит больше 7,62-миллиметровый револьвер системы бельгийцев Наганов.
Володя фактически пел оду старому оружию. 7,62-миллиметровый револьвер системы бельгийцев Наганов, принятый на вооружение ещё царской армией в 1895 году вместо револьвера Смита-Вессона, из-за простоты массово производился советской промышленностью. Именно тысячи револьверов системы братьев Наганов и масса патронов к ним, захваченные в первые месяцы войны, а не трофейные превосходные советские автоматические пистолеты ТТ, которые офицеры и солдаты Вермахта предпочитали оставлять себе, стали инструментом для массовых расстрелов пленных, гражданских и евреев в прифронтовых и тыловых районах.
Не так давно рейхсминистр Геббельс разработал масштабную провокацию с использованием расстрелянных с помощью трофейных 7,62-миллиметровых револьверов системы бельгийцев Наганов Вермахтом и СС нескольких тысяч польских офицеров и некомбатантов поляков и белорусов, переодетых в польскую военную форму. Но как он хотел перевалить вину на русских — непонятно...
Ведь не имелось ни одного законодательного акта либо нормативного документа, в котором указывалось бы советским исполнителям расстреливать поляков в Катынском лесу по решению Политбюро или Сталина. Зато любые заявления, что Сталин — не палач, по приказу которого казнили поляков в Катынском лесу — при победе гитлеровцев стали бы бездоказательной ложью!
Однако подлинной записки Берии к Сталину не позднее 5 марта 1940 с предложением расстрелять польских офицеров и других заключённых из трёх спецлагерей для военнопленных и заключённых тюрем западных областей Украины и Белоруссии с резолюцией Сталина или других членов Политбюро отсутствовала в природе. Гитлеровцам только предстояло подготовить фальшивую версию.
Выписки из протокола решения Политбюро ЦК ВКП(б) П13/144 от 5 марта 1940 о расстреле польских военнопленных отсутствовала в природе — её никогда не было. Её также предстояло фальсифицировать. Обстоятельства этого массового убийства следовало снабдить подтверждающими документами и показания свидетелей и материалами эксгумаций в местах захоронений. Победителям в противостоянии с коммунизмом только предстояло их подготовить...
Ещё...
Плохо, что не имелось мотивов убийства польских офицеров. Сталин создавал у себя армию из поляков для войны с немцами, и ему польские офицеры требовались как воздух. Кроме того, как таковой вражды и агрессивных планов относительно Польши Сталин не имел.
Не имелось ни одного настоящего текста пакта или секретного протокола, где присутствовала бы запись, что Советский Союз должен участвовать на стороне Германии в нападении на Польшу. Только фальшивки. Не имелось ни одного настоящего протокола к пакту «Молотова — Риббентропа» секретного или нет, где предусматривалось, что Советский Союз, несмотря на действовавший с Польшей договор о ненападении, должен участвовать на стороне Германии в нападении на Польшу, после того как 1 сентября 1939 года Германия начала войну с Польшей. Только фальшивки. Геббельсу и победителям в войне с коммунизмом такой фальшивый протокол предстояло опубликовать.
Беда фальсификаторов заключалась в том, Советский Союз 17 сентября 1939 года не вторгся в Польшу как в существующее суверенное государство, а ввёл свои войска на территорию Западной Белоруссии уже бывшего Польского государства, любой договор с которым дезавуирован отсутствием де-юре и де-факто одной из сторон. Ведь правительство Польши и верховное командование польской армии в полном составе бежало в Румынию и там их интернировали — то есть лишили свойств юридически договороспособной стороны...
Манфред, менее изощрённый, конечно, чем доктор Геббельс, подумал о том, что какой-нибудь выпускник юнкерского училища SS в Бад-Тёльце или Брауншвейге стал бы пленных всё же расстреливать хотя бы из трофейных 7,62-миллиметровых револьверов системы бельгийцев Наганов, дал пленным дозу яда. В крайнем случае погнал бы перед собой на минное поле, как монголы гнали на воинов венгерского короля Белы IV хашар из местного населения около Буды и Пешта.
Но вот эти русские и украинцы всегда варвары — запереть людей в сарае и сжечь живьём, разорвать между молодыми берёзами, набить живыми в баржу и утопить, бросать в колодцы, давить колхозным трактором, как кулаки колхозников. Вот и сейчас они собирались давить людей танком, словно озверевшие бывшие подданные Российской империи — финны пленных русских красноармейцев под Суомуссалми в 1940 году...
Думается, что солдаты формируемых русских, белорусских или украинских гренадерских дивизий войск СС не стали бы давить пленных в боевой остановке. Просто расстреляли бы, чтобы не иметь за спиной в непредсказуемом бою потенциальную опасность. Но эти озверевшие от безнаказанности и врождённого садизма «хиви» из ремонтного отделения, состоящие из бывших командиров Красной Армии, вроде Володи, не могли просто убить своих русских — им требовалось непременно мучить и глумится над ними. Совершать некий символический репрессивный акт мести и террора, жертвоприношение своему злому богу Кетцалькоатлю, как ацтекские жрецы в Америке в эпоху до Колумба.
Как вообще Красная Армия могла воевать, имея в своих рядах таких командиров, как этот вот Володя, гордо рассказавшего по дороге сюда от переправы на Дону, как он бросил при сдаче в плен в прошлом году свою гаубичную батарею на произвол судьбы, без связи, снабжения и командования, фактически положив её в 1941 году под танки 14-й танковой дивизии, как сейчас этих пленных?
Бывший лейтенант рабоче-крестьянской армии Володя из семьи бандитов-кулаков рязанского села Спас-Клепики, благодаря Гитлеру смог снова стать самим собой, бросить в прошлом году свою батарею, как почти полмиллиона советских «хиви» подобно ему бросили свои батальоны, полки, дивизии, даже армии, склады вооружения и боеприпасов, горючего и медикаментов, сотни исправных самолётов, танков, артиллерийских орудий, автомашин, тракторов. Как вообще Советский Союз мог воевать в такой ситуации, когда командиры в массовом порядке становились такими вот «хиви»? Значит, не становились...
Почему советское ГПУ НКВД так плохо перед войной выявило предателей и не очистило в должной мере о них армию и тыл, из-за чего такие вот «хиви» буквально развалили оборону страны даже без помощи расстрелянного за измену маршала Тухачевского? Крах Западного фронта «тухачевца» Павлова в Белоруссии — яркий тому пример.
Может, русским следовало сразу сдаться немцами и не сражаться вовсе? Погибло бы меньше, и дома не разрушены? Получается, что с учётом обычной для всех народов пассивности большинства людей, паритет с Вермахтом и войсками королей Михая I и Эммануила II русские достигли выучкой, вооружённостью, повышенным героизмом и жертвенностью меньшей части советских бойцов и командиров. И что станет, когда этих лучших перемелет европейская военная машина? С кем тогда Сталин станет строить новый коммунистический мир? Не с кем... На то и делался расчёт капиталистов. Не мытьём так катаньем разрушим Советский Союз...
— Подождите, я поговорю с капитаном Заувантом про этих пленных... — неуверенно сказал Манфред, обращаясь к Отто.
— Зря, господин лейтенант, — за всех ответил Володя, жутко коверкая падежи. — Все только посмеются. Тем более уже началась атака, и по приказу пленных уже следует убить.
— Нет-нет, так не делается... — Манфред сделал несколько шагов к бронемашине и навесу, где находился вместе со своими офицерами командир боевой группы.
Тут Манфреду сделалось более, чем дурно. Чрезвычайно дурно из-за последствий утренней контузии. Его ещё по дороге жутко мутило от тряски на ухабах, от духоты, вони в кабине грузовика и нестерпимой жары. Теперь его начало рвать чёрной слизью. Выворачивало прямо наизнанку...
— Давай! — крикнул в этот момент «хиви» Володя и несколько раз это повторили его помощники. — Los! Los!
Они все замахали руками Эрвину.
— Давай! — повторил команду водителю фельдфебель Отто, свешиваясь вниз, держась рукой за ствол пушки. — Да уж, это интереснее, чем по цыганам стрелять!
— Hai sa plecam dracu de aici! — крикнули несколько румын в советском обмундировании, собравшиеся рядом с толпой «хиви» поглазеть на необычное зрелище. — Fii blestemat!
Эрвин поставил в среднее положение передний рычаг коробки перемены передач, открыл бензокраник на моторной перегородке за правым сиденьем, поставив его в вертикальное положение его рукоятку. Нажал и повернул вправо по ходу танка рычажок выключателя массы, расположенный против дверцы моторной перегородки. Утопил до отказа ключ, находящийся в замке зажигания, нажал кнопку стартера, одновременно слегка нажимая правой ногой на педаль газа, и правой рукой нажал вниз рукоятку пусковых жиклёров, расположенную на полу справа от его сиденья. Танк от стартёра завёлся вполне охотно, лишь чихнув пару раз...
Шум двигателя «Майбах» утонул в грохоте взрывов ракет на позициях русского батальона. Там уже выросли десятки огромных деревьев из огня, дыма, земли, травы, деревьев, обломков оружия, частей снаряжения и человеческих тел. Земля заметно дрогнула под ногами. Весь двухкилометровый лесок между поворотом дороги и излучиной Курмоярского Аксая затянуло пылью. Судя по нескольким возникшим пожарам и клубам чёрного дыма в полосе кустарника на левом фланге обороны остатков 208-й сибирской стрелковой дивизии, среди фугасных ракет Wfr.Gr.21 при обстреле артиллеристы применили и зажигательные боеприпасы с нефтью...
Заводские ракеты в полевых условиях наполнялась 20 килограммами сырой нефти, и при ведении огня по сухому полю или лесу их разрывы вызывали пожары площадью до 200 квадратных метров с высотой пламени до двух-трёх метров от одной ракеты. Огонь не поддавался гашению, а разрыв оболочки давал дополнительное осколочное действие...
Грохот подействовал на Манфреда освежающе. Рвотные спазмы, скручивающие тело, прекратились. Стало несколько легче. Собравшиеся начали махать Эрвину, чтобы он двинулся, наконец, вперёд.
Он привычно нажал левой ногой на педаль сцепления, поставить передний рычаг коробки перемены передач в переднее положение отмеченное цифрой «1», плавно отпустил педаль сцепления и одновременно нажал на педаль газа. Танк дёрнулся и двинулся на лежащих перед ним людей...
Между грохотом взрывов ракет первого залпа и рыком танкового двигателя «Майбах», Манфред вдруг понял, почему связанные пленные теперь открывают рты, как рыбы на мели — они пели... В последние минуты перед смертью они нестройно пели «Интернационал» кто как умел. Видя, как приближается, звякая, отполированные травой гребенчатые звенья гусеничной стальной ленты танка, один матрос пел, другой едва шептал потрескавшимся губами:
Встава-а-ай проклятьем заклеймё-ё-ё-ённый
Весь ми-и-ир голодных и рабо-о-о-ов...
Кип-и-и-ит наш разум возмущё-ё-ённый
И смертный бой вести гото-о-ов...
— Не хочу, умирать пустите, пустите! — кричал какой-то молодой моряк в разорванной тельняшке. — Я не коммунист! Это ошибка!
— Да здравствует Родина! Да здравствует Сталин! Прощай жизнь! Прощайте, браточки! — раздались голоса.
20-тонный танк Pz.Kpfw.III сдвинулся с места, чуть повернул влево...
Кто-то заплакал, кто-то завизжал от ужаса.
— Будьте вы прокляты, шакалы капитала! — выкрикивал пленный, судя по одежде даже не красноармеец, скорее — ополченец-рабочий. — Не будет вам счастья на этой земле!..
Мёртвый — одно из множества главных русских слов, таких как солнце, вода, мама, брат, дом, море, снег, кот и так далее, полученных от славян, и заимствованных теми ещё до своего появления в Римской империи в Паннонии и Иллирии из того индоевропейского языка, что дал и латинский язык древним римлянам. Происходит слово «мёртвый» от того же индоевропейского слова, что и латинское «mors»...
Умирать — значит переходить в состояние вечности. Смерть — переход в состояние вечности...
Рождение любого человека есть событие необязательное и, соответственно, и смерть событие тоже необязательное. Тебя становится на Земле меньше на те воспоминания о тебе, что исчезают вместе с умершими друзьями. И когда умирают все, кто тебя знал, и ты остаёшься один, и ослабевает от старости собственная память, то чувствуешь, что и тебя самого уже как бы нет. Ты призрак, наблюдающий с того света за живыми; поэтому плохо переживать всех своих друзей, родственников и детей...
Когда первое веселье юности проходит и юный человек вдруг осознаёт, что умрут его родители, и впереди его ждёт старость, страдания, болезни, что человек захвачен жизнью как заложник, у него развивается такой же синдром. Человек начинает, как испуганный и обречённый заложник, искать оправдание жизни, искать что-то в ней хорошее, обманывать себя в поисках её смысла, старается оправдать её жестокость и несправедливость, не понимая, что он создан жизнью как пленник, чтобы жизнь властвовала над ним как Солнце властвует над водородом, сжигая его, существуя за счёт этого.
Исключение из ежедневного человеческого бытия вопросов смерти, приводит к постоянным ошибкам курса и авариям человеческого общества. Это как если бы водители игнорировали красный стоп-сигнал, и обращали внимание только на зелёный и жёлтый. Инстинктивно защищаясь от постоянного присутствия вопроса собственной неизбежной смерти, замалчивая её смысл и значение в человеческой жизни, уделяя ей ничтожное внимание, человечество думает, что так оно с ней может тягаться, как-то на неё повлиять.
Жизнь без смерти не имеет смысла. Это как непрерывное движение поезда по кругу. Только начало и конец формирую собой некий предмет, являются границами, внутри которых есть нечто, в частности, человеческая жизнь. Бессмертно неродившееся. Только тот есть человек, кто может умереть — аксиома статуса генетических и технологических искусственных изменений человеческого тела. Достигнувший бессмертия человек не будет являться таковым. Чтобы человеческая жизнь состоялась, ей необходимо иметь два края — начало и конец.
Только глупец станет завидовать мёртвым, пусть даже и великим царям, потому что и самый маленький вдох сейчас ценнее всех глубоких вздохов за всю предыдущую жизнь.
Смерть — главный вор, она и у самых могущественных людей планеты ворует всё без остатка. Тяжело умирать властителю мира, ему жалко, что он столько сил потратил, чтобы накопить и нахапать, чтобы уберечься потом самому от воров и дружков, и удержать своё богатство, и вот теперь у него отбирают вообще всё до последней крошки! Бедняку проще...
Перед лицом смерти бессмысленно всякое преступление, как бессмысленно и всякое наказание за него. Если бы можно выбрать себе по желанию наилучшее чувство перед смертью, но только одно, то этим чувством стало бы удовлетворение. Когда человек умирает, то он переходит в состояние, в котором его не существовало никогда. Человек не хочет уходить из жизни потому, что желание жить — это самый сильный базовый инстинкт, сильнее него нету. Он унаследован от самых первых живых существ на планете, и развивался 4 миллиардов лет в 10 в 10-миллиардной степени циклов рождения и смертей. Те организмы на планете, что не имели такого инстинкта, доминирующего надо всеми другими инстинктами, погибали и уступали место другим видам и особям. Никогда не останавливается выбраковка через самоубийства — суицид, наркотики, алкоголь, табак, асоциальное поведение, через неадекватные риски жизни для удовлетворения других инстинктов. Единственно, ради чего стоит отдать свою жизнь, согласно канонам природы, то есть Бога — за ребёнка. Всё остальное — выбраковка.
Когда невольно думаешь о ненавистных себе людях, о желании нанести им какой-нибудь вред, всегда невольно сравниваешь свои возможности с возможностями своих союзников в этом деле — времени и обстоятельствам жизни вообще. И становится понятна ничтожность собственных сил по сравнению с мощью времени, старящего и убивающего всех и всё изощрённой жестокостью обстоятельств, уязвляющих всех дрянных людей, как впрочем и не дрянных, как бы случайными несчастьями и заключениями.
Страшно умирать — больше ничего не будет, никакого будущего, небытие, и никогда уже не узнать, что будет дальше. Однако до рождения тоже ничего не было — небытие, и ничего нельзя было узнать, но страх прошлого небытия почему-то никого не беспокоит, кроме философов, а вот страх будущего небытия под названием смерть, не беспокоит только умалишённых...
Смерть в практике человечества так же несправедлива, как и устройство жизни человечества. Иногда негодяю достаётся лёгкая смерть, а хорошему человеку страшная и мучительная пытка перед смертью.
Пока люди, умирая, будут проклинать этот мир — он будет проклят! Нужно всем жить так, чтобы люди, умирая, благословляли наш мир — и он будет благословенным! Любой атеист перед лицом смерти, понимая, что больше никогда не будет жить, может утешиться тем, что всё честно, что он никогда раньше и не жил. Поэтому атеист больше ценит свою короткую жизнь, чем приверженцы веры в жизнь загробную или реинкарнацию, он реалист, и может большего добиться в реальности, он больше думает о счастье детей и окружающих, больше ценит жизнь другого.
Есть такие ничтожные люди, что живут, кажется, вечно, ведь даже смерть не желает забирать их. Настоящий мудрец не боится смерти, потому что смерть — это просто пустое слово. Настоящий мудрец боится самой жизни, имеющей бесчисленное количество вариантов прекратить жизнь его тела и разума, потому что не смерть убивает — убивает жизнь.
Страх смерти, горечь того, что не придётся увидеть, что произойдёт в будущем, там, за роковой чертой небытия, по сути своей не должен сильно отличаться от страха перед прошлым, существовавшим до рождения человека. Ведь там, в прошлом до рождения существует такое же небытие, что ждёт после смерти, и так же обидно, что невозможно его увидеть...
Манфреду вдруг снова приводилось синее лицо Эльзы, вывалившийся язык, выпученные белёсые глаза. Под ней на подоконнике высохшая жёлтая лужа...
В этот момент миномёты Nb.W.41 лейтенанта Ханке дали ещё один залп. Все прочие звуки снова утонули в грохоте. Трофейные английские транспортёры Bren Carrier артиллеристов, а затем и всю балку заволокло пылью и пороховым дымом...
Танк 404 уже пошёл по живым людям... Манфред не мог подумать, что давить людей танком или трактором так просто и ужасно. Положение корпуса танка на индивидуальной торсионной подвеске с гидравлическими амортизаторами практически не менялось из-за наезда на очередного человека, словно танк ехал по груде тряпок...
Когда гусеницы танка наезжали на живого человека, его голова и ноги начинали дёргаться в конвульсиях. Глаза на красном лице выкатывались, рот раскрывался в крике, изо рта текла кровавая масса. И вот тело оказывалось под последним опорным катком. Несчастный либо мгновенно замирал, либо продолжал трястись ещё некоторое время...
Каждый сантиметр танковой гусеницы давил вниз весом всего в 1 килограмм. Но пятно гусеницы, наезжающее на руки, ноги, живот, грудь, голову человека имело примерно площадь от половины до целого бумажного листа формата A4 — до 600 квадратных сантиметров. То есть человеческое тело получало давление в 600 килограмм. Костная ткань человека в 5 раз прочнее железобетона на сжатие, на усилие разрыва сопоставима с дубом, по прочности не уступает чугуну.
Предельный вес, который могут выдержать кости, не одинаков для всех костей, которых в скелете человека более 200. У одной и той же кости прочность на изгиб, сжатие и растяжение разное. Пластина из кости человека может выдержать давление в 30 раз большее, чем кирпич. Большеберцовая кость на сжатие может выдержать нагрузку 4 тонны. Бедренная кость — 3 тонны. Но не на изгиб на мягком основании! Парадоксальным образом человек может сломать свою кость при падении с велосипеда даже собственным телом, а весьма прочный в естественных условиях жизни человеческий череп ломался уже при давлении всего в 100 килограмм. При ударе череп ломается при усилии всего в 3 килограмма. Суставы и хрящи совсем непрочные и ломаются в первую очередь...
Если скорость относительно земли верхней части танковой гусеницы при движении танка всегда вдвое выше скорости самого танка, то часть гусеничной ленты, соприкасающейся с землёй и телами людей равна нулю. Поэтому гусеница не резала людей. Она их только расплющивала. То есть люди под танком умирали не сразу. Они умирали в сознании и страшных мучениях...
Хруст костей и суставов заглушал грохоте артиллерийской подготовки и звук «Майбаха». Кровавые брызги от лопающиеся внутренних органов или раздавленных черепов скрывала пыль.
10 метров по дороге из живых человеческих тел танк проехал за считанные секунды. 40 русских людей, с оружием в руках посмевшие преградить дорогу Вермахту — передовому отряду капиталистического мира, почти все оказались мертвы. Те, в ком ещё теплилась жизнь, завидовали мёртвым...
— Вот вам коллективизация! — злобно крикнул Володя, наклоняясь к синим лицам умирающих.
Лицо этого палача сейчас походило на собачью морду. В углах оскаленного рта бороздки складок, выпученные белёсые глазёнки, уши несколько поднялись и сместились к затылку, лоб сморщиться, от чего ёжик волос как бы встал дыбом — собака — настоящая кровавая собака!
Эрвин в этот момент остановил танк, и повернул его на месте на 45 градусов вправо, а потом так же на месте повернул машину влево. Он творчески использовал торцы гусеничных трактов как тупые ножи. Танк намотав на гусеницы останки людей вперемешку с травой и корнями: тряпьё с пуговицами, пунцовые кишки, клочья волос, полосы кожи и кровавую жижу...
— Вот вам раскулачивание! — пытаясь перекричать артиллерию, снова заорал Володя размахивая руками, выкатывая глаза так, словно это его раздавили танком.
В руках у него мелькал архаичный револьвер Нагана, но добивать никого не потребовалось — танк есть танк.
— Вот вам ГУЛАГ! — пьяный то ли от вида сатанинской казни, то ли от водки или препарата «Pervitin», а может, и от того и другого, крикнул «хиви».
— Вот вам, москвичи, ваш СССР! Вот вам ваш Сталин! — крикнул другой «хиви». — Только калоши умеете делать! Правда, Володя?
Говоривший про калоши, вытянув губы трубочкой, подавшись вперёд, плюнул прямо в кровавое месиво, оставшееся от людей...
Вдруг, почти рядом, прямо между отъезжающими от балки грузовиками с канистрами поднялись два столба земли и пыли от взрывов снарядов. Неожиданно один из импровизированных бензозаправщиков «Опель» вместе со своими двумя водителями «хиви» встал на передний бампер, переломился посредине, распространяя вокруг лилово-чёрный шар огня. Канистры, как кубики детской игры подлетели вверх, переворачиваясь в воздухе, и, объятые пламенем, беззвучно стали падать на землю, взрываясь не хуже ракет советских «Катюш». Все вокруг невольно присели, понимая, что у русских бойцов оказались тут каким-то чудом тяжёлые орудия... Теперь остаётся только помолиться кто умеет... Манфреду показалась, что голова одного из раздавленных танком всё ещё осмысленно смотрит на своих палачей и как будто утверждается в мыли: «Отольются всем вам наши слёзы...».
«Да, русские — это не англичане!» — второй раз за день подумалось Манфреду. — Однако капитану Зауванту нужно где-то раздобыть хоть бы пару пикировщиков, иначе русские гаубицы всю боевую группу перебьют за час... — пробормотал он уже вслух.
— Будь проклят Сталин! — совсем уже выйдя из себя, но уже на этот раз от страха, закричал Володя.
— Ну, хватит средневековья! — крикнул на него Манфред, поскальзываясь на кишках и бурой массе, разлетевшейся вокруг танка после пробуксовки по человечней плоти.
За танком многометровые куски кишок... Лейтенант, стараясь не наступать в лужи крови, слизи, на куски плоти вперемешку с тряпками, не очень ловко влез на рифлёное крыло танка, затем на башню, тупо тюкая резиновыми подошвами. Кованые подошвы танкистам иметь запрещалось. Со вздохом обречённости он протиснулся внутрь своей командирской башенки, крашеной весёленькой краской, чтобы жуткая теснота казалась немного попросторнее. «Внутрянка» танков красилась в цвет слоновой кости — Elfenbein ral 1001, дабы сделать отсеки светлыми без сильного освещения, чтобы всё рассматривалось без труда. Казённик пушки, элементы наводки, пол, красились в серый цвет Hellgrau ral 7009...
Заряжающий уже находится на своём месте, а младший брат Отто на месте наводчика орудия.
— Танки, вперёд! — крикнул лейтенант в микрофон Hmf.b хотя связь работала прекрасно, и кричать не имело смысла. — Бронемашины лейтенанта Гроссевальда — вперёд! Ориентир — горящие комбайны на дороге! Место сбора после в случае неудачи прорыва — исходная точка!
— Вас понял «Роланд-1», — ответил лейтенант Гроссевальд. — Это «Роланд-3».
— Вас понял «Роланд-1», — отозвался бронетранспортёр разведчиков. — Это «Роланд-2»...
И Манфред внутренне вздрогнул. Голос командира взвода бронеавтомобилей Гроссевальда через ларингофоны Kmf.b. радиостанции в его бронемашине и наушниках Dfh.a на ушах Манфреда оказался неотличим от голоса Гитлера во время его шумных выступлений по радио...
Попытки Германии самостоятельно создать радиосвязь для бронетехники успешно провалилась, как многие самостоятельные военные задумки «сумрачного тевтонского гения». Не помогли и секретные испытания немецких радиостанций на бронетехнике на Камском военном полигоне в Советском Союзе.
Когда Вермахт в 1935 году начал получать первые танки Pz.Kpfw.I, каждый танк по заданию командования следовало оснащать радиоустройством.
Однако немецкие танковые радиостанции фирмы Lorenz AG — принадлежащей американской компании ITT Corp., занимающейся также выполнением подрядов для Агентства военной связи США, не отвечали требованиям для применения в немецких танках. Умный телок двух маток сосёт!
Приёмники со старыми типами штырьковых радиоламп в деревянных ящиках, подвешенных на резиновых амортизаторах с питанием от NC-аккумуляторов и анодных батарей, давали частые отказы. Прежде всего подвели радиолампы. Они оказались не устойчивы к вибрациям и ударам. Вот незадача! Вроде — американская передовая технология!
Идея быстрого запуска массового немецкого производства радиоаппаратуры для боевых бронированных машин потерпела крах. Возникла катастрофическая ситуация, — выпуск бронетехники для мировой войны уже начался, но радиостанций для неё — нет!
На помощь гитлеровцам ожидаемо пришли их заморские дирижёры!
Плечо Вермахту через компании Telefunken и AEG ожидаемо подставила «General Electric» Моргана с новыми голландскими лампами «Philips» и супергетеродинными технологиями Армстронга. Через два года командирские танки Pz.Kpfw. I наконец-то получили УКВ-приёмники производства Telefunken на американских технологиях.
Как по взмаху волшебной палочки под названием «вложения американских капиталов в войну» для танковой радиосвязи гитлеровцев оказались разработаны технически совершенные радиостанции средней и большой дальности для каналов связи между полком и дивизиями, а также радиостанции с дальностью до 6 километров для связи между танками и самолётами авиаподдержки. Этими важнейшими устройствами современной войны стали 20-ваттные танковые УКВ радиостанции Fu 6 и Fu-13 с двумя рабочими каналами, тональным телеграфом и телефоном для связи танков между собой и с командирами полков.
Радист танкового экипажа в движении мог быстро переключать каналы, поворачивая ручку настройки вправо или влево до щелчка, подстраивать приёмник вокруг рабочей частоты. Штыревая антенна длиной 1,4 метра размещалась снаружи. В 1938 году танки Pz.Kpfw. II, Pz.Kpfw. III получили отличные радиостанции Fu-5 с 10-ваттной мощностью достаточной для боевого применения танков. Они стали основными в Панцерваффе.
В механизированных и танковых частях Красной Армии использовались отечественные разработки. Мощная отечественная 500-ваттная радиостанция 11АК обеспечивала телефонно-телеграфную связь с частями корпуса в радиусе 300 — 500 километров. Она переводилась на 2-х грузовиках. Дивизионная радиостанция 5АК с радиусом действия при телефонной связи 25 километров и 50 при телеграфной, при отсутствии в распоряжении советской промышленности передовых американских технологий, имеющихся у гитлеровцев. Она перевозилась в кузове автомобиля или на конной повозке.
Танковые радиостанции Красной Армии и Вермахта работали на разных частотах. Танкисты чужие приговоры не слышали.
Радиостанции советских танковых батальонов и рот состояли из приёмника и передатчика. Основная станция 71-ТК или её модификация 71-ТК-3. Дальность связи телефоном на ходу до 15 километров, на стоянке 30 километров, телеграфом на стоянке — 50 километров. Началось производство Р-10. Она имела на ходу дальность связи телефоном 25 километров и 45 на стоянке. У линейного танка, если и имелось радиоустройство, то только приёмник. Зачем исполнителю передатчик? Передача команд радиостанцией командира шла циркулярная — от командира одновременно всем. Не все советские танковые дивизии получили к 22 июня году полный комплект оборудования. При команде «Делай как я!» особо разговаривать не о чем...
Однако из 3935 линейных танков Т-26 на июнь 1941-го радийных имелось 3377, то есть, соотношение близко к «один к одному», что оказалось выше, чем «один к трём», что требовалось по штату. Из пяти машин танковых взводов БТ — два радийных. Для Т-34 на 22 июня пропорция «один к трём»: на 671 линейных танка 221 радийных. То есть ярко выраженной «лапотностью» в части радиосвязи танковые силы Красной Армии на 22 июня 1941 года, отнюдь не страдали.
Поскольку приёмопередатчиками оснащались часто только танки командиров рот и батальонов, их гитлеровцы легко распознавали по хлыстовым антеннам и немедленно подвергали обстрелу повышенной интенсивности, чтобы лишить все остальные танки командования. Ведь один координируемый танк в бою стоит нескольких не координируемых. Такая пропорция распространялась и на потери.
Советским танкистам и артиллеристам оказалось ещё проще с выбором приоритетных целей— командирские танки гитлеровских рот и батальонов Pz.Bef.Wg. выделались своей необычной формой — неподвижной рубкой на базе лёгкого танка. Pz.Bef.Wg. на безе других танков имели узнаваемые издалека рамы огромной поручневой антенны над двигателем, а также две большие штыревые антенны. На Pz.Bef.Wg. На Ausf.D1-H имелась кроме того телескопическая антенна Kurbelmast «P» с характерным «зонтиком» наверху.
По штатам гитлеровским Панцерваффе на 22 июня тоже полагалось иметь приёмо-передающие устройства только на машинах командиров рот и танковых взводов. Командирские танки имели две приёмопередающих станции, одна из которых УКВ-диапазона FuG 6, а вторая более мощная FuG 8 с другим диапазоном рабочих частот. Танк превращался в мобильный бронированный радиоузел, откуда демонтировали вооружение, чтобы получить места для оборудования.
Однако вместо пушки деревянный муляж — грубо говоря — из танка торчала палка. Один пулемёт тоже деревянный. Такие командирские машины-«дикобразы» советские танкисты старались уничтожить в первую очередь. Если это удавалось, не приученные действовать без командира немцы в своих железных коробках превращались в стадо... Советских же танкистов учили действовать инициативно и самостоятельно в любой ситуации. В этом коренное отличие двух танковых школ...
Помимо танков, радиооборудование аналогичное командирским танкам получали машины гитлеровских артиллерийских наблюдателей на шасси танков, бронеавтомобили — также мобильные радиоузлы с двумя станциями, бронетранспортёры мотопехоты. Хорошо, когда на тебя вся Европа работает...
В результате эвакуации радиозаводов с августа прошлого 1941 года выпуск новых советских танковых радиостанций оказался сильно снижен почти на год. Советские танкисты вынужденно уходили на фронт иногда вообще без радиостанций: снизив этим свои боевые возможности, подвигами компенсируя последствия вероломное нападения на их страну капиталистического мира...
Однако не всё оказалось так плохо. Гитлеровцам в бою ведь тоже особо пользоваться радиостанциями оказалось затруднительно. На стоянке и при манёврах другое дело. Но в бою...
Манфред уже повоевал и знал, как это выглядит — радиосвязь хорошо работает на марше, но не в бою. Какая радиосвязь с кем-то, если механик-водитель во время боя не слышит своего командира в танке, а все команды командир отдаёт ногами в плечи. Внутри танка грохот стоит такой, что глохнешь, а при включении радиосвязи, такой же грохот передаётся из другого танка, причём помехи дикие. По танку постоянно стучат пули, осколки, камни. Внутри стоит грохот, что себя не услышишь, поэтому связь держали тактильно. Во время непосредственно боя, маневрирования, стрельбы из пушки и пулемётов, все танки взаимодействовали визуально. Это только в кино всё красиво и по науке... У русских хотя бы шлемофоны имелись, а у немцев блины наушников прямо на ушах безо всякой звукоизоляции. Шлемофонов-то фатерланд не обеспечил...
Глава 17. Пространственно-временной бумеранг событий
О захвате Кремля эсеровско-кадетским «Комитетом общественной безопасности» Рябцева и Руднева при помощи офицерско-юнкерских отрядов и студентов-белогвардейцев было сообщено всей стране как о крупной победе глобальной партии богачей, как о разгроме московских рабочих, обнаруживших несостоятельность тактики своего городского Ревкома и Моссовета по достижению мира путём уступок тем, кому уступать было бессмысленно.
Отключение телефонной связи между председателем Моссовета Ногиным с районными Ревкомами, неверие в политику соглашательства и её крах, развязал руки рабочим районам для самостоятельных действий. Капитулянтская позиция Моссовета и центрального Ревкома, где множество представителей социалистических партий, желающих договориться с капиталистами, вели дело рабочих к развалу, над ними более не довлела. Рабочие и солдаты были далеки от смысловых кульбитов разных групп политиков. Они поняли одно: их начали убивать. Убивать массово. И в случае победы богачей пощады им не будет никакой! Теперь для каждого стоял вопрос о ценности его жизни в сопоставлении с тем, что может быть за неё получено семьями и детьми после гибели бойца. Для рабочих эта пропорция была явно выше, чем у наёмников-офицеров и юнкеров.
Захват Кремля и варварское, в духе Французской революции 1789 года, массовое убийство там солдат, стало переломной точкой в начавшемся сражении «красных» и «белых» сил за Москву. В отличие от иногородних юнкеров и офицеров, за московскими рабочими, коренными и эвакуированными, были их семьи, старики, дети. Для рабочих сдаться означало отдать их всех на растерзание. Если репрессии господ могли ограничиться карательными рейдами в бедные районы, то черносотенцы заглянули бы под каждую кровать, за каждую занавеску, обнаружили самую малую малину и не знали пощады. Они уже начали террор в рабочих районах, заняли позиции для стрельбы на крышах домов вдоль Садового кольца...
Черносотенцы — это кулаки, лавочники, мясники, строительные десятники, рыночные спекулянты, извозчики, студенты, казаки, прислуга, полицейские, охранники, уголовники и другие подобные категории людей, присосавшиеся к шее трудового народа помимо господ, называющие себя истинно русскими и патриотами. Охранители господского добра от ограбленных. Черносотенцы являли собой для интернациональных рабочих московских окраин и военнопленных смертельную угрозу.
Черносотенные боевики выбирали себе наказных атаманов, есаулов, десятников, брали клички: Ермак, Минин, Платов и так далее, давали клятву кровью. Отряды называли обычно устрашающе: «Волчья сотня», «Сотня смерти», «Трепет». Вооружали черносотенных боевиков власти и меценаты, в том числе из государственных арсеналов. Среди московских рабочий, кроме малороссов — украинцев и белорусов, среди эвакуированных и беженцев было множество представителей других крупных народов бывшей Российской империи: татары, башкиры, чеченцы, армяне, поляки, латыши, грузины, евреи, немцы. На рабочих окраинах было чрезвычайно много иностранцев: китайцев, корейцев, военнопленных австрийцев, венгров, чехов, немцев. Лагеря военнопленных и нищие цыганские таборы придавали этнической составляющей Москвы дополнительную пестроту. Москва была интернациональна как никакой другой город России.
Ненависть черносотенцев к московскому рабочему интернационалу была безгранична. Безо всякого суда и списков вершились здесь по отношению к нерусским кровавые убийства, изнасилования, погромы, избиения и похищения людей. Таким был бандитский почерк московских черносотенцев на протяжении нескольких десятилетий царских репрессий. Результат царской политики великодержавного шовинизма. Их посев горе, отчаяние, страх, нищета. Всходы из этих семян ненависть и священный гнев. Битьё витрин в еврейских магазинах и поджоги немецких мастерских были самым безобидным в арсенале репрессивных мер черносотенцев. Русский великодержавный шовинизм черносотенцев, как и казачество, был искусственно взращён и напитан царской властью как дополнительная полицейская сила против других народов империи.
Под своим излюбленным красно-бело-синим триколором «Чёрные сотни», «Союз русского народа», «Союз Михаила Архангела», «Общество борьбы с революцией» и другие союзы творили злодеяния, террор. Они были послушным орудием репрессий против городской бедноты в руках чиновников, собственников, фабрикантов, банкиров. Черносотенные газеты «Русское знамя», «Колокол», «Вече» являли собой антологию расизма, антисемитизма и человеконенавистнических идей.
Будучи формально запрещены демократами весной после Февральской революции из-за обожествления царя Николая II, именно охранные отряды черносотенцев, а не городская милиция стали главной силой демократов для усмирения рабочих забастовок и стачек, организованных профсоюзами после отречения царя с целью добиться справедливой заплаты или человеческих условий труда. Охрана штрейкбрехеров, избиение боевиками-черносотенцами рабочих на заводах, избиение демонстраций, избиение и разгон многотысячной демонстрации три месяца назад в Москве во время Госсовещания Керенского, когда людям на Тверской разбивали головы, били людей арматурой, плетьми, кастетами, ножами, не щадя ни женщин, ни детей, под ободряющие и одобрительные крики толпы зажиточных москвичей и аплодисменты барышень из окон апартаментов и особняков — вот дела черносотенцев. Убийство большевиков. Убийство большевика Баумана на митинге. В США был кровавый Ku Klux Klan против небелых, а в России черносотенцы против нерусских.
Боевики-черносотенцы много лет вели настоящую уличную гангстерскую войну с боевыми группами эсеров и социал-демократов со взрывами в кафе, перестрелками на площадях, заложниками, убийствами исподтишка. Но сил боевых дружин националистов-черносотенцев, творимого ими персонального и массового террора всё-таки не хватило работодателям, чтобы сдержать стремление рабочих к справедливой жизни и правде. Именно поэтому теперь в бой за капитализм пошли наёмные офицерско-юнкерские отряды из профессиональных военных убийц. Черносотенцы не справились. В Москве было несколько десятков тысяч членов черносотенных организаций и все они получили напрямую или через посредников деньги от Вышнеградского, Путилова, Каменки и Нобеля.
Офицеры и юнкера-алексеевцы или корниловцы, считающие себя как бы частью касты господ, с черносотенцами, выходцами из простонародья, откровенно дело иметь брезговали, идти в бой с их боевиками не хотели. Василий тоже передавал черносотенцам деньги только через посредников, чаще всего из числа церковного сословия или чиновников городского управления. Не сговариваясь, командиры офицерско-юнкерских отрядов поручили, однако, черносотенцам перевозку раненых, утилизацию трупов, строительство и разборку баррикад, подвоз боеприпасов, продовольствия, разведку, террористические акты, диверсии и агитацию.
Нельзя сказать, что монархисты-черносотенцы не знали, что лидер офицерско-юнкерских отрядов Алексеев арестовал царя, а другой лидер офицерских сил Корнилов арестовал царицу и наследника престола. Но у них был общий враг: рабочие и деревенская беднота. Черносотенцы сразу примкнули к комитету правых эсеров Рябцева и Руднева несмотря на то, что эсеры были недавно тараном разрушения их любимого самодержавия и их главными врагами. Но у них опять же был теперь общий враг: рабочие-большевики, иностранцы и иноверцы. Поэтому именно черносотенцы сидели за рулями грузовиков, развозивших по Москве юнкерские караулы, боеприпасы, продовольствие, раненых, собиравших трупы красных и раненых прохожих.
Шофёр Василия тоже был членом черносотенной организации «Великая Русь» из бывших конных извозчиков. Он мечтал о собственном извозе на таксо, как в Париже. Едва умея писать, не зная ни одного иностранного языка, он рассказывал, как в Париже обстоят с такси дела, а Василий думал о том, что, если рабочие победят, то многим господам юнкерам, вместо прогулок в погонах и шпорах с барышнями за счёт простого народа, придётся работать в Париже таксистами...
Пока разворачивалась кровавая Кремлёвская драма, по неспящей уже вторую ночь Москве, как молния разнеслась весть о прибытии на станцию Кашира подкреплений к эсеровско-кадетскому «Комитету общественной безопасности». Прибыл первый эшелон донских казаков, направленных по просьбе генерала Духонина с Дона для проведения карательной операции в Москве. Перевозка казачьих войск, оплаченная из средств Госбанка «вечного» председателя Шипова, несмотря на то, что Шипов формально уже подчинялся правительству Ленина, а его здание охранялась матросами с крейсера «Аврора», организованная частными владельцами Рязано-Уральской железной дороги из центрального правления в Саратове, прошла в рекордные сроки.
Только из-за того, что железнодорожные рабочие устроили саботаж в Кашире, казаки не прибыли прямо на московский Саратовский вокзал к Зацепскому валу и улице Кузнецкая. Казакам пришлось высадиться из вагонов за сто километров от Москвы, вывести лошадей и конным строем в темноте, под дождём, с артиллерией направиться к реке Оке по раскисшим грунтовым дорогам. Перейдя реку, сотни казачьего полка двинулись дальше на Москву по Каширскому шоссе.
Шоссе в Европе назвалась дорога с искусственным твёрдым покрытием поверх грунтового основания, с канавами для стока воды по обочинам. В царской России всё было шиворот-навыворот. Шоссе не имело твёрдого покрытия, только название. Сам по себе поход казаков из Каширы на Москву и обратно по Каширскому шоссе, не имеющему твёрдого покрытия, в конце октября был подвигом. Каширская дорога, теперь названая на французский манер шоссе, предназначалась со времён царя Гороха для перегонки на московские бойни скота и являло в октябре собой реку глинистой жижи, где по ступицу колёс вязли артиллерийские орудия с зарядными ящиками, по колено увязали лошади. Однако кавалерия есть кавалерия. Если бы донцы чудом раздобыли и использовали грузовики, они через Оку даже не перебрались бы.
На станции Павелецкая-Товарная красногвардейский патруль не без труда арестовал четверых конных казаков из передовой разведки и доставил в Серпуховской арестный дом. На скором допросе пленные сообщили численность казаков, прибывших с первым эшелоном: 300 сабель, 20 пулемётов, артиллерийская батарея. Замоскворецкий Ревком красного профессора Штернберга вполне осознавал смертельную угрозу и спешно начал приготовления к обороне города на рубеже площади Серпуховской заставы. Там рабочие всю ночь до утра рыли окопы, устраивали заграждения из колючей проволоки. Из Лефортово грузовики срочно доставили к площади Серпуховской заставы японскую гаубицу Арисака, а с Большой Полянки привезли туда два пулемёта Максима и пулемёт Льюиса. Окопы и баррикады заняли вооруженные красногвардейцы с разных заводов и приготовилось драться с казаками насмерть как могли и умели, но не пропустить их в центр Москвы.
Ещё одна линия обороны была создана рабочими отрядами за городом вдоль Большого оврага у Верхних Котлов там, где начиналось Каширское шоссе. И там всю ночь под дождём в чистом поле рабочие фабрики «Катуар» рыли окопы и ставили проволочные заграждения. Артиллерии и пулемётов у них не было, только допотопные французские винтовки системы Лебель и самодельные бомбы. Во время атаки вооружённых до зубов профессионалов военного дела казаков, партизаны-рабочие погибли бы все, и мужчины, и женщины-санитарки.
Навстречу колонне казаков отправился на грузовике отчаянный парламентёр — двадцатипятилетний студент Коммерческого института Карпов, по происхождению донской казак. С ним двое освобождённых пленных казаков из ранее захваченного разъезда. Двое других казаков остались в качестве заложников за жизнь парламентёра.
Казачий разъезд встретил московскую делегацию и сопроводил к своим офицерам, где Карпова едва не убили, не вмешайся рядовые казаки. Казаки не сочувствовали рабочим, но и не сочувствовали эсеровско-кадетскому комитету Рябцева и Руднева, как не сочувствовали офицерско-юнкерским отрядам, финансируемым, в том числе, еврейским банкиром Каменкой и его «Азовском банком», отлично известным своими спекуляциями с пшеницей и скотом на Дону и на Кубани. Все эти реакционные силы не решали главного вопроса казачества — отношения к иногородним, иноверцам, госслужбе за землю. Если бы не авторитет Донского войскового атамана Каледина, отправившего их сюда из Новочеркасска по просьбе Духонина, казаки вообще не стали бы выходить из эшелона.
Эшелон казаков никто из представителей Рябцева ночью не встретил, телефонная городская связь не работала, связи между железнодорожными станциями была прервана рабочими-саботажниками. Кроме того, вернувшиеся на рассвете из разведки казачьи разъезды сообщили о рабочих отрядах, занявших оборону у Серпуховской заставы и у Котлов, об артиллерийской и пулемётной стрельбе в городе.
Стихийно возникший шумный митинг казаков у Шипиловской плотины через Царицынские пруды рядом с селом Сабурово постановил не вмешиваться в московские дела. «Пускай эти москвичи хоть все перебьют друг друга! — кричали казаки на митинге. — Казачья столица Новочеркасск, за неё казакам и надо сражаться!» Казаки развернулись и утром конным строем двинулись обратно к Оке по Каширскому шоссе, утопая в грязи распутицы.
Тем временем почивание на лаврах и недооценка противника, представление о том, что с захватом Кремля победа в Москве достигнута, обернулась для сил Рябцева и отрядов полковника Дорофеева катастрофой в Лефортово. Там солдатские и рабочие отряды коммуниста Демидова захватили артиллерийские ремонтные мастерские после короткого боя с юнкерами Алексеевского училища и завладели огромным количеством артиллерии различных систем и калибров, находящихся там в ремонте. Там было в ремонте примерно 400 орудий разных систем и стран.
Бывший полковник Рар, немец, начальник Алексеевского пехотного училища, считал себя экспертом в военном деле как большинство военных преподавателей всех времён. Взявшись руководить силами школ прапорщиков, юнкеров, кадетских корпусов и ударников в Лефортово, полковник Рар допустил сразу множество просчётов и оказался блокирован. Вместо помощи центру города, он теперь сам просил артиллерию, боеприпасы и подкрепления сначала у Рябцева, а не получив их там, у Дорофеева.
Рар упустил инициативу, не помешал уходу нескольких сотен офицеров из воинских частей в центр города. В результате несколько воинских частей и команд поблизости от Алексеевского училища отказались подчиняться ему или кому бы то ни было. Некоторые солдаты самыми возглавили отряды рабочих и вступили в бой, длящийся уже почти сутки. Попытавшиеся вмешаться в боевые действия в Лефортово черносотенцы, были жёстко и быстро выметены оттуда отрядами солдат и рабочих.
Район Лефортово в шести километрах от Кремля представлял собой как бы военный город в городе: Екатерининские, Красные, Фанагорийские, Астраханские казармы, более десятка военных частей и военно-учебных заведений, частей Военно-медицинского и Главного военно-судебного управления. Прежде всего здесь располагались элитарные 1,2,3-й Московские кадетские корпуса и два Малолетних отделения 1-го и 2-го кадетских корпусов, а также юнкерское Алексеевское военное пехотное училище.
Другие части и учреждения Лефортово имели более простой, пролетарский состав: 12-й гренадерский Астраханский полк, 11-й Фанагорийский полк, военно-фельдшерская школа, госпиталь Петра Великого, военная тюрьма, военная семинария, 3-й и 4-й батальоны 2-го Учебного полка, 2-я автомобильная рота, самокатно-мотоциклетный батальон, 1-й телеграфно-прожекторный полк, 84-й пехотный запасной полк, 661-я пешая дружина государственного ополчения, служебная команда Суворовского кадетского корпуса, Генеральный военный госпиталь, 11-я команда выздоравливающих, отряды Главных вагонных мастерских Московско-Курской железной дороги, солдаты без вооружения и рабочие из мастерских по ремонту артиллерии. Большинство частей колебалось, не зная, чью сторону принять.
Ночью директор 3-го Московского кадетского корпуса полковник Гирс получил письменный приказ Генерального штаба полковника Рябцева передать 18- 20-летних воспитанников старших классов начальнику Алексеевского военного училища для участия в боевых действиях вместе с юнкерами. Хотя кадеты не могли сравниться по подготовке с фронтовиками-юнкерами военного времени, но они, изучая порой по два года науки каждого курса, были вполне готовыми профессионалами убийства людей на войне. Полковник Рар, кроме всего прочего, разрешил переодеться в форму юнкеров 65 кадетам младших 7-го и 6-го классов 13- 16-го возраста, вооружив их винтовками. Рар совершил таким образом преступление перед Богом и людей.
Командующий объединёнными силами Рябцева и Дорофеева в Лефортово полковник Рар предполагал со всеми своими юнкерами и кадетами утром выдвинуться в центр города. Неплохо подготовленный к круговой обороне комплекс зданий Алексеевского училища и Кадетских корпусов должны были оставить под защитой кадетов. Полковник имел в цейхгаузе училища 15 000 винтовок различных систем, 50 различных пулемётов, 10 бомбомётов образца 1915 года системы Обуховского завода, столько же 89-миллиметровых бомбомётов Ижорского завода. Гранаты, револьверы, боеприпасы. Однако проиграв бой за артиллерийские мастерские и понадеявшись на доставку артиллерии с Ходынки, как это удалось сделать для батарей на Арбате и на Красной площади, Рар остался без артиллерии вовсе. Дорога на Ходынку для переброски артиллерии в Лефортово оказалась закрыта эсеровскими отрядами боевиков у Пресни. Полковника успокаивало только то, что ночью уже могли начать прибывать подкрепления от Духонина и Каледина для зачистки города от рабочих и солдатских отрядов. Но немец Рар снова недооценил творческий подход к делу русских холопов — солдат и рабочих...
Горькая смысловая гипербола будущих кровавых событий на берегу Яузы вырисовывалась на фоне огромного комплекса зданий Главного военного госпиталя в Лефортово напротив Алексеевского военного училища и кадетских корпусов в Екатерининском дворце, множества кладбищ вокруг для умерших от ран. Госпиталь был наполнен многими тысячами раненых и всевозможных калек с разных фронтов, от начала войны царя с Германией, Австро-Венгрией, Турцией, до последних проигранных боёв под Ригой уже при «демократии»...
Собравшиеся на митинг в Фанагорийских казармах рабочие из восточных районов, частично безоружные, постановили помешать выдвижению юнкеров-алексеевцев и кадетов в центр Москвы. Под звуки канонады вокруг Кремля, звуки ожесточённой стрельбы, взрывов гранат и бомб в ночной Москве, они совместно с солдатами мастерских, 85-го запасного пехотного полка и самокатчиками решительно разоружили вольноопределяющихся телеграфно-прожекторного полка и ратников 661-й дружины ополчения. Затем солдаты с рабочими в едином порыве выкатили на руках из мастерских и установили по одной трофейной японской пушке на берегу Яузы, у военной тюрьмы, на Вознесенской улице и возле Гаврикова переулка.
Снаряды удалось привезти с Мызо-Раевского склада. Прицелы: угломеры и панорамы от пушек спрятал вредительским образом подпоручик, служивший техником в мастерских. Стрелять предстояло «на глаз». Рабочие и солдаты в кромешной тьме вырыли окопы, построили баррикады, заблокировали юнкеров в комплексе зданий училища. После короткой перестрелки с караулами юнкеров, пытающихся им помешать, рабочие и солдаты заставили их отступить из парка и укрыться в зданиях.
Со стороны Золоторожский парка, завода Гужона, Перовских мастерских приготовились к атаке 500 красногвардейцев Рогожско-Симоновского района и 600 солдат 85-го запасного пехотного полка. От военной тюрьмы должны были атаковать юнкеров 150 красногвардейцев-лефортовцев и 100 солдат артиллерийских мастерских. 200 других солдат собирались пойти в атаку со стороны Кадетского парка и по реке Яузе до Вознесенской улицы. По Вознесенской улице готовы были наступать 200 солдат-самокатчиков.
Против 800 юнкеров, офицеров и 300 кадетов старших возрастов, вооружённых винтовкам, револьверами, гранатами, при 50 пулемётах, бомбомётах, но без артиллерии, занимающих оборону в толстостенных зданиях из кирпича, собралось около 2000 солдат и рабочих без пулемётов, офицеров, но с артиллерией под общим руководством коммуниста Демидова. Технически полковник Рар был лучше подготовлен к бою. Ситуация в городе была в его пользу. На помощь Рару в любой момент могли прийти отборные офицерско-юнкерские отряды из центра города.
Зато ночью с Казанского вокзала к рабочим прибыли американские грузовики с винтовками Мосина. Положение с вооружением рабочих резко улучшилось. Демидов передал Рару предложение сдаться, гарантируя всем жизнь. Рар начал тянуть время...
Однако после расстрела «двинцев» и штыкового боя на Красной площади, под звуки канонады и ожесточённой перестрелки у Кремля, после начала сражения в Лефортово и отступления от города казачьих резервов, в Москве множество разнонаправленных сил прошли как бы кристаллизацию и окончательно сформировались. Сейчас всем стало понятно, что эсеровско-кадетский «Комитет общественной безопасности» не является главным центром выступления антинародных военных сил и слабо контролирует происходящее. Например, Генерального штаба полковник Рябцев никак не мог предотвратить расстрел «двинцев» на Красной площади и расстрел солдат в Кремле руководителями офицерских союзов. Самого Рябцева офицерское собрание отстранило от командования Московским военным округом. Хотя, конечно, это могло сделать только правительство. Но Временного правительства уже не было, а Совнарком Ленина офицеры не признавали.
Лейб-гвардии полковник Трескин, командующий собственной боевой группой в районе Никитских ворот и Кудринки, вообще по табелю о рангах соответствовал по званию армейскому генералу, и тем более не собирался подчиняться Генерального штаба полковнику Рябцеву. Трескин вообще не переносил эсеров на дух, что левых, что правых, справедливо считая их одними из главных виновников революции.
Такие руководители отрядов офицерских союзов как Трескин подчинялись комитету Рябцева весьма относительно и действовали не сообразно планам Руднева и Рябцева. Эти отряды офицеров действовали прежде всего с целью захвата власти и передачи её военным диктаторам Корнилову или Алексееву, представляющим интересы крупного капитала. Для правых эсеров Рябцева и Руднева это было бы в свою очередь полным крахом социальной революции. Все главные нити военного путча находились в руках Алексеева, Корнилова, тех, кто им платил: крупных промышленников, банкиров, их политиков из партии кадетов.
Ленин в Петрограде, где с минуты на минуту должен был тоже начаться мятеж офицерско-юнкерских отрядов, опубликовал правительственный декрет о запрете кадетской партии, как партии политиков, начавших Гражданскую войну в стране. Запрета эсеровской партии, к которой принадлежали руководители комитета командующий Московским военным округом Рябцев и глава города Руднев не было. Именно поэтому отборные отряды боевиков левых эсеров, анархистов и социал-демократов-интернационалистов сошли с нейтральной, выжидательной позиции и присоединились к большевикам, беспартийным рабочим, солдатам Москвы.
Эти небольшие профессиональные эсеровские группы боевиков-террористов, имеющие огромный опыт борьбы в городе с черносотенцами, уголовными бандами, полицией, милицией, имеющие столетние традиции террора в России, буквально вымели с внешней стороны Садового кольца патрули черносотенцев и студентов-белогвардейцев, стоявшие на перекрёстках, трамвайных остановках. Эсеры быстро очистили эти районы, перемещаясь по крышам, избивая, убивая, наводя ужас своей неуязвимостью и беспощадностью.
Проведя шумный штурм нескольких многоквартирных домов, эсеровские боевики заставили прекратить стрельбу по рабочим из окон и из-за заборов за пределами всего Садового кольца. Рябцев, Руднев, однако, пока ещё торжествовали свою видимую победу и делал хорошую мину при плохой игре. Они потребовали от окружённых на Скобелевской площади Ногина и Усиевича сдаться и прекратить сопротивление. Те тянули время, не имея, в общем-то, решающего влияния на события.
Расстрел «двинцев» на Красной площади, кровавая расправа в Кремле вызвали ярость и ожесточение в рабочих и солдатах, до этого отсутствовавшие. Отдельные очаги боевых действий слились в полукольцо непрекращающегося сражения от Лефортово через площади Садового кольца до Страстного бульвара и Лубянки. В других частях города происходили хаотические столкновения мелких летучих отрядов, использующих грузовики и легковые автомашины для осуществления связи, переброски вооружения и бойцов между опорными пунктами, в основном расположенными в казармах различных воинских ведомств, зданиях вокзалов и складов.
Весь день Замоскворецкий Ревком Штернберга действовал самостоятельно без связи с центром, пытаясь начать операцию по возвращению Кремля красным силам. Для этого нужно было сперва форсировать Москва-реку по одному из мостов и захватить плацдарм на левом берегу реки в квартале между Васильевской площадью и Москворецкой улицей на Живорыбьем переулке или в зданиях бывшего водочного завода на Ленивке и Лебяжьем переулке у нижнего Александровского сада. Этот путь к Кремлю был гораздо короче пути через Крымский мост, Провиантские магазины, Остоженку и Пречистенку, занятые юнкерами и офицерами с опорой на Штаб Округа в комплексе зданий на Пречистенке дом N5.
Подходы к Кремлю через мощные стены и кварталы Китай-города тоже был чрезвычайно затруднены. Тем более, что силы рабочих отрядов восточных районов оказались скованны сильной группировкой полковника Рара в Лефортово. Подход со стороны Тверской и Никитской был блокирован по линии Тверского, Никитского бульваров и Страстного монастыря офицерскими отрядами Дорофеева. Подвижные офицерско-юнкерские группы Дорофеева и его патрули контролировали Садовое кольцо от Крымского моста до Петровки.
Поэтому группа молодых рабочих вызвалась прорваться из Замоскворечья через Большой Каменный мост к Кремлю на трамвае, защищённом досками и прослойками песка, чтобы закрепиться на другом берегу в зданиях бывшего водочного завода сенатора Попова. Оттуда можно было взять под обстрел угловую Водовозную башню Кремля, обеспечить возможность переброски через мост следующих отрядов.
Блендировали досками и мешками с песком трамвай. Установили пулемёт. Разогнавшись, блиндированный трамвай протаранил две хилые баррикады над центральными опорами моста и, стреляя на ходу, прорвался к угловому дому на Пречистенской набережной и Ленивки. Здесь пули юнкеров перебили провода трамвайной линии. Трамвай, лишённый энергии, остановился.
С другого берега смельчаков пытались прикрыть огнём солдаты 4-й рота 55-го запасного полка, оборонявшие баррикаду между мостами на Болотном острове, но им это не удалось. Герои, пошедшие на прорыв, были убиты огнём пулемётов из-за парапета ограды церкви Похвалы Богородицы и с чердака четырёхэтажного дома на Лебяжьем переулке с надпись на панно майолики из баллады Алексея Толстого «Боривой»: «Сшиблись вдруг ладьи с ладьями, и пошла меж ними сеча, брызжут искры, кровь струится, треск и вопль в бою сомкнутом...»
Одновременно с этим событием офицеры и солдаты-ударники на грузовом автомобиле неожиданно появились на Малом Каменном мосту, где обстреляли баррикаду и центральную электростанцию из пулемёта. Подобным же образом другой летучий отряд офицеров и ударников под командованием поручика лейб-гвардии Литовского полка на двух пятитонный грузовиках Weit ТС, с установленными на них пулемётами, прорвался с боем через баррикады и линии красных патрулей. Этот отряд в третий раз за двое суток совершил нападение на Симоновский пороховой склад с целью захвата боеприпасов. На этот раз нападающие попали в засаду и были частью убиты в перестрелке, частью взяты в плен солдатами-«двинцами».
Одновременно белыми саботажниками была перекрыта подача топлива на электростанцию по нефтепроводам со склада Нобеля у Симонова монастыря. Попытки помешать работе электростанций не прекращались весь этот день, особенно после того, как рабочие отключили электроэнергию в богатых домах на Остоженке и Пречистенке, в Кремле, Александровском училище, Городском банке, Историческом музее.
Ввиду деятельного участия шведского нефтепромышленника Нобеля в финансирования офицерских союзов и черносотенцев, попытки его саботировать отпуск топлива для остановки работы всего городского хозяйства Москвы начались с первого дня Советской власти. На нефтехранилище Нобеля был введён рабочий контроль и оставлен отряд красногвардейцев.
Нобель был одним из наиглавнейших грабителей российских богатств. На нефтяных скважинах Эммануэля Нобеля в Баку на транспортировании нефти, её переработке, на огромных нефтехранилищах в Царицыне, Петербурге, Риге, Самаре, Нижнем Новгороде работало 13 000 человек. Они добывали 10 процентов всей мировой нефти.
Нефтехранилища Нобеля располагались в Минске, Борисове, Брест-Литовске, Гродно, Могилёве, Орше, Полоцке и Сморгони, Гомеле, Пинске, Пуховичах и Радошковичах. Нефтяной спрут Нобель заполучил с помощью коррупционной машины Российской империи заводы и нефтепромыслы в Грозненском районе, Кубанской области, Ферганской долине, на острове Челекен, в других местах. Только в Бакинском нефтяном районе у него было 550 скважин. В Урало-Эмбенском нефтяном районе в Западном Казахстане он также начал добычу нефти. Продукция Нобеля начала уверенно вытеснять из Восточной Европы компании Рокфеллера. Но и его самого постепенно выдавливал из Баку европейский капиталистический спрут барона Ротшильда.
С началом кровавой войны России на два фронта, на западе с Германией и Австро-Венгрией, на юге с Турцией, царская империя Николая II оказалась отрезанной от английского угля, румынского и американского бензина, а царь нуждался в постоянном увеличении поставок нефти для армии. Поэтому годовая прибыль российского нефтяного короля Нобеля возросла при царе вчетверо: до 80 миллионов рублей, что было эквивалентно 80 тоннам золота в год — бюджет Испании. Нобель организовал премиальный благотворительный фонд для ухода от налогов, как это делали все уважающие себя ворующие сверхбогачи: Морган, Рокфеллер, Липтон, барон Ротшильд, лорд Ротшильд и другие. Поэтому, все, кто выступал против войны, будь то русский царь или Распутин, Ленин или простой солдат, должны были быть уничтожены.
Идеи большевиков о национализации нефтяной промышленности в масштабах всей страны и введение государственной монополии на нефть вообще пугала Нобеля до смерти, хотя именно его жадность и безжалостность вместе с такими же жадными и безжалостными капиталистами Рокфеллером и Ротшильдом запустили в Баку революционную карьеру Сталина, Калинина, Ворошилова. Именно в Баку в 1903 году началась первая в царской России всеобщая забастовка. Нобель выплатил бы любую премию хоть Корнилову, хоть Алексееву с Деникиным, любому другому правителю России, хоть чёрту, дьяволу, лишь бы не кончалась война и были уничтожены большевики. И его вклад в это исчисляться миллионами рублей. Нобель готов был содержать армию наёмников Деникина и Алексеева, лишь бы его месторождения в Грозном, Баку и Казахстане не переставали лить в его карманы нефть — «чёрное золото»! Идею Путилова и Вышнеградского об установлении военной диктатуры Нобель активно поддерживал, считая однако, как и Алексеев, что не Москва самое лучшее место для этого, а Дон и Кубань, где он проживал с семьёй и братом.
В ответ на акты саботажа с нефтью московские рабочие электростанции, переодетые санитарами, уличными торговцами, извозчиками, стали проникать в городские подстанции в районах подконтрольных врагу. Они проводили там акты саботажа, обесточивая особняки, жилые дома с враждебными домовыми комитетами и подобные учреждения...
Винтовочный и пулемётный огонь со стороны Кремля и храма Христа Спасителя был настолько плотным, что к солдатам 4-й роты 55-го запасного полка на баррикаде между мостами на Болотном острове удалось доставить боеприпасы и питание только ночью и то ползком. Из здания пожарной части и с чердаков гостиницы Гагарина на Софийской набережной красногвардейцы пытались ответить огневым точкам храма Христа Спасителя огнём из винтовок, но тщетно. После двух шрапнельных выстрелов из Кремля по крышам гостинцы Гагарина стрелкам оттуда пришлось ретироваться и стало понятно, что прорваться с этой стороны к Кремлю можно только при помощи броневика или при поддержке артиллерии.
Захваченные Замоскворецким Ревкомом профессора Штернберга и установленные на Таганском холме французские пушки по-прежнему не имели прицелов. Снаряды к ним спешно изготавливались кустарным образом методом обточки из имеющихся на складах снарядов похожих по калибру.
Крымский мост утром тоже был атакован плохо вооружёнными и совсем необученными рабочими-красногвардейцами. В который раз атакующих остановил пулемётный огонь с чердака помпезного здания Катковского лицея, превращённого офицерами, солдатами-ударниками и лицеистами в крепость. При отсутствии артиллерии и даже пулемётов эта уже третья атака окончилась неудачей. Оставив на мосту двоих убитых, рабочие снова отступили, унося раненых. Погибших здесь рабочих жизнь не удалась, но зато им удались геройская смерть.
Здание Катковского лицея, контролирующего мост, было забаррикадировано. Окна и двери первого этажа заложены книгами, булыжниками, партами, учебными досками, шкафами, снятыми из коридоров полотнами дверей. Перед лицеем у моста ударники и лицеисты ночью построили мощную баррикаду из вывесок, разобранных заборов, досок трущобных сараев и лачуг, дубовых бочек с брусчаткой. Эта баррикада поперёк трамвайной линии не позволяла рабочим использовать блиндированный трамвай для прорыва через мост.
Тем временем два из шести броневиков, имеющихся в распоряжении военных сил «Комитета общественной безопасности» Рябцева и Дорофеева, атаковали у Кудринской площади рабочих Пресни, использующих блиндированные трамваи как подвижные огневые точки. Задача по обеспечению безопасности общества сил «Комитета общественной безопасности» состояла в том, чтобы очистить от части общества, а именно, красных сил, дома на Поварской, обоих Бронных и обоих Никитских улицах, уничтожить стрелков, проникших до дома Суворова на Малой Никитской улице, особняка Рябушинского и храма Большого Вознесения там же. В странной огневой дуэли броневиков и трамваев должны были победить броневики «Austin»...
В 1863 году в Лондоне открылось метро Metfopolitain Railway, а в отсталой Москве в 1899 году всего лишь пошёл первый электрический трамвай, да и то изготовленный на немецком заводе Фанкельрид в Гамбурге. Россия была оставлена русскими царями немецкого происхождения на задворках технического прогресса. Деньги из России прямиком перекачивались на Запад. Там на них строился и хорошел передовой Париж, набирался сил кичливый Берлин, упрочивал свою всемирную империю Лондон, где жила и отдыхала российская верхушка и их семьи. В России тем временем русские крестьяне жили впроголодь, а в избах земляные полы, практически без медицины и образования, без будущего.
Электрооборудование для московских трамваев поставила немецкая компания «Сименс и Гальске». Электровагоны заменили в Москве конные вагоны «Бельгийского общества конно-железных дорог». 18 лет спустя после этого события немецкие вагоны и английские бронемашины столкнулись в русской Гражданской войне на Кудринской площади перед онемевшей от горя церковью Покрова Святой Богородицы, чтобы убивать русских ради прибылей горстки жадных и безжалостных богачей.
Броневики подъехали к блиндированному трамваю около Вдовьего дома на Кудринке, пряча свои весьма уязвимые для пуль шины колёс за цоколем ограды сквера и фонтана, а затем изрешетили защиту трамвая вместе с находившимися внутри него людьми из четырёх своих пулемётов Максима. Кровавые струйки, вытекающие из дымящегося салона трамвая, обозначили завершение борьбы. Вспыхнула проводка. Трамвай загорелся, распространяя вокруг облако ядовитого чёрного дыма.
«Война моторов» на Кудринке закончилась победой английских броневиков. Холодный ветер рвал языки пламени и крутил дым с запахом горящего человеческого мяса по площади, где люди селились с бронзового века, а потом располагалось славянское село Кудрино, принадлежащее семье московских князей, в том числе правнуку Ивана Калиты серпуховскому князю Владимиру Андреевичу, герою Куликовской битвы, затем здесь располагались в дерево-земляных укреплениях ворота на важной дороге в Волоколамск и далее к Новгороду.
Рабочих из Красной Гвардии подвела их тактика навала и толпы, ставка на блиндированные вагоны. Это было показателем явного непрофессионализма в военной сфере. Рабочие умели планировать дело своих рук, проявлять выдумку «Голь на выдумку хитра», но они не имели возможность планировать пространственно-временные процессы боя, сражения, требующие знаний, опыта или врождённых организаторских качеств, схожих с торговлей, банковской деятельностью, науками. Примитивное мышление простого человека на это не было способно без большой специальной подготовки, практического обучения или особого таланта. Этой подготовки и талантов у рабочих Пресни не было, не обнаружилось. Как не было и не обнаружилось её у пожилых солдат запасных пехотных полков.
Отсутствие адекватного образования у бедняков, многосотлетнее умышленное ограничение умственного их развития богачами, стало причиной их поражения и здесь, причиной отступления рабочих от Никитских ворот обратно к Кудринке в тот день. Рабочим не помогли и две 3-х дюймовые пушки, по неграмотности расположенные ими в низине у Зоологического сада рядом с бывшим полицейским пресненским отделом, большим Пресненским мостом в начале Грузин. В конце дня у пресненских рабочих и солдат остался только Вдовий дом на углу Кудринской площади и похожая на форт церковь Покрова Святой Богородицы у Конюшковских переулков и тупиков.
Отборные офицерско-юнкерские группы Трескина из офицерского общества «Белого креста» очистили от рабочих чердаки и подъезды домов на обеих Никитских улицах, понеся несоизмеримо меньшие потери. Имея одного своего убитого и троих раненых, они безжалостно убивали солдат и рабочих, добивали раненых штыками, выстрелами в упор из револьвера в голову, сбрасывали с чердаков на брусчатку, оставляя их мучительно корчиться со сломанными позвоночниками, биться в конвульсиях с разбитыми черепами. Офицеры и юнкера считали солдат и рабочих как бы восставшими рабами, не заслуживающими человеческого общения. Себя они видели как бы преторианской гвардией Сената или будущего императора Рима, усмиряющей бунт плебса и восставших гладиаторов.
Вряд ли они дошли до распятия на крестах вдоль дорог из Москвы 10 000 «красных», как сделали с восставшими Спартака их обожаемые древние римляне, на которых они хотели быть похожими. Но массово повешенные на фонарях, в случае победы «белых» были Москва гарантированы.
Солдаты в этом сражении были в русской военной форме и офицеры с юнкерами были в русской военной форме. Выглядело всё это так же дико, как сотни лет избиения морскими офицерами своих матросов на русском флоте и резня матросами своих офицеров в Кронштадте и Гельсингфорсе шесть месяцев назад. Не то, чтобы бои у Кудринки можно было назвать избиением младенцев, но и равноценным противостоянием это тоже назвать было нельзя.
С высоченной колокольни церкви Покрова Святой Богородицы на Кудринской площади одинокий пулемёт солдат 193-го запасного полка тщетно пытался закрыть длинными очередями путь группам отборных стрелков-офицеров по Большой Никитской улице к Кудринке. По приказу бывшего лейб-гвардии полковника Трескина, лично руководившего контратакой, к дому баронессы Майендорф в конце Поварской улицы была доставлена небольшая траншейная 37-миллиметровая пушка Розенберга. Она должна была заставить несколькими выстрелами пулемёт красных замолчать.
— Перебейте эту нечисть всех до одного поскорее, господин штабс-капитан! — сказал, подавая офицерам стопки водки и расстегаи, управляющий делами баронессы Майендорф. — Я пока перевезу ценности в замок баронессы около Подушкино. Баронесса Майендорф сейчас за границей, но очень надеется, что вы не допустите, чтобы в её доме, особенно в так любимом её семьёй замке около Подушкино, обитали бандиты-рабочие и грабители-солдаты!
— Непременно, гражданин хороший! — козырнул бывший штабс-капитан Доманский, командующий артиллерийским расчётом из морских офицеров и испрашивающий разрешения управляющего делами баронессы занести пушку на крышу. — Мы не дадим этим сволочам в России свободу! Часть загоним обратно в подвалы, часть перевешаем на фонарях!
Пушку вытащили на крышу. Установили. Открыли огонь. Третий выстрел из пушки расчёта Доманского разбил щит пулемёта на колокольне, почти оторвал пулемётчику голову и заставил колокол издать печальную ноющую ноту. Звук колокола долго носился в наставшей тишине над Конюшковскими переулками и тупиками, Пресненскими прудами и Грузинами, среди горького дыма от горящего трамвая.
В это же время юнкера 5-й школы прапорщиков и офицерские группы быстро зачистили от красногвардейцев лесосклады на берегу Москва-реки под Варгунихиной горой у нового Бородинского моста. Затем юнкера перешли в планомерное наступление от Смоленского рынка по Сенной площади, Плющихе и 3-му Ростовскому переулку в сторону Новодевичьего монастыря. Наступление поддерживала артиллерия с Арбатской площади и бронированные боевые машины.
Артиллеристы с Арбата вели исключительно точный обстрел шрапнелью Ревкома в здании детского приюта на Царицынской улице. Так же они стреляли по Уваровскому трамвайному парку на Трубецкой улице, пользуясь телефонной связь для получения сведений от своих корректировщиков огня, засевших на колокольне церкви Иконы Смоленской Божьей Матери на площади Смоленского рынка. Корректировщики использовали для наблюдения призменные бинокли Zeiss 8 x 24 Telact и американский перископ Bausch & Lomb. Глаза офицеров поэтому были чрезвычайно зоркими.
За неимением в царской России перед войной сколько-нибудь значимых предприятий для производства биноклей, артиллерийских прицелов и другой оптики военного назначения, по настоянию царских министров фирма Schneider некоронованного короля Франции барона Ротшильда совместно с английской фирмой Barr & Stroud, дальномеры и прицелы которых когда-то позволили японцам расстрелять без труда весь огромный русский флот царского адмирала Рожественского в Цусимском сражении в 1905 году, основала «Российское акционерное общество оптических и механических производств». Завод этот при содействии любовницы царя Николая II польской лоббистки Кшесинской выпускал для артиллерии русской армии все оптические приборы, в частности, орудийные прицельные панорамы и стереоскопические трубы с использованием особо точных стальных и латунных винтов, получаемых в военное время контрабандой из-за границы.
Особенно трудно было провозить в ходе войны и блокады в Россию стальные винты, производящиеся в Швейцарии. Из-за границы в Россию контрабандой через Германию поставлялся крайне необходимый для оптического производства швейцарский наждак, крокус, алмазы для обработки стёкол, «канадский бальзам». Обратно поставлялось сливочное масло, пшеница, мазут. Специальную проволоку для щёток из воюющей с царём Германии коммерсанты доставляли через Стокгольм. Такой способ производства изначально должен был порождать дороговизну и дефицит.
Насколько царю было наплевать на русский народ, настолько же ему было напасть на русских солдат и офицеров. Русская артиллерия была обеспечена прицелами лишь наполовину от необходимого. Даже гражданский человек понимал, во что это выливалось на фронте. Поражения, напрасная гибель русских солдат и офицеров. Потребность в артиллерийских прицелах для императорской артиллерии таким «героическим» образом, под непрекращающиеся разговоры великорусских капиталистов, министров, генералов и самого царя о необходимости самостоятельно производить оптику для армии и флота, была удовлетворена «собственным производством» лишь наполовину. Импортозамещение было липой.
Так же катастрофично обстояло дело со стереоскопическими трубами. Несмотря на массовые закупки стереотруб за границей, потребность фронта была удовлетворена только на три четверти. При потребности царской армии в 240 тысяч призменных биноклей 6-кратного увеличения, внутри царской империи удалось произвести только 15 тысяч и то силами французской фирмы «Краус» и на казённом заводе, образованном путём национализации царём рижских заводов Zeiss и Goerz у немецких подданных.
Оптическое стекло для производства биноклей в России завозилось из Франции. Стальные винты из Швейцарии. Рабочие оптических фабрик были в основном немцы и рижане-латыши, говорящие по-немецки. Ещё 70 тысяч биноклей поступило из Франции и США. Разворованная навылет страна и здесь не была подготовлена к войне.
Меньше тридцати процентов полевых биноклей от необходимого дал царь своей армии. Биноклей не хватило даже для нужд фронтовой артиллерии, не говоря уже о пехоте. Даже гражданский человек понимал, во что это выливалось на фронте. Офицеры русской армии по сравнению с германскими офицерами были, кроме всего прочего, ещё и слепы. Но не здесь, не сейчас, не на Смоленском рынке во время убийства своих же русских!
Как бронированный таран в Хамовниках были использованы два броневики «Austin». Цель наступления — разгром Ревкома Хамовников, захват Брянского вокзала, обеспечение прибытия карательного батальона солдат-ударников из Брянска. Рабочие отряды с 10,7-миллиметровыми винтовками системы Бердана, 6,5-миллиметровыми японскими винтовками системы Арисака, 10,4-миллиметровыми итальянскими однозарядными винтовками системы Веттерли-Витали образца 1871 года, различными пистолетами Браунинга, 7,62-миллиметровыми револьверами Нагана, 9-миллиметровыми маузерами К96 с трудом сдерживали наступление военных профессионалов. Несколько ручных пулемётов Льюиса под английский патрон .303 British и несколько пулемётов Максима дополняли пёстрое вооружение красногвардейцев на третий день сражения. Снабжение боеприпасами для красногвардейцев, солдат запасных полков и примкнувших к ним левоэсеровских боевиков представляло собой неразрешимую проблему. Больше всего на руках у красногвардейцев и солдат запасных полков было японских 7,5-миллиметровым винтовок Арисака...
В бывшей Российской империи японские винтовки Arisaka Type 38 были известны очень хорошо. Не только после несмываемого позора проигранной войны японцам в 1905 году. В первые же месяцы начавшейся в августе 1914 года войны царской России на два фронта: с Германский империей и Австро-Венгерской империей на западе и с Турецкой империей на юго-востоке, царь Николай II убедился, что его государство вступило в большую войну недостаточно подготовленным. Собственными винтовками Россия обеспечена в должным образом не была.
Министр обороны Сухомлинов, урождённый в Литве, кроме хищений и взяточничества, кровавой расправы с резолюцией 1905 года в Киеве, был ещё и лжецом, как вся царская верхушка. Царю пришлось после начала войны санкционировать унизительную покупку у своих победителей японцев оружия. Винтовка японцев была недостаточно мощной, не очень надёжной. В полевых условиях механизм затвора отказывал, если не применялась частая разборка и чистка. Разборка и сборка затвора была сложной. Прицельная планка сбивалась, деформировалась. Управлять быстро предохранителем было неудобно. Разборка и сборка затвора была сложной. Крышка магазинной коробки терялась.
Когда к весне 1915 обнаружился большой недостаток снарядов и другого военного снаряжения, царская семья решила всё свалить на генерал-адъютанта в чине генерала от кавалерии Сухомлинова. Его, а не капитализм царского образца велено было считать виновником неготовности русской армии к войне. Козёл отпущения был уволен царём с поста военного министра, уволен со службы, выведен из Госсовета, арестован. Все главные воры и губители России ушли от ответа. Польская балерина Кшесинская, например, любовница царя, по причине коррупции которой русская армия от полка до дивизии включительно осталась без тяжёлой артиллерии в полевых войсках и несла катастрофические потери от германской артиллерии, купила себе виллу во Франции на Лазурном в Кап-д'Ай и построила в Санкт-Петербурге на Кронверкском проспекте шикарный особняк в стиле модерн, не говоря уже о бриллиантах и счетах в банках.
Во время Февральской революция толпа у дома, где Сухомлинов находился под домашним арестом, едва не линчевала его, кричала: «Изменник, продал родину!». Временное правительство провело суд с обвинениями в измене, бездействии и взяточничестве, был признан виновным. Каторга была заменена на тюремное заключение в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. После свержения Временного правительства Сухомлинов был переведён в тюрьму «Кресты».
Первоначально японскими винтовками Арисака в русской царской армии планировалось вооружать исключительно тыловые части, но пришлось вооружать японскими винтовками и части боевые. Неготовность аграрной Русской империи к войне оказались более серьёзной, чем обнаружилось сначала. Страна разворовывалась столетиями и это не могло не сказаться. Уже к началу 1916 года японскими винтовками пришлось вооружить две полевые русские армии численностью более 200 000 человек, а производство патронов для них развернуть в Петрограде. К моменту ареста Николая II своим генерал-адъютантом в чине генерал-лейтенанта Алексеевым каждая десятая винтовка в русской армии была японской...
Чем только не вооружали несчастных русских солдат воры-капиталисты: помимо трёхлинейных винтовок Мосина и японских винтовок Арисака образца 1905 и 1897 годов, в ход шли трофейные австро-венгерские винтовки Манлихера образца 1895 и 1889 годов, германские винтовки «Маузер» образца 1898 и 1888 годов, винтовки устаревших систем Бердана Nо.2 образца 1870 года, Гра 1874 года, Гра-Кропачека 1874/85 годов, Веттерли 1870/87 годов. Однако 35 процентов расчётной потребности армии в винтовках так и не было покрыто. Более, чем на треть царская армия была безоружна.
С пулемётами было ещё хуже. Существовавшие в отсталой, разворованной верхушкой России мощности по производству пулемётов были слишком малы для резко возросших потребностей военного времени. В ходе войны нехватку пытались восполнить за счёт трофейного оружия и поставок из-за границы. Так во Франции было куплено 6100 лёгких пулемётов «Шоша», в США 14 850 пулемётов «Кольт-Браунинг» M1895/1914. К началу 1917 года в армии было всего 12 процентов от расчётной почётности. 16 300 пулемётов на фронтах протяжённостью 2500 километров против трёх империй: Германской, Австро-Венгерской, Турецкой. Слабо вооружённая русская армия несла из-за этого колоссальные неоправданные потери. Эта же проблема с вооружением встала перед всеми сторонами в Гражданской войне.
Красноармейцы Хамовников были рабочей молодёжью, вчерашними выходцами из деревень. Они с трудом остановили броневики. Пришлось забрасывали броневики гранатами чтобы испугать, оглушить экипажи. Осколок мог попасть и в смотровые щели. Подбить броневики гранатами системы Новицкого, Рдуловского было невозможно. Для это нужна была минимум 37-миллиметровая траншейная пушка Розенберга.
37-миллиметровая траншейная пушка образца 1915 года была сделана по принципу «Голь на выдумку хитра» из английских вкладышей, предназначенных для пристрелки крупных корабельных орудий дешёвым боеприпасом от 37-миллиметровой пушки Гочкиса. Пушка имела размер пулемёта, разбиралась на части, весила в сборе всего 170 килограмм и на фронте использовалась изначально для подавления пулемётов и артиллерии стрельбой на дистанции до 1200 метров по щиткам пулемётов и пушек.
Щиты изготавливались обычно из стали 6- или 8-миллиметров и выдерживали пулю винтовки Мосина, выпущенную в упор, а пушка пробивала эти толщины с дистанции километр. Толщина брони броневиков была 4 миллиметра и 37-миллиметровая пушка пробила бы их насквозь. Но этих пушек у рабочих и солдат не было. Запасные полки были заранее разоружены. Но добиться гранатами того, чтобы броневики отходили и искали другие пути, удавалось.
Красноармейцы гибли и получали ранения под огнём пулемётов броневиков и от огня метких стрелков-офицеров с крыш. Сражение за Хамовники непрерывно шло уже третьи сутки. Загорелись склады лесоматериалов у Варгунихиной горы. Москва-реку заволокло едким дымом.
Однако силы были неравны. Юнкера 5-й школы прапорщиков вскоре захватили и уверенно контролировали Зубовский и Новинский бульвары, Бородинский мост у Брянского вокзала. Для связи с Пресненским районом рабочие Хамовников могли использовать теперь только паромную переправу через Москва-реку между Трёхгоркой и Дорогомиловским валом у пивного завода или окружную железную дорогу.
Вместе с бронированными боевыми машинами юнкеров вдоль Москвы-реки по 3-му Ростовскому переулку пыталась прорваться к зданию районного Ревкома 2-я сотня 7-го Сибирского казачьего войскового старшины Волкова. Эти казаки были призваны в 7-й Сибирский казачий полк из 1-го Военного Отдела Сибирского казачьего войска из станиц Акмолинской области Омской губернии. Были здесь и кокчетавские казаки. С большой неохотой казаки оставили свою позицию у Манежа, где сначала участвовали в оцеплении и перестрелке с батальоном 56-го запасного полка вокруг Кремля, и откуда совершили два успешный рейда на Ходынское поле для захвата 3-х дюймовых полевых пушек у 1-й запасной артиллерийской бригады.
Сибирские казаки вместе с офицерами Трескина продолжили бы свои «Батыевские набеги» на Ходынку за боеприпасами и вооружением, если бы украинцы 4-го тяжёлого артдивизиона не перешли на сторону городского Ревкома и не привлекли на свою сторону авиаотряд, расквартированный рядом. Если при штурме Кремля украинцы — харьковские ратники бывшего полковника Апанасенко, захватив боевые бронированные машины, требовавшие сдачи Кремля, действовали против солдат и московских рабочих, то на Ходынке украинцы 4-го тяжёлого артдивизиона принял другую сторону.
Это изменение в настроении малороссов произошло под воздействием группы женщин из Комитета солдаток, солдатских вдов и жён. Скорбные и яростные одновременно, потерявшие своих кормильцев на проклятой капиталистической войне, получающиеся грошовые пособия за утрату кормильца, солдатки рассказывали украинцам о вчерашнем расстреле «двинцев» на Красной площади, убийстве командира «двинцев» Сапунова, сегодняшнем расстреле солдат 56-го запасного полка в Кремле, мученической смерти и бессудной казни в Кремле членов ротных солдатских комитетов. Среди артиллеристов артдивизиона было много одесситов — земляков убитого бывшим полковником Невзоровым командира «двинцев» Сапунова. Украинцы были все в возрасте 40 лет и больше. У них, как у Сапунова, дома остались дети, у некоторых уже были внуки.
Солдатки поведали солдатам-малороссам о порках казаками плетьми до полусмерти в Манеже пленных и парламентёров из числа Совета солдатских депутатов, о том, что юнкера расстраивают пленных, стреляют варварскими разрывными пулями, что на Мясницкой офицеры из Алексеевского училища привязали солдата 251-го запасного полка, взятого в плен на Сухаревке, к броневику и волочили его по Мясницкой по камням, пока от него кровавая культя не осталась, что пушки ходынской бригады теперь стоят в Кремле и оттуда убивают простых парней, сражающихся за свободу и социальную справедливость.
Не будучи даже большевичками или эсерками, потерявшие сыновей матери, овдовевшие жёны, сестры, лишившиеся братьев, произвели на украинцев неизгладимое впечатление своими словами, чёрными платками и одеяниями. Женское слово всегда сильно воздействовало на мужчин. Агитация полуголодных женщин с выплаканными глазами, в чёрных платках в знак траура по своим погибшим на фронте мужчинам, была настолько бесхитростна и правдива, что украинцы после митинга послали в городской Ревком депутата с сообщением, что ими покончено с нейтральной позицией и они переходят на сторону Ревкома. Так вдруг в распоряжении Ревкома вдруг оказался мощный артиллерийский парк 4-го тяжёлого артдивизиона. Это было одним из ключевых событий Гражданской войны в Москве.
Когда в третий раз за два дня сотня казаков-омичей и командир их пулемётной команды подъесаул Тырков явился за пушками и снарядами на Ходынку, проследовав через трущобные кварталы Пресни, украинцы им отказали наотрез. После долгих препирательств и перебранки под звуки пулемётной и артиллерийской стрельбы в городе, подъесаул Тырков решил устроить демонстрацию силы. Красуясь огромным завитым чубом из-под надетой набекрень фуражки с красным околышем, в гротескной неуставной «ермаковке» с патронными газырями, но с цветными накладными деталями, словно от старых мундиров прошлых веков, с кавказской саблей с золотой рукояткой в руке, он приказал урядникам развернуть конный строй и атаковать палатки украинских артиллеристов на Ходынке.
Казаки на низкорослых, коротконогих, горбоносых лошадях, с пиками, шашками, карабинами Мосина за спиной, в мохнатых папахах с кокардами, в синих шароварах с лампасами, золотыми у офицеров и красными у казаков погонами с вышитыми буквами «7.Сб.» с посвистом и гиканьем поскакали в атаку между стоящих на земле истребителей Ньюпор-21. Глаза навыкате, усы торчком, лица тупые. Ужасный анахронизм, свидетельство вековой отсталости страны было как бы сфокусировано в этих диких всадниках, словно сошедший с картин времён Наполеоновских войн на фоне современной авиационной французской техники. Анахронизм был тем более вопиющим, что закончилась атака фиаско.
Разоружённые командованием ещё летом из-за своей ненадёжности, украинцы из собранных утром из складских комплектов авиационных 7,7-миллиметровых пулемётов Льюиса открыли предупредительный огонь поверх голов казаков. Убитых не было, только легкораненые, но атака была сорвана. Не потому, что сибиряки не могли её закончить, потому, что не хотели...
На съездах всех казаков бывшей империи в Киеве и Новочеркасске недавно прозвучало требование об отводе всех казачьих частей фронта на свои территории. Все фронтовые казачьи съезды протестовали против использования казачьих войск в полицейских целях. Казаки с отвращением относились к выполнению тяжёлых полицейско-политических и карательных задач. Они подобру-поздорову просили Временное правительство не применять их для этой цели. Казаки подобру-поздорову просили Временное правительство избавить их от карательной службы. Они подобру-поздорову требовали освободить их от участия в реквизициях у населения хлеба, лошадей, от борьбы с дезертирством и подавлением беспорядков в городах. Поэтому подъесаул Тырков сразу же после такого отпора увёл сотню обратно.
Уже на Пресне казаков неожиданно атаковали левоэсеровские боевики. Примерно в том месте, где двенадцать лет назад донские казаки 1-го Донского полка рубили на спор руки захваченным на баррикадах московским и подмосковным рабочим. Среди одноэтажных домиков и торговых лавок, между деревянных заборов и бараков, сибирские казаки попали под прицельный огонь и самодельные бомбы. Двое казаков были убиты и остались в сёдлах, удерживаемые товарищами, чтобы увезти. Пятеро ранены. Сильно пострадали лошади. Сотня, стреляя на ходу из винтовок и револьверов во все стороны, прорвалась через Горбатый мост в проход между баррикадами, оставленный для санитарных машин. Вернулась казаки к Манежу в весьма расстроенном виде. Путь на Ходынку через Пресню теперь был закрыт. Запасы боеприпасов и артиллерии потеряны.
Казаки стал роптать. Представители полкового Комитета принялись говорить Волкову, что в Москве дело принимает серьёзный оборот. Это уже не волнения, а настоящая война. Рабочие и солдаты не хотят подчиняться комитету Рябцева и Руднева, а офицеры из организаций генералов Алексеева и Корнилова устроили кровавый произвол и беззаконие. Созвали полковой митинг.
На митинг казаков у Манежа собрались почти все подхорунжие, хорунжие, вахмистры, урядники, приказные. Они постановили: «Казакам в Москве делать нечего. Раньше они служили царю за землю и привилегии. Правые эсеры и кадеты, что заправляют в «Комитете общественной безопасности» Руднева и Рябцева, царя свергли вместе с генералом Алексеевым, чьи офицерские отряды сейчас в Москве карают рабочих и солдат, оскорбляют мёртвых и издеваться над живыми. Так что тут делать казакам, зачем служить Рябцеву и Алексееву? Нужно вернуться в Тюмень, пока ещё поезда ходят по России. Там кулаки и иногородние на казачьи земли и привилегии покушаются. Там дела у казаков».
Позиция невмешательства казаков разных войсковых областей в противостояние богатых и бедных была уже не нова. Восемь месяцев назад во время свержения царя, заговорщики-капиталисты и заговорщики-военные прекратили в столице торговлю хлебом, чтобы возмутить острое недовольство населения. Ещё не началось восстание солдат лейб-гвардии Волынского полка, а казаки уже дрогнули. В тот момент, когда царь весной, как никогда остро нуждался в верности своих казаков, градоначальник столицы двинул казаков 1-го Донского полка на разгон большой толпы митингующих на Знаменской площади возле памятника Александру III на помощь жандармам.
Казалось, всё повторится как в 1905 году и казаки будут снова стрелять в женщин и детей, рубить шашками безоружных и избивать плетьми стариков. Однако казаки уже почувствовали куда февральский ветер дует в 1917 году и отказались по приказу царского жандармского ротмистра стрелять в толпу. Наоборот, их казачий подхорунжий Филатов шашкой зарубил жандармского ротмистра на глазах всего города, чем вызвал усиление без того крайнего волнения в гарнизоне и среди простого народа.
Спустя четыре месяца после этого эпизода с подвигом подхорунжего Филатова, при попытке генерала Корнилова захватить власть у Временного правительства, казаки вместе с горцами себя повели тоже вполне предательски по отношению к своим начальникам. Отказались стрелять в Красную гвардию. Такое же предательство со стороны казаков произошло три дня назад во время свержения Временного правительства рабочими, матросами и солдатами. Тот же самый 1-й Донской казачий полк, а с ним 4-й и 14-й Донские казачьи полки, расквартированные в Петрограде на случай беспорядков, спокойно дали большевикам, эсерам и лейб-гвардейцам разогнать Временное правительство и захватить столичные государственные учреждения.
К зданию Зимнего дворца, где прятались члены Временного правительства, вышли их охранять три казачьи сотни 14-го казачьего полка. Когда они увидели на Неве идущий на них крейсер «Аврору», услышали выстрелы корабельных орудий и полевых пушек из Петропавловской крепости, вступать в бой казакам не захотелось. Французская броня крейсера «Аврора» была для трёхдюймовых орудий казачьих полков непробиваемой даже при стрельбе в упор. Крупнокалиберные 152-миллиметровые морские орудия системы французской фирмы Форж и Шантье де ля Медитерранне, скорострельные 37-миллиметровые пушки Гочкиса при наличии английских дальномеров могли эффективно превратить любое здание вдоль Невы в руины за считанные минуты. Французские паровые котлы Бельвилля могли стремительно перемещать огромный боевой корабль.
Казаки решили с флотом и лейб-гвардией не воевать и подписали с рабочими соглашение о нейтралитете. После этого казаки поспешно удалились в казармы. Предав царя и царицу, они затем перешли всеми своими войсковым областями на службу к их тюремщикам: генералу Алексееву, генералу Корнилову, правителю Керенскому. Теперь казаки предали и их.
После измены казаков в Москве правые эсеры Рябцев и Руднев могли рассчитывать только на взятку казакам в 25 000 рублей, переданную бывшим лейб-гвардии полковником Трескиным войсковому старшине полка Волкову в качестве «командированного пособия» от «Союза офицеров армии и флота». Волкову удалось убедить своих казаков сначала закончить победой бой у Смоленского рынка, а уж после этого Волков обещал перевести все 1 100 человек полка и 23 его офицеров в Кремль для охранной службы. Заканчивал свои уговоры казачий командир под раскаты артиллерийских выстрелов на Тверской улице.
В результате войсковой старшина Волков, не желая ссориться с координатором наёмников Алексеева бывшим лейб-гвардии полковником Трескиным, который мог его просто застрелить из-за неправильного поворота событий, отправился на Смоленский рынок лишь с командой из десяти старших офицеров и тридцати казаков-добровольцев. Атака его сводной группы по 3-му Ростовскому переулку ценой двух убитых и пяти раненых закончилась занятием лесного склада у Мухиной горы, выходом к «Мосту императора Николая II» и установлением контроля над участком Московской окружной железной дороги.
На северо-западе новое железнодорожное кольцо отстояло на 12 километров от Кремля, а на юге проходило в 5 километрах от него, являя новую границу города Москвы, прошедшую теперь по лесам, болотам, пашнями, дачной местности, землям фабрик и заводов. Стратегическое значение Московского железнодорожного кольца для сражения в городе было трудно переоценить. Кольцо связывало Ходынские военные лагеря и склады, группировку полковника Рара в Лефортово со всеми вокзалами.
Переброска сил Рара из Лефортово к Смоленской площади, посылка крупного отряда за артиллерией на Ходынку, возможность атаковать Симоновские пороховые склады и вывезти оттуда необходимы объём боеприпасов, делали доступ к железнодорожному кольцу заманчивой стратегически целью. Ревкомы районов уже использовали эту рокадную дорогу для переброски вооружения, артиллерии, отрядов. Не дать им это делать впредь, тоже само по себе было важной задачей, поскольку уже начали прибывать на подмогу московским рабочим первые рабочие отряды из Подмосковья. Начало поступать к рабочим и современное оружие из Тулы и Малых Мытищ. Счёт времени до перелома в сражении пошёл на часы, а «Комитет общественной безопасности» Рябцева с Рудневым всё ещё почивали на лаврах.
Однако когда бронированные боевые машины «Austin» для пополнения боезапаса ушли обратно на Варгунихину гору к Никольскому староверческому храму и казаки остались у «Моста императора Николая II» одни, со стороны недостроенного Брянского вокзала появился отряд красногвардейцев c фабрики-мануфактуры Альфреда Гюбнера под командованием ткачихи Ванториной из Комитета солдаток. Одна часть боевой группы Ванториной под прикрытием дыма от горящих лесоскладов решительно заняла «Мост императора Николая II». Рабочие засели в гранитных башенках, похожих на башни индийской крепости Агора, и стали обстреливать казаков-сибиряков из 11-миллиметровых однозарядных винтовок Гра 1874 года.
Старые патроны с ещё дымным порохом, пулей из свинца, были вдвое слабее патронов современной винтовки Мосина. Между порохом и пулей патронов давно устаревших французских винтовок, проданных в прошлом году царю, находился просальник из воска и бараньего сала. Из-за этого после выстрела образовывалось облако, словно стреляли из 37-миллиметровой пушки Розенберга. Грохот тоже был вполне большим. Выстрелы рабочих из этого оружия не столько причиняли вред, сколько действовали всем на нервы.
После занятия «Моста императора Николая II» другая часть группы Ванториной в дымной мгле неожиданно заняла Бородинский мост, соединяющий Смоленский рынок с Брянским вокзалом. Рабочие захватили на мосту автомобиль Ford T с офицерами. Офицеры с Арбата направлялись для подготовки встречи подкреплений с фронта для «Комитета общественной безопасности». Подкрепления были уже в Смоленске и должны были прибыть будущей ночью. Дерзость Ванториной была вопиющей, поскольку на Смоленском рынке юнкера 5-й школы прапорщиков установили к тому времени артиллерийское полевое 3-х дюймовое орудие для обстрела Кудринской площади. Они могли легко обстрелять с возвышенности и Бородинский мост шрапнелью, и убить смелых от отчаянья рабочих одним метким выстрелом.
После отхода броневиков у Мухиной горы появился также рабочий отряд с Плющихи. Рабочие начали для перекрытия пути броневикам быстро перекапывать рвом 3-й Ростовский переулок, набережную реки Москвы до воды и даже зачем-то обрывистый берег, видимо, чтобы наверняка помешать броневиками снова доехать до «Моста Николая II». Среди хаотично стоящих одноэтажных и двухэтажных деревянных домов ростовских переулков на Мухиной горе замелькали фигурки в шляпах, кепках и даже котелках, в нелепых пальто и спецовка. Это контратаковали красногвардейцы-ткачи.
С колокольни церкви Благовещения Божьей Матери на Бережках заработал пулемёт красных. Тут же один казачий урядник погиб на месте. Пуля попала ему в переносицу. Двое казаков получили ранения. Без артиллерии или броневиков «потушить» огонь пулемёта было нельзя. Волкову нужно было уходить с этой московской окраины, не отработав деньги Трескина. Отряд сибирских казаки начал отход, унося убитых и раненых. По пути казаки ограбили ломбард и закололи шашкой несговорчивого часовщика-еврея в его часовой лавке.
Пока войсковой старшина Волков сражался с партизанами в Ростовских переулках, его казаков окружили в Манеже юнкера-александровцы с пулемётами и бронемашинами. Юнкера потребовали у казаков сдать оружие. После разоружения казаков, их позорным образом, как предателей, хотя они ни Рябцеву, ни Трескину не присягали, отконвоировали во внутренний двор Александровского училища и оставили там под сильным караулом под открытым небом.
В это же время солдаты отряда левого эсера Саблина — прапорщика 56-го запасного полка и одновременно депутата Моссовета, совместно с группами боевиков-эсеров, по их собственному почину, выбили юнкеров и офицеров из Страстного монастыря на Тверской улице. Со стометровой колокольни этого монастыря просматривался и простреливался огромный городской район. Спонтанная попытка солдат роты 193-го запасного полка и «двинцев» начать затем наступление через плотно заросший деревьями Никитский бульвар, была встречена перекрёстным ружейно-пулемётным огнём со стороны трёхэтажного дома градоначальства Nо.22 и от церкви Иоанна Богослова с Богословского переулка.
Листва с деревьев уже вся опала к концу октября и наступающие были хорошо видны даже в сумерках при свете газовых фонарей. Деревья затрудняли передвижение и тем более перекатку орудия. Попав в мастерски устроенный офицерами огневой мешок, солдаты 193-го запасного полка и «двинцы» потеряли 8 человек убитыми и ранеными, и отошли к Страстному монастырю. У прапорщика Саблина остался только один вариант действий: последовательное занятие опорных узлов обороны по обе стороны бульвара.
Теперь, после артиллерийского обстрела и захвата Кремля юнкерами и офицерами, учинённой там расправы, артиллерийского обстрела Ревкома Хамовников, атаки бронированных боевых машин на Моссовет и городской Ревком, церемонии в Гражданской войне «красным» силам можно было отбросить и применить в городских боях артиллерию. «Красными» тогда называли большевиков, левых эсеров, анархистов, солдат революционизированных полков, красногвардейцев, других, поддерживающих Моссовет и его Военно-революционный комитет.
«Красный» прапорщик Саблин вызвал из Хамовников 5-ю батарею 1-й артиллерийской бригады. Разместив на Страстной площади у памятника Пушкину 3-х орудийную батарею 3-х дюймовых полевых пушек. Артиллеристы начали боевую работу с обстрела дома градоначальника, где находились 300 человек юнкеров, студентов, гимназистов-белогвардейцев, а также городских чиновников-белогвардейцев, милиционеров, черносотенцев. Глава Мосгордумы Рябцев недавно сдал в аренду часть помещений здания Градоначальства газете поэта-фельетониста Дона Аминадо «Ведомости московского градоначальства», поэтому там находились и журналисты.
Газета «Ведомости московского градоначальства» до этого печатала ошеломляющие телеграммы со всех концов страны, хронику московской жизни, приказы комиссара Временного правительства доктора Кишкина, которые никогда и никому даже мысли не приходило в голову выполнять. В подвале дома удерживалось вместе с пленными рабочими и солдатами несколько технических работников газеты.
Это был второй случай в истории Тверского бульвара, кода на нём стреляли из пушек. Первый раз это было двенадцать лет назад в 1905 году. Сейчас три мелинитовых гранаты со взрывателем без замедления, выпущенные пушками 5-й батареи от постамента памятника Пушкину, сотрясли район площади Никитских ворот и Тверской. Первая граната чуть зацепила ствол липы и рикошетом попала в угол двухэтажного дома N2 на площади Никитских ворот. От взрыва часть кладки стены дома с грохотом и клубами пыли упала на трамвайные пути. Два других снаряда попали в цель. От фасада дома градоначальника во все стороны разлетелись куски кирпича, лепнины, известковой штукатурки и кусков чугунного ограждения балкона. Лопнули стёкла.
Среди облака дыма и пыли студенты, представители московской интеллигенции так долго и горячо ратовавшие за тотальную войну до победного конца и вдруг на своей шкуре узнали, что такое, когда по тебе стреляют пушки. Студенты и гимназисты-белогвардейцы, чиновники, черносотенцы, журналисты в панике стали покидать дом и разбегаться по тупикам и переулкам. Однако при попытке приблизиться к дому N22 солдаты и красногвардейцы вновь были встречены плотным пулемётным огнём из окон и с чердака. Юнкера были люди военные, сплошь фронтовики и в отличие от инсургентов-белогвардейцев сдаваться не собирались. Захват Тверского бульвара затягивался. Это дало время Трескину в кинотеатре «Унион» на площади Никитских ворот в начале Тверского бульвара организовать опорный узел обороны и штаб своих наёмных офицерско-юнкерских боевых групп.
Ещё три артиллерийских орудия были установлены революционными солдатами в это же самое время на Скобелевской площади, которую удалось разблокировать после небольшой перестрелки. Теперь городской Ревком, городской Штаб Красной Гвардии и Моссовет прикрывали от возможного появления броневиков из переулков и с Тверской мощные полевые артиллерийские орудия. Поскольку попадание 3-х дюймового снаряда гарантировано превращал броневик в груду металла, атак броневиков центру новой власти можно было не опасаться.
Отсюда артиллерия «красных» начала поддержку своих отрядов. Первый же выстрел орудия гранатой с французской трубкой замедления пришёлся точно по гостинце «Националь». Оттуда пулемёт офицеров простреливал Тверскую до площади перед Моссоветом. Пулемётный расчёт был убит, пулемёт повреждён. Дым заполнил нескольких этажей. Появление артиллерии у «красных» открыло возможность для активных действий левоэсеровских отрядов вдоль Тверской, не опасаясь больше броневиков.
Левые эсеры решили примкнуть к городскому Ревкому после появления на поле боя на стороне Рябцев офицерско-юнкерских отрядов Дорофеева и Трескина из союза «Белого креста» и «Союза георгиевских кавалеров». Своими проверенными террористическими методами, отработанными за десятилетия убийств царских сатрапов, за счёт опыта уличных войн с черносотенцами, группы боевиков-эсеров быстро очистили от патрулей студентов-белогвардейцев всё прилегающие в Тверской улице переулки и дворы.
Стреляя из-под сдвинутого на руке пальто при сближении с патрульными белогвардейцами или открывая шквальный огонь из нескольких револьверов, маузеров, браунингов при прохождении патруля мимо подворотни, открытой двери подъезда, стреляя в затылок студентам после того, как патруль миновал как бы «влюблённую парочку», бросая мощные самодеятельные бомбы из окон, эсеровские боевики неожиданно для всех за считанные часы уничтожили три патруля студентов и гимназистов, множество отдельных белогвардейцев. Боевики буквально загнали студентов в комплекс зданий нового Университета между улицам Тверская, Моховая, Никитская и Газетным переулком.
Студенты только теперь поняли, что такое настоящая Гражданская война. Смогли понять исторический аналог учебника на практике, какой была Парижская коммуна 1871 года. Многие из студентов от такой жестокости побросали оружие и стали разбегаться по своим общежитиям, квартирам на Малой и Большой Бронной улицах. Это была не та война, которую эти инсургенты ожидали. Вместо охоты за «скальпами» рабочих на манер романов Джеймса Купера «Последний из могикан» и «Пионер», они сами стали жертвами их отборных боевых отрядов. Однако вдоль Никитского переулка часть студентов забаррикадировались в зданиях и при помощи юнкеров организовала прочную оборону...
Глава 18. Добровольцы
Николай Адамович никогда не думал, что не будет он ехать на передовую после торжественных проводов на вокзале Харькова с цветами, слезами, митингами и оркестром, а передовая линии фронта догонит его в донской степи в эвакуации, едва успевшего отправить дальше на восток свою маленькую семью: красавицу-жену Наташу и дочку Лялю. Эпюры моментов, поперечные силы, рамы, балки, шарнирные схемы, клёпаные и болтовые соединения, врубки, ванты и фундаменты, солнечная и шумная по утрам контора "Харьковдормоста", волнительные, полные романтических приключений командировки по стране индустриализации, споры о том, какой должен быть социализм, конкурсы, технические семинары Альберта Кана и его брата Морица в московском “Гипрогоре” — Государственном институте по проектированию генеральных планов старых городов, участие в проектировании групп Albert Kahn Inc из Детройта зданий Сталинградского тракторного завода, страшные вести из Германии, аресты вредителей и саботаж, всё это остались далеко-далеко, и всё было словно бы и не с ним. Как любой интеллигентный белорус, Николай считал правильным писать стихи и на русском языке тоже, хотя за свою жизнь он написал только одно стихотворение по-русски, как ему казалось, в стиле поэзии Серебряного века, авторов Блока, Гумилёва и Мандельштама, и оно всегда теперь было с ним, появляясь в самые неожиданные моменты строфами и четверостишиями:
Я потерял вчера, рассыпал,
Всё то, чем жил, о чём мечтал,
Погиб в борьбе, из списков выбыл,
И эхом долгим отзвучал...
Сейчас Николай, наклонив голову набок из-за низкого потолка блиндажа командования батальона, сероглазый, с коротким носом и узкими губами на вытянутом лице, осунувшийся и постаревший за бесконечное утро 2 августа 1942 года, стоял рядом со своим другом — главным конструктором своего строительного треста Иваном Блюминым. В полумраке тесного блиндажа КП батальона майора Рублёва, они ожидали постановки боевой задачи. Клетчатая рубашка Николая с закатанными выше локтя рукавами, была порвана, испачкана кровью, светлые льняные брюки на коленях вымазаны травой. На сандалиях ремешки частично разорвались. Вообще он сейчас больше походил на пойманного беглеца, чем на советского ополченца после того, как их добровольческая рота, располагавшаяся рядом с пунктом боепитания, между позиции 82-миллиметровых батальонный миномётов и 122-миллиметровых гаубиц лейтенанта Беридзе, попала под обстрел немецкими 40-килограммовыми фугасными и зажигательными ракетами Wfr.Gr.21 из 158-миллиметровых химических миномётов Nb.W.41 и под бомбёжку пикирующих бомбардировщиков из группы 100-й эскадры “Wiking”, когда пикировщики Stuka Ju-87 осколочными бомбами SD-50E, дающими более 400 осколков, разлетающихся на 200 метров, срезали и сорвали все деревья и кустарники вдоль реки у моста, и сорок два ополченца погибли, шестьдесят пять разбежалась, кто куда, командиру истребительного отряда добровольцев товарищу Будному осколок срезал голову как гильотиной. Эта 100-я эскадра “Wiking” была, вместе с другими бомбардировочными эскадрами 4-го флота средоточием умелых, безжалостных, матёрых европейских убийц. Три месяца назад под Харьковом они со второго дня сражения не только убили с воздуха четверть красноармейцев, наступавших в первом эшелоне стрелковых дивизий прорыва, но застопорили выдвижение к передовой 21-го и 23-го танковых корпусов, лишили их манёвра, не дав развить тактический прорыв, достигнутый колоссальными жертвами пехоты в оперативный. Всё лето при наступлении многонациональной 6-й полевой армии Паулюса и 4-й танковой армии Гота к Сталинграду немецкий 4-й воздушный флот Рихтгофена убивал несметное число людей, стирал с лица земли целые железнодорожные узлы. Корпус вывел из строя более 18 000 вагонов, 900 паровозов — парализовал железнодорожные перевозки от Ростова-на-Дону и Воронежа к Сталинграду. Ударами с воздуха месяц назад он остановил движение по магистралям Сталинград — Липецк и Сталинград — Саратов, в результате чего советским войскам в критический момент прорыва немцев черед Дон приходилось разгружаться за десятки километров от фронта и, словно царским полкам в империалистическую войну, отправляться дальше походным порядком пешком, нести боеприпасы на себе. Теперь уже разгрузку приходилось производить и вообще за 250—300 километров от Дона. С середины июля, осуществляя минные постановки на Волге и охотясь за речными судами, бомбардировщики из 100-й, 27-й и 55-й эскадр сорвали доставку в Сталинград нефти из Баку по Волге. От подводных мин и бомб там затонуло каждое четвертое советское судно, 115 000 тонн бензина и масла разлилось по Волге, большую часть волжских судов пришлось перевести на дровяное топливо, сильно снизив темп доставки воинских грузов к Сталинграду, а в довершение всего авиаудар по железнодорожной станции Сарепта оставил Сталинградский фронт почти без артиллерийских снарядов...
Николай и Иван, вместе с оставшимися в строю двадцатью двумя ополченцами прибыли на КП батальона сообщить о страшном итоге артобстрела и бомбёжки артиллерийских позиций. Сам себя назначив старшим, Николай сообщил майору Рублёву о гибели гаубиц и лейтенанта-артиллериста, о разбитых позициях 82-миллиметровых миномётов, о гибели расчёта зенитчиков — молодожёнов Толи и Раи, о том, что все окопы второй роты засыпаны, там никого нет, а ополченцы сами готовы занять то место, которое им будет назначено.
Майор во время доклада вглядывался в поле боя через амбразуру блиндажа, стараясь поймать просветления в клубах пыли и дыма. Он долго не отвечал, пока его не отвлёк начштаба батальона своим сообщением, что связи с батареей противотанковых орудий младшего лейтенанта Семёнова больше нет, со второй и третьей ротой связи тоже нет — или погибли их командиры или перебиты телефонные провода.
— Кроме того, у нас нет теперь противогазов, мы ведь их для сохранности все передали на батальонный склад, чтобы не попортились и не повредились, и вот теперь всего склада нет из-за бомбёжки, — с каменным лицом сказал Рублёв, пытаясь на слух определить ход боя, — вот и командарм Чуйков говорил, чтобы мы вели непрерывное химическое наблюдение, что в его армии химическая разведка ведётся силами 50 передовых групп химиков и тыловых постов химического наблюдения со средствами индикации и сигнализации, но если среди этого дыма сейчас на нас поползёт немецкий иприт, мы об этом не узнаем, пока не начнём задыхаться и терять зрение...
— А когда взвод химзащиты и дегазационная рота дивизии, похоже, вообще погибли прямо в вагонах, то это вообще теперь оставляет нас без средств химзащиты! — ответил на это батальонный комиссар, — а ведь мы сколько занимались изучением приёмов и правил использования средств защиты и дегазации оружия…
Комиссар оставил, наконец, свой хлыстик, кавалерийскую шашку с жёлтым прибором, сумку, планшет, фонарик и ракетницу в холщовой кобуре, и теперь был больше похож на пехотного командира, хотя стальные шпор на его высоких хромовых сапогах индивидуального пошива звоном как бы напоминали всем о его неизбывной страсти — кавалерии.
— Думаю, Виктор Петрович, у фашистов и без химического оружия хватает способов с нами расправиться... — ловя ртом душный, смрадный воздух, ответил ему на это начштаба майор Нефёдов, на закопчённом узком лице которого струйки пота промыли светлые полосы, как у зебры, — хотя о химобороне с начала войны нам приказы настойчиво твердят...
После удачного применения двадцать пять лет назад против царской армии и в последние годы химического оружия разными капитанскими армиями в Испании, Эфиопии и Китае, гитлеровское верховное командование OKW и OKH считали отравляющие вещества отличным средством для внезапного и массированного применения на решающем направлении прорыва. Они держали на своих складах химических боеприпасов два миллиона химснарядов для легких полевых гаубиц и полмиллиона снарядов для тяжёлых орудий, обладая возможностью отгружать по 10 эшелонов ежедневно в передовые части, а в войска теперь были направлены ещё и новые противогазы и приборы химразведки.
— Если немцы применят химическое оружие, как в Белоруссии в царской крепости Осовце в 1915 году, мы будем беззащитны, и вымрем все за полчаса, — продолжил говорить начштаба, — у меня в Осовце отец погиб тогда, при немецкой газовой атаке на крепость в 1915 году. От нас Народный комиссар обороны товарищ Сталин требовал сделать службу химической защиты частью боевого использования войск и самым решительным образом пресекать недооценку химической опасности, а мы...
— Товарищ командир батальона! Танки и бронемашины, идущие слева, исчезли из вида в пыли, наверное, ушли к Даргановке! — крикнул телефонист, отнимая чёрную бекелитовую трубку от уха, — и ещё лейтенант Милованов докладывает, что румыны в овраге, наконец, остановились, больше не атакуют, что он принял командование боевым участком, потому что заместитель командира первой роты младший лейтенант Певчев убит пулей в сердце.
— Чёрт... Ну да, честно говоря, после взрыва батальонного пункта боепитания, меня более противогазов волнуют простые патроны и гранаты, а на ротных пунктах боевого питания у старшин рот хоть и есть некоторое их количество, но этого слишком мало даже для отражения одной атаки... — продолжая через амбразуру в бинокль сквозь пыль и дым выискивать просветы, чтобы хоть на мгновение увидеть картину поля боя, ответил комбат, — так, товарищи добровольцы, отправляйтесь быстро собрать боеприпасы на месте взорвавшегося батальонного питающего центра и пункта хозяйственного довольствия. Прежде всего, собирайте ручные гранаты и винтовочные патроны. Сразу несите их сюда, а мы отправим их в роты. И вам, товарищ Нефёдов, приказ — срочно установить связь с ротами и противотанкистами, и выяснить, сколько у них в строю осталось бойцов!
Опять грохот и гул затушил все звуки, закачался блиндаж и закачалась земля под ногами, сверху из щелей между жердями посыпался сор и комочки глины — это батарея химических миномётов, освободившись от угрозы со стороны гаубиц Беридзе, снова ударила мощными ракетами по центру расположения батальона...
— Когда-нибудь, мать их, боеприпасы эти чёртовы у них кончатся!? — полувопросительно воскликнул комиссар.
— Хорошо! — интеллигентно поправляя очки на переносице, ответил Иван, — будем собирать патроны!
Высокий и нескладный молодой мужчина с постоянной полуулыбкой на тонких губах, Иван закончил Строительный институт в Нижнем Новгороде, и по причине сильной близорукости не попал в прошлом году в народное ополчение. За плохое зрение он очень переживал, считая, что даже не увидит момент, когда придёт его смерть. Он был выше товарища и голову почти положил себе на плечо, чтобы держать спину ровно в низком блиндаже.
— Не хорошо, а есть! — поправил их комиссар автоматически и, повернувшись на звук, словно невдалеке начали падать одна на другую доски, добавил, — наши противотанковые ружья заработали, значит, танки на дистанции полукилометра от окопов первой и третьей роты!
— Есть, — ответил Николай и его товарищ, — собирать патроны!
— Жену-то отправил в тыл? — спросил у белоруса начштаба, выходя вместе с ним в пыльный и смрадный окоп, используемый теперь и как отхожее место.
— Да-да, — рассеяно ответил Николай, — Наташа и Ляля должны быть в безопасности..
Пока майор Нефёдов отдавал различные приказы вестовым и бойцам из взвода охраны штаба, Николай и Иван подошли к двадцати своим товарищам по роте ополчения, сидевшим в изломанных кустах, среди поваленных берёзок. Среди них были и добровольцы из числа беженцев и мобилизованные заградотрядом задержанные; молодые мужчины кавказской внешности и славяне, явно призывного возраста в гражданской одежде, частично в воинском обмундировании, часто не их размера, в галифе солдатских и офицерских, гимнастёрках, но без знаков различия, в фуражках и пилотках без звёздочек, ботинках с обмотками, с остриженными по-армейски волосами и сильно загорелыми лицами и руками. Четверо пожилых азербайджанцев в застиранных добела гимнастерках, сидя на корточках и лузгая нескончаемые тыквенные семечки, глядели вокруг исподлобья со злобой и ненавистью. Свои винтовки они где-то бросили, а на их гимнастёрках ещё до задержания заградотрядом были спороты петлицы.
— Пошли, товарищи, патроны собирать! — крикнул Николай им всем громко, понимая, что многие теперь не почти слышат из-за контузий после взрывов мин и бомб, — патроны нужно собирать!
— Пошли, пошли дуслар! — повторил за ними и шофёр татарин Равиль, — пристраивая за спиной карабин системы Мосина — он был один из немногих, кто не бросил своё оружие при бегстве из-под артобстрела и бомбёжки, и даже не потерял свою шапочку с зелёным шитьём.
В дыму поваленных и горящих деревьев и кустарников, в прореженных лесопосадках, среди торчащих как колья сломанных стволов, в пыли, копоти, под жужжание и рокот самолётов в небе, под сухой треск винтовочных выстрелов и трещётку пулемётных очередей, под хлёсткие выстрелы противотанковых ружей отделений взвода противотанковых ружей и резкие хлопки артиллерийских выстрелов полубатареи противораковых пушек неподалёку, добровольцы начали пытаться отыскать рассыпанные коробки и бумажные пачки патронов, хотя бы куски ящиков укупорки. Но тут недавно вставала земля на дыбы, и теперь везде находились только изуродованные, искалеченные тела красноармейцев и ополченцев, трупы лошадей, запорошённые землёй, разбитые повозки, горящие и искорёженные грузовики, оторванные конечности, окровавленные тряпки, изломанное оружие и множество дымящихся, горящих вещей из имущества со склада батальона: сумки и мешки полевые, ремни ружейные, плащ-палатки с прибором, котелки, ремни брючные и поясные, сетки для стрелков, лопаты в чехлах, перевязочные и противохимические пакеты, противогазы МО-2 и БС, стальные каски СШ-40 с чехлами, обмотки, портянки, инструментальная сумка из комплекта мобильных армейских электростанций, но патронные ящики как в воду канули...
Участвуя в рытье окопов и оборудовании позиций, в том числе питающего центра боеприпасов, Николай видел целым штабель этих вожделенных ящиков с маркировками, нанесёнными чёрной краской, ящики с трассирующими и зажигательными пулями с зелёной и красной маркировкой. Трафарет содержал информацию о калибре, образце пули и металле гильзы, количестве, номере партии и номере завода-изготовителя, дату изготовления, марку пороха. Патроны были в заводских ящиках и россыпью в ящиках без коробок, и в бумажных водонепроницаемых укупорках. Из интереса закоренелого технаря и инженера Николай тогда расспрашивал старшину-хозяйственника о маркировках и это теперь пригодилось. Теперь он знал, что, например, 7,62-миллиметровые патроны с гильзой типа ШКАС были на складе с лёгкой, бронебойно-зажигательной и трассирующей пулями, имели на шляпке, кроме номера завода и года изготовления букву "Ш", и во избежание тугого извлечения из пулемёта имели лаковое покрытие. Лаковое покрытие при носке в патронташах и протирке стиралось, и патроны с гильзой ШКАС лучше было применять для стрельбы из пулемётов, а для стрельбы из винтовок их слегка смазывали ружейной смазкой. Авиационные патроны с гильзой ШКАС, имеющие красную окраску капсюля или обозначение пропеллера на укупорочном ящике, применять для стрельбы из винтовок и карабинов запрещалось, так как при стрельбе, кроме тугой экстракции, они давали осечки из-за иной посадки капсюля по сравнению с винтовочными патронами, но таких патронов у Рублёва не было. Все патроны с пулями бронебойно-зажигательными, трассирующими для станковых и ручных пулемётов снаряжались в ленты или в магазины через каждые пять патронов с лёгкой или тяжёлой пулями. Патроны, герметически укупоренные в специальные коробки, лаком не покрывались. Увлажнённые патроны и своевременно непротёртые могли через несколько дней настолько поржаветь, что оказывались непригодными. Если жидкость проникала внутрь гильзы, получались затяжные выстрелы, застревание пуль в канале ствола и осечки...
Как вообще Николай и Иван, белорусы, инженеры-строители оказались с винтовками в руках на берегу Курмоярского Аксая, какую страну они здесь защищали, кого и что? Белоруссия от этой реки лежит ведь далеко-далеко — за 1500 километров. До Вены и Белграда от Минска ближе...
Адамович и Блюмин были людьми высокообразованными, знали, что принадлежат к белорусскому народу — одному из древних народов Европы, более древнему, чем русские и украинцы. Славяне смешались на болотистой, труднодоступной территории Белоруссии в VI веке с автохтонными балтийскими племенами, бежав с берегов Дуная и северных границ рассыпавшейся Римской империи, спасаясь от многочисленных германских и тюркских племён. Многовековые страдания белорусского народа от поляков, литовцев и русских переполнили слезами озёра и болота Белоруссии, и воздаяние было святым, выстраданным, как ни одного из других народов бывшей Великой Литвы, Речи Посполитой и Российской империи. Получили белорусы впервые своё национальное государство из рук коммунистов двадцать лет назад, из рук Сталина, бывшего тогда комиссаром по делам национальностей рабоче-крестьянского правительства. Вторую часть своего народа вместе со своей древней территорией белорусы смогли получить в своё социалистическое государево два года назад в результате Освободительного похода Красной Армии, тоже из рук Сталина, уже главы коммунистической партии, то есть, как и для многих других народов, Сталин был как бы отцом их государственности — отцом советского белорусского народа. Чувство великой благодарности за это большинства простых белорусов к этому простому человеку, происходившему из грузинских бедняков, которого они, кроме как на разномастных портретах и фото не видели, дополнялись в их сознании признательностью за полученное образование, высокооплачиваемую работу, спасение их детей в будущем навсегда от ига помещиков польских, русских или литовских. Они также понимали, что не только простые белорусы за создание своего первого национального государства уважительно называли бывшего бедного грузинского агитатора из Баку отцом своего народа — впервые в своей многотысячелетней истории вайнахи — ингуши и чеченцы получили двадцать два года назад цивилизованное светское государство со своими границами и правами — Чеченский национальный округ, якуты получили впервые в истории сразу за первобытнообщинной жизнью свою якутскую автономную республику, как и татары, башкиры, казахи, узбеки, киргизы. Они перепрыгнули благодаря коммунисту Сталину из средневекового феодализма в ряд цивилизованных демократических народов, а все межнациональные споры были поставлены вне закона. Грузия стала великой страной, объединённая Сталиным с Южной Осетией и Абхазией, аграрная Украина стала при Сталине великой страной за счёт передачи ей культурной восточной Польши и промышленного русского Донбасса. Простой еврейский народ спустя пять тысяч лет после своего бегства из Египта с Моисеем и скитаний по миру, впервые получил от Сталина свою автономную национальную территорию. Армения оказалась под защитой такой мощной военной силы интернациональной Красной Армии, что никакая Турция уже не могла и думать повторить геноцид армян 1915 года без риска ответного победного штурма логова фашистской гадины — Стамбула и Анкары советскими войсками. Вот эту страну-защитницу интернационала простого народа Николай и Иван здесь и защищали от озверелых капиталистов всего мира и своих собственных бывших помещиков. Снова пришли на ум Николаю строки его единственного в жизни стихотворения, написанного по-русски:
Себя казнить я перестану,
Прощу, а может быть, устану,
И возлюблю, и возропщу,
Быть может, правду отыщу...
Там, где взорвались ящики с бутылками КС и сгорел вместе с ними грузовик, присланный командармом-64 Чуйковым прямо перед налётом, бушевал особо сильный огонь, и чувствовалось, как в это место движется со всех сторон жаркий воздух. Повсюду горела разлитая из зажигательных немецких боеприпасов нефть — когда фугасный снаряд попадал в такое пятно, горящая нефть разлеталась на ещё более широкое пространство. Николай с другом миновал место, где погиб взвод миномётчиков, вместе с гаубицами Беридзе, составлявшими при скорострельности миномётов до 25 выстрелов в минуту, стержень обороны батальона, основу манёвра огнём в бою. Так миномётчики и лежали тут все вместе, вперемешку со своими лошадьми, не сделав ни одного выстрела по фашистам: лейтенант — молодой командир миномётов в обнимку с инструментальной сумкой; младший политрук, совсем юные наводчики, заряжающие, лежали подносчики у миномётной двуколки, коноводы и ездовые. Посечённые осколками 82-миллиметровые миномёты БМ-37 конструкции Шавырина с механическими прицелами МПБ сиротливо стояли между мертвецами на двуногах-лафетах, рядом в беспорядке валялись рукоятки для переноса опорных плит, лотки и пеналы для мин, сами отличные осколочные шестипёрые мины О-832 с десятиметровым радиусом поражения осколками, взрыватели, заряды-лодочки… Кровь из растерзанных тел убитых образовала здесь кое-где невысохшие ещё лужицы, и подошвы сандалий Николая проскальзывали в кровавом месиве...
Недалёко от позиций миномётчиков Иван Блюмин нашёл в обуглившейся траве отрезанную голову своего командира ополченческой роты Будного, и невдалеке увидел его обгоревшее тело. Превозмогая инстинктивное отвращение и приступы рвоты, он отложил приготовленный для патронов мешок, поднял на ладонях голову с незрячими белёсыми глазами и ободранной с бескровного мяса щёк кожей, и донёс к телу, бережно положив голову рядом с плечом обезглавленного трупа. Он поправил грязным пальцем круглые очки на переносице и сказал другу, виновато улыбаясь:
— Как товарища Будного хоронить-то тут будут, безголового, непорядок это, а то будет вечно ездить по здешней прерии как “Всадник без головы” из романа Майн Рида...
Николай ничего ему не ответил. В ушах шумело и звенело, горький ком застрял голе, а кислый язык распух и прилипал к небу. Ослепительные звёздки то и дело носились мимо сетчатки глаз и выглядели почти как настоящие. Кое-где травы, деревья и кустарник, срезанные и вырванные взрывом, уже сгорели. Зажигательная смесь немецких ракет погасла, и только всё ещё дымило вокруг, и уже было можно вести поиски рассыпанных взрывами патронов более-менее внятно, в дыму ориентироваться и что-то разобрать.
Ополченцы начали, наконец, находить и собирать винтовочные патроны, кто в вещевые мешки, кто в каски, относить их к КП батальона. Совсем рядом в дыму рокотали пулемёты системы Максима, трещали винтовочные выстрелы. Свистели и жужжали в дымной и пылевой мгле невидимые шальные пули. В голове Николая всё путалось от угарного газа, глаза слезились, к горлу подступала тошнота, хотя он с прошлого вечера ничего ещё не ел. Мимо добровольцев промчалась обезумевшая лошадь с оборванными постромками, потом ещё одна в другом направлении, и в этот момент Николая увидел сквозь дым, как один из бредущих неподалёку азербайджанцев схватился за голову и с воплем повалится на землю. Трое его товарищей бросились к нему и держали, пока тот дёргался в предсмертных конвульсиях. Эти задержанные ранее заградотрядом азербайджанские чабаны, по-видимому, были из недавнего пополнения 91-й стрелковой дивизии, рассеянной по степям между Цимлой и Салом, и, если, вероятно, они были мастерами стрижки шерсти, которая спасала зимой овец от холодов, поскольку летом нужно было обязательно овец стричь, иначе они могли заболеть, перестать есть траву и исхудать, то вряд ли они вообще имели представление о современной войне. Эти кавказские татары, как их называли до революции в России, развернули тело умершего ногами к Мекке, как им казалось, дали мёртвому как бы пить воду, сели на скрещенных ногах рядом с телом погибшего земляка, стали плакать, причитать и воздевать руки к небу.
— Иншаллах! Валляхуль мустаан! Инна лилляхи ва инна иляйхи раджиун! — заголосил один.
— Хасбуналлах ва нималь вакиль! Астагфируллах! — вторил ему второй.
— Аллаху Акбар! — кричал самый мужественный из них.
Далеко разнеслось их крики, несмотря на грохот боя. Они быстро закрыли умершему товарищу глаза, выпрямили руки и ноги, привязали брючным ремнём подбородок, накрыли плащ-палаткой, на живот положили каску, наполненную патронами, явно готовясь провести погребение. Видимо у этих верующих это должно было делаться сразу и без гроба. В конце концов, они подняли мёртвого и понесли мимо разбитых позиций артиллерии по направлению к мосту...
Николай и Иван попытались их остановить, вернуть к делу сбора патронов, но тщетно. Азербайджанцы так неистово кричали и выпучивали глаза на них, что белорусы отступили. Туда же к мосту через Курмоярский Аксай шли и несколько групп казахов из третьей роты и группы красноармейцев, ведущий с собой раненых или идущие просто так. Здесь, неподалёку от горящих комбайнов и трактора, повсюду были разбросаны вещи беженцев и эвакуированных, рассыпанные, битые и даже целые ёлочные новогодние стеклянные, ватные и из папье-маше игрушки со звёздами, стратостатами и дирижаблями, снегурочками, возрождённой всего несколько лет назад петровской традиции новогодних ёлок. Игрушки серии “Сказки Пушкина” на прищепках были узнаваемы даже разбитые и перемешанные с пеплом и пылью. Среди окровавленных тряпок, простреленных пулями и пробитых осколками чемоданов и кастрюль, валялись высококачественные стеклянные фигурки Кота в сапогах, Ивана Царевича, Красной Шапочки, братца Кролика и братца Лиса, Аладдина, старика Хоттабыча. Куклы Алёны и Маши, как маленькие дети с большими глазами, вечной полуулыбкой лежали то тут, то там, жуткими знаками беды, разразившейся над их маленькими хозяйками, деревянные ваньки-встаньки, кубики, деревянные сабли, разорванные коробки настольных игр, россыпи окрашенных алюминиевых солдатиков московской фабрики ЦПКиО имени Горького, вроде тех, что мальчик отдал красноармейцу, ушедшему на Советско-финскую войну из книги Гайдара “Комендант Снежной крепости”...
Николаю вспомнилось это место у реки, где они утром сидели вместе с многодетной семьёй еврейки Раневской, однофамилицей актрисы из всеми любимого довоенного фильма “Подкидыш”, как разговаривали с беглецами из Котельниково — Матвеевыми. Раневская сильно грассировала, но это придавало речи домашний уют. С усталой женщиной из Котельниково была рядом темноволосая младшая дочь Галя, печальная девочка двенадцати лет, худощавая, с умным не по годам взглядом. Где они сейчас? Успели ли спастись, уйдя по восточной балке Караичева? Её муж Иван строит сейчас железную дорогу на левом берегу Волги за Тутовыми хуторами совхоза Первомайский на Ахтубе. Дочка Марийка добровольцем пошла в зенитчицы в Сталинград. Галочка тогда, утром, подошла к Ляле Адамович, и подарила ей свою последнюю игрушку — деревянный кубик с буквой “А” и картинками на разных гранях. Вот он, тоже лежал здесь, этот кубик весь в крови — на одной стороне нарисован аэростат, а на другой грани седобородый старика в очках, белом халате и шапочке с красным крестом — доктор Айболит. Мир в сознания Николая вдруг мгновенно сжался в непроницаемый для зла и смерти шар, в центре которого был незатейливый кубик из игрушечной азбуки девочки из Котельниково...
Невдалеке находилась разгромленная позиция полубатареи гаубиц. Одно артиллерийское орудие лежало вверх колёсами, другое с покорёженным щитом было по ступицы колёс завалено ветками и землёй. Трупы лейтенанта Беридзе со снарядом в руках и ещё нескольких артиллеристов лежали под слоем глины и песка. Раскалённый ветер кружил поверх них позёмку из пепла сгоревших трав. Убитых было явно меньше, чем численность расчётов, видимо кому-то удалось спастись, уйти ранеными или контуженными за реку...
Бегущие с позиций казахи и примкнувшие к ним некоторые русские красноармейцы, а также некоторые ополченцы и азербайджанцы с мёртвым товарищем на руках тем временем шли мимо этого побоища, и словно бы не замечали Николая, Ивана и Равиля.
— Вы куда? — спросил Николай одного ополченца, горбоносого парня в клетчатой кепке, с вьющимся чубом на лбу, — нашим бойцам в окопах нужны патроны, немцы атакуют батальон!
— Мы не в армии, мы добровольно пришли в ополчение, добровольно можем уйти, и нет такого закона, чтобы нас тут заставлять это делать! — сказал горбоносый парень, — у меня вообще инвалидность...
Адамович не понимал, что сделать такого, чтобы они остались и помогли обороне. Кричать? Но они все почти глухие от взрывов...
Бронемашина заградотряда по-прежнему стояла на мосту. Дым там был не такой плотный, и всё было видно. Когда довольно большая группа красноармейцев, раненых и нет, с оружием и без, и впереди них несколько казахов, кривоногих, с землистыми, тёмными лицами подвели своих раненых товарищей к мосту, из-за броневика появился лейтенант Джавахян с револьвером в руке и двое бойцов-пограничников с автоматами ППШ-41 наперевес. Сапёр лейтенант Енукидзе и двое его бойцов, прекратили свою работу по грудь в воде у опоры моста и, задрав головы, уставились на происходящее, закрывая глаза ладонями от солнца.
— Стой! — скомандовал казахам лейтенант, — товарищи бойцы, возвращайтесь на свои позиции!
— Мы раненых ведём! — ответил за казахов юноша с забинтованной кистью руки и без поясного ремня на пыльной гимнастёрке, — стреляем, стреляем, а немец всё прёт и прёт! Командиров первых повыбило, патронов обещали подбросить, терпим неприлично бедствие, а воевать давай!
Несколько голосов заворчали в его поддержку.
— Вообще положено по уставу пехоты оборонять лес, имея передний край впереди опушки или в глубине леса, а не по краю, что мы, как отсталые капиталистические страны воюем... — сказал ещё чей-то голос сзади.
Лейтенант дёрнулся, словно током его ударило, ведь и раньше он имел дело с бегущими с фронта, боящимися окружения бойцами и командирами, но эти бойцы действительно были из самого пекла, однако он грозно закричал на них:
— Насмотрелся я на таких! В тылу отсиживаться хотите, пока страна кровью истекает? Есть приказ N 227, его вам читали, и там чётко всё написано! Не для того вас советская Родина-мать обмундировывала и вооружала, поила, кормила, учила, везла чёрте откуда, чтоб вы бросили её оборонять!
— Так что же, теперь и не жить, раз она вооружила, а мы не сделали? — вновь раздался над головами казахов злой голос.
— Біз ейге баруымыз керек, — сказал стоящий впереди особо широкоскулый казах в пилотке, надвинутой почти на уши, и сделал шаг вперед, — біз бэріміз елеміз!
— Почему вас по трое, даже четверо на одного раненного? Где всё ваше оружие? — глядя исподлобья и выходя не середину моста, спросил лейтенант, и солнечные блики от ряби на воде плясали на его лице, подсвечивали чёрные зрачки, — а ну, стой, товарищ боец, я приказываю, стой!
Казах продолжил идти, его товарищи, другие красноармейцы и ополченцы-азербайджанцы с мёртвым на руках двинулись следом.
Джавахян два раза выстрелили в воздух из револьвера, почти беззвучно вылетели дымные полосы из вороненого ствола в шуме грохота близкого боя. В его глазах играли огненные всполохи. Совсем невдалеке, на берегу со стороны Даргановки послышался шум трактора или танка, грузовиков или бронемашин, а поскольку никаких подкреплений с той стороны не ожидалось, а Дарагановка была уже захвачена, всем было приятно, что это немцы.
Толпа не остановилась и продолжала сходиться к мосту даже быстрее прежнего.
— Всем вернутся на позиции! — закричал за спиной лейтенанта сержант НКВД и дал короткую звонкую очередь в воздух из автомата, — раненых положите, мы их заберём!
Разлетелись веером гильзы, многие инстинктивно пригнулись. Широкоскулый казах, очумело озираясь на треск веток и близкий рокот танка, всё-таки смело пошёл через мост и совершенно зря. Джавахян, более ничего не говоря, выстрелил ему из револьвера в живот. Казах с нечленораздельным криком согнулся пополам и упал. Остальные отпрянули в ужасе, попятились, и стали быстро подниматься обратно к комбайнам. Николай застыл в оцепенении от увиденного, бормоча:
— Как же так? Как же это?
В тот же момент на дороге со стороны Даргановки с рокотом и лязгом появился танк Pz.Kpfw.III с тактическим номером 404 и две приземистые полугусеничные 4-тонные бронемашины Sd.Kfz.250/1 из тактической группы “Роланд”. Толщина бокового лобового и кормового бронирования бронетранспортёров составляла 14,5 миллиметров, скорость по шоссе доходила до 65 километров в час, наблюдательные щели с пуленепробиваемым стеклом, по два пулемёта MG-34, впереди и сзади, позволяли бронированным боевым машинам следовать смело за танком по тылу советских позиций. Далее двигалась лёгкая бронемашина радиосвязи Sd.Kfz.221 с рамочной антенной радиопередатчика FuG.Spr.Ger. Потом следом за бронетехникой из пыли и дыма показались румынские кавалеристы. Увидев советских бойцов у моста и их бронемашину, они остановились и стали умело спешиваться, уводя коней обратно в заросли.
Танк и бронемашины на ходу и почти в упор открыли пулемётный огонь по бегущей толпе и сразу же убили всех азербайджанцев и ещё десяток человек. Веером разлетелись тыквенные семечки. Фантастическим образом одни мертвецы успевали делать ещё несколько шагов, прежде, чем упасть, другие падали сразу как мешки. Горбоносого чубатого парня пули MG-34 с близкого расстояния буквально разрезали вдоль пояса надвое, словно пила циркулярки, и он упал в пыль двумя частями, брызнув струями крови из разорванных артерий и вен. Кто-то ещё пытался ползти, умирая, кто-то бился в конвульсиях, дрыгая по-лягушачьи руками и ногами. Место, где утром уже лилась кровь при авианалёте, снова пропиталось кровью людей. Немногие оставшиеся в живых разбежались в разные стороны, надеясь спастись в пыли и дыму...
— Танки! — закричал лейтенант Джавахян, и со своими бойцами, пригибаясь, бросился к окопу у магазина, стараясь как можно скорее покинуть открытое место, — немецкие танки!
Сапёр Енукидзе и двое его бойцов, поднимая веер брызг, выскочили из реки и тоже бросились было к магазину, где была установлена их машинка взрывания, но бронемашины и танк, почти мгновенно расправившись с толпой отступающих, успели перенести огонь в сторону моста, и бойцы-сапёры и сам Енукидзе, не сделав и десятка шагов, упали среди фонтанчиков пыли, а пули вырывали из их тел куски красной жижи. Фуражка лейтенанта с зелёным верхом соскочила с его головы и покатилась по широкому кругу. Взрыв моста оказался сорван...
Коротко стриженная, без шлема, круглая голова командира бронемашины БА-64 скрылась в открытом верхе восьмигранной башенки. Он изнутри толкнул дугу ручного привода, поворачивая башню, становил её ручным тормозом-зажимом, и из 7,62-миллиметрового пулемёта ДТ-29 открыл по немецким бронемашинам и танку огонь. Пулемёт система Максима из окопа у магазина “Хлеб” тоже открыл огонь по немцам. Захлопали выстрелы 82-миллиметрового миномёта заградотряда, условленного в окопчике за грудой пустых ящиков у магазина, а семеро бойцов НКВД открыли огонь из винтовок СВТ-40 и “мосинок”. Воины-чекисты приняли неравный бой...
С треском, воем, вспышками и искрами пули начали лопаться, крошиться и рикошетировать на броне немецких боевых машин. Мины ложились с большим перелётом из-за неопытности расчёта и подвижности целей. Вступивший в бой легкий бронеавтомобиль заградотряда, изготавливался на базе полноприводного советского автомобиля ГАЗ-64 и чем-то напоминал Sd.Kfz 222, и завод ГАЗ недавно начал их выпуск одновременно с новым танком Т-70. Несмотря на яростные авианалёты на Нижний Новгород, повреждающие то заводскую электроподстанцию, то кузовной, моторный и механосборочный цеха, убивающие квалифицированных рабочих, ГАЗ за несколько месяцев выпустил их сотни — 12-миллиметровая лобовая броня из отличной советской броневой стали марки 77, расположенная под углом сорок градусов к вертикали, давала полную защиту от всех типов пуль 7,92-миллиметрового пулемёта MG 34 и от более мощных крупнокалиберных авиационных пулемётов, однако против артиллерии она был бессильна. Экипаж БА-64 теперь упрямо обстреливал бронетранспортеры, танк и заросли, где укрылись румынские кавалеристы, имеющие задачу в пешем порядке атаковать вдоль реки от Даргановки на Пимено-Черни, с целью захватить гаубицу, мост, препятствовать отходу русского батальона в глубокую балку за Пимено-Черни, откуда можно было организованно отойти на восток к хутору Небыково и продолжить сопротивление...
Душный воздух наполнился тошнотворным кисло-горьким запахом массы сгорающего пороха и взрывчатки. Шквальный огонь пулемётов, миномёта и автоматических винтовок сначала сбил фашистов с толку, но они быстро поняли, что к чему. 50-миллиметровая пушка KwK 38 L/42 танка Pz.Kpfw. III Ausf.J пока молчала — в ответ стрелял танкист-заряжающий из спаренного с пушкой пулемёта. Стрелок-радист танка из другого, курсового пулемёта MG 34 в шаровой установке в лобовом листе корпусе, всё ещё вёл огонь по беглецам, ползущим от моста прочь. Судя по всему, фашисты не хотели бронебойным снарядом PzGr 39 или подкалиберным PzGr 40 разрушить советскую бронемашину, чтобы она не превратилась в горящую баррикаду на мосту, а рассчитывали, что она сама отойдёт под угрозой уничтожения, и тогда можно было бы её расстрелять из пушки, не рискуя устроить из неё горящий затор...
Танк медленно двинулся на мост, непрерывно ведя огонь из пулемётов. Но бронемашина по-прежнему упрямо стояла на месте, ведя огонь по бронемашинам и танку, не понятно на что рассчитывая. Температура внутри неё была из-за жары и отсутствия вентилятора выше 60 градусов Цельсия, а от пороховых газов, облаком висевших над открытым верхом башенки, экипажу было невозможно дышать, любая секунда могла стать для советских людей последней в жизни...
Николай хотел было поскорее вернуться к сбору боеприпасов, куда его звал Иван и Равиль, но не мог отвести глаз от разыгравшейся драмы. У пятнадцати отважных бойцов заградотряда из 10-й Сталинградской дивизии НКВД не было по штату противотанкового оружия, бронемашина с миномётом были добыты ими в инициативном порядке три дня назад у рассеянных частей, бой был явно неравным, но они его вели и не отступали.
Фашисты сразу из пяти пулемётов вели ураганный огонь — за секунду почти 400 пуль тяжёлых пуль sS, бронебойных SmК и бронебойно-трассирующих SmK L Spur заполнили искрами, туманом пылевых фонтанов спуск к реке на другом берегу и всё пространство вокруг магазина. Среди этого ада вспыхивали огоньки ответных винтовочных и пулемётных выстрелов бойцов заградотряда. Всего за считанные секунды, их огонь стал реже и количество мест, откуда виднелись вспышки их выстрелов, стал меньшим. Всё реже летели пунктиры очередей в сторону немцев вверх, а оттуда всё так же плотно лились трассы огня вниз, пока не остался только прерывистый огонь пулемёта ДТ-29 из советской бронемашины. Сейчас он бил в опорное кольцо башни, в расчёте вызвать заклинивание.
Танк Pz.Kpfw.III командира тактической группы “Роланд” Манфреда Марии фон Фогельвейде с тактическим номером 404 взревел своим 300-сильным двигателем Maybach и остановился, наехав не несколько первых поперечных брёвен моста, сломав края дощатых пешеходных мостков у перил. Стали отчётливо видны выполненные с высоким европейским качеством детали машины убийства фирмы MAN: командирская башенка цилиндрической формы с пятью смотровыми щелями и двухстворчатым люком в крыше, двустворчатые люки в бортах башни, вентиляционные отверстия силового отделения, антенна радиостанции FuG, отверстия для притока воздуха в бортах, электрический вентилятор, закрытый броневой крышкой, лючок для стрельбы из ракетницы, ящик для снаряжения на корме башни — ящик Роммеля, впервые применившего такой способ хранения снаряжения на танках Африканского корпуса, на надгусеничной полке танка ещё нештатный ящик, эвакуационные люки в нижних бортовых листах корпуса между верхней ветвью гусениц и опорными катками, дополнительный броневой лобовой лист корпуса на кронштейнах, фары на лобовом листе, смотровой прибор механика-водителя — стеклоблок триплекс за полуоткрытой сдвижной заслонкой и бинокулярный перископ наблюдения, навешенные для дополнительной защиты, где только можно, гусеничные траки, чёрно-белые кресты, тактические красно-белые номера 404 поверх других, совсем уже не разборчивых номеров, ободранная краска на броне, засохшая грязь и кровь, ветки, клоки волос и травы, пробоины, царапины, вмятины, рунические знаки, номера...
Николай с ужасом наблюдал, как танк замедленно, как во сне, бесшумно повернул башню, нацеливая пушку прямо на бронемашину, и выстрелил. Танк качнуло от отдачи, а броневик от попадания. Башенку броневика сорвало с поворотной конструкции, и она вместе со снопом белых искр отлетела, покорёженная, кувыркаясь, метров на десять, а сорванный с турели пулемёт, отлетел в другую сторону. Голову молодого стрелка, кажется, его звали Семён, раздетого по пояс из-за адской жары, сплющило как глиняную фигурку, опалило до черноты, и погибший герой упал внутрь бронемашины...
Николай укусил зубами до крови свой кулак, чтобы сдержать вопль отчаянья и гнева, страха и ужаса, чтобы не заорать во весь голос, не завыть от боли в сердце, наверное, более сильной сейчас, чем даже если бы в сердце попал настоящий осколок. Он хотел уйти, но не мог — ноги стали вдруг ватными, в ушах звенело, в висках стучало, вдруг подступивший голод железными когтями рвал желудок, строки стихотворения крутились в сознании со скрипом, как шестерни заржавленной лебёдки:
Строка горит, рука немеет,
Всё извратят и втопчут в грязь!
Пусть! Век от века мудренее,
Пускай, кто может, дышит всласть...
Гитлеровский танк выпустил из выхлопных труб струю сизого дыма, двинулся по мосту на таран, и мост к несчастью выдержал 22 тонны его веса. С глухим стуком звенья гусеницы, закреплённой для дополнительной защиты на переднем броневом листе, ударил в бок бронемашины. Её поволокло со скрежетом, от которого сводило зубы, разворачивая вокруг оси, и она, собрав пулестойкими шинами валики земли и мусора, наконец, упала набок из-за узкой колёсной базы и высокого центра тяжести. Это облегчило танку работу, и он продолжил толкать помеху перед собой, как трактор отвалом толкает кучу снега, освобождая дорогу, теперь уже на другом берегу Курмоярского Аксая, в Пимено-Черни, где танк смог бы делать что угодно: вернуться обратно в бой на левом берегу, двинуться вместе с бронемашинами к восточной балке Караичева, ведущей к железной дороге, по ходу движения нескольких тысяч беженцев, остаться для контроля ситуации у моста. То, что самолёт-разведчик Focke-Wuif 198 Uhu, висевший над районом поля боя и Котельниково мог передать командованию атакующей боевой тактической группы “Роланд” информацию о движении масс людей и транспорта по восточной балке Караичева от Пимено-Черни к разъезду 161 километр, к платформе Небыково и хутору Чилеково, в холмисто-равнинную, овражно-балочную местность, а оно могло решить от моста двинуться к балке для уничтожения транспорта и, возможно, отходящих по ней к железной дороге красноармейцев, командиров, советских активистов и евреев, было вполне вероятным…
Отсюда уже можно было увидеть из командирской башенки танка над грудой пустых ящиков позиции миномётчиков за магазином. Скорее всего, по танковому переговорному устройству опытный в убийствах командир танка дал ориентир стрелку-заряжающему, и тот стал стрелять туда прямо через ящики. Груда ящиков разлилась как веер пыльных щепок, расчищая сектор обстрела, после чего башенный пулемёт легко убил троих бойцов НКВД, прекративших стрельбу и лежащих около миномёта с винтовками. Три бронетранспортёра стали медленно двигаться мимо горящих комбайнов и трактора к мосту, румыны вывели из укрытий лошадей и начали садиться верхом, видимо собираясь перейти на другой берег...
И тут что-то произошло — вроде бы к танку от магазин бросилась одинокая фигура. Точно! В разрывах языков дыма Николай узнал неуставную кожанку и мотоциклетным шлем командира заградотряда. Лейтенант Джавахян бежал к танку очень быстро, стремительно и решительно, как птица, и в каждой руке у него тускло поблёскивали бутылки КС. Даже если бы немецкие и румынские стрелки с другого берега реки сразу заметили его в дыму, навести оружие и сделать выстрелы в него они уже не успевали. То же самое касалось и танкистов, они ничего не успели предпринять в секунды, за которые герой пробежал двадцать небольших метров. Возможно, в душе Джавахяна сейчас ожили сущности древних национальных героев Армении, защищавшие его народ и простых людей столетия за столетиями, мощь и сила Давида Сасунского, Вардана Мамиконяна, Давид-Бека и неистового Андраника Озаняна, говорившего всем:
— Я не националист, я защищаю только одну нацию: нацию угнетённых!
Несколько секунд с небольшим — семнадцать мгновений лета мир вокруг был неподвижен, и вот человек, идущий на смерть, бросил бутылки с зажигательной смесью в корму и башню танка с яростным криком:
— За Родину! За Сталина!
Для него Родиной было совсем не всё, что этому слову причитается по названию, рельефу, географической широте и долготе, не все подряд люди и их взгляды, тем более использующие сейчас в тылу горе страны для наживы, не история, писаная и неписаная, а Родиной для него была ещё и идея, система ценностей, символом которых являлся их носитель, проводник и защитник нации угнетённых — коммунист Иосиф Сталин. Именно поэтому армянин, коммунист, лейтенант НКВД, идущий на смерть, бросая бутылки с зажигательной смесью в танк, присланный сюда капиталистами всего мира, исторг яростный клич с именем этого символа его Родины.
Бутылки КС разбились, и раствор белого фосфора крепко прилип к металлу, залепил часть смотровых щелей и стеклоблоков приборов наблюдения, проник внутрь к двигателю. От соприкосновения с воздухом "коктейль Молотова" вспыхнул ярким жёлтым пламенем в облаке густого белого дыма, мгновенно ослепив немецких танкистов.
И только потом сразу множество пуль разного калибра, обычных и разрывных, попали в лейтенанта НКВД, изуродовали его, вырывая куски мяса и костей вместе одеждой и брызгами крови, обезобразили всё тело, прежде, чем герой упал замертво. О чём же думал этот человек перед смертью, что он ценил дороже собственной жизни? Правду жизни...
"Коктейль Молотова" — КС, сжигая всё, что могло гореть, пылал ярким пламенем несколько минут, развивая температуру 1000 градусов Цельсия, выкуривая экипаж ядовитым дымом и угрозой пожара и взрыва боеприпасов. Только мощная химическая промышленность и передовая наука могла в ходе катастрофического начала войны создать несколько гениальных простотой составов из серы, белого фосфора, алюминиевой соли нафтеновых кислот, крекинг-бензина, древесной смолы, скипидара, азотной кислоты и олеума для ассиметричного ответа простых бедных людей бронированной лавине капиталистов, организовать массовое производство. Неожиданно и массово появившаяся на полях сражений в прошлом году в руках смельчаков десятирублёвая бутылка, в пятьдесят раз более дешёвая, чем бронебойный снаряд, оказалась способной уничтожить любое бронированное чудо передовой вражеской техники, построенное с использованием самых передовых мировых технологий, под управлением отборных убийц со значками NSDAP...
— Ни шагу назад! — как будто зачарованный прошептал Николай Адамович, увидев смерть героя, собираясь с силами, чтобы встать, вернуться в задымлённое, пылающее пространство, заваленное убитыми людьми и лошадьми, деревьями и снова собирать патроны для продолжения боя стрелковыми ротами на западном берегу Курмоярского Аксая.
Танк Pz.Kpfw.III с тактическим номером 404 пылал, перегородив дорогу бронетранспортёрам в Пимено-Черни, в башне и между гусениц открылись люки — немцы собирались покинуть горящую машину и пытались определить наиболее безопасное направление для этого...
Николаю стало жгуче стыдно за свою слабость перед лицом такого возвышенного самопожертвования, он вдруг перестал ощущать себя одиноким здесь, а стал будто часть чего-то огромного и великого, важного и правильного, и силы сразу вернулась. Он не стал больше мешкать и быстро пошёл через уничтоженные бомбёжкой задымлённые позиции артиллеристов обратно, не обращая на пулемётный огонь бронемашин. В смрадном горячем пыльном воздухе висел запах горелого мяса и древесины, горячего машинного масла и бензина, горячего железа и резины. Сзади послышался завывающий звук немецких моторов. Обернувшись, Николай и Иван увидели, как сквозь дым и пыль, вдоль реки в тыл оборонительной линии батальона, к позициям противотанкистов двигаются те три немецкие бронемашины, что не смогли теперь пройти по мосту в Пимено-Черни из-за своего подбитого танка. Одна из бронемашин — полугусеничный 4-тонный бронетранспортёр Sd.Kfz.250/1, покачивая 2-метровой антенной радиостанции, остановился между рекой и разгромленными позициями артиллерии. Почти физически ощущалось, как через наблюдательные щели с пуленепробиваемым стеклом, убийцы выискивают новые жертвы в дыму и пыли.
Щёлкнул выстрел и вверх из бронетранспортёра взлетела ракета с ослепительной зелёной звёздкой. Над бортом бронированной боевой машины появились головы в касках, обтянутых пятнистой тканью с торчащими из них в разные стороны пучками сухой травы и маленькими веточками. Пулемёт MG-34 сзади на турели и передний MG-34 с бронещитом выжидательно повернулись в сторону расположения тыла батальона, и из бронемашины стали выпрыгивать немецкие солдаты в пятнистых куртках. Их было всего четверо, но они вынули из бронетранспортёра и установили пулемёт на сошках, заняли позицию для стрельбы фронтом от реки. Личному составу боевых подразделений Вермахта, перед атакой и ближним боем, войсковые чиновники выдавали особый паёк из шоколада, конфет, леденцов, сигарет и по возможности печенья. Вот и сейчас вооружённые до зубов дюжие немцы в камуфляже, только что убивавшие людей, готовые делать это снова и снова, принялись по-ребячески разворачивать размягчённый от жары шоколад, кусать, лизать его, блестя фольгой, доставать конфеты-леденцы, класть их за щеку, создавая этим совершенно шизофренистическое зрелище. У них был с собой и шнапс и “Первитин” — метамфетамин с длительным и сильным психостимулирующим действием, снимающий чувство усталости, желание спать и есть. Немецкая пехота действовала сейчас быстро, привычно, как бригада плотников или лесорубов за работой, только они собирались пилить не доски и не деревья, а убивать русских унтерменшей, дерзнувших защищать свою свободу и землю от них. Фашисты явно не хотели дать хоть кому-нибудь отступить за Курмоярский Аксай...
Два других бронетранспортёра десант не высадили, а просто стояли с включёнными двигателями, видимо рассчитывая продолжить движение вдоль извилистого берега реки. Румынские кавалеристы короля Михая I на стройных лошадях породы фуриозо тоже не спешивались, однако они не имели такого решительного вида, как немцы. Среди румын находились двое донских казаков-проводников в плоских шапочках, казакинах и черкесах. Лошади их Будённовской породы терракотово-песочного цвета были такими же рослыми, как и лошади румын. Их задачей было атаковать вдоль реки Курмоярский Аксай от Караичева на Пимено-Черни, с целью захватить гаубицы, мост, препятствовать отходу вражеского батальона в глубокую балку за Пимено-Черни, откуда они могут организованно отойти на восток, и задача была выполнена. Продолжать раскованное продвижение в дыму и пыли навстречу с русским сибиряками, о которых в румынской армии ходили недобрые легенды, они не особо сейчас не рвались.
При появлении бронетранспортёров фашистов, шестеро ополченцев из числа задержанных заградотрядом и насильно переданных в ополчение, не имея уже оружия, бросили собирать корзины патронные пачки, подняли руки, и по горящей и дымящейся земле отправились сдаваться в плен. Николай хорошо запомнил этих ополченцев ещё до боя на той стороне реки — чёрные от загара и старых пороховых ожогов лица и руки, щетина, выцветшее обмундирование без знаков различия вперемешку с блёклой от стирок и солнца пыльной гражданской одеждой. Может быть не раз уже бежавшие из своих частей, не раз задержанные заградотрядами и отправленные на сборные пункты, большинство из них думало, что плен или бегство в тыл — это лучшее средство на войне остаться в живых, тем более, что у их отцов и дедов-кулаков советская власть десять лет назад силой отобрала во время коллективизации бывшие помещичьи земли и собственность, а единоличников заставила вступать своим земельным паем в колхоз. И теперь эти раскулаченные и бывшие единоличники считали, что имеют больше прав и шансов уцелеть, чем те, кто сражается за свою советскую Родину и своего вождя Сталина. Они прошли совсем рядом, зло глядя на харьковчан-добровольцев.
— Не делайте этого, товарищи! — сказала им вдогонку Николай.
— А у самого тоже винтовки нет! — ответил ему кто-то хрипло из дымной пелены, — коммунист чёртов, стрелять тебя надо как бешеную собаку!
— Не ходите туда! — крикнул им Равиль, — глупые вы юлэр, они же вас убьют!
Однако в планы немцев захват сейчас пленных совсем не входил. В трёх бронетранспортёрах немцев было всего человек пятнадцать, и их первоначальная задача состояла в прорыве через мост, а при неудаче в блокировании возможности русских отступить за реку. Вот и сейчас, увидев в дымо-пылевой облаке, в ста шагах от себя группу непонятных людей с поднятыми руками, они не стали долго размышлять, а открыли пулемётный огонь. Последовал знакомый громкий звук металлической пулемётной трещотки, пролетели трассирующие зигзаги, из людей вырвались облачка пыли и струйки крови. Все шестеро как подкошенные повались в разные стороны, как падают несколько пар лыж в прокате инвентаря из-за чьей-нибудь неловкости. И в этот же момент шальная пуля, прилетевшая неизвестно с какой стороны, с глухим стуком, словно кто-то защелкнул крышку табакерки или очёчника, попала в грудь и Равилю, стоящему рядом с Блюминым.
— Пошли, пошли дуслар Ваня! — странным сдавленным голосом, почти без дыхания, сказал шофёр, пытаясь сделать шаг, хватая Блюмина за руку.
Да так он и упал, и было понятно, что старый и добрый татарин умер, не осознав, что же с ним произошло на самом деле, умер смертью лёгкой, единственной наградой за его трудную, тяжёлую жизнь...
— Прощай, Равиль, — сказал Иван, — прощай, дуслар...
Глава 19. Офицеры, юнкера, ударники. Цепные псы хаоса
Ранним утром 29 октября 1917 года на столике у кровати Василия в роскошном номере гостиницы вора железнодорожных ассигнований Мамонтова «Империал» зазвонил телефон. Это звонил агент «Республиканского центра», отвечающий за работу с творческой интеллигенцией Станиславский. Он же Алексеев. Авторитет театральной деятельности, впрочем, никак не вдохновляющей ни Василия, ни его любовниц Верочку и Софочку де Боде, предпочитающих современные электротеатры пыльным занавесям.
— От Завойко через телеграфистов с Брянского вокзала прислали ночью сообщение, — заговорщицким тоном произнёс Станиславский, предприимчивый владелец отцовского дела «Фабрики волочения золота и серебра», поставляющей медный кабель компания Ericsson для их телефонной станции в Москве уже четверть века, а заодно владелец нескольких процветающих теперь московских театров и актёрских трупп. — В Питере началось!
Станиславский был родственником Мамонтова, владельца «Метрополя». Через театрала по просьбе Завойко устраивал Виванова в забитую постояльцами гостиницу, в личный резерв номеров владельца. Состояние семьи Станиславского пошло в гору с 1882 года, когда открылась первая в Москве и России телефонная станция Ericsson. Тогда было всего 26 трёхзначных номеров. Один номер в год стоил 250 рублей — как три шубы. В 1903 году император Николай II прибыл в Москву по случаю запуска телефонной линии в Московском Кремле и компания Ericsson подарила царю телефон с трубкой из слоновой кости в дополнение к подаренным ранее акциям компании.
Станиславский был чудаковат. Он часто заставлял своих актёров долгими ночными читать ему по телефону роли, неоднократно повторяя своё коронное «Не верю!». Но в остальном он был как большинство меценатов. Красивыми жестами маскировал тщеславие и похоть.
— Что началось? — пытаясь сообразить со сна, что происходит, переспросил Василий.
— В Питере против большевиков восстали юнкерские училища и пошли в бой наши офицерские отряды! — играя голосом, словно это была не жизнь, а постановка трагедии «Царь Фёдор Иоаннович» Алексея Толстого, ответил делец. — У меня собраны пожертвования от Мамонтова, Третьякова, Алексеевых и других наших соратников...
— Понял, спасибо...
— Я сегодня целый день, если что, голубчик, буду в «Славянском базаре» на Никольской. Там будут смотрины хорошеньких дебютанток в актрисы со всеми вытекающими последствиями. Будет чем полакомиться. Подъезжайте, голубчик...
— Хорошо, спасибо... — со вздохом ответил молодой человек и повесил трубку.
Началось и в Петрограде! Спустя три дня после свержения правителя Республики России Керенского, координатор действий офицерско-юнкерских отрядов нескольких союзов офицеров армии и флота, бывший генерал-адъютант царя в чине генерал-лейтенанта Алексеев, находясь в Петрограде на нелегальном положении, получил информацию от лейб-гвардии полковника Трескина и Генерального штаба полковника Дорофеева об успешном захвате Кремля, захвате ключевых точек Москвы. У Гатчины бывший правитель России Керенский совместно с эсером Савинковым выступил на Петроград во главе казачьего корпуса генерала Краснова, имея оперативно выделенные ему ассигнования в 5 миллионов рублей от главы Госбанка Шипова, всё ещё отказывающего в обслуживании Всероссийскому правительству Ленина Совнарком, уполномоченного II Всероссийским Съездом Советов солдатских и рабочих депутатов в союзе со II Всероссийским Съездом Советов крестьянских депутатов. Золотой запас России заговорщик Шипов заранее вывез в Казань.
Заговор — это способ планирования, план действий для осуществления своих желаний, в отличии от открытого сговора или договора. Заговор всегда тайный от объектов воздействия и народа по разным причинам: для достижения внезапности, лишения объекта времени на реагирование, создания маски при исторических описаниях событий, по иным причинам. Ленин денег не имел и мог рассчитывать в борьбе против Керенского у Гатчины только на добровольцев и их ресурсы. Все рвались в столицу спасать свободу.
Свобода — это отсутствие ограничений, только и всего. Такого же рода универсальное понятие смерть, жизнь, верх, низ... Говорить: «Я за свободу!» всё равно, что говорить: «Я за верх! Я за прямо! Я за живое!» Говоря о свободе, всегда нужно уточнять. Свобода чего-то, всегда означает свободу от чего-то. Есть такая свобода, что врагу не пожелаешь. Например, свобода для чумных бактерий или вечная свобода от гравитации, свобода рабовладения одних над другими, свобода одних сжигать на кострах других. Так кто за свободу?
Из Петрограда в Москву на помощь Моссовету, преодолев с помощью Сталина саботаж железнодорожных чиновников, отправились по железной дороге бронированные боевые машины, артиллерия, винтовки, боеприпасы, матросы с крейсера «Аврора», ослабив таким образом ударные возможности питерских красногвардейцев и рабочей милиции. Момент для военного мятежа был наилучший. В этой обстановке Алексеев отдал приказ отрядам «Союза офицеров», «Союза бежавших из плена», «Союза георгиевских кавалеров», «Сообщества увечных воинов» и «Белого креста» начать в столице аресты членов Петросовета, правительства Ленина, захват государственных учреждений.
Эти офицерские организации через «Общество экономического возрождения России» щедро финансировал некоронованный король российского банковского дела Вышнеградский, всероссийский король сталелитейный и угольный Путилов, российский нефтяной король Нобель, хлебный король Каменка, торговый король Рябушинский. При этом Алексеев продолжал закупку и отправку в Новочеркасск эшелонов с оружием, в том числе отправлял вооружение из фронтовых запасов Генерального штаба генерала Духонина для формирования наёмной армии на Дону. Готовя для себя курульное кресло военного диктатора, Алексеев по-прежнему считал хлебный регион Дона с опорой на Бакинские и Грозненские нефтяные месторождения Нобеля и Рокфеллера лучшей базой для развёртывания русской наёмной армии. Тем более, что спонсоры требовали защитить их дорогостоящие южные предприятия, железные дороги, порты, пшеницу, рудники и нефтяные разработки от большевистско-эсеровского центра страны.
Если Москва и особенно Петроград были центром большевизма, Западный фронт находился под их сильным влиянием, то на Юге России, на Северном Кавказе и в Закавказье большевиков были считанные единицы. Кавказская армия большевизирована, в целом, не была, хотя революционизации не избежала. Юг России был объединён в сепаратное государственное образование Юго-Восточный союз со столицей во Владикавказе. Ресурсы нефтедобытчиков, хлебные ресурсы, черноморские порты, каспийский порты, граница через Иран с английской Индией наилучшим образом подходили для создания новой русской армии в отличие от Москвы и Петрограда, но попытаться захватить эти центры сразу стоило попробовать. Вот и пробовали...
Эмиссар Алексеева полковник Лисовой на Дону с сентября занимался приёмкой и размещением вооружений и прибывающих в Новочеркасск со всей страны офицеров и солдат-ударников. Пароль для прибывающих в армию наёмников «Пособие и труд». В Новочеркасске с согласия Правительства Дона уже собралось 20 000 офицеров, ждущих прибытия Алексеева и готовых начать боевые действия по его приказу. Туда же без согласия Алексеева направился со своим туркменским полком и «полком смерти» из ударников штабс-капитана Неженцева, решивший прервать театральный плен в Быхове, другой кандидат на курульное кресло военного диктатора России генерал Корнилов — неудачник июньского захвата власти, потерявший симпатии большей части офицерства.
Но первый успех, сулящий лёгкий захват Москвы, движение в Москву артиллерии, ударников генерала Духонина и казаков донского войскового головы Каледина, колебания, слабость коалиции нескольких социалистических партий в Моссовете и Ревкоме, продажность, трусость их лидеров, очевидная слабость вооружённой силы рабочих и солдат запасных полков, делала соблазнительной попытку повторения такого же сценария в Петрограде. Для этих целей Госбанк, всё ещё возглавляемый бывшим чиновником Николая II, а потом чиновником Российской Республики Шиповым, выделил Алексееву 3 миллиона рублей на выплату пособий офицерам и юнкерам...
Одновременно с разворачивающимся сражением в Москве за Крымский мост, Алексеевское училище в Лефортово и Никитские ворота, тёмным октябрьским утром в Петрограде полковник Полковников, командующий Петроградским военным округом, эсер как и Рябцев, как и Рябцев создавший эсеровско-кадетский комитет для вооружённой борьбы за установление военной диктатуры, как и Рябцев действуя по московском шаблону, приступил к действиям.
В промозглой дождливой тьме со снегом, в дрожащем свете редких газовых уличных фонарей, офицерско-юнкерские отряды Владимирского и Павловского пехотных, Николаевского кавалерийского, Константиновского и Михайловского артиллерийских училищ, школы прапорщиков инженерных войск, всего более 7000 человек, в большинстве своём имеющие боевой опыт, боевые награды, именное оружие, пешим порядком, конно, на грузовиках и легковых автомобилях, оцепили и атаковали государственные учреждения Петрограда. Действуя по единому плану решительно и жестоко, офицеры и юнкера захватили часть госучреждений к великой радости столичных чиновников, капиталистов, банкиров, торговцев и иностранных дипломатов стран, не желающих прекращения Россией кровавой войны для производства прибылей заводчиками, банкирами и спекулянтами...
Сопротивляющихся питерских красногвардейцев, моряков и солдат убивали без разговоров на месте как «двинца» Сапунова на Красной площади: в затылок или в лицо из револьвера, штыком в живот. Избивали как прапорщика Берзина в Кремле: рукояткой револьвера в лицо, прикладом, эфесом шашки. Отряды офицеров и юнкеров Николаевского кавалерийского училища внезапно атаковали и убили 15 караульных солдат лейб-гвардии Кексгольмского полка, охранявших бронированные боевые машины в Михайловском манеже. Путчистами были захвачены 16 бронированных боевых машин запасного броневой дивизиона «Руссо-Балт», «Шеффельд-Симплекс» и «Армиа-Мотор-Лориес». Все четыре отделения по четыре броневика, почти все на ходу. Ещё четыре броневика были заранее спрятаны в городе штабс-капитаном Сафоновым. Так же заранее был тайно сделан запас авиационного бензина 1-го сорта. Двухпулемётные броневики немедленно были укомплектованы отборными офицерскими экипажами и решительно вступили в боевые действия по всему городу.
За короткое время жизнь в столице была парализована, десятки человек убиты и ранены, десятки оказалось в плену в качестве заложников. Начался тяжёлый бой за телефонную станцию на Большой Морской улице, между офицерами и юнкерами-николаевцами с одной стороны и солдатами лейб-гвардии Кексгольмского полка с другой.
Пункт был стратегически важен. Здание было крепким, с бетонными перекрытиями под шкафы связи, перестроенное под телефонную станцию Карлом Бальди. Оно было, кроме своей технической ценности, стратегически выгодно расположено в шаговой доступности от Исаакиевской площади, Зимнего дворца, Адмиралтейства, Казанского собора, Строгановского дворца, набережной Мойки. Нижний этаж был богато облицован красным песчаником, обработанным в крупнобугристой, рифленой и мелкоточечной фактуре, выше использовали серый песчаник с вырезанными гирляндами по бокам огромного окна, эмблемой в виде скрещенных якорей, орнаментами над окнами и деталями из керамики. На первой этаже у въездной арки во двор располагался обувной магазин «П.И. Гозе», где офицеры устроили пулемётное гнездо.
Первая петербургская телефонная станция открылась ещё 35 лет назад усилиями американской Bell Telephone Company в 1882 году в доме Ганзена на Невском проспекте и обслуживала 128 абонентов, среди которых был царь, его семья, нефтяные короли Людвиг и Альфред Нобели, Меднопрокатный трубный завод, завод и контора Гука, банки, редакции газет, правление Балтийской железной дороги, часть государственных учреждений. Телефон был неслыханной роскошью. Из не богачей телефон был тогда только у любовницы царя Кшесинской в построенном для неё дворце в Стрельне. Там же появилось первое электроосвещение. Впрочем, эту польскую «ценность» царя охранял даже флот.
У каждого абонента устанавливали исключительно иностранное оборудование, поскольку Россия усилиями верхушки была страной отсталой и тёмной: электросигнальный прибор Гилелянда, микрофон Блэка, телефон Белла и элемент Лекланже. Абонентская база в Петербурге и Москве составляла 250 рублей в год. Неслыханные деньги. Роскошная хорьковая шуба в самом дорогом магазине «Меха» стоила 85 рублей. В случаях, когда телефонный аппарат был удален от центральной телефонной станции более чем на три километра, абонент доплачивал сверх абонентской платы ещё 50 рублей за каждый километр.
Телефонисток в Санкт-Петербурге американцы, как и в Москве шведы, набирали в возрасте от 18 до 25 лет не замужних. Детей иметь запрещалось. Беременных увольняли. Вышедших замуж тоже. Потом разрешили выходить замуж за работников телефонной связи. Тело капиталистических рабынь было регламентировано: рост выше среднего от 165 сантиметров, длина туловища в сидящем положении с вытянутыми вверх руками не менее 128 см. Необходимо было пройти специальный отбор и дать подсписку о неразглашении тайны личных разговоров.
Жалованье платили завидное, но только после двухмесячного испытательного срока. 30 рублей в месяц. Рабочий день ненормированный, выходной один. Отпусков не было. Но безработица заставляла идти в кабалу. Квалифицированный рабочий получал в то время около 12 рублей в месяц и от соискательниц не было отбоя. К моменту свержения Временного правительства у ведении Петербургской управы существовали две телефонные станции емкостью 4400 номеров.
В отличие от солдат московских запасных полков, лейб-гвардии Кексгольмский запасной полк, вступивший в бой за центральную телефонную станцию, хоть и не был укомплектован фронтовиками и выздоравливающими после ранений ветеранами, являлся одним из самых прославленных и старейших полков русской армии. Участник Полтавской битвы, строитель Петропавловской крепости, в качестве морской пехоты когда-то атаковал Стокгольм, участник первого взятия Берлина, Бородинской битвы, второго взятия Берлина. Полк занимал Париж, сражался под Плевной. Когда простой русский человек идёт по казарме такого своего полка и видит: вот знамя, вручённое полку Екатериной II, вот серебряные трубы за взятие Берлина, вот Георгиевское знамя за победу над Турцией, то невольно и навсегда проникается духом гвардии и видит мир совсем иначе. Иначе понимает своё место в нём, даже если вчера человек был всего-навсего сапожником или батраком.
После короткого правления русских царей из рода Рюрика и воцарения по окончании Смутного времени династии Романовых при помощи наёмного корпуса князя Минина и купца Пожарского, ознаменовавших окончательное превращение крестьян на землях знати в бесправных рабов, царская армия получила возможность комплектоваться за счёт крепостных рабов вместо вольнонаёмных стрельцов пехоты и налогообязанных дворян в коннице. Суть Смутного времени в России времён завершения эпохи Возрождения в Европе заключалась в том, что олигархи-бояре, захватив власть, провели закон о запрете крестьянам свободно менять землевладельцев-хозяев, превратив крестьян-колонистов в крестьян-рабов. Русские крестьяне восстали против узаконенного рабства. Государство рухнуло. Началась затяжная Гражданская война в России, в которой олигархи-бояре призвали воевать за себя поляков и шведов, даже провозгласив русским царём польского королевича.
Все остальные события: Лжедмитрий, осада Троицкой лавры, бои в Москве, разграбление страны украинскими казаками, это только нюансы Гражданской войны и последовавшей за ней интервенции, когда после победы олигархи-бояре, избравшие с помощью Минина и Пожарского царями Романовых, утвердили рабство в России на 250 лет. После воцарения крепостного рабства вплоть до 1861 года, отмены этого позорного рабства уже в эпоху паровых машин, фотографии, воздухоплавания и телеграфа, царская армия могла располагать солдатами, которым жизнь была не мила, а гибель на поле боя и издевательства в казармах ничем не отличались для них от гибели от голода и нужды, издевательств в барской деревне. Доля русских крестьян была не лучше доли американских негров-рабов. Поэтому такие солдаты из русских семей, служащие по 25 лет, то есть с учётом средней продолжительности жизни в ту пору почти пожизненно, не сдавались в плен, не бежали с поля боя даже при десятикратном численном превосходстве врага. Могли идти через горы Альпы в состоянии высотной болезни, по льду переходить Балтийское море, прикрывая своей отрешённостью смертников любые ошибки генералов-дворян.
Солдаты царской армии на поле Бородинского сражения 1812 года были крепостными рабами, отданными своими помещиками царю как вещь на 25 лет по жребию или злому умыслу. Для своих родных они были уже покойники. Их дочери-рабыни могли при этом оказаться в гаремах помещиков, а сыновья-рабы проданы на ярмарках вместе с медведями. За каждую провинность их били шомполами, клеймили, истязались, а они стояли под Бородино в ярких мундирах-мишенях плотными рядам десять часов под ураганным огнём 600 французских орудий Наполеона, не сходя с места, пока не погибали все до одного как защитники деревни Семёновская. В плен не попал ни один. Именно после того времени, как армия перестала состоять из рабов, русские цари не выиграли больше ни одной войны. В конце концов они были свергнуты генералами, выходцами из солдатских семей бывших рабов, которым последний царь не очень умно доверил командование императорской армией в 1917 году: Алексеевым, Корниловым, Деникиным...
Вот такие солдаты-гвардейцы из семей бывших крепостных рабов вцепились намертво в офицерско-юнкерский отряд, захвативший телефонную станцию, несмотря на офицерские пулемёты, разрывные пули и броневик. Гвардейцев легендарного полка теперь убивали не германцы и турки на фронте, а русские юнкера под командованием русского эсеровско-кадетского комитета полковника Полковникова и наёмники-офицеры из организаций генерал-лейтенанта Алексеева. Но солдаты и прапорщики лейб-гвардии Кексгольмского запасного полка не остались в долгу перед ними...
Тем временем кризис в Питере нарастал. Столичный Ревком и Петросовет были отключены от связи. Часть их членов арестована, часть убита. По городу начались облавы по спискам на большевиков и социалистов. Начата запись студентов и чиновников в Белую гвардию. Однако, как и в Москве, запасные полки не присоединились к эсеровско-кадетскому комитету и офицерско-юнкерским отрядам. Как и в Москве, в Петрограде казаки всех трёх донских казачьих полков гарнизона остались нейтральными согласно договору, подписанного ими с Петросоветом три дня назад. Лейб-гвардии Волынский запасной полк тоже заявил о нейтралитете.
Среди всеобщего хаоса и растерянности под звуки пулемётных очередей и перестрелки в городе, в Смольном институте ранним утром появился Ленин. Ленин был человеком мужественным. Он был гений организации. Не строением мозг гения отличаются от мозга обычного человека, а мировосприятием. Для обычного человека мир огромен, в нём всего столько, что разобраться не получается, поэтому ничего нового изобретать, думать и писать не надо. Гений, познав и систематизировав мир, понимает его конечность, повторяемость в нём одного и того же примитивизма. Поэтому гений хочет внести в него новое, более совершенное, независимо от того музыка это или математика, и делает он это всегда, потому что, в отличие от конечного мира, для гения нет предела...
— К оружию, товарищи! Вместо красногвардейцев, ушедших к Гатчине навстречу казакам Краснова и Керенского, нам нужна новая вооружённая сила! — призвал он рабочих и столичные социалистические партии. — Товарищи, революция в опасности! Прочь колебания и разговоры! Всё потом!
Ленин своим решительным вмешательством в деятельность Ревкома и Петросовета не позволил повториться в Петрограде московскому варианту с захватом юнкерами и офицерами Петропавловской крепости, как в Москве с захватом юнкерами и офицерами Кремля. Не позволив никому колебаться и минуты, Ленин заставил всех за считанные часы записать в Красную гвардию и милицию, вооружить 20 тысяч питерских рабочих безо всякого различия их политических воззрений. Ленин ежечасно требовал от всех именем II Всероссийского съезда Советов от командующего гарнизоном полковника Муравьёва навести в столице порядок. Формирование единого штаба офицерско-юнкерских отрядов, подобного тому, который был создан в Александровском военном училище в Москве, было сорвано решительными действиям Петросовета, нового Правительства и войсками гарнизона.
Благодаря решительности Ленина, настойчивости и ясной оценки ситуации глобального городского побоища в Петрограде удалось избежать. Части гарнизона совместно с отрядами рабочих и милицией немедленно отправлялись выбивать юнкеров и офицеров из ключевых точек города и государственных учреждений. Началось прочёсывание кварталов, ликвидация патрулей юнкеров и офицеров...
Все очаги военного переворота: Владимирское, Павловское пехотные, Николаевское кавалерийское, Константиновское и Михайловское артиллерийские училища, школу прапорщиков инженерных войск и ненадёжные части гарнизона блокировали красногвардейцы, милиция, матросы, солдаты-гвардейцы с артиллерией и бронетехникой. Там начались перестрелки и уличные бои...
У Владимирского пехотного училища, где заняли оборону 650 юнкеров и 200 офицеров во главе с полковником Куропаткиным, разыгралось многочасовое кровопролитное сражение. Ночью примерно половина юнкеров-учащихся, в основном уроженцы Петрограда, покинули училище, переодевшись в гражданскую одежду. Они отказались принимать участие с утра в боевых действиях в родном городе. Юнкера-большевики и юнкера-эсеры училища были арестованы, чтобы они не выдали приготовлений к боевым действиям.
Ранним утром 350 офицеров и юнкеров-владимирцев после короткого боя захватили гостиницу «Астория», где располагалась в том числе штаб-квартира английской разведки, содействующей путчистам. Одновременно был захвачен склад вооружений недалеко от училища. Несколько солдат столичного гарнизона оказались убиты и ранены. Другие отряды юнкеров-владимирцев совместно с юнкерами других училищ и отрядами офицеров при поддержке бронетехники разошлись по городу для разоружения красногвардейцев и милиции.
В этой обстановке солдаты лейб-гвардии Гренадерского запасного полка под командованием полковника Муравьёва при поддержке броневиков «Слава» и «Ярославль» решительной атакой отбили у юнкеров оружейный склад. Затем быстро окружили комплекс зданий Владимирского пехотного училища. Трёхэтажные с подвалами казармы Владимирского училища образовывали каре: корпус на углу Большой Колтовской и Музыкантского переулка, прочной постройки наполеоновской эпохи, корпус по Малой Гребецкой улице более поздней постройки, лицевой корпус по Большой Колтовской улице и новый дворовый флигель.
Столами, тюфяками, сундуками и другим штатным имуществом окна первого этажа и двери были забаррикадированы. На первом этаже ждали партии юнкеров для штыковых контратак, вооруженные дополнительно гранатами и револьверами. Юнкера и офицеры полковника Куропаткина имели 15 станковых пулемётов Максима, траншейные 37-миллиметровые пушки, бомбомёты, 1000 винтовок Мосина из цейхгауза училища, значительный запас патронов, снарядов и бомб, и готовы были яростно обороняться, имея возможность позволить себе вести шквальный огонь по атакующим из пулемётов и винтовочный огонь залпами...
В темноте, под дождём со снегом, подошедшие роты лейб-гвардейцев атаковали юнкерское училище с ходу с четырёх сторон. Первая атака мгновенно захлебнулась. Двое лейб-гвардейцев были убиты, пятеро ранены. Были ранены любопытные прохожие. Убит шальной пулей нищий инвалид-бодяга, просивший милостыню.
Полковник Куропаткин для затяжки времени в расчёте на помощь юнкеров Павловского училища, находящегося неподалёку, в также в расчёте на помощи от полковника Полковникова из Николаевского училища, тоже блокированного, ложно выбросил белый флаг. Прапорщик и унтер-офицер лейб-гвардии Гренадерского запасного полка с белым шарфом на ножнах шашки отправились к двери, где был выставлен белый флаг юнкеров и, не доходя до него десяти метров, были расстреляны их окон.
После расстрела юнкерами и офицерами парламентёров все поняли, как раньше поняли и солдаты лейб-гвардии Кексгольмского резервного полка, с кем они имеют дело. Всякие сантименты были отброшены. Бой возобновился. В дело вступили бронемашины. Бронемашина лейб-гвардейцев «Слава» была вскоре подбита юнкерами удачным выстрелом из 37-миллиметровой пушки. Перестрелка выявила лучшую подготовку юнкеров. Раненые истекали кровью у всех на виду, поскольку юнкера убивали санитаров прицельным одиночным огнём при попытке вынести раненых с поля боя.
Училище подвергли артиллерийскому обстрелу. Однако из-за особенностей городской застройки, вести огонь приходилось с позиций, расположенный открыто и на виду у обороняющихся. Артиллеристы лейб-гвардейцев падали один за другим у своих орудий, сражённые мастерскими выстрелами профессионалов по части убийств из окон училища. Раненые солдаты и матросы умирали на мокрой брусчатке перед фасадами училища на глазах толпы зрителей и обывателей из соседних домов. Множество любопытных обывателей толпилось вокруг места боя, в том числе женщины и дети.
Лейб-гвардейцы по-пластунски несколько пытались подобраться к амбразурам в баррикадах окон первых этажей и закидать их гранатами. Неудачно. Совсем рядом батюшка домовой церкви Николаевской богадельни под колокольный звон, не обращая внимания на грохот боя и массовую гибель людей, вместо попытки именем христианского бога остановить смертоубийство, хладнокровно отслужил обедню для прихожан, как бы не замечающих, что рядом убивают людей. Городская Дума Петрограда тоже не нашла нужным остановить кровопролитие и искать компромиссы, поскольку желала победы эсеровско-кадетского комитета и военных сил долгожданного военного диктатора Алексеева.
Но лейб-гвардия не собиралась отдавать юнкерам и офицерам столицу. Пролитая кровь товарищей взывала к мщению. Полковые комитеты лейб-гвардейцев три дня назад признали законным новое правительство Ленина, назначенное II Всероссийским съездом Советов рабочих и солдатских депутатов, поддержанное II Всероссийским съездом крестьянских депутатов и менять своё мнение не собирались.
Лейб-гвардии Гренадерский резервный полк, штурмующий юнкерское Владимирское пехотное училище, был наследником великих русских войсковых традиций лейб-гвардии Гренадерского полка с 1756 года. Этот прославленный русский полк брал Берлин, сражался при Бородино, вошёл в Париж, участвовал в восстании декабристов против самодержавия на Сенатской площади в 1825 году. Почти весь кадровый довоенный состав полка в 1915 году постигла трагическая участь всех без исключения полков старой царской гвардии в результате всеобщей технической и социальной отсталости Российской империи, за который народ и гвардия заплатили одинаково: гибелью людей и государства.
Русский царь немецкого происхождения словно недоразвитый дикарь сам истребил свою гвардию, опору самодержавия, используя гвардию как ударную пехоту прорыва, пытаясь компенсировать этим техническую и управленческую отсталость государства. Трагедия гренадер лейб-гвардии Гренадерского полка произошла в июле, два года назад во время позорного оставления царём части своей Русской империи царства Польского.
У деревни Крупе под русинским городом Красныставом в Польше, недалёко от границы Украины, лейб-гвардии Гренадерский полк лейб-гвардии генерал-майора Рыльского столкнулся с элитными частями германской императорской гвардии, имеющими четырёхкратное численное превосходство при подавляющем превосходстве в артиллерии и пулемётах. Кроме штыковой атаки на манер древней Бородинской битвы царские военачальники ничего противопоставить немецкой технике не смогли и предприняли ряд самоубийственных штыковых атак против четырёх германских гвардейских полков.
Результат штыковых атак пулемётных гнёзд — потеря убитыми и ранеными до 80 процентов боевого состава: 43 офицера и 3000 гренадер. Во 2-ом батальоне уцелело всего 12 человек. Бойня. Вся кадровая русская царская гвардия полегла в этот период времени подобным нелепым образом. Уцелевшие после мясорубки солдаты и офицеры такого простить своим генералам и царю не могли...
Запасные полки лейб-гвардии, готовящие для своих полков на фронте пополнение, являлись частью столичного гарнизона Петрограда. Основу лейб-гвардии составляли 12 резервных полков лейб-гвардейской пехоты: Преображенский, Семёновский, Измайловский, Егерский, Московский, Гренадерский, Павловский, Финляндский, Литовский, Кексгольмский, Петроградский, Волынский. В каждом полку 5 — 7 тысяч человек. Кроме того, в столице были ещё запасные гвардейские части: сапёрный батальон, флотский экипаж, артиллерийские дивизионы, сводный казачий и кавалерийский полки. Всего 100 тысяч гвардейцев.
К Петроградскому гарнизону относились также части 1-й и 19-й обычных пехотных запасных бригад, укомплектованных жителями столичного военного округа: 175-й, 177-й, 178-й и 179-й, 1-й, 3-й, 172-й, 176-й, 180-й и 181-й пехотные запасные полки общей численностью тоже 100 тысяч человек. В состав столичного гарнизона входили 16-я Ярославская, 308-я Петроградская, 343-я Новгородская, 86-я, 88-я, 89-я, 90-я и 348-я Вологодские пешие дружины государственного ополчения из ратников в возрасте до 43-х лет, 1-я запасная артиллерийская бригада, бронедивизион.
Вся эта масса мужчин, оторванных от родного дома и хиреющего хозяйства, отказалась весной сражаться за царя. Осенью отказалась сражаться за Временное правительство Керенского. Тем более они не собирались сражаться за генерала Корнилова, Алексеева, эсеровско-кадетский комитет Полковникова, поднявшего сейчас военный мятеж. Солдаты и прапорщики лейб-гвардии прекрасно знали, кто платит этим наёмникам деньги: Вышнеградский, Путилов, Каменка, Нобель, Барк, Шипов, Рябушинский, другие жадные и безжалостные капиталисты, пьющие кровь трудового народа.
Главной задачей всех запасных частей гарнизона было обучение пополнений младшего начальствующего состава для отправки в свои действующие лейб-гвардейские и не гвардейские полки. Для этого использовалась система интенсивного 4-х месячного обучения: стрельбы, выправка, строевая подготовка, ружейные приёмы, тактическая подготовка, устав гарнизонной, полевой, охранной службы, штыковой бой, окопный бой, содержание обмундирования. За три года войны гвардейскими резервными полками было отправлено на смерть 2,5 тысячи младших офицеров и 250 тысяч нижних чинов в маршевых батальонах, отдельные команды пулемётчиков, миномётчиков, бомбомётчиков, огнемётчиков, разведчиков конных, пеших, телефонистов.
Однако, лейб-гвардейские части в условиях развала страны, отсутствия жандармов и всё нарастающего саботажа казаков, капиталистические власти стали использовать для отлова дезертиров, наведения порядка среди гражданских, военных на центральных улицах и площадях столицы, трамвайных линиях, вокзалах. Были созданы из лейб-гвардейцев военно-полицейские команды. Смысл лейб-гвардии радикально изменился. Она из войск состоящих при самодержце и правительстве стала фактически жандармерией, заменив в какой-то мере разогнанный демократами царский корпус жандармов, бывший отдельным корпусом особого, полицейского назначения в составе русской армии...
В Петрограде находилось тридцать тысяч дезертиров с фронта и вдобавок дезертиры из запасных пехотных полков гарнизона. Дезертиров доходило до семи процентов от численности в обычных частях. Из гвардии же дезертировало не более одной десятой доли процента. Дезертиры чувствовали себя вольготно в демократическом свободном Петрограде. Они делили районы проживания словно настоящие бандитские группировки. Выясняли между собой отношения с помощью револьверов и ножей, имели общие дела с преступными элементами, участвовали в массовых квартирных грабежах по сотне за ночь, реквизициях, экспроприациях, налётах, не порывая связь со своими воинскими частями.
После отречения царя и установления на несколько месяцев «свободы и демократии» в виде анархии, против дезертиров Временное правительство начало массовые репрессии. За дезертирство стали давать очень большие сроки: 10 — 16 лет каторги. Потом и вовсе по предложению генерала Корнилова за дезертирство стали массово расстреливать. В запасных полках такое ужесточение было расценено как повод для неповиновения власти демократов вообще. Что имело под собой то основание, что Временное правительство гнало людей на убой за интересы богачей под угрозой расстрела, а люди умирать не желали.
На центральных столичных улицах это выражалось в том, например, что напряжённая ситуация возникла с трамвайным движением, которое дезертиры использовали для перемещения по городу. В трамваях постоянно происходили стычки лейб-гвардейских патрулей и кондукторов с дезертирами. Дезертиры не платили за проезд, отказывались подчиняться требованиям военных патрулей, вступали в драки с кондукторами. Во время трамвайных конфликтов происходили постоянные задержки движения, что увеличивало скопление народа до нескольких тысяч человек и часто парализовало центр города.
Действия лейб-гвардейских патрулей, однако ж, вызывали сильное недовольство у городской публики. Пассажиры выступали против высадки солдат «героев-фронтовиков», а те искали поддержки у пассажиров, которые прятали их внутри вагонов. Безобразные выкрики и оскорбления в адрес лейб-гвардейцев неслись со всех сторон: «Собаки Керенского! Все люди равны, просто у одних по каким-то причинам нет денег, а у других по каким-то причинам есть деньги!» Публика отказывались быть свидетелями при задержании дезертиров, требовала составления протоколов против милиции, казаков и конвоиров-гвардейцев.
Конвоирование патрулями дезертиров в участки милиции сопровождалось протестами многочисленной публики и демонстрациями свободолюбия. Проходила агитация на улицах и даже в самих милицейских участках. Разносились призывы к бунту, освобождению задержанных, разгрому участков и казарм гвардейцев. Такое происходило и накануне свержения царя, только вместо милиции и лейб-гвардии в качестве «душителей свободы и демократии» была полиция и жандармы.
Использование лейб-гвардии в борьбе против дезертиров и самовольщиков столкнуло лейб-гвардию не только с массой дезертиров, но и с городскими низами, видящими в лейб-гвардейцах выразителей старой ненавистной самодержавной царской системы, а потом и столь же ненавистной либеральной капиталистической системы, гнавшей их на нескончаемую войну умирать, обрекавшей их семьи на многочисленные тяготы и нехватку предметов первой необходимости, вводившей карточки на хлеб с голодной нормой 200 граммов на человека в сутки, карточки на сахар по 500 граммов на человека в месяц, карточки на всё остальное. Люди считали лейб-гвардейцев частью капиталистической системы, допустившей почти полную остановку транспорта в стране, срыв заготовки топлива к зиме, подвоза хлеба, остановку из-за нехватки топлива для крупных заводов и предприятий коммунального хозяйств, безработицу и разгул преступности.
Если уж и может согласиться простой человек, что на нём будет кто-то зарабатывать, то есть наживаться на завышении цены услуги или товара, то пусть это будет тоже простой человек, а не бандит или его шлюхи под видом коммерсанта, или бандит и его марионетки под видом чиновников, или безликая как бы промышленная корпорация, где акциями владеют те же бандиты, марионетки и их шлюхи...
Свержение правителя России Керенского и его третьего по счёту состава Временного правительства восстанавливала элитарность и привилегии лейб-гвардии при Ленине в виде права на пребывание в столице вместо фронта в качестве гаранта новой революции, возвращало уважение среди горожан как защитников и охранителей. Ленин освободил бывшие лейб-гвардейские полки от жандармских обязанностей. Когда три дня после пролетарского переворота некий эсеровско-кадетский комитет полковника Полковникова под броским, словно рекламным названием «Комитет спасения Родины и Свободы», не объясняя свободы чьей и родины какой, принялся руками офицеров-наёмников и юнкеров из числа солдат-ударников и фронтовиков убивать лейб-гвардейцев на улицах Петрограда, лейб-гвардейские полки решительно и жёстко принялись привычно наводить порядок твёрдой вооружённой рукой...
В эти же самые утренние часы в Москве полковник Рар отклонил требование большевика Демидова о сдаче Алексеевского училища и зданий кадетских корпусов. Офицеры начали ружейно-пулемётный обстрел позиций солдат и московский красногвардейцев в парке и вдоль Яузы. Солдаты лефортовских артиллерийских мастерских в ответ открыли артиллерийский огонь из 75-миллиметровых пушек Арисака по Алексеевскому училищу и комплексу зданий кадетских московских корпусов в Лефортово. Пушки солдат и рабочих теперь одновременно и почти синхронно били в Петрограде и Москве по юнкерским училищам.
Отсутствие у Крымского моста через Москву-реку у наступающих красных сил бронетехники и артиллерии для подавления пулемётных точек в четырёхэтажном кирпичном здании Катковского лицея, заставило красных начать наступление в сторону Крымской площади от Лужников по улице Чудовка, от улицы Большие Кочки, по заросшей кустами и деревьями Хамовнической набережной между складами лесоматериалов и бараков беженцев. Общее командование атакой рот 193-го, 55-го запасных пехотных полков, 196-й пехотной дружины ополчения и отряда ветеранов-«двинцев» осуществлял красный прапорщик Померанцев — председатель полкового комитета и фактически командир 193-го запасного полка.
Двигаясь короткими перебежками под пулемётным огнём, атакующие сосредоточились в трущобах и за заборами напротив лицея. Используя атаку красногвардейцев через Крымский мост как отвлекающий фактор, солдаты броском пресекли открытое пространство площади и оказались у здания лицея. Они гранатами разрушили баррикаду у входа и ворвались внутрь. В полутьме ход пошли штыки, ручные гранаты, ножи, револьверы. Ударников, юнкеров и офицеров, повинных в убийстве в течение суток 5 человек на Крымском мосту и такого же количества при штурме лицея, «двинцы» во время рукопашной схватки в плен не брали. Катковский лицей был захвачен относительно малой кровью.
Однако пулемёты юнкеров на чердаках Провиантских складов неподалёку от лицея продолжали блокировать Крымский мост и возможность передвижения по Зубовскому бульвару. Провиантские склады сейчас были главным источником продовольствия: хлеб, масло, сахар, мясо для сил полковников Рябцева и Трескина в центральной части города. Со складов шла непрерывная отгрузка продовольствия, в том числе перекупщикам и спекулянтам. Карточная система на хлеб и другие продукты, действующая уже год в Москве, делала склады не менее значимой военной целью, чем Штаб округа на Пречистенке или телефонная станция. Штурм Провиантских складов — комплекса зданий на пересечении Остоженки и Садового кольца начался сразу же, без паузы, чтобы не давать юнкерам что-либо предпринять и вернуть себе обратно Катковский лицей.
Поскольку в это же время шёл ожесточенный бой на Кудринской площади, площади Смоленского рынка и за Тверской бульвар у Страстного монастыря, полковник Рар оказался заблокирован в Лефортово без помощи извне. Казаки отказались входить в Москву, а свободных резервов для контратаки ни у Рябцева, ни у Трескина с Дорофеевым не оказалось. Хотя разведчик Ревкома Люсинова доносила своим товарищам, что на Арбате было в это время большое количество автотранспорта, готовые сформированные отряды офицеров и белогвардейцев. Но они в сторону Алексеевского училища не выдвинулись.
На защиту Провиантских складов Рябцева резервы тоже не торопились идти. Не очень Трескин и Дорофеев рвались помогать силам Рябцева. Неизвестно ещё было, как Рябцев себя поведёт после захвата власти в Москве, не придётся ли драться уже с ними за провозглашение Алексеева правителем России. Поэтому-то после уничтожения юнкеров в Провиантских складах, контратаки не последовало и революционные солдаты смогли начать быстрое продвижение по Остоженке и Пречистенке к Штабу округа.
Пока солдаты красного прапорщика Померанцева штурмовали Катковский лицей и Провиантские склады в начале Остоженки, солдаты 55-го запасного полка под командованием красного прапорщика Сокола окружили 3-ю и 4-ю школу прапорщиков напротив Александровских казарм, где засели 350 хорошо вооружённых юнкеров во главе с офицерами, а также проживали офицерские семьи. Основные силы этих школ под командованием подполковника Невзорова и генерала Шишковского утром заняли Кремль и принимали сейчас участие в боях на Мясницкой улице и Сретенке.
Сдаться и сдать оружие юнкера и офицеры отказались. Договорились только выставить совместные посты вокруг казарм из юнкеров и солдат. Тогда красный прапорщик Сокол взял взаймы у профессора Штернберга с набережной 155-миллиметровое длинноствольное французское орудие де Банжа образца 1877 года без прицела и затвора, и установил на Павловской улице напротив казарм. Это оказало сильное психологическое воздействие на жён офицеров школы. В городе раздавались орудийная канонада. То, что орудие не может стрелять из-за того, что французские инструкторы спрятали прицелы, затворы и сбежали, а офицеры-артиллеристы развезли снаряды по разным складам и перепутали отчётность, никто из обороняющихся не знал.
Началась паника. Крик, визг и бегство женщин с детьми через окна. В результате 3-я и 4-я школы прапорщиков решили сдаться без боя. Так без крови были ликвидированы силы эсеровского комитета в Замоскворечье, получено для красного профессора Штернберга много современного отечественного оружия, боеприпасы, продовольствие, обмундирование.
В полдень 29 октября 1917 года одновременно со штурмом Владимирского училища на улице и приготовлениями к атаке на Николаевское инженерное училище в Михайловском замке в Петрограде, в Москве начался штурм Провиантских складов на Зубовском бульваре и атака на комплекс зданий юнкерского училища и кадетских корпусов в Лефортово. В единой взаимосвязи событий в Москву и Питер двигались со всех сторон подкрепления.
К полковникам Рябцеву и Трескину в Москву по железной дороге спешили контрреволюционные войска из Брянска, Смоленска и Новочеркасска, к полковнику Полковникову в Петроград прорывались казаки Краснова и юнкера через Гатчину, воодушевляемые деньгами Керенского. В Петроград к Ленину и красному полковнику Муравьёву из Кронштадта и Пулково шли отряды революционных матросов, в Москву к большевикам Ногину и Усиевичу ехали из подмосковных городов на автомашинах и по железной дороге рабочие отряды Красной гвардии. Ситуация с подкреплениями в пространстве и времени самым непосредственным образом влияло на боевые действия в Москве и Петрограде, определяло изменения в планах и тактике сторон, сказывалась на стойкости и уверенности бойцов...
Московских лавочников, приказчиков, официантов, гимназистов, прислугу, извозчиков, трубочистов, извозчиков, сутенёров, дезертиров, беспризорников побоище на Красной площади и в Кремле не испугало, не обескуражило. Наоборот! Привычные уже к погромам весны и лета, к самосудам и перестрелкам московских банд, дракам на демонстрациях и поножовщине, москвичи всё восприняли как данность, развлечение, спектакль, а долгожданные репрессии против пролетариата и разных люмпенов как воздаяние по справедливости. В центре города, у вокзалов, на Тверской и Мясницкой, Мещанской, Лубянке толпились любопытные и злорадствующие преподаватели, аптекари, чиновники, студенты, дамы в возрасте и совсем юные особы, адвокаты, нотариусы, врачи и отставные военные.
Они обсуждали происходящее, принимали в свои квартиры раненых спасителей старого порядка, нуждающихся в отдыхе и еде юнкеров и офицеров. Граждане с хорошим цветом лица и в дорогой одежде охотно участвовали в расправах над одинокими ранеными красногвардейцами, линчевали, устраивали самосуды, порой забивали насмерть зонтиками и тростями, пускали в ход припрятанные однозарядные дамские пистолеты, пистолеты-трости, кастеты и просто каблуки ботильонов.
Главным вопросом человеческого общества вне времени и человеческих рас являлся вопрос поиска гармоничных взаимоотношений умного и сильного меньшинства с глупым и слабым большинством. Эти взаимоотношения в истории планеты имели несколько основных пропорций и весь спектр промежуточных состояний; порабощение масс слабых людей авторитетной группой эгоистов, установление власти неумного большинства за счёт силы части умных альтруистов, демократический паритет возможностей умных и неумных пропорционально их численности и силе. Но золотой пропорции найдено не было...
Трамваи маршрута «А» и «Б» в Москве уже не ходили. «Букашку» использовали только рабочие для своих нужд. На маршруте «Аннушки» на московских бульварах были сооружены баррикады, велась интенсивная стрельба. Но была в это утро и другая Москва, рабочая, Москва беженцев и эвакуированных...
Глава 20. Последний бой батальона Рублёва
Николай молча подобрал упавший карабин. Пригибаясь и пятясь, Николай и Иван стали отходить вглубь разгромленных позиций. Сзади слышался звук двигателей бронетранспортёров и лязг гусениц — немцы двинулись дальше вдоль реки. Тогда добровольцы побежали, спотыкаясь, стараясь лучше запомнить дорогу, чтобы после боя вернуться на это место за телом друга.
— Меня не убьют, не убьют... — шептал Николай, и в сознании болезненно вращалось его четверостишие:
И будет свет, и будут звёзды,
И свет прольётся из небес,
И воздух чистый и морозный
Очистит разум от словес...
— Надо срочно предупредить бронебойщиков, коллега, что немцы в тылу! — взволнованно прокричал Иван, видя, что его товарищ замедляет от усталости бег.
Они побежали дальше, что было сил, позабыв уже и про патроны, и про то, что их могут заметить среди изрядно разреженной растительности. Сами того не заметив как, они оказался у батальонной кухни: убитые молодые ездовые с белыми бескровными лицами, будто спящие в нелепых позах, лежащие и прерывисто дышащие на боку с переломанными ногами лошади, с вытаращенными от ужаса глазами, разлетевшиеся дрова, 12-литровые термосы для разноски еды, перевёрнутый вверх колёсами передок-продуктовый ящик, разбитый задок-очаг из двух котлов, с растекшейся кашей, облепленной уже насекомыми, и пятнами машинного масла из антипригарной термосной двойной стенки, канистры для воды и водки, лопаты и топоры, брикет сена, консервы, кирпичики хлеба.
Дрожащими руками Николай и Иван схватили по кирпичику чёрного хлеба из кучи мусора, окровавленного сора и пепла. На ходу стали отрывать от пахнущего железном хлеба куски, торопливо жевать, скрипя песком на зубах, глотая сухими комками, потому что во рту всё давно пересохло, но возвращаться и искать среди убитых не пробитую канистру с водой они не стали. Ополченцев майор Рублёв перед боем ведь так и не успел накормить. В боевой обстановке предусматривалась выдача горячей пищи красноармейцам и краснофлотцам два раза в сутки — утром после рассвета и вечером после заката. Всё выдавалось в горячем виде: жидкие кулеши, борщи, щи или супы из концентратов, картофеля, свеклы, капусты, моркови, лука, солений, второе блюдо — чаще всего каша из проса, гречки, ячменя, риса, гороха, пшеницы или овса, не густые, чтобы не пригорали в котле. Не досталось ополченцами и сухого пайка — он был по весу вдвое меньше нормального пайка, но с положенными калориями, хотя ощущение сытости не возникало, и в день, когда вместо основного пайка выдавался сухой, все оставались как бы голодными. Неприкосновенный запас у Николая с Иваном, естественно, тоже отсутствовал — пачка сухарей или галет, банка мясных или рыбных консервов.
В целом, на фронте, если организация процесса приготовления пищи вообще была возможна, питание было лучше, чем в тылу, оно было хорошим и даже отличном, еда была плотной, сытой, даже при массовом воровстве и мошенничестве с продуктами недобитых репрессиями врождённых купцов, «коммерсантов» и всевозможных «деловых людей» в тыловых службах фронта. Кормили красноармейцев хорошо потому, что простые советские люди отдавали для победы и фронта всё, не только кровь своих сыновей и мужей, но и собственную пищу и пищу своих детей.
Валялись тут под ногами и канистры с водкой для выдачи наркомовских 100 грамм «имени бывшего Наркома обороны Ворошилова», установившего эту практику в лютые морозы Советско-финской войны два года назад. С осени прошлого года в действующей армии было положено по 100 грамм в день, но не перед боем. С весны производилась ежедневная выдача водки по 200 грамм на человека, но только для отдельных красноармейцев и краснофлотцев на передовой, за их успехи в наступлении и обороне, и ежесуточная норма в 100 граммов в день, но только тем частям передовой линии, которые вели наступательные операции.
Всем остальным на передовой линии выдавали 100 граммов водки только в дни годовщины Великой Октябрьской социалистической революции — 7 и 8 ноября, в День Конституции — 5 декабря, в Новый год — 1 января, в День Красной армии — 23 февраля, в дни Международного праздника трудящихся — 1 и 2 мая, во Всесоюзный день физкультурника —19 июля, во Всесоюзный день авиации — 16 августа, и в день полкового праздника — формирования части...
Шальные пули продолжали свистеть в дыму со зловещей регулярностью. Шум боя усилился. У полузарытых взрывами траншей и ходов второй роты, Иван вдруг охнул, выронил винтовку и кусок хлеба, схватится за живот и упал, зажмурившись. Очки слетели с его лица и разбились о чью-то валяющуюся каску.
— Я больше не могу идти, Колечка, не могу, прости... — сказал Иван, виновато улыбаясь другу. — Очень мне почему-то больно...
Черты лица его в одно мгновение заострились, губы побелели и как бы запали глаза.
Проклятая пуля попала Ивану в живот и вся рубашка мгновенно напиталась кровью, не позволяя даже мысленно предположить места входных и выходных отверстий, при понимании того, что при соприкосновении с тканями различной плотности, пули, обладающие высокой скоростью, легко изменяя свою траекторию, рикошетировали от внутренней поверхности рёбер, позвоночника, таза, что изменяло направление и форму раны. Николай был человеком широко образованным и знал, что ранение живота со времён древних войн являлось трагической проблемой, никогда не бывшей близкой к разрешению.
При пулевых ранениях возникало несколько отверстий в кишке, гематомы и разрывы слизистой, множественные разрывы печени, селезёнки, мочевого пузыря или желудка и поджелудочной железы, почек. Вместе грязью и кровью в раны часто попадала и моча, кал, содержимое кишечника, всегда происходила большая кровопотеря, наступал травматический шок. Без быстрой, ранней квалифицированной хирургической помощи, раненый в живот, скорее всего, умирал...
Весь талант Ивана, любовь, опыт, старания, жажда жизни и несостоявшаяся счастливая семья, его неродившиеся честные, талантливые дети и внуки умирали сейчас среди смрадного дыма на обугленной земле из-за пули, изготовленной где-то в Чехии или Швейцарии, и выпущенной немецким или румынским нацистом, опьянённым наркотиками, алкоголем или просто болезнью убийства. Боль схватывала, пульсировала, подпитывалась каждым вздохом, и не было никакой надежды найти здесь теперь хотя бы фельдшера или санитара, не говоря уже о хирурге из медсанбата...
— Я всё понимаю, Коля, иди, мне уже не помочь, меня они убили здесь, в степи… — едва шевеля сухими губами, произнёс Иван на ухо другу, когда тот наклонился к нему, собираясь поднять и понести его. — Спеши к Семёнову, найди Наташу и Лялю, помоги им, пусть живут счастливо в нашей, свободной и богатой Советской стране...
— Зря мы подобрали этот хлеб у мертвецов, плохая получилась примета. Правильно говорил Березуев, что ничего нельзя брать у мёртвых... Прощай, мой дорогой друг, Ванюша… — ответил, горько и бесслёзно плача, Николай Адамович, для которого вместе с этим человеком умирала огромная эпоха созидания и счастья в его жизни. — Прощай, Ваня, прощай, товарищ мой дорогой...
Теперь он остался один из ополченческой роты без всякого номера и названия, просуществовавшей всего три часа этой страшной войны. В сознании звучало:
Превозмогая, шаг за шагом,
Босой по битому стеклу
Иду к своей земной награде —
К забвенью, к пропасти иду...
У позиции противотанкистов степной ветер пахнул жаром, стена дыма сдвинулась, и перед Николаем предстало вдруг скошенное взрывами и опалённое огнём место, где утром ещё был лесок. Прямо перед ним вела беглый огонь пушка младшего лейтенанта Семёнова. Окопы второй роты были взрывами засыпаны землёй и лесным сором, ходы сообщения обвалились. Тела убитых красноармейцев едва виднелись то тут, то там. Уцелевшие под артобстрелом и бомбёжкой, вероятно, перешли в передовые траншеи третьей роты. Эти траншеи были хорошо видны своими линиями брустверов с быстро высохшей на солнцёпеке травой. За ними открывалась панорама степи до горизонта. Но Николай во все глаза глядел на то, что происходило уже за линией окопчиков боевого охранения...
Далеко на северо-западе, почти синие из-за толщи воздуха поднимались дымы. До горизонта лежала только на первый взгляд гладкая как стол, а на самом деле холмистая буро-жёлтая степь с горбами курганов под синей плоскостью высокого неба. Беспощадно спалив ранним утром все облака, солнце склонилось на четверть к горизонту на западе и облака вернулись вновь.
Под ними и в них всё двигалось. В основном с запада на восток, на разной высоте медленно перемещались серые точки немецких самолётов. Иногда они вспыхивали искрами, отражая солнечные лучи от стёкол кабин и наблюдательных приборов. Круговерти воздушных боёв, как утром, больше видно не было.
На земле, среди буро-ржавых полей перезревшей пшеницы, пятен зарослей подсолнуха, буро-зелёных пятен степных разнотравий, между рассыпанных бисером многочисленных стогов сена, выбрасывающих теперь тени длинной равные их высоте, всё было в движении. С запада напрямую через степь приближались к позициям батальона в жарком, дрожащем воздухе длинные пылевые хвосты и шлейфы от многочисленных гусеничных и колёсных гитлеровских боевых машин. Танковая атака! Везде виднелись двигающиеся чёрные и серые точки, то растягивающиеся в строчки, то поднимающиеся столбиками. Из-за колебаний жаркого воздуха они словно плыли над землёй в голубоватых несуществующих озёрах.
Командир одной из передовых боевых групп 4-й танковой армии капитан Зейдель придерживался ставшего за несколько лет Блицкрига уже классического понимания роли соединений танков — доламывать за артиллерией и авиацией оборону, развивая успех, наступать в глубину, действуя всегда только вместе пехотой, артиллерией и саперами как единое братство по оружию. В наступлении при особо подготовленной обороны и сложной местности, пехота должна была наступать впереди танков, но сейчас это не требовалось. Введение войск в бой эшелонами по-советски — дикая практика военачальников всех уровней из-за невозможности осуществлять связь, контроль и организацию в бою большого количества тактических единиц, дающая возможность противнику перебить всех по отдельности, в то время как в условиях быстро меняющейся обстановки на поле боя требуется плотное и гибкое взаимодействие пехоты, артиллерии, бронетехники и авиации. Всё в бой и одновременно! Вот правило Блицкрига! Резервы? Зачем они, если враг такого напора всеми силами не выдержит?
Особая тактика танковых и моторизованных дивизий Вермахта — создание временных боевых группы из различных родов войск для конкретной задачи, получающие названия по имени командира. Ядро боевой группы — танковый или мотопехотный батальон, или полк. Ему придавались артиллерийские, противотанковые и зенитные орудия на тягачах или автомобилях, самоходная артиллерия, мотоциклисты, сапёры, офицеры связи Люфтваффе для управления действиями авиационной поддержкой.
Сейчас Зейдель привычно, автоматически применял комбинацию нехитрых приёмов, известных со времен войн рабовладельческих империй. Первый — захват в клещи — обход противника с флангов, окружение, сжатие кольца и убийство окружённых, впервые известный со времени битвы карфагенян Ганнибала с римлянами при Каннах более двух тысячи лет тому назад. Второй приём боевой комбинации — греческая фаланга, имевшая возможность идти клином, уступом или ровным фронтом — построение из танков снаружи и других средств вооруженной борьбы внутри.
Внутри клина, образованного танками, двигалась мотопехота, кавалерия, зенитки, мобильная артиллерия, противотанкисты, сапёры, химики, медики, агитаторы. Клин остриём нескольких самых опытных танковых экипажей на самых бронированных боевых машинах как бы врезался в оборону, убивая на узком участке советских бойцов, таранил. Затем брешь расширялась подходящими танками и другими огневыми средствами, наращивая удар и убивая, или вынуждая бежать всех на своём пути. Мотопехота, пройдя линию обороны, атаковала вправо и влево во фланг и с тыла, получая колоссальное преимущество. Ромб мог превращаться в квадрат и наступать одной стороной, а как только прорыв где-то происходил, снова обретал форму тарана. Впрочем, проламывание строя клином использовали и боевые слоны индийских раджей, и рыцарские отряды, и парусный флот.
Данная тактика Вермахта могла быть успешной и хорошо работала только при полной инициативе не только офицерского и старшего командного составов, но и рядовых. Их выше среднего персональная подготовка поэтому была нормой, возведённая в принцип: «Все от фюрера до рядового пехотинца, танкиста, артиллериста принимали творческое участие в сложных видах организации боя, манёвре», что всячески поощрялось и приводило к отысканию новых эффективных приёмов, быстрому обмену опытом, воспитывало способность к импровизации. Со времён знаменитых немецких наёмников-ландскнехтов эпохи Возрождения продолжал от бедности действовать и немецкий принцип — «меньше солдат — больше оружия». Рядовой III Рейха от бедности знал в совершенстве обычно три-четыре воинских специальности, стрелок мог легко заменить водителя, пулемётчика, сапёра, топографист мог заменить стрелка, миномётчика, разведчика...
Вот и сейчас боевая группа Зейделя пошла на позиции сибирского батальона вся. Всё, что могло стрелять, двинулось вперёд, и если полевая кухня и бензозаправщики могли бы стрелять, и они пошли бы в бой, ибо Зейдель знал, как знал и весь Вермахт, что русские сибиряки обладали очень высокой стойкостью в пехотном бою, сравнимой только с пехотой НКВД и советской морской пехотой.
На разгромленные артподготовкой и авиацией позиции батальона Рублёва двигались «каждой твари по паре», а то и по одной штуке, скупо выделенной во второстепенную боевую группу Зейделя командирами основанных боевых групп 14-й танковой и 29-й мотопехотной дивизий из 4-й танковой армии Гота.
Ромбом, скорее тетраэдром, с дальним углом напротив позиции Семёнова, кроме групп танков и бронемашин тактической группы «Роланд», атакующих во фланги вдоль реки своим порядком, двигались два танка Pz.Kpfw.III Ausf J с длинноствольной пушкой KwK 39 L/60, шесть лёгких танков Pz.Kpfw.II Ausf С с автоматической пушкой KwK 38. Эта пушка могла стрелять одиночными выстрелами калибра 20x138 миллиметра от зенитного орудия FlaK30 с высокой точностью по пулемётным и артиллерийским огневым точкам, а снаряд с сердечником из американского вольфрама пробивал броню 30 миллиметров на дистанции полкилометра.
За ними следовал безбашенный танк Pz.Kpfw.I — Mun Schl auf Pz.IA — транспортёр подвоза боеприпасов в бою. В боевой группе Зейделя не было средних танков поддержки Pz.Kpfw.IV. Ausf F1 или Ausf F2 имеющих возможность на равных бороться с Т-34. 88-миллиметровых зениток Flak 18/36/37, имеющих репутацию первоклассного противотанкового лекарства тоже. Однако встречи с Т-34 у Пимено-Черни не предвиделось. На всякий случай в атакующем построении шла длинноствольная самоходка StuG III Ausf F способная подбить даже советский тяжёлый танк КВ на дистанциях от 800 метров, и короткоствольная StuG III Ausf E — её баллистика с крутой траекторией снаряда соответствовала требованиям борьбы с главными врагами пехоты — пулемётами, окопавшейся пехотой, ДЗОТами. Штурмовые орудия в наступлении сопровождали мотопехоту, вели артиллерийский огонь по любым целям, угрожающим пехоте, повышали темп и кураж атаки, уменьшали потери. Преимущество штурмового орудия состояло в большем, чем у танка калибре орудия и низком силуэте, придающем им большую живучесть на поле боя. По опыту боевого применения штурмовое орудие в среднем подбивало большее танков врага, чем любое другое противотанковые средства или свои танки.
Следом за штурмовыми орудиями шла противотанковая самоходная артсистема Marder II —76,2-миллиметровая советская трофейная противотанковая пушка Рак36(r), установленная на шасси танка Pz.Kpfw.II Ausf.D/E. Рядом с танками и самоходками, но ближе к центру построения двигались бронемашины Sd.Kfz.222 с 20-миллиметровыми автоматическими пушками KwK 30 и пулемётами MG-34.
Все танки, самоходки и бронемашины имели радиостанции с дальностью действия 6 километров, телефоны, телеграфы. За ударными машинами шло множество других бронированных и небронированных машин. Боевая надвигалась на позиции обороны уступами, распределяясь в глубину построения соразмерно уровню бронирования, оберегая пехоту и кавалерию. Пехота экономила на жаре силы и собиралась спешиться, оставив мотоциклы, легковые и грузовые автомобили на дистанции 1000 от окопов русских, а бронетранспортёры на дистанции 500 метров от окопов. Кавалерия — конная румынская пехота, шла позади всех, почти невидимая в пыли и дыму...
Ожидание...
Очень скоро прямо перед окопами третей роты должны были появиться танки. До самой реки теперь был слышен их рокот и лязг, а от реки, справа и слева доносился шум моторов, взрывы, частая винтовочная и пулемётная стрельба — батальон теперь был окружён. Солнце светило теперь в глаза красноармейцам. Танки в контражуре отбрасывали перед собой тени и казались чёрными, а мираж делал их больше и шире, чем были. В пыли и дыму невооружённым глазом нельзя было понять, какая техника движется за ними в ромбе. Казалось, что все остальные машины построения тоже танки, и они, сливаясь при взгляде с фронта в одну полосу, двигаются огромной чёрной лавиной. Их визуально было невероятно много, они заслоняли весь видимый горизонт, колеблясь, расплываясь, объединяясь в плывущие над блюдцами голубых миражей полосы или распадаясь на «точки-тире»...
Над полем боя с рёвом пронеслись ещё несколько соединений штурмовиков Stuka Ju-87 В-1. Их цели сейчас были за Котельниково. Но атакующие знали, что они могут в любой момент выбрать штурмовикам цели для убийства по радиокоманде координатора Люфтваффе в боевой группе Зейделя или пусками белых сигнальных ракет в направлении целей. Обороняющиеся думали, что опять сейчас их будут бомбами перемешивать с землёй и очень удивились, когда самолёты проследовали мимо.
Левее, по краю кукурузного поля, оврага, миновав поворот дороги к Пимено-Черни, под рёв авиадвигателей в район командного пункта командира батальона вышли первые гитлеровские танки и бронетранспортёры. Большая часть окопчиков боевого охранения первой роты так и не вступила в бой, осталась неподвижной. Молодые ребята-дальневосточники под лязгающими гусеницами танков, бронетранспортёров и под колёсами бронемашин были одни, оказались парализованы страхом, а поддержать и направить их было некому. Так они и лежали там, скрючившись и закрыв глаза, затаившись, как суслики в норках при травле колхозниками из-за порчи посевов. В отличие от траншеи, видимой из-за выделяющейся полосы бруствера с сухой землёй и высохшим дёрном, одинарные окопчики терялись среди кочек и естественных растительных пятен житняка, льна, вейника, незаметные ни своим, ни чужим...
Но вот из одного окопчика в передний танк Pz.Kpfw.II Ausf С с угловатой башней, чем-то напоминающий миниатюрный Т-34 и со знаком летящего орла на брызговике крыла над ведущим колесом, всё-таки была брошена бутылка КС. Вспыхнул белый огонь…
Фашист некоторое время ехал в облаке дыма с ярко пылающим огненным овалом гусеницы. Резина катков горела и дымила, но танк не останавливался. Нервы у ветеранов трёх войн из моторизованной дивизии Фремерея были крепкие. Потом уже из другого окопчика, связанные телефонным проводом, четыре гранаты РГД-33, несущие в себе полкило тротила, полетели танку в борт. Связка упала у нижней плети другой, не горящей гусеницы. Дробно взорвалась почти у заднего катка, чуть промедлив. Угадать момент броска для взрыва связки точно у гусеницы было бы просто чудом.
Сбоку от следующего танка Pz.Kpfw.II Ausf С треснул взрыв гранаты РПГ-40, едва она коснулась земли. После вспышки поднялся густой султан пыли. 600 граммов тротила РПГ-40 могли бы пробить 15 миллиметров брони борта, кормы корпуса и башни, крыши, днища, разбить катки, гусеницу, но мускульной силы и умения неизвестному молодому бойцу не хватило, чтобы точно бросить гранату на 25 метров из тесного окопа. Каждая последующая машина ромба, идущая сзади и сбоку, могла своими пулемётами прикрыть впереди идущую машину, поэтому никто из боевого охранения не смог бы встать и толком приблизиться к танкам, чтобы применить бутылки или гранаты. Короткие очереди по подозрительным пятнам среди травы, звучали не громче лязга гусениц...
Наконец, среди травы захлопали выстрелы винтовочных противотанковых гранат ВПГС-41. Их 300 грамм литого тротила при дальности прицельной стрельбы 60 метров и бронепробиваемости в 30 миллиметров могли сделать хорошее дело. Одна из трёх выпущенных с разных сторон гранат, описав тридцатиметровую дугу, чудом попала в крышу башни первого Pz.Kpfw.II Ausf С. Граната с красной вспышкой взорвалась. Кажется, пробила броню и нанесла какой-то ущерб экипажу. По крайней мере, танк, по-прежнему чадя горящей резиной, остановился. Но вряд ли кому-то причиталась выплата за подбитый. В сторону танка повернула идущий сзади бронемашина и бронетранспортёр, вероятно, для оказания помощи и прикрытия. На их пути в одном из окопчиков раздался глухой взрыв — в волнении смертельной опасности первого боя 18-и летний боец не справился с ввинчиванием ударного механизм из головной части гранаты, помещением в гранату запала и запалодержателя. Шомпол с гранатой ВПГС-41 следовало вставить потом в ствол винтовки СВТ-40, заряжённой холостым патроном. Перед выстрелом правой рукой выдернуть из гранаты за кольцо предохранитель. В какой-то момент граната взорвалась в руках...
Вот у какого-то советского юноши совсем не выдержали нервы и он вскочил, побежал, худой, без пилотки и оружия назад почти из-под колёс запылённой бронемашины Sd.Kfz.222. Короткая очередь в упор и в спину остановила его бег. Убитый юноша, сделав ещё несколько шагов, выставив по-мальчишески ладони вперёд, будто маленький ныряльщик с разбегу падал в речку, упал в пыльную траву...
До этого рубежа танки должна была бы, по-хорошему, встретить противотанковая артиллерия и заградительный огонь миномётов и гаубиц, мины, но половина противотанковых пушек батальона остались в Котельниково, была уничтожена там и не догнала батальон. Миномёты и гаубицы погибли при бомбёжке и артподготовке. Возможность пары 45-миллиметровых пушек К-53 младшего лейтенанта Семёнова с правого фланга по команде комбата сманеврировать огнём и прикрыть позиции у левого фланга, оказалась в реальной обстановке невероятной. Построение фашистов тетраэдром и количество атакующей бронетехники не позволяло этого сделать, а потеря скрытности полубатареи Семёнова привела уже к быстрой потере одной пушки. Теперь потеря в течении нескольких минуты и второй пушки была очевидна. Нехватка двух штатных пушек, была, таким образом, для первой роты фатальной...
Расчёты советских противотанковых ружей открыли огонь с дистанции 300 метров и тут же всё, что могло стрелять и видело места появления дымков и пылевых шаров выстрелов бронебойщиков, принялось без остановки стрелять по ним. Радиоэфир поля боя наполнился тревожными криками, командами и ругательствами на разных диалектах немецкого языка. Даже идущие в центре боевых порядков зенитная 37-миллиметровая пушка FlaK 36 L/98 на 5-тонном тягаче Sd.Kfz.6 и счетверённая орудийная установка кругового вращения Flakvierling 38 с четырьмя 20-миллиметровыми орудиями FlaK 38 на полугусеничном транспортёре Sd.Kfz.7/1 с темпом стрельбы 1800 выстрелов в минуту, разразились шквалом огня.
Огненные пунктиры расчертили степь на узкие треугольники. Земля над траншеей первой роты вскипела, поднялась пыльной стеной, соединяя фонтанчики отдельных пуль и снарядов в одну пыле-земляную ширму. Остановились и стали выискивать в пыли и дыму опасные для танков цели обе самоходки StuG III Ausf F и StuG III Ausf E. Ярость и страх немцев из-за близости этого коварного оружия русских заставляли их не жалеть боеприпасов...
Ещё в прошлом году, выяснив, что, несмотря на мощный качественный и количественный скачок технологий танкостроения за несколько предвоенных лет, основная масса бронированных боевых машин Вермахта имеет бронирование, поддающееся даже бронебойными пулями пулемёта ДШК, советская Ставка Верховного главнокомандования срочно заказала, конструкторы срочно спроектировали, а промышленность срочно начала выпускать 14,5-миллиметровые однозарядные ПТРД и многозарядные ПТРС-41 — противотанковые ружья с прицельной дальностью стрельбы 600 метров сотнями тысяч штук.
Советская металлокерамическая пуля БС-41 на скорости 1012 метров в секунду пробивала на расстоянии 300 метров 35 миллиметров брони, а в упор и «в лоб» любые танки. Когда танк наклонялся из-за ямы, рва впереди, били через крышу, приподнимался танк из-за кочки, насыпи, били через днище, шёл вбок по моторной части, наружным бакам, при удалении — в корму. Пуля БС-41 не взрывалась, и чтобы остановить танк, кроме дырки в броне и особой ненависти и ужаса экипажа, наблюдающего появление вдруг солнечного света от отверстий в броне, как бы невольно играющих в русскую рулетку, пуля должна была сломать какой-нибудь механизм, пробить бензобак, разбить венцы ведущего колеса, задеть, убить танкиста, вызвать детонацию боезапаса.
На дальних дистанциях ПТРД и ПТРС использовались для поражения автотранспорта и бронетранспортёров, для подавления огневых точек, ведя и днём, и ночью стрельбу по вспышкам пулемётов, творя террор и сея ужас своей непредсказуемостью и неуловимостью. Только длинный ствол порой, дым и вспышка выдавали положение расчёта...
Словно в подтверждении правильности такого бешеного огня на подавление, непонятно как в такой ситуации, снайперски выпущенной бронебойной пулей снесло щиток переднего пулемёта на бронетранспортёре Sd.Kfz.250/1 двигающемся к горящему Pz.Kpfw.II Ausf. Вроде бы в сторону отлетела и смятая каска гитлеровского стрелка. На самом танке мелькнули звёздочки рикошетов. Тут уже открылись люки и танкисты подбитого танка, оценив появление рядом противотанковых ружей, в панике бросились наружу, оказавшись под огнём автоматических винтовок СВТ-40. На глазах всей атакующей боевой группы, трое танкистов были убиты один за другим, невзирая на метания...
За танками и бронемашинам двигались в шахматном порядке пятнадцать легких и десять средних бронетранспортёров Sd.Kfz.250 и 251, прозванных «Stuка-Ganomag», разной принадлежности и модификации. За ними двигались стрелки на автомобилях-амфибиях VW Schwimmwagen и Kubelwagen Kfz 82, трофейный БТ7 безбашенный танк в качестве тягача, в самом дальнем углу ромба, скрытые пылью наступали мотоциклисты не боевых служб на мотоциклах DKW NZ350, BMW R12, R75, Zundapp K500 или других, с колясками и без, под охраной восьмитонного бронеавтомобили Sd.Kfz.232 с колёсной формулой ходовой части 8х8 — фактически танка на колёсах с 20-мм пушкой KwK 38 и пулемётом МG 34, и такой же бронемашины Sd.Kfz.233 с короткоствольной пушкой 7.5 cm Sturmkanone 37 L/24.
Двигающиеся внутри граней ромба из наиболее сильно бронированных боевых машин, бронетранспортёры Sd.Kfz.250 и 251 везли пехоту по численности и составу сопоставимую с панцергренадёрской ротой: 152 рядовых стрелка, офицера, унтер-офицера, разбитых на четыре взвода по три стрелковых отделения. При каждом отделении два пулемёта. То есть всего у пехоты в этой атаке было 24 новейших пулемёта MG. 42 на сошках или станках, в том числе с оптическим прицелом и дальномером, штатные 7,92-миллиметровые карабины Маузер 98k, 9-миллиметровые автоматы МР 40, тяжёлые противотанковые ружья, два 81-миллиметровых миномёта Gr.W.34, ранцевые огнемёты. На прицепах за бронетранспортёрами следовало новейшее противотанковое орудие Pak.40 и лёгкая противотанковая пушка s.Pz.B.41. Вместе с пехотой, как обычно, шли Sturmpioniere — взвод сапёров, обученный уничтожению всевозможных сооружений, создавать укрепления, наводить мосты. Sturmpioniere были обучены всем способам боя с использованием всех видов пехотного оружия, имели в бронетранспортёрах кроме личного оружия арсенал инструментов и средств войны: ножницы для резки проволоки, компрессоры, электропилы, ацетиленовые горелки, водонепроницаемые комбинезоны, кожаные рукавицы, надувные лодки и легкий штурмовой катер «Тип 39», фугасные и зажигательные заряды, мины противотанковые, противопехотные, детонаторы, взрывные машинки.
Один из бронетранспортёров был передвижным медицинским пунктом на двух лежачих и четырёх сидячих раненых. Все модификации бронетранспортёров имели приёмо-передающие радиостанции FuG Spr Ger a-f с радиусом действия три километра. 165 человек обслуживающего персонала чиновников, связистов, тыловых служб, артиллеристов, из них 83 — русских и нерусских добровольных помощников Вермахта — «хиви», оставались на месте около штаба. Множество умных, умелых и решительных убийц, две трети из которых члены NSDAP, две трети из которых по действием психотропного препарата «Первитин», лично и зачастую садистски убившие тысячи советских людей, раненых, пленных, изнасиловавших тысячи русских женщин, шли сейчас в атаку, чтобы убить молодых дальневосточников, осмелившихся встать на пути их армады к Сталинграду, в то самое время, как их родные немецкие города за тридевять земель отсюда американцы и англичане уничтожали один за другим вместе с их семьями и надеждами на счастливое будущее Германии...
Всё происходящее, от броска бутылки КС и расстрела танкистов перед позициями первой роты, произошло всего за минуту, но Николаю показалось, что за полчаса, так растянулось время. Он вдруг понял, что стоит во весь рост совершенно глупо, один посреди опустошённого пространства, и его до сих пор не подстрелили только из-за густого дыма и пыли. Он стоял на чьей-то оторванной руке в рукаве советской гимнастёрки. Рука по плечо была, а человека не было... Сознание с трудом справлялось с адекватным осознанием окружающего мира. Из памяти появились стихи, ставшие якорем реальности, хотя в обычной жизни наоборот, события были якорем в нереальном мире стихов. Всплыли строки:
Ничто не может длиться вечно.
Уничижение и боль пройдут,
Закончатся, конечно.
Другой роман — другая роль...
Ближняя 45-миллиметровая пушка, недавно отлично замаскированная среди дикой смородины, барбариса и шиповника, стояла теперь совершенно открыто. Всю растительность вокруг выкосили пули, осколки, уничтожил пожар. Что-то горящее перед позицией в траншее третей роты сейчас давало густой чёрный дым и дым заслонял пушку от глаз атакующих. Вторая пушка была уничтожена Щит разбит, ствол выщерблен, словно его сваркой прожигали и подрезали, шины пробиты. Когда-то сияющие спицы колёс торчали в разные стороны. Убитые красноармейцы лежали вокруг своей пушки страшным обрамлением. Кто-то полз невдалеке на локте, придерживая рукой живот. Николай узнал Ничейнова — вечно угрюмого усатого воентехника 2-го ранга со следами старых ожогов на лице. Наводчик и бойцы-правильные расчёта уцелевшей пушки тоже были убиты...
В полукилометре за траншеей третей роты виднелся заглохший или подбитый артиллеристами танк Pz.Kpfw.II. Люки танка были открыты. Трое танкистов залегли под его днищем в ожидании эвакуации и вяло отстреливались от нескольких красноармейцев-казахов третьей роты, медленно и осторожно подползающих, чтобы забросать их гранатами. По казахам вели пулемётный огонь приближающиеся бронемашины. Железная трещётка выстрелов звучала каждый раз, когда среди бузины и ковыля происходило хоть какое-то движение. В 200 метрах за подбитым танком дымился бронетранспортер Sd.Kfz.250 с раскрытым, как крылья бабочки, передним бронелистом и торчащими уголками каркаса — тоже работа Семёнова...
Сам младший лейтенант Семёнов стоял и что-то уже давно кричал Николаю. Семёнов не был таким, как капитан Тушин из романа «Война и мира» графа Льва Толстого, прикрывавший по сюжету романа в 1805 году отход отряда князя Багратиона при отступлении генерал-аншефа Кутузова из Австрии. Толстовский капитан Тушин, даром, что носил костюм XIX века и умел говорить по-французски, был человеком средневековья, крепостником, имел где-нибудь под Оренбургом или на Дону отобранное у калмыков или черкесов имение, пожалованное царём. Имел подаренных или купленных как скот и живущих так же крепостных крестьян. Капитан Тушин защищал такую Родину, где бесправное и безграмотное большинство жило вечно впроголодь в конурах на соломе, во вшах и блохах.
Капитан Тушин командовал бесправными солдатами из крепостных крестьян, навсегда оторванных по произволу своих хозяев от семей, служащих 25 лет, до смерти или увечья, служащих царям тупым орудием удержания в тюрьме имперской России целых народов и стран: Польши, Финляндии, Туркестана, Кавказа, Сибири. Размалёванные гусары, уланы, драгуны, кавалергарды, гардемарины, поручики, майоры и так далее, были такими же крепостниками или крепостными сами. А вот в армии Наполеона крепостных и рабов не было ни одного, а шли они на Москву ради грабежа и сокрушения союзника английского короля по экономической блокаде — императора и царя Александра I. Солдаты Тушина воевали за сохранение власти рабовладельца-царя, убившего своего отца Павла I, за сохранение свободы царских приспешников-богачей, выполняющих из коммерческого интереса все пожелания англичан.
Старший лейтенант РККА Семёнов воевал, наоборот, против ставленников англичан, за то, чтобы больше не вернулось в Россию рабство любого вида и свобода власти богачей — капиталистов, торговцев и банкиров. У солдат капитана Тушина в 1805 году было сознание машин при пушках, а у красноармейцев было сознание хозяев своей страны. У капитана Тушина была душа угнетателя простых людей и рабовладельца, а у младшего лейтенанта Семёнова была душа защитника простых людей и борца за счастье для всех. Армией рабов и рабовладельцев была царская армия и при Аустерлице, и в Бородинском сражении. Царские слуги в имперской России творили над своими народами не меньшие злодеяния, чем английские слуги кровавой королевы Виктории над народами порабощённой Ирландии или Индии.
Граф Лев Толстой, благосостояние которого, как и его предков, было обеспечено рабовладением, эксплуатацией беспрерывных крестьян, был зеркалом русской жизни и революции, но всего лишь зеркалом, покойно отражающим то, что происходило вокруг него. Позор Крымской войны, затопление технически отсталого, но сверхдорогого царского флота в Севастополе, позор безалаберной обороны Севастополя и бессмысленной Кавказской войны, разлагающуюся элиту и государство, голод и людоедство, подлость бандитов-кулаков, тупик идеологии лживых попов и идеологии купеческого скотства. И всё, что мог предложить народу безбедно живущий граф, формулировалось им так:
— Живите, как хотите, но не сопротивляйтесь происходящему, а я зеркало, буду это отражать...
Был и другой граф Толстой из того же древнего рода. Граф Алексей Толстой. Великий русский и советский писатель, особо ценимый Сталиным, автор множества пьес, рассказов, романов «Хождение по мукам», «Гиперболоид инженера Гарина», «Пётр I», прошедший со своими героями романа «Хождение по мукам» через революцию и гражданскую войну, эмигрант, вернувшийся в страну рабочих и крестьян. Граф что-то такое увидел среди эмигрантского сообщества и общества капитализма вообще, что отшатнуло его навеки от русского дворянства и сделало коммунистом...
— Снаряд! — протягивая к Николаю раскрытую ладонь, покричал сейчас хрипло Семёнов. — Ради бога, гражданин хороший, давай снаряд!
Вот, оказывается, что уже давно кричал харьковчанину Семёнов. Он держался за щит пушки, облокачиваясь на затвор всем телом. Одно колено его было замотано окровавленным бинтом. Пыльная, пропотевшая гимнастёрка и галифе порваны в нескольких местах. На груди проступили пятна не то пота, не то крови. По лицу, покрытому коркой пыли и сажи, тёк пот, промывая на щеках светлые полоски. Сухие, покрытые коркой губы были открыты, чтобы было проще вдыхать горячий воздух, совсем лишённый, кажется, кислорода. Видимо боль периодически накрывала его сознание, потому что младший лейтенант всё время морщился, закрывал глаза. Семёнов не собирался никуда уходить. Он стоял здесь насмерть за свою Советскую страну.
Конечно, младший лейтенант сейчас не узнал в странной фигуре в клетчатой рубашка с закатанными выше локтя рукавами, рваной, испачканной кровью, в светлых льняных брюках, на коленках вымазанных травой и в сандалиях с оборванными ремешки, одного из командиров добровольческой роты, инженера-строителя по специальности, помогавшего в полдень оборудовать эти позиции. Сегодня Николай видел множество людей, делающих главный выбор в жизни — бежать или сражаться. Этот выбор определялся не их телосложением, видом обмундирования, местом рождения, а пониманием сути происходящего. Семёнов был одним из тех, кто выбрал сражение. Всё сейчас было не важно, но одно единственное имело смысл: значок КИМа на гимнастёрке младшего лейтенанта, точка наводки на совхозное строение за оврагом Безымянным, бронебойный снаряд 53-Б-240...
Оглядевшись, Николай увидел раскрытый ящик, а в нём два блестящих латунью снаряда. Не думая больше ни секунды, забыв об усталости, он бросился туда, схватил миниатюрный снаряд и в несколько шагов донёс до пушки. Семёнов, глядя уже на поле боя, машинально принял бронебойный снаряд 53-Б-240, зарядил его, склонился к прицелу...
— А чтоб тебя... — сказал он тихо.
Дуновение жаркого, как из печи, воздуха сдвинуло дым. Семёнов чуть тронул маховик наводки и нажал на кнопку спуска. Чётко сработал капсюль Норденфельда и 300 граммов пороха марки 7/7 выстрелили головную часть снаряда с гексалом A-IX-2 из гексогена, алюминиевой пудры и церезина Ледина со скоростью 850 метров в секунду. От одного из танков после громкого щелчка, яркой вспышки и снопа искр отлетели какие-то детали, танк остановился и задымил...
— Снаряд! — крикнул снова младший лейтенант Семёнов, не отрываясь от прицела и опять протягивая раскрытую чёрную ладонь в сторону харьковчанина.
Ополченец Адамович сквозь шум боя не слышал его, а во все глаза радостно смотрел на немецкий танк, в который только что попал бронебойным снарядом 53-Б-240 советский младший лейтенант. От этого танка валил густой чёрный дым, и этот дым мешал атакующим немцам и румынам разглядеть как следует пушку. Недалеко от этого танка, стоял ещё один танк с открытыми люками, Pz.Kpfw.II подбитый противотанкистами. К нему осторожно подползали красноармейцы-казахи из третьей роты. В 200 метрах за подбитыми танками дымился бронетранспортёр Sd.Kfz.250, а может, перед раскалённым радиатором просто так клубилась пыль. Железная трещётка выстрелов пулемётного огня приближавшихся бронемашин не давала казахам подобраться к экипажам подбитой бронетехники. Семёнов по-прежнему держался за щит пушки, облокачиваясь на затвор всем телом. В окровавленных бинтах, в порванной, гимнастёрке, с покрытым копотью лицом. Он щурился от солнца и морщился от боли.
— Дым ушёл, теперь мы как на ладони! — сказал артиллерист тихо, опуская протянутую за снарядом пустую руку. — Уже поздно, а чтоб тебя...
Николай кинулся за снарядом, но вдруг упал, сбитый с ног взрывом и волной из комьев земли. Подняв гудящую голову и бросив взгляд в сторону гитлеровцев, он увидел сквозь подсвеченную ярким солнцем пылевую мглу, как перед одной из немецких самоходок сверкнул огонь, появился дымок, и через секунду ещё один взрыв снова толкнул и присыпал Николая землёй. Обернувшись, он понял, что на том месте, где только что советский юноша стрелял по танку из своей пушки, нет ни отважного советского юноши, ни его пушки, а только есть облако пыли, дыма и земли, вспышки и фонтанчики от множества пуль и снарядов. На этом месте, словно задёрнулась страшная ширма смертельной пьесы...
Атакующие гитлеровцы, точно определив место расположения противотанкового орудия, стрелять долго и не жалея боеприпасов. Уже один раз посчитав, что с противотанкистами покончено, они были в ярости, что пушка каждый раз оживала. Не отдавая уже себе отчёта в поступках, Николай выронил снаряд и быстро пополз подальше в сторону от эпицентра смертельного смрадного смерча пуль и осколков, не желая сейчас только одного — увидеть Семёнова уже убитого, обезображенного, растерзанного, как будто, если бы он его таким не увидел, то Семёнов мистическим образом остался бы в живых...
До младшего лейтенанта на планете жило много-много людей, после него будут жить на Земле много-много людей, его жизнь не была уникальна, в чём-то его предшественники жили иначе, в чём-то очень похоже, и смысл их жизней заключается в том, чтобы прожить её счастливо, то есть нужно им всем было понять, что для них в ситуации, в которой они жили, было счастье, и это могли быть самые разные вещи, даже не модные, по мнению большинства, и нужно было всем стараться, по возможности, этого своего счастья достичь и находиться в нём. Семёнов выбрал своё счастье, он жил в нём, жил им, и умер в нём...
В это же время, из-за того, что атакующие шли угольником, на левом фланге три танка уже достигли окопов. Раскачиваясь и рыча, они наползли на окопы и начали крутить смертельный вальс — утюжить траншеи первой роты, пытаясь закопать в землю живых, заставить их струсить, побежать под огнём пулемётов. Иногда танкам, утюжившим без перерыва траншеи, удавалось двигаться так, что одна гусеница оказывалась в нескольких сантиметрах от края траншеи, и земля обваливалась длинной полосой, хороня русских заживо. Гитлеровская пехота и сапёры покинули бронетранспортёры. Установив в траве ручные и станковые пулемёты, они принялись, не жалея патронов, поливать огнём все места, откуда начинали стрелять дальневосточники. Из дальнего конца атакующего ромба к ним подтягивалась кавалерия румынского короля Михая. Всадники спешивались и занимали места в боевой линии гитлеровских стрелков. В невообразимом шуме и грохоте артиллерийского, пулемётного и ружейного огня мелкие штурмовые группы атакующих с автоматами короткими перебежками стали приближаться к траншее, чтобы забросать её ручным гранатами и так покончить с её защитниками.
Вокруг танков, утюживших траншеи первой роты всё дыбилось, горело от пуль, взрывов гранат и бутылок с зажигательной смесью. Танки, в конце концов, потеряв в языках дыма и пыли ориентиры, сбавили ход. Один из них как бы в раздумье остановится. Тут же получив в корму бутылку с фосфорной зажигательной смесью, танк запылал как костёр, закрыв часть траншеи густым и удушливым белым дымом. Неподалёку от него ударил пулемёт РПД. Автоматчики ближайшей штурмовой группы залегли. Один танк метнулся к невидимому в дыму пулемётчику и тот умолк, видимо спрятался дно траншеи или хода сообщения. Танк развернулся над тем местом, засыпая пулемётчика землёй, но вдруг что-то грохнуло. Сверкнуло пламя. Танк остановился. Неизвестный герой сам похоронил себя, взорвав под тонким днищем танка гранату. Крышка башенного люка открылась, показалась голова чёрного, как уголь, оглушённого танкиста. Он хотел было неуклюже вылезти. Ладони почему-то соскальзывали с края командирской башенки Почти сразу танкист был убит чьей-то пулей, повиснув на люке и уронив руки. Уцелевшие противотанковые ружья обороны ожили на запасных позициях. Снова стали слышны в дыму и пыли их хлёсткие, словно удары молотком по наковальне, выстрелы. Но вот пришёл черёд и третей роты...
Бронетранспортёры, бронемашины и танки гитлеровцев на этом фланге ромба, перед траншеей третьей роты, озадаченные неожиданно ожесточённым сопротивлением на другом фланге, заранее открыли одновременный огонь по траншее казахов. Атакующие заблаговременно высадили из бронетранспортёров панзергренадер с пулемётами. Они принялись стрелять из всего оружия, что имели, рассчитывая убить, ранить, деморализовать как можно больше людей до момента выдвижения к траншеям штурмовых групп. Трассы пуль летели так плотно, что, казалось, это не движение отдельных предметов, а узкие, не рассеивающиеся лучи адских прожекторов. Видно было, как обваливается бруствер из сухой земли от множественных попаданий пуль и малокалиберных снарядов, как осыпаются брустверы в окопы, а пелена пыли и дыма заслоняет солнечный свет.
Дыбясь от множества попаданий пуль и снарядов, земля отбрасывала тень, как будто от облаков на небе. Огонь противотанковых ружей здесь тоже после этого умолк. Бронебойщики были убиты, ранены или же меняли позиции. Редкий ответный огонь из ручных пулемётов РПД, из автоматических винтовок СВТ-40 так же утих. Пулемёты системы Максима всё ещё стояли на дне окопов, и их дробный звук не примешивался к симфонии смерти. Казалось, казахи или все были убиты, или по ходам сообщения сбежали к реке…
Ободренные этим обстоятельством, три немецких танка без остановки прошли над оказавшимися пустыми окопами охранения и над будто бы неживой траншеей. Повернули в сторону первой роты, ей во фланг, где в дыму и пыли продолжалось ожесточённое и упорное побоище. Автоматчики штурмовых групп, где перебежками, где ползком, стали быстро приближаться к траншее казахов. Было понятно, что они вот-вот они начнут забрасывать её ручными гранатами, применят ранцевые огнемёты.
И тем неожиданнее стала контратака.
— За мной, в атаку, ура! — крикнул вдруг кто-то в траншее необычайно громко. — За Родину, за Сталина! За погибших наших товарищей! Ура!
— Ура-а-а-а! — послышались крики.
Из-под земли, так по крайней мере почудилось, показались сначала сверкнувшие штыки на дулах СВТ-40, потом тусклые пыльные каски, плечи и целиком красноармейцы третьей роты. Их было не больше тридцати, тринадцати казахов…
Словно былинные герои скифской старины и монгольских сказаний о бессмертных богатурах, не страшась ничего и не желая бесславно погибать в окопах от гранат как последние трусы, они вместе со своими русскими сержантами, командирами взводов и младшими политруками, стремительно и без колебаний бросились на гитлеровских автоматчиков. Мощь древних легенд определяется не тем, как они написаны умершими или их художественными достоинствами, а тем, какие смыслы хотят слышать живые, и этим же обстоятельством связано и то, что одни легенды забываются, другие живут, или вдруг появляются из глубины времён, призванные живущими для использования их смыслов в своём бытии, и увеличении неизмеримо своих сил...
Для них, казахских бедняков, уже понявших, что Советская власть теперь будет их учить и выводить в люди, давать профессию, медицину, жильё, отдых, пенсию, уверенность в будущем для их детей, Родина и Сталин — были одним и тем же. Враги социализма кричали и кричат о культе Сталина, но это совсем не культ человека по фамилии Сталин, на самом деле это — культ революции. Сталин возглавил после Ленина революцию для спасения страны и всего человечества от физической и духовной гибели, выводя простых людей из нищеты на прямую дорогу, новую, совершенно не проторенную ранее, но где будет обеспечена им прочно и навсегда высшая, благополучная жизнь гармонично развитых, счастливых людей.
Сталин уже не молод, здоровье его подорвано царскими репрессиями, он аскетично скромен, а личная жизнь ограничивается небольшими потребностями интеллигентного, очень занятого человека, но он находится в фокусе внимания всего мира, мыслит историческими масштабами, одновременно заботится о сталеварах, лётчиках, доярках, чабанах, учёных, школьниках, изучает производство, военное дело, кораблестроение, архитектуру, философию, читает рукописи молодых авторов. А мир капитализма вновь и вновь атакует молодую страну рабочих и крестьян, атакует идеологию справедливости и добра.
Заповеди капитализма — ложь, провокация, предательство, обнажённый цинизм, грабёж и массовое убийство — от этого порнографического общества капитализма, от этой трупной свалки, где шакалы рвут шакалов, веет мертвечиной и нечистотами, и советские люди отворачиваются с презрением. Миллионы простых людей, узнавших, что есть добрая сила, разбивающая шакалий мир, и не желающие жить в вечной нищете и быть чьей-то пищей, устремляли к нему взор с призывом:
— Веди нас, Сталин, на борьбу!
Он и сейчас незримо с ними в этой последней атаке былинных храбрецов — он на трибуне в огромном московском Кремлёвском зале... В чёрных откинутых волосах — седина, тень от усов прикрывает приветливую улыбку. Он говорит им негромко, спокойно, разделяя слово от слова, почти без жестов, лишь иногда складывает пальцы и, протянув руку, раскрывает их в сторону товарищей, будто выпуская на свободу мысль, как птицу... Он говорит о главном и насущном для миллионов, миллиардов простых людей, о том, как поднять колхозную собственность, которая не является общенародной собственностью, до уровня общенародной и общенациональной:
— К нам, как руководящему ядру страны, каждый год подходят тысячи молодых людей разных национальностей, они горят желанием помочь, горят желанием показать себя, но не имеют достаточного марксистского воспитания, не знают многих истин и вынуждены блуждать в потёмках. Они ошеломлены колоссальными достижениями Советской власти, им кружат голову необычайные успехи советского строя, и они начинают воображать, что Советская власть всё может, что ей всё нипочём, что она может уничтожить законы науки, сформировать собственные законы. Им нужно систематически повторять истины, терпеливо их разъяснять.
Некоторые товарищи утверждают, что партия поступила неправильно, сохранив деньги после того, как взяла власть и национализировала крупное производство. Некоторые товарищи думают, что и сейчас надо просто национализировать колхозную артельную собственность, пашни, луга, стада, объявив их общенародной, как раньше объявили общенародной собственность капиталистов. Это неправильно и неприемлемо, товарищи! Несомненно, что с уничтожением капитализма и системы эксплуатации, с укреплением социалистического строя в республиках нашей страны должна была исчезнуть и противоположность интересов между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством. Оно так и произошло. Огромная помощь нашему крестьянству со стороны рабочего класса, оказанная в деле ликвидации помещиков и кулачества, укрепила почву для союза рабочего класса и крестьянства, а систематическое снабжение крестьянства и его колхозов первоклассными тракторами и другими машинами, превратило союз рабочего класса и крестьянства в дружбу.
Конечно, рабочие и колхозное крестьянство составляют два класса, отличающиеся друг от друга по своему положению и мировоззрению. Но это различие, ни в какой мере не ослабляет их дружбы. Наоборот, их интересы лежат на одной линии укрепления социалистического строя и победы коммунизма. Не удивительно поэтому, что от былого недоверия и ненависти деревни к городу не осталось и следа. Но колхозная артельная собственность — это свято почитаемая социалистическая собственность, и мы не должны обращаться с ней, как с капиталистической собственностью, просто брать и национализировать. Это опасная ошибка. Из того, что колхозная собственность не общенародная, а кооперативная, артельная, не следует, что она не является социалистической, и что к ней не нужно относиться с уважением.
Передача собственности отдельных лиц и групп государству не является лучшей формой национализации, это лишь первоначальная и вынужденная форма национализации. Как поднять колхозную собственность до уровня общенародной? Продать в собственность колхозам всю сельхозтехнику, машинно-тракторные станции и землю, разгрузить государство от вложений в сельское хозяйство, чтобы сами колхозы несли на себе тяжесть поддержания и развития и затраты по содержанию и обновлению сельхозтехники машинно-тракторных станций и других средств производства?
Нет — сосредоточение основных орудий сельскохозяйственного колхозного производства в руках государства, машинно-тракторных станций, является верным способом обеспечения высоких темпов роста колхозного производства, разгружает колхозы от огромных затрат на технику и её обновление. Мы все радуемся колоссальному росту сельскохозяйственного производства нашей страны, росту зернового производства, производства мяса, хлопка, льна, свеклы и так далее. Источник этого роста в современной технике, в многочисленных современных машинах, обслуживающих все эти отрасли. Дело не только в технике вообще, а в том, что техника не может стоять на одном месте, она должна всё время совершенствоваться — старая техника должна выводиться из строя и заменяться новой, а новая — новейшей.
Без этой непрерывной модернизации немыслим поступательный ход земледелия, немыслимы ни большие урожаи, ни изобилие продуктов в стране. Но что значит вывести из строя сотни тысяч тракторов и заменить их новыми, заменить десятки тысяч устаревших комбайнов новыми, создать новые машины, скажем, для технических культур? Это значит нести миллиардные расходы, которые могут окупиться лишь через 6-8 лет. Могут ли поднять эти расходы наши колхозы? Нет! Эти расходы может взять на себя только государство, оно в состоянии принять убытки от вывода из строя старых машин и замены новыми, только оно в состоянии терпеть убытки, и долго, терпеливо ждать возмещения расходов от селян.
Что значит продать технику МТС в собственность колхозам? Это значит вогнать их в большие убытки и разорить колхозы, это значит подорвать механизацию сельского хозяйства, снизить темпы колхозного производства — продажа МТС в собственность колхозам — это шаг назад в сторону отсталости страны и попытка повернуть назад колесо истории. Ещё...
Ни одно предприятие у нас не являются собственниками своих орудий производства, а передача орудий производства колхозам отдалит их от общенародной собственности и приведёт не к приближению к коммунизму, а наоборот, к удалению от него к собственничеству. Все сотни тысяч тракторов и комбайнов попадут в сферу действия нашего денежного обращения, что сильно бы затормозило наше продвижение к коммунизму. Обращение товаров за деньги нужно не увеличивать, а уменьшать — товары и услуги должны во всё возрастающем количестве предоставляться бесплатно, а не наоборот. Именно увеличение роли денежного обращения тащит социализм обратно к капитализму. Колхоз — предприятие кооперативное, артельное, он пользуется трудом своих членов и распределяет доходы по трудодням, у колхоза есть свои семена. Главной собственностью колхоза является его продукция: зерно, мясо, масло, овощи, хлопок, свекла, лён и так далее, не считая построек и личного хозяйства колхозников на усадьбе. Чтобы поднять колхозную собственность до уровня общенародной, нужно перестать продавать продукты за деньги, а создать систему товарообмена «всё на всё» — когда тебе даётся всё, что можно только дать в обмен на то, что ты можешь произвести — это и есть путь к коммунизму!
У нас ещё нет такой развитой системы продуктообмена, есть только зачатки её и нужно развить их в широкую систему с тем, чтобы как можно скорее уйти от денег вообще. Это главная цель нашей страны — уйти от денег вообще! Такая система без использования денег потребует громадного увеличения бесплатной продукции, отпускаемой городом деревне, систему нужно вводить без торопливости, но неуклонно, без колебаний, шаг за шагом сокращая сферу действия денег и расширяя продуктообмен, обеспечивая переход от социализма к коммунизму. Выгодна такая система крестьянству? Безусловно выгодна, так как колхозное крестьянство будет получать от государства гораздо больше продукции, чем при денежном способе. Всем известно, что уже сейчас колхозы, имеющие с правительством договора о продуктообмене, получают несравненно больше материальных выгод, чем колхозы, покупающие себе всё только за деньги. Если систему продуктообмена распространить на все колхозы, то эти выгоды станут достоянием всего колхозного крестьянства.
Сегодняшнее же использование денег бояться не стоит — использование денег приводит к капитализму лишь в том случае, если существует частная собственность на средства производства, позволяющая капиталисту через накопление прибыли постоянно увеличивать свою власть и влияние для превращения всех в своих экономических рабов, если рабочая сила выступает на рынок как товар, который может купить капиталист и эксплуатировать в процессе производства, если, следовательно, существует в стране система эксплуатации наёмных рабочих капиталистами...
Некоторые горячие наши товарищи отрицают объективный характер законов науки, особенно законов политической экономии при социализме. Они отрицают, что законы политической экономии отражают закономерности процессов, идущих независимо от воли людей. Они считают, что ввиду особой роли, предоставленной историей Советскому государству, оно, его руководители могут отменить существующие законы политической экономии, могут сформировать, создать новые законы. Эти наши товарищи глубоко ошибаются. Они, как видно, смешивают законы науки, отражающие объективные процессы в природе или обществе, происходящие независимо от воли людей, с теми законами, которые издаются правителями, создаются по воле людей и имеют лишь юридическую силу. Но их смешивать никак нельзя!
Марксизм понимает законы науки как отражение объективных процессов, происходящих независимо от воли людей. Люди могут открыть эти законы, познать их, изучить их, учитывать их в своих действиях, использовать их в интересах общества, но не могут изменить или отменить их. Тем более они не могут сформировать или создавать новые законы науки. Ссылаются на особую роль Советской власти в деле построения социализма, которая якобы даёт возможность уничтожить существующие законы экономического развития и сформировать новые. Это неверно!
Особая роль Советской власти в том, что она должна была не заменить одну форму эксплуатации другой, как это было в старых революциях, а полностью ликвидировать всякую эксплуатацию, она должна была создать на пустом месте новые формы хозяйства. Но она выполнила свою роль не потому, что будто бы уничтожила существующие экономические законы и сформировала новые, а только лишь потому, что она опиралась на экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил. Возможность нельзя смешивать с действительностью. Это — две разные вещи...
Мы уверены в себе, в своих кадрах, которые и решают всё, и всем известен разрыв, существовавший при капитализме между людьми физического труда предприятий и руководящим персоналом. Поэтому развивалось враждебное отношение рабочих к директору, к мастеру, к инженеру и другим представителям технического персонала, отношение как к врагам. Понятно, что с уничтожением капитализма и системы эксплуатации должна была исчезнуть и противоположность интересов между физическим и умственным трудом. И она действительно исчезла при нашем социалистическом строе. Теперь люди физического труда и руководящий персонал являются не врагами, а товарищами-друзьями, членами единого производственного коллектива, кровно заинтересованными в преуспевании и улучшении производства. От былой вражды между ними не осталось и следа, и в том сила единения советского общества!
И вот Сталин заканчивает свою речь, и протягивает перед собой руки со сжатыми кулаками — жест борьбы, непреклонности и устремления...
Всё верно, всё понятно, всё правда! Вот потому над полем боя и звучит сейчас этот боевой клич советских воинов:
— За Родину! За Сталина!
И ещё... Никто из русских командиров и казахов-красноармейцев не хотел умирать, но смерть в жизни у каждого была только одна, и никто не желал, чтобы она состоялась в подлой трусости на дне траншеи...
Десятка полтора немцев, увидев сверкающую линию советских штыков, вскочили на ноги и изо всех сил побежали обратно к бронетранспортёрам, не желая сходиться врукопашную с идущими на явную смерть врагами, опасаясь в ближнем бою не только штыков и огня автоматических винтовок, но и гранат. Однако для гитлеровцев результат был положительным — из-за угрозы применения штурмовыми группами гранат, красноармейцы покинули окопы и теперь танки могли их расстреливать на открытом пространстве и двинуться через траншеи дальше вглубь обороны, не опасаясь тут гранат бутылок КС, что они тут же и сделали. Ожили, наконец, среди дыма два пулемёта системы Максима, и одновременно с ними, как косы сеноуборочного комбайна кося траву, заработали высокоскорострельные пулемёты MG.42, убивая советских бойцов. И тут что-то обожгло Николаю шею...
— За Сталина! — закричал он, вернее думал, что закричал, потому что рот его открылся, но звук в гортани не рождался. — Ура-а-а-а-а-а!
Он упал боком в полузасыпанный узкий ход сообщения, который утром сам же рыл с добровольцами, ведущий к отхожему месту. Почему-то тело перестало слушаться и не получилось даже пошевелиться, а можно было только дышать и косить глазами. По земляному дну узкого хода сообщения текла кровь и кровь стояла лужицами. Изуродованные пулями тела трёх молодых красноармейцев, лежащих страшной кучей, видимо убитых здесь только что шквальным огнём, истекали кровью из разорванных кровеносных сосудов и внутренних органов. У одного убитого юноши ещё не высохло пятно в паху от мочи и испражнений. Непроизвольное опорожнение кишечника и мочевого пузыря у человека в минуту опасности, перед предстоящей борьбой, погоней, травмами, на самом деле не является позорным признаком слабости, а является частью отработанного миллионами лет эволюции природного рефлекса животных — опорожнённому кишечнику и мочевому пузырю на самом деле проще перенести повреждения в результате травм, проколов, и убегать легче, если преследование предстоит долгое. Ни у одного из них не было целым лицо и голова, страшной картиной обозначая как будто конец света...
Почти сразу, или так Николаю показалось в переставшем быть привычным времени, над окопом появился танк. Человек как в страшном сне не мог шевельнуться, совершенно не чувствуя тела, ни ног, ни рук, не чувствуя никакой боли, кроме жуткой острой рези в голове, словно мозг пронизывали спицами без наркоза. С холодным ужасом пришло понимание, что нервные окончания тела почему-то отрезаны от мозга. Он был в сознании и видел, как падают из-под гусениц танка первые комья земли, как потом медленно сползла стенка траншеи и засыпала троих убитых. Харьковчане-мостостроители и сами так иногда в своём тресте засыпали траншеи коммуникаций, когда очень торопились со сдачей объектов в эксплуатацию в ущерб качеству, не утруждаясь с послойной засыпкой и трамбованием — просто кто-то командовал трактористу ехать одной гусеницей близко к краю траншеи, отчего стенка осыпалась под тяжестью трактора, засыпая кое-как трубу или кабель. И пусть потом грунт просаживался от дождя, зато толк был. Так и сейчас поступал гитлеровский убийца в танке. Только засыпал европеец не канализационную трубу или кабель, а живых или мёртвых советских людей, расчётливо хоронил заживо.
Так нелепо! Родиться, учиться ходить, говорить, развиваться, выучиться, стать мужем и отцом, желать защитить их и страну, и вот что-то попало в шею, и довелось бесчувственно упасть, не успев сделать и выстрела по врагу...
Прощай, жизнь, прощай, Наташа, прощай Лялечка, живите долго и счастливо, помните обо мне... Успели ли они устроиться в каком-нибудь доме с помощью доброго человека Василия Виванова, сумели ли харьковчане отъехать на безопасное расстояние от Пимено-Черни на восток...
И Наташа с Лялей привиделась ему обе. Такие, как запомнились в последний раз, уходящие в сторону Даргановки...
Уже когда стало совсем темно и когда в раскрытый рот вместо живительного воздуха проникла земля, песок и пыль, около минуты в сознании ещё звучали слова его единственного в жизни недописанного стихотворения, чудились любимые лица жены, дочки, родителей, друзей. Нет, он был не один в этот смертный час...
Сказать легко, исполнить трудно!
Вода под камень не течёт.
Я повторяю клятву нудно
И боль проходит, и пройдёт...
Глава 21. Русская лейб-гвардия против юнкеров
Туманное и заиндевелое московское утро 29-го октября 1917 года огласилось гудками почти всех московских заводов и фабрик, паровозных депо, пароходов, барж.
— Расстрел в Кремле! — говорили друг другу под этот призывный вой гудков пожилые рабочие с землистыми лицами, чёрными от масла и копоти руками на проходных фабрик. Повернувшись вокруг, они шли не к станкам, к зданию революционного комитета своего района:
— Расстрел нашего брата-солдата в Кремле!
— Расстрел солдат-«двинцев» на Красной площади! — говорили беженцы-латыши, евреи, украинцы и шли к отделам рабочей милиции записываться в Красную гвардию. — Наших убивают!
— Юнкера и офицеры в Петрограде снова устроили военный переворот для захвата власти генералом Корниловым! — говорили молодые левые эсеры, анархисты, меньшевики и большевики.
В Москве не было Ленина. Некому было прийти в Моссовет и сказать:
— Оставьте все споры! К оружию, товарищи! Наша революция в опасности! К оружию! Требую срочно вооружить двадцать тысяч красногвардейцев-рабочих!
Вместо Ленина в Москве это сказали сами рабочие и солдатские массы. И сразу всеобщая московская забастовка стала частью вооружённой борьбы московского рабочего люда и примкнувших к ним солдат московского гарнизона против офицерско-юнкерских отрядов. Вооружённая борьба была квинтэссенцией многолетнего забастовочного движения.
Не Ленин, не Кропоткин, суждения простых людей, выходцев из крестьянских семей, 250 лет хлебавших горькую рабскую кашу крепостного рабства, судящих поступки людей прошлого, настоящего, будущего своим умом, определили виновников своих бед, живущих предательством, убийствами, наживой, похотью, жадностью, достигающих при этом высоких постов и успехов в общественной жизни. По простым представлениям рабочего люда жизнь творящих предательство, убийства, наживу, похоть и жадность являла собой главный источник зла для окружающих, даже если окружающие занимались тем же, и уж тем более для тех, кто этим не занимался.
Взгляд в прошлое человеческого бытия показывал устойчивую тенденцию достижения успеха именно людьми творящими зло, от чего возникал соблазн назвать зло естественным порядком вещей, неизбывным явлением, частью характера природы вообще и человека в частности. Обыденность зла как бы призвала смириться с ним, прощать и терпеть зло. Зло — это когда кто-то, что-то у кого-то отбирает против его воли, нанося ему вред, отбирает жизнь, здоровье, имущество, честь, родных, друзей, лишает любимых разумных проявлений жизни...
Но вот зло убийства волками антилопы и зло убийства бандитами женщины можно ли считать проявлением одного и того же явления? На первый взгляд похоже. Однако дикая природа не знает социального общества разумных, осознающих себя разумными существ, а знает только сообщества существ, живущих инстинктами роя или стаи. Поэтому при внешнем сходстве убийства волками оленя и убийства бандой женщины в переулке, разница между ними абсолютная. В первом случае неразумные волки убивают неразумную жертву из пищевой цепочки дикой природы, не умея никак по-другому выжить и кормить своё потомство, во втором случае разумные убивают себе подобного разумного даже не для еды, которую могут получить многими другими способами, а для удовлетворения своих желаний, лежащих вне вопросов выживания: нажива, похоть, предательство, жадность, гордыня, самоутверждение за счёт слабых.
Эти явления, руководящие жизнью многих людей, наносят вред сразу множеству окружающих даже напрямую не знакомых, тем более знакомых, вплоть всё до того же убийства. Можно ли считать зло нормальным, естественным в человеческом обществе? Нет, нельзя.
Простые люди в октябре 1917 года считали так же и готовы были против зла драться насмерть. Они не могли сформулировать этого, не имея почти никакого образования, но чувствовали это кожей. Можно ли гармонично жить, развиваться, растить детей, быть счастливыми в таком обществе, где каждый по своему усмотрению убивает каждого в переулке и на улице, а кто будет мёртв, решает жребий и расстановка сил? Можно ли жить так, что кучка злодеев разоряет и бросает страну на растерзание бандитам и иностранцам, убегая за рубеж? Нет, так жить нельзя.
Простые люди в октябре 1917 года считали так и готовы были против этого зла драться насмерть. Значит, зло не является естественной частью человеческой жизни, это неестественная её часть. Так же, как с любой неестественной частью борется живой организм, подавляя иммунитетом бактерии и поедая лейкоцитами в крови вирусы, так же, как судят и изгоняют жители из деревни и города воров и бандитов, как судят и казнят убийц, со всем злом можно и нужно бороться!
Так кто же тогда распространяет книги, статьи, биографии, суждения о злодеях прошлого: королях, императорах, банкирах, президентах, мафиози, предателях, взяточниках, серийных убийцах, кровавых диктаторах, написанные так, словно это поваренная книга, учебник географии или жизнеописание спортивного чемпиона? Пособники зла. Перечисляются заботливо и с любовью через запятую убитые, замученные, обворованные, обездоленные люди и целые народы, безо всякой оценки и осуждения. Сплошь и рядом ставят злодеям и массовым убийцам памятники на самых видных местах и возводят в культ и святые. Очевидно, что такие не то, что спокойные, восторженные взгляды на апологетов зла предоставляют обществу такие же, как они правители дум и стран, современные вершители аналогичного зла, старающиеся убедить всех, что зло — это нормально, что злодеев не нужно репрессировать, поскольку это противоречит идеалам свободы.
Люди зачастую имеют таких правителей, которых заслужили. Если их правители злодеи, значит, люди ещё не готовы жить так, чтобы иметь правителей, творящих добро и защищающих добро от зла любой ценой, в том числе ценой своего счастья и своей жизни. И пусть этот путь героев долог и тернист. Были, есть и будут такие герои, кто будет пытаться эту самовоспроизводящуюся систему зла в людях сломать...
Почти 20 тысяч рабочих-мужчин: большевиков, левых эсеров, эсеров-максималистов, меньшевиков, интернационалистов, а в большинстве своём беспартийных, нестройными колоннами двинулись к своим районным Ревкомам. Эти массы решительных, молчаливых людей, привыкших к труду и нужде, пожилых или почти детей с красными знамёнами, лентами, бантами, иногда шли молча мимо зашторенных окон затаившихся в злобе московских обывателей, иногда пели «Варшавянку»:
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут!
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас ещё судьбы безвестные ждут...
Простые люди нуждались в оружии, чтобы сражаться за свою будущую счастливую жизнь, за Родину, справедливую к их труду, за свою Свободу: свободу учиться, продвигаться по заслугам и талантам, выбирать себе жизненный путь, свободу детей без страха выходить вечером из дома, есть досыта, жить в человеческих условиях со светом, теплом и водопроводом. Но современного оружия для добровольцев у Ревкомов было по-прежнему крайне мало.
Иногда над притихшими крышами Хамовников, Пресни, Лефортово, Мещанской раскатисто разносились слова «Интернационала»:
Это есть наш последний и решительный бой
С Интернационалом воспрянет род людской!
Словно эхом отозвался на эти слова звук артиллерийской канонады. Это партизанские отряды большевика Демидова общей численностью в 1800 человек солдат и рабочих, после истечения срока ультиматума и провокационных выстрелов со стороны офицеров и кадетов, открыли огонь по зданиям Алексеевского военного училища, расположенного в служебных корпусах Екатерининского дворца — красных казармах в Лефортово. Артиллерийский огонь вёлся из шести 75-миллиметровых полевых пушек Арисака, не имеющих прицелов из-за действий сбежавших саботажников-офицеров.
Что же это за стрельба без прицелов? Бородинская битва какая-то! Наводили по стволу. Первый снаряд пролетел мимо цели. Второй ударил по трубе завода Гужона в километре за училищем. Третий попал по корпусу Золоторожского трамвайного парка. Из 20 снарядов, выпущенных по корпусам училища с прицеливанием через канал ствола, было достигнуто 10 попаданий. Крышам, лепному декору фасадов зданий были нанесены повреждения. Однако крепкий кирпич и качественный раствор времён немки Екатерины II показал завидную прочность против слабых снарядов японских пушек Арисака. Спрятанные офицерами мастерских прицельные приспособления пока не были найдены. Без них попадать по огневым точкам юнкеров в окнах зданий кадетских корпусов и военного училища было невозможно. Подкатить ближе орудия не получалось. Меткими выстрелами юнкера и офицеры выбивали расчёты.
Оборону за прочными и толстым стенами комплекса учебных зданий внутри парка занимали более 1000 юнкеров, по большей части бывших фронтовики, бывшие унтер-офицеры и подпрапорщики, имевшие боевые награды, а также кадеты старших возрастов, имеющих хорошую стрелковую и тактическую подготовку. С ними в лефортовских зданиях засели 120 бывших офицеров из отрядов Алексеева, многие из которых имели фронтовой опыт. Там же оборонялись 250 кадетов старших классов, 65 кадетов младших классов, переодетых в юнкерскую форму по приказу полковника Рара.
Проведя инспектирование позиций обороны училища и кадетских корпусов, бывший Генерального штаба полковник Рябцев, приехавший в Лефортово с отрядом охраны, нашёл позиции весьма впечатляющими. Однако группы рабочих Благуше-Лефортовского, Рогожско-Симоновского и Басманного районов, солдаты разных запасных частей, всё же начали занимать рубежи для штурма в Головинском саду и Анненхофской роще, со стороны Лефортовской военной тюрьмы и вдоль Яузы.
По инициативе полковника Гирса, прибывшие родители части воспитанников-москвичей из младших возрастов 1-го Московского кадетского корпуса, расположенного в огромных зданиях Екатерининского дворца архитекторов Ринальди, Кампорези, Бланка, ввиду морального потрясения воспитанников, забрали их по домам. Перед началом атаки полковнику Рару снова было предложено сдаться, гарантируя безопасность и свободу. Рар, оценивая очевидную слабость и неумелую импровизацию действий малочисленных отрядов Демидова и получив личные уверения полковника Рябцева о присылке двух броневиков для деблокады училища, заявил в ответ, что юнкера умрут, но не сдадутся...
После провала переговоров рабочие и солдаты по команде своих выбранных командиров поднялись из окопов, вышли из-за баррикад и короткими перебежками пошли в атаку на кадетские корпуса и военное училище. Красные санитарки начали собирать раненых и мёртвых, поскольку умело расположенные офицерами пулемёты на чердаках и в окнах зданий сразу же открыли убийственный огонь. Когда по группам рабочих и солдат, остановившимся в нерешительности в 150 метрах от оград и стен училища, ударили трофейные австрийские 90-миллиметровые бомбомёты типа Minenwerfer M 14 офицерских расчётов и в страшном грохоте в разные стороны полетели оторванные руки, ноги, части внутренностей и обломки оружия, среди никогда не бывавших под огнём на фронте рабочих и солдат запасных полков возникла паника. Они в беспорядке отступили за баррикады и в окопы, падая под пулями, бросая винтовки. Набережная огласилась криками боли, отчаяния и ужаса. Потери в 7 убитых и 15 раненых, в том числе тяжело, заставили прекратить попытки штурма до того, как будут найдены артиллерийские прицелы и станет возможной прицельная стрельба по пулемётам в окнах и на чердаках.
Неудача в Лефортово была компенсирована красными силами крупным успехом в другом месте: занятие и взятие под охрану красногвардейцами Симоновских пороховых складов, где имелось 200 миллионов единиц различных боеприпасов. Тут же был прекращён отпуск оттуда боеприпасов отрядам «Комитета общественной безопасности» и офицерским отрядам по поддельным накладным и требованиям. Кроме того, снаряды и патроны Мыза-Раевского склада из Малых Мытищ прибыли в Москву вместе с отрядом рабочих через Ярославский вокзал. Это сразу изменило баланс сил в сражении за телефонную станцию и в боях за Красные ворота на севере города.
Кварталы между улицей Тверской, Никитскими улицами и Тверским бульваром после полудня были заняты красными левоэсеровскими отрядами и солдатами 55-го запасного полка. На колокольне англиканской церкви апостола Андрея в Вознесенском переулке левые эсеры установили пулемёт для обстрела площади Никитских ворот; начался успешный обстрел проходящих к Никитским воротам от Арбата офицерско-юнкерских дозоров, отрядов, идущих для смены бойцов, уже двое суток находящихся в бою. Были обстреляны группы добровольцев, доставляющих продовольствие и боеприпасы, выносящих раненых. Попал несколько раз на бульваре под обстрел и протоиерей Добронравов, духовно окормляющий юнкеров на позициях и в лазарете Александровского училища.
Не то, чтобы московские левые эсеры как большевики были за безусловное обобществление средств производства, земли и денег, национализацию заводов и банков, железных дорог, нефтепромыслов. Просто левые эсеры — социал-революционеры из бедных слоёв населения тоже видели зло в бесконтрольном использовании отдельными лицами источников денег для построения системы личной хищнической власти над простым народом. Просто они понимали, что, если сейчас не остановить наёмные офицерско-юнкерские отряды Корнилова и Алексеева, то любое Учредительное собрание великороссов по выбору новой системы власти закончится так же, как при выборе в цари боярина Романова и его отца митрополита Филарета с помощью польской армии, наёмников из ополчения купца Минина и князя Пожарского в 1613 году. Сейчас же это будет диктатор или новый царь: Лавр I или Михаил I какой-нибудь.
Демократичность Учредительного собрания в условиях военной диктатуры Корнилова или Алексеева становилось нулём и сводила любой демократический процесс к заранее известному результату: «кто сильнее, тот и назначает главу государства». Так и произошло при как бы вполне «демократическом» Земском соборе 1613 года, когда митрополит Филарет стал правителем вместе со своим сыном царём Михаилом Романовым под защитой войск короля Сигизмунда III, хотя другой кандидат — князь Пожарский был из рода Рюрика и имел больше прав на престол. Однако его войско: наёмное ополчение купца Минина было вдвое слабее войск польского короля.
Все, кто возражал воцарению Романовых ценой передачи полякам трети территории тогдашней России, были просто убиты или брошены гнить в подвалах монастырей Русской православной церкви. Поскольку незадолго до этого польский царевич Владислав IV Ваза уже был помазан патриархом Филаретом как русский царь Владислав IV и признан русским боярским правительством, решение Собора о царском правлении для патриарха Филарета Романова и его сына царя Михаила Романова было русским царём Владиславом IV поддержано, то есть куплено территориальными уступками полякам трети российской территории. Такой шаг был для русской боярской знати тогда вполне понятен и приемлем.
Эсеровские патриоты, прекрасно зная историю своей страны, зная ничтожную цену всем демократическим процедурам богачей всех времён и народов, не желали допускать установление военной диктатуры Алексеева или Корнилова для проведения ими Учредительного собрания. Именно поэтому их прекрасно подготовленные военные отряды и представители в полковых комитетах московского гарнизона выступили против студентов-белогвардейцев, офицерских отрядов Трескина, Дорофеева, юнкерских сил правоэсеровского комитета КОБ городского главы Руднева и экс-полковника Рябцева. Правые эсеры представляли богатые слои населения в деревне. Левые эсеры представляли бедноту. Поэтому левые эсеры были за большевиков, а правые эсеры были за кадетов: конструкционных демократов, партию богачей.
После зачистки от белогвардейцев кварталов вдоль Тверской улицы вплоть до Никитской, дом градоуправления на Тверском бульваре, где засели юнкера, оказался в окружении. Это был проклятый дом, ненавистный всем простым людям Москвы; именно в нём двенадцать лет назад героем-эсером Куликовским был наконец-то убит при проведении террористического акта кровавой палач граф Шувалов, назначенец Столыпина, московский градоначальник, устроивший кровавые репрессии против московских рабочих в 1905 году. Здесь же располагался комиссариат милиции Московского градоначальства и уголовно-розыскная милиция.
Когда к эсерам присоединились 200 красногвардейцев Сущёвско-Марьинского района под командованием меньшевика Курашова, гарнизону дома градоначальства было предложено сдаться, иначе дом грозились закидать гранатами и поджечь. Юнкера выбросили обманный белый флаг...
Отправившиеся на переговоры двое молодых рабочих Жебрунов и Барболин были убиты из револьверов через открывшуюся дверь прямо у ящика для прошений. Сделавший это бывший жандармский ротмистр Плевнин выстрелами из револьвера нарочно обезобразил лица девятнадцатилетних юношей для запугивания их товарищей. После этого 25 юнкеров, офицеров и ударников, застрелив предварительно пятерых пленных рабочих и солдат, запертых два дня назад в подвале дома, бросив пулемёты, 37-миллиметровую пушку и своих раненых, попытались прорваться по Леонтьевскому переулку к Никитским воротам. Часть из участников прорыва их была блокирована огнём с крыш в Шведском тупике и перебита при попытке сдаться в плен.
Огромный со внутренним двором трёхэтажный доходный дом князя Гагарина в торце Тверского бульвара, выходящего на площадь Никитских ворот, закрывал собой всю площадь Никитских ворот, позволяя свободно перемещаться по ней отрядам и автомашинам из Александровского училища, перегруппировываться офицерско-юнкерским отрядам лейб-гвардии полковника Трескина, ведущим теперь упорные бои за Кудринскую площадь. Пулемёт с чердака дома Гагарина бил вдоль центральной и боковых аллей Тверского бульвара постоянно, не давая возможности левым эсерам подкатить орудие для подавления фланкирующих огневых точек. Из дома арендуемых квартир общества помощи студентам на углу Малой Бронной «Романовка» также обстраивали солдат и рабочих во фланг и тыл.
Небольшой отряд красных бойцов левого эсера Саблина и беспартийного Курашова добежал от Тверской по главной аллее Тверского бульвара до склада аптеки и продуктового магазина на первом этаже дома-гостиницы дома Гагарина. Пулемётчики-офицеры на чердаке этого дома не рассмотрели в пыли, дыму красных повязок и приняли бойцов за часть отступающего гарнизона дома градоначальства. Стрелять не стали. Пятнадцать человек прорвались в дом Гагарина, незамеченными пересекли внутренний двор и попытались через подсобку маленького гастрономического магазина пройти на лестницу. Оттуда можно было подняться на чердак, убить пулемётчиков, артиллеристов и обеспечить наступление своих основных сил по бульвару. Однако, сбив замок с двери и оказавшись в подсобке среди колбас, консервов и сыра, красные бойцы столкнулись с вооружёнными сторожами магазина, которые отступили в торговый зал, подняли истошный крик и бросились к юнкерам за подмогой через главную дверь.
В это время по Большой Никитской и по электротеатру «Унион» солдаты 55-го запасного полка открыли огонь из пулемёта с Малой Никитской улицы от особняка Рябушинского на углу улицы Спиридоновки. В электротеатре «Унион», откуда простреливались пулемётным огнём все бульвары и улицы, подходящие к Никитским воротам, располагался один из важных опорных пунктов белых, склад оружия, пункт питания и медпомощи, главные силы отрядов разных офицерских союзов под командованием полковника лейб-гвардии Волынского полка Трескина. Трескин был прислан в Москву за день до начала боев главным кандидатом в диктаторы Алексеевым.
Из-за обстрела с Малой Никитской улицы и действий красного отряда в доме Гагарина тридцать студентов-белогвардейцев оказались блокированы в зале пивной «Седан». Студенты растерялись и с криками «Предательство!» и «Нас окружили!» стали поспешно выпрыгивать из открытых окон первого этажа на площадь Никитские ворота, роняя оружие, фуражки и сигаретные пачки на грязную брусчатку. На площади, заставленной автомашинами, повозками, в дыму костров началась паника.
Мгновенно осознав опасность появления в самом центре своей позиции врага, лейб-гвардии полковник Трескин отправил в дом Гагарина свой резерв — 20 офицеров только что прибывших из разных подмосковных воинских частей. Если дом Гагарина будет захвачен, вся позиция боевой группы Трескина у Никитских ворот окажется под угрозой.
Сняв шинели, закрепив фуражки ремешками под подбородками, вооружившись для штурмового боя винтовками с примкнутыми штыками, револьверами, шашками, гранатами, блестя золотыми погонами, с каменными зелёными лицами, офицерский отряд решительно вошёл в магазин через вход со стороны площади и тут же столкнулся с противником...
В торговом зале гастронома и аптеки, подсобках, коридорах, гостиничных номерах второго этажа при выключенном свете состоялся ожесточённый рукопашный бой. В ход пошли гранаты, револьверы, штыки и приклады. Офицеры лучше умели убивать, больше этого хотели. Ненависть и крупное командировочное пособие, страх быть отставленными от своей профессии при новой власти сильнее их мотивировали. Они сразу стали побеждать любителей митингов и шествий.
Страшный нечеловеческий крик, рёв и стон сотряс дом. Пули чмокали по стенам, выбивая красные и белые фонтанчики; красные там, где под известковой штукатуркой был кирпич, белые там, где под побелкой была гипсовая лепнина; рикошетами разбивались стёкла окон, зеркала и плафоны светильников. В полутьме среди висящих на проволоке обёрнутых в серебряную бумагу копчёных колбас, красных круглых сыров на прилавках, пули, клинки, штыки и приклады, целя в человеческое мясо, разбивали попутно банки с хреном и томатным пюре, бутылки с подсолнечным маслом и вином...
В Москве ещё при царе с 1916 года сахар и хлеб начали распределять по карточкам. С лета Временное правительство постановило перевести на распределение по карточкам отпуск продуктов во всех магазинах, независимо от форм собственности. По карточкам продавали почти все простые продукты питания и промтовары. Но в 20 000 московских магазинах и лавках за большие деньги можно было достать из-под прилавка всё, что угодно.
Так всегда водилось на Руси. Даже во время осады Троице-Сергиева монастыря в Смутное время, возникшее из-за введения крепостничества в начале XVII века. Монастырь осаждали отряды поляков, русских предателей и украинцев. В монастырь воеводами были принудительно согнаны для обороны крестьяне. Когда крестьяне и стрельцы умирали по 15 человек в сутки от голода и цинги, русская царевна Ксения Годунова, будучи среди осаждённых, ела и пила по-царски. Архимандрит Иоасаф и воевода Долгорукий от неё не отставали. В осаждённом монастыре к концу осады осталось в 1610 году не более 1000 человек из бывших там на начало осады 4700 человек. Но умирал от голода и пуль простой народ. Богачи были живы и здоровы...
На первом этаже в доме Гагарина на Никитских воротах шла рукопашная схватка. Падали беззвучно в грохоте выстрелов стеллажи с консервными банками, коробками и бутылками. Оказалась разбита большая фаянсовая кадка с грибами. На полу в луже из крови, едкого уксуса, смешанного с коньяком и ликёром, плавали маринованные белые грибы, человеческие внутренности, куски черепа с волосами и рвотная масса; из простреленной водопроводной трубы лилась вода, превращая битый кирпич и штукатурку в густую жижу.
Трое рабочих из Марьино и два солдата 55-го запасного полка были быстро убиты, двое тяжело ранены, остальные, в том числе легко раненые, стали отступать по чёрной лестнице, заваленной разным хламом, ящиками и тряпьём, наверх. Сверху юнкера и офицеры бросили на лестницу две ручные гранаты, оглушив отступающих, контузив, ранив. От взрыва вспыхнула сухая упаковочная бумага, на лестнице начался быстро разрастающийся пожар. Дом заполнился удушливым дымом. Уже в дыму офицеры штыками и шашками добивали оглушённых солдат и рабочих. Среди затаившихся во время боя постояльцев гостиницы началась паника. Однако боевая задача Трескина была выполнена. Прорыв и панику ликвидировали. Трупы и тяжело раненых выволокли к началу Малой Бронной мимо помпезного дома «Романовка», где проживали студенты и московская богема, к неказистой церкви Воскресения Христова. Там трупы и людей бросили прямо на грязную и мокрую, в лошадином навозе, брусчатку. Бросили как падаль.
Попытка дальнейшего продвижения по Тверскому бульвару к Никитским воротам основных сил Саблина и Курашова была блокирована перекрёстным пулемётным огнём офицеров и юнкеров из дома Гагарина и огромного дома Коробковой — дома страхового общества со львами и драконами на крыше. В доме Коробковой засел большой отряд из 300 юнкеров, офицеров, студентов, чиновников, милиционеров.
Стрелять по дому Гагарина через густые ветви и стволы рядов деревьев бульвара из пушек с безопасного для расчётов расстояния было невозможно. Снаряд шрапнели или граната срабатывали бы в полёте раньше времени из-за касания взрывателем сучьев деревьев. Попытка подкатить артиллерийское орудие для обстрела дома Гагарина прямой наводкой хотя бы до половины бульвара к деревянному павильону летнего ресторана закончилась неудачно. Выстрелами из 37-миллиметровой пушки из окна этого дома был повреждён щит и накатник орудия. Осколками ранен расчёт.
Атака отрядов эсеров Саблина и большевика Курашова остановилась, когда Трескин вызвал по телефону артиллерийскую поддержку с Арбатской площади. Батарея подполковника Баркалова с Арбатской площади произвела по атакующим на бульваре два точных шрапнельных выстрела. Было убито пять и ранено восемь красных бойцов. Наступление полностью остановилось. Началась борьба за раненых. Красных старались вывести своих, белые старались этому помешать. Прикрывая своих, вела огонь артиллерия.
Состоялась первая в октябрьской битве за Москву артиллерийская дуэль. Артиллерийская батарея офицеров на Арбате пыталась привести артиллерию противника, расположившего орудия у памятника Пушкина напротив Страстного монастыря на Тверской улице, к молчанию. Артиллерия Саблина отвечала. Шрапнельные снаряды звонко лопались в сыром воздухе, во множестве пробивая дорогостоящие жестяные крыши домов веерами мелких как горох стальных круглых пуль. Постепенно Тверской бульвар затянуло горьким дымом пожаров от дома градоуправления и дома Гагарина. Страстная площадь совершенно скрылась в дыму от офицера-корректировщика на верхушке дома Коробковой.
Натиск рабочих отрядов со стороны Кудринской площади на площадь Никитских ворот к этому времени тоже был остановлен между усадьбами графа Суворова и князей Долгоруковых при помощи броневика. Первое сражение за Никитские ворота лейб-гвардии полковник Трескин выиграл. Стало понятно, что за Никитские Ворота предстоит тяжёлая и кровавая борьба...
Пока в Москве стреляли пушки, пулемёты и гибли русские люди, митрополит Тихон заслушивал приветствия, предложения по упорядочению внутренней работы Собора в Москве по выбору патриарха. Русская православная церковь не обсуждала ни братоубийственные события в Москве, ни братоубийственные события в Петрограде. Патриарх и иерархи не торопясь провели молебен об умиротворении Родины в огромном храме Христа Спасителя.
Вокруг храма Христа Спасителя уже были сооружены юнкерами пулемётные гнёзда из бочек, вывернутой брусчатки, брёвен и рекламных щитов лавок и мастерских. Юнкера и офицеры от храма под словеса о любви посылали гулкие пулемётные очереди через Москва-реку в Замоскворечье по баррикаде 55-го запасного полка и стёклам Трамвайной электростанции. Винтовочный огонь бил по окнам фасадов домов, чердакам, заборам вдоль Пречистенской набережной.
— Господи, Боже наш, милостиво, яко Благ, призри на изсохшую в любви землю сердца нашего, и тернием ненависти, самолюбия же, и неисчетных беззаконий люте оледеневшую: и каплю благодати Пресвятого Твоего Духа испустив, богато ороси ю, во еже плодоносити, и возрастати от горящия к Тебе любве, — произносил устало митрополит Тихон привычные ему слова, размышляя при этом о ходе прений. — Всех добродетель корень страх Твой, и о искренняго спасении неленостное попечение, всех же страстей и многообразных лукавств, и лицемерия искоренение, прилежно яко всех Благодетеля молим, скоро услыши и человеколюбно помилуй...
После молебна иерархи церкви чинно проследовали на роскошных легковых автомобилях на виду у сражающихся сторон обратно в Лихов переулок. Там они занялись более важным для себя делом — выбором патриарха.
Из 700 тысяч православных прихожан Москвы, 7000 православных священников в дни разлившегося горького моря братоубийства из-за жадности одних и безысходности жизни других, лишь один участник Собора епископ Камчатский и Петропавловский Нестор вышел на Пречистенку к народу. Епископ Нестор ходил по переулкам от баррикад солдат и рабочих до чердаков и окопов юнкеров в качестве священника-санитара. Епископ Нестор был миссионером с Камчатки. Он знал корякский, тунгусский языки. Проповедовал камчадалам христианство, создал у них религиозное благотворительное общество. Нестор построил на Камчатке школы, приюты, больницы, амбулатории.
Сам сын военного, Нестор со слезами на глазах отпускал теперь грехи солдатам, умирающим под осенним дождём на залитом кровью холодном московском булыжнике. Он один из огромного сонма священнослужителей христианкой церкви взялся смягчать сердца озлобленных юнкеров, потерявших после смены власти возможность стать прапорщиками и вернуться на фронт. Нестор и сам в течение года был на фронте как священник лейб-гвардии Драгунского полка. Ищущий новый путь церкви в сближении традиционного духовно-меркантильного с альтруистически-светским, епископ на фронте выносил раненых драгун из огня, перевязывал, напутствовал. С крестом в поднятой руке ходил в атаку, тщетно пытаясь именем Божьим спасти жизнь русским солдатам...
Примерно в это же самое время, после полудня бесконечного дня 29-го октября, в Петрограде по приказу полковника Полковникова у Николаевского кавалерийского училища двухпулемётный броневик Austin под командованием начальника артиллерийской части запасного бронедивизиона штабс-капитана Сафонова легко прорвал оцепление красногвардейцев и матросов. Austin двинулся на Петроградскую сторону в качестве подкрепления для окружённого Владимирского пехотного училища. Броневик должен был атаковать артиллеристов революционного лейб-гвардии Гренадерского полка, ведущих огонь по комплексу зданий пехотного училища.
Подавив с помощью бронемашины артиллерийский огонь лейб-гвардейцев по юнкерам-владимирцам, можно было рассчитывать на деблокаду училища и использование юнкеров для помощи в свою очередь Михайловскому инженерному училищу на набережной Большой Невы на Выборгской стороне. Михайловское училище располагало пулемётно-пушечными броневиками и сильной артиллерией. Если эти силы удалось бы деблокировать, это могло бы резко изменить ход боевых действий в Петрограде в пользу сил эсеровско-кадетского комитета и офицерских отрядов Алексеева.
При выезде на Каменноостровский проспект броневику мятежного эсеровского комитета преградили путь боевые бронированные машины Петросовета под командованием командира 4-го броневого дивизион штабс-капитана Руднева. В его распоряжении был один из восьми выпущенных в царской России экспериментальных броневиков «Руссо-Балт Тип C» со слабой 5-миллиметровой бронёй и 3-я пулемётами Максима. При скорости 10 километров час и пробиваемости тонкой брони из винтовки Мосина с 200 шагов, этот тип машин был непригоден для фронта. Временное правительство закупило их по причине больших личных премий покупателям.
Вторым броневиком штабс-капитана Сафонова был один из шести английских броневиков Sheffield-Simplex с 8-миллиметровой бронёй на деревянном каркасе и двумя пулемётами. Сделанный на базе английского легкового автомобиля Sheffield-Simplex этот броневик тоже не подходил для фронта, не имея возможности двигаться по грунту. Этот серьёзнейший недостаток для боевой машины присутствовал и у других броневиков британской фирмы The Army Motors Lorries of Wagons. Эти машины были неисправны. 60 броневиков на базе автомобиля Sheffield-Simplex были куплены Временным правительством в Англии благодаря премии покупателю в размере 15 процентов от суммы покупки. Коррупция заставила приобрести броневики совсем непригодные для боевых действий на фронте, в то время как Русская армия так нуждалась в хорошей бронетехнике.
Сейчас две английских машины встретились на проспекте Петрограда с английской же бронемашиной Austin, которая была более совершенной. Начался бой пулемётных бронемашин. Ревели шесть пулемётов, сыпались снопы искр от брони, фонарных столбов, решёток балконов. В воздухе носился глухой звон, вой рикошетов, чавканье пуль, впивающихся в штукатурку фасадов, высоких звук бьющегося оконного стекла и хрустальный звук бьющихся магазинных витрин; оглушающее эхо каменных колодцев площадей распространило звуки боя на полгорода. Казалось, столица смолкла в эту роковую минуту, напившись вдоволь грохотом выстрелов страшного дня военного мятежа!
Броневик «Руссо-Балт» штабс-капитана Руднева был изрешечён пулями в упор и задымился. Трое из членов его экипажа были ранены осколками брони. Один пулемётчик убит. Броневик Sheffield-Simplex хотя и не имел пробития брони, но потерял ход из-за повреждения передних колёс с автомобильными шинами без защиты. Кроме того, заклинил подшипник одной из ступиц. Один из пулемётов боевой бронированной машины Austin штабс-капитана Сафонова был повреждён, одно переднее колесо провалилось в ремонтную траншею канализации и Austin сильно накренился набок. Исправный пулемёт второй башни оказался направлен в сторону крыши соседнего дома и был теперь бесполезен.
После ультиматума от матросов патруля и угрозы поджечь броневик бензином, не желая сгореть заживо и получив гарантии от самосуда, штабс-капитан Сафонов сдался вместе с четырьмя другими офицерами экипажа. Броневик Austin тут же вытащили, и он поступил под командование Руднева. Захваченная в бою бронемашина присоединилась к солдатам лейб-гвардии Павловского резервного полка, шедшим при четырёх трехдюймовых орудиях штурмовать Михайловское инженерное училище...
Лейб-гвардии Павловский резервный полк был тот самый единственный полк русской лейб-гвардии, сохранивший в качестве парадных головных уборов высокие остроконечные гренадерские шапки-каски с сияющими медными налобниками эпохи Фридриха Великого, пробитые пулям в кровавых сражениях прошлого. Полк также имел право на параде идти с винтовками наперевес. Теперь лейб-гренадёрский полк под командованием не лейб-гвардии полковника Цитовича и своего капитана Козловского шёл в бой с юнкерами и офицерами из отрядов Алексеева. Полковой оркестр играл марш «Прощание славянки» Агапкина и «Тоска по Родине» Трифонова. Лёгкие переливы кларнетов и флейт, тяжёлые ритмичные удары большого барабана, звон тарелок, лёгкость музыкальных фраз и мужественная мелодия в миноре дополнялись грохотом сотен подошв солдатских сапог по брусчатке, стуком копыт конных упряжек, тянущих артиллерийские орудия и зарядные ящики, шумом моторов бронеавтомобилей...
Прапорщики лейб-гвардии Павловского полка несли два знамени: знамя полка — белое полотнище с жёлтым крестом и двуглавым орлом, пожалованное за выдворение неприятеля за пределы России в 1912 году и красное полотнище революции. Идущий следом отряд боевых кронштадтских матросов смотрелся на этом фоне толпой гуляк.
Характеризуя лейб-гвардейцев павловцев в своей поэме «Медный всадник» Александр Пушкин сказал: «Лоскутья сих знамен победных, сиянье шапок этих медных, насквозь простреленных в бою...». Он точно описал самоощущение лейб-гвардейцев-павловцев, отличных от других соединений императорской армии. Юнкера Михайловского артиллерийского училища уже встретились с павловцами лицом к лицу четыре дня назад, когда стояли со своими пушками на Дворцовой площади Зимнего дворца, защищая диктаторский Временный совет Российской Республики. Лейб-гвардейцы пришли тогда свергнуть Временное правительство Керенского не потому, что так решил Ленин, Троцкий или Сталин, а потому что так решил их полковой комитет. Солдаты, вчерашнего крестьяне, хватили сполна беззакония, коррупции и кровавой войны для обогащения капиталистов и сказали: «Долой!», «Долой Керенского и диктаторский Временный совет Российской Республики!»
Юнкера Михайловского училища тогда не осмелились стрелять в лейб-гвардейцев павловцев. Тем более, что 152-миллиметровые орудия крейсера «Аврора» своими выстрелами дали понять, что юнкерам не стоит использовать свои пушки. Теперь, имея большое количество винтовок, пулемётов, траншейных пушек, боеприпасов, две четырёхорудийные батареи 3-х дюймовых полевых пушек и две бронированные боевые машины: «Ахтырец» и «Илья Муромец», увидев блистающую штрихами штыков колонну лейб-гвардейцев, подходящую к зданию училища на Выборгской стороне, юнкера свой воинственный пыл снова сбавили. Броневики юнкеров «Ахтырец» и «Илья Муромец» могли немедленно начать атаку и убить множество людей, но атака броневиков не последовала.
Эти броневики были уникальными полугусеничными бронированными боевыми машинами из состава Запасного бронедивизиона. Каждая была построены в единственном экземпляре кустарно, что вопило о разрухе и столетнем отставании от Европы, куда привёл Россию капитализм колониального типа под эгидой царизма.
Бронемашины были построены на базе тракторов американской фирмы Allis Chalmers Motor Truck. Почти год два броневика бронировали на Путиловском заводе. Они имели каждый по два пулемёта Максима, одной 76-миллиметровой горной пушке во вращающейся башне. При весе 12 тонн и скорости 12 километров в час, это был скорее танк. Вот только передние тракторные направляющие колёса и броня всего в 6,5 миллиметров толщиной, пробиваемая из винтовки Мосина с дистанции 200 метров, подкачала.
Забаррикадировавшиеся в Михайловском инженерном училище 750 офицеров и юнкеров-михайловцев, одетых частично в парадную форму с киверами с помпоном и кистями, высокие сапоги со шпорами, белые замшевые перчатки, имея на груди награды и нагрудные знаки, при кобурах с револьверами со шнуром, а частью одетые в повседневную форму с киверами без помпонов, коричневые перчатки, без наград и знаков, при виде лейб-гвардейцев воевать опять расхотели. Одно дело избивать как на охоте не обученных пехотному военном делу красногвардейцев или матросов, а другое дело столкнуться в ближнем бою с лейб-гвардией, подготовленной для сражений в тяжелейших фронтовых окопных условиях.
Находящийся в училище полковник Полковников — глава мятежного правоэсеровского «Комитета защиты Родины и Свободы» и начальник училища генерал Михайловский, несмотря на уговоры и угрозы убийством со стороны офицеров наёмного отряда «Союза офицеров» и офицеров училища, несмотря на телефонный звонок генерал-лейтенанта Алексеева с предложением генеральского звания Полковникову в его новой армии на Дону, угрозы судом чести начальнику училища генералу Михайловскому, предпочли сдаться лейб-гвардейцам. Это был фактически конец путча в Петрограде. Капитуляция Михайловского училища поставила другие военные части питерских путчистов практически в безвыходное положение.
Генерал Корнилов — неудавшийся военный диктатор России, закончивший когда-то Михайловское училище, имел в лице его преподавателей своих не только горячих приверженцев, но и личных друзей. Поэтому нескольких таких разъярённых офицеров из организации Корнилова юнкерам пришлось оттаскивать от своего начальника, для предотвращения над ним самосуда...
В Москве же в послеполуденные часы одновременно с боями на Тверском бульваре, на Тверской улице, в Кудрине, Лефортово, солдаты «мартовцы» из 193-го запасного полка и солдаты-«двинцы» вместе с рабочими Хамовников после захвата Провиантских складов устремились по Остоженке и Пречистенке к зданию Штаба московского военного округа. Неожиданно они попали в огневой мешок у церкви на перекрёстке Остоженки с Лопухинским и Зачатьевским переулками. Пулемёты офицерских и юнкерских расчётов открыли огонь из зданий уже пройденных с тыла и зданий с фронта. Одновременно начался обстрел с флангов из переулков, с крыш и колокольни церкви Воскресения Словущего. Стреляли в том числе разрывными пулями «дум-дум». Из окон высотных домов офицеры и юнкера бросали вниз несколько ручных гранат Рдултовского.
Потеряв за несколько минут боя четырёх человек убитыми и вдвое больше ранеными, революционные солдаты в панике отступили с залитого кровью проклятого перекрёстка к Мансуровскому переулку. Раненных юнкера и офицеры подобрать не дали. Люди умирая протягивали руки к товарищам с мольбами о помощи, медленно истекали кровью...
Оказавшись перед необходимостью последовательного штурма домов-крепостей на Остоженке, солдатам окопной войны предстояло действовать только по своему наитию. Что бы они не предприняли, в конце наступления их ждал мощный узел обороны храм Христа Спасителя. Стилобат храма в военном отношении представлял из себя форт с простреливаемыми оборонительным огнём во стороны подступами. Храм был под прикрытием артиллерийских батарей Кремля и Арбатской площади.
Солдатского парламентёра, пошедшего к юнкерам с белым флагом и просьбой разрешить вынести раненых товарищей, убили одним метким выстрелом разрывной пулей в живот как на стрельбище училища. Выстрел был сделан через бойницу стены Зачатьевского монастыря. Из сквера Штаба округа по скоплению солдат у Мансуровского переулка начали стрелять бомбомёты, однако неточно. Осколком одной из бомб был ранен бывший командующий русской армией генерал Брусилов, проживающий в отставке в своём доме в Мансуровском переулке.
После этого инцидента Брусилов позвонил по телефону Рябцеву и потребовал прекратить огонь из бомбомётов по его дому. Обстрел прекратился. Стало понятно, что прорваться через кварталы Остоженки и Пречистенки к храму Христа Спасителя и Штабу округа без последовательного занятия одного дома за другим, не получится. Отсутствие артиллерии здесь, как недавно и в бою за Крымский мост, тоже сказалась негативно. Наступление захлебнулось кровью. Более того, можно было с минуты на минуту ждать контратаки офицерских отрядов с целью отбить Провиантские склады.
Кудринская площадь всё ещё находилась под контролем офицеров Трескина, а широкий и густо заросший деревьями Новинский бульвар под контролем юнкеров Александровского училища. Пришлось солдатам и рабочим срочно строить на Остоженке баррикады из чего под руку подвернётся, чтобы помешать атаке броневиков между Барыковским и Лопухинским переулками...
В Петрограде в это же время революционные солдаты лейб-гвардии Кексгольмского полка под руководством прапорщика, командира роты, бывшего юнкера Захарова, не раз бывавшего в карауле на станции, разогнав пикет юнкеров на Гороховой, пробежали по Морской выбили и рассеяли 25 офицеров и юнкеров-николаевцев, засевших за баррикадами из бочек и ящиков перед аркой во внутренний двор здания телефонной станции. Слишком глубоко стоящий в арке броневик не мог толком вести огонь вдоль улицы. Убито было с обеих сторон по двое бойцов, несколько ранено. Кексгольмцы проникли во двор станции между стенкой подворотни и стоявшим в ней броневиком. Выбегавшим из караульного помещения юнкерам Захаров резко и властно скомандовал: «На плечо, вынь патроны!» Растерявшись под дулами винтовок и блистающими штыками, юнкера выполнили команду.
Началась перестрелка с юнкерами на верхнем этаже. Когда патроны у них закончились, они сдались. Броневик поспешил уехать на Гороховую. Станция была взята. Работать остались 9 телефонисток. Им в помощь вызывали солдат-специалистов. Связь со Смольным восстановили.
Но уже через несколько часов юнкера-владимирцы неожиданным налётом вновь захватили станцию и арестовали прапорщика Захарова. Сюда же доставили арестованного большевика Антонова-Овсеенко. Хотели их расстрелять. Большевики прислали парламентёров. С ними были американские журналисты Вильямс и Битти. Только убедившись, что Керенский бежал, его военные силы у Царского Сала остановлены, путч терпит крах, юнкера сдались.
В это время часть сил офицеров и юнкеров под прикрытием броневика с боем двигался по улицам к Исаакиевской площади, зданию Министерства земледелия. После короткой атаки здание было захвачено.
Один из оплотов восстания был в штаб-квартире британской Secret Intelligence Service в России. Британцы принимали самое деятельное участие в организации мятежа, имеющего цель вернуть России правителей, желающих продолжать войну. Штаб-квартира британской Secret Intelligence Service располагалась в отеле «Астория» и усиленно охранялась юнкерами и офицерами из «Белого креста».
Дальнейшее продвижение мятежников в этом районе было остановлено, поскольку фронтовики лейб-гвардейцы наконец-то забросали броневик гранатами, повредив колёса. Четырёх офицеров обслуги броневика под командованием поручика, убивших из своих пулемётов за шесть часов семерых солдат и рабочих, ранивших почти два десятка, лейб-гвардейцы самосудно убили при попытке покинуть бронемашину. Для того, чтобы не дать закрепиться жестокому врагу в массивном здании Министерства земледелия на Исаакиевской площади, солдаты привезли 3-х дюймовое орудие и открыли по зданию огонь...
Одновременно лейб-гвардии Семёновский и Егерский полки выступили к Царскому селу против казаков Керенского, Савинкова и Краснова. Солдаты этих двух лейб-гвардейских резервных полков пошли в бой на казаков Краснова не потому, что так решил Ленин, Троцкий или Сталин, а потому что так решили их полковые комитеты: «Хватит беззакония, коррупции и кровавой войны для обогащения капиталистов!» Снова солдаты кричали на полковом собрании: «Долой Керенского и диктаторский Временный совет Российской Республики!»
Лейб-гвардии Волынский полк, родной полк лейб-гвардии полковника Трескина, устроившего сейчас кровавое побоище в Москве, сохранял нейтралитет. Мятежное Владимирское училище осталось в одиночестве. Но и теперь оно отказалось сдаться в надежде на подход войск Керенского и Краснова от Царского села. Тогда орудийный обстрел училища был возобновлён.
Лейб-гвардейцы Гренадерского полка стреляли по Владимирскому училищу из штатных 3-х дюймовых пушек образца 1909 года с прицелами гранатами куда как точнее, чем в Москве по Алексеевскому училищу стреляли солдаты артиллерийских мастерских и красногвардейцы отряда большевика Демидова без прицелов из 75-миллиметровых японских пушек Арисака. Лейб-гвардейцам противостояли юнкера-владимирцы, выбравшие себе военную профессию — путь убийства простого народа на фронте и в тылу за деньги богачей...
После нескольких удачных попаданий и взрывов гранат внутри здания училища, был убит осколком полковник Куропаткин, скрывающийся во внутренних помещениях среди раненых. В самом здании груды кирпичей оказались перемешаны с трупами юнкеров. В лужах крови лежали оторванные части тел среди опрокинутой мебели, винтовок, матрасов, одежды. Валялись чьи-то части мозга и часть черепа со светлыми волосами блондина. Воздух был заполнен пыльным туманом. Начался пожар. Артиллерия в умелых руках страшная сила.
Солдаты лейб-гвардии Гренадерского полка с криками «ура» бросились на штурм главного здания училища. Они разрушили баррикады в дверях. Ворвались внутрь. Оставшиеся в живых 200 офицеров и юнкеров, справедливо опасаясь немедленного самосуда за убитых ими солдат и рабочих, побросали оружие и подняли руки вверх, сдаваясь в плен. Были и такие юнкера, кто пытались отбиваться. Их закололи штыками. Некоторые офицеры и юнкера, особо запятнавшие себя убийствами ночью караульных, артиллеристов, санитаров и парламентёров, бежали через чердак, через отверстия в стене, спустились на соседние дома по связанным простыням. Самосуда удалось не допустить. Пленных быстро отправили в Петропавловскую крепость...
Смерть в бою 23-х своих товарищей в боях солдатами переживалось очень остро. Более 75 человек было ранено, в том числе тяжело. Даже среди толпы зрителей было трое раненных...
К вечеру в столичном Петрограде последние мелкие группы мятежников были уничтожены, взяты в плен или разбежались. Захвачены были обратно все броневики. После короткой перестрелки красногвардейцы и лейб-гвардейцы заняли гостинцу «Астория». Мятеж юнкеров и офицеров провалился.
Городская Дума Питера взяла на себя заботу о захваченных в плен, раненых юнкерах и офицерах. Раненые солдаты и рабочие не привлекли забот городской Думы Питера и либеральных газет.
Раздосадованный бездарностью своих полковников и решительностью Ленина, бывший царский генерал-адъютант в чине генерал-лейтенанта Алексеев, почти видевший себя уже диктатором России, в сопровождении своих офицеров-боевиков и с большой денежной кассой покинул Питер. Он направился в Новочеркасск, где уже были набраны вербовщиками около 10 000 офицеров. Куш для грядущего диктатора России был поистине велик. Одно только имущество бежавшего в южный Крым, в свой мавританский дворец рядом с Ялтой после свержения несколько дней назад правительства Керенского, семейства старого князя Юсупова, было огромно. Все богатства бывшей царской верхушки являлось, по сути, трофеем того, кто его возьмёт у беззащитных отныне олигархов...
В России, как бы вновь теперь распавшейся на мелкие удельные княжеские или бесхозные земли времён до Батыева нашествия, отрезанные друг от друга бездорожьем, разрухой на железных дорогах, прерванной почтовой и телеграфной связью, лесами, болотами, разобранными мостами и вдруг удлинившимся пространствами, богатство Юсуповых привлекало больше всего. Оно теперь не находилось под защитой государства и его вооружённых сил.
Только стоимость сельских имений и земли без учёта городских владений, дач, дворцов и денежных капиталов Юсуповых равнялось при пересчёте 22 тоннам золота. Кроме пахотной земли Юсуповы владели горными заводами на Урале, деревообрабатывающими предприятиями, картонными, бумажными фабриками в Архангельске, плантациями сахарной свеклы в Черноземье, угольными шахтами в Донецкой области, Ракитянским сахарным заводом, Милятинским мясным заводом, Должанскими антрацитными рудниками, несколькими кирпичными заводами.
Юсуповы имели ценные бумаги, хранившиеся в основном в Азовско-Донском коммерческом банке у еврея-банкира Каменки и в Санкт-Петербургском международном коммерческом банке у коррупционера Вышнеградского. За Феликсом Юсуповым были записаны 4 дворца и 6 многоквартирных домов для сдачи в аренду в центре Петербурга, дворец и 8 многоквартирных домов в центре Москвы, 30 усадеб и поместий по всей стране. Много чего ещё другого принадлежало по системе капиталистической личной и частной собственности младшему из князей Феликсу, помолвленному с племянницей бывшего царя Николая II, ныне гражданина Николая Романова.
Одна только огромная овальная жемчужина La Pellegrina из сокровищ Юсупова, переданная когда-то испанским королём Филиппом IV королю Франции Людовику XIV в качестве приданого, стоила в пересчёте на золото 750 килограммов этого благородного металла. Восемь таких жемчужин или подобных им, в общем-то никчёмных предметов, будь они отданы русскими богачами в качестве благотворительного дара в казну России в 1867 году, позволили бы не продавать Аляску по бросовой цене для выплаты процентов Ротшильду по кредиту, взятому русским царём Александром II для выплаты компенсации русским помещиков за отмену крепостного рабства в 1861 году...
Но богачу всегда свой La Pellegrina ближе к телу! Разорение России к моменту присвоения и перепродажи кучкой богачей богатств этой огромной территории вместе с русским населением достигло своей точки перелома и начался неуправляемый крах экономики, политический, территориальный распад. Князь Феликс был сейчас в воюющей Москве. Он с ужасов слушал артиллерийскую канонаду и пулемётную трескотню в городе. На следующий день после бегства Керенского, князь привёз большую часть своих фамильных драгоценностей прятать в тайники в своём древнерусском московском дворце в Большом Харитоньевском переулке.
В начале империалистической войны в 1914 году, как почти все состоятельные семьи, Юсуповы перевели свои зарубежные сбережения в Россию, чтобы избежать конфискации немецкими, французскими или английским властями в период военного кризиса. Используя ввезённый обратно в Россию капитал, только лишь на военных заказах для убийства миллионов русских мужиков, одетых в серые солдатские шинели, Юсуповы получали за один год кровавой войны сумму эквивалентную тонне золота. Поэтому Феликс Юсупов, безнаказанно для себя, как неподсудный член царской семьи, стрелял и травил ядом Григория Распутина, отговаривающего царя от продолжения войны.
Юсупов вёл себя как американский гангстер, защищающий свой притон. Посол кровавого английского короля Георга V при этом тоже стрелял Распутину в голову из-за того же. Репрессии богатых господ всегда и везде проводились так: по их прихоти, без суда, списков и похоронных процессий. Распутина за два месяца до реализации заговора против Николая II убили, обмотали тяжёлой металлической цепью и бросили в прорубь Малой Невский с Петровского моста. Такая кровавая расправа над любимцем царя и царицы запугала царскую семью за два месяца до того, как вместо Ставки в Могилёве заговорщики перегнали поезд царя к Пскову и предъявили ультиматум царю об отречении его и его наследника. Труп Распутина при этом живописал решительность заговорщиков.
В ответ на просьбу Феликса Юсупова защитить его во время боёв в Москве Генерального штаба полковник Рябцев выделил ему для охраны полуроту юнкеров 2-й школы прапорщиков, а лейб-гвардии полковник Трескин прислал грузовик с пулемётом и пятерых надёжных офицеров из «Союза георгиевских кавалеров». Грузовик с пулемётом разместили в парке Юсупова, где когда-то маленький Пушкин гулял с няней Ариной Родионовной и смотрел на диковинку — механического учёного кота.
Часть драгоценностей по стоимости эквивалентную пяти тоннам золота была помещена великосветским олигархом в сейф англиканской базилики святого апостола Андрея в Вознесенском переулке по совету близких друзей князя посла короля Георга V в России Джорджа Бьюкенена и резидента королевской службы безопасности Secret Intelligence Service отдела MI6 Освальда Рейнера. С ними молодой князь Феликс Юсупов вместе учился в Оксфорде и посещал гомосексуальные вечеринки. Штаб-квартира Secret Intelligence Service в России располагалась в Петрограде в отеле «Астория», теперь занятой красными.
Имущество арестованного бывшего императора России гражданина Романова, освобождаемое в случае смерти бывшего самодержца и смерти его наследников было впятеро больше имущества Юсупова. Даже бриллианты украшений, постоянно носимые теперь с собой в заключении бывшей императрицей и принцессами, были баснословным богатством, сопоставимым с золотым запасом небольшой европейской страны. Нашитые сплошь под платьями дочерей царя и его жены бриллианты были пуленепробиваемыми жилетами, решись кто в них выстелить.
Было за что бороться наследникам в случае смерти царской семьи. Это было и постоянным источником опасности для бывшего царя в связи с возможным покушением на жизнь его и его семьи с целью ограбления века в обстановке неуправляемого разгула уголовщины в России. Любая банда уголовников всё бы отдала, чтобы заполучить бриллиантовые платья дочерей бывшего царя и бывшей императрицы. Дерзкие кражи драгоценностей царя, попытки вооруженных групп отбить царя и его семью у охраны, подтверждали это.
Феликс Юсупов был самым богатым после Николая Романова, но далеко не единственным баснословно богатым человеком в России, чья собственность и капиталы буквально повисли в воздухе после крушения защищавшей их власти Временного правительства. Таких же богатых как князья Юсуповы в России было немало и среди капиталистов недворянского происхождения, не имеющих родства с царской семьёй. Это прежде всего русские олигархи Вышнеградский, Рябушинский, Путилов, Второв, Поляков, Морозов, олигархи России нерусского происхождения: прибалт Барк, швед Нобель, евреи Каменка, Бродский, Гинцбург, украинцы Терещенко, Алчевский, армяне Абамелек-Лазарев, Гукасянц и Манташев, немцы Вогау, Кноп, Кёниг, Штиглиц. Кому достанутся теперь богатства России и этих богачей?
Было из-за чего офицерам и генералам бывшей императорской, бывшей демократической, теперь фактически частной наёмной армии Алексеева пускать в ход пушки и бомбомёты на улицах Москвы и Петрограда, пускать в ход револьверы в кулуарах, даже если бы международные капиталисты не финансировали свою борьбу с российским пролетариатом и его партиями! Было для чего собираться 30 тысячам офицеров с семьями со всей бывшей Российской империи в Новочеркасске под руководством Алексеева, свозить туда эшелоны с оружием и боеприпасами.
В Москве же, одновременно с разгромом юнкеров и офицеров во Владимирском пехотном училище в Петрограде, солдаты 55-го запасного полка подпоручика Азарха и красногвардейцы района Сокольников выбивались из сил, чтобы захватить московскую телефонную станцию Ericsson в Милютинском переулке. Телефонистки шведской станции выявляли телефоны красных, подслушивали телефонные переговоры, собирали разведсведения. Офицеры, используя выявленных вражеских абонентов, передавали им ложные приказы, дезинформацию, вели агитацию. Нужно было как можно скорее лишить телефонной связи офицерско-юнкерские и белогвардейские отряды Рябцева и Трескина.
Огромное неоготическое девятиэтажное здание телефонной станции 75-метровой высоты с железобетонным каркасом и подвалом было самым высоким гражданским зданием Москвы. Оно было добротно построено шведами и теперь являло собой настоящую крепость. Оборонялась станция отрядом подполковника Невзорова: 150 офицеров и юнкеров 4-й школы прапорщиков — участников побоища на Красной площади и штурма Кремля. Станцию при содействии шведского управляющего защищали также 120 вольноопределяющихся 1-го телеграфного запасного полка, 50 самокатчиков, милиционеры-белогвардейцы. В здании находились 150 девушек-телефонисток, которым подполковник Невзоров запретил уходить домой, опасаясь, что они на работу до окончания боевых действий больше не придут. В качестве заложников в подвале содержались взятые при захвате станции 15 беспартийных рабочих-красногвардейцев с Ярославского вокзала. «Московская Бастилия»...
Поперёк Милютинского переулка у стен станции Ericsson была возведена баррикада из кабельных барабанов и ящиков, натянута колючая проволока. Входы завалены мешками с песком, забаррикадированы мебелью и электрощитами. Четырехэтажный дом рядом и аптека тоже были приспособлены офицерами и юнкерами к обороне. Возвышенное положение станции давало возможность засевшим на крыше обстреливать красные отряды на далёкое расстояние. Станция была также базой офицеров и белогвардейцев для отправления в район Мясницкой и Красных ворот боевых партий и групп.
Пищевое довольствие гарнизона было налажено хорошо. Несмотря на карточную систему, дороговизну и перебои с продуктами, рестораторы и собственники богатых домов присылали круги сыра, ящики иностранных консервов, шоколад, свежий хлеб. Снабжало гарнизон в Милютинском переулке продовольствием и «Офицерское экономическое общество», штаб которого находился на Знаменке. Но большие всего старались всё-таки гастрономические магазины и частные лица.
Недалеко на Лубянке располагался ресторан «Мартьяныч». Заведующий рестораном, сам убежденный черносотенец, приглашал подполковника и господ офицеров, а также господ юнкеров на бесплатные ресторанные обеды: мясной борщ с помпушками, рыбный суп с расстегаями, котлета по-киевски, салат Оливье с мясом, бефстроганов, кофе, бисквиты, пиво. На пианино под стопки водки господ офицеров наигрывались модные тогда песенки: «Кот» Сарматова, «Мадам Лулу» Изы Кремер, «Маруся Отравилась» Морфесси, «Все говорят» Вальцевой. Красногвардейцы при этом иногда и в обморок падали от голода в патрулях на пронизывающей осеннем ночном ветру.
Узость Милютинского переулка не позволяла атакующим красным силам использовать артиллерию и пулемёты. Дальности стрельбы бомбомётов не хватало, чтобы подавить пулемётные точки на крыше шведской девятиэтажки с закрытых позиций из-за близлежащих домов. Применять артиллерии мешало и то, что в здании находились красногвардейцы-заложники и девушки-телефонистки.
Трое суток днём и ночью в окрестностях станции Ericsson вёлся сторонами интенсивный оружейно-пулемётный огонь, слышный всему городу. Счёт раненых и убитые с обеих сторон шёл на десятки. Стрелковая подготовка юнкеров и офицеров, их лучшая вооруженность брала своё: потери рабочих и солдат были намного выше. Расход боеприпасов обеими сторонами тоже был огромен. Когда подполковник Невзоров получил из Александровского военного училища очередную партию винтовочных патронов к винтовкам Мосина и пулемётам Максима, выяснилось, что Дорофеев ему прислал по большей части учебные патроны: вместо пуль пыжи.
Солдатам и рабочим удалось установить пулемёт и бомбомёты на крыше недостроенного дома N20/2 на углу Боброва переулка и на колокольне церкви Святого Евпла. После этого за счёт хорошего сектора обстрела комплекс зданий станции оказался блокирован. Хождение по ресторанам господ офицеров закончилось, как и поставка им боеприпасов. За колокольню церкви разгорелась борьба, жестокий бой, переходящий в рукопашные схватки; ожесточение было велико.
После того, как вчера по Мясницкой подполковник Невзоров протащил солдата 255-го запарного полка, привязанного к броневику, словно разыгрывая победу Ахиллеса над царевичем Гектором из «Илиады» Гомера, солдаты бросались на офицеров в штыки при любой возможности. Колокольня церкви Святого Евпла несколько раз за сутки переходила из рук в руки, но всё же осталась за рабочими и солдатами. Сразу после этого они заняли меблированные комнаты гостиницы «Родина» в доме N17. Ценой нескольких атак и гибели своих товарищей, рабочие и солдаты вынудили юнкеров и офицеров расстрелять по ним остатки боеприпасов.
Температура в Москве в этот день была низкая, всего 1 — 2 градусов тепла. Периодически шёл дождь со снегом. Со стороны Лефортово, из Кремля, с Кудринской и Смоленской площадей раздавались гулкие артиллерийские выстрелы. Между артиллерией на Тверской и Арбате велась артиллерийская дуэль. В сером небе зловещим салютом лопались белые шапки шрапнельных разрывов.
Связи у «московской Бастилии» с источником боеприпасов больше не было. Продовольствия было мало. Осаждающие перерубили водопровод. Положение было безнадёжно. Вскоре замолчали пулемёты Невзорова. Потом огонь винтовок сделался реже. В сумерках около 100 юнкеров и офицеров, бросив раненых, пленных, бомбомёты и пулемёты, оставили телефонную станцию Ericsson и отступили на Лубянку, занятую юнкерами 2-й школы прапорщиков. «Московская Бастилия» пала...
Пулемёты на стенах Китай-города пресекли попытки солдат и рабочих после занятия телефонной станции с ходу захватить на Лубянке дом N 2 страхового общества «России». Основными владельцами общества «России» были олигархи Вышнеградский, Гучков, Каменка и Нобель. На их деньги, в основном, шло побоище в Москве и собиралась офицерская армия на Дону. Олигархи заблаговременно перевели средства «России» во Францию. Естественно, что дом «России» на Лубянке защищался юнкерами и офицерами не менее упорно, чем телефонная станция или Штаб округа на Пречистенке...
Во второй половине дня 29 октября в Каширу прибыл ещё один эшелон с двумя сотнями казаков и артиллерийской батареей из Новочеркасска в качестве подкрепления для московского эсеровско-кадетского «Комитет общественной безопасности» Руднева и Рябцева. Узнав по железнодорожному телеграфу о разгроме лейб-гвардейцами вооружённого восстания «Комитета спасения Родина и Свободы» в Петрограде и подведении военного мятежа там офицерских отрядов Корнилова и Алексеева, казачий полковой комитет постановил не воевать на стороне офицерских организаций против правительства Ленина, назначенного II Всероссийским съездом Советов солдатских и рабочих депутатов в союзе со II Всероссийским съездом Крестьянских депутатов. Выгружаться из эшелона донские казаки даже не стали. Потребовали у железнодорожных чиновников везти их на Дон...
В 820 километрах северо-западнее Каширы, но в единой взаимосвязи с событиями в Москве и Петрограде, другие донские казаки, на этот раз под командованием генерала Краснова при участии бывшего диктатора Керенского, а также отряд юнкеров и офицеров правового эсера Савинкова численностью в 1000 штыков при трёх артиллерийских батареях и поддержке бронепоезда, вошли в Царское село. До этого они со зверской жестокостью убили после средневековых истязаний и пыток 25 рабочих и матросов из числа большевиков, анархистов и левых эсеров.
Кого представляло это малочисленное и разношёрстное войско генерала Краснова и бывшего боевика-террориста Савинкова вкупе с бывшим министром-председателем Керенским? Командующий Северным фронтом, прославленный в боях генерал от инфантерии Черемисов, сам когда-то юнкер московского Алексеевского училища в Лефортово, сражающегося сейчас против солдат и рабочих, не дал диктатору Керенскому войска для восстановления своей власти над Россией.
Десять миллионов рублей председателя Госбанка Шипова на командующего фронтом генерала от инфантерии Черемисова впечатление произвели обратное. Командующий фронтом сообщил Керенскому, что, если бывший диктатор немедленно не уедет из его штаба фронта во Пскове, его запросто могут застрелить солдаты в качестве самосуда. Деньги у Керенского согласились взять только генерал Краснов и 700 казаков с Дона и из Уссурийского края. Эти казаки были из числа последователей генерала Корнилова. Керенского они ненавидели, но деньги есть взяли.
Временное правительство, весной самоназначившее себя править Россией, состоящее из членов IV государственной Думой Российской империи, распущенной царём ещё до его отречения, летом 1917 года продиктовало свою волю стране без проведения Всероссийского Учредительного собрания. Правительство провозгласило формой правления России демократическую парламентскую республику, а высшим исполнительным органом директорию во главе с правителем диктатором Керенским.
Эта директория ещё раз распустила IV государственную Думу Российской империи, на основании решения которой существовало само Временное правительство. Легитимность правительства была перечёркнута второй раз. Было создано новое Временное правительство под руководством тех же капиталистических кукловодов для решения тех же задач личного обогащения. Это было не столько Правительство страны, сколько комитет по делам капиталистов и олигархов. Как бы не назывался теперь Керенский, он оставался всё той же марионеткой кукловодов Вышнеградского, Шипова, Барка, Путилова, Каменки, Нобеля, Гучкова и других отечественных и зарубежных собственников России, зарубежных спецслужб. То есть, одна диктатура назначила другую диктатуру опираясь на военную силу. Одни самозванцы назначили других. Теперь, будучи сброшенными народом, они шли на Петроград, чтобы восстановить свою воровскую власть с помощью наёмника Краснова и террориста Савинкова.
Что они хотели восстановить, какую легитимную власть? Легитимность третьего к октябрю за девять месяцев Временного правительства России равнялась легитимности русских царей Лжедмитрия I, Лжедмитрия II или Владислава IV Вазы в период Смутного Времени и польско-шведской интервенции 1598 — 1613 годов. То есть нулю, не более. Когда три дня назад II Всероссийский съезд Советов силами лейб-гвардии Павловского резервного полка арестовал это Временное правительство в Зимнем дворце, Съезд арестовывал уже кучку кукол-самозванцев, не имеющих никаких прав управлять Россией, никаких прав именоваться «правительством России», кроме прав военной силы своих террористических офицерских отрядов...
Глава 22. Святость, как она есть
Прошло совсем немного времени после того как ушли ополченцы собирать боеприпасы. Смолк грохот боя у траншей первой и третей роты, смолкли крики ярости и боли, умолкли выстрелы противотанковых пушек. Один за другим замолчали все пулемёты Максима и противотанковые ружья. Только звук отечественных винтовок и автоматов говорил о том, что батальон ещё вёл бой. Слышались взрывы гранат, рык танковых двигателей, быстрый треск немецких пулемётов, как будто работали циркулярные пилы, то здесь, то там распиливая бревно за бревном...
7,62-миллиметровый ручной пулемёт системы Дегтярёва с дисковым магазином, позволявший ведением огня из блиндажа КП батальона сдерживать румын у оврага, заклинило от перегрева. Многое из того, что подсказывал утром командарм-64 генерал-лейтенант Чуйков, выполнить не получилось или не пришлось. Что-то удалось, но общего дела это не исправило — силы ослабленного советского пехотного батальона были неравны армаде танковой боевой группы Вермахта и кавалерийской группе румын. Все боеприпасы и питьевую воду бойцы майора Рублёва заранее не разнесли, перед передней траншеей ложные позиции стрелков и противотанковых пушек для отвода авиаударов сделать не успели, минировать передний край, кроме оврага, тоже не успели. После того, как были гитлеровской авиацией уничтожены боеприпасы батальона, выбиты огнём наступающей бронетехники противотанковые пушки, убиты расчёты бронебойщиков, немецкие танки и бронемашины смогли делать на позициях батальона, что хотели. Панзер-пехоте гитлеровцев, штурмовым сапёрам и румынской кавалерии оставалось теперь только зачистить район боя вдоль реки...
Дым мешал разглядеть, что там происходит у траншей второй роты, но было понятно, что без противотанковых ружей, поддержки миномётов и станковых пулемётов, вторая рота подходы к мосту не удержит. Теперь немецкие танки и бронемашины в дыму и пыли азартно метались из стороны в сторону, обнаруживая какой-нибудь очаг сопротивления, словно это была крестьянская травля сусликов на полях, чтобы они не портили посевы. Небольшая боевая группа гитлеровцев — немцев и румын, ушедшая некоторое в начале атаки в сторону Даргановки, ударила во фланг батальона вдоль реки, оказалась у него в тылу...
От жары, пороховых газов, пыли и дыма, дышать в блиндаже КП батальона было нечем. Люди — мужчины и женщины, командиры и бойцы стояли и сидели плечом к плечу, мокрые насквозь от собственного солёного пота, с открытыми как у рыб, ртами. Раненым, мучимым болью и страхом остаться навсегда увечными калеками, если они вообще выживут вместе со всеми, приходилось особенно тяжело. Обезболивающие закончились и быстро заканчивалась питьевая вода...
Словно вестник злого неминуемого рока для всех, но тактически обусловленного, сержант, сидящий на ящике с аккумуляторами к рации РБ перед тремя телефонными аппаратами, закончив дуть в трубку и кричать кому-то о том, что слышно плохо, повернул красное от жары и волнения лицо к свету из амбразур во мрак блиндажа и доложил:
— Товарищ командир, какая-то стенографистка Женя из заградотряда сказала, что немецкие танки прорвались в Пимено-Черни, заградотряд весь погиб — мы окружены! Но связи теперь с ней уже больше нет!
— Спасибо, Паша... — ответил за комбата комиссар.
Большая звезда на его левом рукаве была теперь измазана сажей и глиной, новая гимнастёрка и синие командирские галифе порваны в нескольких местах и прожжены, хромовые сапоги и стальные шпоры покрыты толстым слоем пыли и копоти. На левом боку у него кавалерийской шашки уже не было, как не было и планшета, фонарика, ракетницы в холщовой кобуре, даже от медали "XX лет РККА" осталась только колодка, словно комиссар успел побывать в контратаке или в рукопашной схватке.
Такие важные, как жизнь, телефоны теперь уже были не нужны. Сейчас управление боем потеряло актуальность — за час боя почти весь батальон погиб и руководить было некем...
В проёме входа в блиндаж откинулся брезентовый полог, и появился старшина Березуев с чёрно-красной лицом-маской из копоти, пота, пыли и крови, несущий на спине своего младшего лейтенанта Милованова. Рублёв посмотрел на них, как на привидения, и повернулся обратно к амбразуре...
— А... — протянул помначштаба, сидящий на жестяном контейнере с запасными 47-зарядными дисками к пулемёту Дегтярёва, не без труда узнав старшину, — это ты, халхинголец... Что, почище это будет, чем побоище с японскими самураями на Баян-Цагане в полку у майора Ремизова в 39-ом?
— Выход из оврага румыны захватили, там больше никого из наших не осталось… — тяжело дыша, сказал старшина, с трудом делая последний шаг вниз по земляной ступеньке, — комвзвода вот ранен осколками в живот. Сдаваться-то ему нельзя, ну, никак...
Березуев не хотел отдавать раненного командира гитлеровцам после того, как во время окопных работ наслушался вдоволь выздоравливающих из госпиталя в Котельниково, не уехавших со всеми в Сталинград, побывавших раньше в окружении, а также послушал беженцев из разных мест и эвакуированных. Рассказы о зверствах гитлеровских оккупантов он и сейчас помнил хорошо...
Красноармейца Быстрова, раненого и взятого в плен западнее города Великие Луки, гитлеровцы и русские предатели посадили в амбар, где находились уже больше десяти пленных красноармейцев и один капитан. Вскоре всех вывели наружу и построили, потом вывели из строя капитана и двоих красноармейцев, стали стрелять в упор в капитана; прострелили руки, ноги. Палачи были пьяны. Когда капитан упал, один из них нагнулся и ножом отрезал нос, потом уши и выколол глаза. Тело капитана судорожно билось. Тогда другой палач выстрелил ему в грудь и убил. С двумя красноармейцами, упиваясь безнаказанностью, палачи сделали то же самое. После казни пленным приказали трупы закопать, и опять загнали в амбар. Три дня не давали ни воды, ни хлеба. Потом пленным удалось сделать подкоп и ночью уйти…
Другой выздоравливающий рассказал, что, когда их подразделение выбило немцев из одной деревни, дворе дома они нашли семерых убитых красноармейцев. У всех были отрублены ноги. У одного распорот живот...
Колхозница Петрова, бегущая из-под Ржева, рассказала старшине, что около их колхозного амбара они во время боёв за деревню нашли труп красноармейца-еврея по фамилии Гофман. Ему кто-то отрубил обе руки, выколол глаза, отрезал язык. Рядом с трупом из обрубков его рук, ног и вещей была выложена 5-конечная звезда, прямо как делали в Гражданскую войну белогвардейцы Деникина, а потом кулаки-бандиты...
А эвакуированные из-под Барвенково, рассказали, что во время боёв у деревни Они видели два трупа замученных молоденьких лейтенантов Красной Армии. Проходившие через деревню немцы захватили их в плен, приказали раздеться догола, допрашивали, били чем попало, кололи штыками, а затем зарезали. Все их тела была покрыты ранами. Там же в Быхове, немцы и русские соорудили клетки из колючей проволоки. В них набили раненых красноармейцев, командиров и невоенных — советских и партийных работников, среди них много было 15—16-летних комсомольцев и комсомолок. Не кормили, бросали в клетку немного сырых картофелин, наливали немного воды в корыта, чтобы умирающие от жажды пили на четвереньках. Через неделю бросили в клетку шкуру, содранную с барана. Пленные грызли шкуру...
Березуев, кадровый военный, всё-таки ещё совсем недавно служил вдали от войны, и с трудом и даже недоверием представлял себе противотанковые рвы, где под насыпанной землёй — на полметра в глубину, на сто метров протяжённостью — могли лежать старухи, профессора, красноармейцы вместе с костылями, школьники, молодые девушки, женщины, прижимающие истлевшими руками младенцев, закопанных живыми. С трудом он мог вообразить немцев и русских предателей, перекликающихся в огороде, где они ищут маленькую девочку, спрятавшуюся, потому что её дедушку и мать только что убили штыками и прикладами за найденную в сундуке фотографию сына — лейтенанта Красной Армии; они находят девочку в кукурузе, насилуют и душат. Трудно ему было сначала поверить, чтобы всегда более цивилизованные, чем русские, немцы, отступая зимой из Ростова-на-Дону к Миусу взорвали и сожгли всё — без исключения — школы, театры, кино, гостиницы, санатории, пионерские лагеря, библиотеки вместе с книгами, больницы, дворцы пионеров и общественные здания. В тех местах, куда из-за спешки отступления не поспевали прибыть гитлеровские сапёры, простые немецкие солдаты с кирками и ломами разбивали окна, ванны, умывальники и уборные, даже вентиляционные решетки, стреляли по лепным украшениям, обдирали и ломали мебель, портили оцинкованные крыши...
До этого прошлой осенью они убили всё советское еврейское население, в большинстве эвакуированное на Дон и Кубань из Ленинграда, Одессы, Украины, Крыма — советских учёных, профессоров, врачей. Один армянин рассказал, что поначалу старики, подростки, больные, учёные, врачи, старухи, что едва передвигают ноги, с жёлтой звездой на груди, выгонялись немцами и казаками на тяжёлые земляные работы без оплаты и хлебного пайка. Потом им назначили день переселения. Армянин разыскал в толпе на вокзале знакомую женщину и сказал ей:
— Отдайте мне на воспитание вашу дочь, вы не доедете до Украины, как обещают немцы, вас убьют!
Семилетняя дочка этой женщины была красавица и умница, все заглядывались на неё. Он долго уговаривал женщину, она задумалась, обняла дитя.
— Нет, — ответила, — что будет, то будет, мы не расстанемся никогда!
Поезд никуда не пошёл. Последовал приказ сдавать драгоценности, снимать серьги, кольца, часы, бросать в пилотки охранникам и шапки казакам. Последовал приказ раздеться всем догола и люди поняли, что сейчас — конец жизни, сейчас — казнь, все начали кричать. Они так метались и так кричали, что многие сошли с ума. Многие раздевались — непонятно зачем, женщины оставались в трусиках, мужчины — в кальсонах. Казачки выбирали себе из гор одежды вещи на продажу. Палачи погнали толпу к противотанковому рву, отстоящему в километре от стекольного завода. Тех, кто пробовал бежать, убивали выстрелами на месте. Несколько автомобилей кругами мчались по полям, из них стреляли по разбегающимся. Нелегко убить тысячу восемьсот человек, — подогнав их к противотанковому рву — их расстреливали от часу дня до вечера. Ночью в этом рву и ко многим другим рвам на всей оккупированной территории подходили закрытые машины с мёртвыми детьми, стариками и старухами. До этого их европейцы-завоеватели — полураздетых — загоняли, втаскивали за волосы в такие автомашины. Дверь плотно закрывалась, шофер включал мотор, который издавал сильный гул, однако, мотор полностью не заглушал ужасного крика и топота ног, находящихся в машине. Палачи начинали свистеть и громко смеялись. Так могло продолжаться пять-семь минут, после чего в машине становилось тихо, и она ехала разгружаться. Привозили из тюрем, где орудовали палачи-чеченцы и казаки, множество русских мужчин и женщин, мёртвых и полуживых от ужасных безнаказанных пыток — вырванные челюсти, изломанные и обожженные конечности, скальпированные черепа...
Старшина Березуев и молодые дальневосточники плакали, когда Настасьи Супрун рассказала им, как её пытали и мучили, добиваясь признания в связи с разведкой и подпольщиками. В камере с ней сидела её четырнадцатилетняя племянница Ниночка Сучкова. Её так же допрашивали и пытали. Однажды Ниночку снова принесли после пытки, она три часа лежала без сознания с кровавой пеной у рта. Когда очнулась — сказала только:
— Тётя Ася, что будет со мной, когда это кончится?
Когда после массовых убийств в очередной раз вернулась машина смерти, Ниночку послали убирать и мыть её. Ниночка рассказала, что на полу в машине валялись куски рваного белья, волосы, очки и испражнения. Ниночку опять взяли на допрос, били палками, и опять она была без сознания... Но вот однажды Ниночку взяли из камеры и больше её никто не видел...
Вокруг рвов, силосных ям донского края сейчас повсюду были чёрные пятна и брызги крови, обрывки одежды и женские локоны...
Березуев положил младшего лейтенанта у ног телефониста, а сам втиснулся в крохотный простенок между ящиком с бутылками КС и тремя ранеными младшими командирами. Вытянул из-за спины автомат ППШ-41. Было видно, что левая рука у него висит как плеть, рукав чёрен от сажи и крови, а по пальцам вниз кровь течёт тоненькой струйкой...
На мальчишеском лице младшего лейтенанта Милованова застыла гримаса виноватой улыбки. Витки окровавленного бинта на его животе разошлись, и часть сизого кишечника повисла страшной грыжей.
— Ничего, ничего, сынок, бывает, выживали и с таким... — почему-то виновато сказал майор.
Словно в подтверждении его слов об исчерпании возможностей организованной обороны, снаружи, совсем недалеко от КП донеслись звуки музыки, и всё тот же громкоговоритель немцев на базе трофейного лимузина продолжал воспроизводить знакомую мелодию любимой песни Исаковского и Блантера:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег, на крутой...
Потом деловито и напористо, словно рекламировал товар в универмаге по громкоговорителю, начал говорить диктор:
— Друзья дальневосточники, это говорит красноармеец Фома Смыслов из первой роты первого батальона вашего полка 208-й стрелковой дивизии полковника Воскобойникова, я уже в безопасности ем вкусные щи с мясом и кашу с маслом. Товарищи, сдавайтесь! Выходите из укрытий, вам гарантирована жизнь и хорошее обращение! Летом прошлого года под Витебском командир батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-ой бронетанковой дивизии Яков Джугашвили — старший сын Сталина сдался нам в плен. Он сдался в плен, потому что всякое сопротивление германской армии бесполезно! Следуйте примеру сына Сталина — он жив, здоров и чувствует себя прекрасно. Зачем вам приносить бесполезные жертвы, идти на верную смерть, когда даже сын вашего верховного заправилы уже сдался в плен? Переходите и вы! Вслед за сыном Сталина сдался в плен и сын Ворошилова. Сергей Ворошилов жив и говорит ему Сталин-сын:
— Вот и ты в плену, Серёжа. Здравствуй, друг души моей!
А Сергей Ворошилов ему отвечает:
— А за мной идёт в плен тоже хвост из красных сыновей.
Вот, гляди, разоружённый в плен идёт и сын Будённый.
А за ним, отбыв свой срок, Тимошенковский сынок,
А за ними и другие для спасения России,
Бодро к немцам в плен идут, на папаш своих плюют...
СССР стоит на грани полного поражения, Красная Армия понесла громадные потери в начале этого лета, потеряв более миллиона пленных, а планомерное отступление кончилось тем, что части Красной Армии в полном беспорядке обратились в паническое бегство. США и Великобритания с тревогой ожидают близкое поражение Сталина, они пребывают в пессимизме относительно своего будущего после уничтожения советского фронта. Торопитесь, друзья! Немцы в занятых ими областях уже приступают к разрешению земельного вопроса, обратно отдают колхозную землю крестьянам. Красноармейцы, не опоздайте, иначе вы останетесь без своей земли!
— Не попадался мне ни разу в списках полка боец с фамилией Фома Смыслов... — сказал начштаба Нефёдов из полумрака блиндажа.
Майор не ответил. Он слышал гитлеровских агитаторов, но совершенно не осознавал, о чём они говорили, словно это было часть сна. Странным образом жара, так убийственно влияющая на тело, не угнетала сейчас сознание, наоборот, после полуденного обморока, он думал и думал обо всём: о своих ошибках в обороне, о жизни, о детстве...
Чего же хотел добиться он, майор Рублёв этим смертельным боем у Пимено-Черни, чего хотел достичь? Его батальон и истребительная рота ополченцев были здесь поставлены генерал-лейтенантом Чуйковым для того, чтобы хоть немного задержать врага, хоть как-то воспрепятствовать обходу фланга 64-й армии Сталинградского фронта с юга. Он был не новичок в военном деле, и понимал тщетность таких усилий: справа и слева не было соседей, батальон был изолирован, комдив-208 Воскобойников не отвечал, связи ни с какими другими частями не было, только крошечный заградотряд 10-ой дивизии НКВД располагался сзади. Враг легко мог окружить батальон, обойти его. И сейчас шлейф пыли слева показывал, что враг движется южнее, и уже пересёк Аксай Курмоярский у Даргановки, и свободно продвигается на северо-восток к Сталинграду. С севера станция Котельниково тоже захвачена. Полк и родная дивизия своей артиллерией его батальон не поддержали, полковой роты ПВО со счетверёнными пулемётами не было, конных разведчиков не было, снабжения не было, помощи санроты не было, резервов не было...
Тем временем уже другой голос гитлеровских агитаторов учительским тоном и совсем без акцента начал говорить иное:
— Сталин предал учение Ленина! Сам Ленин не желал, чтобы Сталин стал его преемником. Ленин не доверял Сталину и чувствовал, что при нём Советский Союз погибнет... В ваших руках оружие, и вы можете сбросить проклятое сталинское иго! Долой Сталина! Постойте за ленинский социализм! Трудящиеся России — не враги Германии. Враги Германии — Сталин и его приспешники, вступившие в сговор с англо-американскими капиталистами. Поэтому защищать сталинский режим означает оказывать поддержку мировой буржуазии.
Дружба Сталина с англо-американскими капиталистами окончательно обнаружила его антинародную сущность, для него его личные интересы и интересы его капиталистических союзников неизмеримо важнее интересов и нужд народов России. А потому война будет окончена только после уничтожения большевизма. Никакие компромиссы невозможны. Не гибни напрасно, не поддерживай зря обречённый на гибель режим Сталина! Помоги его свергнуть! Откажись его защищать. Смерть Сталина спасёт Россию! Враги Сталина — наши друзья!
Снова усилилась над знойной степью песня:
...Пусть он вспомнит девушку родную,
Пусть услышит, как она поёт.
Пусть он землю бережёт родную,
А любовь Катюша сбережёт...
Рублёв, невзирая на всю свою трудную жизнь, разруху, голод, неустроенность времён коллективизации и индустриализации, репрессии, армейскую скуку, знал твёрдо — если общество устроено так, что оно большинству творит добро, большинство гарантированно обеспечивается необходимой едой, одеждой, жильём, безопасностью, образованием, медициной, развлечениями, уверенностью в будущем детей, то это общество добра — доброе общество, как бы не старались очернить его враги. Такова суть социализма — добро большинству, даже если меньшинству инакомыслящих будет причинено зло, даже если меньшинство будет репрессировано большинством. Если же общество устроено так, что оно только меньшинству творит добро, меньшинство гарантированно обеспечивается необходимой едой, одеждой, жильем, безопасностью, образованием, медициной, развлечениями, уверенностью в будущем детей, то это общество зла — злое общество. Зло — это когда кто-то, что-то у кого-то отбирает против его воли, нанося ему вред: жизнь, здоровье, имущество, честь, родных и друзей, лишает любимых разумных проявлений жизни. Такова суть капитализма — добро меньшинству, даже если большинству будет причинено зло. Зло капитализма, властвуя в обществе над людьми, пускает отвратительные метастазы в самые дальние уголки жизни и души, и нет от него спасения — только вырвать с корнем. Соглашаясь с общественной системой капитализма, дающей возможность кому-то собирать сколько угодно денег, являющих собой рычаг для переворачивания всего с ног на голову, люди должны быть готовы к тому, что таким рычагом зло рано или поздно перевернёт и их собственный мир. Вот теперь зло, чувствуя, что проигрывает в Союзе ССР войну добру, вернулось взять реванш с помощью зла со всего мира, и в этом блиндаже погибают люди, сражающиеся против этого зла...
— Эту троцкистскую и геббелевскую чушь мы уже с утра слушаем, а есть другой вариант песни, поганцы, — сказал зло комиссар на разглагольствования геббелевского агитатора, утирая мокрое от пота лицо, и пропел сипло:
Разлетались головы и туши
Дрожь колотит немца за рекой —
Эта наша русская “Катюша”
Немчуре поёт за упокой...
— Граната! — через секунду после окончания песенной строфы истошно закричал телефонист Паша, бросая трубку телефонного аппарата, увидев, как немецкая ручная граната с длинной ручкой влетела, вращаясь, через амбразуру и упала у его ног.
И сам он, наверное, даже не подумав, что ему дальше делать, инстинктивно броситься на неё всем телом и закрыл товарищей от взрыва. Взрыв ударил гулко через секунду, немного подбросив юношу и сразу убив, а часть осколков врезались в доску с листком мелко записанных карандашом позывных. Другая часть осколков попала в руку Милованову.
Почти сразу за этим, в блиндаж, почти сорвав брезентовый полог, ворвался долговязый узколицый человек в румынском кителе, жилете “самурай” с патронными магазинами, голландской каске M34, с итальянским автоматом Beretta 38, вытаращив глаза и оскалив зубы. Видимо он рассчитывал здесь застать после взрыва гранаты оглушённых и неспособных сопротивляться русских, не имея представления, что кто-то может решиться закрыть гранату своим телом.
— Мainile in sus! Рюки верхь! — только и успел он истошно крикнуть, требуя поднять руки.
Комиссар резко повернулся от амбразуры и дал длинную очередь из ППШ прямо ему в грудь. В пороховом дыму было едва видно, как румына отбросило к дощатой стене, словно его сбила с ног автомашина, и он повалился на земляной пол, а несколько 7,62 — миллиметровых пуль пробили брезент за ним и поразили намертво ещё одного румына, стоящего снаружи в изгибе выхода в окоп...
— Твою же мать перемать! — выдавил сквозь зубы комиссар, когда отважный румын уже упал мёртвым, не успев выстрелить, а стреляные гильзы ещё прыгали и катались по всему блиндажу.
В амбразуру снова влетела граната.
— Граната! — закричал уже ординарец Бывалов.
Но на этот раз начштаба схватил её и успел выбросить из блиндажа прежде, чем она взорвалась. Вслед за взрывом и криками ярости снаружи, около амбразуры в дыму мелькнула чья-то тень. Рублёв несколько раз сноровисто выстрелил в неё из ТТ, словно ждал этого момента. Послышался нечеловеческий визг и вопль. Снаружи закричали что-то на разные голоса, но отчётливо был слышен только призыв:
— Zoltan, trage in interior!
В просвете второй амбразуры появился ствол 9-миллиметрового автомата Beretta Modello 38, а сам румын, наверное, по имени Zoltan, оставался сбоку, снаружи, не рискуя собой, справедливо полагая, что в крохотном объёме блиндажа русских от его предстоящих выстрелов эффект и так будет отличный.
Ординарец Бывалов, поняв, что сейчас прогремит автоматная очередь, сделал шаг в сторону, закрыв майора собой, и получил несколько пуль в лицо, шею и грудь. Этот отец шестерых детей, трусоватый и тихий, считавшийся скорее дурачком, чем пронырой-лакеем, с трудом выполнявший на занятиях нужные для стрелка действия и гимнастическим управлениям, замертво упал на земляной пол, сделавшийся уже влажным от крови убитых и раненых. Никто не успел и словам сказать...
— Твою-то мать! — крикнул комиссар, отпуская свой автомат висеть на ремне через шею, и руки его затряслись от бешенства.
Трясущиеся руками он выхватил из ящика две бутылки КС и, прежде, чем румын успел ещё раз выстрелить, бросил бутылки одну за другой наружу, кистевым броском за край амбразуры, почти высунув по локоть руку.
Наверное, он попал одной бутылкой прямо во врага, в его оружие, и бутылка разбилась, разлилась и зажигательная смесь воспламенялась от контакта с воздухом, потому что ствол автомата больше не появлялся, а воздух сотряс истошный крик.
— Indepartati-va, indepartati-va! — закричали румыны снаружи у самого входа.
Вдруг наступила тишина, и даже стало слышно, как неподалёку румыны переговариваются, перезаряжают оружие, кто-то громко стонет. Слышится русская и немецкая речь. Через несколько долгих как вечность минут послышался быстро приближающийся шум танкового двигателя и лязг гусениц.
— Огнемётный танк! — крикнул комиссар, выглянув в амбразуру, и в его голосе было что-то неживое.
Для него в жизни всё было понятно и просто: в технически отсталой, насквозь коррумпированной империи царя Николая II в войну остановились железные дороги страны, не стало топлива для транспорта, для военных заводов и обогрева городов зимой, прекратился сбор налога хлебом и подвоз хлеба для горожан и армии. Царя свергла воюющая армия и его капиталисты, потом они начали приватизацию, террор, но ситуация только усугубилась. Капиталистов снова свергла воюющая армия и распределять топливо, еду и всё прочее в полностью разгромленной стране взялось правительство Ленина. Распределение, то есть социализм вытек из экономических и политических реалий России автоматически. Дальше начались вариации, поскольку опыта социалистического государства человечество за 10 000 лет своего существования не имело, а времени экспериментировать не было, так как мировые капиталистические короли накачали Гитлера деньгами и технологиями, приготовили его для нападения. Если очень многие люди родились при царе в эгоистической идеологии работы на себя, для себя и жизни за счёт несчастья других, каким же образом малочисленные коммунисты, которых к моменту прихода к власти было менее сотой части процента населения, собирались заставить подавляющую массу превратится в альтруистов, с идеологией работы на других, а не на себя, повернуть их к жизни для других за счёт счастья собственного? На бешеный террор населения в отношении коммунистов, коммунисты ответили не менее бешеным террором и... победили...
Кто же им помог победить при первоначальном соотношениями сил 1:10000 не в их пользу? Кто ещё в царской России мог иметь в своём сознании ростки и базис альтруизма — сам погибай, а товарища выручай? Прежде всего, это были фронтовики — рядовые, младшие офицеры, для которых вопрос общей судьбы в окопе и в атаке — был почти религией. Именно фронтовики совершили обе революции и решили исход гражданской войны. Военные кадры — это примерно 5 процентов населения. Следующий слой — беднейшие крестьяне деревенской общины, живущие издревле коммунистическими принципами общего поля и коллективного труда. Социализм — распределение — это привычный для них мир. Это ещё 40 процентов населения страны. Рабочие далеко не все были приверженцами социализма, склоняясь более к буржуазной модели жизни, привыкнув к ней в городах, но коммунистов рабочие дали ещё примерно 5 процентов от численности населения. Сущие крохи дали интеллигенты и священнослужители, на первый взгляд имеющие в душе божественную сущность альтруизма. То есть всего за коммунистов были к началу коллективизации и индустриализации на пороге великой войны всего половина населения. Капиталистические короли мира послали на бой Гитлера не только против социализма, но и за то, чтобы взять себе богатства России, сделать её народы рабами. Сопротивление коллективизации и индустриализации при поддержке извне было бешеным, как бешеным был и ответ коммунистов. Когда репрессиями удалось отбросить волну вредительства, террора и саботажа, было уже поздно — времени, ресурсов, образования и опыта для организации крепкой обороны на границе не хватило, а накаченная американскими деньгами и технологиями фашистская Европа на первом этапе войны оказалось сильнее, и дошла до Москвы, а потом и до Сталинграда. Они уже добились своего — теперь половина от половины населения, искренне строившего до войны социализм, погибнет, а множество самых преданных умрёт позже от ран. Именно такие как эти сторонники социализма шли на авиатараны, закрывали амбразуры телом, стояли насмерть в окопах, умирали от голода в концлагерях. Антикоммунисты, погань, шкуры и предатели драпали в тыл, любыми способами уклонялись о посылки на фронт, в партизанские отряды или подполье. У антикоммунистов, погани, шкур и предателей гораздо больше было шансов вернутся домой, как это было после Гражданской войны, присвоив себе чужие ордена и заслуги, требуя себе места начальников и руководителей, постепенно продвигаясь на самый верх по карьерной им партийной лестнице, прикрываясь несуществующими подвигами на фронте. Когда баланс эгоистов и альтруистов после войны неминуемо качнётся в сторону шкурников, состарится и умрёт Сталин, судьба социализма окажется под угрозой. Теперь же шкурники, не справившись сами, привели с собой несметное войско своих капиталистических единомышленников...
— Огнемётный танк... — машинально произнёс майор Рублёв, оглядываясь на длинное тело противотанкового ружья, стоящее как знамя в углу, — и это совсем плохо, потому как ПТРС у нас неисправен...
14,5-мм противотанковое ружьё Симонова, из-за брака патрона завода N 17 было повреждено прорывом газов через боковую поверхность гильзы у шляпки против выреза в патроннике под выбрасыватель, и из-за поперечного разрыва гильзы в сантиметре у дна. Полностью был разрушен магазин ружья, погнута стенку стебля затвора, детали узла запирания...
Действительно, со стороны дороги, миновав молчащую теперь позицию противотанковых ружей, лязгая гусеницами, двигался танк Pz.Kpfw.II(F) Flamingo с пулемётом вместо пушки, миниатюрными башнями из броневой стали с брандспойтами огнемётов, с ацетиленовыми горелками зажигания, имеющими возможность выстрела горящей огнесмесью с 25 метров. Танк имел два 160-литровых бака огнесмеси — бензина с маслом, баллоны сжатого азота, дымовые гранатомёты.
Качаясь на кочках, ломая и кроша гусеницами поваленные и дымящиеся кустарники и деревца, Flammpanzer II в сопровождении румынских пехотинцев быстро двигался к блиндажу. Сомнений больше не было — это к ним...
— Ну, что, товарищи, давайте прощаться! — сказал едва слышно майор Рублёв, но его услышали всё, оставшиеся в живых.
Лицо майора было абсолютно чёрным, как у негра с иллюстраций к книге “Хижина дяди Тома”, “Копи царя Соломона” или антифашистских плакатов ТАСС и Кукрыниксов. Только глаза сверкали, слезясь от едкого дыма.
— Жалко батальон, парнишек молодых жалко...
— Не вини себя, комбат, если бы нас не разбомбили ещё в эшелоне, и был бы штатный комплект вооружения, мы бы этим фашистским сволочам показали, где раки зимуют...
— Прощайте, товарищи! — ответил комиссар, очень сильно внешне похожий сейчас на актёра Бабочкина из фильма "Чапаев", — да здравствует коммунистическая партия нашей Родины, да здравствуют все трудящиеся во всём мире и товарищ Сталин, да здравствует наш советский народ!
Он порывисто обнял майора и заплакал, потом наклонился к Милованову, приобнял его, переступил через убитого румына и железный ящик денежной кассы батальона, протянул руку Березуеву. Но тот не смог её пожать, поскольку здоровой рукой удерживал автомат, упёртый прикладом в бедро, стволом направленный на вход, а раненая рука не слушалась....
Комиссар верил, что не зря умрёт через минуту: прошло всего двадцать пять лет после освобождения Родины от ига богачей, и от океана до океана зашумели бескрайним золотом колхозные нивы, зацвели сады, запушился советский хлопок там, где при басмачах был мёртвый песок. Задымили десятки тысяч современных фабрик и заводов. Тысячетонные молоты, сотрясая землю, ковали сейчас для Красной Армии оружие победы — святое оружия для освобождённого народа, свободы, мира на земле, высшей культуры, расцвета и счастья. За такую Родину, родную землю, отечество, не страшно было ему умирать. И в жизни нет горячее, глубже и священнее чувства, чем такая любовь! Если и существовала когда-нибудь святость на планете, то она была такая, как эта любовь...
Трое раненых в окровавленных бинтах красноармейцев у глухой стены тоже зашевелились, что-то восклицая и шепча... Прощались...
Румыны уже не пытались приблизиться к амбразурам или входу блиндажа. Танк Pz.Kpfw II(F)Flamingo остановился прямо напротив амбразур в 25 метрах, и из люка башенки по пояс, совсем не боясь ничего, вылез танкист в чёрной пилотке и с радионаушниками. Кто-то в советской полевой форме подбежал к танку и, показывая пальцем на КП, о чём-то стал говорить командиру танка. Туда же подошли несколько румыны с итальянскими автоматами и советским пулемётом РПД. Башенки Flamingo стали поворачивается, наводя брандспойты огнемётов на амбразуры, танкист скрылся в башне, русский и румыны отбежали в сторону.
— Прощайте! — крикнул майор и запел песню “Варяг”, — наверх вы, товарищи, все по местам...
Остальные советские люди подхватили песню, как могли, и даже беззвучно зашевелили сухими, потрескавшимися от жажды губами, раненые и умирающие:
Наве-е-ерх вы, това-арищи, все по места-а-ам —
Последний парад наступа-а-ает,
Врагу не сдаё-ё-ётся наш гордый “Варя-я-яг”,
Пощады-ы никто-о-о не жела-а-ае-е-ет...
Только это и успел они пропеть, как танк выстрелил в блиндаж струями горящего бензина и масла. Горящая смесь влетела через амбразуры, а чуть погодя и через проём входа, мгновенно воспламенила всё пространство в блиндаже. Вспыхнули волосы людей, их кожа, одежда и обувь, оружие, доски, ящики, бумага, земля...
Огонь мгновенно ослепил их, ворвался в лёгкие с последним вдохом, вонзился нестерпимой болью в каждый нерв тела в последние, жуткие мгновения жизни. Они не могли кричать обожжёнными гортанями, а только слепо метались в замкнутом объёме блиндажа, размахивая горящими руками, натыкаясь друг на друга и падая...
Патриоты советской Родины умирали в страшных мучениях...
Затем взорвались бутылки с КС, потом гранаты, полыхнуло, подпрыгнуло и обвалилось перекрытие. Клубящийся в блиндаже огонь, получивший кислорода столько, сколько ему хотелось, загудел сильно как в домне, мощным столбом пламени взметнулся на десяток метров вверх...
Словно ниоткуда сквозь гул пламени зазвучала музыка, как это бывает везде, где есть пространство, где музыка существует сразу вся, что была, есть и когда-нибудь будет. Постепенно нарастая, возникла симфоническая женская партия меццо-сопрано из части “Мёртвое поле” кантаты 1939 года советского композитора Прокофьева “Александр Невский”, opus 78, и её можно было бы услышать всем живым, если бы они были и знали, что музыка звучит здесь и сейчас. Минорно пели скрипки в высоком регистре, повторяя тему альтов из четвёртой части кантаты — “На Руси родной не бывать врагу”. В музыке мира и тишины звучала тема горькой цены победы. Сольная ария, скорбная, как народный плач, строгий выдержанный напев, с глубокими, искренними чувствами, словно сама Родина скорбела о павших героях, до последнего защищавших свою землю. Сливаясь с плачем Ярославны по своему мужу — новгород-северскому князю Игорю Святославичу и его дружине, павшей в 1185 году в битве с половцами, описанной в “Слове о полку Игореве”, низкий женский голос девушки-невесты, словно с небес, проникновенно пел над горящей степью:
Кто погиб за Русь смертью доброю,
Поцелую того в очи мёртвые,
А тому молодцу, что остался жить,
Буду верной женой, милой ладою...
Не возьму в мужья красивого, —
Красота земная кончается...
А пойду я за храброго!
Отзовитесь, ясны соколы!
Глава 23. Железная логика событий
Немудрено, что казаки всех трёх донских полков гарнизона Петрограда не стали 25 октября 1917 года из-за Временного правительства сражаться с лейб-гвардией и моряками с крейсера «Аврора». Теперь же, спустя четыре дня после ареста части министров Временного правительства и бегства из столицы правителя Керенского с крупной суммой денег из Госбанка, в Петрограде с оружием в руках действовали наёмные офицерские отряды других их общих врагов, претендентов на военную диктатуру Алексеева и Корнилова.
Цена вопроса для всех соискателей диктаторского кресла была в возможности, установив нужные себе законы, а может быть и без законов вовсе, по одним подписанным указам распоряжаться российскими недрами, золотом, нефтью, лесом, пшеницей, железными дорогами, заводами, торговыми концессиями, налоговыми поступлениями, землёй. Казаки в этих вопросах власти и собственности разобрались и от участия в сражении в столице на стороне эсеровско-кадетского комитета полковника Полковникова и офицерских отрядов будущих диктаторов отказались. Тем более, что войсковой голова Дона генерал Каледин и Всероссийский съезд казаков в Киеве призвали всех казаков занять нейтральную позицию и вернулся на независимый теперь Дон, оборонять свою землю.
Дон теперь входил в состав Юго-Восточного Союза со своим правительством во Владикавказе. В Юго-Восточный Союз, федерацию независимую от России, ещё при Временном правительстве вошли Дон, Кубань, Кавказ и Закавказье. Временное правительство, занимавшееся, в основном, грабежом и приватизаций царских, государственных богатств, никак процессу распада страны помешать не могло. Только далёкому географически и недалёкому умственно иностранному обозревателю это было тогда не понятно. Казакам было понятно.
Так же рассудительно поступили казаки, взявшие крупный денежный аванс у Керенского для наступления на Петроград с запада. Тем более, что донским казакам противостояли тут лейб-гвардейцы Семёновского, лейб-гвардии Егерского, лейб-гвардии 2-го стрелкового Царскосельского полка с артиллерией, занявшие позиции у Пулковских высот. Кроме полков лейб-гвардии на Пулковских высотах за спешно оборудованными инженерными заграждениями заняли оборону более 10 000 солдат запасных полков, конный отряд в 300 сабель неистового красного осетина Хаджи-Мурата Дзарахохова из состава кавказского конного Туземного корпуса, матросы и рабочие-красногвардейцы при поддержке кораблей балтийского флота под общим командованием командира лейб-гвардии 2-го стрелкового Царскосельского полка полковника Вальдена и председателя Исполкома Петроградского Совета Троцкого.
Такую насыщенную силами оборону на узком участке фронта и немцам с ходу прорвать не удалось бы даже при том, что-то в тылу у этой революционной группировки в Петрограде велось городское сражение с применением артиллерии и бронетехники. Казакам донцам и уссурийцам вместе с юнкерами и офицерами-боевиками было о чём подумать, прежде, чем производить у Пулковских высот разведку боем против красных сил...
В 700 километрах от места этих событий, в Смоленске и тоже во взаимосвязи со сражением в Москве и Петрограде, Совет депутатов Смоленска, отстранивший несколько дней назад от власти городского комиссара Временного правительства правого эсера Галина, остановил пять эшелонов с частями 1-й гвардейской бригады Юго-западного фронта, идущих на помощь правоэсеровскому московскому «Комитета общественной безопасности» Рябцева и Руднева в Москву. Несмотря на перестрелку в Смоленске с применением артиллерии и бомбомётов с казаками городского правоэсеровского смоленского комитета КОБ Галина, заявившего о своей власть в городе, солдаты смоленского арсенала и красногвардейцы отцепили от составов гвардейской бригады вагоны с боеприпасами, артиллерийскими орудиями и потребовали от гвардейцев сдать оружие в течении часа под угрозой артиллерийского обстрела.
Ротные комитеты гвардейцев постановили требование смоленского Совета выполнить, лишив таким московский «Комитет общественной безопасности» городского головы Руднева и Генерального штаба полковника Рябцева обещанных Духониным и самых существенных, самых сильных резервов для перелома ситуации в Москве в свою пользу. Таким образом и этих подкреплений Россия московским офицерско-юнкерским отрядам не дала...
События в Кашире, противостояние в Смоленске, бои на Пулковских высотах в единой пространственно-временной взаимосвязи с разгромом военного путча в Петрограде, стабилизацией фронта в центре Москвы, фатальным образом отразились на перспективах московского правоэсеровско-кадетского «Комитета общественной безопасности» Рябцева и Руднева к исходу холодного и дождливого дня 29 октября 1917 года.
Только одному небольшому отряду солдат-ударников из числа фронтовых резервов, обещанных исполняющим обязанности Главнокомандующего русской армией, оставшейся в который раз без правительства, генерал-лейтенантом Духониным, удалось добраться до Москвы. Гора разбегающейся русской армии родила мышь. И то, батальон ударников поступил под командование не КОБ, а алексеевского «Союза офицеров армии и флота» в лице полковника Дорофеева и лейб-гвардии полковника Трескина.
Этот 7-й Новониколаевский революционный ударный батальон, прибывший из Брянска под командованием поручика Зотова, выгрузился из эшелона в пяти километрах от Москвы, поскольку дальше рабочие-железнодорожники закрыли путь. До этого в Брянске батальон был разоружён солдатами 83-го запасного пехотного полка по решению Брянского горсовета, узнавшего, куда едут ударники. Поэтому на Брянском вокзале Москвы батальон снова вооружился винтовками Мосина и пулемётами Максима из запасов вооружения, созданного генералом Алексеевым на фронтовых складах для формирования наёмной армии в Новочеркасске, и перевозимого туда уже несколько месяцев с помощью высших чиновников «Викжеля» — Всероссийского исполнительного комитета железных дорог.
Бойцы поручика Зотова — 250 солдат-ударников из Алтайской губернии в большинстве своём Георгиевские кавалеры, фронтовики, собранные вместе как части для прорыва фронта и действий в тылу врага, уже несколько месяцев использовались командованием на фронте как заградотряд, каратели, расстрельная команда. Социальное происхождение солдат-ударников из кулаков и зажиточных крестьян, делали ударников непримиримыми врагами беднейшего крестьянства и рабочих.
Произошедший весной в России «чёрный» передел царской, помещичьей, монастырской земли ударников устраивал, хотя и не был закреплён законом, а только решением своих местных сельских Советов. Но зачем закон, если есть кулаки и обрезы для грабежа и сбережения награбленного? Обрез из винтовки рождает власть. Вот кулаки, семьи солдат-ударников и правили теперь в деревнях. Другого передела в пользу бедняков или социалистического государства они не желали. Именно поэтому этот сильно мотивированный против красных батальон ударников прорвался через все препоны на помощь путчистам в Москву. Их страшила большевистская власть бедноты.
Отряды ткачихи Ванториной, занимавшие Бородинский мост и мост Николая II, ударники уничтожили за несколько минут. Они за одну атаку сделали то, чего не могли добиться казаки за сутки боя. Никаких репрессий или списков. Просто убийство. Кто приказал кулацким сынкам из сибирского Новониколаевска в Москве стрелять в первых встреченных ими людей, представляющих легитимно выбранный Моссовет и его революционный Военный комитет, на каком основании? Право на насилие было их личным желанием!
Видавшие виды фронтовики-алтайцы из отряда ударников практически строем вышли к мостам из-за строительных лесов недостроенного Брянского вокзала и непрерывным шквальным огнём из сотни современных винтовок с полусотни метров убили или ранили двадцать молодых рабочих на мостах с их допотопными 11-миллиметровыми однозарядными французскими винтовками 1874 года с дымным порохом. Многие юноши были так обезображены пулями, что даже матери, наверное, их не смогли бы опознать.
Командир красногвардейского отряда ткачиха Ванторина не была убита лишь потому, что отправилась в Ревком требовать дефицитные боеприпасы. Тела убитых рабочих парней сбросили на лесосплавные плоты из товарного леса, заполнявшие в этом месте у лесоскладов традиционно почти всю Москва-реку. Раненых добили штыками и тоже сбросили в реку.
Отряд ткачей-красногвардейцев с Плющихи, засевший в домах по 3-му Ростовскому переулку на Мухиной горе, пытался помешать переходу ударников через реку по мостам. Но из-за дыма горящих лесоскладов видимость была плохой и прицельный огонь оказался невозможен. Да и навыки стрельбы у рабочих были минимальные. Подход офицерской группы лейб-гвардии Московского полка прапорщика Пелёнкина, посланной навстречу ударникам лейб-гвардии полковником Трескиным, вообще заставил ткачей отступить.
Легко и жестоко расправившись с рабочими-ткачами, солдаты-ударники двинулись ротными колоннами сквозь дымные шлейфы пожара с песней, развевающимся на ветру чёрным знаменем с изображением черепа и скрещенных кинжалов, под приветственные крики юнкеров 5-й школы прапорщиков и черносотенцев из домов на Варгунихиной горе. Колонна прошла в горку к Смоленской площади и далее проследовала через Арбат к Никитским воротам.
Всю дорогу по центру Москвы эти посланники Новониколевска из Алтайской губернии залихватски пели «Как ныне сбирается вещий Олег», причём в стихотворении была заменена 2-я строфа припева и звучало всё так:
Так на Совет собачьих депутатов
Мы грянем громкое апчхи!
Апчхи! Апчхи! Апчхи!
То есть депутаты рабочих и солдат, рабочие и солдаты, их чаяния, были для ударников были никем, как собаки. Собакам собачья смерть, что и было продемонстрировано в первом скоротечном бою за мосты. Совсем недоговороспособный взгляд был у этих кулацких сыновей с Алтая. Батальон ударников поручика Зотова сразу продемонстрировал, что значат свежие резервы, что могли бы устроить в городе свежие гвардейские и казачьи части с фронта, окажись они в центре Москвы...
Лейб-гвардии полковник Трескин, организовавший свой личный штаб для отрядов офицеров «Общества георгиевских кавалеров» и «Белого креста» в электротеатре «Унион» на площади Никитских ворот, в свойственной себе манере перед строем батальона, выпучив огромные, белёсые глаза, высоким, срывающимся голосом прочёл подпоручику Зотову и солдатам-ударникам лекцию об истинной революционности, долге перед Родиной и части умереть за идеалы Свободы.
— Среди большевиков, верховодствующих в московских вооружённых бандах, полно провокаторов и немецких агентов, — говорил он с надрывом, красуясь перед строем угрюмых новоприбывших убийц по призванию. — Благодаря именно этим германским агентам Ленину, Зиновьеву, Троцкому и так далее, в эти проклятые чёрные дни кайзер Вильгельм II достиг всего, о чём только мечтал... За эти дни Ленин с товарищами обошлись нам не меньше огромной чумы или всероссийской холеры...
После получаса таких зажигательных речей алтайские ударники решили исключить из названия своего батальона упоминание революции и стали себя называть просто как обычное подразделение ударников — «7-й Новониколаевский батальон смерти»...
Окна окружающих площадь Никитских ворот разномастных домов и расположенных в них аптек, колбасных, столовых, лечебниц, табачных, парфюмерных, мясных, рыбных лавок, бюро, меблированных комнат, сдаваемых внаём, в этот сумрачный октябрьский день были темны и безжизненны. Зато у электро-театра «Унион» всё было в свету от костров и разгорающегося пожарища. Даже сияло жёлтым светом уникальное для России огромное панно из голландских электрических лампочек, изображающее надпись во весь второй этаж: «УНIOH ТЕАТР».
Россия же пребывала во тьме. Первая в 1883 году в России электростанция была передвижная, немецкой фирмы «Siemens & Halske AG» мощностью всего 35 киловатт. Она находилась на барже, пришвартованной у набережной Мойки в Санкт-Петербурге, откуда ток передавался на Невский проспект и зажигал 32 уличных фонаря. Одним из следующих объектов электрификации в России со своей электростанцией стало имение польской любовницы Кшесинской немца-царя Николая II в Стрельне. В 1886 году, в Санкт-Петербурге было основано Общество электрического освещения, большую часть акционеров которого составляли немцы из фирмы «Siemens & Halske AG».
Теплоэлектростанция мощностью около 5 мегаватт — Раушская в Москве появилась более, чем на 15 лет позже первых электростанций Европы. Котлы московской электростанции были компании «Siemens & Linz», паровые поршневые машины и генераторы компании «Siemens & Halske AG». Ещё одна подобная электростанция появилась в Москве недалеко от Охотного Ряда и Тверской за три года до наступления XX века для освещения торговых рядов Пассажа купца Постникова.
В 1899 году немцы привлекли к финансированию работ по электрификации России «Большой русский банковский синдикат», где 88 процентов капитала был иностранный. Иностранцы занялись проведением трамвайных маршрутов и электрификацией железных дорог. Первый московский трамвай иностранцы пустили в Москве за год до наступления ХХ века, на семь лет позже Киева и на 19 лет позже первого электрического трамвая Берлина. Для электроснабжения трамваев в Москве была построена Трамвайная электростанция за счёт зарубежных кредитов, сказочно обогативших городского главу Гучкова, участвовавшего в подавлении революция 1905 года, ныне богатеющего на поставках для воюющей армии. На электростанции были установлены паровые котлы «Финцер и Гампер», турбины «Браун-Бовери», трансформаторы «Вестингауз Электрик». Котлы работали на нефти сказочно разбогатевшего в России на войне шведского нефтепромышленника Нобеля, по трубопроводу поставлявшейся из хранилища у Симонова монастыря. После катастрофы со снабжением и разрухи на транспорте, начавшейся в России в 1915 году электростанции с нефти были частично переведены на подмосковный торф.
Хотя строительство крупных электростанций могло изменить многое позитивно в экономике России, несмотря на большие планы электрификации, большой потенциал гидроэнергетики, разворовывание богатств России правящей верхушкой и их последователями во всех слоях капиталистического общества и здесь критически затормозило науку, промышленность, разрушило надежды прогрессивных людей России на то, чтобы несчастная страна смогла вырваться из тяжкого ярма вечного поставщика хлеба и леса развитому Западу в обмен на промышленные технологии и товары, чтобы русский народ вырвался из вечной нищеты.
В капиталистическую экономику царской России в конце XIX начале XX века полноводно текла река иностранных инвестиций. Но это были инвестиции в «торговый капитал», как принято было говорить, в оборотные средства. Промышленные инвестиции были представлены в основном поставками европейского же оборудования, которое без образованных европейцев превращалось в бесполезный мёртвый груз. Бурный рост российского капитализма колониального типа в XX веке являл собой иностранные деньги, приходившие в Россию, где они «пухли как на дрожжах» под защитой российской компрадорский верхушки и снова уходили за границу, оставляя в России только «слабый запах». При этом собственно русская промышленность, по сути, была угнетена такой иностранной экономической экспансией колониального типа и крайне слаба. Такова была политическая воля русских капиталистов и их немецкого по крови и ментальности царя.
После начала по поручению Запада губительной для России войны с Германской, Австро-Венгерской и Турецкой империями, немецких погромов, конфискации немецкий собственности, в Российской империи бурную деятельность по импортозамещению по части электротехники развил было бакинский нефтепромышленник Гукасов, построивший в Москве завод «Динамо», производивший электромоторы и генераторы по западным технологиям. Открылась в Петрограде в 1914 году фабрика «Светлана» акционерного общества «Я.М. Айваз» — первый в России производитель электрических ламп по патентам немца Вебера на электролампы с вольфрамовой нитью. Но это были крохи. Затем в Российской империи началась разруха, а ввозить из Германии вольфрамовую провозку оказалось невозможно. Основная масса газополных ламп в Россию по прежнему ввозила голландская Phillips и через третьи страны германская OSRAM, хотя именно русский инженер изобрёл лампу с вольфрамовой нитью в колбе с интерном газом, вилку и розетку.
Самую первую лампу накаливания с платиновой спиралью создал в 1809 году англичанин Деларю. Бельгиец Жобар сделал в 1838 году гораздо более дешевую угольную лампу накаливания. Немец Гёбель создал в 1854 году первую вакуумную лампу. В 1910 году Кулидж изобрёл дешевый метод производства вольфрамовой нити. Американец Эдисону придумал патрон для лампочек.
О том, чтобы наладить выпуск собственных турбин, генераторов и всего необходимого для электротехнической отрасли в России при колониальном грабительском капитализме не было и речи. Даже после начала войны доля российских капиталов в электротехнической отрасли составляла менее трети. Более 60 процентов отрасли, генерирующих мощностей и электросетей России принадлежало Западу. Результат был удручающим для развития страны: почти все электростанции России были маломощными, по 10 — 15 киловатт, строились хаотично, без какого-либо плана. Они создавались при крупных предприятиях или в городах. В первом случае их строили владельцы самих предприятий, во втором — акционерные общества, продававшие электричество городским властям. В ряде случаев городские думы выдавали компаниям кредиты на постройку электростанций в обмен на поставку электроэнергии по более дешевой цене, как, например, в 1912 году в Саратове. Крайне редко города строили небольшие станции на собственные средства.
В 1913 году, до начала развала промышленности, разрухи на железной дороге, в угле-нефтедобыче, выработка всех электростанций России достигла 2 миллиардов киловатт-часов, в то время как Северо-американские Соединённые Штаты вырабатывали 60 миллиардов киловатт-часов. Даже крошечная Бельгия вырабатывала электроэнергии больше гигантской Российской империи. В Москве перед отречением Николая II электричества не было в 70 процентах домов. Остальные жили при масленичных и керосиновых лампах с чахлым фитильком внутри. Лампы заправляли дорогостоящим керосином, конопляным маслом. К октябрю 1917 года выработка электроэнергии в России от довоенного уровня вообще упала впятеро.
В деревнях вокруг Москвы жгли ещё и лучины как во времена Батыя. Расщепляли берёзовое полено на щепу. Вставляли щепу в светцы под таким углом, чтобы она горела как можно дольше. Брали огниво. С силой и несколько раз ударяли кресалом по кремню. Высекали искру. Искра, по сути «атом» раскаленного кремня, падала в сухой мох или в труху гриба трутовика. Труха вспыхивала. Как в старинной поговорке: «Щепай, дивчина, лучину, не держи кручину!». Простейший светец — развилка с двумя, тремя-четырьмя рожками из дерева или кованого железа. Уголёк скорейшей лучины падал в корыто с водой или песком, чтобы избежать пожара. Даже самая длинная лучина горела не более пяти минут.
Лучина издревле имела священный чудодейственный смысл. Если невесте хотелось знать, каков будет характер её суженого, она вздувала с уголька огонь на лучину: если лучина долго не разгоралась, значит, муж будет крут нравом. И наоборот. Или макали лучину в воду, а потом зажигали. Если лучина разгорается медленно, значит жених «невыгодный». Горящая с искрами лучина означала болезнь, потухающая при горении близкую смерть, ясно горящая долгую жизнь. Так в нищете, невежестве и суевериях жили в большинстве своём русские православные люди в деревнях даже в начале XX века при всех чудесах капиталистического мира.
Сейчас на площади Никитских ворот и прилегающих бульварах октябрьской Москвы 1917 года сутки напролёт горели газовые и электрические уличные фонари, которые почему-то никто не тушил. В смрадном дыму костров и пожарища стояли конные разъезды, возы, брички, легковые автомобили, грузовики. Кто-то на открытым окном первого этажа зачем-то играл на балалайке и пел, вроде как не к месту, популярную в трактирах песню «Ах вы сени, мои сени»:
Пивовар пиво варил,
На губной играл гармошке,
Зелено вино курил,
Красных девушек манил...
Впрочем, всё происходящее было настолько само по себе фантастично, что никто не удивился, если бы посреди площади появится бы во фраке Шаляпин с арией Мефистофель из оперы «Фауст» Гуно.
Грузовики с пулемётами в кузовах то приезжали, то уезжали, развозя по соседним улицам патрули. Парочками отгуливались проститутки. Китайцы торговали кокаином. Мальчишки предлагали почистить обувь. Баба торговала с лотка пирожками с капустой. Тут же у гостиницы «Ницца» построилась полурота офицеров из 2-й школы прапорщиков для выдвижения в сторону Кудринки. На бульваре сразу за домом Гагарина шёл бой. Непрерывно били пулемёты, ухали бомбометы. С шелестом проносились и лопались шрапнели от Арбата до Тверской и обратно.
После напутствия лейб-гвардии полковника Трескина хорошенькие сёстры милосердия принесли ударникам из магазина Бландова кофе в бидонах, шоколад, свежие калачи с сахарной посылкой и папиросы. Из «Униона» вынесли патроны. Поднялась сутолока. Ударники ели, пили, рвали патронные пачки, прилаживая патроны в подсумки...
Батальону алтайцев лейб-гвардии полковник Трескин поставил задачу: прежде всего немедленно убить эсеров на колокольне англиканской церкви святого апостола Андрея в Вознесенском переулке. Затем очистить Тверской бульвар до Страстного монастыря на Тверской улице, отбить дома по чётной стороне Большой Никитской улицы от Никитских ворот в сторону центра, несколько часов назад занятые красногвардейцами. Колокольню англиканской базилики в Вознесенском переулке, выводящем от Большой Никитской к самому Моссовету и городскому Ревкому на Тверской улице, юнкера-александровцы во главе со своим фельдфебелем пытались отбить уже в течение нескольких часов, но засевшие на колокольне базилики левые эсеры и солдаты 55-го запасного полка просто не желали сдаваться или умирать.
Огонь пулемёта красных с базилики по электротеатру «Унион» заставлял сильно нервничать Трескина. Нарушалась нормальная деятельности его штаба, создавалась помеха отдыху после боевой работы личного состава, невозможно было передвигаться людям и автотранспорту по Большой Никитской улице. Пулемёт офицеров с крыши 4-х этажного «Униона», ведущий с утра эффективный огонь над крышей двухэтажного дома N 2 по Тверскому бульвару в сторону Страстной площади, пришлось временно убрать после гибели расчёта. У здания Моссовета — бывшего владения первого губернатора Москвы и Московской губернии, властителя Белоруссии генерал-фельдмаршала Чернышёва стояли 3-х дюймовые артиллерийские орудия 1-й запасной бригады, перешедшей на сторону красных. При наличии контроля над Вознесенским переулком с помощью пулемёта на колокольне англиканской базилики, красные могли быстро оказаться вместе со своими пушками и на Большой Никитской улице прямо около «Униона». Тогда всё пропало!
Электротеатр «Унион» был ключом к обороне Кудринской площади, Новинского бульвара, бульваров Тверского и Никитского и Моховой улицы. Поэтому невзрачная церковь Вознесения Господня на Никитской в начале Вознесенского переулка была назначена промежуточным рубежом для повторной атаки на стратегически важную базилику апостола Андрея. Вызванный с Арбатской площади броневик юнкеров Austin занял позицию в Вознесенском переулке. Передвигаясь от Храма Воскресения Словущего на Успенском Вражке до особняка Сибирякова, броневик не позволял доставить левым эсерам и солдатам в базилике боеприпасы и пополнение со стороны баррикад, перегораживающих выезды на Тверскую улицу у Моссовета.
Хорошо отдохнувшим после двух дней боевой работы отрядом юнкеров численностью в 21 человек под командование прапорщика лейб-гвардии Литовского полка Пелёнкина, ценой ранения двух юнкеров удалось быстро занять промежуточную позицию — колокольню церкви Вознесения и установить на ней пулемёт. «Погасив» с его помощью огонь пулемёта на англиканской базилике, юнкера заняли там дом капеллана и дали возможность приступить к зачистке улицы. Будучи блокированными и лишённые снабжения патронами, левые эсеры и солдаты на колокольне пустили в ход гранаты, бросая их вниз по лестнице внутри башни навстречу атакующим. Убив таким образом двоих юнкеров и ударника, контузив вдвое большее их число, красные продолжали отстреливаться из револьверов.
Наверху, на площадке колокола находилась металлическая комната-сейф, где англо-шотландская диаспора Москвы и олигарх Юсупов хранили драгоценности, деньги. В этой комнате-сейфе осаждённые устроили неприступную огневую точку, используя вентотверстия в бронированной двери как бойницы. Со стороны баррикады при выходе Вознесенского переулка на Тверскую красные силы постоянно делали попытки пробиться к базилике апостола Андрея...
Мелкие группы красногвардейцев меньшевика Курешёва, состоящие в основном из молодых и необстрелянных рабочих Сущёвско-Марьинского района, воспользовались тем, что внимание Трескина был отвлечено боем за дом Гагарина в торце бульвара, и заняли первую линию домов по нечётной стороне Никитской улицы от Никитского до Леонтьевского переулка. Эти красногвардейцы пытались помочь товарищам на колокольне базилики, но сами были атакованы ударниками и черносотенцами из домовых комитетов соседних домов. Фронтовики-алтайцы из батальона поручика Зотова группами по трое-четверо, не пригибаясь, не мешкая, зная по своему фронтовому опыту, что в быстро двигающегося человека из винтовки попасть сложнее, чем в крадущегося, начали неожиданно появляться из Малого Кисловского и Калашного переулков, стремительно пересекать Большую Никитскую улицу и по очереди врываться в многоэтажные дома Пенкиной, Голицыной, Кузнецова, Муромцева с квартирами, сдаваемыми в аренду, в дом-особняк паркетного фабриканта Панюшева.
Задымлённость улицы играла атакующим на руку. Домовые комитеты арендаторов из чиновников, отставных военных, преподавателей, торговцев и землевладельцев, дворян и священников, вооружённых личным оружием, приняли активное участие в зачистке своих чердаков и пустующих квартир от рабочих-красногвардейцев. Ударники умоляли не мешать им, но ликующая общественность желала принять участие в безнаказанных убийствах. Юнкера в это время вели огонь из винтовок по чердачным окнам и дверям подъездов, где укрывались рабочие.
Со стороны маленького, неказистого, но древнего, времён первого русского царя Ивана Грозного, монастыря великомученика Никиты Готского на пересечении Большой Никитской и Большого Кисловского переулка, где когда-то солили огурцы и квашеную капусту Ивану Грозному, атаку ударников поддерживала 37-миллиметровая пушка прапорщика Петрова из 217-го пехотного запасного полка. Однако, не имея никаких серьёзных целей, сделав несколько выстрелов по фасадам, пушка умолкла...
При Иване Грозном в 1564 году Большая Никитская по правой нечётной стороне современной нумерации домов входила в опричнину, левая в земщину. Теперь слуги и наёмники богачей ударники с опричной стороны улицы под своим чёрным знаменем и устрашающей эмблемой «череп и кости», как когда-то была устрашающей эмблемой опричников отрезанная собачья голова и метла, символично атаковали рабочих на когда-то земской стороне.
В фойе дома князя Юсупова на углу Леонтьевского переулка, где в 1812 году Наполеон I смотрел спектакли в то время, как Москва с позволения царя горела в страшном пожаре, трое рабочих были убиты штыками при попытке сдаться в плен. Понимая, что всех их ждёт кровавый средневековый самосуд, юноши-рабочие в других домах защищались отчаянно как умели и погибли почти все. При занятии каждого дома потери ударников составляли два-три человека убитыми и ранеными, в то время как красногвардейцев погибло в каждом доме в два, три раза больше. Только после этого ударники смогли полностью блокировать, а затем окончательно взять колокольню апостола Андрея. В последней рукопашной схватке с левыми эсерами они потеряли четырёх человек. Угроза появления пушек красных около штаба Трескина в электротеатре «Унион» миновала...
Уже в вечерних сумерках пятерых раненых эсеров и солдат, в том числе одного унтер-офицера, на колокольне ударники добили штыками, а тела сбросили на черепичную крышу базилики. Четверых погибших в последней рукопашной схватке ударников решили похоронить прямо у ограды Никитского монастыря.
Дерзость этих атак белых на Большой Никитской и отказ от тактики перестрелок из окна в окно, последовательного выдавливания, как это делалось в противостоянии рабочих и офицеров, шокировали командиров красных сил Курешова и Саблина. Произошедшее значило, что на стороне врагов появились опытные боевики. Словно в подтверждении этому ударники Зотова вечером начали атаку от Никитских ворот в сторону Страстной площади, где около памятка Пушкину располагалась одна из самых важных артиллерийских позиций красных.
Атака началась по Тверскому бульвару в направлении Страстного монастыря и памятника Пушкину вдоль трамвайных путей бульварных проездов от дома Коробковой к дому градоначальства и от дома «Романовка» в сторону здания Камерного театра Корнблита. По каждому проезду шли штурмовые группы. Дым пожарища облегчал задачу наступавшим. Яркий свет пламени, вырывающийся из окон верхних этажей дома Гагарина, слепил засевших на бульваре солдат и рабочих, улучшая видимость для наступающих ударников.
Задача атаки, обозначенная адъютантами Трескина штабс-капитаном Савицким и корнетом 3-го Новороссийского драгунского полка Игнатьевым состояла в том, чтобы достичь окопа красных и дома градоначальства, закрепится там, засыпать ров, выкопанный красногвардейцами поперёк боковых проездов бульвара для защиты от броневиков. Этим обеспечивалась возможность атаки Страстной площади и расположенной там артиллерии офицерскими броневыми боевыми машинами Austin. Общая задача вечерней атаки состояла в уничтожении или захвате на Страстной площади трёх артиллерийских орудия и зарядных ящиков к ним, захвате Страстного монастыря и его колокольни, используемой как наблюдательный пункт артиллерийского корректировщика. Там можно было установить пулемёты и отрезать огнём Моссовет и городской ревком от Пресни и Петроградского шоссе.
Сам Страстной монастырь представлял собой в военном отношении крепость. Использование его в качестве опорного пункта было весьма желательным. Наступлением боевой группы от дома Коробковой командовал поручик Зотов. Наступлением от углового пятиэтажного дома с куполом «Романовки» на углу Малой Бронной командовал корнет Савицкий.
Каждая штурмовая группа ударников в соответствии с воспринятым на собственный лад немецким опытом окопной войны состояла из десяти человек, имела 7,62-миллиметровый станковый пулемёт Максима на колёсном станке и ручной английский дисковый 7,7-миллиметровой пулемёт Lewis M1917. Каждый ударник батальона смерти имел кроме винтовки Мосина с примкнутым трёхгранным штыком солдатский самовзводной револьвер Нагана для ближнего боя, отечественные гранаты РГ-14 или французские F.1, нож. Часть бойцов имела стальные каски Зольберга цвета хаки с изображением черепа и кинжалов.
За штурмовыми группами следовали офицерские расчёты с 89-миллиметровыми казнозарядными бомбомётами Аазена на треногах и офицерские расчёты с траншейными пушками Розенберга для уничтожения пулемётных точек или артиллерии, поставленной на прямую наводку. Эти 37-миллиметровые пушки Розенберга, хотя и были в своё время изготовлены в России как лёгкие пехотные орудия путём импровизации от бедности, переделки вкладышей в стволы 210-миллиметровых корабельных артиллерийских орудий для их пристрелки, и не имели гранаты в качестве снарядов, а только металлические болванки, давали в умелых руках возможность разрушать препятствия, уничтожать с расстояния до 1000 метров пулемётные и орудийные расчёты, бронированные цели. Такая пушка легко пробивала стальной трамвайный столб насквозь с расстояния 1000 метров. Для эвакуации раненых в атаке предназначался медицинский автомобиль FIAT-15 Ter, для подвоза боеприпасов грузовик White TAD.
Поддерживающие атаку расчёты французских бомбомётов системы Аазена стреляли над штурмовыми группами на 100 — 150 метров вперёд полуторакилограммовыми бомбами или минами «Excelsior» со взрывателями мгновенного действия. Осколки просто выкашивали укрывающихся за стволами лип Тверского бульвара рабочих-красногвардейцев и солдат 55-го запасного полка, несмотря на то, что треть французских мин вообще не вырывалась.
Шрапнельные мины, каждая по 600 круглых стальных пуль, оставляли в ветвях обширные прогалины. Даже когда бомбы или мины взрывались из-за ударов о ветки или о горизонтальные штанги держателей трамвайных проводов, это не снижало их смертоносной эффективности. Наоборот, щепа деревьев превращалась в убойные элементы, да и рассеивание стальных осколков при взрыве над землёй было лучше...
Тверской бульвар то и дело озарялся вспышками выстрелов, сотрясался от взрывов. Сатанински хохотало эхо, дребезжали и лопались стёкла окон. Вдребезги разлетались стёкла газовых фонарей освещения. Горящие струи газа в сумерках взлетали свободно как факелы. Трещали и валились сучья деревьев. Стаи ворон непрерывного кружили в чёрном небе с тревожным карканьем. Слышались душераздирающие крики раненых и стоны умирающих людей. Городские газгольдеры исправно снабжали это поле смерти газом. Штыки штурмовых групп ударников зловеще сверкали в бликах пожара и факелов-светильников, непрерывно горящих уже третьи сутки. Гасить, чинить и регулировать их здесь было теперь никому недосуг...
Каждая штурмовая группа ударников-алтайцев продвигалась вперёд в то время, как другая группа, демонстрируя завидную выучку, интенсивно обстреливала из своего оружия укрывшегося за деревьями врага. Арендаторы квартир и их домовые комитеты в этой части Тверского бульвара смогли воспрепятствовать рабочим и солдатам занять свои квартиры для ведения флангового огня, а отдельные стрелки с винтовками на крышах высоких домов-тучеломов во тьме и дыму, среди ветвей ничего сделать не могли. Тем более, что солдаты запасных московских полков и «двинцы», не говоря уже о рабочей московской молодежи, не имели той стрелковой подготовки, какую имели, например, лейб-гвардейцы из полков Петрограда.
Во время атаки пожилые солдаты запасных полков добродушно и по-отечески пытались уговорить особо любопытных жильцов не выходить на бульвар, где свистят пули, махали им руками, отводили в сторону, чуть не за руку, но сами иногда получали пулю в спину от какого-нибудь рафинированного чиновника или сына фабриканта.
Атака сил боевой группы Трескина шла стремительно. Ценой двух убитых и трёх раненых, алтайцы достигли деревянного павильона с куполом в вычурном арбатском стиле на середине бульвара — кафе-кондитерской. Четверо лежащих за ним тяжело раненных осколками солдат были заколоты штыками несмотря на все мольбы. Были убиты и двое пулемётчиков, пытавшихся сдаться в плен. Захвачен был неисправный по какой-то причине пулемёт и пять коробок патронов. После этого революционные солдаты и рабочие в панике очистили бульвар вплоть до круглого сквера памятника Пушкину. Оставалось всего 40 метров до Страстной площади...
Но во второй половине дня 29 октября начали прибывать в Москву подкрепления к рабочим, по пути наводя порядок на станциях, поскольку, как всегда, целая армия дезертиров, грабителей и кулацких банд двигалась через них в разных направлениях по железным дорогам, круша и разворовывая всё на своём пути.
После отречения царя на железных дорогах творился полный беспредел. На станциях били окна, разбирали на дрова для паровозов заборы, иногда и постройки. С ближайших к полотну кладбищ брали оградки и кресты с могил, кидали их как топливо в паровозные топки. Заржавленные кладбищенские венки из жестяных лилий и роз вешали на паровозы для украшения. В поездах было разбито и ободрано всё, что только можно разбить и ободрать. Даже из крыш выламывали заржавленные железные листы. На московских рынках шёл оживлённый торг вагонными умывальниками, зеркалами, кусками красного плюша, вырезанными из диванов вагонов...
Перевозкам подкреплений к рабочим содействовал Исполнительный комитет железнодорожников, более могущественный, чем бывший министр МПС. Настолько могущественный, что три месяца назад этот Комитет блокировал железные дороги и не позволил Верховному главнокомандующему русской армией генералу Корнилову перебросить свои карательные войска в Петроград, чтобы захватить город и установить военную диктатуру.
Министр путей сообщений Временного правительства Ливеровский в те дни Корниловского мятежа был на стороне Железнодорожного союза, санкционировал разборку путей в районе станций Дно и Новосокольники. Эти станции являлись ключевыми при подъезде к Петрограду с юга. Бывший генерал-адъютант в чине генерал-лейтенанта Алексеев и генерал Деникин, занимаясь созданием на деньги капиталистов добровольческой армии на Дону, называли за это министра Ливеровского полной сволочью.
По мнению этих кандидатов в диктаторы России из-за действий Ливеровского сорвался такой нужный осколкам империи военный переворот. Но решающее участие в этих событиях подавления Корниловского мятежа сыграл всё-таки комитет железнодорожников, как орган технически осуществляющий организацию движения по железной дороге. Этот Всероссийский железнодорожный комитет железных дорог «Викжель» генералы пообещали повесить на фонарях на Красной площади в полном составе. Комитет железнодорожников после разгона лейб-гвардией и матросами Временного правительства, начала кровавой битвы в Москве и Петрограде, объявил забастовку и стал угрожать блокировкой железных дорог по всей России с целью заставить правительство Ленина приступить к переговорам с восставшими комитетами правых эсеров и кадетов в Москве, Петрограде и ряде других городов.
Железнодорожные чиновники требовали, чтобы председатель Моссовета и одновременно министр экономики и торговли Ногин, его заместитель Рыков, состоящий при Моссовете в Военно-революционном комитете, члены ВРК Смирнов, Мухалов, Усиевич, Ломов и кандидаты Аросьев, Мосолов, Рыков, Будзинский незамедлительно прекратили боевые действия в Москве, провели встречу с Генерального штаба полковником Рябцевым, главой Мосгордумы Рудневым, правым эсером Гельфготом.
Высокопоставленные железнодорожники, сидя в Петрограде, не понимали, что ни Ногин, ни Усиевич, как не имели контроля над партизанскими отрядами Красной гвардии в Москве, отрядами рабочих, ротами запасных полков гарнизона, тем более над прибывающими из других городов отрядами рабочих и солдат, группами дезертиров и демобилизованных с вокализов, так и не имеют этого контроля до сих пор...
Два дня назад, в начале сражения за Москву, никто из командиров партизанских красногвардейских отрядов и полковых комитетов даже не воспринимал Моссовет и его Военный комитет за свой командный центр по причине его весьма смешанного состава. Моссовет, получивший вместе с городской Думой власть в городе после свержения Временного правительства, хотя и возглавлялся большевиком Ногиным, но из 700 членов имел большевиков только треть, то есть большевистским не был. В Моссовете было 230 социал-демократов большевиков, 220 социал-демократов меньшевиков, 132 правых и левых эсера, 63 представителя разных других партий, 54 беспартийных. Как рабочие могли довериться органу власти, состоящему в основном из левых партий соглашателей с капиталистическими порядками, доведшими страну и их жизнь до полного краха?
С момента свержения царя решения Моссовета носили соглашательский характер. Ни «да», ни «против» требований рабочих. Постоянные уступки капиталистам и торговцам в расширении спекуляции и разрухи. Ни два, ни полтора. Ни рыба, ни мясо... Треть Моссовета составляли правые эсеры, те самые, комитет которых сейчас устроил Москве побоище под руководством правых эсеров Рябцева, Руднева и Гельфгота, при помощи присоединившейся к ним военщины. Сама блокировка правых эсеров с военщиной Алексеева и Корнилова ставила правых эсеров вне революционной этики предыдущих десятилетий их героической борьбы с диктатурой самодержавия, капиталистов и генералов. Как было простому народу не отшатнуться от такого Моссовета? Поэтому в первые дни сражения никто с охотой и не шёл на Тверскую улицу охранять депутатов Моссовета в доме губернатора и его военный комитет в гостинице «Дрезден» на Скобелевской площади.
Вчерашняя сдача Генерального штаба полковнику Рябцеву и офицерско-юнкерским отрядам Кремля вообще дискредитировала Моссовет и его Военный комитет в глазах красных партизан и солдат. Произошедшее в Кремле побоище окрасило деятельность Ногина и Усиевича в цвета предательства. Сражение в Петрограде, организованное правоэсеровским комитетом Полковникова тоже не добавляло веры во вменяемость эсеровских и генеральских переговорщиков. Со своей стороны офицерско-юнкерские отряды Трескина, Ефимова и других командиров из военных союзов, подконтрольных Алексееву и Корнилову, также не подчинялись приказам правоэсеровского комитета Рябцева и Руднева.
Главные заказчики побоища в Москве Вышнеградский, Каменка, Путилов, Нобель вообще не собирались договариваться ни с кем. Их устраивал только захват власти военными для поддержания ранее существования режима ограбления народа России. Они хотели и дальше качать грозненской нефтью, спекулировать донецким углём, донской пшеницей, наживаться на военных закупках, военных займах. Их имущество, семьи, состояния были за границей, а Россия для них была не любимой Родиной, а только грязным заводом с рабами по производству прибылей, где генералы были надсмотрщиками, надзирателями и палачами. Поэтому требование железнодорожников о заключении мира было практически невыполнимым. Однако переговоры всё же начались...
Пока воюющие стороны договаривались о месте, времени и составе парламентёрских делегаций, из Петрограда в Москву прибыли 500 кронштадтских моряков и моряков экипажа крейсера «Аврора», 500 красногвардейцев из Иваново-Вознесенска. Из Тулы рабочие арсенала на шести американских автомобилях привезли 20 пулемётов Максима и 1000 винтовок. Привезли не винтовки Кольта-Бердана образца 1867 года с дымным порохом по прозвищу «Русский мушкет» или винтовки Лебеля образца 1886 года, не маломощные японские винтовки Арисака, к которым почти было не найти боеприпасов, а мощные отечественные винтовки Мосина. Винтовка Мосина — винтовка, созданная комиссией в составе Роговцева, Чагина и Мосина с использованием идей бельгийца Нагана под 7,62-миллиметровой патрон, разработанный Роговцевым.
Винтовка была принята царской армией на вооружение под названием «Комиссионная винтовка образца 1891 года». Своей пулей с дистанции 500 метров такая винтовка пробовала шейку железнодорожной рельсы или с 200 метров 7,5-миллиметровую броню бронемашины под прямым углом. Патроны к «мосинке» имелись в избытке. С таким современным и мощным оружием рабочие и солдаты запасных московских полков наконец-то, на третий день сражения, полностью сравнялись в стрелковом бою с офицерами и юнкерами, изначально вооружённых «мосинками». Это сразу сказалось на ходе боевых действий.
Из города Шуя по железной дороге с боевым отрядом рабочих-ткачей в 300 человек прибыл большевик Фрунзе — председатель Уездной земской управы и шуйской городской Думы. В начале года военачальник-самородок Фрунзе руководил свержением самодержавия в Минске. Во главе боевых дружин рабочих вместе с солдатами минского гарнизона он командовал разоружением полиции Минска, захватом её управления, занятием важных государственных учреждений. Появление в Москве такого опытного и авторитетного боевого руководителя с железной хваткой резко переменило ситуацию. Вечно колеблющийся Ногин и малоопытный Усиевич отошли на второй план. Офицерско-юнкерские отряды наконец-то получили достойного, решительного, опытного, авторитетного, талантливого врага.
По распоряжению Фрунзе отряды рабочих и солдат 55-го запасного полка под командованием прапорщика левого эсера Саблина захватили часть улицы Охотный ряд, сделав возможным доставку на Театральную площадь артиллерийских орудия для подавления сопротивления в мощном узле обороны и месте сосредоточения сил «Комитета общественной безопасности» Рябцева и Руднева гостинице «Метрополь».
Новое огромное и фешенебельное 7-и этажное здание гостиницы «Метрополь» расхитителя бюджетных средств на железнодорожном строительстве Мамонтова было построено с применение бетона, стали и имело множество входов. Здание гостиницы господствовало над малоэтажной застройкой Китай-города и оттуда имелась возможность контролировать ружейно-пулемётным огнём движение к Кремлю от Лубянки и со стороны Охотного ряда. Несмотря на то, что вся Тверская уже была захвачена красными отрядами, на Воскресенскую площадь к Думе невозможно было продвинутся, не захватив «Метрополь». Захватить гостиницу можно было только уничтожив её пулемётные точки, заставив юнкеров и офицеров покинуть свои стрелковые позиции у окон. То есть предстояло обстрелять окна из пушек прямой наводкой от здания Большого театра, расположенного напротив через площадь.
К Моссовету Фрунзе перебросил своих шуйских красногвардейцев с площади «Трёх вокзалов» на грузовиках 3-й автороты. Пошёл дождь. Фрунзе назначил штурм «Метрополя» и Мосгордумы со стороны Большого театра. Туда же к полуночи должны были на огневую позицию подойти конные упряжки взвода артиллеристов 1-го артиллерийского запасного дивизиона с Ходынки: две 76-миллиметровые полевые пушки образца 1902 года под командованием Давидовского. На рассвете следующего дня орудия должны были начать обстрел «Метрополя» и Мосгордумы, подавить пулемёты, справиться с бронемашинами и обеспечить атаку пехоты. Давидовский долго ждал у Моссовета выделения отряда пехотного прикрытия.
Пехотное прикрытие под командованием импульсивного и необязательного Чикколини задерживалось и артиллерийские упряжки Давидовского двинулись по Козьмодемьяновскому переулку самостоятельно. На крутом спуске подковы лошадей начали скользить по мокрому гладкому камню брусчатки, многие лошади падали. Приходилось останавливать колонну, несколько раз перепрягать лошадей.
В это время система наблюдательных юнкерских постов обнаружила артиллеристов на Большой Дмитровке. Путчистам стало ясно, куда артиллеристы направляются. Появление артиллерии на прямой наводке напротив «Метрополя» могло взломать всю оборону к северу от Кремля. На перехват из «Мелитополя» быстро и без шума вышел отряд офицеров и юнкеров 4-й школы прапорщиков под командованием подполковника Невзорова.
Когда в полной темноте красные артиллеристы, с трудом спустившись по Большой Дмитровке, прошли к Охотному ряду, свернули по Салтыковскому переулку и двинулись по Петровке, они попали у Кузнецкого Моста в засаду. Офицерско-юнкерской отряд Невзорова перекрыл дорогу. Невзоров предложил отдать орудия и заряды в обмен на жизнь. Давидовский ответил отказом. Тогда офицеры и юнкера открыли огонь. Двое артиллеристов были убиты на месте, столько же ранены. Офицеры хотели захватить орудия и доставить их к Думе, поэтому старались не стрелять в лошадей. Это спасло часть солдат от смерти.
Отряд красногвардейцев Чикколини, хоть и опоздал, но всё-таки появился. В отряде были молодые, плохо одетые парни из тех, которые вечно ищут себе место работы то грузчиками на Хитровом рынке, то по вывозу нечистот в Управе. Выглядели они как полные голодранцы. Даже винтовки у них были на верёвочках вместо ремней на обечайках. У некоторых был глупый, идиотский вид, будто они вступили в партизаны Красной гвардии не идейно, а по озорству или недоразумению. Сам Чикколини был любителем женщин, скор в бою на расправу, вплоть до расстрела. Он шёл в бой как на мальчишескую игру, невыносимо опасную по своим последствиям. Профессиональный революционер, Чикколини долгие годы скитался по царским тюрьмам. Он теперь отвечал в Военно-революционером комитете за организацию разведки и контрразведки, в чём преуспел не особо.
Отряд Чикколини в едином порыве с дикими криками бросился на вспышки выстрелов и, потеряв убитыми и ранеными троих, заставил офицеров и юнкеров Невзорова в замешательстве отступить. Если бы бой шёл при свете и офицеры видели ничтожную численность нападавших, их минимальные военные качества, никто из молодых бойцов отряда Чикколини не ушёл бы от Кузнецкого Моста живым...
Полубатарея Давидовского была приведена в порядок, вышла к Большому театру и расположилась поорудийно для обстрела «Метрополя»: одно орудие справа от Большого театра в тупике у дома Nо.5 для обстрела Мосгордумы, второе орудие в 4-м Спасском переулке у второй пожарной лестницы театра Зимина. Стоя в глубине застройки, пушки имели ограниченный сектор обстрела, зато орудийные расчёты за щитками орудий были защищены от косоприцельного огня снайперов, а разрывные пули и отменные стрелки у офицеров и юнкеров имелись...
Сражение в Москве шло четвёртые сутки и не собиралось затухать. Но вот, к вечеру 29 октября 1917 года в городе закончился в магазинах и пекарнях хлеб. Не то, чтобы в вагонах на московских станциях или в лабазах, городских складах, в том числе Провиантских, не было зерна. Зерно было. Но его владельцы не собрались отдавать зерно для реализации в розницу до окончания боевых действий, понимания правил игры после окончания сражения: кто будет у власти, кто будет назначить фиксированные цены, Мосгордума или Моссовет, кто будет распределять карточки на хлеб и по какой норме, влияющей на спрос и цену на рынке, Моссовет или Мосгордума, кто будет собирать налоги и коррупционные сборы, Моссовет или Мосгордума.
Множество вопросов мучили спекулянтов зерном, и хлеб они решили придержать. Подвоз дров и угля и нефти в жилые дома не осуществляется по этой же причине, хотя станции и склады были забиты коммерческим топливом, приготовленным для продажи частным лицам. Очереди женщин у лавок и магазинов застыли как надгробные памятники. Злобно глядя на серые лица пролетарок, лавочники цедили им сквозь зубы:
— Мы покажем вам как бунтовать! Сдохните от голода, голодранцы со своим Лениным, жрите теперь свои карточки три раза в день!
Самосудные расправы над лавочниками, разгром булочных и лавок красные солдатские патрули пресекали жёстко. По законам военного времени. Попавшихся вооружённых уголовников и мародёров прикалывали на месте, ставили к стенке и расстреливали именем революции. Теперь простые солдаты запасных полков сделались в некоторой степени ударниками, выполняя ту работу, которую выполняли во фронтовом тылу солдаты-ударники «батальонов смерти».
Лавки и частные магазины были частью карточной распределительной системы и после победы революции нужно было как-то отоваривать карточки. Так решили районные Ревкомы и солдатские комитеты: «20 тысяч московских магазинов и лавок не трогать! Погромщиков и преступный элемент расстреливать на месте, хватит с ними играть в свободу для преступников!»
Водопровод в квартирах в центре и уличные водоразборные краны за кольцом бульварных Садовых улиц работал с перебоями из-за недостаточной выработки электроэнергии для насосов. В центральную часть города электроэнергия для освещения домов подавалась с перебоями. Окраины Москвы погрузились во тьму. Заводы и мастерские не работали. Горожане за несколько суток войны в Москве вымотались, устали от очередей за хлебом, бессонниц, тревог за жизнь близких и родных. Квартиранты из домкомов и домовладельцы с дворниками и сторожами дежурили днём и ночью с револьверами и ружьями в подъездах, у ворот, во дворах своих доходных домов.
На митинговых местах у памятника Скобелеву и у памятника Пушкина больше не собирались митинги и любопытные. Люди не смогли договориться ни до чего. Теперь там стояли и говорили пушки с пулемётами. Даже на Таганке не было митингов для всех желающих. На Вшивой горке вместо ораторов стояло тяжёлое орудие и ожидало снарядов, чтобы подавить артиллерийскую батарею в Кремле у Чудова монастыря, убивающую шрапнелью рабочих и солдат на Тверской, Смоленской и Якиманке. Патрули обеих сторон зачастую открывали огонь без предупреждения и окрика. Отличить в потёмках шинель и фуражку гимназиста, юнкера, офицера, кадета от шинели и фуражки железнодорожника, инженера или врача, а шляпу и пальто учителя от шляпы и пальто партизана-красногвардейца, было затруднительно. Поэтому прохожих и зрителей в центре больше не было из-за реальной опасности быть убитым по ошибке.
В городе из-за артиллерийских дуэлей пылали пожары. Чёрное небо подсвечивали всполохи пламени. Счёт убитых и раненых с обеих сторон в Москве, в том числе некомбатантов пошёл на сотни. Газеты «Правда» и «Известия» напечатали правительственный Декрет об аресте вождей этой Гражданской войны против Революции и предании их суду революционных трибуналов. Часть московских газет с неохотой, под орудийную канонаду, но перепечатали этот Декрет Ленина. В московском воздухе витала гарь и дым, зловоние нечистот и предательства...
Требование комитета железнодорожных чиновников «Викжеля» о начале мирных переговоров проигнорировать было невозможно. В случае отказа одной из сторон от переговоров, железнодорожники угрожали пропустить в Москву войска другой стороны, а их войска заблокировать. Военному комитету Думы и военному комитету Моссовета предстояло договориться о том, чтобы в 12 часов ночи 29 октября 1917 года на сутки прекратить боевые действия в Москве. Логика вспыхнувшего пожара ожесточённой Гражданской войны требовала хотя бы небольшого перемирия для осмысления, осознания происходящего и приведения в порядок организационных структур.
Идя на поводу «Викжеля» воюющие стороны надеялись затяжкой времени добиться решительного усиления за счёт подход к Москве своих подкреплений. Генерального штаба полковник Рябцев находился в Лефортове. Он был блокирован там партизанами Демидова и лишён возможности руководить боевыми действиями, даже давать сведения о себе. Рябцев ожидал подхода юнкеров Тверского военного училища, надеялся на стойкость юнкеров и кадетов в огромном дворце в Лефортово. Кроме того, Рябцев прятался от офицеров Трескина и руководителей городского офицерского собрания, освободившего его от должности Командующего Московским военным округом. Когда на короткое время восстановилась телефонная связь, Рябцев согласовал с Рудневым начало переговоров и состав Согласительной комиссии.
Местом переговоров Согласительной комиссии был назначен царский павильон Николаевской железной дороги, где размещался центр управления железнодорожным узлом, районный Ревком и Райком большевиков. Комиссия собралась. Переговорщик от Моссовета Смидович и другие оказались в полутёмном помещении среди кровожадных взглядов офицеров, наглых лиц господ из партии кадетов и правых эсеров.
Бледный от страха, злости и недосыпания глава правоэсеровско-кадетского «Комитета общественной безопасности» Руднев, прокурор Сталь, чиновники-железнодорожники считали Моссовет проигравшей стороной, требовали арестов, репрессий. Все их сторонники выглядели так, словно произошедшее их ничему не научило. У всех были припасены ценности, деньги, связи, собственность, они собирались пересидеть страшный кризис в стране и с новыми силами взяться за грабёж простого народа. Они желали «загнать быдло обратно в подвалы», готовы были запросто убивать всех, кто хотел помешать им в этом, и столько убивать, сколько придётся.
Комиссия заседала всю ночь, определяя и документально закрепляя нейтральную линию фронта сторон, обсуждая политически ультиматум железнодорожников «Викжеля», совсем не понявших суть происходящего. Чиновники от железной дороги «проспали» не только гибель в разрухе железных дорог империи и имперской экономики вообще, крах русской армии по этой причине, не только гибель демократической республики из-за непомерной жадности воров и коррупционеров всех мастей и уровней, но «проспали» и всеобщее восстание народа, потому что лейб-гвардия, казаки, запасные полки, матросы, красногвардейцы, рабочие и были народом, восставшим под страхом остаться зимой без хлеба и топлива, восставшим против власти капиталистов и их ставленника Керенского.
Железнодорожное начальство России «Викжеля», посчитав себя новым русским Господом Богом, потребовало и заставило представителей воюющих сторон, едва имеющих связь и власть над своими военными формированиями, согласиться и подписаться под требованием установления нейтральной зоны, полного прекращения огня, полного разоружения Красной и Белой гвардии. Было подписано заранее нереализуемое решение о возвращении захваченного оружия, роспуске военных комитетов Мосгордумы и Моссовета, привлечении виновных к суду, подчинении всего гарнизона командующему округа Рябцеву, организации общего демократического органа управления городом.
Моссовет не имел никакой власти над красногвардейскими партизанскими отрядами из других городов. Он не имел власти над частями московского гарнизона, командами дезертиров и демобилизованных, матросами Кронштадта и «Авроры», прибывшими по приказу Всероссийского военно-морского комитета народных комиссаров. Мосгордума в свою очередь не имела власти над офицерско-юнкерскими отрядами «Союза георгиевских кавалеров», «Офицерского экономического союза», «Союза бежавших из плена», «Белого креста», командами офицеров и ударников по охране военнопленных и складов, отрядами офицеров, оставивших свои части и прибывших из других городов для участия в боях.
Эти офицеры считали Мосгордуму и правого эсера Рябцева виновниками в либеральном потакании и заигрывании с простым народом с момент отречения царя, виновниками в отсутствии порядка в стране, развале армии, как будто расстрелами рабочих и поркой крестьян можно было оживить умершие паровозы, изготовить современное оружие и боеприпасы для разгромленной армии, уговорить капиталистов не быть жадными спекулянтами. Другие условия перемирия вообще были абсурдными...
Районные революционные комитеты рабочих после начала переговоров, в конце концов, получили приказ Военно-революционного комитета Моссовета прекратить боевые действия на сутки. Но в исполнение этого приказа всем верилось с трудом. Никто не считал Руднева и Рябцева чем-то стоящим...
Во время переговоров даже шофёр Руднева перешёл на сторону Моссовета вместе с автомобилем Rolls-Royce 40/50 HP кузовного ателье Barker & Co на шасси спецсерии London-Edinburgh. Руднев возмутился, ведь Rolls-Royce с кузовом торпедо был отдан в пользование правым эсерам российским молочным королём Чичкиным, в молочную империю которого входил 118 московских и подмосковных магазинов, молочные заводы в Москве, Одессе, в Херсонской, Бессарабской, Ярославской, Костромской губерниях, 150 магазинов в Одессе, Киеве, Харькове, Тбилиси, Баку, Ростове-на-Дону.
Шофёр заявил главе Мосгордумы, что Rolls-Royce теперь принадлежит народу, а Чичкин предатель: одной рукой этот капиталист помогал пролетарской революции деньгами, прятал у себя Молотова и Подвойского, а другой рукой поставлял молоко лично царю и наследнику. Чичкин и такие как он, доспекулировались на войне и военных поставках до голода в стране, а масло Чичкин продавал в этот тяжёлый для родины момент во вражескую Германию. Его Rolls-Royce ввезли из Англии в прошлом году вместо нужных позарез армии пулемётов и снарядов.
Коррупционное подношение роскошной автомашины Городскому главе Руднева дали Чичкину преференции в использовании его масла и сыра при распределении среди населения и государственных учреждений, в том числе военный училищ и школ. Сейчас Рудневу пришлось просить большевика Смидовича провезти его через баррикады, красные посты и патрули до Мосгордумы на этом своём уже бывшем транспортном средстве. Когда это было сделано, юнкера и офицеры со зверскими лицами попытались остановить и прикончить Смидовича и шофёра, отбить обратно Rolls-Royce, несмотря на честное слово Руднева...
У рабочих и солдат на московских боевых позициях, баррикадах, в окопах, на предприятиях и в мастерских, известие о перемирии с проклятыми кровавыми душегубами из КОБ вызвало недоумение, негодование, протест, особенно там, где удалось добиться крупных успехов. Всем простым людям было очевидно, что железнодорожное начальство «Викжеля» играет на руку контрреволюционному «Комитету общественной безопасности», задерживая доставку зерна, топлива, матросов и броневиков из Петрограда, но зато подвозя к Москве казаков и ударников.
Если бы не саботаж рабочих-железнодорожников, идущих вразрез с решениями «Викжеля» о перевозках, против Моссовета и красных сил сражались бы в Москве не десять тысяч различных комбатантов, а в несколько раз больше, притом фронтовые части с артиллерией и бронетехникой. Чтобы после этого было бы Москве? Бойня? Как бы это выглядело с учётом того, что рабочие и солдаты уже вцепились в Москву как в своё? Русское сражение за Верден? Что вообще осталось бы от центральных кварталов старого города и Кремля после широкомасштабных боёв? Груды щебня и горящих досок? Как в 1905 году от рабочих кварталов Пресни?
Большая часть комитетов железных дорог Московского узла рабочих-железнодорожников не поддержало своё центральное вороватое и коррумпированное начальство «Викжеля». Сначала станция Москва-Павелецкая, потом и другие Комитеты вынесли резолюции об утрате доверия к Всероссийскому железнодорожному комитету «Викжель». Комитет станции Москва-Павелецкая самостоятельно установил связь с Ревкомами станций, отстоящих от Москвы на сотни километров.
Пока противостояние на железной дороге между начальством, владельцами и рабочими в условиях военного перемирия в Москве шла с переменным успехом, вооружённая борьба части Ревкомов районов продолжалась, несмотря на объявленное обеими сторонами перемирие. Там, где не велась стрельба, велась перегруппировка, подтягивалось вооружение, боеприпасы, проводилась смена на линии соприкосновения свежими бойцами.
Если белым силам критически важно было вывести из боя для отдыха своих бойцов, трое суток находящихся в бою, то для красных критически важным было перевооружение бойцов с чёрт его знает какого оружия на мощное отечественное, имеющее в достаточном количестве боеприпасы. Важным для революционных сил являлось также установка артиллерийских орудий в ключевых пунктах города, сводящих на нет главные козыри врага: неожиданные смертоносные рейды офицерских бронемашин, неприступные пулемётные точки юнкеров в каменных домах, меткая стрельба разрывными пулями и хладнокровное орудование ударниками штыками в рукопашном бою...
Когда на площадь Никитские ворота прибыл полковник Мороз от Генерального штаба полковника Рябцева с приказом лейб-гвардии полковнику Трескину прекратить боевые действия на сутки, Трескин только усмехнулся. Он надменно ответил:
— Этого вашего Ленина, Троцкого и Керенского нужно в одну прорубь спустить, а не переговоры переговаривать!
После этого Трескин приказал командиру ударников Зотову продолжить атаку на Тверском бульваре на рассвете. Лейб-гвардии полковник в российском табеле о рангах соответствовал армейскому генералу. Именно поэтому, а ещё и по сути происходящего сражения, лейб-гвардии полковник Трескин считал и ощущал себя выше руководителя правоэсеровского «Комитета общественной безопасности» Генерального штаба полковника Рябцева и его посланника полковника Мороза...
Ночь настала тёмная, чёрная, безлунная. Было всего два градуса тепла. Моросил пронизывающий холодный мелкий дождь. Пальто, телогрейки красногвардейцев, шинели юнкеров и солдат промокали насквозь. К утру перестрелки в городе затихли. Лишь кое-где перекликались одиночные выстрелы и пулемётные очереди. Артиллерия обеих сторон умолкла...
Перемирие 30 октября 1917 года между Моссоветом и Мосгордумой, «Комитетом общественной безопасности» и Военно-революционным комитетом командир крупного красного отряда Фрунзе проигнорировал. Он на рассвете приказал начать атаку силами своих партизан — рабочих-красногвардейцев из Шуи на Китай-город от Лубянки до Тверской. Артиллерийский начальник Давидовский по его приказу, который невозможно было оспорить, открыл огонь из обеих 3-дюймовых полевых пушек по «Метрополю».
Гостиница господствовала над невысокой стеной и башнями Китай-города. Она возвышалась тучеломом над невысокой застройкой и в случае занятия гостиницы эффективно оборонять рубеж Китайгородских стен силам Рябцева без катастрофических потерь было бы невозможно. Действие картечи и шрапнели трехдюймовых пушек по «Метрополю» было, однако, недостаточным. Толстые кирпичные стены прекрасно держали попадания. Офицеры и юнкера отсиживались за стенами, быстро переходя с этажа на этаж, от окна к окну, перенося с собой пулемёты.
— Первое орудие, выстрел, — командует Давидовский.
Ведение артиллерийского огня под дождём и под прицельным обстрелом профессионалов из окон гостиницы было делом нелёгким, хотя солдатам доставляло особое удовольствие стрелять картечью и шрапнелью по окнам символа капитализма, наблюдая, как осколки декоративной плитки, стекла и кирпича с грохотом падают вниз. Почти все стёкла окон вскоре оказались выбитыми атакующими и обороняющимися. В стенах появились сквозные дыры. Облако дыма и пыли заволокло Театральную площадь.
Офицеры и юнкера ожидаемо обрушили на артиллеристов Давидовского град пуль. Наводчики орудий часто менялись. Падали убитые и раненые один за другим. Подноска снарядов сделались своего рода смертельным спортом для солдат. Подносчикам надо было проскочить несколько десятков шагов под метким обстрелом противника. Схватит смелый парень лоток со снарядами и, пользуясь моментом, несётся к орудиям, а по нему юнкера стреляют залпом и беглым. Один проскочил. Другой нет. Третий проскочил. Четвёртый нет...
— Заражай, — кричит Давидовский так, что слышно но всю площадь. — Снаряд! Ёлочки точёные!
Оставаться в такой ситуации в номере «Метрополя» Василию Виванову уже было невозможно. Взяв все деньги организации с собой — оставшиеся 1,5 миллиона рублей, отпустив охранников и шофёра, он отправится с офицерской боевой группой на грузовике в объезд через Кремль на Арбат, оттуда в штаб Трескина на Никитские ворота в электро-театр «Унион». Женщины, кокаин, надежды на спокойную негу обеспеченной жизни проваливались в реальность как Солнце за осенние тучи, и записанное ночью стихотворение вписывалось в ощущение пустоты как нельзя лучше:
Разоружение городовых позади.
Царь арестован, провален Корниловский путч.
Город Петра что-то чувствует, просит восход!
Но воды залива прижаты эскадрами туч.
Купол Исакия не принимает рассвет.
Блики костров принимают штыки патрулей!
Стук каблуков вызывает на эхо дворы.
Двери скрипят по стеклу и кускам вензелей.
Капает кран, совпадая с отсчётом секунд.
Капсюль патрона не спит и удара ждёт он.
Нервно дрожит огонёк папироски в руке.
Ветер несёт облака как обрывки знамён.
Ночь топит город в свинцовой, угрюмой реке.
Луч Петропавловки высветил сомкнутый мост.
Тени слетели с небес, тени всюду снуют.
Духи Гражданской войны поднимаются в рост!
Хлеб нужен всем, кокаин, фунты, доллары, спирт!
Грабят квартиры, прохожих и видят они:
Демоны ярости, демоны древних обид
Жаждут, как в море, купаться в русской крови!
Главная музыкальная тема оперы Беллини «Норма», наиболее чётко отображённая в арии-каватине «Casta diva» жрицы Нормы, висело в его сознании как туман, не отпуская, даже когда его мысли устремились ко вполне конкретным бытовым предметами и заботам нет...
— Умири, о богиня, умерь пылкие сердца, уйми дерзкое рвение! — пела в его сознании эфемерная галльская жрица и горечь реальной потери прошлого с будущим отравляло его как страшный яд раз за разом, час за часом. Нет, не то, что он был крысой, бегущей с корабля. Наоборот, бегущая с корабля крыса устремляется на палубу, а не устремляется в самый глубокий и чёрный трюм — в электро-театр «Унион» на Никитских воротах, где располагался штаб лейб-гвардии полковника Трескина...
Невзирая на ожесточённый артогонь, левый эсер Саблин, отказавшись даже встречаться с Вивановым или его доверенными людьми, то есть уклонившись от возможности получить взятку за переход от красных к белыми или саботаж, будучи членом президиума Моссовета, свои левоэсеровские боевые группы в это утро в бой всё-таки не повёл, подчиняясь решению о перемирии. Поэтому взломать оборону юнкеров 4-й и 2-й школ прапорщиков от Лубянки до москворецкой набережной не удалось, как не удалось красногвардейцам Фрунзе и Чикколини преодолеть Театральную площади и ворваться на первый этаж «Метрополя».
Артиллерийские позиции красных на Калужской площади и в Нескучном саду пока сохраняли молчание. На Тверской улице у здания Моссовета шесть полевых 3-дюймовых орудий тоже бездействовали. Два 48-линейных тяжёлых французских артиллерийских орудия образца 1885 года красного профессора Штернберга, установленные на Воробьевых горах и на юго-западном склоне Таганского холма — Вшивой горке тоже пока молчали. Целью для тяжёлой артиллерии была артиллерийская полубатарея подполковника Невзорова перед Чудовым монастырём и Малым Николаевскому дворцом, где располагался штаб школ прапорщиков генерала Шишковского. Здесь пока ещё было тихо...
Одновременно с действиями боевой группы Фрунзе на Театральной площади, на рассвете боевая группа большевика Демидова возобновила в Лефортово обстрел из 75-миллиметровых полевых пушек Арисака Екатерининского дворца и зданий 2-го кадетского корпуса. Прибывшие отряды партизан Красной гвардии из других городов, моряки Кронштадта, крейсера «Аврора», рабочие Петрограда сменили в Лефортово сильно измотанных несколькими сутками холода и бессонницы московских красногвардейцев.
Член Военно-революционного комитета Моссовета Аросев по телефону приказал Демидову прекратить огонь, но тот, чтобы оттянуть время, коварно притворился, будто не слышит товарища. Он просил прислать письменный приказ, причём не на автомобиле, который может попасть под обстрел, а на лошади. Имеющиеся в распоряжении Демидова японские 75-миллиметровые полевые пушки Арисака имели слабое действие по толстым кирпичным стенам Екатерининского дворца и зданий 2-го кадетского корпуса. Несколько тысяч вооружённых до зубов офицеров, юнкеров и кадетов могли бы там обороняться до исчерпания запасов продовольствия или боеприпасов месяц...
Однако количество в определённых ситуациях может замерить качество. Ужасающий грохот беспощадной артиллерийской стрельбы у Китай-города и в Лефортово повис над оцепеневшей Москвой. По зданию 1-го Московского кадетского корпуса в короткий срок было выпущено 200 снарядов, произведя лишь 25 действенных попаданий. В огромном здании Екатерининского дворца возник пожар. Разрушения оказались серьёзными, как и моральное потрясение воспитанников. Были убиты двое нижних чинов, ранена жена директора, контужен полковник Халтурин. Среди кадетов и чинов корпуса убитых не было, только контуженные. Все иногородние. Большинство питомцев-москвичей было взято родителями из заведения накануне...
Ближе к полудню Начальник кадетских корпусов полковник Гирс попросил Демидова на 30 минут прекратить огонь артиллерии, чтобы дать возможность покинуть здание корпуса младшим кадетам и находящимся в нём гимназисткам Мариинской и Елизаветинской женских гимназий. После выхода девушек и младших кадетов, полковник продолжил переговоры. В результате переговоров Гирс сдал Демидову здание 2-го Московского кадетского корпуса, несмотря на то, что офицеры из группы, подчинённой Трескину, пытались его застрелить за это.
Они застрелили бы Гирса, если бы офицеры из числа преподавателей не заступились за своего начальника с оружием в руках. Гирс в полдень совершил акт мужества и милосердия. Он подписал акт о капитуляции 1-го и 2-го кадетских корпусов, наживая себе тем самым страшных и влиятельных врагов. Орудийная стрельба в Лефортово на время прекратилась. У всех чинов корпуса отбирали оружие. Офицеры-наёмники были отправлены под конвоем в московскую военную тюрьму, офицеры-преподаватели и Гирс по домам. Революция изначально не мстила. Воспитанники-немосквичи остались в здании под охраной. Им идти было некуда...
Начальник Алексеевского пехотного военного училища полковник Рар, руководивший боевыми действиями Алексеевского училища и 3-го кадетского корпуса, оказался в безвыходном положении. Теперь огромный Аннендорфский парк не прикрывал училище как прежде и ружейно-пулемётный огонь можно было вести из 2-го Московского кадетского корпуса почти в упор, из окна в окно. Однако Pap с юнкерами училища, офицерами-добровольцами и строевыми ротами 2–го и 3–го Московского кадетского корпуса продолжил оказывать упорное сопротивление, неся большие потери сам, нещадно убивая и калеча наступающих солдат, матросов и рабочих.
Одновременно с этими событиями странного перемирия в Москве, под Петроградом у Гатчины импровизированная армия Краснова и Керенского, их бронепоезд, бронемашины и офицерские отряды были остановлены лейб-гвардией, партизанами Красной гвардии и матросами Балтфлота. Переговоры Полковых комитетов казаков и лейб-гвардейцев закончились решением казаков арестовать своего командира генерала Краснова за то, что он действовал на стороне бывшего Временного правительства и против воли Съезда казаков и решения Войскового головы Дона.
Генерал Краснов был своими казакам арестован и передан лейб-гвардейцам. Впрочем, после того как Краснов дал честное слово больше не воевать против народа России, он был отпущен. Революция изначально не мстила. Красный террор изначально не существовал как таковой, хотя белый террор уже развернул по стране свою кровавую жатву. Жерновами белого террора были уже перемолоты почти 200 сочувствующих красным силам солдат в Кремле.
Узнав об аресте Краснова своими казаками, свергнутый диктатор России Керенский снова бежал. Из Гатчины он скрылся с помощью офицеров-боевиков «Экономического офицерского общества». Керенский переоделся матросом, завязал лицо, изображая тяжёлое ранение. Его заморские кукловоды готовились вывезти на Британские острова, чтобы использовать при удобном случае для нового захвата власти над Россией.
События под Петроградом, провал попытки Керенского вернуть себе власть силой, оставили московский правоэсеровский и кадетский «Комитет общественной безопасности» Руднева и Рябцева в одиночестве. Что касается московских офицерско-юнкерских отрядов Трескина, Дорофеева и Невзорова, то их командный и идейный центр не пострадал, поскольку находился не в Петрограде и Москве, а там, где Алексеев и Деникин собирали вооружение, деньги и офицерские кадры для своей наёмной Добровольческой армии, в Новочеркасске-на-Дону. Алексеев и Деникин октябрьское сражение в Москве и Петрограде рассматривали как действия своего офицерского экспедиционного корпуса, главной базой которого был Новочеркасск.
Сражение в Москве и Петрограде должно было по мнению генералов максимально ослабить врага. Чем больше будет убито пролетариев, большевиков, эсеров, революционных солдат, прапорщиков запасных революционизированных полков, тем лучше. Чем больше вреда будет нанесено инфраструктуре революционизированных городов, чем больше будет причинено горя простому населению, тем лучше. Если не удалось установить власть в столице сразу, не беда. Алексеев и Деникин, собирая на Дону армию из профессионалов на деньги богатейших капиталистов страны под эгидой сепаратистского правительства Юго-Восточного союза, не видели сил, которые могли бы помешать через некоторое время захватить Москву и Питер с помощью военного похода.
На Дону, Кубани, Северном Кавказе, в Закавказье большевиков были единицы. Рабочее движение на территории Юго-Восточного союза с казацко-горским правительством во Владикавказе было крайне слабым. Революционных частей единицы. Огромные запасы вооружения русской армии на Турецком фронте, десятки тысяч русских офицеров оттуда, многочисленное казачество, горцы, хлеб Дона и Кубани, нефть Чечни и Баку, Черноморские порты, помощь Антанты, являлись той базой, что могла создать компактную и боеспособную армию, способную пробиться среди хаоса по коридору вдоль железных дорог к Москве и Петрограду с юга в кратчайший срок.
Поэтому приказ о перемирии в Москве офицерско-юнкерские отряды, солдаты-ударники Трескина и Дорофеева проигнорировали. Только часть командиров юнкеров из школ прапорщиков и военных училищ, студенты-белогвардейцы этот приказ с ночи выполняли...
...Виванов теперь, на берегу Курмоярского Аксая был далеко от своей нереальной, несчастной молодости, от того ужасного и проигранного побоища, в котором ему пришлось участвовать и яркие, подробные до мелочей воспоминания зарылись, как прочитанная задняя обложка прочитанной книги — Виванов сидел теперь на корточках по щиколотку в воде, босиком и мыл свой окровавленный длинный нож для разделки туш в мутной воде реки. Что осталось в нём от того сияющего молодостью и силой состоятельного юноши? Но всё-таки узнал её, узнал Наташу, он нашёл её сквозь время и пространство, через 25 лет и совершил естественный акт милосердия! Это она прокляла его тогда на Никитской улице у храма Большого Вознесения это из-за того проклятья он теперь такой и здесь. Революция, революция...
Хвощи и камыши вокруг были такими густыми, что его велосипед ХВЗ стоял, будучи просто прислонённым к стеблям, как к забору. Лезвие любимого ножа, сделанного колхозными умельцами из тракторной рессоры, было серым, невзрачным, но оно было отточено, как бритва. Простая деревянная рукоятка, тёмная от старой крови и воды, имела на себе десять неглубоких зарубок с каждой стороны, чтобы нож не скользил в руке. Он некоторое время рассматривал зарубки, словно припоминал что-то, затем поднялся, сделав пару шагов, положил нож на брезентовый куль, наполовину раскрытый, потом взял с руля велосипеда узелок из женского синего шёлкового платья в белый горошек.
— Ах, какая женщина была эта Наташа... — пробормотал Виванов и улыбнулся, но гримаса походила на звериный оскал, — и Лялечка её, сладкая девочка, чистый ангел...
Снова сев на корточки и, положив кулёк себе на колени, изувер развязал его и стал по очереди извлекать на свет, и промывать отдельные предметы. Мятую шляпку из соломки, запачканную землёй и кровью, он с сожалением пустил по течению, сняв с её тулии только синюю шёлковую ленту. Ленту сунул себе в карман как очередной трофей. Панамка Ляли, вся в слюне, пене и крови, поскольку она использовалась как кляп, тоже полетела в воду. И панамка медленно поплыла вниз по течению рядом с остатками шляпки. Голубой сарафан девочки, будучи снятым до того, как нож стал кромсать её внутренности, остался чистым, если не считать нескольких пятен на груди от еды. Эти малыши такие неряхи, когда чего-то едят! Виванов никогда не хранил крупные вещи из одежды, которые мог потом кто-нибудь опознать. Но это маленькое милое платье в сочетании с будоражащими воспоминаниями о слезах и мольбах, исторгнутых маленьким, сжавшимся от страха и ужаса беззащитным существом, делало обладание этим предметом весьма перспективным в дальнейшем для самовозбуждения. Убийца после некоторого колебания оставил платьице Ляли у себя на коленях. Разрезанное на несколько частей шёлковый бюстгальтер и панталоны женщины, покрытые чёрной кровью и слизью из-за того, что они были разрезаны на теле и вместе с телом, были брошены в желтоватую воду. Туда же были брошены и испорченные белые туфли. Каблуками он выбивал глаза почти уже мёртвых жертв. Выброшены были и куски кожи и мяса, бывшие когда-то женскими лицами. Маленькие золотые часики “Чайка” на золотом браслете, обручальное золотое колечко, перстенёк с сапфиром и мелкими бриллиантами в платиновой оправе, явно дореволюционная пара серёг с такими же небольшими сапфирами, составляющие гарнитур, были отмыты и отправились в карман пиджака. Откуда у жены советского инженера-строителя появились такие украшения, можно было только гадать. Изящный кулон от этого гарнитура упал и был потерян в траве чуть ранее, когда Василий оставил два изуродованных, остывающих тела мухам и птицам на поляне в тридцати метрах от реки, в том месте, где яблоневый сад переходил в сплошные заросли. Цепочка из как бы тройных, тонких как проволока колечек, тем не менее осталась при нём, и тоже отправилась в карман. Было ещё само платье Наташи, вернее то, что от него осталось. Благородный шёлк нигде не порвался и не треснул — шёлковые нитки выдержали последнюю по жизни хозяйки нагрузку на рукава, фасонистый воротничок, сохранились выточки на талии и на спине. Даже пуговицы остались на месте — они просто выскочили из петель, когда недочеловек бил Наташу молотком по голове, по лицу и рёбрам, волочил за волосы, сдирая это платье. Хорошее платье... Оно до сих пор пахло одеколоном “Красная Москва” и тем неуловимым, обольстительным запахом, которым пахнут на жаре все молодые женщины.
— Ах, Натшечка, ах, Лялечка, если бы у меня было побольше времени! — то и дело восклицало ничтожество из прошлого века, прижимая окровавленное платье к лицу, — но проклятая война оставила нам так мало времени! Но всё равно, вы спаслись от этого мира, и я рад за вас!
Блаженно вдохнув запах женского тела, изверг уже без сожаления бросил платье в реку. Поднялся на ноги. Дело было сделано! Сердце всё ещё возбуждённо колотилось, лицо алело, словно он целую смену отстоял у плавильной печи, хотя степная августовская жара была под стать плавильному производству. По лбу, щекам и шее ручейками сбегал и щекотал кожу солёный пот. Виванов принялся складывать нехитрые пожитки серийного убийцы на раму велосипедного багажника: брезентовый фартук, мотки верёвки и проволоки, нож, мыло, молоток, полотенце, свёрток из вощёной бумаги.
На другом берегу реки, над камышами и тростником взлетела пара синеклювых уток. Брякая самодельным колокольцем, к воде вышла чёрная в белых пятнах корова, а за ней молочный телёнок. Телёнку было десять, может быть пятнадцати дней от роду, и он ещё не совсем уверенно держался на дистрофичных ногах. Корова уставилась на человека своими огромными, грустными чёрными глазами. Телёнок тыкался ей в вымя, перебирая копытцами и хрустя камышом. Вокруг летала туча мух и мошек. По реке со стороны Даргановки, как в замедленном кино, плыл чей-то раскрытый чемодан, кружили листы исписанной бумаги; оглушённая рыба белела животами тут и там, щепки плыли, какие-то тряпки. Солнце давало ослепительные отблески на воде, путаясь своими лучами только в верхушках зарослей. Над ними редкие облака в белёсом небе группировались в причудливые знаки, отточия и облачные созвездия. Из вышины доносились переливы авиационных моторов. Убийце стало не по себе от этого пронзительного, словно человечьего коровьего взгляда, словно безмозглое животное, выращенное на убой, что-то о нём знало, и печалилось произошедшему.
— Чёрт бы тебя побрал, рогатая тварь! — процеди сквозь зубы Виванов, — чтоб тебя...
Зажав свои калмыцкие сапожки под мышкой, даже не помыв их от грязи, он поставил велосипед вертикально, и начал толкать его сквозь заросли в сторону дороги на Даргановку. Через секунду массы насекомых, болотный запах грязной реки и бесконечные ряды яблонь у дороги, отвлекли его от этого странного коровьего взгляда. Он, закатал правую брючину почти до колена, чтоб она не попала в цепь, подсунул сапоги под верёвку багажника, сел на седло, толкнулся, и босой поехал на велосипеде среди кочек. Тёплые педали приятно массировали стопы…
Тренькнул звонком на руле и даже пропел:
Полетит самолёт, застрочит пулемёт,
загрохочут могу-у-учие танки,
и линкоры пойдут, и пехота пойдёт,
и помчатся лихие тачанки-и-и...
На земле, в небесах и на море,
Наш ответ и могуч, и суров!
Если завтра война, если враг нападёт,
будь сегодня к походу гото-о-ов!
Пум – пу - бум...
Убив Наташу, эту красивую советскую молодую женщину из "бывших" и её дочь, изнасиловав их и живых, и мёртвых, надругавшись над их телами, с наслаждением, словно убивал весь ненавистный ему советский народ, разрезав, расчленив, растерзав жертвы как вурдалак, был ли он счастлив? Он хотел этого двадцать пять лет, так же как хотел, наверное, убить всю советскую страну. Пока муж Наташи, отец Ляли с оружием в руках ждал страшного врага с запада: враг пришёл с востока, пришёл из прошлого и обездолил его навсегда, безотносительно, выживет защитник своей страны в бою или нет — свой среди чужих, и он же и чужой среди своих — извечная русская история. Виванов хотел этого с октябрьского сражения в Москве 1917 года, но стихла ли жажда его мщения всему миру через эту Наташу, жажда новой жертвы, как жажда новой дозы для конченного наркомана-кокаиниста или наркомана-алкоголика, или наркомана-табакокурильщика — навязчивая до боли, но не приносящая облегчения даже на минуту? Нет, не стихла...
Воздух был пыльным и душным. Однако здесь птиц не так доставало дневное пекло, и они наперебой пробовали свои голоса. Завидное оживление демонстрировали муравьи, жуки и змеи. Муравьи волочили сонных гусениц, строительный материал, своих личинок и яйца, или просто неслись в разведку. Змеи-полозы охотились на мышей, жуки летали с громким жужжанием как шальные. Виванов привычно отмахивался от жуков, от паутины, от оводов и вздыхал. Он очень устал за эти дни. Он никак не мог надышаться этим приятным влажным воздухом тлена. Было сладко и муторно одновременно, жутко хотелось вернуться назад, ещё раз напоследок увидеть то, что осталось от недавно полных жизни, красивых женских существ. Сначала надменных, потом заискивающих, потом в слезах молящих о пощаде. Ещё раз хотелось постоять над местом, где звучала музыка сдавленных рыданий, мольбы, вопли и хрипы. Жертвы всегда говорят одно и то же. Сначала грозят, потом обещают денег, отдают себя, всё, что хочешь на свете. Женщины все такие...
Только сначала женщины недоступны, горды, как Шурочка — любовь Прошки, до сих пор презирающая его, Виванова мужскую сущность. Шуточка превращается в обыкновенную самку, вроде тех сук, что прибегают к школьному цепному псу по кличке "Хам". Эти суки некоторое время снюхиваются с "Хамом", даже для вида огрызаются, отпрыгивают, не дают "Хаму" засунуть тупую мохнатую морду им между ног, а потом начинают крутиться перед ним, и хитро полаивать. "Хам" же, чувствуя течку, рвётся, удушаемый ошейником на туго натянутой цепи. Наконец, суки покорно подходят, поворачиваются, чуть сгибая лапы, и задирают хвост. Кобель обычно наваливается на них сверху. Его лапы или болтаются вдоль их боков, или сгибаются на холке. Собаки быстро делают дело соития у всех на виду, и довольные друг другом спокойно расходятся. А Шурочка — нет, она будет стонать и что-то лепетать под грубым мужиком и бабником Прошкой — дураком и трусом. Он ощупал всех девок и молодух в Даргановке и Пимено-Черни. Иногда, вроде как в шутку, незаметно, скорее всего, лапал и малолеток, по маленьким твердым грудкам и круглым попкам, вроде бы намекая:
— Подрастайте, подрастайте, красотули, я с вами займусь где-нибудь в кустиках кое-чем!
И что только женщины находили в этом первобытном идиоте, неотёсанном дураке-трактористе, что и двух слов не может связать? От него вечно несёт вонючим потом, перегаром, табачищем, как из пепельницы. Что в нём, в этом Прохоре? Ведь о нём все всё знают, но тянутся, кокетничают, зубоскалят, зазывают на чай, на бутылочку или просто так. Совсем не понятно, почему мужики запросто пьют с ним водку и гогочут над дурацкими шутками — похабными байками, хотя вся деревня шепчется, что он шляется по чужим жёнам.
Виванов знал, что к его первой жене бегали эти дружки-собутыльники Прохора. Первая его официальная жена была высокая, голубоглазая блондинка с широченными бёдрами и длинными ногами — Люба Папыркина из Котельниково. Она ходила за ним по пятам, ела глазами, сдувала пылинки со свежее постиранных и отглаженных рубах. Все пуговицы всегда были пришиты, а сапоги начищены до блеска. Люба подолгу торчала у печи, стараясь обеспечить разнообразный стол, но он всё равно воротил нос от её стряпни — простой крестьянской еды, подаваемой в глиняных плошках. Она взвалила на себя весь огород, чинила дранью крышу, ставила новый забор — не дай бог, муженёк её учёный перетрудится. Ведь чувствовалось, что он из “бывших”, что из благородных, да ещё каких! Люба таскала из курятника помёт, чистила свинарник, когда у них были свиньи. Она никогда не перечила ему, и даже когда он бил её ремнём, или кулаком по широкому, по-своему красивому, но совсем уж простому крестьянскому лицу. Она молчала по-русски, не плакала, а только извинялась, говорила, что он самый лучший, самый добрый муж. Люба умерла спустя три года после свадьбы, как и их несчастный недоношенный ребёнок. Он так и не закричал, умерев на руках пьяной бабки-повитухи, под стоны истекающей кровью матери.
Вскоре Василий женился на другой. Эта жена была полной противоположностью первой. Катя Захаренко, восемнадцатилетняя красавица — казачка из Абганерово, обладающая слишком крутым даже для казачки нравом. Она ничего не готовила, и ему приходилось есть где придётся и что придётся. Она на второй же день забросила всё хозяйство — надоело ей всё мужицкое житьё. Ему всё пришлось делать самому, вплоть до подметания полов, что он делал, скрывая это от односельчан. Ведь что это за учитель такой, что собственную жену не может воспитать как положено? Катя, кроме всего прочего, постоянно пропадала вечерами, и ему приходилось бегать по деревне и окрестностям в её поисках. Когда же по совету Прошки, своего единственного закадычного друга-дурачка, он решил устроить выяснение отношений и, намотав на кулак вожжи, замахнулся на жену, Катя схватила со стола кухонный нож и стала защищаться. От той ссоры остался здоровенный рубец на левом запястье его руки. При всём при этом, она была, наверное, единственной женщиной, которую он по-настоящему любил в жизни. Пока они жили вместе, он ни разу не пытался ей изменить ни с кем, ни на кого даже смотреть не мог, и никого не убил. Бесшабашная казачка через год сбежала в Абганерово к тамошнему начальнику отдела милиции. Потом она была арестована вместе со своим сожителем в 1938 году. Больше о Кате никто ничего в Пимено-Черни и Абганерово не слышал.
Не только Прохор Коваленко раздражал Виванова, его раздражали все. Все эти бескультурные, малограмотные люди, что смеялись то над ним, то друг над другом, то ни над чем. Они часами говорили на своём жутком украинском диалекте русского языка ни о чём, лузгая семечки, дымя махоркой, ходили всё лето босыми, пили в жару ледяную колодезную воду или тёплую водку, после чего у них вспыхивала жесточайшая ангина, или происходил тепловой удар. Они ели толстые ломти тёплого, расплавленного солнцем сала, а Виванова от этого сала тошнило, просто выворачивало наизнанку. Насмеявшись, закончив издеваться, колхозники и единоличники чурались его, обходили, нехотя разговаривали, угрюмо выслушивая замечания о не блестящих успехах в школе своих часто оборванных и чумазых детей. Они без особой охоты приглашали его на язычески-весёлые свадьбы или поминки, не любили пространных рассуждений о политике и технических новинках. Насмехалось над его щепетильностью и разборчивостью, внешностью, не уничтожаемыми городскими привычками, даже манерой при разговоре наклонять голову вправо. Их веселила его привязанность и безнадёжная симпатия к Шуре Мордюковой, стройной доярке с каштановыми волосами, странно благородными чертами лица и стройной фигурой, напоминающей мальчишескую. Здешние люди бесили его, раздражали и одновременно притягивали. В них жила природная тёмная непосредственность, жестокость и трогательная нежность. Открытость в них уживалась с инфантильным эгоизмом, откровенная жадность и зависть соседствовали с умением радоваться простому летнему дождю или высокому белому снегу. Грубые, первобытные люди Пимено-Черни были способны всё вытащить на стол перед случайным пьяным гостем, или дать оплеуху своему чаду и лишить ужина за поставленную учителем двойку. Уехать отсюда! Уехать! Это желание всегда преследовало Виванова. Оно приходило к нему в скупых снах, лилось с выцветшей левитановской репродукции, висевшей над кроватью. Но он был совсем не молод, к тому же это сумрачное место в калмыцкой степи держало как магнит. Непонятное, свирепое, блаженное пространство...
Пребольно ударившись в узком месте между кустами голенью о педаль, он миновал небольшую поляну и остановился как вкопанный, услышав среди пения птиц тихий стон. Да, стон — в камышах кто-то стонал, словно стонала многострадальная земля. Кажется, по голосу, это был один из тех красноармейцев, что перед стычкой с немцами хотели его арестовать на дороге, Николай, кажется...
Эпилог. Часть 1
Большинство тех людей, чьи судьбы 2 августа 1942 года сошлись и незримо перекрестились на берегу Курмоярского Аксая, не пережили этот день — день святости, настоящей святости, а не святости, присвоенной слугами богачей своим господам из-за денег, день героев, настоящих героев как они есть. Герои не увидели восход дня 3 августа 1942 года. Они не узнали ничего из того, что произошло потом. Они не увидели разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом, победы в сражении на Курской дуге, снятия блокады Ленинграда, штурма Берлина. Не при них страна получила ядерный щит, не при них умер Сталин и оклеветал его Хрущёв вместе с троцкистами. Уже по инерции великого поступательного развития страны, заложенного сталинцами, в космос полетел Гагарин. После этого социализм уже двигался по нисходящей линии, постепенно сбавляя темпы развития, идя к кризису, буквально убиваемый троцкистами Хрущёва, Брежнева, Андропова, Черненко, которые под маской марксизма-ленинизма вели дело к реставрации капитализма. Только огромный запас прочности Сталинской экономики дал ей после 1953 года просуществовать до кризиса ещё 30 лет. И вот настал 1988 год. Второй год открытого введения капитализма под троцкистской маской марксизма-ленинизма.
Негодяй и убийца Виванов увидел в последний год своей жизни возвращение на Русь капитализма и власти слуг его. Он был счастлив. Миллионы Вивановых дожили до разрушения страны рабочих и крестьян, до момента, когда были обесценены героические жертвы советского народа. Миллионы Рублёвых и Надеждиных не дожили. Они погибли в ту войну, защищая свой советский народ.
Новый високосный 1988 год. Тысячелетие крещения Руси неожиданно пышно отмечено в атеистической рабоче-крестьянской стране с участием советских и церковных властей одновременно с проведением парада и конкурса разврата, первого советского конкурса красоты «Московская красавица-1988». Это была демонстрации на сцене перед телекамерами срамных поз и срамных мест шестнадцатилетними советскими девочками в обтягивающих купальниках, уже пару лет вышагивающими на подиумах. Совершенно несовместимые с советской идеологией и моралью буржуазные действа под эгидой ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ сигнализировали, что социалистическая мораль практически отброшена. Обуржуазившиеся ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ теперь явились штабом капиталистов, которые уже открыто использовали общенародную и колхозную собственность, получаемую прибыль, продукцию в личных интересах, и только отсутствие пока законодательства не позволяли пока записать эту захваченную общенародную собственность на свои фамилии.
В первых рядах зрителей конкурса красоты «Московская красавица-1988» сидели кгбшные предприниматели-миллионеры из числа агентов нелегальной разведки и Управления по борьбе за охрану конституционного строя, рядом сидели на креслах предприниматели-миллионеры из числа бандитов, тут же сутенёры, хозяева притонов и закрытых публичных домов. В ходе этого конкурса они выводили по одной из своих многочисленных шлюх из зала, вручали во время трансляции на всю советскую страну по две тысячи долларов. Гитлеровцы тоже первым делом в захваченных советских городах открывали бордели и церкви. Обуржуазившиеся коммунисты шли по их стопам.
И в другом всё не стояло на месте. Для простого человека это больше всего было заметно по телевидению и кино. И раньше не особо скрывавшие буржуазную направленность советские кинодеятели, под защитой троцкистской партийной верхушки продолжили выливать на головы людей под присмотром врага народа генерала-перевёртыша из 5-го «идеологического» Управления КГБ СССР Бобкова как никогда мощный поток киномерзости под видом сатиры и юмора, пародий и гротеска. Телевизионщики с подачи того же 5-го Управления КГБ от них не отставали. Эстрадные советские звёзды буржуазной творческой направленности закатили непрекращающийся «концерт-пир во время чумы», а ведь ещё не так давно любой советский фильм или песня были почти шедевром гуманизма и каноном школы нравственности. Пропаганда буржуазной идеологии до этого момента шла исподволь, не так открыто и навязчиво. Даже производственные драмы были примером наилучшей организации социального пространства, очищая разум и душу. Теперь, при белорусском троцкисте Аксёнове и начальнике 5-го «идеологического» Управления КГБ враге народа Бобкове, родом из какой-то кулацкой украинской деревни между Днепром и Южным Бугом, советское кино, как и все коммунистические вожди, окончательно обуржуазилось, перевернулось с ног на голову.
Масштабная контрреволюционная операция советских спецслужб под общим руководством группы обуржуазившихся заговорщиков в КГБ ЦК компартии «Перестройка» имела тщательно продуманную и масштабно исполненную дезинформационную завесу «Гласность». По-прежнему и везде провозглашались марксистско-ленинские лозунги о социальной справедливости, проводились советские военные парады, коммунистические демонстрации, действовали в полном объёме коммунистическая партия и комсомол, уже другие буржуазных по сути, но прежние по форме. На словах и визуально всё было вроде бы, как всегда. «Перестройщики» иезуитски обманывали трудящихся, держали в неведении относительно своих истинных целей реставрации капитализма, обещая рост благосостояния и комфортности жизни на фоне происходящей деградации всего лучшего, что было в стране.
За деньги советского бюджета по советскому телевидению, в кинотеатрах под контролем троцкистов и генералов-заговорщиков пошёл вал антисоветских передач и кинофильмов.
В советских газетах и журналах массово публиковались антисоветские статьи с использованием фальшивых и сфабрикованных архивных документов. Самыми главными телеэкспертами по экономики стали агенты 5-го Управления КГБ Бобкова: популярные балерины, дирижёры, оперные певицы, кинорежиссеры, драматурги, юмористы и сценаристы. Сотни взращённых КГБ научных работников уже получили учёные степени, занимаясь конъюнктурной критикой советской экономической системы. Предатели от академической советской экономической науки Арбатов, Иноземцев, Примаков, продолжая есть хлеб простого народа, будучи членами коммунистической партии лгали э о том, что советский труженик имеет в среднем при пересчёте 650 долларов США в месяц и живёт в 2 раза скромнее чем рабочий США.
Эти троцкисты заклинали всех, что частная собственность, это прекрасно, частник не будет хамить, не будет никого обсчитывать, обвешивать, будет делать только качественную колбасу, только качественный ремонт в автосервисе, станет хорошо, недорого лечить, хорошо, недорого учить, заботиться о людях, будет платить работникам большую зарплату, и что на рынке коммунальных услуг будет 50 компаний, и они, конкурируя между собой, будут постоянно снижать цены на услуги, а привередливый потребитель, с видом барина, будет выбирать. Они лгали как все троцкисты, пользуясь тем, что их хозяева в верхах закрыли от народа невыездным режимом правду о западной рабовладельческой жизни. Они тиражировали контрреволюционные идеи, группами консультантов при контрреволюционном ЦК партии, специалистами Госкомитета по науке и технике, работниками института мировой экономики и международных отношений, института США и Канады. Они распространяли свою ложь как смертоносный идеологический вирус.
На фоне разрушения первого в мире социалистического государства, многосотлетняя капиталистическая Западная Европа заявила, что через три года обретёт истинное единство, завершив интеграцию открытием внутренние границ. Коммунистический Китай, оставшийся верным сталинским экономическим принципам непрерывной модернизации и репрессивного подавления врагов народа, выходил в пятёрку мировых экономических лидеров. Экономика советской Украина сравнялась с экономикой капиталистической Испании, а США постепенно снижая истерию о своей программе «Звёздных войн», придумали новую тему глобального информационного спекулирования страхами народов: «Истончение озонового слоя». В Союзе ССР теперь главной темой было обогащение.
Множество новых советских буржуа из бывших кулацких семей, прорвавшиеся к возможности тайно и безнаказанно воровать гигантские средства страны и торговать советскими товарами стране в ущерб, такими же были дела обуржуазненных семейств членов ЦК, их знакомых, детей и родственников, выпускников всевозможных советско-капиталистических академических институтов под крылом нелегальной советской и несоветской разведки. Советская верхушка старательно училась на Западе. Американские и английские капиталисты, организовавшие в 40-х годах нашествие гитлеровских полчищ на советский народ, погубившие тридцать миллионов советских людей, в своих школах, институтах, на курсах и симпозиумах учили предателей и их чада как нужно становиться жестокими капиталистами, как быть безжалостными хозяевами, как обмануть строителей социализма и его защитников, как ограбить, истребить недовольных, используя мощь административного ресурса. Ученики старались во всю, торопливо нащупывая контуры нового потребительского бытия, грезя своим личными банками, офшорами, гаремами, яхтами, частными заводами и дворцами. Они готовились изменить жизнь простых людей труда глобально. Сменить любовь на секс, искреннюю человеческую благодарность на деньги. Ибо в России, особенно в Сибири, как неожиданно для всех выяснилось к середине 70-х годов, находились 40 процентов запасов всех мировых ресурсов, необходимых для выживания человечества.
Борьба за владение этими богатствами должна была определять содержание будущего века. Гитлеровцы и профинансировавшие их американцы, англичане, французы мечтали захватить богатства России с помощью военной силы. Не получилось. Теперь практически тот же состав соискателей пытался захватить русские сокровища с помощью механизма капиталистических отношений, установленных при содействии русских предателей. Тогда, сорок три года назад, это не получилось — герои не дали, а теперь получилось — иуды помогли...
«Перестройка», которую стоило бы по сути назвать «Переломка», ибо она не перестраивала, а доламывала советскую страну, чтобы построить на её месте новую капиталистическую страну, требовала силового тарана против искренних последователей прогрессивного социалистического пути, требовала убийств честный коммунистов, защиты предателей, требовала силового прикрытия сделок советских торгпредств и советских загранбанков, прикрытия хищений через советские загранбанки денег, золота, начиная со времён позднего Брежнева. Одним и таких тайных инструментов обуржуазненной верхушки КГБ и ЦК стал в руках Председателя КГБ, а потом главы государства Антропова по кличке «Ювелир» отдел финансовой разведки «Ф» управления нелегальной разведки ПГУ КГБ СССР.
Кличка «Ювелир» пристала среди разведчиков-нелегалов к Андропову по причине его социального происхождения из московской семьи финского ювелира и финансиста, имевшего ювелирный магазин на Кузнецком Мосту до революции. Кроме того, созданные Андроповым в КГБ тайная структура занимались финансовыми операциями огромных масштабов по всему миру с драгоценностями, золотом, наркотиками, оружием, другими ходовыми товарами. Отказ от чистки партии после смерти Сталина дал возможность обуржуазненному предателю-троцкисту Андропову встать во главе сначала КГБ, а потом и советского государства.
Созданный в 1967 году глубоко законспирированный даже от самого КГБ незаконный отдел «Ф» возглавлял сам Андропов. Этот отдел обеспечивал смычку предателей в КГБ и саботажников из советской торгово-промышленной мафии, Торгово-промышленной палаты. Кроме тайных задач захвата и обеспечения Андропову высшей власти в стране, отдел «Ф» в своих личных интересах за счёт средств советского народа вёл по всему миру собственную, отдельную от советской руководства, широчайшую разведывательную, диверсионною-террористическую, политическую и экономическую деятельность, используя имеющиеся ресурсы КГБ и советской экономики, при этом нанося ей тяжелейший урон.
Одним из вдохновителей и руководителей троцкистов был генерал КГБ Питовранов, работающий официально в руководстве советской Торгово-промышленной палаты. Он контролировал советскую торгово-промышленную мафию, связанную с внешними торговыми операциями. Когда Брежнев, даже не догадываясь о наличии у Андропова такой личной спецслужбы, как отдел «Ф», повысил Андропова до члена Политбюро, то тот сделался новым Берия — стал руководителем Госбезопасности в высшем партийном органе. КГБ теперь невозможно было эффективно контролировать структурам ЦК, которые подчинялись Политбюро. Политическая и силовая компоненты власти сконцентрировались в руках одного из радикально настроенных троцкистов. Необратимый процесс разгрома государства изнутри пошёл...
Отдел «Ф» — личная спецслужба Андропова. Кроме обеспечения смычки КГБ и торгово-промышленной мафии, он отслеживал всё, что касалось финансирования зарубежных повстанческих движения из любых источников, коммерческие действия агентов влияния. Отдел «Ф» готовил убийц и террористов, финансовые и организационные позиции да рубежом для Управления диверсионной разведки «В», которому оперативно подчинялась Отдельная бригада особого назначения спецназа КГБ, курсы усовершенствования офицерского состава, готовящая спецназ, отдельный учебный центр спецназа, подразделение спецназа «Вымпел». У андроповского отдела финансовой разведки «Ф» таким образом за счёт советского народа была своя армия. Армия спецназа КГБ. Офицеры этой армии назывались «разведчиками специального назначения», но готовились для осуществления диверсий на территории своего и иностранных государств. Они были прежде всего высококлассными убийцами и диверсантами.
Очень быстро Питовранов, Крючков, Киселёв, Иванов и другие руководители нелегального отдела «Ф» Управления внешней разведки и их зарубежные агенты сообразили, что, поскольку об их деятельности никто ничего не знает и правосудие им не угрожает, можно не полностью информировать и самого Андропова о своих действиях за рубежом. За границей, имея могучий рычаг в виде ресурсов экономики советской сверхдержавы, они принялись работать на свой карман. Этим они занимались широко и с размахом, вступив в связи с врагом, с крупными капиталистами, их спецслужбами, полностью обуржуазившись, приняв и возжелав Западные капиталистические ценности наживы, насилия ради денег и власти, роскоши и шлюх.
Личная армия убийц андроповских предателей располагалась в секретном учебном центре в подмосковной Балашихе при высшей школе КГБ и на Курсах усовершенствования офицерского состава КГБ в Голицыно. Там со сроком обучения от полугода до нескольких лет готовили профессиональных убийц и специалистов для диверсий в коммунальных службах, на транспорте, на объектах энергетики, связи внутри страны и за рубежом. В качестве элемента выпускных экзаменов убийцы Андропова и Крючкова реально убивали в стране или за рубежом людей, указанных им этими своими главарями.
Эти андроповские и крючковские убийцы имели разработанные сценарии диверсий и терактов в городах, могли быть переброшены в любую точку внутри Союза ССР или другой соцстраны, держали на мушке политиков, общественных деятелей, перебежчиков, эмигрантов, сотрудников советских посольств, торгпредств и своих коллег. Большинство из них использовалось в тёмную, не понимая, что Андропов, Крючков и другие генерал-предатели из КГБ уже давно поменяли берега, что они троцкисты, только прикрывающиеся марксизмом-ленинизмом, а на самом деле ведут дело к разрушению завоеваний пролетарской революции.
В одной только Великобритании таких секретных убийц и их пособников было более ста человек. Во Франции примерно столько же. В США почти двести человек из числа работников советского посольства, торговых представительств и советских банков были профессиональными убийцами. В этих странах они имели реальные и нереальные, часто фантастические планы убийств и взрывов, массовых отравлений, затопления метро, взрывов ядерных электростанций и станции раннего оповещения о ракетном ударе, подрыва стратегических бомбардировщиков на земле и нападения на военные объекты. После провала такой сети в Великобритании, Андропов создал более мощный отдел для убийств своих врагов в ГДР, Венгрии, Польше, Союзе ССР и Чехословакии, расчищая дорогу себе и своим помощникам Горбачёву, Ельцину, Яковлеву, Рыжкову, Язову, всему своему легиону предателей и врагов социализма. Естественно, что троцкистские лидеры храбрились и хорохорились, чувствуя за собой такую армию убийц.
Как выглядели действия андроповских убийц на практике? Преподаватель тактики курсов в Голицыно полковник Бояринов, замарав себя, имя чекиста — борца за правое дело, командовал варварским захватом с помощью спецназа из своих учеников «Зенит» в 1979 году Кабула, командовал убийством главы мусульманского Афганистана Амина, не пожелавшего сотрудничать с агентами отдела «Ф» по распродаже своей страны. Группа спецназа КГБ «Зенит» Бояринова за несколько месяцев до убийства Амина и ввода в страну советских войск скрытно от афганских властей, используя союзнические отношения двух стран, осуществляла разведку стратегически важных объектов Кабула, включая дворец Тадж Бек, в котором укрылся Амин после первого неудачного покушения андроповцев на его жизнь. Только с началом варварской бойни в Афганистане и с приходом на вершину власти врага народа Андропова «Ювелира» убийцы-кгбшники и перешедшие на их сторону офицеры ГРУ стали осознанными палачами в самом СССР.
Именно с конца 1979 года начались массовые андроповские репрессии, убийства советских и иностранных граждан всех званий и рангов, якобы уличённых в шпионаже. Андроповцы и крючковцы, как это было веками принято у королей и королев, у президентов капстран, их спецслужб, убивали людей просто и без затей, без всяких сталинских судов, судов-троек или трибунала, без показательных московских процессов, без протоколов, дел, приговоров, актов строгой отчётности о приведении приговоров в исполнение. И понятно почему.
Репрессии сталинской поры были публичными, поскольку являли собой защиту от трудового народа от врагов существующего советского строя, ободряли друзей и устрашали врагов, заставляли большую часть врагов народа одуматься. Андроповские репрессии были направлены против защитников трудового народа, против социализма, они устраняли помехи для переворота и потому были тайными, террористическими. Совершенно другая мораль, полное отсутствие. Параллельно с убийствами при Андропове по сфабрикованным делам о шпионаже множество честных коммунистов были арестованы, отправлены в тюрьмы, была применена и судебная психиатрия, принудительное помещение в психиатрические учреждения.
Советский народ даже не догадывался о масштабе происходящих перемен, с тревогой подмечая только очередные провалы в экономике, организованные саботажниками. Когда Крючков после начала «Перестройки» со своим генералами-заговорщиками понял: «Пора!», атаке подвергся весь советский народ. Силами 8-го отделом управления «С» КГБ СССР была проведена ядерная диверсия на ядерной украинской электростанции в Чернобыле по разработкам 5-го отдела терактов и саботажа. Страшная трагедия рукотворной Чернобыльской катастрофы скомпрометировала социализм, запугала народ, и троцкисты-террористы добились триумфа на второй год «Перестройки».
1988 год. Год тысячелетия крещения Руси... Русь... Когда-то северный разбойный народ, приглашённый на великие и обильные славянские, финно-угорские земли править и защищать, захватил земли славянских и финно-угорских племён на территории будущей Украины, Белоруссии и центральной России. Затем захватчики крестили захваченные племена тысячу лет назад в чужую веру для набрасывания пут духовного и экономического рабства, цепей заморского ига. Крестили коренные племена пришлые бандитствующие властители. Крестили под маской добра против воли, огнём и мечом. Под маской христианского добра и истины разрушали, оскверняли славянские и финно-угорских святыни, убивали племенных вождей, волхвов, навязывали непонятного еврейского бога и его писания. Прошло ровно 1000 лет и снова огромную страну «крестили» в чужую, капиталистическую веру. Снова троцкисты это делали под маской добра марксизма-ленинизмам для набрасывания на простой народ пут духовного и экономического рабства, цепей заморского ига, «крестили» против воли, огнём и мечом, разрушая, оскверняя советские святыни, убивая, убивая, убивая...
В советской стране троцкистские «крестители» зажгли кровавую междоусобицу. И будет она длиться при капитализме в России всегда...
«Перестройка», а правильнее сказать «Переломка» под грохот семилетней варварской войны в Афганистане во имя возможности кгбшно-торговой мафии тайно торговать несметными богатствами Афганистана, афганскими наркотиками, продолжала набирать обороты. Великая Советская Армия Освободительница была превращена троцкистами в духе Троцкого в инструмент экспорта революции за счёт народа России, в армию агрессоров и оккупантов, а самое прогрессивное государство на планете было превращено злодеями в Империю зла.
Всего три года прошло с момента начала открытого разрушения троцкистами социализма, отмены запрета зарубежной пропаганды в стране, начала спецоперации КГБ «Гласность» на подконтрольном КГБ телевидении и радио, в подконтрольных КГБ газетах и журналах, в кино, а капитализм троцкистского типа в экономике уже ожидаемо и необратимо разрушил советскую экономику, без которой советская политическая и идеологическая система не могли существовать. В зарубежных советских банках и в райкомах комсомола бесконтрольно со стороны советских финансовых органов появились комнаты, где от пола до потолка лежали пачки советских и американских денег, европейская валюта, золото. Перед дверями сидели при оружии офицеры, кавказцы с автоматами АКМ, люберецкие бандиты с обрезами охотничьих ружей-дробовиков ТОЗ, смотря в каком городе банк находился. Потом «любера» и другие криминальные группировки обзавелись вместо клетчатых штанов и кастетов автоматами АКМ, удостоверениями сотрудников советских спецслужб. Это раньше банками занимались только нелегалы из разведки КГБ. Вокруг зарубежных легальных советских банков и нелегальных банках-общаках в Союзе ССР при райкомах и горкомах вели дела обуржуазившихся партократы, кгбшники, уголовники, антисоветчики, националисты, криминальные дельцы всех мастей. В бандитском казахстанском Чикменте один из таких банков-общаков впервые был зарегистрирован советскими властями как официальный советский коммерческий банк. Теперь ворованные из советской экономики безналичные деньги можно было обналичивать без проблем и ограничений, и наоборот, огромную массу неучтённых ворованных советских денег можно было размещать на счетах и вводить в безналичный оборот. Следовало ждать целую гроздь подобных банков, которые должны были высосать из оборота советской торговли и промышленности всю наличность и безналичные деньги для осуществления капиталистических торгово-промышленных процессов.
Появились из-за границы на просторах беззащитного Союза ССР деловые хваткие люди с огромными капиталами из советских загранбанков. Это были капиталы, накопленные за десятилетия тайной и предательской коммерческой деятельности резидентуры нелегальной советской разведки. Открытые следом за казахским банком в Чикменте под защитной КГБ коммерческие банки «Инкомбанк», потом «Автобанк-Уралсиб» стали аккумулировать возвращаемые ворами из ЦК, разведки, правительства, Госбанка уже частные деньги, которыми, как рычагом невиданной силы, стали разваливать все экономические и торговые цепочки и связи внутри страны. Добытых за счёт тайных сделок с ресурсами советской экономики денег было так много, что нужны были сотни таких банков, тысячи. Нужны были торговые площадки, биржи. Их появление было не за горами.
Троцкистская маска в виде лозунгов марксизма-ленинизма всё ещё действовала. Большинство тружеников ещё не догадывались, что долгие годы предатели из КГБ и ЦК их не защищали, а обирали, вывозили наворованное за границу, готовились отобрать все без исключения завоевания пролетарской революции. Возникший из-за грабежа кризис предатели объясняли расходами на войну в Афганистане, Холодной войной, Чернобылем, землетрясением в Спитаке.
Словно выполняя и дополняя гитлеровский план колонизации Союза ССР «Ost» — экономическую часть плана «Барбаросса», троцкисты из ЦК КПСС разрешили кгбшным мафиози и их западным дружкам в 1988 году акционировать предприятия. Неизвестно в чьи руки, неких «трудовых коллективов», состоящих невесть из кого, переходили принадлежащие всему народу красавцы гиганты Сталинской индустриализации, уникальные, не имеющие аналогов промышленные объединения, комбинаты, месторождения. Торговой советской мафии и высшим партийно-хозяйственным иерархам, набравшим неимоверное количество денег на взятках, генералам КГБ и ГРУ, прячущим за границей деньги огромной массы незаконных торговых сделок с советскими товарами, было теперь куда вкладывать наворованные деньги из советской экономики. Они как дикие собаки, грызясь между собой, начали драку за право скупки акций акционированных советских предприятий при том, что настоящий финансовый контроль в стране уже был заменён на бутафорский.
Обуржуазившимся чиновникам, директорам промышленности, руководителям сельского хозяйства было разрешено напрямую торговать с мировыми капиталистами минуя советское государство. Обуржуазившийся председатель Совета министров Громыко встроил в экономику огромного, в основном северного государства Союза ССР с резко-континентальным климатом, зонами рискованного земледелия, вечной мерзлоты капиталистические, хищнические капиталистических надстройки над советскими предприятия. Троцкистская Горбачёвская власть разрешила на одном предприятии в одну бухгалтерию сесть коммунисту и капиталисту. Капиталист работал за прибыль, а советское предприятие должно было трудиться как бы на благо народа. В одном предприятии совместить это было совершенно невозможно, это просто разрушало советскую составляющую экономики.
Поскольку был одновременно разрешено заниматься частным бизнесом, а вместе с тем финансовый контроль в стране был снят, это дало возможность за счёт советских заводов и фабрик появиться в Союзе ССР легальным миллионерам в дополнение к массе нелегальным. Предатели с помощью троцкистского законодательства Горбачёва легализовали наворованное и выходили из тени как новые хозяева бедствующего по их вине трудового народа. Троцкистской предатель Горбачёв был рад...
Партработников и хозяйственников, несогласных с таким разгромим страны и скатыванием в тяжелейший кризис, ждала тяжкая доля: соглашаешься или попадаешь под горбачёвские кгбшные репрессии. Директора крупного объединения или крупного партийного работника могли убить агенты КГБ, как убивали они главу Афганистана Амина, не согласного отдать советской троцкистско-кгбшной торговой мафии на разграбление и разорение Афганистан. Убивали пулей или ядом. Убийцы из МВД взяточника и бандита Бакатина подстраивали несчастные случаи, инсценировали самоубийства, разбойные нападения, убивали трубой по голове в подъезде или ножом в живот в вокзальном туалете руками подконтрольных уголовников, сваливая всё на лихие бандитские горбачёвские времена.
Политические репрессии переплетались с криминальными, экономическими преступлениями, просто со сведением личных счётов. Остановить этот беспредел бакатинских и крючковских оборотней было некому. Троцкисты вырвали у трудового народа из рук щит и меч. Вот так же и Гитлер мечтал со своими заморскими хозяевами эксплуатировать дешёвый труд и дешёвые товары из России. Весь заговор троцкистов и генералов держался в строжайшей тайне от простого советского народа.
В прошлом году фирмам стран-врагов в Холодной войне было разрешено заниматься бизнесом в Союзе ССР вместе с социалистическими организациями. Препятствий антисоветской пропаганде геббелевского толка из-за рубежа больше не было. Многие тексты повторяли гитлеровские постулаты. Радиоголоса перестали глушить. Дети советских руководителей разных уровней открыто направились учиться в США под пристальным надзором CIA, в совместные академические институты. Их там примеряли к роли властителей в будущей капиталистической России. Им приобреталось за рубежом имущество, приобретались акции ведущих зарубежных компаний, кремлёвские папаши записывали их в списки будущих советско-российских олигархов. При капитализме олигарх, частный собственник, владея на территории России предприятиями и недрами, волен был выводить прибыль за рубеж, продавать предприятия и недра иностранцам. Так работал колониализм по грабежу России при Николае II и ранее, так снова стал работать колониализм при Горбачёве.
Весь этот гитлеровский план «Ost» троцкист Горбачёв называл с высокой трибуны мавзолея Ленина «ускорением социально-экономического развития страны, увеличением ВВП, развитием машиностроения с активным использованием достижений науки и техники» и прочими мошенническими словесами.
Предатели из КГБ и ГРУ закончили Холодную войну от имени советского народа безоговорочной капитуляцией своей страны, но CIA USA Уильяма Уэбстера точно не закончило войну. Уродливые социалистическо-капиталистические предприятия в важнейших отраслях экономики как остро отточенные ножи вспороли хозяйственные вены страны. Оттуда в подставленные карманы новых советских капиталистов начали хлестать несметные деньги в гораздо больших объёмах, чем удавалось раньше получать нелегальной разведке и агентам КГБ и ГРУ. Колоссальные средства, украденные у трудового народа, использовались для скупки акций предприятий, коррупционного подкупа военных, чиновников всех мастей, для содержания аппетитов банд, ряды которых пополнила широкая прошлогодняя горбачёвская тюремная амнистия.
Директоров государственных предприятий теперь разрешено назначать работникам предприятий, пусть даже вчера принятым на работу, пускай даже из других республик, пускай даже натурализованным бандитам, не имеющих никакого отношения к созданию предприятия. Зато такими «трудовыми коллективами» можно было легко манипулировать, подкупать, запугивать для выбора нужного директора. Они способствовали скупке бандитами и троцкистской верхушкой акций предприятий, дали возможность поставить денежные потоки по личный контроль.
В директорах стратегических советских предприятий при такой «демократии» ожидаемо оказалось согласно спискам верхушки и бандитов сынки чиновников, партийных бонз, уголовники, кгбшники, мвдшники, шустрые комсомольские деляги, мафиози торговли, совмещающие должности в кооперативах и капиталистических предприятиях, содержащие свои банды или имеющие другое покровительство. Начнись приватизация, о которой почти открыто говорили в верхах, и эти директора станут олигархами горбачёвской школы.
Из-за дележа народных богатств, ухода милиции и КГБ из области охраны жизни, достоинства, имущества трудового народа, на улицах советских городов и посёлков начались начался криминальный беспредел, настоящие бои различных банд советских гангстеров, контролируемых кгбшниками, мвдшниками, ворами в законе и просто лидерами криминала. В боях использовалось гранаты и автоматическое оружие. Милиция смотрела совсем в другую сторону. Им была поставлена задача сделать «жертвами социализма» подставные политические силы, ведомые КГБ, коим теперь было разрешено больше, чем милиции: устраивать по всей огромной стране антиправительственные, антипартийные массовые шествия, обливать краской памятники советским вождям и павшим воинам, демонстрационно жечь советские знамёна, партбилеты, срывать с ветеранов войны и труда ордена, кричать им яростно: «Сталинские палачи! Оккупанты!»
Таким подставным кгбшным погромщикам коммунизма властями прощалось всё. Советскую милицию, перед тем как отпускать погромщиков, горбачёвских хунвейбинов, верхушка заставляла сначала перед камерами журналистов ловить, тащить, быть визжащих в экстазе женщин. По замыслу Горбачёва и иже с ними, уже разгромивших социализм в экономике, политике и обороне, социализм ещё раз должен был быть дискредитирован. Сами же троцкисты, разгромившие страну, скрывались под маской «государственников». Советская милиция и армия, никогда самоотверженные защитники трудового народа были скомпрометированы силовыми акциями против шествий и митингов провокаторов, несмотря на то, что среди митингующих были вооружённые бандиты, кавказские националисты, ненавидящие социализм и русских людей.
Для большей зрелищности усмирения подставного либерального народца милиция коррупционера и бандита Бакатина, покупающего на взятки акции советских предприятий, вооружённый до зубов ОМОН с бронетранспортёрами БТР-80 и резиновые дубинки ПР-73 «демократизаторы» для массового «крещения» народа в новую веру. Милиция союзных национальных советских республик и даже автономных республик была отпущена Бакатиным в свободное плавание. Милиция союзных республик мгновенно оказалась подмята местными бандитами и националистами на Кавказе, в Средней Азии и на Украине при науськивании кгбшных республиканских начальников. Страстно желаемый националистами, Западом и троцкистами распад страны получил дополнительную центробежную силу.
Вал экономический, уголовной, этнической преступности захлестнул умышленно брошенные троцкистскими властями на произвол судьбы города. Угоны машин, хулиганство, грабежи на улицах, квартирные кражи, убийства, рэкет, изнасилования, самозахват земли, зданий, предприятий, морских судов, поджоги, хищение оружия. Троцкисты, обуржуазненная часть населения начала фактически массовые репрессий, карательный поход против простого трудового народа в дополнении к организованному ими отсутствию еды, товаров повседневного спроса и длительного спроса, простейших бытовых услуг. Люди боялись по вечерам выходить на улицы и уже невозможно было выпустить детей одних на улицы гулять, как прежде, как до «Перестройки». Уже невозможно было молодым женщинам возвращаться после наступления темноты одним. Милиция больше не охраняла простых граждан, а только «нужных», не боролась с преступниками, с нетрудовыми доходами, с квартирными кражами и хулиганством алкоголиков, а участвовала в разборках бандитов за куски народной собственности. Милиция теперь охраняла кооператоров, новых кгбшных и партократических капиталистов, их кафе, склады, бензоколонки, заводы, банки, суда и рефрижераторы. Милиция забирала в тюрьмы, калечила и убивала, в основном, несогласных с такой жизнью простых людей, тружеников, рабочий класс.
А ведь недавно именно организованный, образованный и мотивированный рабочий класс, не дикие чабаны, спекулянты, бандиты, мафиози от строительства и торговли, кгбшники, бюрократы и партократы являлись гордостью, одним из главных национальных богатств России. Сформировать передовой русский рабочий класс стоило большого труда и творчества. Восстановить после потери его будет трудно. Именно рабочий класс создал Великую Советскую Экономику. На каждого гражданина Союза ССР в этом високосном году приходилось от неё доля в 85 000 долларов США. Сколько должен был получить каждый советский человек от общей стоимости советской экономики в случае её продажи. Квартира стоила тогда около 5 000 долларов. Вот какое богатство было создано рабочим человеком. И вот, страна начала терять свой рабочий класс.
Научно-технические кружки молодежи при комитетах комсомола под контролем КГБ давно уже работали официально и бесконтрольно как капиталистические банки на советской территории. Меняли наличные рубли на безналичные и обратно. Кроме обналички, давали кредиты, осуществляли всевозможные платежи, переводы. Кооперативы разных направлений деятельности: от металлопроката и золота, от нефтедобычи до квашеной капусты, получившие полную бесконтрольную свободу, открыто перемалывали государственное сырьё на государственном оборудовании в привычную всем продукцию, но продавали её сами, вместо государственной торговли, оставляя государственные предприятия не только без прибыли, но и без выручки вообще. Себя же наоборот, заваливали сверхприбылью, ничего не вложив. Фактически они переключали промышленное производство Союза на частных лиц.
Отмена государственной монополии на внешнюю торговлю и разрушение системы советского государственного планирования привело к тому, что кооперативы и предприятия всю свою продукцию, произведённую по низким социалистическим ценам, стали неудержимым потоками отправлять за рубеж, вместо того, чтобы продать её по низким ценам своему населению. За рубежом качественная советская продукция продавалась по очень высоким капиталистическим ценам. Так погромщики советской экономики с разрешения Горбачёва и иже с ним получали по 1000 процентов прибыли. За рубеж при организации процесса Министерством внешней торговли и Торгово-промышленно палаты Питовранова одномоментно поехало, поплыло и полетело всё, от авиационного бензина, золота, бриллиантов и палладия, до автомобилей, утюгов, кастрюль, масла и сигарет. Государству теперь принадлежали только расходы по содержанию заводов, оборудования и рабочих, расходы на железные дороги и аэропорты, коммунальное хозяйство, затраты на содержание армии, милиции и так далее, а прибыль от произведённой продукции уже уходила новым советским капиталистам. Естественным образом в отлаженном хозяйственном механизме страны начались простои предприятий, невыплата зарплаты, что в принципе немыслимо было до «Перестройки» ни для советской, ни даже для западной рыночной экономики, ибо невыплата заработной платы, не только не капитализм, но даже не рабство, поскольку, если раба хотя бы кормят и одевают. «Перестройка» Горбачёва возродила беспримерную форму царской максимальной эксплуатации: за работу ничего не дают взамен. Потом дошла очередь прибрать в бандитские и партноменклатурные руки и коробки заводов вместе со станками, буровые вышки, нефтепроводы, рыболовецкий флот и многое другое. Настало время прибрать рукам всё самое ценное добро советского народа. Ограбить.
Само собой, органы социалистического распределения перерастали что-либо распределять, фактически отменив социализм в наиболее важных для населения сферах производства. Что и кому продавать, решали сообщества кооператоров, комсомольские центры научно-технического творчества, и так далее, их общие координаторы. Продовольственные и промтоварные магазины опустели, хотя склады и базы были переполнены товарами.
Союз ССР, например, производил свыше 20 процентов всего мирового сливочного масла при пяти процентах мирового населения, но масло в Ярославле горбачевские преступники заставили людей покупать по талонам, словно опять Гитлер напал. Тем временем превосходное советское масло появилось в продаже даже в Аргентине. Простые люди вынуждены были унизительно выстаивать по нескольку часов в очереди за парой бутылок водки к праздничному столу, за сигаретами, сосисками, апельсинами. Дефицитом вдруг стало всё. Высококачественным советские товары массово уходили за границу, на рынки, в магазины кооперативов, кооперативные кафе мимо государственной торговли, мимо социалистической системы распределения, мимо доходов простого народа.
Настоящим актом саботажа было введение Ельциным в Москве карточек на сахар. Карточки были введены и в других городах. Как будто было время тяжелейшей войны. Но сахара-то в стране было с избытком даже для экспорта! Да, война была, война троцкистов против трудового народа. Партократы с тёмным прошлым и советские капиталисты заставляли людей иногда по 10 часов стоять за сахаром, как при разрухе перед крушением империи Николая II. Так троцкисты хотели заставить людей голодовками «добровольно» отказаться от социализма.
Продовольственная блокада Москвы, Ленинграда и других крупных городов становилось всё очевиднее. Заговор троцкистов, генералов разведки КГБ и торгово-промышленной мафии по своим последствиям и проявлениям был сопоставим с гитлеровским нашествием на Советский союз 1941 года. Коммунистические вожди-заговорщики лгали ничего не понимающему народу о том, что причиной тотального дефицита является дефект социалистического строя и всего социализма, хотя оголение внутреннего рынка в погоне за прибылью являло собой яркую иллюстрацию ущербности именно капиталистического способа хозяйствования.
Возник гигантский дефицит государственного бюджета. Последовали разорительные внешние займы, ничтожные, однако, пока что по сравнению с царскими временами. У троцкистов партийной верхушки и кгбшных генералов-заговорщиков были те же кукловоды, что у заговорщиков при царе Николае II. Те же семьи проклятых капиталистических кровавых убийц Барухи, Морганы Рокфеллеры, Ротшильды, Виндзоры, другая погань рода человеческого. Набор разорительных сумм внешнего долга был лишь вопросом времени.
Советские деньги стали при таком положении дел стремительно обесцениваться. На них в магазинах ничего нельзя было купить, а кооператоры теперь могли использовать безналичные деньги комсомольских банков. Для расчётов всё чаще применяли дефицитные материалы и продукцию, огромная наличная денежная масса накоплений населения и советских высоких зарплат повисла в воздухе. Троцкистская партийная верхушка и генералы-заговорщики при этом организовали массовый вывоз наличных рублей за рубеж для обмена на валюту, чтобы закупать там импортную бытовую технику, одежду и вывозить в Союз для реализации через кооперативные магазины, с рук, получая в условиях разгромленной экономики 2000 процентную прибыль. Перекос цен в результате действий троцкистов и генералов разведки получится сногсшибательным: кооперативная двухкомнатная квартира в Москве стоила как автомобиль «Лада» или «Волга». Импортный кассетный видеомагнитофон для воспроизведения кинофильмов в домашних условиях на телевизоре стоил почти столько же.
Логическим завершением разгула «свободы» в социалистическом обществе, стало возникновение ультралиберальной партии «Демсоюз». Недобитые враги советского народа и троцкисты из фабрики предателей под названием «Андроповско-крючковский КГБ» открыто организовали в Союзе ССР антисоветскую партию, куда вошли и амнистированные коммунистической системой враги социализма, троцкисты, националисты.
Всё истинно советское: история, культура, техника, подвиги в революцию и войну, лидеры, экономика, подверглось резкой массированной атаке очернительства под контролем 5-го Управления КГБ «по охране конституционного строя» предателя Бобкова и предателя Яковлева из ЦК через государственные средства массовой информации. Конечно же, главный идеологический удар наносился по стержню, по краеугольным камням социализма Сталину и Ленину. Только за первую половину 1988 году в Советском Союзе в «свободной прессе», существующей за счёт советского государства, было опубликовано не менее 17 000 материалов, лживо обвиняющих Ленина в многочисленных политических и уголовных преступлениях, от шпионажа в пользу Германии до распространения венерических заболеваний. Размах кампании по очернению Сталина был ещё большим — 30 000 публикаций, не считая разных интервью и высказываний различных либералов, повылезших, как по команде, из всех щелей и нор. Публикации о других вождях и героях коммунистического движения, а также материалы, очерняющие социализм, невозможно было сосчитать. Девятый вал лжи и ненависти.
Были опубликованы псевдоисторические бредни Солженицына, «разоблачающие культ личности», повествующие о фантастических 20 миллионах расстрелянных в сталинских лагерях. Сознание советского народа накрыл девятый вал тотальной лжи, фальшивок, сфабрикованных исторических документов, сметающий ценности, которые составляли собой морально-нравственный каркас страны. Труженикам безапелляционно навязывались абстрактные общечеловеческие ценности, схематическая демократия, хаотичный рынок, либерализм вседозволенности, хищническая потребительская идиллия капитализма, разврат, похоть, прочие химеры. Ментальная война против русского народа, скрытая внутри ментальной войны против всего советского, повторяла тезисы и риторику Гитлеровской пропаганды. Дирижировал этим ментальным разгромом русских «Геббельс-2», агент нескольких иностранных разведок Яковлев. Он же главный идеолог Политбюро ЦК, курирующий идеологию, информацию и культуру.
Стали массово реабилитироваться враги народа, троцкисты комиссией во главе с тем же Яковлевым. Подавленные репрессиями, осуждённые по законам своего времени, но ныне реабилитированные, они были смертельными врагами социалистического народа. Для нового обуржуазненного правительства Союза ССР и обуржуазненного ЦК партии они закономерно были от плоти своими, значит — «невинно осуждёнными жертвами политических репрессий».
По новой советской «перестроечной» логике советское государство не имело право бороться за своё существование силовыми методами подавления, то есть репрессиями, деструктивные уголовные и политические силы. Выходило, что Советской государство на имело право на существование, ведь без защиты никакое государство не может жить. В капиталистических и монархических странах врагов убивают без суда и следствия спецслужбы и карательные подразделения, не оставляя документов и следов. При социализме проводились суды, велись архивы. Социализм, это учёт. Теперь эти элементы справедливости ставились социализму в вину и использовались для очернительства вместе с фальшивками и фабрикатами. Но о сути происходящего, масштабах и целях «Перестройки» большинство населения по-прежнему не знало. Это ведь ещё цветочки, ягодки впереди.
Контрреволюции и троцкистам нужно было сильно постараться в разрушении завоеваний революции, потому что, например, в 1985-м году, на старте «Перестройки», несмотря на подрыв экономики в течении 30 лет со времени Хрущёва, стоимость 20-и дневной путёвки на турбазу в Крым составляла 90 рублей при средней зарплате в стране 130 рублей. Советский профессор, например, получал тогда как командир дивизии и шахтёр — 500 рублей. Водитель грузовика 300 рублей. Двухместный номер в летнем Крыму, отличное питание, пляж плюс походы всего 90 рублей. Обычно платили люди вообще только треть — 30 рублей. Остальное за путёвку к гарантированному оплачиваемому ежегодному отпуску платил профсоюз предприятия. Путёвка для ребёнка в пионерский лагерь завода стоила 14 рублей. Для детей работников вредных производств 3 рубля.
Но советских людей и днём и ночью горбачёвские троцкисты, захватившие власть, уверяли в духе геббельсовской пропаганды, что они несчастнее американского бомжа, который, хоть и не имеет того базового благосостояния, как у советских людей, но у него есть джинсы, а джинсы некоторые советские граждане послевоенного поколения с промытыми мозгами с недавних пор ценили уже в 100 раз дороже, чем базовое благосостояние. Просто все они привыкли к гарантированному базовому благосостоянию, привыкли к защищённости, стабильности, перестали ценить социальные гарантии, когда знали, что они придут на работу и их никто не выгонит, дети бесплатно будут учиться, получат бесплатное лечение, будет уверенность и спокойствие в душе. Никто из послевоенного поколения уже и не мог и представить, что может быть иначе, без базовых элементов благосостояний, а правду о Западе троцкисты старательно ретушировали и скрывали, показывая только яркую упаковку капиталистического дерьма, уготованного простым людям.
96,5 процентов довоенного и тем более послевоенного населения Союза было, что называется, «не пуганным». Целое поколение не подвергалось никогда никаким политическим репрессиям, военной нужде ни в какой форме и все простые люди были уверены в своём коммунистическом правительстве, в будущем вплоть до благодушия. Им умышленно с 1953 года никто не объяснял, что такое троцкизм и чем он опасен для страны, для каждого трудового человека. Они наивно думали, что отцы народа вот-вот разберутся с разрухой, исправят перегибы, накажут врагов и предателей. Но...
Они не поняли, что, будучи детьми новых людей Homo sovieticus, людей истинной бессеребрянной святости и веры в добро, дающих всем поровну, они были теперь опутаны паутиной заговора зла отбирающего. Они постепенно легкомысленно отреклись от своих отцов, отреклись от их веры, соблазняемые показной капиталистической мишурой. Поддались злому обману предателей-троцкистов. Но, несмотря на такой мощнейший организованный хаос в идеологии и экономике, среди простого населения по-прежнему злодеи троцкисты вынуждены были усиленно создавать иллюзию, что разговор всё ещё идёт всего лишь о «глубокой модернизации социализма». Ещё уверенно с официальных трибун провозглашалось дальнейшее строительства коммунизма, пусть и с серьёзной коррекцией. Так работал троцкизм. Везде писалось, что всё ещё идёт дальнейшее развитие революционных завоеваний октября 1917 года, а происходящее в Союзе ССР вовсе не победный марш контрреволюции, не подрыв и полное разрушение социализма, не реставрация капитализма с новым экономическим закабалением простого народа, как было при царе. Так работал троцкизм. Само слово «Перестройка» было подобрано троцкистами так, чтобы создавать иллюзию сохранения самого здания государственности с его видоизменением, а не слома его, хотя правильнее процессы назывались «Переломка» или «Разгром». Простые советские люди не понимали, не раскаялись ещё в исподволь произошедшем предательстве своих отцов-командиров и предательстве святой жизни, святого подвига во время Гражданской войны и интервенции, коллективизации, индустриализации, Великой Отечественной войны, восстановления разрушенного и достижения военного паритета с капиталистами. Так работал троцкизм.
Простой народ по-прежнему верил партии. Не мог народ не верить своей партии, которая не так давно спасла народ от фашистского порабощения. Располагая меньшей промышленной базой, социалистическая держава превзошла фашистскую Германию и её американских, английских покровителей уже сотни лет промышлявших международным грабежом, по выпуску боевой техники, вооружения, продовольствия, ярко продемонстрировав на все времена преимущества социализма, материализовавшимся в неоспоримом военном и экономическом превосходстве над врагами. Потом партия коммунистов-сталинцев защитила народ от ядерного оружия США и кровавой королевской семьи Соединённого королевства Великобритании и Ирландии своим ядерным оружием. Восстановила страну, остановила захватнические колониальные войны по всему миру. Стала центром всемирного архипелага социалистических стран. Шла к победе коммунизма, пока не пала жертвой заговора троцкистов и генералов-предателей...
Молодая Советская сверхдержава с Россией в середине противостояла на равных всей военной мощи тысячелетнего капиталистического мира и её ядерное оружие было стержнем этой несокрушимой обороны.
Но вот советское ядерное оружие стало с некоторых пор очень и очень быстро сокращаться руками троцкистской верхушки саботажников. Они торговали с Западом интересами советского народа в обмен на настоящие и будущее личные выгоды. В Холодной войне троцкисты произвели предательство, потому что никаким образом социализм Союза ССР не мог вдруг стать комплементарен капитализму США. Без предательства не могло быть и речи о мирном сосуществовании принципиально разных мировоззрений, имеющих абсолютно разные решения социальных или экономических проблем, разное понимание добра и зла. Равновесное сосуществование быть могло, но мирным оно быть не могло по определению. После наглого обмана народов с полётом астронавтов на Луну, американцам нельзя было доверять ни в части честного выполнения договоров, ни в части веры в изменение их враждебных намерений, при том, что режим санкций не отменялся.
Значит, уже в конце 60-х годов ХХ-го века внутри советской системы управления был устойчивый и могущественный антисоветский заговор троцкистов. Что это была за критическая точка в очередной реорганизации системе советского управления? Вместо обещанных советскому народу бытовых товаров и жизненного комфорта, при капитулянтской позиции троцкистов, при ложных докладах о могуществе космических программ США генералами-предателями из нелегальной разведки, колоссальные советские бюджетные деньги оказались вложены в бессмысленные теперь уже многоразовые космические ракетопланы военного назначения «Буран», космический военный монстр орбитальную станцию «Мир». Космическая программа получила дополнительный колоссальный приток ресурсов. Неадекватно реальной опасности войны наращивалось саботажниками производство и обычного, архаичного вооружения, многократно дублирующего друг друга. Но всё равно, омертвить больше десятой части доходов страны на сверхвооружение, пускаемое тут же под нож сокращений, у троцкистов не получалось.
Зато получалось у них обескровливать направления разработки советского интернета и бытовой электроники, блокировать повсеместный переход на пятый экономический уклад, блокировать производство конкурентоспособной бытовой продукции для очень скромно живущего населения, не так давно пронёсшего колоссальные потери из-за капиталистического гитлеровского нашествия и необходимости достижения военного паритета с мировым капиталистическим монстром НАТО.
В который раз троцкисты в ЦК игнорировали один из главных сталинских постулатов социализма — непрерывная модернизация промышленности. Централизованная плановая советская система производства и распределения при получении возможностей интернета и вычислительной техники, становилась на несколько порядков эффективнее любой капиталистической системы производства и распределения, что заставляло врагов и капитулянтов нервничать и торопиться. Советская бытовая техника и автомобили, невзирая на достижения высочайших мировых вершин советской промышленностью и наукой, при наличии возможности концентрации в высочайшей степени ресурсов для выполнения любой производственной и научной задачи, умышленно производились по отсталым на десятки лет технологиями, заранее проигрывая импортным аналогам, нанося таким образом удар по престижу социализма и идеологии.
Идя на сговор с Западом, троцкисты делали всё, чтобы максимально обезоружить Советскую Армию. Сначала троцкисты ЦК вообще выдвинули утопическую идею полной ликвидации ядерного оружия во всём мире, абсолютно игнорируют факт его создания именно капиталистами и именно для покорения всего мира. До этого троцкист Брежнев решил не отвечать американцам на планы развертывания крылатых ракет в Европе и сам же прекратил совершенствование своего ядерного оружия, начиная явную игру в поддавки, в ослабление базовой военной технологии, позволяющей держать фронт противостояния целиком. Оголение фронта перед врагом и обеспечение его военной победы над советской страной было не ново. Эта была старая идея троцкиста Тухачевского и его сообщников по военно-фашистскому заговору, частично реализованная в момент нападения европейских полчищ Гитлера в 1941 году предателями на фронте и в тылу.
За год до событий 1988 года, кровавая фурия, самая богатая женщина планеты королева Елизавета II прислала к троцкисту Горбачёву и генералам-заговорщикам Питовранову, Киселёву, Иванову, Бобкову, Крючкову своего премьер-министра Тэтчер, заявившую ранее, что русских должно остаться всего пять миллионов человек для обслуживания газовой трубы. Тэтчер должна была проверить, как выполняются договоренности по введению в Союзе ССР капитализма. Тэтчер была старой знакомой Горбачёва. Ещё не будучи главой Союза, по поручению заговорщиков из КГБ и ЦК Горбачёв направился к ней в Лондон на смотрины, как невеста, с рассказом о желании одностороннего скорейшего выхода Союза ССР из Холодной войны, разрушении страны и реставрирования капитализм.
Горбачёв как послушная кгбшная кукла знаково отказался посетить могилу основоположника коммунизма Маркса. Вместо этого троцкист сразу отправился на приём к королеве капиталистов. Горбачёв от лица заговорщиков предложил главе самой богатой и кровавой в истории королевской семьи безоговорочную капитуляцию советскою страны в обмен на обещание не отбирать захваченные блага при перевороте у предателей, дать легализовать уже награбленные миллиарды. В этом он был обнадёжен. «Перестройку» можно было начинать. Купля-продажа состоялась.
От Горбачёва требовали на Западе ровно то, что он потом и сделал со страной — разрушил, оголил все фронты, как предатели Павлов и Кирпонос в 1941 году на западном фронте перед Гитлером. Желания Гитлера и Тэтчер совпадали и деяния предателей с этими желаниями тоже.
Темпы разрушения экономики страны, лидирующей в мире науки, слом неслыханной по техническому прогрессу, советской космической программы, достигнутой, недосягаемой уже было для капиталистов обороноспособности, посланца кровавой королевской семьи Тэтчер не порадовали. Не порадовали темпы и новую восходящую звезду троцкистов, сына белогвардейца-колчаковца, внука бандита-кулака, с детства ненавидящего советскую власть Ельцина. Троцкист Ельцин, умело замаскировавшись марксистско-ленинской идеологией, стремительно поднялся усилиями Горбачёва на самый верх руководства коммунистической партией из-за уникальных способностей разрушать всё коммунистическое, чем бы он не занимался.
После визита своего куратора Тэтчер, Горбачёв униженно отправился в Вашингтон, в столицу заклятых старинных геостратегических врагов России, до этого проведя непонятные для режима Холодной войны закулисные консультации с американским президентом в Рейкьявике, а до того в Женеве В результате он подписал капитулянтские обязательства в одностороннем порядке, поскольку при расчёте, подготовленном КГБ и ГРУ, основной носитель ядерного оружия врага флот США не учитывался, ликвидировать советские ракеты средней и малой дальности на территории Восточной Европы.
Горбачёв как злейший враг России уничтожил своим решением 6 ракетных армий с полным вооружением и 20 тысяч танков. Он оставил без защиты советского ядерного оружия и бронетанковых сил советских европейских военных союзников по Варшавскому договору. Оставил без защиты группы Советской Армии в Европе. Горбачёв, как и должен был поступить троцкист, выстрелил в спину армии своей страны, после чего военный паритет в Европе был утрачен. Американцы и НАТО получали подавляющее превосходство. Это означало поражение стран социалистического лагеря в Холодной войне...
Троцкист Горбачёв был услужливым мальчиком-казачком еще при оккупации Кубани гитлеровцами. Он чистил гитлеровцам сапоги, кур им ощипывал. Теперь он услужливо чистил сапоги англичанам и американцам, всем, кому было нужно чистить, чтобы жить до смерти за счёт народа сладко и богато, спать мягко и передать богатство по наследству своим навеки опороченным потомкам.
Обуржуазившиеся до мозга костей советские маршалы за круглые суммы на их зарубежных счетах и обещания сделать их после разгрома страны миллионерами, с лакейским рвением бросились служить врагам своей страны, выполняя закорючки предателей на бумаге. Они уже вкусили первые прелести обещанных военачальникам «золотых парашютов» и почувствовали и ежовые рукавицы горбачёвских репрессий. К началу победного марша троцкизма и контрреволюцию три года назад Союз ССР был в состоянии отразить нападение любого противника как с Запада, так и с Востока. Нападение на него значило одно для врага— самоубийство. Страна могла спокойно жить, проводить самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику.
Не было никаких внешних причин для разоружения и выполнения воли США, кроме предательства. Новые хозяева богатств коммунистической экономики не для того её захватывали, чтобы воевать с врагами России, а чтобы продать национальные интересы и без помех, широко разворовывать дальше богатства России для шикарной жизни на том же Западе. Троцкистам война за блага социализм для простых людей зачем? Абсолютно не нужна. Если бы не Горбачёв это сделал, не возглавил бы мощное контрреволюционное движение троцкистов при помощи заговорщиков из КГБ, его бы просто сменили свои же и контрреволюцию в Союзе ССР повёл бы к победе кто-то другой. Желающих было немало. Яковлев, Ельцин, Бакатин, Крючков, другие...
Потом главный координатор советских троцкистов и предателей в ранге главы советского государства Горбачёв ещё раз съездил в Вашингтон. Он там объявил в ООН о разоружении своей страны ещё на 500 тысяч военнослужащих и 10 тысяч танков в одностороннем порядке. Предатель отрабатывал сговор с Западом и НАТО, делая страны социалистического содружества и советский народ всё более уязвимым для внешней агрессии и военного шантажа. Предатель как бы заявил: «Помех для насупленный контрреволюции в советских странах Восточной Европы больше не будет. Союз ССР бросает на произвол капиталистов своих союзников.» И снова обуржуазненные советские маршалы вместо защиты своего народа бросились исполнять позорную капитуляцию, отрабатывать «золотые парашюты». Для отвода глаз и усугубления хозяйственной разрухи, они активизировали тогда непонятную никому в советском народе, не популярную, но специально особо затратную Афганскую войну. Предатели начали масштабную военную операцию «Залп» в провинциях Логар, Пактия, Кабул. Затем провели операцию «Магистраль» по деблокированию города Хост. Моджахеды, финансирование которых осуществлялось в том числе за счёт нелегальной торговли афганскими ископаемыми ресурсами и наркотиками, организованной агентами отдела «Ф» афганцем Даудом, иранцем Бабеком, евреем Калмановичем и другими, получили новейшее американское и китайское оружие, средства связи. Снабжённые оперативной информацией от КГБ и ГРУ, моджахеды перешли в контрнаступление на части Советской Армии и достигли территории советского Таджикистана... Начался вывод из Афганистана советских войск. Это было поражение СССР в разорительной восьмилетней войне, сказочно обогатившей генерал-предателей, разворошивший осиный улей исламизма. Война была нужна троцкистским заговорщикам для подрыва экономики и авторитета социализма, для возбуждения недовольства в советском народе и странах Социалистического содружества. Теперь уже и советский Таджикистан был беззащитен...
Лидер геостратегического врага президент США Рейган приехал в Москву радостно, хищно улыбаясь, как явный победитель в Холодной войне. Он прибыл за уверениями в рабской покорности новых советских капиталистов. Ему нужно было, чтобы предатели разрезали на металлолом сотни дорогостоящих ядерных ракет, оставили социалистические страны Восточной Европы и среднеазиатские республики Союза ССР без защиты. В качестве подарка КГБ передало Рейгану информацию обо всех подслушивающих устройствах в здании посольства в Москве. КГБ, созданный когда-то как ЧК, как защитник советского общества, полностью и открыто перевернулся, стал врагом социализма. США стали для КГБ друзьями. Простой советский народ стал для КГБ врагами. Огромная прославленная советская спецслужба под руководством андроповского палача Крючкова перешла на сторону врага. Советская спецслужба перестала выполнять свой долг: сохранять выбранный народом строй, охранять территориальную целостность страны, её суверенитет во всех аспектах: власть, право, экономику, идеологию, культуру, обеспечивать личную безопасность граждан, охранять систему воспитания и образования, социальные и гражданские права. Всё то, что было достигнуто за советские годы и что стало привычным образом жизни населения, был предано офицерами КГБ. Простой народ напрасно был уверен, что её верный и отважный защитник будет выполнять свой долг. Леди по-прежнему доверял ему свою жизнь, судьбу своих детей. Зря доверяли.
КГБ и МВД перевернулись подобно тому, как провернулась когда-то перед потрясёнными взорами верующих святая церковь Иисуса Христа. Из основы нравственности и защитницы для простых людей, церковь стала орудием закабаления простого народа, а епископы её, начинавшие как организаторы кормления неимущих, стали сборщиками дани с этих неимущих. Разные масштабы и разная временная протяженность вроде бы разных явлений не могут затушевать верность аналоги, если учитывать обстоятельство, что заповеди и там, и там были одинаковыми...
Для создания дополнительного хаоса и недовольства социализмом в Союзе ССР, традиционно испокон сильно алкоголизированной стране, был придуман и введён сухой закон. Одновременно намерено был прекращён импорт одежды, парфюмерии продовольствия из советских стран Европы. Саботаж и вредительство набирали обороты.
Один за другим падали в обычной обстановке советские пассажирские и военные самолёты, попадали в крушения пассажирские поезда, тонули с людьми новейшие корабли и морские паромы, тонули атомные подводные лодки, взрывались склады боеприпасов и гексогена, поезда с радиоактивными отходами. На заводах гибли рабочие. Была подстроена посадка на Красной площади немецкого самолёта пилота Руста. Чтобы окончательно сломить и запугать простых советских патриотов в Чернобыле силами КГБ до этого был запланирован и осуществлён грандиозный теракт на новейшей советской АЭС.
Теракт был осуществлён по схеме аварии на АЭС Three Mile Island Accident в США, семилетней давности. Тогда из-за нарушения системы охлаждения расплавится уран в американском реакторе, вызвав облучение и радиоактивное загрязнение людей и окружающей среды. В Чернобыле террористами из КГБ так же была спланирована диверсия с умышленным нарушением работы системы охлаждения реактора. Ядерный реактор ожидаемо взорвался от перегрева...
Прибалтийские, украинские, кавказские националисты давно уже открыто проводили активные действия, шествия, агитацию для разрушения Союза. И вот, грозя перерасти в общероссийскую, началась Гражданская война на советском Кавказе и в советском Таджикистане. Ожидаемо вспыхнула повсеместно межэтническая резня. Русских везде начали убивать, по-бандитски выдавливать. Расцвёл терроризм, рабовладение, похищение детей, захват самолётов. В ответ кое-где провокационно было введено чрезвычайное положение, начаты депортации, провокационно использовалась бессильная в таких случаях Советская Армия. В Тбилиси безоружных молодых советских солдат троцкисты из ЦК, КГБ и Генштаба бросили на растерзание грузинской толпы. Потом перестроечная пресса клеймила несчастных парней, а вместе с ними всю Советскую Армию за то, что ребята защищали себя от смерти сапёрными лопатами.
Грузины бросились на абхазов, армяне на азербайджанцев, ингуши на осетин. Везде первыми жертвами озверевших сепаратистов становились русские. Внутритаджикской резне предшествовали расправы в Душанбе и других городах над русским. Национал-исламисты растерзали в Душанбе полторы тысячи русских мужчин, женщин, стариков и детей. Женщин и девочек под грохот автоматных очередей и гогот насильники заставляли раздеваться и бегать по кругу на площади железнодорожного вокзала. Чеченцы в Грозном развешивали на заборах русских домов кишки жертв, обозначая, что дома теперь свободны. Каждый горбачёвец, каждый тогдашний крючковский кгбшник, и все другие поставившие это дело на поток, стали людьми в несмываемой крови, и сам Горбачёв стал навсегда человек весь в крови...
Экономика социалистических стран Восточной Европы, потерявшая многолетние устоявшиеся экономические связи с экономикой Союза ССР, ставшей вдруг капиталистической, ожидаемо пришла в состояние хаоса, вызвав и там коллапс системы распределения, восстания националистов. В Союзе последние советские руководители, оставшиеся «красные директора» предприятий, помнящие, что они честные коммунисты, понимающие, что происходящее, попали под горбачёвские репрессии. Под разными предлогами их выживали из правительства и руководства партии, с предприятий. Увольняли, силами КГБ Крючкова или МВД Бакатина дискредитировали, организовывали слежку, прослушивание.
Особо упорных убивали, инсценируя несчастные случаи, разбойные нападения, инфаркты и самоубийства. До этого наиболее яркими актами андроповских репрессий было убийство главы Афганистана Амина в 1979 году после неудачного отравления, в 1982 году Брежнева в Ташкенте металлической балкой на заводе. Затем был убит член ЦК Суслов. Затем бывший министр внутренних дел и член ЦК Щёлоков. До этого был убит член ЦК министр обороны Гречко. Убит член ЦК Цвигун, второй человек в КГБ.
У насквозь больного, еле передвигающегося и говорящего старика Брежнева в результате действий убийц при содействии 9-го Управления КГБ «охрана» в Ташкенте была сломана ключица, пять рёбер, произошло кровоизлияние в печень. Кгбшники Крючкова его накачали болеутоляющими и заставили проводить награждения вместо госпитализации. Тем временем кровоизлияния и последствия травматического шока его убивали. После смерти Брежнева и верных ему людей, когда открылась дорога для Андропова, никто из членов ЦК не хотел больше оказываться на заводах под присмотром андроповского КГБ, будучи с ним в ссоре. Следующая акция репрессий, это убийство с помощью кгбшного убийцы-врача генсека Черненко. Старого гипертоника с печёночной и лёгочно-сердечной недостаточностью «умный» академик Чазов, на самом деле старый и любимый агент Андропова и отдела «Ф», отправил лечиться на высокогорный курорт. Результат — труп старого хитреца и проныры. Так была открытая дорога одобренной Тэтчер кандидатура Горбачёва. Пора было начинать одобренную на Западе «Перестройку» Командование тихоокеанского флота, посмевшее сомневаться в курсе Андропова, было в полном составе приглашено на совещание и отправлено при помощи авиакатастрофы в отставку на тот свет.
Выбор у старых коммунистов под угрозой подобного рода андроповских или горбачёвских репрессий был невелик: уходить на пенсию или быть убитыми спецназовцами, бандитами. Список андроповских и крючковских репрессий огромен. Даже, когда андроповских убийц ловили на месте преступления, они выдавали следствию личную мотивированную легенду, обелявшую заказчика и, по мере возможности, их самих: самозащита, грабёж, ревность, неосторожность. Да и желающих что-то доказывать к моменту назначения троцкиста Горбачёва дирижёром могильщиков соцстран и Союза ССР уже не осталось...
Теперь глава партии, правительства и сообщества новых советских капиталистов царствовал в одном лице. Государственный переворот на правительственном уровне, в системе управления и экономики был завершён. Очередь дошла до уничтожения беззащитного государства. Его теперь можно легко разгромить безо всякого Вермахта или НАТО...
Прежнего государства Союз ССР больше не было. Осталась лишь вывеска и ведомственный каркас и Советы разных уровней. Теперь под советской вывеской действовала власть троцкистов, капиталистов, бандитов, предателей и иностранных разведок, создавших гуманитарную катастрофу, распаливших Гражданскую войну. Что им и требовалась... Кому теперь был нужен такой изуродованный до неузнаваемости Советский Союз горбачёвского образца? Страна-инвалид без рук, ног, со сломанным позвоночником, слепой, глухой, немой обрубок. Горбачёв и Гитлер — люди все в крови, две фигуры, стоящие на одной американской подставке. И вот, ожидаемо, первыми заявили о выходе из состава парализованного и разрушенного изнутри союзного социалистического государства эстонцы...
Эпилог. Часть 2
Когда же началось всё это явное наступление контрреволюции и капитализма, погубившее власть рабочих, крестьян и их сверхдержаву? Кто и когда встал во главе создания системы массовой подготовки и продвижения на руководящие посты врагов советского народа? Когда Пленум ЦК компартии решил, что внук врага народа, чистивший в оккупации немцам сапоги — услужливый по-лакейски всем Горбачёв может «мобилизовать силы страны для модернизации экономики с шестым технологическим укладом» в условиях Холодной войны? Или, когда его предшественник Черненко решил устроить в 1984 году новый НЭП — выключив ведущие министерства из системы государственного планирования и распределения — основы социализма, и отдав их на откуп министрам, давая им неслыханную экономическую власть и огромные неучтённые деньги для того, чтобы свою обуржуазненную жизнь ещё больше отделить от Советской системы. Всего лишь за тридцать лет до этого такое покушение на основы социализма закончились бы для их организаторов недельным следствием и приговором в соответствии с действующим законодательством к высшей мере социальной защиты — расстрелу.
Лидер обуржузившейся партийной верхушки Черненко был спокоен за свой тыл, но всё же был убит КГБ с помощью летальных медицинских комбинаций за слишком низкий темп разработанной андроповцами программы контрреволюционных преобразований социализма. Может, всё началось когда до этого чёрный демон советской контрреволюции, сделавший систему охраны завоеваний революции КГБ орудием террора и репрессий против завоеваний революции, Андропов, внук московского ювелира Карла Флекенштейна, получил пост главы социалистического государства и законом о самостоятельности персонала предприятий, выводом предприятий из системы планирования и распределения начал усиленно насаждать буржуазное мышление, шкурничество, собственничество, развивать общество возрождённых бандитов-кулаков за советские же деньги? Дисциплина на предприятиях тогда закономерно падала: прогулы, брак, пьянство, убытки государства нарастали, промышленность начало лихорадить. Увеличение зарплат не помогало, а драконовские меры по укреплению трудовой дисциплины встречало недовольство.
Будущий глава Союза ССР Андропов, выходец из буржуазной еврейской семьи богатого московского ювелира, скрывшегося с ценностями в революцию в белогвардейском Моздоке, натурализовался там в виде рабочего парня. Разумно женился на работнице госбанка, а потом сотруднице НКВД, бросивший её с двумя детьми. Участник кампании клеветнических доносов во время периода массовых репрессий. Главным талантом имел карьеризм, приспособляемость и стойкое неприятие социальной справедливости коммунистического типа. Обуржуазненность верхушки системы управления была ему понятна и желанна. Он использовал марксизм-ленинизм как источник карьеры и получения благ, то есть был чистой воды троцкистом. Досконально изучив и отлично зная марксизм-ленинизм, он прекрасно знал его закон, что без всестороннего, государственного учёта, контроля за производством и распределением власть и свобода трудящихся удержаться не сможет, возврат к буржуазному мышлению и под иго капитализма неизбежен.
Председатель КГБ Андропов по прозвищу «Ювелир» и «Могикан» неспроста попал на вторую позицию в партийной иерархии за пять месяцев до смерти обуржуазненного престарелого главы партии коммунистов Брежнева. Этого не произошло бы в эпоху могущества Сталина. Но именно в эпоху могущества Сталина сделал Андропов карьеру с помощью множество таких же как он обуржуазившихся партийцев. И вот он встал на место главы Советской страны, устранив, в том числе убив, тех, кто ему мешал.
Никто из обуржуазившегося ЦК не посмел и не захотел ничего возражать андроповскому КГБ. Когда Ленин осуществлял социалистическую революцию, его инструментом была крохотная неоднородная партия из эмигрантов и политкаторжан с мизерными средствами. В руках Андропова теперь как орудие контрреволюции была самая мощная и эффективная спецслужба всех времён и народов. Андропов возглавил действия по усиленному созданию общества предателей, нового советское обуржазненного бытия, возрождая буржуазное сознание, иезуитски называя этот переворот «комплексным совершенствованием механизма управления социалистической экономикой».
Может быть контрреволюция начала брать верх, когда Андропов снял с поста председателя КГБ Узбекистана Мелкумова, забившего в набат из-за наступления буржуазного мышления и националистической вакханалии, творящейся в Узбекистане, вместо того, чтобы убрать главу контрреволюции Рашидова? Или когда Андропов ответил на реальное размещение американских ядерных ракет в Европе всего лишь риторикой, вместо реальной демонстрации возможностей советского военного ответа, начиная открытую игру в поддавки? Или когда капитализм получил безмерно ценный подарок в напряжённый период Холодной войны от КГБ и ЦК в виде всемирной дискредитации коммунизма с помощью бессмысленного для Советского Союза ввода советских войск в горы и ущелья Афганистана, организованного Крючковым — правой рукой Андропова.
Ввод войск сверхдержавы в архаичную страну, где тогда рабочего класса не было в помине, шло полностью вразрез марксистско-ленинскому учению. Но это безумное вторжение мирового лидера в отсталую средневековую страну превратило социализм на ровном месте во врага всего исламского мира, в агрессивного монстра вроде III Рейха, напавшего на слабую Польшу, развив до абсурда вредительскую доктрину Троцкого об экспорте революции в ущерб своего народа для получения личной власти, почестей и благ за счёт эксплуатации энергии революционных масс. Это нужно было ещё постараться, чтобы так дискредитировать коммунизм.
Офицеры спецподразделения КГБ «Гром» и «Зенит» Андропова под руководством генерала-предателя Иванова ворвались в резиденцию в Кабуле и убили президента Афганистана Хафизуллу Амина. Это был уже почерк не коммунистов. Это уже был почерк советской буржуазии, в которую превратились коммунистические лидеры, торгуя ресурсами страны в личных целях. Крючков, правая рука Андропова, возглавляя ПГУ КГБ был координатором этого преступления.
В сентябре 1942 года 18-и летний Крючков, немец по бабке, сын писаря с бывшей нефтебазы миллионера Нобеля, остался в цеху артиллерийского завода «Баррикады», когда все его товарищи бросились как добровольцы на подмогу девушкам зенитчицам и стрелкам НКВД для того, чтобы в неравном смертельном бою не дать фашистам с ходу ворваться в Сталинград до подхода армий Сталинградского фронта. Потом Крючков был эвакуирован и опять отсиделся в тылу. Заняв карьерное место кого-то из погибших в войну патриотов, он потом системно, старательно, под руководством Андропова, в качестве главы советской внешней разведки разрушал то, во имя чего отдали жизни тогда его товарищи в Сталинграде...
После инспирированного предателями из КГБ вторжения Союза ССР в Афганистан у Запада оказались полностью развязаны руки. Теперь против Союза все средства были хороши и оправданы. Одновременно с «блицкриговским» вводом советских войск в Афганистан, давшим возможность США и всем ведущим мировым державам ввести против Союза ССР различные санкции и эмбарго, КГБ умышленно игнорировали нарастание продовольственного кризиса в важнейшей, как союзнике, рабоче-крестьянской Польше. О ком только из непролетарских стран со всему в миру не «позаботились» финансово и технологически предатели. Но выпустили на волю из-за продовольственного кризиса контрреволюцию именно в этой стране, где и так были традиционно сильны антирусские националисты, кулацко-мелкобуржуазное сознание, антисоветские силы, в Польше. По своему опыту в Венгрии 1956 года, Андропову было хорошо известно, что это спровоцирует применение военной силы для подавления. Это было выгодно обуржуазившейся верхушке Союза для синергетической дискредитации вместе с Афганистаном социализма в напряженный период Холодной войны, для нанесения значительного экономического ущерба и раскола блока социалистических стран, создания условий для применения международных санкций, срыва урегулирования многих аспектов торговли, бойкотирования Московской Олимпиады. Обуржуазившаяся верхушка СССР хотела доказать народам европейских стран Социалистического содружества и народам Союза ССР исчерпание возможностей социалистического пути и необходимости перестройки жизни на буржуазный, капиталистический лад. Троцкизм неуклонно вёл дело к гибели социализма.
Во время кровавого фашистского восстания в Венгрии в 1956 году, будучи там послом, Андропов так же разжигал пожар дискредитации социализма как мог. Как ловкий троцкист он одновременно использовал маску для получения максимальных советских наград за подавление восстания, нанесшего при его участии социализму огромный репутационный ущерб.
Крючков при Андропове в Венгрии был связным с венгерскими фашистами, руководимыми CIA USA. Видимо, тогда Крючков и был завербован Central Intelligence Agency, поскольку часто, подолгу, один и бесконтрольно, в совершенстве владея венгерским языком, перемещался среди хаоса кровавого фашистского восстания, когда убивали всех, заподозренных в симпатиях к коммунистам, а напротив окон Андропова в советском посольстве не деревьях висели повешенные венгерские партийные работники. А Крючков подолгу находился в городе один о проводил встречи с фашистами с глазу на глаз.
По логике саботажников и врагов народа из андроповского КГБ безвозмездно и разорительно снабжать далекий Вьетнам ракетным и другим оружием, строить там заводы и порты, считалось правильным, а продать соседней Польше мясо, чтобы снять напряженность перед назревающим антисоветским восстанием ни за что? Здесь троцкизм, проповедующий экспорт революции даже в ущерб народу своей страны, был удобной ширмой для контрреволюционного разращения собственной страны — советские люди живут плохо не потому, что вредители ускоренными темпами разрушают советскую экономику, а потому что оказывается самая широкая интернациональная помощь коммунистам других стран, исходя из соображений крючковской внешней разведки андроповского КГБ! То есть интернационализм — это плохо. Обрекать в Афганистане советскую регулярную механизированную армию из солдат срочной службы на безумно расточительную войну с партизанами в удаленной от коммуникаций труднодоступной горной местности и при противодействии всего исламского мира, Китая и США — это хорошо. Логика взаимоисключающая с точки зрения полны стране, но стройная с точки зрения нанесения ущерба. Это был явный преступный замысел в духе заговора Тухачевского, заранее проигрышный.
Позор проигранной войны США во Вьетнаме, закончившаяся всего пять лет до этого, прекрасно показывала отрицательные перспективы такой иррегулярной войны. Советская армия к тому же не могла применять в войне варварские методы ведения войны, как капиталистические армии английского или и итальянского короля, Гитлера или американского президента. Её советские лидеры ограничили численно так, что выиграть войну было невозможно. Советский Союз, оставаясь по форме социалистической страной, вёл империалистическую войну, демонстрируя буржуазный склад мышления партийной верхушки. Все постоянно ведущиеся войны капитализма априори оказывались ничем не хуже советского. Одно из главных обвинений капитализма, как кровавого вечного военного агрессора, было дезавуировано, а вот о Советской Армии теперь можно было придумывать бесконечное количество кровавых небылиц на идеологическом фронте Холодной войны.
Может, контрреволюционный переворот случится за шесть лет до вторжения в Афганистан, когда в обстановке Холодной войны был приглашён в Москву лидер главного и лютого врага — президента США Никсон с огромной свитой помощников, шпионов и переговорщиков для подписания мало чего значащего договора об ограничении подземных испытаний ядерного оружия? Толку от договора было мало, но Запад получил возможность массированно агитировать за перемену социалистического курса за закрытыми дверями переговоров уже сильно обуржуазившуюся верхушку партии. И тут же после отставки Никсона, в районе Владивостока, андроповским КГБ организуется закрытая от народа встреча главы коммунистической партии Брежнева и нового президента США Форда, и в то же самое время против Союза ССР вводятся санкции.
За год до этого Брежнев зачем-то сам ездил в США подписывать ряд соглашений, в том числе о предотвращении ядерной войны, ничего не меняющие ни в сути, ни формах Холодной войны. Противостояние даже усилилось: американцы с помощью Пиночета свергли прокоммунистическое правительство Сальвадора Альенде в Чили, а с помощью армии Израиля разгромили в семидневной войне просоветский Египет. Андропов тем временем увёл все силы КГБ и на никому не нужные третьесортные страны, крохотные, бесперспективные, где даже и рабочего класса никогда не было и не будет.
За год до этого тот же враг Никсон преспокойно приехал в Советский Союз, ведя при этом уничтожающую войну гитлеровского типа с коммунистами во Вьетнаме.
Как ни в чём ни бывало, он заключил соглашения о сотрудничестве в области охраны окружающей среды, в области медицинской науки и здравоохранения, в области науки и техники, соглашение о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях, по ограничению противоракетной обороны, ограничению стратегических вооружений. Коммунистов во Вьетнаме его войска уничтожали как насекомых химическим оружием, ковровыми бомбардировками, напалмом, кассетными бомбами, там пытки, изнасилования детей, а коммунисты в Москве с изуверами окружающей средой были заняты, показывая, что, обуржуазившись, верхушка Союза ССР легко идёт не предательство одного из базовых коммунистических принципов — интернационализма. Значит, другие принципы тоже они готовы продать. А дальше прямо посреди Холодной войны между врагами следуют соглашения об урегулировании расчётов по ленд-лизу, о развитии торговли и о взаимном предоставлении кредитов. Вот что троцкистов волновало, долги перед капиталистками и кредиты, а не химическое оружие, ковровые бомбардировки, напалм, кассетные бомбы, пытки и изнасилования детей в коммунистическом Вьетнаме.
Коммунисты Китая никогда не соглашались сокращать ядерное оружие и своё оружие вообще, находясь в окружении врагов коммунизма, а вот обуржуазившиеся коммунисты из КГБ Андропова и ЦК Брежнева посвятили в этом период уменьшению военных возможностей Союза ССР гигантские усилия, выбрасывая на помойку колоссальные затраченные народом ресурсы. Китай отверг всеобщие предложения разоружаться. Глава Китая Mao Цзэдун закономерно обвинил Брежневский Союз ССР в отходе от истинных идей социализма, троцкистском соглашательстве за счёт простого народа с закоренелым неоколониализмом в отношении своих советских союзников в Европе и просоциалистических стран мира, в искажении демократического, общенародного характера социализма, в установлении в стране фашистского диктаторского режима ЦК и КГБ, слившего все ветви власти в интересах отдельных персон и их окружения, живущих только ради неограниченного потребления благ, роскоши и наслаждений. К этому определению присоединились коммунисты Албании, Румынии и Югославии, ряда коммунистических партий других стран.
Китайские коммунистические лидеры выразил своё презрение к брежневскому режиму, предавшему заветы Ленина-Сталина, заигрывающему с капитализмом. Даже провели военные, силовые акции, заявили, что полтора миллиона квадратных километров территории в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке исторически принадлежат Китаю. При этом санкции США к сговорчивому коммунистическому Союзу ССР нарастали, а к несговорчивому коммунистическому, уже заимевшему своё термоядерное оружие Китаю парадоксальным образом ослаблялись шаг за шагом. Американцы таким образом вместе с предателями в руководстве Союза ССР взяли курс на созданиях для советского народа таких невыносимых условий жизни, чтобы возврат к капитализму в Союзе был логически оправдан.
Когда Сталин встречался с американским президентом Рузвельтом шла война с Гитлером и американская армия воевала против Гитлера, Японии, врагов рабоче-крестьянского государства. Когда началась Холодная война, о встрече Сталина с американским президентом мог заикнуться только сумасшедший. Разведчики контактировать с врагом могли. Министр иностранных дел мог, но, чтобы глава советского государства, вождь коммунистов планеты Сталин, на глазах своей страны, которую он должен мобилизовать на борьбу, о чём-то там договаривался с непримиримым врагом, нацелившим на его страну ракеты с ядерными зарядами, пускай и бывшим союзником против Гитлера, кстати, этого Гитлера и сотворившего, такого просто не могло произойти.
Может быть на путь обуржуазившиеся троцкистской нечисти партийная верхушка шагнула в 1969 году, когда один из высших руководителей Союза ССР Подгорный с подачи КГБ принял в Москве в обстановке Холодной войны и критического её момента идеологической борьбы за первенство в высадке человека на Луну, астронавта США Бормана, якобы уже облетевшего Луну в рамках подготовки к предстоящей высадке, которой потом не было. Не было, но КГБ Андропова всех советских руководителей убедило, что была. Астронавт вражеской страны, когда космос явно исследовался, прежде всего, как часть военной программы, получил необычайно высокую советскую трибуну для личной и очной дезинформации советского руководства о технологической возможности предстоящей высадки американцев на Луне. Одновременно в Союзе ССР официально был упразднён фундаментальный советский праздник «День урожая и коллективизации».
Все агентурные источники и технические средства разведки кричали советскому руководству: «Высадка на Луне фальшивка!» Но самая могучая спецслужба мира КГБ и тогда и никогда не раскрыла для стран этой фальшивки, не использовала такое мощное оружие пропаганды, как разоблачение глобальной американской лжи, играя в поддавки с врагом. Это была часть торга обуржуазившейся советской верхушки, когда за интересы советского народа она получала возможность начать накапливать на Западе украденные деньги и переводить их в собственность. Более того, КГБ, организовало важнейшую для американцев поездку к президенту США Никсону и в NASA советских космонавтов Берегового и Феоктистова на дезинформационный спектакль о прошлой и будущей высадке на Луне. Всё это в обстановке накалённой до предела Холодной войны капитализма и социализма.
Может быть контрреволюция первый раз безнаказанно себя проявила в Брежневском Союзе ССР на год раньше, когда КГБ Андропова, где только не проявивший блестящие возможности сильнейшей спецслужбы на разных континентах, вдруг выпустил на свободу антисоветские силы в советской Чехословакии под самым своим носом? Потом был спровоцирован ввод туда войск стран Варшавского договора, скомпрометировавший в который раз социалистическую систему. При этом была устроена травля дочери Сталина, от чего она сочла страну капиталистов США лучшим местом, чем страна, мощь и слава которой была созданы и защищены её отцом. Она запросила политического убежища у своих врагов.
Выходит, что уже с 1966 года глава коммунистов Союза ССР Брежнев и поднятый им на самый верх вредитель, саботажник и враг народа Андропов в духе обуржуазненных коммунистов Зиновьева, Каменева, Бухарина, Тухачевского, Ягоды и других, вели социализм путём соглашательства с буржуазными идеями капитализма внутри страны и вне её границ, путём всестороннего и старательного разрушения Сталинского наследия во всех сферах. Что ими двигало? Неужели жажда жить в роскоши как цари с наследственной передачей своего положения, причём за счёт народа, взятого в экономические рабы с помощью на первых порах маски следования марксистско-ленинского учения и с последующей открытой реставрацией капитализма?
А может быть всё случилось ещё раньше? Один из предшественников брежневской команды Хрущёв, считавшийся ближайшим соратником и личным другом Сталина, предавший его лично и его идеи, разве не был согласен с буржуазным стилем жизни советской верхушки, разрушающим альтруистическую сущность социализма по всем направлениям на виду у всего народа? Разве не были правы китайские коммунисты, считающие соглашательскую, троцкистскую позицию хрущёвской команды, в частности заключение договора с США о запрещении испытаний ядерного оружия, обманом народов, упрочнением ядерной монополии трёх держав и капитуляцией перед американским империализмом, вместо полного запрета и уничтожение ядерного оружия? Хрущёв, как и убитый им конкурент на власть Берия, желал прекратить Холодную войну и перейти к мирному сосуществованию с капиталистическими странами, что было капитуляцией со всеми вытекающими последствиями. «Карибский кризис» на первый взгляд всё ещё оставлял надежды на способности социализма Хрущёвской модели реально защищать завоевания революции, но результатом кризиса был всё тот-же торг и отступление.
Тайный вынос чёрной ноябрьской ночью 1961 года гроба с телом генералиссимуса Победы Сталина, строителя советского государства, из мавзолея Ленина-Сталина при личном участии Хрущёва кроме ещё одного шага назад к реставрации буржуазных взглядов на пути к реставрации капитализма, имел вид кощунственного святотатства. Хрущёв как вор распорядился перед опусканием гроба снять со Сталина золотые погоны генералиссимуса. Командир полка кремлёвских курсантов отказался это сделать, погубив свою генеральскую карьеру. Бессильные слёзы стояли на глазах офицеров, когда тело великого человека в сосновом ящике со стружкой обетонировали под звук трактора, чтобы скрыть это святотатство от людей до поры до времени. Последовало позорное переименование легендарного всемирно известного символа победы советского народа Сталинграда в безликий Волгоград. Во многих столицах мира была улица «Сталинград» в знак глубокого восхищения и благодарности советским воинам, сломавшим у этого города хребет Вермахту, была в одной из столиц капиталистического мира Париже, а вот в советской стране этот город исчез с карты.
Может быть точкой переворота, началом извращения альтруистической парадигмы социализма, не имеющего среднего знаменателя с эгоистическим корнем капитала, стало исчезновение Министерства внутренних дел СССР? После этого МВД союзных республик на шесть лет стали верными защитниками своих обуржуазившихся партийных верхушек, их национального сепаратизма и до небес разросшейся без репрессии коррупции, особенно на Украине и Кавказе. Ряд полномочий по судебному надзору были переданы из Верховного Суда Союза ССР в Верховные суды республик. Началась вакханалия организованной преступности под защитной обуржуазившихся партийных верхушек союзных республик. В это же время вице-президенту США Никсону было разрешено в стране, ещё не преодолевшей последствия катастрофического гитлеровского нашествия, оплаченного в том числе американцам, охмурять полуголодных и полуодетых советских людей в Москве американской промышленной выставкой. Советским людям, едва оправившимся от голода и разрухи, гибели 30 миллионов своих соотечественников, были предъявлены закономерные успехи капитализма США, собственно и направившего Гитлера на восток и баснословно обогатившегося на этом. Советским людям в сознание были вбиты красота и богатство буржуазного образа жизни в быту: современные стиральные, посудомоечные машины, печи СВЧ, «Пепси-Кола», жирные гамбургеры.
В то время, когда американцы в Москве рекламировали преимущества капитализма, Хрущёвым были организованы события, дискредитирующие социализм не менее выноса тела Сталина из мавзолея. Хрущёв привёл ситуацию с неразумным возвращением чеченцев и ингушей из депортации, куда они были ранее отправлены при Сталине за злодеяния, массовое дезертирство, бандитскую войну против Советской власти, к фактически этнической войне. Хрущёв столкнул лбами с возвращёнными из депортации население разных национальностей, занявшее места проживания чеченцев и ингушей, выселенных в Среднюю Азию, где они отсиделись в голодные послевоенные годы в артелях, заготовительных и торгующих организациях, чайных, столовых. Хрущёв решил абсолютно провокационно восстановил на прежнем месте Чечено-Ингушскую АССР, которая и была ликвидирована потому, что советской, по большому счёту, она раньше не была. Спустя 13 лет после принятия решения Верховным Советов о депортации простые советские люди на стихийном десятитысячном митинге в Грозном, возглавляемом русскими женщинами, потребовали повторной депортации бандитствующих озверевших чеченцев и ингушей. Демонстрация переросла в штурм коррумпированного, обуржуазившегося обкома компартии в Грозном, защищавшего 200 тысяч возвратившихся чеченцев с ведома Москвы от гнева народа. Такие вещи как социальная справедливость для троцкистов хрущёвской группы никогда ничего не значили.
Годом ранее, в 1956 году, по-троцкистски прикрывающий марксистско-ленинской идеологией свою буржуазную сущность, Хрущёв ввёл в советский Тбилиси части Советской Армии, которые с применением танков и огнестрельного оружия подавили выступления советских граждан, требующих отмены скандальных решений хрущёвцев против выражения любви и признательности народа к Сталину, под видом борьбы с культом личности. Так же поступил Хрущёв со спровоцированным очернением Сталина, вооруженным восстанием фашистов в Венгрии.
Или победа обуржуазившейся части партийной верхушки произошла, когда хрущёвцы отстранили от дел Молотова, бывшего главой Советского правительства больше десяти лет в труднейший период коллективизации, индустриализации, репрессий по защите революции. Русский человек Молотов был самоотверженным строителем и жёстким защитником советского государства. Его заслуги были чрезвычайно велики. Они были не меньше заслуг Сталина. Обладая популярностью в народе, особенно среди интеллигенции, Молотов построил, защитил вместе со Сталиным и его товарищами великое государство. Молотов прекрасно знал Хрущёва с молодых лет, знал, что тот когда-то исповедовал троцкизм, использовал марксизма-ленинизма в своих личных обуржуазненных целях в ущерб социализму.
В случае с возвращением чеченцев и ингушей видно, что Хрущёв, которого занимали до тонкостей проблемы этносов по всему миру, собственные социальные, экономические проблемы запускал до состояния тупика, до неизлечимой раковой опухли. Хрущёв от разорённого фашистами-европейцами советского народа отнимали колоссальные средства на помощь социалистическим, псевдосоциалистическим и совсем не социалистическим странам, вместо того, чтобы сделать свой народ счастливым, дав им сколько нужно холодильников, телевизоров, автомобилей, квартир, дач, прочего барахла и вещей для жизни, ведь они это заслужили победой над фашистской половиной мира. Как нормальный троцкист он думал о себе, своих благах, почестях и славе. Использование советского народа для агрессивного распространения революции в мире и торговля ею для личной выгоды тоже троцкизм.
Троцкий был врагом народа, поступившим потом на службу капиталистическим спецслужбам, был выслан сталинцами из страны, перед войной убит одним из своих подельников из-за денег западных покровителей. Троцкизм появился до Троцкого, это оппортунизм, получивший его имя, он являлся прикрытием для контрреволюционного ослабления советской идеологии и экономики ради злоупотреблений и создания условий для личного сверхпотребления за счёт трудового народа. Символом этого сверхпотребления можно было назвать проживание Троицкого в Архангельском в окружении целого штата прислуги и охраны на шее народа. Туда приезжали художники писать с Троцкого картины. Владелец дворца князь Феликс Юсупов, граф Сумароков-Эльстен, самый богатый после царя, бежал в Париж. Троцкий после проживания в роскоши дворца царского родственника, присвоил себе из сокровищ Архангельского двадцать подвод, гружённых картинами старых мастеров, знаменитым юсуповским фарфором, мебелью и гобеленами XVII века. Это ёмкий символ буржуазной сущности Троцкого и троцкизма.
Хрущёв перед знакомством со Сталиным был открытым троцкистом. Делая карьеру сталинца с доктриной Сталина о развитии, прежде всего, своей страны, и невозможности перехода на новый уровень потребления без создания соответствующей материально-технической и культурной базы следующей ступени, он преуспел больше других, скрыв свою обуржуазненную, троцкистскую сущность. Став главой Советской страны, он извлёк свой затаённый проклятый троцкизм. Троцкизм — это крайне вредное и опасное, деструктивное, контрреволюционное учение, предусматривающее реставрацию капитализма и сговор с зарубежными капиталистами для свержения Советской власти. То есть это контрреволюция в чистом виде, а не «ошибки и перегибы». При Хрущёве контрреволюционеры стали подниматься по иерархии очень быстрыми темпами, пользуясь отсутствием механизма защитных репрессий, расцветшей безмерно коррупцией, возможностью безнаказанно вытеснять сталинцев из властных структур.
Хрущёв предал Сталина. Хрущёв со Сталиным прошёл вместе такое, после чего не предают, а заслоняют от пули: от самоубийства жены вождя и борьбы с троцкизмом, через коллективизацию, индустриализацию, репрессии, через всю войну к восстановлению разрушенного. Их связывало не только дело, но и личная дружба, дружба семьями.
Особая подлость обуржуазненной советской верхушки победившего при Хрущёве троцкизма, подлость борьбы троцкизма с «культом личности Сталина», и «хрущёвской оттепели» заключалась ещё и в том, что по времени они совпали с готовностью капиталистов США атаковать сильно ослабленный гитлеровским нашествием Союз ССР своими 1300 дальними бомбардировщиками с 3000 ядерными бомбами, против 100 советских дальних бомбардировщиков с 300 бомбами. На что были способны американские империалисты, без перерыва после разгрома их Гитлера, начавшие Холодную войну — подготовку ко второй масштабной агрессии против рабоче-крестьянского государства, было отлично уже известно по сатанинскому уничтожению ими японских, немецких корейских городов вместе с мирными жителями. То, что они могут проделать то же самое с беззащитными тогда крупными городами советской России, сомнений ни у кого не было. Кроме того, обстановка в огромной советской стране и возникших новых странах социализма в восточной Европе, насыщенной трофейным оружием и миллионами пособников гитлеризма, была на грани или уже за гранью введения военного положения. Советские ракетные силы были ещё в зародыше и не успевали изменить убойный баланс сил. Только к концу 1964 года стал возможным уничтожающий ответный удар. И тут же Хрущёв начал торговаться с американским Дьяволом, пошёл на предложенные США условия ограничения стратегических вооружений, выдвинутые в Комитете по разоружению в Женеве.
Хрущёв пошёл на смягчение внутренней и внешней политики, обуржуазил их, обуржуазил риторику, искусство, лживой критикой «культа личности» Сталина и порицанием «необоснованных» репрессий, широчайшей амнистией, возвращением белоэмигрантов, продемонстрировал всем обуржуазившимся слоям в Союзе ССР новый магистральный путь к постепенному возвращению капитализма, всё ещё скрываясь от народа под марксистско-ленинской маской. Это было начало широкого идеологического стратегического отступления.
Именно поэтому полный лжи и ненависти к Сталину закрытый доклад Хрущёва XX съезду для широкой публики первыми озвучили миру по радио именно американцы, получив текст от Хрущева, так как это, прежде всего, было для них послание. Не советские газеты озвучили тему «культа личности» и «сталинских репрессий» первыми. Это была давнишняя Западная разработка со времён Гражданской войны и интервенции, особо развитая гитлеровским III Рейхом. Хрущёв мог торговать советским народом по высоким ставкам. Он даже бил ботинком по трибуне ООН после того, как получил в своё распоряжение самую мощную в истории термоядерную бомбу. Сталин был такой мощной личностью, что быстро разрушить им созданное было невозможно, он ещё раз спасал тогда свою страну на некоторое время, даже мёртвый.
Троцкисты с помощью масштабной борьбы с «культом личности» Сталина, фактически с политикой Сталина, отключили механизм защиты и самоочищения партии, дали этим в полной мере воспользоваться внешними и внутренними врагами социализма.
Но где же всё-таки эта точка, когда обуржуазившиеся коммунистические вожди Союза ССР встали на путь открытой контрреволюции и заключили очевидный союз с международными центрами власти и денег? Какие у этих событий признаки, когда же всё это контрреволюционное капиталистическое начало в правительстве и партии возникло, реализовалось окончательно, почему народ, отдавший столько сил в борьбе с капиталистическими полчищами Гитлера и другими американскими и английскими марионетками, имея такие явные успехи в становлении мощной и процветающей сверхдержавы, вдруг забросил заботу о собственной стране, заплутал на социалистическом пути, завёл в тупик своих союзников по коммунизму, начал разворот к капитализму и, наконец, под руководством предательской верхушки бросили социализм вовсе и ринулся в капитализм как в рай небесный?
Когда произошёл этот перелом, как он выглядел, какие признаки этого перелома? Насколько население было привержено социализму, были ли противники у контрреволюции в Союзе ССР и сколько их было? До войны явно были... А после войны? Когда это всё началось? А прекращалось ли это до конца вообще со времён победы Октябрьской социалистической революции 1917 года или это контрреволюция была лишь приглушена на время репрессиями и законами военного времени? Ответ, должно быть, лежит на поверхности...
Послесловие от автора к роману «Сталинградские сны»
Нет смысла писать романы так, чтобы понял и оценил их философию враг. Врагу место у стенки, чего для него писать? Писать нужно для друзей. Сделал что должен был по совести, а дальше будет так, как случиться и помирать-то всего один раз. Чего тут прятать глаза?
Яркие упаковки всего, шоу на все лады, всевозможные рекорды жадности капиталисты всех мастей, чинов и рангов приписывают себе, рядятся в одежды святош и гуманистов. А тысячи лет тьмы невежества, три столетия американского рабства, три миллиарда нищих на планете, 30 миллионов умерших от английского голодомора в Индии, Холокост евреев и армян, постоянные экономические депрессии, различные социальные эксперименты над бедными и рукотворные глобальные кризисы, рукотворные пандемии, 20 миллионов убитых и 60 миллионов искалеченных в первую мировую войну и 50 миллионов убитых и 150 миллионов искалеченных во вторую мировую войну, глобальное загрязнение планеты капиталисты приписывают кому? Социализму? Ленину, Сталину, Мао? Интересно всегда послушать на эту тему лживые рулады капиталистических средств массовой информации, враньё всевозможных надсмотрщиков-президентов, левых течений троцкистов, продажных журналистов и авторов всех мастей. Так вот одежды капиталистов и есть одежды Дьявола и сатанистов. Только глупцы не знают ответ: «Во всём зле на планете виновато одно и то же ненасытное чудовище — система концентрации у немногих людей денег мира как рычага для переворачивания с ног на голову жизни простых людей. Способ обеспечения такой концентрации всех денег в одних руках — капитализм — самое страшное зло на планете!»
Именно капитализм обездолил людей больше, чем все известные природные катаклизмы, он и есть главный планетарный катаклизм. Именно капитализм убил людей больше, чем все стихийные бедствия и болезни вместе взятые, он и есть главная неизлечимая пандемия планеты. Капитализм создал систему массового штампования людского морального уродства всех мастей и уверенно ведёт человечество в тупик глобальной экологической и экономический катастрофы, постоянно генерирует всевозможные рукотворные кризисы, порождает угрозу голода, эпидемий, бесконечные войны за ресурсы, геноцид и уничтожение слабых народов.
Это ли есть лучшая доля для человечества? Нет, не лучшая! Правильная дорога для человечества? Нет, не правильная! Это благо для всех! Нет, не для всех!
Капитализм всегда система диктатуры и репрессий. Жадным и подлым быть плохо. По фен-шуй люди, строящие своё благо за счёт несчастий других, притягивают к себе и чужие несчастья тоже. Неужели не понятно, что только справедливое распределение ресурсов является верным путём развития человечества? Сегодняшние 3 миллиарда нищих, это что, не люди? На них благотворительность капиталистических мерзавцев, леваков-троцкистов и их обслуги не распространяется? Нет, видимо, не распространяется. Интернационал ненасытный богачей и их подлых королей с президентами, их лживые средства массовой информации и прочие слуги молчат о несчастных. Считают возможным существование миллиардов людей и целых стран второго, третьего сорта, а это полнейший расизм, фашизм, один из пунктов вечного обвинительного приговора капитализму, всем его защитникам, в какие бы яркие упаковки и шоу его не рядили, какие бы всевозможные рекламные рекорды жадности не показывали капиталисты всех мастей, чинов и рангов.
Они не могут нажраться. Цикл жадности капиталистического чудовища от подъёма до упадка, от одной большой войны и до как бы мира длится в среднем 35 лет. Обедневшие капиталисты, буржуа хотят быть снова богатыми. Богатые мерзавцы жаждут разбогатеть ещё больше и когда вроде бы можно насладится заработанным, оказывается, что их банк обанкротился или страна обанкротилась, или новые технологии сделали их заводы металлоломом, или при разделе наследства их обошли, и так далее… Капиталистический Олимп самое страшное чудовище на планете, начинает всю кровищу сначала, начинает под всякими предлогами творить кризисы, разорять простых людей, грабить их. Гора Олимп — гора древнегреческих богов. Капиталистический Олимп — это гора скользких, хладнокровных, безжалостных ядовитых змей; они ползут вверх друг по другу, моргая ничего не выражающими пуговками глаз, вибрируя раздвоенными языками, извиваясь, спариваясь, страиваясь, сплетаясь и расплетаясь, жаля, разрывая и пожирая куски других змей, и самая удачливая змея, самая безжалостная, изворотливая и ядовитая змея оказывается на некоторое время наверху этой непрерывно движущиеся горы алчности, ненависти и невежества. Это гора не Бога. Это гора Сатаны.
Что до России первой половины XXI века, то не очень понятно, за что нынешние правители РФ, их бывшие и будущие интеллектуальные подпорки из числа левых оппортунистов, троцкистов так любят белогвардейцев Деникина, Врангеля, Корнилова и вообще царскую семью. Они же их на фонарях вешали бы! Странно слушать разглагольствования людей о возможности беспристрастного взгляда историка и писателя на сложную историю мира или страны. Это всё равно, что говорить, что можно сделать фотографию сложного объекта, не имея конкретного места, где располагается фотоаппарат во время фотографирования. Сложный объект съёмки с разных точек фотографирования будет зрителю представляться разным в зависимости от точки фотосъемки и точно так же разной будет история страны, если её описывать с разных точек зрения, убеждения, ума, особенно в России, где болтовня — национальное хобби со времён царя Гороха.
Белое офицерство, белогвардейцы сражались не только против большевиков, левых эсеров или кулаков-бандитов, не за Учредительное собрание, которое должно было выбрать форму власти и принять конституцию, по которой должна была потом легитимно жить Россия. Как только Деникин получил абсолютную власть на Юге России, все разговоры о Учредительное собрание закончились. Настала военная диктатура. То же самое было на Востоке России у Колчака. Как только Колчак получил абсолютную власть на Востоке России, все разговоры о Учредительное собрание закончились. Настала военная диктатура. С точки зрения генерал-лейтенанта Деникина, барона Врангеля или адмирала Колчака сегодняшняя власть ничем не отличается от диктатуры большевиков или анархистов Махно. Безо всякого Учредительного собрания бывшие простолюдины за счёт насилия и предательства сами себя назначили президентами, Думой, Сенатом, с помощью американцев написали себе Конституцию, забрали себе все русские богатства, национализированные ранее большевиками. Теперь узурпаторы делают вид перед всем миром, что так и надо, что это легитимная власть, как будто все вокруг дураки и не знают историю. Даже Ленин пытался провести Учредительное собрание и провёл, но, во-первых, его нельзя было в хаосе сделать Всероссийским, а во-вторых депутаты от буржуазии и капиталистов оказалось не готовы к диалогу.
Окажись современная верхушка России из семей деклассированных низов начала ХХ-го века, подлостью и предательством пролезшие во власть, в руках Алексеева, Деникина, Врангеля, Колчака они все были бы расстреляны, повешены однозначно, имущество конфисковано и возвращено дореволюционным хозяевам по реституции, а прочая собственность национализирована.
Попадись нынешние олигархи из бывшего чёрного простонародья разных окраин бывшей Российской империи гипотетически живому Николаю II, его жандармам и гвардейцам, все современные олигархи были бы повешены, их имущество конфисковано, возвращено дореволюционным владельцам, прочее поступило бы в казну самодержца. Ибо быдло не должно владеть чужим! Только господам это можно. Совсем не понятна сегодняшняя официальная любовь к царю и белым генералам. Зря теперь так они любят белогвардейцев, это у них какой-то садомазохизм.
С другой стороны, не могут же они восхвалять Сталина, при который их отцы взлетели из бараков зачумлённых деревень, где они спали в детстве на вшивой соломе, в первые лица страны? Тогда они сами себя назовут прилюдно и навсегда подонками-предателями. В отличие от хитрокрученных законов клики богачей, у реальной справедливости срока давности нет. Вот и приходится им любить белых генералов и царя. Парадокс подонков. А так, то, что они гниды и подонки знают только специалисты-историки, и сынки олигархов гордо носят в телевизоре и по планете свои воровские хари. Детишки гнид и подонков, на горах наворованного…
Пьяный Ельцин — обуржуазненный коммунистический перевертыш, троцкист, прикрывавший всю жизнь марксизмом-ленинизмом свою алчность, ненависть, невежество, коррупционер из семьи бандита-кулака влез на БТР в августе 1991 года и все его сообщники кгбшники-заговорщики и бандиты сделали вид, что верхушка власти в стране сменилась вместе с экономическим строем и названием госвласти, хотя это было не так, и начали кгбшники-заговорщики и бандиты делать ровно то, что после смерти Сталина делали все троцкисты, захватившие власть в Союзе ССР — стратегические уступки американцам за признание их легитимности, за возможность хранить украденное на Западе и спокойно эксплуатировать внутри страны своё положение.
Инструкция к пониманию россиянской, не путать с жизнью русской, гласит: «Кгбшники-заговорщики и бандиты — это вирус, болезнь, раковая опухоль русского народа. Постоянно разрастаясь снизу и захватывают всё, к чему прикасаются, они захватывают верховную власть, самое современное оружие, прикармливают многочисленных собак-охранников, шутов, троцкистов, шлюх и шестёрок от интеллигенции услаждать, репрессировать, уводить в дебри лжи, писать законы и считать деньги. Ведь ничего же нельзя понять ни в назначениях, ни в политике, ни в законах, ни в идеологии или выборе святых в стране, если только не произвести замену термина «госвласть» термин «власть кгбшников-заговорщиков и бандитов». Только после такой мысленной замены всё встаёт на свои места, становятся понятными назначения, политика внешняя и внутренняя, выбор святых, законы и идеология дикого колониального капитализма. Значит, инструкция работает правильно.
После страшных мучений рак заканчивается смертью, а жадный, жестокий и бессмысленный вирус ищет новую жертву. Придёт ли время взыскать всё до крохи с «советских» стартовых капиталов, неизвестно, но нужно как-то жить дальше и с этим, планета-то вертеться не прекращает. Одни люди не приемлют нечто ужасное и отвратительное в жизни, прячутся от него и бегут от него, даже на тот свет, другие люди не приемлют ужасное и отвратительное, но могут в нём жить, скрипя зубами. Но есть категория людей, которым нравится ужасное и отвратительное. Такие живут долго, даже когда ужасно и отвратительно вокруг без исключения всё, и даже их собственное тело становится ужасным и отвратительным. Это и есть доминирующий вид людей, достигающий всего. Первая категория часто возникает из детей третьей, а третья развивается из второй. Вторая же категория является наиболее многочисленной, самозарождающейся категорией. Любой предприниматель, бизнесмен, деловой человек — это суть организатор логически связанных в комплекс последовательных операций для достижения определённого результата. Так и живут…
Любое предпринимательство, бизнес, дело, если оно не основано на доминировании с помощью системы высшей касты, имеющей при капитализме конкурентное преимущество вот всём — это, во-первых, логически внятный организационный процесс, и только во-вторых применение каких-то специальных предметов и навыков. Основа любого организационного процесса — логика. Логику осознали и упорядочили как науку ещё древние греки. Логике, обычно, должны по-хорошему учить не отдельно, а опосредовательно в школе на уроках математики, химии, физике, истории. Если эти науки в школе или институте преподают слабо, а история вообще каша, а в каком-то учебном заведении могут и вообще её не преподавать, заменив какой-нибудь современной эстетикой, то простой человек, решивший стать после такого обучения предпринимателем в любой сфере, оказывается с ворохом разрозненных навыков и знаний, но без главного инструмента. Он навьючен много чем, но только совсем безоружен, что мафиозным правителям-богачам, королям, президентам и нужно.
Человек знает многие вершки, но не знает корешки и связать вершки в процесс ни в какой сфере деятельности чётко не может. Не хватает ему созидательного навыка мышления. Расчётливо идти по самостоятельно построенной дороге шаг за шагом он умышленно не научен, не научен ни правильно рассчитать силы до цели, ни продумать дорогу, ни поправлять шаги в движении. Если он не обладает логикой врождённо — он ничего толком не сможет. Придётся ему на радость экономических рабовладельцам подаваться в серые клерки всех видов и мастей. Он — легко управляемый умный дурачок. Если у него нет возможности продавить через естественные рамки реалий, всевозможных сложностей интересы личного своего предпринимательского дела к результату через связи родителей или друзей, то он потерпит неудачу практически всегда.
То есть, вместо логически взаимосвязанных экономических процессов всё подвластное высшей мафии теневых правителей-богачей общество и госвласть неспроста погружены в хаос кумовства, коррупции, силовых вариантов решений вопросов и так далее. Когда же средняя и низовая мафия ставит своих слабоумных, мыслящих вне логики, а только простейшими животными инстинктами, к управлению логическими процессами государственной или муниципальной власти, экономикой, армией, то тоже получается плохой для простого народа результат. А ведь жизнь — это такой же организационный процесс, как и бизнес, только цель её не прибыль, а человеческое счастье. Большинство эти цели в жизни путают.
Любовь и семья — это тоже организационный процесс, где цель не прибыль, а человеческое счастье. Многие и здесь цели путают. Если человек не владеет логикой, главным инструментом сознания, его ждёт неудача в предпринимательстве жизни и в любви. Поэтому главный упор для счастья ребёнка и его удачи в жизни, это предметы, обучающие его инструменту логики: все виды математики, геометрия, физика, химия, география, нормальная история, нормальная литература, иностранные языки.
Мафия богачей всех стран, захватившая мировые источники еды и энергии, этот момент в образовании очень и очень давно выяснила. Управляя правительствами, они так организуют в подконтрольных им странах процесс обучения через свои министерства, чтобы простой народ, лишённый инструмента логики, не умел толком управлять ничем, даже своими мыслями, а их мафиозные сынки, принцы и всякие наследники, обученные логике, умели, как бы доказывая этим своё божественное, а на самом деле сатанинское право владеть остальными как рабами. А вот социализм в России в эпоху Сталина и современный Китай доказали, что простой человек, обученный как надо логике и специальным знаниям, может всё и даже лучше, чем любой проклятый аристократ. Логика — универсальный ключ к любому успеху для простого человека. Есть на вооружении логика простого человека есть логика, он едет по реальности как по прочным рельсам. Нет у него логики, и он плывёт по реальности как в жидкой каше экскрементов.
Что говорит логика простому трудовому человеку? Если общество устроено так, что оно большинству творит добро, то есть отдаёт большинству всё, что может, большинство гарантированно обеспечивается необходимой едой, одеждой, жильём, безопасностью, образованием, медициной, развлечениями, уверенностью в будущем детей, то это общество добра, доброе общество, как бы не старались очернить его враги. Такова суть социализма — добро большинству, передача большинству всего, чего есть, даже если меньшинству инакомыслящих будет причинено зло. То есть общество социализма — это общество добра.
Если же общество устроено так, что оно только меньшинству творит добро, меньшинство гарантированно обеспечивается необходимой едой, одеждой, жильем, безопасностью, образованием, медициной, развлечениями, уверенностью в будущем детей, а у остальных под любыми предлогами всё это отбирает, то есть творит зло, то это общество зла — злое общество. Такова злая суть капитализма — добро меньшинству, даже если большинству будет причинено зло. Зло капитализма, под лозунгом алчности, ненависти, невежества властвуя в обществе над людьми, пускает отвратительные метастазы в самые дальние уголки жизни и души, и нет от него спасения, только вырвать с корнем. Можно, конечно, приспособиться жить во зле, но это подлая, поганая жизнь, каждый день, на каждом шагу режущая душу как стеклом! Пример сатанинского капитализма алчности, ненависти, невежества кроме Гитлера и голодомора в Индии королевы Виктории даже всем хорошо известный Парфенон.
Расстрел итальянцами капиталистическо-торговой республиканской Венеции из пушек с дистанции 500 метров признанного в то время чуда света афинского Парфенона в романтическую эпоху как бы просвещения, когда Исаак Ньютон открыл закон всемирного тяготения, Карл Линней систематизировал биологию, повсюду в европейских столицах учреждались Академии Наук и научные общества, итальянцы распространяли своё барокко, то есть разбирались в том, что есть шедевры, Микеланджело и Рафаэль почитались, было апофеозом капиталистической, буржуазной алчности, ненависти и невежества. Речь идёт о разрушении даже не уникальных пирамид индейцев, а самого источника Европейской культуры, Возрождения и Просвещения. Вот что подверглось уничтожению. Величайшая святыня человечества. И тишина...
Если в октябре 1917 года красные отряды точечно обстреливали в Кремле орудийную батарею у Чудова монастыря с целью заставить её замолчать, уничтожали пулемётчиков в башнях, то для работорговцев итальянцев мишенью был сам Парфенон. 700 ядер попало в его шедевральные колонны и фризы, втрое больше не попало. В Парфеноне кроме мечети и порохового склада турецких оккупантов прятались семьи турок.
В результате алчным, ненавидящим, невежественным «просвещённым» итальянским работорговцам из Венеции удалось добиться взрыва пороха, мгновенно убить этим 300 женщин с детьми и превратить в щебень мировую святыню, куда приезжали на поклон короли, иерархи церкви со всей Европы. Преступники превратили в груду щебня шедевр, который греки по своей бедности реставрируют уже 100 и будут реставрировать ещё 100 лет. После взрыва мега-памятника алчные итальянцы хотели вывезти уцелевшие статуи в Италию, то есть они отлично знали, что за ценность они разрушили. Статуи с фронтонов Парфенона в разы превосходили своей художественной ценностью всё, что создали итальянские скульпторы эпохи Возрождения. Микеланджело, конечно, великий скульптор, но зачем же древнегреческого гениального Фидия ломать?
Потом мародёры-венецианцы, кстати, создали английские банки, богатые византийские семьи переехали в Англию и привезли туда свою живодёрскую и мародёрскую капиталистическую традицию, присущую королевской семье и её слугам и поныне. Венецианцы привезли вместе со своим алчным, ненавидящим, невежественным капитализмом в Англию ровно ту идеология, которая стала визитной карточкой Великобритании поныне: алчность, ненависть, невежество.
Обстрел военных целей в Кремле в 1917 году назван богачами мира расстрелом святынь, а уничтожение в 1687 году богачами памятника в Афинах во много раз более значимого для человеческого рода, чем Кремль, не названо никак. Никто никаких счетов не предъявляет, никто в отместку собор Святого Марка в Венеции, кстати по сравнению с Парфеноном он какой-то лабаз, взорвать не пытается, никто не квалифицирует действия венецианских торгашей как варварство.
Сам собор Святого Марка в Венеции во многом содержит элементы, украденные венецианцами в разгромленных ими, разграбленных городах. Вот он, символ капитализма, повторенный многократно в мега-городах капиталистического мира Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Амстердаме, Риме, Мадриде и так далее — городах-вампирах, собранных из украденного по всему миру, вырванного из рук убитых, порабощенных, изнасилованных.
А вот когда красная беднота раздавила в Кремле тех, кто оставил армию и города России в 1917 без топлива и еды, крик был на весь мир. Когда в Парфеноне христиане устраивают свой кафедральный собор и сносят древние скульптуры работы Фидия, во фризах пробивают окна и пишут иконы поверх оригинальных орнаментов, это всех устраивает, это «цивилизованно». Хотя это во весь голос кричит ненависть и невежество. Когда мусульмане уже поверх этих христианских переделок в Парфеноне делают свои переделки, минарет, это тоже «нормально». Хотя кричит это тоже ненависть и невежество. До этого Парфенон ограбили германцы и в первый раз сожгли его крышу, потом ограбил римский император, которого теперь славят как просветителя. Храм по религиозным причинам громили варвары-христиане, потом варвары-мусульмане, франки, греки. Об этом не приятно говорить. Вот она, поступь алчности буржуазного образа мысли, истинный облик капитализма.
Когда полевые арабские командиры что-то порушили в Сирии, исходя из своего религиозного воззрения, то крик подлецов богачей о варварстве поднялся на весь мир. Но когда кровавая английская королева капиталистов в своём музее мародёрства сидит на всём оригинальном фризе Парфенона и не собирается его вернуть древнему памятнику ЮНЕСКО — это, по мнению подлецов, «цивилизованно», потому что, видимо, она столько людей в истории убила со своей семьёй, такие реки крови они пролили, что ей и мародёрство прощается как мелкий нюанс. Что же за «благородная» такая королевская семья, если она проявляет себя как алчная, ненавидящая и невежественная. Что в её лондонском музее делает фриз от Парфенона? Почему он вообще там? Парфенон расположен в Афинах в Греции.
Но, а если полевые сирийские командиры вандалы, значит, весь остальной капиталистический мир ещё худшие вандалы и мародёры, и есть так, а это именно так, вся история богачей человечества во много раз хуже всех деяний ИГИЛА. Хоть радикалам-бородачам, хоть богачам плюнь в глаза — всё им божья роса...
Любят все рассуждать о сносе и переделках большевиками храмов и церквей, а о переделках и сносе христианами Парфенона, о переделке миллиона древних храмов в христианские церкви, о сносе части исторического центра в современной капиталистической Москве предпочитают молчать. А в чём разница? Чего, так стыдно за алчность, ненависть, невежество варваров и безбожников христиан, являющихся базой современной Европейской культуры? Что, императору Константину и князю Владимиру можно было так действовать, а генсеку Сталину нельзя? Император Константин и князь Владимир, разрушив на порядок больше, залив страны свои и чужие реками крови просветители, а Сталин, взявший страну с сохой и оставивший с атомной бомбой, создавший всеобщее образование и здравоохранение, мощную армию, проведя свет во все медвежьи уголки необъятной России варвар и палач? Не получается так...
Одно и то же явление не может быть одновременно позитивным и негативным по одним и тем же параметрам оценки! Лжецы... Парфенон, Коринф, Петергоф, Сталинград, Дрезден, Нагасаки...
Вся Греция, все её города, как щебнем, завалена разбитыми шедеврами во многом прекраснее статуй Микеланджело. Всё это варварство дело рук не коммунистов, а касты богачей, буржуазии, капиталистов из-за вечной ненормальной своей зависти и жадности, ненависти и невежества. Какое человечество, такая и история — богачи, короли, банкиры, капиталисты многие тысячелетия за свои проклятые деньги убивают людей, убивают целые народы и непрерывно уничтожают прекрасные творения рук людских, а когда кто-то пытается им возразить, пытается им сопротивляться, они поднимают бурю лжи, убивают святых смельчаков, истребляют освободительные движения и социалистическое партии.
А история страны? История России? Кому теперь верить? Какие документы в истории верные? После того, как США признались, что секретный протокол «Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом» которые враги русского народа называю в негативном ключе «пакт Молотов-Риббентроп» о разделе Польши в 1939 году, на основании которого строилась генеральским кгбшным заговором антикоммунистическая пропаганда в Перестройку 80-90-х — американская фальшивка, то как вообще теперь можно верить хоть одному документу из архивов КГБ/ФСБ, когда чекисты могут изготовить любую фальшивку и подпись любого человека на любом документе любой эпохи? Теперь людям может помочь только светлая голова, дедукция, сопоставления и главный вопрос следователя: «Beneficium qui» — кому выгодно?
Сам способ получения американцами этого документа похож на их высадку на Луну: сотрудник фашистского МИДа по своему почину отснял микрофильм с этим документом и в германской Тюрингии закопал возле замка. Ничего не спрятал из десятков договоров Германии о ненападении, а этот спрятал. Потом это место после войны откопали американцы. Ни с того ни с сего стали копать землю и нашли фото, на котором был снят как бы подлинный документ. Безо всякой экспертизы подлинности первоисточника презентовали в Союзе ССР копию этого фото прибалты. Даже то, что глава МИД Союза ССР Молотов расписался на якобы документе немецкими буквами, ни Горбачёва, ни других коммунистов-перевертышей не смутило.
Точно так же не смутила ранее Брежнева с подачи врага народа Андропова и его генерал-предателей нелегальной разведки Питовранова, Иванова, Киселёва фальшивка о высадке США на Луне. Хороши были разведчики-нелегалы КГБ. С азартом торговали по всему миру советским золотом, оружием, наркотиками, спали со шлюхами в мировых столицах в бесконечных командировках, где их легко вербовали. Не мудрено, что такие «профессионалы» преподнесли как документальный художественный фильм про ложную высадку американцев на Луне. Предатели из ЦК компартии, КГБ и ГРУ тогда мечтали реставрировать капитализм и захватить несметные богатства социализма, и им нужен был триумф капитализма над социализмом в Лунной гонке, и плевать они хотели на интересы трудового народа Союза ССР. Алчность, ненависть и невежество гнали их вперед. Эти иуды народа русского по спискам Ельцина и его дочки назначили советских олигархов. Озолотились за счёт трудового советского народа. Какое право они имели распоряжаться тем, что им не принадлежало? Только система насилия охраняет их до поры, до времени. Воистину, страна РФ основана иудами, подлецами, мерзавцами, и какова тогда будет участь такой страны с таким генезисом?
Кто это понимает, кто осознаёт? В современном Западном мире, который контролирует Россию с помощью РФ, пока суть да дело, произошла управляемая деградационная революция. Развитые технологии и возникновение нового интернационала богачей позвонили им отказаться от традиционных национальных государств, защищавших столетиями их интересы от других богачей. Единственным противником богачей является собственное европейское население. Принудительная деградация его — одно из средств лишения его способности к самоконсолидации. Ибо те, кто не умеет и двух слов связать, не могут организовать массы трудящихся для защиты своих прав. Толпа дегенератов лучше управляется силой и внушением. Чем сильнее пастух и глупее стадо, тем крепче их союз. Лучше вообще, если трудящиеся разучатся связно говорить, а только будут ставить галочки и крестики в контролируемых соцсетях, как в дореволюционной России подавляющее большинство населения расписывалось, ставя крестик.
Следствием этой тенденции является пересмотр концепции хорошего и плохого с помощью управления массовым сознанием через кино, телевидение, радио и интернет. Против трудового народа идёт социальная война. Многовековые социальные реперы подвергнуты реконструкции. Ведётся постоянная трансляция в массовое сознание понимания, что вроде бы «хорошие люди», вечно твердят, что того нельзя, этого нельзя, стыдят, призывают делиться и учиться, развиваться, но фактическим мешают своей этикой самоограничений наслаждаться жизнью алчного, ненавидящего, невежественного большинства. А как бы «плохие люди» наоборот, говорят, что то можно и это можно, хвалят, призывают брать всё себе, даже если нужно при этом кого-то убить или избить, разрешают тунеядствовать, лениться, почивать на лаврах, то есть фактически продвигают идеологию отказа от этики самоограничений.
Так почему хороших тогда называть «хорошими», если они тормоз, а плохих «плохими» если они суть свобода? Фактически в новой европейской идеологии получается абсурд. «Хорошие люди» делают плохо человеку, а «плохие люди» делают хорошо. Таким образом современная европейская и американская идеология, это идеология античеловечности, капитало-сатанизм.
Что вообще тогда у капитало-сатанизма мерило плохого и хорошего? Теперь мерилом хорошего и плохого является денежная выгода. Выгода определяет теперь у людей европейской цивилизации, что хорошо, а что плохо. Если что-то не выгодно, то это плохо, даже если разговор идёт о жизни людей или экологии. Если это выгодно, значит, хорошо, даже если это убийство людей и экологии. Ergo — «хороший человек» по-западному, это человек, приносящий выгоду, а «плохой человек» — человек, приносящий не выгоду, а убытки. От людей, приносящих убытки нужно избавиться, а людей, приносящих доход, нужно культивировать.
Например, избавиться от пенсионеров коренного населения, и ввезти бесправных мигрантов или избавиться от дорогостоящих учёных и рабочих, разрабатывающих и производящих собственные товары и заменить их дешёвыми продавцами ввезённых товаров. Не надо толком учить коренное население, чтобы не тратиться на дорогих учителей и на сдерживание умного населения дорогостоящими силами охраны существующего режима, а нужно создавать дешёвых неучей, невежд, стадо, которые сами себя будут сдерживать собственным идиотизмом и низовой преступностью. И так далее...
Массовое сознание европейцев оказалось отброшено в доэллинистический период на три тысячи лет назад, во времена до возникновения древнегреческой философии, частично заложившей базу развития всей европейской культуры. Главный исток европейской доэллинистический культуры — культура варваров-кельтов. Сказать после этого, что зародившийся в Европе капитализм, это прогрессивный строй, язык не поворачивается. По части орудий убийства, грабежа, обмана может быть, а по части общей культуры и этики, что-то не видать...
Оказавшись таким образом в системе мышления каменного и бронзового века, сплочённые в фашистскую интернациональную олигархию богачи внедрили в западном обществе доктрину рафинированного зверья: «Что мне выгодно, то и хорошо!» Это ли счастье человечье? Или это несчастье человечье? Ответ очевиден. Всё бы ничего, но низведение доверчивых простых людей до состояния скота всё равно, наверное, вызывает у одиночек стремление к традиционным этическим нормам, и для них нет никакого сомнения, что добро не может быть никаким другим, как только раздачей всего, чего есть поровну людям. Таким добро описано в конфуцианстве, христианском учении Нового Завета и кодексе строителя коммунизма...
— Учитель, почему ты когда-то принимаешь подарки, а когда-то нет? — спросили однажды ученики своего старого учителя.
— Когда человек даёт тебе расчётливо, чтобы казаться добрым или удержать тебя, ждёт что-то в ответ, ему нельзя верить, он может быть и врагом, нужно с осторожностью принимать его подарки, — ответил учитель. — А если человек даёт тебе от всего сердца всё, что может — он друг и любой его подарок — благо!
Этика — это наука о самоограничении, возникшая в самой первой великой европейской цивилизации — Древнегреческой, в Афинах и Спарте. Апостол этики Аристотель. Культуры Древней Греции без этики не существует, поскольку из этики проистекает и начало греческой, а с ней и европейской демократии. Греки считали самоограничение тела и желаний краеугольным камнем человеческого достоинства, тем, что отличает человека от животного. Разве капитализм имеет чего-то общее с самоограничением? Капитализм, это алчность, ненависть и невежество. Где тут место для самоограничения? Социализм суть самоограничение. Спартанцы никогда не стали бы самыми великими воинами всех времён и народов, не ограничивай они себя во многом с самого детства в личном и общественном плане.
Древние римляне после первой гражданской войны придерживались уже других взглядов, сходными с безграничным капиталистическим обогащением одиночек на погибель масс, а христиане в Новом, но не в Ветхом Завете были согласны с Аристотелем, как и коммунисты. Современное же капиталистическое общество, буйно цветущее как сорняк на могиле Союза ССР, в принципе отвергает этику как часть человеческой культуры. Всё, что капитализм вещает людям, это то, что более 2500 лет назад уже звучало идеологией персидской империи царя Дария, разгромленной Александром Македонским учеником Аристотеля:
«Обогащайся любым доступным в природе способом, без оглядки на законы нравственные и юридические, получай любые вообразимые наслаждения без оглядки на законы нравственные и юридические! Закон: кулаки, кошелёк и родственные связи!»
Этот древнеперсидский лозунг неограниченного эгоизма, возобладавший сегодня над людьми спустя 2500 лет, определяет и объясняет всё, что происходит в системе управления капитал-эгоистическим государством, армией, бизнесом, в культуре, церкви, семье, в школах, в изложении истории страны, даже в детских садах. Это не то что печально, это культурная катастрофа человечества, тянущая за собой катастрофу экологическую, экономическую и так далее по цепочке. Экономическая катастрофа и экономический кризис всегда вместе — это разрушение взаимосвязи процесса производства-потребления, денег и ресурсов жадными и безжалостными капиталистами-эгоистами, наплевавшими на учение Аристотеля, Иисуса Христа, Аллаха, Будды, Маркса и Ленина.
Люди в своём современном капитализме-эгоизме оказались отброшены в развитии на две с половиной тысячи лет назад: гаремы, коррупция, массовые убийства, бесконечная война, педофилия, гладиаторы от спорта, мафиозные кланы, культы калькируют мерзость древний обществ. Если бы дети были вкусные молочных поросят, капиталисты ели бы и детей. Так жить правильно? Нет, не правильно!
Пройдя много лет путём уничтожения советских этических норм от общества, живущего под лозунгом приоритета помощи другим даже за счёт собственного блага, те есть добра, к обществу, живущему под лозунгом блага для себя за счёт уничтожения блага других, то есть зла, стали ли лучше русские люди? Нет, не стали. Стал ли они сильнее, предав поруганию своих прадедов и дедов коммунистов, поднявших Россию из отсталости самодержавия на уровень ведущей страны мира? Нет, не стали. Нашли ли теперь своё счастье простые русские люди? Нет, не нашли.
А дальше что? Свергать кровопийцев и строить ещё один раз уже преданный социализм? «Повторение мать учения» — говорит народная мудрость. Но что это такое — социализм, который снова предстоит построить? Нежизнеспособный, провальный эксперимент? А как же древние общества, жившие в социализме и давшие жизнь в конце концов почти 8 миллиардам современных людей? А как же взять Россию с сохой и оставить с атомной бомбой, ввести всеобщее образование и здравоохранение, создать мощную армию, провести свет во все медвежьи уголки необъятной страны? Ведь практикой доказано, что пролетарское государство будет снова показывать чудеса роста экономики и благосостояния жителей, будет снова сверхуспешным как «сталинский проект» или «китайская модель», что признают даже капиталистических экономисты и сегодня сложно найти оригинала, который бы отрицал рост экономики СССР до 50-х годов и Китайской Народной Республики за последние десятилетия.
Социализм в России не прижился не потому, что социалистическая экономика была нежизнеспособна, наоборот, социалистическая экономика спасла Россию в первой половине ХХ-го века от распада и колонизации, что не смогла сделать до этого при царе экономика капиталистическая, просто большинство населения России, как страны изначально отсталой, пошло на поводу у обуржуазившейся верхушки предателей, имевших изначально архаичное и шкурное сознание: «всё себе любой ценой». Если бы Россия как государство и развитое общество имела в своём развитии три тысячи лет, как Китай или Корея, её люди могли бы иметь внутреннее понимание и изначальную убеждённость в преимуществе экономики коллективизма над экономикой собственников, в понимании, что есть добро, а что зло.
Но в России всегда путались с этими понятиями. Невозможно построить социализм такими тёмными и отсталыми людьми, какими оказалась даже первые «соратники» Ленина господа Зиновьев и Каменев! Ту пещерно-шкурную и бандитско-золотоордынскую фазу развития сознания, которую проходят постсоветские народы России сейчас, дружно и всем сердцем отвергнув передовой общественный строй, народы в Китае уже прошли ещё до опиумных войн и японской оккупации в XX-м веке. Ну не лежит пока в России душа у рабов и баскаков к общественному благу, а только лишь к собственному, рабовладельческому удовольствию! Не дошло еще!
Социализм ведь начали в России не коммунисты. Социализм в России начал царь, введя в 1916 году продразвёрстку и карточки в разорённой «эффективными собственниками и иностранными менеджерами» стране, передав потом социализм следующей власти Временного правительства. Когда из зоны военный действий на восток страны хлынул поток беженцев и домовладельцы задрали цену жилья для беженцев, царское правительство искусственно ограничило цену найма жилплощади. Но ведь это социализм! Когда началась гиперинфляция, царское правительство ввело фиксированные цены продовольствие и товары. Но ведь это социализм!
И как мог сработать социализм в духовно отсталой стране буржуазного мышления, если реальный социализм — это учение передовое, для передовых и высокоразвитых людей. Для вечно отсталой Россия он изначально не годился. Это было понятно тогда. Почти капиталистический НЭП Ленина был тому прямым доказательном. Ленин вблизи видел российскую обуржуазненную душу интеллигенции, кулачества, купечества, приказчиков, лавочников и так далее, составлявших значительную долю населения и понял — эти шкурники и кулаки-бандиты пока неодолимы. Только реальная угроза страшного неминуемого вторжения и порабощения Западом заставила коммунистов при Сталине вводить повсеместно социализм очень быстро и жёстко, переламывать обуржуазненную часть населения буквально через коленку, оставив тем не менее кустарей, кооперативы, собственность на земельные паи колхозов и приусадебные участки. Не будь внешней угрозы, никому индустриализация ради индустриализации и коллективизация ради коллективизации была бы не нужна. Просто армии в предстоящей войне с Западом нужно было оружие и хлеб. Как только были ослаблены защитные функции социализма, шкурное обуржуазненное большинство, разваливая социализм с первых дней его существования, конечно, же его развалило. Неуч, троцкист, «ярый коммунист» Хрущёв, с одной стороны довёл социализм до абсурда, отняв у людей даже приусадебные участки, с другой стороны он открыл двери для широчайшей коррупции в партии и экономике. Так прикрываясь марксистско-ленинским учением, троцкисты вели дело через дискредитацию социализма в народе к реставрации капитализма.
Если представить себе ситуацию наоборот, когда передовые люди с коллективным сознанием действуют в капиталистической модели экономики, то эффект получится такой же разрушительный, как и при действиях шкурных собственников внутри советской экономики. Например, вместо того, чтобы в капиталистической стране по воле собственника промышленного холдинга послать крупный заказ какому-то потребителю, рабочие сами посылают заказ тому, кто, по их мнению, в нём нуждается больше, да ещё по той цене, которую он может оплатить, а не по рыночной. Тогда собственник холдинга разоряется. Как при таком подходе остальных предприятий, банков вся капиталистическая экономика не развалится, если не применять репрессии власти? А начиная с Хрущёва что-то подобное в отношении советской экономики делали оказавшиеся у власти троцкисты. Чтобы не делала тогда горстка энтузиастов в советской России, большая часть населения, попав под влияние обуржуазившейся верхушки, пыталось обогатиться даже ценой разрушения экономики и территориальной целостности страны, даже с риском для жизни.
Конфуций 2500 лет назад сказал: «Правитель подобно ветру, а народ — траве. Когда ветер дует, трава склоняется в том же направлении».
Заговор генералов нелегальной разведки ПГУ КГБ Питовранова, Иванова, Крючкова, Киселёва и других выходцев из маргинальных, зачуханных кулацких и мелкособственнических окраин, под руководством врага народа Андропова помогли разбить экономический и нравственный фундамент советского общества, помогли обуржуазившейся партийной верхушке разрушить страну. Эх, такую бы энергию и на благое дело! Но как могли эти люди с пещерным сознанием буржуазии удержаться от парижских шлюх, гор золота и драгоценностей? Сталин мог. Молотов мог. Калинин мог. А эти гниды не могли. Они предали свой советский трудовой народ за шлюх и золото. А уж когда множество энтузиастов коммунизма в России выбили в войну с помощью гитлеровских полчищ, а затем с помощью кгбшных убийц, дождались их духовного перерождения альтруистов или физической старости, то разрушали предатели страну социализма с размахом и выдумкой: троцкистов из тюрем выпускали, про ложь о высадке на Луну молчали, кукурузой Сибирь засевали, Чернобыль взорвали, войну с горами Афганистана за наркотики и драгоценные камни устроили, простой народ споили, а потом сухой закон в стране алкоголиков устроили для всеобщего озверения. И так далее. Это никакая экономическая система не выдержит и капиталистическая тоже. Вот, например, царская Российская империя подобного тоже не перенесла.
То есть видеть неудачу построения коммунизма в России в ошибочности идей социализма, это всё равно, что перекладывать вину с больной головы на здоровую. Социализм — разумное и справедливое распределение благ, свобода труда, добро, передовое общественное строение жизни, именно поэтому, кстати, культурные капиталисты всегда стремятся заниматься благотворительностью, являющей по сути элемент социалистического распределения благ. Капиталистических людоеды человеческих судеб притворяются добренькими по дешёвке.
В технически отсталой и коррумпированной империи царя Николая II из-за войны на стороне своих иностранных кредиторов остановились железные дороги, не стало топлива для военных заводов и обогрева городов зимой, прекратился сбор налога хлебом и подвоз хлеба для горожан и воюющей армии. Царя свергла его же армия и его же капиталисты, после чего они вообще начали экономический беспредел, приватизацию казённого имущества, террор. Но ситуация только усугубилась. Капиталистов снова свергла воюющая армия. За распределение топлива, еды и всего прочего в полностью разгромленной стране взялось правительство Ленина, назначенное депутатами солдат, рабочих и крестьян. Распределение всего в России, то есть социализм, вытек из экономических и политических реалий автоматически.
Дальше начались вариации, поскольку опыта социалистического государства человечество за 10 000 лет своего существования не получило. Общество много раз в истории жило по социалистическим законам, так народы Крайнего Севера, например, живут и по сей день, но вот государства не существовало, а времени экспериментировать почти не было, поскольку мировые капиталистические короли накачали Гитлера деньгами и технологиями, создав монстра фашистского ультракапитализма в Германии и приготовили его для нападения на Россию. Все строители социализма в России родились при царе при доминирующей эгоистической идеологии работы на себя, для себя и жизни за счёт несчастья других. Каким же образом малочисленные коммунисты, к моменту прихода к власти менее сотой части процента населения, собирались заставить подавляющую массу населения куска бывшей Российской империи превратиться в альтруистов, с идеологией работы на других, а не для себя, и жизни для других за счёт несчастья собственного? Это сделала сама жизнь.
Потом был террор против коммунистов буржуазных сил. На бешеный террор буржуазной и обуржуазненной части населения в отношении коммунистов, коммунисты ответили не менее бешеным террором и... победили.
Кто же им помог при изначальном соотношениями сил 1:10000 не в их пользу? Кто же ещё в царской России мог иметь в своём сознании ростки и базис для альтруизма «сам погибай, а товарища выручай»? Прежде всего это фронтовые рядовые военнослужащие, младшие офицеры, для которых вопрос общей судьбы в окопе и в атаке была почти религией. Именно кадровые фронтовые военные совершили, как главная военная сила, обе революции и решили исход Гражданской войны, интервенции в пользу коммунистов. Военные кадры — примерно 5 процентов населения.
Следующий слой — беднейшие крестьяне деревенской общины, живущие издревле коммунистическими принципами общего поля и коллективного труда. Социализм и распределение — это привычный им мир. Это ещё примерно 40 процентов от населения страны.
Рабочие эпохи революций далеко не все были приверженцами социализма, склоняясь более к буржуазной модели жизни, привыкнув к ней в развратных буржуазных городах, но коммунистов рабочие дали ещё примере 5 процентов от всего населения.
Сущие крохи числа коммунистов дали интеллигенты и священнослужители, на первый взгляд имеющие в душе божественную сущность альтруизма и природы живородящей как пример для подражания. Это и понятно. Интеллигенция относится к той социальной группе, которая, несмотря на эксплуатацию её интеллектуальных способностей буржуазией, при капитализме может неплохо устроиться.
То есть всего за коммунистов были к началу коллективизации и индустриализации на пороге Великой Отечественной войны примерно половина населения. Только глупец не мог не понимать уже тогда, что капиталистические короли мира вели на бой своего Гитлера не против социализма как такового, а за то, чтобы взять себе все богатства России и сделать его народы своими рабами. Сопротивление коллективизации и индустриализации было бешеным, как снова суровым был ответ коммунистов. Ресурсов коммунистам не хватало для полного паритета к началу войны. Накаченная американскими деньгами и технологиями фашистская Европа на первом этапе оказалось сильнее, дошла до Москвы, а потом до Сталинграда. Но всё равно Гитлер был побеждён, а Второй фронт и оккупация американцами западной территории Германии носил уже характер защиты капиталистических заводов от советских войск.
Однако из 50 процентов населения, искренне строивших до войны социализм, погибло большая часть самых преданных. Именно они шли на воздушные тараны, закрывали амбразуры телом, стояли насмерть в окопах, ехали в эвакуацию, умирали от голода в концлагерях. Погань, шкуры и предатели, представители обуржуазившейся части населения гораздо чаще возвращались домой, присваивая себе чужие ордена и заслуги. Когда баланс эгоистов и альтруистов после потерь войны качнулся в сторону шкурников, и руками врачей под руководством Берии был фактически убит вождь альтруистов Сталин, победили троцкисты и судьба социализма была решена. Ничто уже не могло остановить регресс, медленное разрастание власти многотысячелетнего человеческого скотства буржуазной эгоистической идеологии работы во имя себя и на себя, кредо жизни за счёт несчастья других. На одного реального коммуниста при Хрущёве приходилось двое коммунистов-перерожденцев, коммунистов-приспособленцев с обуржуазненным сознанием. При Брежневе пропорция была, наверное, уже сотня на одного. Сильно постарались оба для этого.
Как же так? Когда это началось? Сегодня это уже отчётливо видно. Партийная верхушка стремилась обуржуазиться ещё до Октябрьской революции 1917 года. Это давнишняя проблема мировой социал-демократии вообще и российской социал-демократии в частности. Именно поэтому, как только в России был свергнут царь, Ленин, ещё находясь в эмиграции, послал срочную телеграмму в Петроград с требованием ни в коем случае не признавать Временное правительство князя Львова ведущее империалистическую войну.
В Петрограде в этот момент коммунистические лидеры ЦК РСДРП Бухарин, Зиновьев, Каменев желали признать Временное правительство капиталистов, войти в коалицию с другими политическими силами, признавшими Временное правительство, и стать нормальный буржуазной парламентской партией как КПРФ в капиталистической России в конце XX начале XXI века. Бухарин, Зиновьев, Каменев хотели не бороться за счастье рабочего класса через освобождение его от ига капитализма, а использовать свою руководящую роль над рабочими как товар для продажи капиталистам, чтобы те за услуги нейтрализации рабочего класса оплачивали Бухарину, Зиновьеву, Каменеву и иже с ними возможность жить роскошно и всласть в духе буржуазного сверхпотребления. Бухарин, Зиновьев, Каменев не собирались идти на риск за народ, работать на народ, а хотели, чтобы за их болтовню народ их обслуживал, а они будут торговать его интересами. То есть лидеры коммунистов Бухарин, Зиновьев, Каменев уже изначально имели буржуазные личные цели. Только находящиеся в Петрограде Сталин и Молотов боролись против такой позиции, считая главным делом служение народу, а не использование народа для личных целей под маской марксизма.
Если бы не победила в 1917 году Ленинская, Сталинская позиция, не было бы Октябрьской революции, победы над националистами и интервентами с собиранием обратно в единую страну отпавших от империи после свержения царя Прибалтики, Белоруссии, Украины, Северного Кавказа, Закавказья, Средней Азии, не было бы индустриализации, передового сельского хозяйства, победы над Германией, Японией и их союзниками, создания ядерного щита России, Гагарина. Было бы строительство мега-дворцов, мега-яхт и вывод денег из России на Запад как это и было при Николае II и его предшественниках до Петра I включительно.
Во время подготовки к Октябрьскому вооружённому восстанию коммунисты Каменев и Зиновьев и иже с ними не хотели свергать правительство капиталистов с которым собирались сотрудничать и продавать им рабочие интересы оптом и в розницу. В качестве аванса они раскрыли капиталистам планы вооружённого восстания, опубликовав их в своей меньшевистской газете. Они не хотели бороться. Они хотели буржуазной сладкой жизни в качестве руководителей партии буржуазного типа как сейчас КПРФ. У капиталистов правительства Керенского просто не хватило тогда сил и времени разгромить большевистскую часть партии, ликвидировать Ленина и его сторонников. Если бы арест и убийство Ленина тогда состоялся, партию возглавили бы соглашатели и предатели Каменев, Зиновьев и иже с ними, чтобы войти в правительство Керенского, стать парламентской партией, оставив рабочих под властью капиталистов, крестьян под властью помещиков и кулаков, а солдат на фронтах империалистической войны. И снова: не было бы Октябрьской революции, победы над националистами и интервентами с собиранием обратно в единую страну отпавших от империи после свержения царя Прибалтики, Белоруссии, Украины, Северного Кавказа, Закавказья, Средней Азии, индустриализации, передового сельского хозяйства, не было бы победы над Германией, Японией и их союзниками, создания ядерного щита России и не было бы Гагарина. Было бы строительство мега-дворцов, мега-яхт и вывод денег на Запад.
После победы вооруженного восстания, когда формировалось первое советское правительство Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков и иже с ними снова попытались поставить свою буржуазность во главу угла. Они стали требовать от Ленина сформировать коалиционное правительство из всех партий, которые существовали на тот момент, в том числе буржуазных партий меньшевиков, кадетов, правых эсеров, которые даже не прекратили ещё военных действий против рабочих в Москве. Из коалиционного полубуржуазного правительства, естественно, выдавили бы большевика Ленина, находившегося в меньшинстве, и оно стало бы буржуазным правительством, ведущим империалистическую войну. Империалистическая война, выгодная только капиталистам, ставшая причиной падения царизма и Временного правительства, по их мнению, должна была продолжаться, по-прежнему обогащать капиталистов на крови простого народа. Для обуржуазившийся части ЦК война была пропуском в мир Западных капиталистов. Ленин переломил эту позицию путем ультиматума. Он заявил ЦК, что, если ЦК не поддержит мир, Ленин выйдет из ЦК и поднимет на борьбу с ЦК рабочих. Тогда ЦК струсил. Но если бы ЦК одержал верх, то немцы смяли бы революцию в Петрограде, оккупировали страну до Урала и к власти на их штыках, естественно, пришло бы буржуазное правительство, с которым Бухарин, Зиновьев, Каменев продолжили бы сотрудничество в духе буржуазной парламентской партии.
Потом было убийство лидера коммунистов Ленина, медленное умирание его после покушения на убийство со стороны буржуазной части революционного движения правых эсеров. Они хотели убийством коммунистического лидера сместить чашу в правительстве в сторону обуржуазненной фракции во главе с Троцким, Каменевым и Зиновьевым. Но на смену Ленину после ожесточённой борьбы пришёл Сталин. И снова, не победи тога Сталин, не было бы победы над националистами и интервентами с собиранием обратно в единую страну отпавших от империи после свержения царя Прибалтики, Белоруссии, Украины, Северного Кавказа, Закавказья, Средней Азии, индустриализации, передового сельского хозяйства, победы над Германией, Японией и их союзниками, создания ядерного щита России и Гагарина. Было бы строительство мега-дворцов, мега-яхт и вывод денег на Запад.
Следующая попытка повернуть партию и страну на капиталистических рельсы была сделана в 1937 году Зиновьевым, Каменевым, Бухариным, Тухачевским и прочими обуржуазившимися уже давно лидерами заговора под руководством Троцкого. Они хотели совершить переворот в партии, сместить правящую сталинскую группу, захватить в партии власти и реставрировать капитализм. Это было во всех подробностях показано на открытых судебных процессах. Испортилась, испоганилась элита не только после войны, что, в конце концов, привело к трансформации государства из социалистического в капиталистическое. Это были не ошибки правящей верхушки, хрущёвской, брежневской, горбачёвской которые «неправильно понимали марксизм». Часть руководства партии изначально была буржуазной, ловко маскируя это марксистско-ленинской идеологией, что и являет суть троцкизма.
В 1937 году ликвидирована явная попытка буржуазного переворота. Известны фамилии и должности тех, кто пытался произвести переворот. К XVIII съезду дожило всего 30 процентов членов ЦК ВКП(б), которые были избраны на XVII, предыдущем съезде. Это явно показывает, что переворот в партии и государстве попыталось произвести большинство. Большинство ЦК было обвинено в троцкистском заговоре, в причастности к буржуазному заговору. После этого страна благополучно подготовилась к Великой Отечественной войне и народ под руководством партии и Сталина одержал победу.
На полях Великой Отечественной войны погибло много честных коммунистов, много в партию затем пролезло людей из мелкобуржуазных слоёв. Они с помощью троцкистов-заговорщиков постепенно выживали честных коммунистов из системы управления, меняли законы, трансформировали экономику, культуру, ведя дело к реставрации капитализма. Они день за днём подрывали естественные народные скрепы социалистического строя, который со времён зарождения человечества являлся естественной формой отношений человека и общества.
Именно после страшной беды, устроенной мировым капитализмом на русской земле —Великой Отечественной войны, на ослабленную страну началось новое наступление изнутри заговорщиков-троцкистов, окрепших на народной беде и крови. Не сталинская диктатура начала брать верх в стране, а грандиознейший бардак. Даже съезд в нарушение Устава партии не созывался. Сталин и его сподвижники боялись созывать, понимали, что творится в стране, поскольку во время войны и при восстановлении народного хозяйства ситуацию с партией они упустили — время было чрезвычайно тяжёлое. Первоочередная задача — отразить фашистскую агрессию, разгромить Германию, её союзников, восстановить народное хозяйство. Уже надвигалась на страну Третья Мировая война. Американцы начали угрожать ядерным оружием.
Следовало срочно восстанавливать экономику, готовиться к новой войне, вооружаться ядерным оружием, проводить реформы в армии, принимать новое вооружение. Это всё были гигантские проблемы, гигантские экономические проблемы. Хозяйство разрушено, в 1946 году вдобавок неурожай, голод. Здесь требовалось просто людей спасать, а не отвлекаться на партийную работу. Это объективная ситуация, из которой выхода не было, и эта ситуация привела к тому, что оказалась упущена партийная работа.
В этот момент троцкистская банда почувствовала слабину Сталина и начала воровать в гигантских масштабах, сопоставимых с воровством и коррупцией капиталистической верхушки. Партийная верхушка, состоявшая из членов ЦК, почувствовала себя феодальными хозяевами на своих территориях: секретари республик, обкомов, крайкомов. Сталину пришлось снова начать борьбу с внутренним врагом. После вскрытия масштабного воровства в 1948 году первой под суд пошла верхушка ленинградской партийной организации. Они ответили перед народом за масштабное воровство, которое прикрывали даже некоторые секретари ЦК, таки как Кузнецов, и члены Политбюро, такие как Вознесенский. Размах преступной деятельности их оказался просто ужасен. Не только воровство стало виной подсудимых по «Ленинградскому делу», но ещё и настойчивые попытки протащить в идеологию враждебные социализму буржуазные установки.
На элементарном воровстве попались маршалы, Жуков, его генералы. Что делать с маршалом Жуковым, вообще не понятно. Сталин его пожалел, не стал судить. Не знал просто, что с этим маршалом, который стал, в конце концов, тварью, делать. Его маршальские лавры победителя совсем с ума свели, он почувствовал себя главным героем страны, стал думать, что ему всё можно. Его приближённые, вроде Гордова и Худякова, конечно, получили срока, а самого маршала отправили в Одесский округ, в почётную ссылку. Ну нельзя же судить главного маршала победы, как его представили в 1945 году. Вызвало бы большой международный резонанс, и проблемы большие возникли бы, вот поэтому Жуков так и остался на свободе обиженный и обозлённый на Сталина и социализм.
Несмотря на прямой запрет, прямые указания Секретариата и Политбюро ограничить приём в партию новых членов, троцкистами указание не выполнялись, игнорировались на местах, и партия неконтролируемо росла, смещая баланс в партии в сторону приспособленцев и обуржуазившейся публики. Троцкист Гришин из московской областной организации хвастался тем, что они увеличили число членов партии в два раза по сравнению с довоенным. Если учитывать, что во время войны часть членов партии погибла на фронтах или умерла просто по болезни, по старости выбыли из партии, они ухитрились к 1952 году увеличить число членов партии в два раза, то есть принимали в партию кого попало, просто всех желающих без всякого отбора. Это прямо указывает, что сама партия после войны претерпела изменения колоссальные. Её подготовили троцкистской частью ЦК к новому перевороту. Партию набили послушным большинством с мелкособственническими взглядами. Заговорщики в партию принимали тех, кто их поддерживал в первую очередь.
В партии срочно требовалось проводить чистку. Но как бороться с троцкистами в верхах? Сталин и его команда сами не могли объявить чистку в партии, потому что это мероприятие должно пройти через пленум Центрального комитета, где сталинские работяги-альтруисты оказались в меньшинстве перед лицом тех, кто хотел не работать в поте лица на благо народа, а жить роскошно и всласть в духе буржуазного сверхпотребления. Не идти на риск за народ, горбатиться на народ, а жить так, чтобы за болтовню народ их обслуживал, а они будут торговать его интересами с Западом. Через Центральный комитет после войны решение о чистке не могло уже пройти так, как в 1937 году. Центральный комитет из троцкистской банды первых секретарей республик, обкомов и крайкомов воспротивился бы очередной своей чистке. Поэтому сталинцы пытались это сделать снизу, приняв изменения в Устав партии. На XIX съезде сталинское руководство партии предложило съезду принять новый Устав с обязанностью членов партии проводить критику снизу и самокритику. Это вменялось в обязанность членов партии и открывало возможность рядовым членам партии через преграду субординации выводить на чистую воду начальников любого уровня без риска партийной расправы. Чтобы не отпугнуть, не спугнуть раньше времени троцкистское большинство ЦК, которое уже настроилось против Сталина, решили внести изменения в Устав, замаскировав их тем, что меняются название партии, название руководящего органа. Вместо Политбюро ввели Президиум. Вместо «Всесоюзной коммунистической партии большевиков» партия стала называться «Коммунистическая партия Советского Союза». И в первом случае и во втором разницы никакой. Смысл не изменён.
Когда XIX съезд закончился, началось избирание состава нового ЦК, руководящих органов Центрального комитета, Секретариата и Президиума ЦК. Как это происходило? Стенограмма этого важнейшего для судьбы страны пленума, когда верх взяли троцкисты, «потерялась» в архивах, её до сих пор никто не может найти. Даже протокол «потерялся». Не осталось ни одного документа от этого пленума, кроме итоговых документов о составе Президиума и Секретариата ЦК. Что там произошло никто не знает. Есть только воспоминания лжецов. Концы спрятаны в воду. Ясно одно: троцкистское большинство в ЦК поняло, что новый Устав партии грозит участью их идейных товарищей троцкистов в 1937 году. Троцкистское большинство ЦК поняло, что грядёт повторение 1937 года, только не вымышленного «Большого террора», когда, якобы, расстреляли 656 000 человек, а тех реальных репрессий, когда большинство членов ЦК, готовивших внутрипартийный переворот, верхушка власти, пошли под суд.
И вот началось. Вместо 5, в Президиум троцкисты против воли Стаилна избрали 25 новых людей. Все они обуржуазившиеся партийцы, троцкисты, активные антисталинисты. Президиум в составе 25 человек, фактически четверть ЦК. Это уже не рабочий орган. Он не мог работать. Политбюро в составе 5 человек вполне нормально справлялось со своими обязанностями, а на заседание Президиума тяжело собрать 25 человек со всей страны, потому что люди совмещали разные руководящие должности в республиках, областях и краях. То есть собрать заседание Президиума целая проблемой даже один раз. А оперативно работать — вообще никак. Секретариат ЦК тоже расширили до 10 человек, и половина Секретариата ЦК обуржуазившиеся партийцы, троцкисты, активные антисталинисты.
Сталин, Генералиссимус Победы, не смог назначить того, кого хотел в ЦК и Секретариат. Поняв это, он на пленуме хотел уйти на пенсию, но ему не дали. Его именем троцкисты решили прикрыть происходящей переворот. Ему только дали создать не предусмотренный Уставом партии консультативный орган — бюро Президиума ЦК. Это фактически старый состав Политбюро, где большинство сторонников Сталина. В этой ситуации сталинцы имели очень условный контроль над Президиумом, Секретариатом и ЦК только пока Сталин жив. Если Сталин вдруг умер бы, большинство в Секретариате получали Хрущев и его сторонники из числа обуржуазненных антисталинистов, троцкистов. В жизни Сталина пошёл обратный отсчёт. Ему осталось жить 6 месяцев.
То есть на пленуме, от которого не осталось никаких документов, заговорщики-троцкисты совершили внутрипартийный переворот в руководящем органе Центрального комитета, в Президиуме ЦК. Большинство мест заняли антисталинисты, троцкисты. Единственное, что удалось сделать Сталину, как импровизацию, выделить из Президиума бюро, рабочий орган Президиума в составе пяти человек, в котором все его сторонники. Но орган неуставной, консультационный. После того, как приняли новый Устав, масштабная критика и самокритика для чистки партии не развернулась. чистка не пошла. Секретариат ЦК и Президиум ЦК КПСС из числа обуржуазившихся партийцев-троцкистов заблокировали необходимую как воздух чистку.
Сталин понял, что его вот-вот убьют как Ленина, Кирова, Горького и других его соратников для того, чтобы обуржуазившиеся партийцы могли без опаски жить роскошно и всласть в духе буржуазного сверхпотребления, как мечтали Бухарин, Зиновьев, Каменев, Троцкий и иже с ними, не идти на риск за народ, не горбатиться на народ, а чтобы за их положение народ их обслуживал, а они будут торговать его интересами с Западом. Затем можно стать и частными собственниками, олигархами. Чтобы снять угрозу убийства, Сталин попытался через бюро Президиума поставить во главе Секретариата ЦК Маленкова. Маленков ближайший соратник Сталина, который всегда стоял на ленинских, сталинских позициях ещё во время борьбы с троцкистской оппозицией, входил в Государственный комитет обороны, сыграл выдающуюся роль в Великой Отечественной войне. Сталинское бюро Президиума приняло такое решение. Если бы Маленков возглавил Секретариат, то смысла убивать Сталина исчез. Это убийство ничего не давало бы. Но бюро не являлось руководящим органом партии. Это неуставной, консультативный орган Президиума. Решение бюро должен был утвердить сам Президиум, но там антисталинисты решение Сталина по Маленкову не утвердили. Обратный отсчёт уже стучал вовсю. С какой стороны придёт смерть, Сталин догадывался.
У человека с такой биографией как у Сталина не могло не быть проблем с сердцем. Первую кардиограмму Сталину делали ещё в конце 1920-х годов, как только в медицине появился этот способ обследования. Уже тогда у Сталина проблемы с сердцем, как и у его товарищей. Куйбышев — инфаркт, Щербаков — инфаркт, Жданов — инфаркт. В борьбе за счастье трудового народа эти люди жили в режиме постоянного стресса, без инфаркта из этого режима никто ещё не выходил. Сталин не мог не обращаться за медицинской помощью, потому что он умер бы, он бы сам себя убил. Обращаться за медицинской помощью к врачам тоже означало самоубийство, они бы его убили. Сталин попытался убрать от себя убийц в белых халатах, инициировать «дело врачей», потому что понимал, что его станут убивать руками врачей.
И вот 2 марта у Сталина вечером оказались главные лидеры троцкистов, обуржуазившихся партийцев, прикрытых марксистско-ленинской фразой, Хрущёв и Берия. Ситуация между Сталиным и ими в партии накалена настолько, что однозначно имел место какой-то крупный скандал, который привёл к инфаркту у Сталина. Скорее всего озвучивались взаимные угрозы разоблачений разного рода перед всем народом с взаимоисключающими требованиями пойти на уступки. У Сталина оставался к тому моменту только авторитет, а у троцкистов власть над партией и силовыми структурами. Хрущёв курировал МГБ. Могла иметь место попытка использовать яд. Хрущёв имел доступ к ядам из лаборатории МГБ. Вряд ли Сталин в такой ситуации хоть глоток воды при них выпил. Всё вроде бы указывает на инфаркт, при котором от болевого шока в сердце старик потерял сознание. Затем Берия сделал всё, чтобы максимально отсрочить оказание инфарктнику реанимационной помощи, чтобы максимально нанести вред больному. Только спустя преступно долгое время на инфаркт вызвали кардиолога Лукомского. Он заявил, что у Сталина не инфаркт, а инсульт. Потерю сознания изобразили инсультом и начали лечить его от инсульта, ожидая, когда он от этого лечения умрёт. Так убили. Сталин умер. Вполне возможно, что Хрущёв или Берия, или кто-то из охраны МГБ Игнатьева, который подчинялся Хрущёву, стреляли в Сталина в тот вечер, а вся остальная болезнь — инсценировка. Характерно, что при смене охраны на следующий день состояние Сталина не отмечено, хотя он дольше обычного не подавал признаков жизни.
Совместное заседание троцкистского ЦК, Совмина и Президиума Верховного совета СССР при решении вопроса о новом лидере страны выбрало троцкиста Хрущёва, на тот момент главного «силовика», главой Секретариата ЦК КПСС, то есть поручило ему курировать кадры, работу ЦК и контролировать всю партию, как раньше это делал Сталин. Маленкова поставили на техническую должность руководителя правительства. При партийной системе это зависимая должность. Сталинцы окончательно проиграли власть. Троцкистский переворот, ранее несколько раз предотвращённый, не этот раз победил. Дата этого троцкистского переворота 5 марта 1953 год. Теперь пошёл обратный отсчёт жизни СССР. И в тот момент, и до конца СССР шайка, прорвавшись к власти, в соответствии со своими троцкистскими традициями, прикрывалась марксизмом-ленинизмом.
С руководящих постов стали вытеснять сталинцев, началась реабилитация троцкистов. Их объявили пострадавшими. Все те, кто боролся против сталинцев стали героями. Ближайший друг Хрущёва, с которым они дружили 20 лет и который входил в группировку троцкистов, Берия, начал реабилитировать «жертв сталинских репрессий». Военные, осуждённые за воровство и шпионаж, начали выходить на свободу. Стали реабилитировать всех, кого троцкисты считали своими, восстанавливали «честное имя» тех, кого осудили за участие в антисоветских троцкистских заговорах. Если посмотреть кого реабилитировали, видно, что реабилитировали тех, кто планировал реставрацию капитализма в СССР. А кто их мог реабилитировать? Только та власть, которая производила реставрацию капитализма в СССР — «хрущёвцы».
«Дело врачей» начали быстро закрывать, поскольку оно вело прямиком к убийцам Сталина. Берия организовал публикацию в газете «Правда» ложного сообщения о прекращении этого дела. В публикации заявлялось, что дело сфальсифицировано, велось незаконно. Берия объявил на весь мир, что правоохранительные органы СССР занимаются фальсификацией дел, издевательствами над подследственными, то есть напрямую дискредитировал страну. Но кроме Рюмина, замминистра МГБ, за это никто не поплатился. Все следователи, которые «выбивали» показания подследственных по делу врачей, никакого наказания не понесли. Ещё бы, ведь МГБ по приказу Хрущёва убивало Сталина, заметало следы убийц. Затем закрыли самые большие стройки ГУЛАГа, то есть заключённых оставили без работы и зарплаты.
Надо сказать, что заключение, где запрещено работать, где только сидят в тюремной камере без всякой работы и заработка, выходят на свободу без копейки денег, это ад адов. Система ГУЛАГа служила не просто тому, чтоб покарать, а чтобы перевоспитать человека, не дать человеку во время пребывания в заключении вывалиться вообще из жизни. Если при Сталине в заключение попадал врач — он в заключении врачом работал, если попадал инженер — он в заключении инженером работал. Даже математик Солженицын в заключении не тачку катал, он счетоводом работал, учётчиком.
В сентябре 1953 года прошёл очередной пленум ЦК, и Хрущёва на этом пленуме избирали Первым секретарём ЦК. Всё было подстроено. Затем Берия подготовил записку об «искривлении ленинско-сталинской национальной политики». Прикрываясь именем Сталина. Гадины начали всё, что построено при Сталине, крушить. Они понимал, что прежде, чем реставрировать капитализм, следует дискредитировать и разрушить социлизм. Запиской о национальной политике Берия начал запугивать членов ЦК, секретарей наиболее влиятельных партийных организаций — украинской, литовской, белорусской. Берия, входя в хрущёвскую группу, захватившую власть, считал, что он более компетентный, авторитетный и гениальный, чем Хрущёв, и желал сам возглавить партию и страну. Внутри троцкистской группировки возникло противостояние. Берия пытался перехватить власть у Хрущёва.
Если бы Берия пришёл к власти, учитывая его радикальность, страну ждала бы капиталистическая «Перестройка» намного раньше, и стала бы она ещё более кровавой. Берия причастен к убийству Сталина. Вполне возможно, троцкисты из ЦК уполномочили Берию организовать и осуществить это убийство руками врачей, что Берия и сделал. Это знали сталинцы Молотов, Маленков, Каганович, Ворошилов. Они ему этого не простили. Как только Берия настроил против себя большинство троцкистского ЦК, пытался их запугать, начал проводить оперативные мероприятия с прослушиванием разговоров и телефонных переговоров, сталинцы этим воспользовались. Маленков при молчаливом одобрении ЦК объявил Берии, что он задержан. Маленков — глава правительства, начальник органа дознания, если по УПК, именно у него имелись полномочия задержать кого-то и начать проводить дознание, доследственные мероприятия.
Когда настал XX съезд, враги народа уже открыто объявили, что все троцкисты, которые когда-то готовили внутрипартийные государственные перевороты, являются «честными коммунистами». Сталин узурпатор и враг народа. Троцкисты оказались на свободе, расстрелянные стали героями, а не врагами народа, их именами начали улицы, проспекты, площади, памятники ставить, а сталинское окружение начали выдавливать из власти и обвешивать ярлыками. Закончился этот процесс на XXII съезде КПСС, где Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков были названы врагами народа. Их назвали преступниками вместе со Сталиным. Сталина вынесли из Мавзолея. Негодяи сожгли его тело и залили останки бетоном, чтобы никто не смог найти следы убийства.
Во времена Хрущёва и Брежнева СССР перестал быть социалистическим советским государством. Его социалистичность шла по инерции и по нисходящей траектории к «Перестройке» — реставрации капитализма и власти частной собственности. Нельзя же считать социалистическим советским государством СССР, в котором отмене власть Светов, а масса улиц названа именем Тухачевского, который являлся одним из главарей троцкистского военно-фашистского заговора. Если и возвращаться России в социализм, то только в социализм до 5 марта 1953 года, в социализм Советов, где лидеры слуги народа, а не в социализм Хрущёва, Брежнева и так далее до Горбачёва с Ельциным, где верхушку интересовала только роскошная и сладкая жизнь в духе буржуазного сверхпотребления, где верхушка не собиралась идти на риск за народ, горбатиться на народ, а хотела, чтобы за их положение и благоволение народ их обслуживал, а они будут торговать его интересами на Западе и Востоке.
И вот, когда предатели-троцкисты разрушили экономику, альтруистов во власти не осталось, произошёл более крутой переворот к капитализму в 1985 году под иезуитским названием «Перестройка». Начался спор будущих частных собственников за делёж народного добра. В 1991 году страну остатков советского социализма предатели-заговорщики без труда окончательно разрушили изнутри под внешним контролем, а её богатства расхитили. К этому моменту все сколь-нибудь многочисленные группы населения, не поражённые мелкособственнической и капиталистической идеологией личного обогащения за счёт других, оказались затерроризированы, сбиты с толку безнаказанно действующими в стране троцкистами и иностранными агентами. Социализм и его герои своё дело сделали — спасли страну и её народ, но за это их капиталисты и троцкисты прокляли. Негодяев и предателей восславили...
...Не у всех есть и случится правильное понимание произошедшего в XX веке в России, чтобы сказать: «Спасибо вам, наши прадеды и прапрадеды, спасибо Вам лично, Иосиф Виссарионович Сталин, за наше спасение!».
Пройдёт время и их имена снова сделаются святыми знамёнами борьбы за свободу, когда Родине станет угрожать полное уничтожение... Самые долговечные памятники не из бронзы или мрамора, они в сердцах людей... Свет Вашего учения, товарищ Сталин, никогда не угаснет...
Свидетельство о публикации №117111003090
Евлалия Людмила Бодня 06.09.2020 12:24 Заявить о нарушении
Демидов Андрей Геннадиевич 06.09.2020 13:00 Заявить о нарушении
Демидов Андрей Геннадиевич 09.09.2020 05:39 Заявить о нарушении